Текст книги "Шпеер (СИ)"

Автор книги: Magenta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 71 страниц)

40. Другое измерение

– Конверт с глобусом – знак того, что послание исходит из Сити-Холла. А там не шутят, мой шеф. Вам присылали подсказки, мистер Поттер, но вы и не подумали их расшифровать.

Редактор покрутил в пальцах сигарету, невесть зачем смял в кулаке и бросил крошево в урну.

«Пёсий двор», как обозвал его Северус, по вечерам был мрачен и глух, как колодец. Часть двора крепостной стеной окружала задняя сторона нежилого здания, подлежащего сносу. Исполнившись любопытства, Гарри вознамерился было пробраться внутрь старого дома, «посмотреть и пофотографировать», но был остановлен суровой рукой – злодей любезно сообщил, что не любит выносить трупы из-под обломков.

– Первый текст вообще без конверта был, – Г. Дж. ухватился за оледеневшую ветку дерева и попытался красиво подтянуться, но после двух рывков понял, что погорячился, покраснел и спрыгнул на землю, угодив в объятья Северуса.

– Некоторым астматикам не мешало бы спортом заняться, – заметил тот. – Когда к врачу пойдете, шеф? Спортивный костюм надеваете только для прогулок с псом.

Гарри слегка смутился – в спортивный костюм Umbro он облачался вовсе не для пса.

– Я не астматик, – буркнул он.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал редактор и нахально ущипнул его за заднюю часть. – А костюмчик хороший, м-м...

«Мысли читает», – рассердился Гарри.

Пользуясь темнотой, он обнял Северуса за плечи и присосался к ехидно улыбающимся губам.

– Что-то мне не верится, что обыск будет, – с трудом оторвавшись от приятного занятия, сказал он наконец. – С чего ты это взял, Шатц? Что, весь «Хог» обыщут?

– Не думаю, что весь, – покачал головой редактор. – Сапог, о котором говорится в моем лимерике, символизирует руководство. Твой и мой кабинет наверняка перетрясут. Заползающая змея в данном случае – намерение что-то узнать. Крысы, лезущие во все щели, и вовсе нехороший знак. Если помнишь, крысы способны предвидеть гибель корабля.

– А флейта? – рассеянно спросил Гарри, водя губами по колючему подбородку рассказчика.

– Тут может быть несколько трактовок, – шевельнул бровью Северус. – Флейта – инструмент, побеждающий зло. «Волшебную флейту» Моцарта слышал, Liebling? Понятно, все больше Раммштайн, – он поцеловал подмерзший от холода директорский нос. – Хорошо, вспомни легенду о Крысолове из Гамельна. Завтра мне придется дудеть в дудку, выводя из офиса крыс. Кстати, флейта, помимо всего прочего, фаллический символ.

– Это уж точно... Ваша флейта всё фалли... символичней и символичней, господин Крысолов, – Г. Дж. нахально прижался к его бедрам, радуясь отзывчивости скрытого под одеждами инструмента. – Дашь поиграть, Шатц?

– М-м... Идем, господин флейтист. Пёсик перегулял, по-моему, – Северус негромко присвистнул, подзывая терьера.

Гарри попробовал свистнуть, вышло змеиное шипение.

– Откуда ты знаешь про всякие символы?

Они побрели к дому. Г. Дж повис на локте редактора, то и дело задевая бедром его ногу.

– Шпеера начитался, – буркнул тот.

– Кстати, про Шпеера... – оживился Гарри.

– Хватит про Шпеера! – неожиданно рявкнул Северус. – Осточертело!

Высвободив локоть из цепкой директорской руки, он быстро пошел вперед. Неверный Келев потрусил с ним рядом, радостно крутя хвостом.

Г. Дж. поплелся следом, позабыв о Шпеере и размышляя об особенностях игры на флейте.

* * *

– Шатц, если бы ты не смотрел, я бы тарелку вылизал, – Гарри уничтожил последний кусок мяса со смородиновым соусом и неприлично облизал губы. – Ты и вправду съедобно готовишь. Еще есть?

– Кое-кто всё уничтожил, шеф.

По голосу Северуса было заметно, что он доволен прожорливостью Г. Дж.

– Ты всё делаешь классно, – Гарри бесцеремонно стащил кусок из его тарелки. – Кстати, а рисовать умеешь?

– Нет, – после паузы сказал редактор. – Должен я хоть что-то не уметь.

Он наклонился над задумавшимся едоком и медленно стер пальцем капельку соуса в уголке его рта. Гарри ухватил губами палец в надежде, что это выглядит сексуально. (Получилось глупо, с досадой подумал он).

Возможно, Северус так не посчитал.

– Иди сюда, – он вытащил отяжелевшего от ужина Г. Дж. из-за стола, сгреб в охапку и прижал к себе, целуя шею и забираясь носом в торчащие волосы.

– Я пойду в твой душ, – хриплым от волнения голосом сообщил Гарри.

– Давай помогу, Liebes, – шепнул на ухо злодей.

– Упаси боже! – Г. Дж. залился смущенным румянцем. – Я сам!

– Глупый мой, хороший мой, – Северус обнял ладонями его лицо и поцеловал в губы – с таким явным удовольствием, что на «глупого» обидеться не удалось.

* * *

– Зачем ты его назад притащил? – Гарри уставился на виброакустический подавитель сигнала, напоминающий эквалайзер. Г. Дж. обнаружил злодейскую технику у себя на шкафу, как и когда она туда попала, было неведомо. – У тебя свои антижуки есть!

– Лишние меры предосторожности еще никому не вредили. Я отдал одному мальчишке лучшее, что было в моем распоряжении. Не потому, что он этого заслужил, а потому что болтает черт зна... – Северус скользнул взглядом по голому телу Г. Дж. и умолк.

– Я не просил, – все еще мокрый после душа, Гарри юркнул в его постель, стараясь не мелькать задом, и забился под одеяло. – Купи себе такой же.

– Такое добро не продается, мистер Бонд, – редактор быстро пробежался пальцами по кнопкам прибора.

– Гарри Бонд, – скромно поправил Г. Дж. и натянул одеяло до подбородка. – Ты куда?

– Уйду куда глаза глядят, – со вздохом сказал Северус, избавился от рубашки и принялся расстегивать брюки.

– И куда они у вас глядят, мистер Снейп?

Он беззастенчиво уставился на выскальзывающего из одежд Большого Зверя. Тот, в свою очередь, разглядывал ерзающего в кровати Г. Дж., подозрительно прищурившись.

– Угадайте, мистер Бонд.

От броска тяжелого тела на постель та жалобно скрипнула, и Гарри довольно рассмеялся: Зверь нырнул головой под одеяло.

– Черт, что ты делаешь?..

Он тихо вздохнул, когда ласкающие руки развели его бедра, а волосы защекотали голую кожу.

– Молюсь Приапу, – донеслось из-под одеяла.

– Это еще кто?.. – пробормотал Гарри, отдаваясь на волю искусных губ и пальцев. – Древнегреческий чувак с огромным хером?

– Как грубо, Liebster, – теплое дыхание окутало головку его члена, к которому пробравшийся под одеяло хитрец не спешил прикасаться, изучая губами окрестности. – Но... м-м... верно.

Невидимые руки гладили раскинутые ноги Г. Дж., снизу вверх, от кончиков пальцев и до паха, будто бы случайно касаясь ягодиц, скользя по коже, как легкий ветер по водяной глади.

Гарри задышал чаще и, воспользовавшись прикрытием одеяла, прижал ноги к животу, бесстыдно подставив ласкам зад. Зверь с хищным мурлыканьем зарылся лицом в его промежность, втянул в рот яички, поиграл с ними влажным языком, и наконец, смилостивившись над истекающим горячими каплями росы членом, обхватил страдальца ладонью.

– Приап – это бог.

Одеяло полетело на пол. Мутными глазами Гарри уставился на собственный ствол с разбухшей головкой. Придерживая его рукой, Северус разглядывал вздыбленную плоть с гордостью скульптора, слепившего шедевр собственными руками.

– Ich möchte ihn in mir,¹ – он погладил живую скульптуру щекой и перевел на лицо Г. Дж. одурманенный вопросительный взгляд.

– Как там оно... Ферштейе нихт, – с трудом вспомнил Гарри.

– О, черт, – очнулся Северус. – Приап... фантастический! Хочу его в себе.

Он поймал губами распаленную головку и злодейски пощекотал языком.

– Обойдешься, Шатц. Моя очередь, – Г. Дж. изогнулся навстречу его рту. – Так будет честно... О-ох.

Приап, похоже, придерживался на этот счет другого мнения. Честный Гарри попытался прогнать воспоминание о сладости проникновения – распробовав удовольствие, нахальный Приап напоминал об этом с навязчивостью параноика.

Не выпуская полного тайных надежд Приапа из размеренно ласкающей ладони, Северус навалился на Г. Дж., вдавив всей тяжестью в постель.

– Не хочешь? – расстроенно пробормотал он, водя губами по его раскрытым губам.

Гарри обвил руками его шею, дрожа и жадно втираясь в сжимающее кольцо искусных пальцев.

– Хочу... до одури, – признался он. – Но... Давай ты меня. Я ничего не умею, – огорченно прошептал он, бессознательно двигаясь в приятной и крепкой ладони. – Ничего хорошего не могу для тебя сделать, Шатци-ша!

– Nein, oh Gott, – Северус удивленно уставился в его безмолвно просящие прощения глаза. – Что ты выдумал, Liebling? Ты себе цены не знаешь, – он прижал свой пылающий лоб к его лбу и прошептал: – Всю жизнь гордился, идиот, как долго могу держаться, но с тобой... Сплошной позор. Смотри, Liebling, что твои руки со мной делают!..

Он положил ладонь Гарри на собственный член – горячий, тугой и твердый, вкусно сочащийся смазкой. Г. Дж. сжал его пальцами и замычал от удовольствия: Зверь хотел его, хотел нестерпимо.

Их руки вошли в единый ритм, губы слились в отнимающем дыхание поцелуе. Наслаждение разбежалось по телу Гарри огненными змейками, лижущими изнутри крохотными жаркими язычками.

– Ja-a-a!!! – неожиданно захрипел Северус.

Опьяненный страстным звуком, Г. Дж. задергался в плену чувственной ладони, ощущая, как мучительно сладко поднимается по каналу обжигающее молоко семени.

Он вскрикнул, выгибаясь в остром спастическом наслаждении – славные греки достигли вершины Олимпа, одновременно расплескавшись в удовольствии.

– Oh, Liebes, – Северус приподнялся на руках, пошатываясь, и, уронив голову между ослабевших бедер Г. Дж., причастился остатками молочной росы.

* * *

– Жил-был один Волшебник, – Гарри лежал на боку, закинув ногу на поясницу Северуса, и изрисовывал кончиками пальцев его плечи и грудь. – Он был Маг и Колдун, но никто не знал об этом. Он скрывал ото всех свои тайны.

Лежащий с закрытыми глазами редактор слегка шевельнул бровью. Уголки его губ изогнулись в едва заметной улыбке.

– Он многое знал и умел, – Гарри с любопытством поскреб кончиком пальца темный сосок, с удовольствием ощутив, как тот напрягся. – Но самым страшным его оружием было искусство зачаровывать. У Мага были глаза... Волшебные, темные. Как вода в черном озере, где ночью звезды отражаются. Человек смотрел в зрачки Колдуна, и его душа тонула... Навсегда. И он начинал сохнуть от любви.

– Heilige Scheiße, – пробормотал Северус. – И что, много народу посохло?

– Да уж немало, – сурово сказал сказочник Г. Дж., задумчиво обхаживая второй сосок. – Маг жил в Черном Замке, который стоял на краю деревни. Выходил он редко, но, как выйдет, так обязательно приворожит какого-нибудь типа, – он наклонился и пошевелил упругий шарик кончиком языка. – Скоро в деревне почти не осталось людей, не сошедших с ума. Никто не работал, не ел, не пил, заколдованные придурки бродили вокруг крепостного рва, окружающего Замок, и смотрели на окна... Ну, знаешь, какие в замках окна, – пробормотал он, уже плохо понимая, о чем толком рассказывает.

Северус приоткрыл искрящийся иронией глаз.

– Маленькие слепые окошки-бойницы. Колдун засел в башне и стрелял похотливым взглядом в проходящих мимо прекрасных юношей. То есть, придурков. Зачарованные до ступора, господа придурки взбирались по замковой лестнице и ссыпались в здоровенную постель под балдахином, – развил мысль злодейский редактор. – Конвейером.

Гарри с упоением возил ладонями по его груди, то и дело задевая соски большими пальцами.

– Да, именно, – он не выдержал и рассмеялся, представив себе нелепую картину. – К утру они умирали от кайфа. Тьфу, от удовольствия, – быстро поправился он, наткнувшись на очередной насмешливый взгляд.

– Люди погибали один за другим, слуги Волшебника сбрасывали в ров их бесчувственные тела. Так продолжалось бы еще долго, если бы один парень, житель деревни, не прочитал в тайной книге способ, как победить опасного чародея.

Слушатель погладил ерзающую на его бедре ногу Г. Дж., притянул рассказчика поближе и вновь закрыл глаза.

– Темной ночью, – свистящим шепотом продолжил Гарри, придвигаясь к чуть улыбающимся губам, – смелый парень пришел к замку, выстрелил из арбалета гарпуном с веревкой и залез по ней на башню. Он незаметно проник внутрь и пробрался в спальню Колдуна. Ему повезло – Волшебник как раз вышвырнул очередного высохшего от любви и лег спать. Его красивые и страшные глаза были закрыты.

Не справившись с искушением, он потянулся к лицу Северуса и осторожно коснулся губами прикрытых век, поелозив по ресницам.

– Медуз Горгон какой-то, – пробормотал редактор. – И что же сделал смелый паренек?

– Я лучше покажу, – Гарри перевернулся в постели и поцеловал его вальяжно отдыхающий на бедре член. – В такой позе парень не видел глаза Чародея, – объяснил он.

– Персей был недогадливый идиот, – Северус обнял ноги Г. Дж. и зарылся носом в его волосы в паху. – Не с той стороны подобрался к даме.

– Наверное, – сказочник медленно лизнул утомленную плоть по всей длине, с удовлетворением почувствовав, как та начинает наливаться. Сжав в пальцах живую драгоценность, он пробрался дальше, сунув растрепанную голову между ног Вкусного Зверя. – Знаешь, что дальше было?

– М-м?.. – отозвался Северус. Рот его был занят возрождающимся к жизни Приапом.

«Не думать, что он делает, не думать, что он делает», – как мантру, повторял про себя Гарри, опасаясь впасть в упомянутый ступор и раствориться в собственном удовольствии.

Он гладил губами собрата Приапа, потяжелевшего, теплого, безмолвно передавая прикосновениями охвативший сердце восторг.

Бедра Зверя ощутимо напряглись и подались навстречу ласкающему рту.

– Колдун перевозбудился и умер, – прошептал Северус.

– Я не разрешаю тебе умирать, Шатц, – задыхаясь от острого желания, Гарри елозил языком по его коже, горячей, пряно пахнущей возбуждением.

Окончательно опьянев от нежности, он зарылся лицом в жаркое тело и прильнул губами к анусу, жадно просунув язык как можно глубже.

– Du lieber Gott! – взвыл Зверь.

Он сжал бедрами голову Г. Дж. и придушенно рычал, не выпуская изо рта распаленного Приапа, лаская его исступленно и ненасытно, вылизывая щелочку, вонзаясь языком между крошечных губ.

– Мой Шатци!.. – едва не плача, скуля, как щенок, Гарри толкался в дарящий наслаждение рот.

Уже не заботясь, что бесстыдно завывает, он кусал, сосал, лизал Вкусного Зверя с остервенением и страстью, которой не знал в себе прежде – волшебное отзывчивое тело принадлежало ему без остатка. Пробравшись в раскрывающееся от прикосновений отверстие пальцем, Г. Дж. со страстью открывателя Америки готовил путь измученному желанием Приапу.

– Bitte, bitte komm, – прохрипел Зверь. Почти не в силах продолжать игру с членом Г. Дж., он сжимал его губами, но был уже не в состоянии изощренно пытать языком.

Не сговариваясь, оба вдруг перевернулись лицом к лицу и впились в губы друг друга с алчностью оголодавших зверей. Северус схватил истекающего соком Приапа и возбуждающе сжал своими ягодицами.

– Шатци-ой!..

Направляемый нетерпеливой рукой, член Г. Дж. медленно входил в горячие недра земли обетованной.

Гарри распахнул глаза, ошеломленно уставившись на непристойную картину слияния их жаждущих тел. Северус обнял его за поясницу, притягивая все ближе, поглощая дюйм за дюймом, горячо и настойчиво.

– Ау-у!.. – всхлипнул Гарри, едва не теряя сознание от удовольствия. Кожа загорелась, кровь хлынула по венам раскаленной лавой.

Не в силах сдерживаться больше, он вогнал Приапа до конца, рыча и кусая губы, страшась того, что не вынесет кипения крови и взорвется, как термоядерный заряд.

Оторвавшись от магнетического зрелища, он поднял взгляд на Северуса и обомлел.

Сказка про Чародея перестала быть выдумкой.

Провалившись душой в расширившиеся от наслаждения бездонные зрачки, Г. Дж. пропал окончательно.

– Люблю тебя, – простонал он. – Больше чем люблю!

Глаза Северуса стали совершенно дикими. Пальцы до боли вонзились в ягодицы Гарри.

– Не бросай меня... сейчас, – прохрипел он. – Я не переживу.

Сердце Г. Дж. перевернулось, гулко ударив о ребра.

– Ты... ты с ума сошел?!

Уже плохо понимая, что происходит, он вцепился ногтями в бедра Зверя, красивые, сильные, доверчиво раскрытые, толкаясь в жаркое тело все быстрее, с исступлением отдавая себя.

Северус, мокрый от пота, с пылающим лицом, стонал сквозь зубы, двигаясь навстречу Гарри, лихорадочно лаская его руками везде, куда мог добраться.

Приап скользил в тугой сжимающей плоти; какой-то упругий бугорок внутри, об который Гарри терся, шалея от удовольствия, увеличился в размерах, вынести это было уже невозможно.

Внезапно по телу Северуса прошла судорожная волна. Г. Дж. испугался и замер, упершись членом в облюбованный бугорок. Собрат Приапа налился кровью, грея его ладонь, мышцы, обхватывающие член Г. Дж., затрепетали, сокращаясь в быстрых спазмах.

– А-арри-и!..

Слегка ополоумевший Г. Дж. не сразу понял, что хриплый рев означает его имя.

Большой Зверь выгнулся в новой судороге, настолько сильной, что задрожали мускулы груди. Распаленный член в ладони Гарри выстрелил почти прозрачными струями, в таком изобилии, что Г. Дж. испугался еще больше, взволновавшись, что сдуру причинил Северусу какой-то вред.

– Liebling... Echt geil!...² – тяжело дыша, прошептал тот.

– Ты... Ты как?.. – Г. Дж. с испугом всмотрелся в его лицо с пятнами румянца на скулах и полубезумной улыбкой на губах.

Тело под ним, горячее и влажное, все еще вздрагивало от пережитого.

– Fantastisch, – пробормотал Северус.

Глаза его казались совершенно пьяными.

– Слава богу, – Гарри прижался щекой к теплой ноге и перевел дух. – Ты меня напугал!

Он слизал с ладони блестящую субстанцию, удивившись, что та совсем не горькая.

– Не помню, когда со мной такое было, – едва слышно прошептал Северус. Его мокрая от пота грудь тяжело вздымалась. – Так хорошо... Наверное, никогда.

Г. Дж. захлестнула ошеломляющая волна восторга. Он вновь ринулся в жаркие глубины, бросаясь на абордаж чувственного Олимпа.

Северус попытался приподняться на локтях и тут же обессиленно рухнул обратно на постель.

– Черт, – удивленно пробормотал он.

«Круто я его», – пронеслась бесформенная и счастливая мысль в голове Г. Дж.

Хитростей Зверя хватило на то, чтобы стиснуть мышцами член Гарри изнутри. Г. Дж. захрипел от жгучего удовольствия, вонзаясь в разгоряченную плоть все быстрее и быстрее, неотвратимо приближаясь к заветной грани.

На вершине дикого, почти звериного наслаждения, он закричал, бесстыдно и торжествующе, упиваясь мгновениями. По щекам лилось горячее и мокрое. Может, он просто растаял весь, вытек душой, излился до конца.

– Liebling, – прошептал Голос. – Danke, danke, da... o-ou!

Почти без сознания Гарри рухнул на горячую грудь Волшебника.

* * *

– Да уж, неплохо парнишка разделался с Колдуном, – заметил Северус. – От анального оргазма старого мудака парализовало.

Гарри уставился на его руки, ловко нарезающие сыр, с удивлением обнаружив, что пальцы слегка дрожат.

– Он был не старый, – выхватив из-под ножа кусок сыра, Г. Дж. быстро сунул его в рот. – У волшебников нет возраста. И никто с ним не разделывался. Маг влюбился в этого парня и больше не соблазнял никого другого в деревне.

– Может, всё наоборот? – с набитым ртом пробормотал редактор, поглощая сыр и галеты с не меньшим аппетитом, чем Гарри. – Мальчишка был волшебником. Добрым ангелом. Он пришел, глянул на старого му... на господина из Черного Замка, и тот раскис. Если хочешь знать, мой шеф, практически так и было.

– Это ты на меня КАК ГЛЯНУЛ, так я чуть не умер на месте, – Г. Дж. схватил молоко, и, не озаботившись налить его в стакан, присосался к пакету. Холодные белые струйки потекли по его подбородку и груди.

– Экое бескультурье, – Северус стер пальцем молочное безобразие, отобрал пакет и нагло приложился к нему сам, исхитрившись не пролить ни капли.

Гарри вскочил и плюхнулся к Большому Зверю на колени, наслаждаясь соприкосновением их обнаженных тел.

– Допивай всё, – приказал он. – Тебе силы нужны. Парень еще не сделал с колдуном, что хотел. То есть Колдун с ним не сделал. Короче, ты понял, – он заботливо сунул Северусу в рот кусок сыра. – Ты больше не покупаешь вонючие камамберы? Странно, – заметил он.

– Ты серьезно хочешь?..

– Камамбер? Фу. Не дай бог.

– М-м... Нет. Чтобы Волшебник поколдовал над детской попкой.

– Шатц! Ты иногда как скажешь!.. Никакая она не детская.

– Мне ее жалко.

– Нашел, что жалеть! Задницу!

– Это моя любимая задница. Лучшая в мире. Вкусная, маленькая, кругленькая... Красивейшая и нежнейшая. Самое главное – моя.

– Ну да. Твоя. И все остальное, что к ней прилагается. А вдруг пригодится?

– Твоя щедрость восхищает, Гайяпотя.

– Севяся, как по-немецки жопа?

– Нет такого слова, шеф.

– Не ври!

– Хм... Если посмотрю, может, вспомню. Нет, так плохо видно.

– Очки дать?..

Зеркало в коридоре на мгновение отразило голого редактора Снейпа в круглых очках на кончике носа и повисшего на его плече Г. Дж, сграбастанного за попу крепкой мужской рукой.

Гарри расхохотался и поплыл в спальню, унесенный коварным Колдуном.

* * *

Потеряв чувство реальности, он лежал, распластавшись на животе и сминая пальцами одеяло. Вместо того, чтобы наброситься и растерзать его филейную часть, Северус уселся у него в ногах и гладил так бережно и приятно, что по венам Г. Дж. вместо крови струился растопленный мед.

Определенно, руки злодея были руками мага. Гарри мало смыслил в тонкостях массажа. Может, это и было настоящее колдовство – он был одновременно расслаблен и возбужден, погрузившись в такое чистое удовольствие, что то стонал, то мурлыкал, то тихо вздыхал, отзываясь на прикосновение поглаживающих ладоней.

По комнате плыл легкий запах жасмина, кружа голову и будоража ноздри ароматом тайных желаний. Запах источало массажное масло, которым Северус умастил его тело, теряющее чувство гравитации. Г. Дж. парил в невесомости, незаметно для себя все больше возбуждаясь, то ли от каких-то афродизиаков, наверняка содержащихся в злодейском масле, то ли от прикосновения теплых ладоней. Колдовские руки глубоко и неторопливо разминали мышцы, но стоило Гарри впасть в сладкую полудрему, тут же трепетно касались его горящей кожи легкими порхающими пальцами, поглаживая так нежно и чутко, что по телу распростертого звездой Г. Дж. пробегала сладостная дрожь.

В спальне царил полумрак; маленький ночник, не ярче пары восковых свечей, освещал измятую постель, отбрасывая на стены загадочные мягкие тени.

Колдун, как и положено колдунам, бормотал заклинания. От его низкого завораживающего голоса Гарри все большое погружался в эротический транс. Далеко не сразу он сообразил, что Северус попросту мурлычет какие-то стихи.

– Lösch mir die Augen aus: ich kann dich sehn,

wirf mir die Ohren zu: ich kann dich hören,

und ohne Füße kann ich zu dir gehn,

und ohne Mund noch kann ich dich beschwören.

Brich mir die Arme ab, ich fasse dich

mit meinem Herzen wie mit einer Hand,

halt mir das Herz zu, und mein Hirn wird schlagen,

und wirfst du in mein Hirn den Brand,

so werd ich dich auf meinem Blute tragen.

– Я люблю твой голос, – прошептал Гарри, млея в его руках. – Это о чем?

Северус вздохнул. Его руки на мгновение замерли на пояснице слушателя.

– Нет без тебя мне жизни на земле.

Утрачу слух – я все равно услышу,

Очей лишусь – еще ясней увижу.

Без ног я догоню тебя во мгле.

Отрежь язык – я поклянусь губами.

Сломай мне руки – сердцем обниму.

Разбей мне сердце. Мозг мой будет биться

Навстречу милосердью твоему.

А если вдруг меня охватит пламя,

И я в огне любви твоей сгорю —

Тебя в потоке крови растворю.

Рильке*, – сухо пояснил он.

Очнувшись от колдовского наваждения, Гарри подскочил на постели, бросился на шею к любителю мрачной поэзии и исцеловал его лицо, с испугом всматриваясь в черные в полумраке глаза.

– Красиво, но... как-то страшно, Шатц! – взволнованно сказал он. – Ну его к черту, твоего Рильке! Без рук, без ног... Иди ко мне, как там оно, комм цу мир!

Северус вдруг сгреб его в объятья и прижал к своему голому телу, будто впечатал. Темные глаза широко распахнулись, их взгляд, тревожный и странный, впился в лицо Г. Дж.

– Хочу, чтобы ты знал, – неожиданно серьезно сказал он. – Я никогда не умел любить. Однажды думал, но... Ошибся, – его голос упал до шепота. – Пока не нашел тебя... Не понимал, что означает это слово.

– Я тоже не знал, – Гарри привалился к его груди, вдыхая запах кожи, целуя плечи, забираясь пальцами в густые волосы. – Зато... теперь точно знаю, что оно значит.

* * *

– На самом деле все было иначе.

Большой Зверь пристроился у Г. Дж. за спиной, обняв рукой и приятно придавив ногой. Его жаркий шепот возбуждающе обдавал ухо.

– Колдун из Черного Замка был чертовски одинок. Всю жизнь, с самого детства. Он знал, что странный, не такой как все. Друзей у него не было, его дразнили и гнали, соседские дети звали грязным цыганом. Он не был ни тем, ни другим. Наполовину еврей, маленький и забитый. Носатый и черный, как уголек.

Если бы не ласковая рука, поглаживающая Гарри пониже спины и коварный палец, скользкий от масла, рисующий круги вокруг его ануса и то и дело пробирающийся кончиком внутрь, Г. Дж. соображал бы лучше. Тихий голос рассказчика казался густым темным вином, от которого дурманило голову.

– Мать его тоже не любили. Людям не нравилось всё: и ее иудейская внешность, и написанная на лице гордость, и нежелание общаться с соседскими кумушками, и то, что она играет на скрипке. Маленький Колдун с матерью жили в Зиммеринге, паршивом заводском районе Вены. Вокруг сплошь был рабочий люд. До сих пор не знаю, откуда в них было столько ксенофобии. Соседей раздражало, что мать мальчика пиликает на скрипке, в то время как они честно трудятся в цехах. Их дети были под стать родителям, лучшим развлечением было изловить «грязного цыгана» в каком-нибудь закоулке и надавать по шее. Еврейский мальчишка был козлом отпущения. Ненавидеть он научился раньше, чем читать и писать.

– А отец? У него был отец? – Гарри притянул к себе обнимающую руку и поцеловал костяшки пальцев.

– Отец его был родом из Сассекса. Вот уж кто наверняка был колдуном. Папаша то появлялся, то исчезал с легкостью Чеширского кота. Зачем он женился, одному богу ведомо. Изменял матери направо и налево. Когда мальчику было двенадцать, исчез навсегда. Только потом я узнал, что он обзавелся другой семьей в Девоншире, где и умер. Не слишком волшебная история, Liebling.

Г. Дж. поднес к глазам руку Северуса, с обожанием разглядывая длинные пальцы и тонкий нервный узор на ладони.

– Расскажи про Маленького Колдуна, – прошептал он.

– Он был злым обидчивым мальчишкой, – губы Северуса касались его шеи и плеч мелкими легкими поцелуями. Палец хитрого волшебника пробрался в святое святых, и Гарри выгнул спину, как довольный кот – это было больше, чем приятно, хотя палец лишь слегка поворачивался, не спеша углубиться в недра.

– В Зиммеринге большое городское кладбище, – лился в ухо Г. Дж. тихий околдовывающий голос. – Огромный город мертвецов среди цветов и деревьев, где вечным сном мирно спит Бетховен, Шуберт, Сальери, Лист, Штраус и многие, многие... Слушают из могил мелодии птиц в кронах старых деревьев, жужжанье шмелей в цветах, шепот ветра. Так думал глупый мальчик. Он трусливо сбегал из своего двора, сидел в укромных уголках кладбища, бродил между могил, читая истории усопших... Там было хорошо и спокойно. Мальчик дружил с мертвецами, разговаривал с ними... Не любил пышных могил, находил маленькие и заброшенные. Думал, лежащие там одиноки, как и он сам.

«Бедный маленький уголек», – Гарри притиснул к своей груди обнимающую руку рассказчика и закрыл глаза, все больше погружаясь в чувственную нирвану.

– Но ведь у него была мама... Разве она о нем не заботилась?

Северус замер, на мгновение прекратив всякие ласки.

– Она его не замечала, – после паузы сказал он. – Игнорировала, как пустое место. Эйлин была скрипачкой, Liebling. Кроме работы в оркестровой группе, для нее ничего не существовало. Мальчик был упрям, как мул. Он ненавидел скрипку и старого венгра-репетитора. Правда, когда вырос, пожалел, что оставил уроки. Потому так и остался дилетантом... Играет, только если сильно не в духе. Безвестная скрипачка Эйлин Принс теперь там же, где Шуберт и Бетховен, слушает музыку трав. Могила здорово заросла, еле нашел, – прибавил он.

– Мои тоже умерли, – сказал Гарри, больше для утешения. – И я тоже никому был не нужен.

– Мне нужен, – тихо сказал Северус. – А прошлое... надо оставлять прошлому. Там ему и место.

– Быть может, – пробормотал Г. Дж., только сейчас обнаружив, что внутри приятно ворочаются два возбуждающе поглаживающих пальца. – Шатц, а у Маленького Колдуна тоже не было друзей?

Губы Северуса касались его спины, целуя так легко, как если бы на кожу Гарри сыпались лепестки.

– Когда злому Колдуну было лет десять, мать потащила его в оперу. Измаявшись от скуки и совершенно не впечатленный «Орфеем» Глюка, мальчишка отпросился в туалет и принялся бродить по театру. В какой-то галерее он обнаружил живого ангела и чуть не умер от страха. Не шучу, Liebling. Ангел, с белыми как лен, длинными волосами, стоял и тихо плакал. Из окна падал свет, и вокруг его головы был сияющий ореол. Мальчик решил, что тот плачет о грешных душах, и уже собрался трусливо сбежать. Но любопытство было сильнее, когда еще увидишь ангела... Маленький злой Колдун подкрался ближе и обнаружил, что ангел одет в приличный костюмчик, а вовсе не в хитон спустившегося с небес херувима. И нос у ангела был красный от рева. Оказалось, человек. Десяти лет от роду, приехавший с родителями из Лондона послушать Глюка.

– М-м... – Гарри выгнулся навстречу нежно истязающим пальцам, уже плохо понимая, что рассказывает Северус. – И почему он плакал?

– Как и я, пошел в театральный туалет и уронил в унитаз дедовы часы, – по голосу Северуса было слышно, что он улыбается. – Какие-то ценные, черт их знает. Маленький Колдун их ему оттуда вынул. Не работали, конечно.

– Почему он сам их не вытянул? – пробормотал Гарри.

– Кто, Люциус? Рукой в унитаз?

Г. Дж. от удивления распахнул глаза.

– Люциус... Малфой?

– Угу. Дед его был страшный сноб. Я так и остался в его глазах грязным цыганом. Знал бы, не тягал из дерьма семейные реликвии Малфоев. Разве что подружился с ангелом... Который был далеко не ангел.

Гарри повернул голову и поймал его мягкий темный взгляд.

– Ты не злой, Шатц. И никогда не был. Ты притворяешься вредным, чтобы к тебе в душу грязными руками не лезли.

Северус опять замер, дыша ему в спину.

– Ты не знаешь меня, Liebling, – прошептал он. – Нет уж, мой дорогой, я какой угодно, но не добрый. И вообще, что такое доброта? Разновидность глупости?

– Я тоже злой, – Г. Дж. отнял его ладонь от своей груди и положил себе на лицо, наслаждаясь ее теплом и необъяснимой надежностью. – Очень. Гораздо злее тебя. Мне хотелось стать Кем-То с большой буквы, чтобы однажды доказать всему миру, что они все дерьмо, я их ненавижу, а я лучше всех, круче всех и... Боже, я был идиот!