Текст книги "Меч и проводник.Дилогия. (СИ)"

Автор книги: Макарка, Гыррр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 86 страниц)

   Всё же я пошёл к Роксане. Пусть даже она будет смеяться – бабка как-то забыла сказать ей, что смех над охмуряемым объектом резко понижает шансы добиться желаемого – зато у меня будет повод при случае сообщить ей об этом.

   – Главное, надень на него уздечку, – просветила меня Роксана, прочитав краткую лекцию по устройству седла, уздечки и стремян.

   В конюшне мерзко воняло. А чему я удивляюсь? В гараже тоже специфический запах. Трензель жеребец брать не желал. Он сжимал зубы и выплёвывал железяку мне в ладонь. Я прыгал вокруг него, пытаясь заставить открыть рот. Роксана сказала что-то про беззубый край. Найти его в этой кошмарной пасти я не смог. Если честно – просто побоялся, что зверь откусит мне пальцы . Мерзавец надо мной явно издевался. Он задирал голову и глумливо ржал. Он чесался задней ногой, стараясь при этом побольнее задеть меня. Он пытался притиснуть меня к стенке денника. Он лупил меня хвостом, стоило мне только зазеваться и попасть в зону его досягаемости. Отчаявшись, я уцепился ему за храп двумя руками, пытаясь нагнуть голову к уздечке. Эта тварь умудрилась оторвать меня от земли. Я немного повисел у него на морде и разжал руки. Жеребец тут же наклонил башку. Но зубы сцепил намертво. Я стукнул его по шее – он в ответ прицельно наступил мне на ногу.

   Подошедший конюх резонно посоветовал мне поговорить с лошадью на понятном ей языке. Но рядом была Роксана, а мы вчера с Михом и так при ней отличились по полной. Возможно, наедине с Лексусом я бы и высказал ему всё, что думаю про его сволочное поведение. Но при даме не мог.

   – Ты неправильно себя ведёшь, – пояснила Роксана. – Ты считаешь, что он может тебе не подчиниться. А надо наоборот. Смотри.

   К моему удивлению подлый зверь безо всякой специфической лексики покорно наклонил голову и дал Роксане надеть на себя уздечку. Она сняла её и протянула мне. Всё повторилось сначала. Как здесь измеряют время я не знаю. Вряд ли часами. Надо будет спросить сколько я мучился с этим гадом по местным понятиям. Во всяком случае, когда скотина соизволила взять грызла в рот, рубашка на мне была насквозь мокрой. Снять уздечку и повторить всё заново я отказался категорически. Ещё минут двадцать я попытался уловить, куда надо класть седло и потник, чтобы не стереть жеребцу спину. С трудом подавил искушение сделать это нарочно. Зато я не зря ходил в тренажёрный зал: подпругу затянул с первого раза и очень лихо. Это мне так показалось. Потому как Роксана оттеснила меня от седла, хлопнула жеребца по животу и тут же подтянула ремень ещё на три прокола.

   – А... – растерялся я. – Я же изо всех сил тянул...

   – А он пузо надул, – сообщила красотка, – охота ему под седлом ходить...

   За ворота деревни гнусная тварь дала себя вывести подозрительно спокойно. Не иначе как замышляла втихаря какую-то пакость. Естественно, что при попытке вставить ногу в стремя гадёныш спокойно пошел вперёд. Нога сорвалась. Роксана придержала коня, позволяя мне сесть в седло. И что, она так и будет его каждый раз томозить?

   Я не люблю высоту. С седла же зелёная травка оказалась неимоверно далеко. Роксана повела Лексуса шагом – терпимо, даже интересно.

   – Ну вот, – деловито сообщила она, – а теперь давай вдоль ограды рысью, только держись поближе к лесу, чтобы он тебя в забор не впечатал. И если упадёшь – повод не бросай! А то ловить его потом!

  Приятная перспектива – или в забор, или на землю..

   – И лучше для начала стремена брось, это полезнее, да и не поволочёт он тебя, если вдруг зацепишься при падении...

   Еще лучше. Но вынуть ноги из стремян – выше моих сил, хоть какая иллюзия опоры! С пятого пинка пяткой жеребец сообразил, чего я от него хочу. Больше всего я боялся, что он сорвётся в галоп. Но мне хватило и рыси. Подбрасывало меня на ней вверх чуть не на метр, поймать ритм я никак не мог, к тому же гад начал раскачиваться из стороны в сторону. Не доехав да поворота, я благополучно сполз с седла вбок и плюхнулся на траву. Как умудриться при этом не забыть про повод, я не понял.

   – Да уж, – хмыкнула Роксана, – это тебе не паршивый жеребёнок, которого только искупай, и он всю дорогу иноходью бежать будет, чтобы хозяина, бедняжку, не растрясти.

   Оказалось, падать с лошади совсем не больно. Это обнадёживало. Да и жеребец никуда не убежал – стоял и ждал, пока я подведу его к Роксане, она подержит, а я начну всё по новой.

   Круг мне всё же удалось проехать. С третьей попытки. А на втором Лексус просто поддал задом и вышиб меня из седла. Зачем он это сделал, я не понял. Наверно, он так развлекался. Глядя, как снежно-белый силуэт лошади скрывается за поворотом, я вдруг отчётливо осознал, что Мих нарочно выбрал мне эту скотину. Он ждёт, что я отчаюсь, дошло до меня. Что этот пакостный жеребец доведёт меня за время похода до такого состояния, что мне ничего не останется как ползти к мечу на поклон. И я, дурак, уже играю по его правилам.

   Пятница, после обеда

   Я нашёл Миха у телеги, задумчиво прихлёбывающего из деревянной плошки какое-то серое варево.

   – Мих, – как можно твёрже объявил я, – я не сяду на этого коня. Я хочу выбрать себе лошадь сам, по своему вкусу и характеру. Мне на ней скакать до конца похода. И нечего за меня всё решать.

   – А ты разбираешься в лошадях? – искренне удивился меч.– Не думал.

   – Не разбираюсь. Но я хочу сесть хотя бы на ту лошадь, которая будет мне симпатична.

   – Чего-о? – похабно заржал негодяй. – А я-то всё думал, что ты на Роксану никак не реагируешь? А оно вона как! Ну-ну, не буду мешать тебе искать большую и чистую любовь. Хоть с ослицей!

   Интересно, если я врежу ему и разобью в кровь костяшки пальцев, будет ли это означать, что я вступил в бой и оставил на мече свою кровь? Я повернулся и пошёл к выходу.

   Но падения с лошади изрядно прочистили мне мозги. Или просто освежили последствия старого сотрясения мозга.

   – Да, и ещё, – как можно небрежнее бросил я, разворачиваясь у дверей, – а кто будет распоряжаться кассой?

   – Что-о? – Мих вылупился на меня в полном обалдении. – А ты что, претендуешь на управление нашими совместными финансами?

   – Да. Это моя прямая специальность. Ты получил сегодня сорок восемь монет, и все держишь у себя. Предлагаю двадцать четыре отправить в совместную кассу, и из оставшихся двадцати четырёх две трети тебе, треть мне, и по одной монете из нашей личной суммы выделить Роксане. Не бросать же её без карманных денег.

   Что Роксана с Михом в отличие от меня способны здесь заработать, я умолчал. А вот Мих и не подумал.

   – Ты лучше о своих карманных деньгах побеспокойся! А касса будет у тебя? И зачем? Ты цен местных не знаешь.

   – И не надо. Цены вы мне разъясните, а с кассой я никуда не сбегу. Мне некуда.

   – В отличие от нас? – ухмыльнулся потенциальный телепат. – А и ладно, согласен. Я на выборах старосты сыграть намерен. Так чтоб всю кассу на кон не ставить, тебе половину отдам. Да и пожмотится деревня на четыре дюжины монет выигрыш выплачивать. А на твою долю сыграть?

   – Нет, – гора упала у меня с плеч. – А кто будет новым старостой?

   – А сам прикинь. Ты его видел. Нет, не мучайся, – снова опередил меня Мих, – это мужчина, жена Драгоцвета отпадает.

   Пятница, ранний вечер

   В поле, где пасли лошадей, я идти не рискнул. Не хотел натолкнуться на позавчерашних монстров. Грив изъявил желание меня проводить, но я отказался. Кто его знает, вдруг его по дороге заклинит и он... мне не хотелось додумывать эту мысль до конца. Я сказал ему, что нужная мне лошадка может найтись и в деревне.

   – Так ведь всё правильно тебе Мих подобрал, – удивился Грив, – Снежок у нас лучший жеребец. Хотели даже в город на продажу везти. Есть, правда, ещё вороной, он не хуже, но внешне – чистый ястреб. И так же быстр и опасен. Или вот рыжий, он помощнее, но менее резвый, что твой медведь. Так в поле они. Может, послать за ними? Или ты веришь в сказки про захудалого жеребёнка, которого надо выкупать в семи водах?

   – Вы не поняли, – терпеливо объяснил ему я, – я вообще никогда не ездил на лошади. И мне нужна спокойная невысокая лошадка, которая не выкинула бы меня из седла. Только не очень старая. И я не хочу бояться эту лошадь. А вашего Снежка я, честно говоря, просто боюсь.

   Как ни странно,спокойное признание собственных слабостей обычно повышает, а не понижает уважение собеседника к тебе. Или в моём случае понижать уже некуда?

   – И то верно, – подтвердил Грив мои подозрения относительно Миха, – Снежок-то у нас с норовом, даром что красавец! Не каждый с ним справиться может. Тогда вон Зорьку возьми или Рыжуху. Сейчас покажу. Только Зорька у нас на ослицу смахивает малость. Но спокойна-а-я, хоть и трёхлетка, не разгонишь, да и не тряская совсем.

   Я выбрал Зорьку. Была она невысока, телом коротковата, а ушами длинновата, и, действительно, чем-то напоминала ослицу. Шея мощная и короткая, никакого лебединого изгиба. Рыжие волоски по всему телу равномерно перемешивались с белыми, отчего кобылка казалась розовой. «Чалая», – пояснил Грив. – «Помесь с тяжеловозом, вишь, хвост волнистый». Кобыла лениво жевала сено и взяла грызла в рот безо всяких выкрутасов. Вот и замечательно, пусть её не разгонишь, зато с уздечкой мучиться не буду и не понесёт неизвестно куда. На рыси она всё-таки подбрасывала, но совсем не так высоко. К тому же спина у неё была заметно шире, чем у Снежка, что создавало дополнительную иллюзию устойчивости. Я проскакал три круга вокруг забора и не свалился. Оказывается, от лошади тоже кое-что зависит, как и от машины. Кобыла с мягкой рысью – всё равно что тачка с газовыми амортизаторами. Я назвал кобылку Акурой.

   Просто так возвращать Снежка-Лексуса я не стал. За обмен лошадей я получил полдюжины с четвертью золотых доплаты (это было на одну монету меньше, чем полагалось), чем и пополнил количество своих карманных денег. Правда, на изучение цен я потратил около трёх часов общения с жителями Верхних Волчков и приехавших на выборы высельчан. Но они вели себя вполне мирно. Не рычали и не кусались.

   Пятница, ночь

   Выборы проходили на лугу около той самой реки, где мы вчера купались вместе с бывшим старостой. Горели костры, пахло шашлыками и вином, в воде плескались русалки – им хотелось хлеба и зрелищ. Причём хлеба в прямом смысле – свежевыпеченный каравай они меняли на две-три крупных стерляди. Их тут же варили или жарили над кострами. Я уже начал потихоньку привыкать заглатывать кашу с требухой почти не жуя, а теперь дорвался до рыбы. Осталось наесться в запас. Роксана смотрела на меня с удивлением – сама она явно предпочитала вымя или почки.

   Из окрестных сёл приехало около пятидесяти человек, причём только жителей Выселков около десятка, включая Грушу и Ясноцвета – мальчонку, у которого я одалживал ножик. Взрослые звали его Ясеньком, и правильно, если всех звать Цветиками, не разберёшься к кому обращаешься.

   Я думал, Мих постарается держаться от Груши подальше, но он рыцарски помог ей слезть с лошади, и они тут же куда-то слиняли в обнимку. Роксана проводила их завистливым взглядом и попыталась передвинуться поближе ко мне. Услада примостилась в первом ряду – уезжать домой она что-то не спешила. Может, голова ещё кружится?

   Выборы старосты напоминали спортивные состязания. Я не был на собачьих боях, но думаю, что они выглядят именно так. Для начала десятка четыре кобелей должны были переплыть реку в оба конца. Вернее, три с половиной дюжины претендентов должны были совершить массовый заплыв.

   – А почему в темноте? – спросил я Ясенька, рядом с которым примостился. Ребёнок всё-таки. С ним безопаснее. Может быть. К тому же он оказался между мной и Роксаной, мешая той положить голову мне на плечо.

   – Так днём русалки спят всегда, – солидно ответил парнишка. – А смысл в чём? Кто им не нравится ни в жисть в первой дюжине не переплывёт. Нам торговать с ними – поэтому они тоже старосту выбирают. Ну и драк меньше будет, а то нынешний староста пятерых покалечил, когда за место сражался. И другие тоже – вся деревня, говорят, с луны до луны раны зализывала.

   – А у вас также выборы проходят? – осторожно спросил я.

   – Не-а, – грустно ответил мальчонка. – Наши так не умеют, потому и живём на окраине. Вон у тятьки два брата здесь живут, а сам тятька и с дядькой в Выселках, их в Выселки отправили, к бабке. А как борода расти начала, так у тятьки дар и прорезался, но он на мамке тогда уж женился, а она сюда переезжать не захотела. Тятька говорит, может, и у меня вместе с бородой дар проявится. Так я решил, что погожу пока жениться, а то вдруг моя жена тоже переезжать не захочет? Но у дядьки моего так ничего и не получается. А может, в нашем роду никто в Волчки и не вернётся... Жалко, тут интереснее в десять раз! И охотиться легче!

   – Угу, – глубокомысленно поддакнул я, боясь прервать Ясеня, – а вы на выборы как не побоялись приехать? На нас напали по дороге.

   – А как староста бесноваться перестал, нечисть попряталась. Это хорошо, что вы его замочили. Он мужик серьёзный, всю нечисть еще не один год удержит. Всё новому помощь. Не знаю, кто б ещё с ними так хорошо справился. Как из Волчков гонец прискакал, про старосту сообщить, так баба Груша и говорит тятьке моему, скачи, говорит, у нас есть кому Драгоцветика замочить! Без него, говорит, туго нам всем придётся! Ну тятька и поскакал, так эти гады лошадь под ним сожрали, представляешь? Хорошо, батя мой скакал, а то кто другой и не ушёл бы.

   – А почему у претендентов породы разные? – я очень боялся ляпнуть что-нибудь не то.

   – Чего? – не понял Ясень, – какие породы?

   – Как тебе объяснить, – я замялся, – вон староста бывший здоровый такой, лохматый, а претенденты все разные – кто чёрный, кто рыжий, а кто и ростом маловат немного и не лохматый вовсе.

   – А! – сообразил парнишка, – так осёдлые мы... они. У осёдлых завсегда так, кто-то из предков такой был, значит. А то, бывает, из города приёмышей привезут. Кто на базар съездит, ну и найдёт там ребятёнка. Ему в городе никак не ужиться, а у нас самое оно. А то и сами родители привезут – заберите, не нужен нам такой. А дикие, они все на одно лицо. Только они глупее. Кусаются, землю пахать не умеют, дома не строят... Совсем глупые. И нападают иногда, отбиваться приходится. Потому и дружим с русалками, что через реку им переплывать не дают.

   Я предложил парнишке рыбу, но он взял у ближайшего костра какое-то обугленное вымя.

   Под крики и улюлюканье кобели барахтались в воде. Русалки хохотали и тащили их на дно. Некоторые пытались навалиться сверху и немножко поплавать на псине, держа её за шею. Всё это происходило у берега. Примерно половине претендентов вообще не удалось добраться до середины реки.

   – Давай, давай! – скандировала толпа, собравшаяся у берега. – Вперёд! Так его, топи, тяни! За хвост, за хвост хватай, да не выпускай, крепче держи! Белобрюшка, крепче держись, сбросит! Глядите, глядите, Длиннохвостка Синька на глубину поволокла! Синёк, не оплошай! Уделай её как положено!

   Женщины, которых заплыв интересовал меньше, танцевали около костров, вовсю виляя задами. Назвать эти телодвижения покачиванием бёдрами было никак нельзя. Собравшиеся мужчины реагировали бурно, и некоторые парочки весьма недвусмысленно направлялись в кусты. Впрочем, до языческой оргии выборы не дотягивали. Толпа медленно разогревалась, бочки с пивом и самогоном стремительно пустели, соседские мужики начали недвусмысленно подмигивать Усладе и Роксане. Обеим девицам такое внимание явно нравилось. Я нервно оглядывался в поисках Миха. Ни его, ни Груши не нашёл. И что я буду без него делать, если мне придётся защищать их честь?

   Пока я лихорадочно озирался, толпа взорвалась одобрительными криками – приплыли неотловленные русалками претенденты. Их было пять. Две невысоких и нелохматых дворняги трудноуловимого в свете костров цвета, шикарная овчарка, нечто совершенно лохматое, напоминающее помесь колли с ньюфаундлендом и вполне натуральный волк.

   – Дар! Дар! – скандировала толпа. Соседи отвлеклись от прелестей Услады с Роксаной и обратили внимание на очерченный кострами круг.

   – Пусть дар продемонстрируют! – радостно завопил Ясенёк, вскакивая с места.

   Началась демонстрация. Роксана с Усладой вскочили на ноги, размахивая руками. Толпа орала. Ясень прыгал и визжал.

   Я вцепился рукой в крестик на груди. "Господи, помилуй!" – всё, что пришло мне в голову. Как танец живота оказался восхитителен вблизи и скучен в кино, так и частичная трансформация, сколько б её не рисовали на видео, не сравнится с реальностью. У них появлялись собачьи головы на человеческих плечах. Руки принимали форму не просто лап, а кошмарных орудий убийства с загнутыми когтями. Хвосты втягивались и исчезали. Тело покрывалось шерстью и тут же её сбрасывало. Пять постоянно меняющих форму нечеловеческих фигур извивалось на поляне. Они выли, говорили, плевались, лаяли и рычали. Я примёрз к бревну, на котором сидел и боялся зажмуриться. Скосил глаза на беснующуюся толпу: бороды, носы, лица – клыков пока не видать. Пока. Миха, паразита, по-прежнему не наблюдалось. Кошмар не кончался. Чего они ждут?

   Они ждали, пока останутся двое. Один из пятерых не выдержал,завизжал, поджал хвост и выскочил с поляны. Следом второй брякнулся в обморок приняв человеческий вид. Его тут же унесли. Третий покрутил головой и сам вышел из круга, принимая из чьих-то рук штаны и рубаху.

   – Поединок! – завизжала толпа. – Поединок!

   – Ура! Поединок! – заверещал Ясень. – Двое осталось!

   Как ни странно, дольше всех продержались дворняга и лохматик. Это стало ясно, когда они встали в боевую стойку.

   Кобели кружили друг вокруг друга, изредка сцепляясь. Похоже, они точно знали расстановку сил и не хотели рисковать. Рычали, рыли земмлю, но драться не собирались. Круг, третий, десятый...

   – Халтура! – заорал кто-то. – Халтурщики! Деритесь, собаки! Позор!

   Псы лениво тяпнули друг друга и снова разбежались. Дебошира заткнули кулаком по затылку.

   – Имеют право, – солидно подтвердил Ясенёк. – Хоть трое суток так кружиться могут. И никто вякнуть против не смеет. Это не местный орал. Можно пока отвлечься и поесть принести. Тебе опять рыбу?

   Он успел принести рыбы мне и какую-то копчёность себе. Мы дружно их съели и запили пивом. Я не знал, можно ли пиво мальцу, но ничего безалкогольного здесь не было. Мы ещё поели и ещё выпили. Кобели всё кружились. Либо они над нами издевались, либо очень тряслись за должность старосты.

   – Друзья они, – разъяснил сосед сзади кому-то из приезжих. – Да и силы совсем равные. Ну ничего, у нас на такие уловки свой способ есть, если драться не начнут, опробуем! Цветан сюрприз специально из Щукинок по воде привёз, чтоб раньше времени не учуяли!

   Мы с Ясеньком ещё вдарили по закуске. Ещё по пиву. Я начал бояться, что паренька развезёт, и его героический отец предъявит мне претензии. Роксана с Усладой переместились ближе к поляне. И как я побегу к ним на помощь?

   Тут по толпе прокатился дружный вой. Откуда-то из реки выбралась замухрышистая собачонка и продефилировала мимо никак не желающих драться кобелей. Явственно виляя хвостом и строя глазки. Постояла, повиляла, да и пошла себе обратно в речку. Лохматый взвыл и кинулся за ней. Дворняга села посередине круга, почесалась задней лапой и торжественно гавкнула.

   Мнения толпы разделились. Все женщины и большая часть мужиков дружно завопили: "Да-а! Ура новому вожаку! Ура Лису!" Другая часть спешно рванула вслед за виляющей хвостом шавкой, на ходу выпрыгивая из одежды и покрываясь шерстью. По боку меня хлестнул чей-то хвост.

   – Да! – возбуждённо зашептал Ясенёк. – Нечего тому в старостах делать, кто себя в руках держать не может! Этим-то кобелям, – он показал на лезущих в воду псов, – ни в жисть вожаками не стать! Ура Лису!

   Глава восьмая. Хвост и рога

Из которой понятно, что любовь непредсказуема, а вслед за ней могут появиться и рога...

Виктор

   Суббота, день

   На своей розовой Акуре я смотрелся много ниже и Миха, и Роксаны, и выделенного нам белокурого охранника двух с половиной метров ростом с мечом и топором на поясе. Звали парня Златоцвет, и был бы он хорош старинной богатырской красотой, если бы не четыре косы с синими лентами на голове, и столько же в бороде. Впрочем, ленты гармонировали с его васильковыми глазами. Кобыла ему досталась рыжая с белой гривой, кажется, игреневая. И уж конечно сидел я заметно ниже Услады, которая увязалась за нами – ей хочется прокатиться в город, пояснила она, потупив зелёные глаза.

   "В город ей хочется, как же, – откомментировала Роксана. – Домой возвращаться стыдно без денег! А сама ночью на лошадь заработала, потаскушка!"

   Услада и правда справила себе кобылку серого цвета с длинной шеей и маленькой головой, такую же высокую и худощавую, как она сама.

   Охранник дожен был отгонять распоясавшуюся нечисть, если она вдруг полезет.

   "Не полезет", – утешил нас бывший возница, а теперь деревенский глава. – "Драгоцвет уже в лес вышел. Стыдно ему дома пока сидеть." Также в обязанности очередного Цветика входило защищать нас от разбойников, волков и медведей. По мне, так Мих и сам бы прекрасно с этим справился, но у него, видать, были свои виды на детину. Или я сильно преувеличивал возможности меча.

   Лето было в самом разгаре, деревья шелестели листвой, только вошедшей в полную силу, на обочине дороги колосилась трава, пахло цветами и свежестью. При желании спокойно можно представить себя на верховой экскурсии в дорогом загородном пансионате. Мих пусть будет тренером, а остальные – отдыхающими. Тут же накатила тоска, и яркие краски померкли, словно на природу набежала тучка. Я немедленно собрался. Вон тот гриб – наверняка леший, сосна искривилась как-то очень подозрительно, а в десяти метрах от нас трава шевелится против ветра. Или всё-таки по ветру? Если бы я ещё в этом разбирался. И сосны слева мрачные. А впереди вообще ничего, кроме хвоста Михова жеребца не видать.

   Дул теплый ветерок, лошадка моя стояла спокойно, навьюченные спереди и сзади мешки не сильно мешали, на обочине цвели медуница и земляника, деревенские прощались с нами очень тепло – окола ста взрослых и детей вышло провожать нас за ворота. Босые детишки махали руками, женщины стояли молча, молодые мужчины поглядывали на Усладу, жмурились, усмехались и перешёптывались. Я злорадно подумал, что с точно таким же выражением они облизывались бы сейчас и на вчерашнюю собачонку, уезжай она с нами. Или, может, рычали бы и кидалась вслед? Кажется, я понял, почему в Выселках нет собак.

   Верхневолчкане дружно и дружелюбно махали нам вслед.

   Интересно, как все наши провожающие помещаются в этих домах? Пусть там даже три комнатёнки и закуток для кухни, но и детей в каждой семье пять-шесть, не меньше. Мы всё это время спали на телеге на свежем воздухе, а они где спят? Вповалку, или ночью всё по лесу больше гуляют?

   Груша с зятем и свояками уже уехала, так что проститься с Ясеньком я не успел. Мих непрерывно зевал, засыпая прямо в седле. Его серый жеребец пару раз пытался подловить наездника, но даже почти спящий меч справлялся с ним играючи. На мой провокационный вопрос, где он был во время выборов ( а то я не догадывался!), Мих, подавив зевок, ответил: "А чего я на них забыл?", и сунул в рот очередной стебель тимофеевки – её он предпочитал всем прочим травам.

   Во главе нашего отряда поехал бессовестно дрыхнущий меч, за ним я, потом Роксана, Услада и охранник. Сначала шли шагом, а метрах в двухстах от деревни пустили лошадей рысью. Вот тут я полностью осознал, насколько был прав, что поменял лошадь. Меня не выбрасывало и не раскачивало, тряслась Акура достаточно мелко и плавно, и, поскольку была заметно ниже всех остальных, то упасть с неё было почти не страшно – до земли ближе. Сначала я даже не приподнимался на стременах, настолько гладкой была рысь. Потом начал приподниматься. Перестал. Снова попробовал. Потом у меня кончились силы и я сдался на милость лошади. Как довезёт, так и довезёт. Впрочем, до привала я не свалился. Я вообще в этот день не свалился. Правда, по сторонам мне тоже глядеть было некогда – я боялся выпустить повод из рук, боялся потерять равновесие и пуще всего боялся, что Миху вдруг захочется быстрой езды, и он рванёт галопом. Так что всё, что я успел увидеть – почти розовую гриву впереди себя и хвост Серого. В принципе, сволочной меч может начать обламывать меня и на этой спокойной лошади, с него станется. Но, на моё счастье, он отсыпался. Эх, Груша, Груша, счастья тебе, добрая ты женщина! На сегодня только ты и спасла меня от кошмаров строевой подготовки.

   Плюсом нашего построения было также и то, что Роксана при всём желании не могла ко мне прижаться. С другой стороны я не мог никого расспросить о местных обычаях и выучить здешний алфавит. Может, оно и к лучшему. Меньше знаешь – крепче спишь. Да и разговаривать верхом на лошади я пока не рисковал.

   Мы доскакали до речки, немного проехались вдоль неё и остановились на привал. Лошадям спутали ноги и пустили неподалёку. Решили, что Цветик отправится на охоту, а готовить будут женщины. Не повелтителю же с мечом, в самом деле, браться за это занятие. Я рухнул на траву и уставился на облака, стараясь не представлять себя на пляже. Боялся, что потом придётся возвращаться в реальность. Цветик взял лук и отправился в лес. Я раздумывал, нельзя ли выменять у русалок на хлеб пару рыбин, но не знал, где и как их найти днём. Опустошив свою флягу, я с ужасом понял, что наполнять мне её придётся прямо из реки, чем и занялся. Долго раздумывал, стоит ли снимать сапоги, и решил, что без разницы – травиться водой с глубины или прибрежной. Цветик принёс трёх подстреленных птиц, которых назвал перепёлками. После ощипывания, потрошения и уваривания они стали микроскопическими. Это теперь навсегда, понял я. Надо привыкать. Буду радоваться каждому съедобному куску.

   Роксана с Усладой сохраняли вооружённый нейтралитет, Мих спал, проигнорировав обед. Роксана пнула его ногой, когда девушки отмыли котелок и упаковались. Мы сели на лошадей и поехали дальше. Забираясь на Акуру, я почувствовал, что руки у меня трясутся. Мих по-прежнему отсыпался на ходу.

   Суббота, вечер – Понедельник, утро

   К вечернему привалу я чувствовал себя полностью разбитым. Руки тряслись, ноги тряслись, шея не поворачивалась. К тому же вокруг лошади непрерывно вились слепни, которые покусали и меня, потому что я вцепился в повод обеими руками, и боялся освободить даже одну, чтобы отогнать кровососов. Чесаться сил не было. Куда я упал на лесной поляне, я не помню. Я вообще ничего не помню. Кажется, Роксана меня пинала. Или она пинала Миха? Кажется, они что-то ели в темноте у костра. И даже пили. А Цветик пел песни. Разбудило меня жестокое потряхивание и потёки холодной воды на лице.

   – Раз проспал – поедешь голодный, – отрезала дива.

   Мне было всё равно – когда я попытался встать, то понял, что нет такого места на теле, которое бы у меня не болело. Вообще. Любое движение вызывало мышечную боль. Я не представлял, как подниму ногу и сяду в седло. Я не мог поднять руку. Я не мог повернуть голову. Подсаживал на лошадь меня Цветик. Мих изъявил желание привязать меня к седлу, и даже попытался это сделать. Странно, но я не свалился. Кажется. Может, он меня всё-таки привязал? Ещё я пил. Полфляги самогона за день или больше. Это было единственное доступное обезболивающее. Когда я вечером рухнул на траву, то выхлебал остальное. А заодно, кажется, и Роксанину флягу. Где мой комфортабельный "Лексус" с мягким сиденьем? Следующее утро встретило меня безрадостно. Мышцы всё ещё болели, во рту пересохло, а голова и печень испытывали все прелести двух вчерашних фляг. Зато по сравнению с головной болью ломота во всём теле теперь казалась мелочью. И как я поеду? А придётся.

   – Пи-ить! – простонал я.

   Самым человечным оказался Цветик – поднёс мне напиться и даже предложил сводить до озера. Я повис у него на плече и протащился к воде по еле заметной тропке, благо оказалось совсем недалеко. Смысла бояться своего благодетеля я уже не видел. Я стянул рубаху, сапоги, порты и упал на четвереньки у края берега. Хлебал прямо из озера, как поступила бы и вторая личность моего провожатого. Цветик милосердно поливал мне голову. Мне полегчало, понял я, когда заинтересовался своим отражением в воде. Ещё бы – зеркал я не видел уже две недели. Из воды на меня глянула перекошенная синюшная рожа с клочковатой чёрной бородой. Синюшность и кривоватость я списал на пробежавший мимо ветерок и нечёткость отражения. Лихорадочный упыристый блеск в блуждающих безумных глазах мне, конечно же, просто померещился. А седых волос в бороде я просто не мог разглядеть в таком некачественном зеркале. Да и откуда у меня там седые волосы, в моём-то возрасте?

   – Плохо? – сочувственно поинтересовался женский голос из глубины. Я поднял взгляд – напротив в зеленоватых волнах всплывала толстенная тётка центнера на полтора весом. С мокрыми тёмными волосами, румяными толстыми щеками, колыхавшимися в такт волнам, и, для полной моей радости, топ-лесс. Я отвёл глаза. Тётка захихикала:

   – Ух ты, мужчина, а какой целомудренный! Душка, ты откуда такой застенчивый? А ты чего вылупился, нахал? – это она Цветику.

   – Из Верхних Волчков мы, – прохрипел я, тщательно избегая пялиться на неохватный бюст.

   – О! Так я родом почти оттуда, Щукинки, не слышали? – тётка радостно заплескала хвостом по воде, обдавая меня брызгами.

   – А то! – радостно прогудел Цветик, пожирая пышные телеса жадным взором. – Щукинки! Ну! Дык я только дюжиницу назад, как оттудова!

   Что я, дурак, переться обратно на поляну и садиться с похмелья на лошадь? Я отодвинулся чуть подальше – вдруг тетеньке захочется меня защекотать, или ещё чего, на глубине, например, порезвиться, да и оставить меня на дне в качестве ценного приза – прислонился к дереву на берегу и завёл на пару с млеющим Цветиком светский разговор с дамой. Если мы Миху потребуемся – пусть идёт сюда сам.

   Вскоре мы выяснили печальную историю одинокой русалки. Примерно с год назад юная стройная авантюристка приплыла по подземной реке в это прекрасное незанятое озеро, окружённое чудесными вековыми соснами, со своим горячо обожаемым мужем. Озеро пленило их огромным количеством доступной и вкусной рыбы, и супружеская пара осталась в нём на ПМЖ. Время шло, иногда к ним приплывали гости, иногда они и сами наведывались в родные щукинские воды – только вот недоразумение: полгода назад подземный проход между рекой и озером сузился в силу непонятных тектонических сдвигов, так что пробраться через него почему-то мог теперь только атлетический тритон, но никак не наша неохватная собеседница. Подруги сначала навещали отрезанную от общества русалку, но сама она никак не могла протиснуться в узкое русло подземной реки. Муж, увлечённый то ли свободной жизнью, то ли новой вертихвосткой, появлялся всё реже и реже, подруги стали её забывать, и дама заскучала.