Текст книги "Узы крови (СИ)"

Автор книги: Hougen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 101 страниц)

– У него сломан позвоночник, – Крэйвен подошел к страдающему животному поближе и положил руку на вздымающийся бок. Акаме едва сумел поднять голову, чтобы разглядеть блеснувший в руке рыцаря кинжал. Холодные пальцы коснулись прямого лба и убрали мешавшую прядь гривы. – Тише, тише, я тебя не обижу. Ложись.

Жеребец больше не сопротивлялся. Будто смирившись со своей участью, он положил голову на зелень травы, закрывая глаза. Крэйвену потребовалось несколько секунд, чтобы перерезать ему горло. Кровь заляпала руки и изящный панцирь с тремя черными собаками, изображенными на нем. От вида столь отвратительного зрелища девушки сразу же отвернулись, но тут в глаза бросилось другое тело, лежавшее немного поодаль от остальных. Малакай не сразу понял, кому оно принадлежит, пока резкий щелчок в голове не вернул его к реальности.

– Клаус! – с нечеловеческой скоростью Аррен подлетел к своему другу, валяющемуся на боку. Перевернув тело, Кай ощутил, как под руками бешено колотится сердце. Это вселило некую надежду, но медленно закрывающиеся глаза заставили его прокричать:

– Ты, ублюдок, не смей умирать раньше меня! Слышишь?!

– Клаус! Клаус! Клаус! – гул голосов смешался в голове умирающего. В какой-то момент он просто перестал их слышать, перестал ощущать какие-либо прикосновения к своему телу. Даже биение собственного сердца, прежде набатом стучавшее в ушах, постепенно начало стихать. Перед глазами плыли какие-то образы, силуэты, но даже они исчезли. Сгущавшийся мрак полностью поглотил его.

========== Мертвое солнце ==========

Bryan Adams – Brothers under the sun

Peter Gabriel – Taboo

Знойное пустынное солнце отливало красным, больше напоминающим оттенок крови. Ни одна туча не оскверняла великолепие разномастного небосвода. Казалось, природа скорбела по невосполнимой утрате. Необузданные ветра, обычно вздымающие вверх столбы песка, на сей раз утихли, позволяя небольшому эскорту спокойно пройти по своим владениям. Стяг Мартеллов безжизненно и мрачно висел на деревянном копье. Лошади медленно шли, понурив головы, вздрагивая всем телом каждый раз, когда старая скрипучая тележка накренялась немного в сторону. Двое дорнийцев, сопровождающих тело своего принца, угрюмо переглядывались друг с другом.

Их головы были покрыты непроницаемой тканью, спасающей от палящего солнца. Однообразная пустыня тянулась на юг желто-красными полосами, в конце которых поблескивал едва различимый силуэт спасения всего Дорна – небольшой речки, у которой путники смогли остановиться и напоить уставших животных, тянувших тяжелую повозку со вчерашнего утра. Наклонив дугообразные шеи, караковые жеребцы с жадностью припали к живительному источнику.

Их наездники спешились, чтобы напиться самим и впрок наполнить бурдюки спасительной влагой. Времени больше не было. Нужно доставить тело в назначенный срок, иначе церемония погребения будет сорвана. Принц Рубен всегда мечтал быть похороненным на высоком горном хребте, откуда открывался поистине великолепный вид на родовой замок Мартеллов. Дорнийцы вновь переглянулись, понимая, что медлить нельзя; один из них, вскочив на коня, извлек длинный хлыст и со всей силы ударил им по крупам жадных до воды лошадей, до сих пор не отошедших от реки.

Животные взвизгнули от боли, медленно поворачиваясь в сторону позолоченных куполов башен, сверкающих на солнце. Двигаться стало намного легче. Извилистая дорога, выложенная песчаным камнем, порадовала изможденных лошадей: почувствовав под копытами твердую поверхность, они выровняли шаг, перестали хрипеть при каждом движении и более не обращали внимания на сковывающую передвижения тележку, источающую тлетворный запах. Тело убитого принца было полностью сокрыто от глаз посторонних огромным оранжевым стягом с красным солнцем, пронзенным копьем, которое было изображено в центре. Небольшому эскорту пришлось избрать более длинный путь, чтобы избежать тысяч людей, идущих через пески к центральному замку.

Они желали достойно встретить останки героически погибшего Рубена Мартелла, верховного правителя, лорда и всеми любимого принца Дорна. Церкви были переполнены молящимися, монахи зажигали храмовые костры. Повсюду, повсюду – в Железном Наконечнике, на Скорпионьих Дюнах, в Гнезде Виверн, в горах, в глубине пустыни – женщины рвали на себе волосы, а мужчины кричали от ярости и отчаяния. Один вопрос оставался у всех на устах: как поступит Нолан? Как намерен новый принц отомстить за своего убитого брата? Единственный оставшийся в живых сын великого Мартина, павшего в бою с Майклом, узурпатором Ланнистером, мальчишка двадцати пяти лет. Он не был ровней своему брату, но в его жилах текла та же кровь, кровь непреклонных, несгибаемых и несдающихся.

Тележка мерно поскрипывала в такт лошадиному ходу, когда сопровождающие въехали в открытые ворота замка. Толпа жителей, занявшая все пространство, благоговейно расступилась перед повозкой. Сотни, тысячи глаз сопровождали двух уставших путников, скакавших ночи на пролет, и таких же измученных лошадей. Процессия двигалась вперед во главе со священником, громко читающим молитву за упокой души убитого и осенявшего каждого мимо проходящего крестным знаменем. Мужчины доходили в своем гневе до исступления и падали на колени перед деревянным сооружением, которое на время служило гробом погибшему принцу.

Чисто выбеленные дома провожали все это зрелище пустыми, плотно закрытыми и зашторенными окнами. Песчаная пыль взвивалась над городом, забивалась в ноздри, от нее слезились глаза, но, казалось, это никого не волновало. Все внимание обитателей Железного Наконечника было приковано к скрипучей тележке с нелепо западающим колесом. Резкий поворот направо, к закрытым воротам главного замка, застал собравшихся врасплох, однако люди сразу же остановились, наблюдая за тем, как тяжелая опускная решетка со скрежетом поползла вверх, пропуская мрачную процессию внутрь. По всему городу стяги с красным солнцем были опущены в знак памяти и уважения к покинувшему мир принцу.

Храмы широко распахнули двери, чего не делали никогда из-за невыносимой жары и безжалостных лучей солнца. Безучастные глаза Нолана, немного опухшие после нескольких бессонных ночей, смотрели в сторону медленно двигавшегося конвоя. Несколько слуг с должной поспешностью освободили несчастных лошадей, после чего развернули тележку боком, чтобы приготовиться к переносу тела. Церемония провожания усопшего на Ту Сторону должна проводиться на закате, чтобы небесным обитателям были видны черные клубы дыма, возносящиеся наверх вместе с душой. Еще не коронованный принц медленным шагом направился в сторону останков человека, которого когда-то называл братом.

Дрожащие пальцы лишь со второй попытки ухватились за оранжевое покрывало и слегка приподняли его, позволяя взглянуть на бледный профиль. Смерть превратила красивое смуглое лицо в бесформенную массу с вылезшими из орбит глазами, растерзанным горлом и запекшейся кровью на приоткрытых губах. Черные волосы успели выгореть на солнце и съежились, а кожа потрескалась в некоторых местах. Нолан задрожал всем телом. Несколько крупных слезинок упали на выпуклый лоб, после чего медленно скатились по впалой щеке вниз, к подбородку.

– Что они с тобой сделали, братик? – прошептал Мартелл, склоняя голову вниз. Он попытался нащупать руку погибшего принца, но сразу же отшатнулся, ощутив лишь обрубок чуть выше локтя. На его лице отразилось отвращение, поспешно скрытое за маской отчаянного гнева, и он резким движением дернул за материю и прикрыл останки. Это больше не его брат. Это даже не человек. Капли пота струились по темным волосам, заставляя нового правителя Дорна учащенно дышать.

– Приготовьте его для церемонии.

Верные вассалы Дорна, получившие известие о жестоком убийстве сюзерена, прибыли к месту на следующий же день. Их сочувственные взгляды раздражали, а вежливые слова скорби – действовали на нервы. Нолан старался сдерживать себя, чтобы не сказать лишнего, однако плотно стиснутые зубы свидетельствовали о неимоверном гневе, бушующем внутри. Перед глазами мелькали сотни картин: нежная улыбка матери, чьи длинные темные волосы всегда были заплетены в причудливые косы; строгий, но вместе с тем гордый взгляд отца, наблюдавшего за тем, как двое сильных сыновей в первый раз приручали диких жеребцов; все подтрунивания старшего брата и веселые ночи, проведенные на куполе самой высокой башни, откуда открывался вид на спящий город.

Даже вечно насмешливое лицо дяди появилось в виде воспоминания. Теперь все эти люди мертвы. Он остался один, последний представитель людей Солнца, последний из рода Мартеллов.

До заката оставалось еще несколько часов. Еще несколько томительных часов ожидания, в ходе которых ему предстоит выслушать еще полдюжины жалостливых напоминаний о том, каким прекрасным человеком был его старший брат. Мужчине следует умереть, чтобы раз в жизни услышать о себе что-либо хорошее, пусть и не совсем искреннее. Когда-то эта фраза была произнесена циничным дядей, но сразу же подверглась жесткой критике практичного отца, – как бы там ни было, она почему-то запала в душу новоиспеченному принцу. Нолан судорожно массировал виски, пытаясь избавиться от ужасной головной боли.

Осталось еще немного.

– Где конь моего брата?

При вспоминании о преданном друге, спутнике каждого дорнийца, губы Мартелла тронула легкая улыбка. Он всегда любил этого жеребца с причудливым, несвойственным для Дорна именем. Рубену понадобилось две недели, чтобы выследить в табуне самого быстрого, самого упертого и самого ловкого скакуна, а затем набросить узел ему на шею и притащить домой. Тогда обеспокоенная долгим отсутствием первенца мама не находила себе места. Отец послал огромный отряд на поиски, но они не увенчались успехом. Лишь спустя четырнадцать дней будущий наследник Железного Наконечника вернулся в замок, уставший, изможденный, запыленный, изнывающий от жажды, но верхом на прекрасном караковом скакуне с белым пятном в центре острой морды. Вопрос о местонахождении лучшего друга застал сопровождающих врасплох. Они совершенно забыли о столь важном персонаже произошедшей трагедии. Угрюмое молчание красноречиво говорило о том, что на заданный вопрос не существует ответа.

Лицо Нолана в какой-то момент исказилось болью. Очередной удар пришелся в самое сердце. Убийцы забрали даже коня, верного товарища, члена семьи. Тяжелый вздох оповестил всех присутствующих от том, что смирение все же победило нарастающий гнев. Вассалы облегченно вздохнули, выжидающе глядя на нового лорда Дорна. Тем не менее, тот еще долго стоял с опущенной головой, наслаждаясь многочисленными картинками из счастливого прошлого. Будущее отныне было проклято. Однако прошлое было счастливым ровно до того момента, пока отец и дядя не отправились на войну за истинного короля Луциана Таргариена, против которого Майкл Ланнистер собрал стотысячное войско.

Сначала от секиры одного из представителей дома Грейджоев пал Антейн, брат отца, по прозвищу «Красный Змей».

Мартин же пропал без вести и был объявлен мертвым, но срочное письмо в Дорн опровергло этот слух и оповестило убитых горем родственников о том, что лорд Дорна потерял все свое войско, но сам остался жив и присоединился к Старкам, чтобы вместе с ними возглавить огромную армию, которая прибудет на помощь Таргариенам. Нолан помнил, как был обрадован этой новостью, несмотря на то, что тогда ему было всего лишь пять лет. Он видел слезы счастья, блеснувшие на лице матери, и такие же слезы отчаяния, когда очередное послание сообщило о том, что Мартин мертв. Убит жестоким Майклом в знаменитой битве у Речной Мели. Сердце Алисы не выдержало подобного удара – она скончалась спустя несколько дней после полного уничтожения армии Старков, оставив двух неокрепших сыновей на попечение собственного брата.

Тряхнув головой, Мартелл отогнал раздражающие мысли. Они слишком быстро превратились из приятного сновидения в ночной кошмар. Несколько часов непосильных аудиенций он сможет пережить. Пусть для этого придется вынести наигранно-сочувствующие взгляды опасных стяжателей и глупые речи жеманных подхалимов. Они давно тайно перешли на сторону узурпатора и лишь ждали подходящего момента, чтобы избавиться от принца, а затем уничтожить и младшего брата, глупого, несмышлёного мальчишку, который всю жизнь воспитывался как второй сын. Его не готовили к правлению, к ношению важных титулов и прочему.

Все, на что он мог рассчитывать, имея за спиной столь достойную фамилию, это пост десницы или рыцаря королевской гвардии, однако новый король не питал особой любви к собственным врагам и поэтому предпочитал окружать двор своими людьми. Тем не менее, Нолан не терял надежды на высокий пост во время правления старшего брата. Теперь он занял его место. Пусть тайные предатели и лицемеры радуются подобному повороту событий – они еще не знают, насколько сильно бурлит в его жилах кровь Мартеллов, кровь королей, которые преклонили колено лишь перед Драконами. Сын Мартина резко выпрямился, осматривая каждого из вассалов пронизывающим взглядом.

Солнце медленно клонилось к горизонту. Городские часы пробили семь раз. Несколько колоколов сопроводили воющее клокотание башни, создавая неприятную помесь звуков. Они звучали долго, напористо и навязчиво. Постепенно весь город окутал разрывающий уши звон. Каждый храм счел необходимым довершить проводы всеми любимого принца столь необычным, не принятым в Дорне способом. Это было напоминание всем жителям обратить взоры к поднимающейся решетке, из-за которой должна была появиться пышная процессия. Прошло немало времени, прежде чем Нолан пересилил себя и слегка тронул жеребца, дабы тот неспешно двинулся вперед. Этим он дал своеобразный приказ следовать за собой. Рыцари, шедшие справа от новой, увенчанной штандартом кареты, находились по обе стороны от нового принца. В руках каждый держал по стягу; один изображал красное солнце Мартеллов, а другой – синего ястреба на белом поле – герб матери, урожденной Фоулер.

Покинув городские стены, огромная колонна рыцарей, лордов и их оруженосцев двинулась в сторону горных хребтов неподалеку от замка. Принц не сразу обратил внимание на большое количество людей, следовавших за похоронной процессией. Священник на резвом жеребце с быстротой льва нагнал Нолана и попросил позволения предоставить свои услуги, как проповедника и связующего между Той Стороной и Этой. Понимая, что отказ будет невежливым, Мартелл лишь устало кивнул в знак согласия. Он помнил мнение старшего брата относительно церкви и ее обитателей, но теперь это неважно. Знойное солнце коснулось нижним краем кромки горизонта. Огромные тени явственно виднелись на желтоватом песке. Они еще долго преследовали громадную процессию; до тех пор, пока не начало смеркаться.

Прозрачный полумесяц подсматривал за столь удивительным зрелищем с высоты своего пьедестала. Его верные слуги, звезды, заменяли идущим факелы. Нолан думал, что ожидание будет долгим и невыносимым, но все произошло гораздо быстрее. Теперь он даже начал сожалеть о том, что желал ускорения процесса. В последний путь принца Дорна нарядили, как истинного короля: оранжевая материя по-прежнему скрывала его, но под ней покоилось вымытое тело, одетое в легкие доспехи. Лицо выбрили, раны промыли и перевязали, а глаза закрыли. Любимое копье принца – подарок отца – покоилось рядом с хозяином. Золотая корона с маленькими солнцами на остриях лежала на груди, придерживаемая одной рукой. Нолан был крайне удивлен, когда заметил на лице брата странное умиротворение. В какой-то момент ему даже показалось, что Рубен улыбается уголками губ, однако это была иллюзия, которая исчезла сразу же после того, как усопшего вновь накрыли флагом.

Резкий запах смерти был перебит многочисленными цветами, выложенными по периметру тела. Небольшой холм вызвал затруднения, поскольку лошади не могли подниматься с тяжелой крытой каретой, но несколько ударов хлыстом достаточно быстро исправили ситуацию. Второй сын Мартина наконец оказался на возвышенности и созерцал белые стены Железного Наконечника.

Любимое место Рубена.

Теперь оно станет его могилой.

Огромный крестовидный помост, выложенный из дерева, был полностью обвешан флагами. Множество маленьких огоньков пылало в рядах процессии и позади нее. Тело погибшего принца аккуратно переложили вместе со всеми украшениями в центр погребального костра, который должен был навсегда разъединить душевную оболочку с мирским существованием, закованным внутри, – такое поверье блуждало в религии Южного региона.

– Милорд, – один из дорнийцев, подошедший к восседавшему на коне принцу, спокойно поклонился, давая понять, что время пришло. В его руке находилась подожжённая палка, предназначенная для последнего действия, известного каждому. – Пора.

Нолан несколько секунд изучал освещённое пламенем лицо гвардейца, а затем, немного помедлив, спустился с коня, отдав поводья подошедшему слуге. Трескавшаяся деревяшка угрожающе поблескивала в ночном небе. Последнее действие радовало всех собравшихся гораздо больше, чем заунывный вой священнослужителя, призывающего всех к безукоризненному подчинению Божьей воле. Толстая Библия в кожаном переплете каждый раз то открывалась, то закрывалась, несмотря на то, что ее владелец помнил стих наизусть. Речь будет долгой и затянутой, а к тому моменту факел может догореть – это считалось плохим знаком среди суеверного народа.

Мартелл предусмотрительно отдал медленно тухнувшее пламя одному из вассалов, чтобы осторожно пересечь деревянную ограду и последний раз взглянуть на покойного. Лица всех собравшихся были обращены к небесам – в своем молельном экстазе они не заметили так называемое осквернение своеобразной могилы бывшего принца. Нолан старался осторожно переступать через каждую линию деревяшек, образовывавших кольца, полностью окружавшие крест, в центре которого лежал Рубен.

– Прощай, брат. – Положив руку на плотно закрытые глаза умершего, он наклонился немного вперед и запечатлел последний поцелуй на холодном лбу. – Найди отца, маму, дядю… Скажи им, что мы скоро встретимся.

Мартелл едва успел вернуться на свое место, когда очередное крестное знамение оповестило всех о том, что пришло время для решительных действий. К счастью, огонь не успел окончательно погаснуть, прежде чем Нолан выхватил его из рук вассала, а затем, не задумываясь, не медля ни секунды, бросил в первое кольцо из сухих веток. За несколько секунд пламя охватило второе и третье кольцо, а через минуту – пожирало своеобразный крест, в центре которого лежал Рубен Мартелл, принц и верховный правитель Дорна, сын Мартина и Алисы.

Жар от погребального костра заставил большую часть людей отойти на достаточно большое расстояние.

Половина опустились на колени, глядя, как клубящийся дым медленно поднимается ввысь. Вид этого зрелища вызвал у фанатиков жажду к бесконечным молитвам. Нолан всегда был далек от религии, в его семье эти чувства не прививались с детства из-за цинизма дяди, за что, пожалуй, следовало бы его поблагодарить, будь он здесь. В темных глазах отражалось разгорающиеся пламя, объявшее всю территорию.

Просьба брата была исполнена: он похоронен на гористой возвышенности, откуда открывается поистине великолепный вид на весь замок, чьи белые стены поразительно гармонируют с темно-голубым небом.

– Мне жаль, мой принц.

Новый титул слегка резанул Нолана по уху. Не привыкший к подобному наименованию, он машинально пытался понять, к кому обращается один из самых преданных вассалов отца, пока не понял, что со смертью брата он автоматически стал лордом Дорна. Одним из немногих людей, кто по-настоящему скорбел от такой ужасной потери, был именно Карилл Вэйт, проведший всю войну в плену у Ланнистеров, но не предавший своего сюзерена. Мокрые от слез глаза внимательно разглядывали лицо новоявленного правителя, словно ища какую-то отличительную черту. – Мне искренне жаль.

– Мне так и не сообщили, кто его убил, – сквозь стиснутые зубы процедил Нолан, понимая, что не время демонстрировать слабость духа. Красноречивый взгляд вассала подтвердил многочисленные слухи о причастности к столь жестокой расправе наследника престола, старшего сына Майкла.

– Значит, это правда, – он странно усмехнулся, чем напугал лорда Вэйта еще больше. – Говорят, что Ланнистеры всегда платят свои долги. Что же, это хорошо. Когда-нибудь, будучи веселыми и благополучными, они вдруг ощутят во рту вкус пепла и поймут, что именно я уплатил свой долг. Я убью каждого Ланнистера, одного за другим, беспощадно, жестоко и безжалостно.

Ледяной тон, которым была произнесена эта угроза, заставил Карилла вздрогнуть. Перед ним уже стоял не маленький пятилетний мальчик, не понимающий, что происходит и кто эти люди с золотыми львами на плащах, ворвавшиеся в замок отца. Вэйт предусмотрительно поднял руку вверх, призывая принца к молчанию. Подобные слова были опасны для того, кто дерзнет их произносить. У Ланнистеров повсюду шпионы, которые уже мчатся в столицу, чтобы сообщить об увиденном. Не стоит прибавлять к их отчету вполне обоснованную угрозу в сторону короля и его детей. Впрочем, эти слова достигли немногих ушей, но те люди посчитали, что новый правитель Дорна поглощен гневом и отчаянием, отчего у него и вырвались столь опрометчивые слова, полные холодной решимости.

Лишь один человек внимательно прислушивался к каждой фразе Мартелла и наблюдал за каждым непроизвольным жестом. Дагон Манвуди, печально знаменитая фигура в трехлетней войне между Львом и Драконом, когда-то давно предал своего сюзерена, написав Майклу Ланнистеру письмо с просьбой выдать свою единственную дочь, Ирину, замуж за одного из братьев Тиреллов. Этот выгодный союз создал огромный перевес на стороне Роз, а затем привел к оглушительной победе около захваченных Висячих Садов, где Дагон разгромил вражескую армию. После победы он вернулся на Родину, чтобы продолжать жить во вновь отремонтированном на деньги короля замке, с мыслью, что когда-нибудь он достанется одному из внуков. Речь Нолана была произнесена с поразительным бесстрастием, что сразу же навело на мысли о том, что планы мести постепенно зарождаются в голове принца.

– Нужно написать дочери, – Дагон запустил крючковатые пальцы в собственную длинную, с проседью, бороду и слега потянул вниз. Стараясь сохранять спокойствие, он осторожно обошел толпящихся людей и прошествовал к своим рыцарям, сопровождавшим лорда от самого замка. Его уход не должен быть замечен раньше времени. В Дорне многие знали о том, кого он поддержал в войне алых и черных, что делало его возвращение домой менее безопасным, чем планировалось изначально.

Запах горящей плоти въелся в ноздри, заставляя морщиться. Глаза машинально закрывались от обилия дыма и копоти. С каждой минутой людей становилось все меньше. Скорбь еще долго будет присутствовать в плотно закрытых окнах и на угрюмых лицах крестьян, однако это будет завтра, после желанного сна. Верные вассалы предложили новому сюзерену возвращаться в замок сейчас, чтобы не ехать в кромешной тьме и не попасть в зыбучие пески, коих в округе достаточно. Карилл без промедлений помог сыну Мартина сесть в седло, а затем медленно поехал за ним. Только тогда Дагон рискнул обойти всю процессию и двинуться на запад, к родовому замку. Положение было тяжелым. Новая война угрожала и без того хрупкому перемирию, держащемуся на двух кирпичах, один из которых явно дает трещину.

Если не предупредить короля, то это приведет к очередному театру военных действий, после чего мир обратится в пепел. Очень много домов в ходе конфликта между Таргариенами и Ланнистерами было вырезано и уничтожено, множество старых родов, ведущих свое начало с момента заселения Беленора, – стерты с лица земли, словно их никогда не было. Путешествуя по пережившему кровавый потоп миру, можно было заметить на своем пути не один десяток заброшенных, полуразрушенных или вовсе бесследно испепеленных замков, над которыми развевались разорванные и обагренные кровью стяги. Драконы обратились в пепел, унеся с собой жизни миллионов людей. Как всегда, впрочем.

========== Проблеск человечности ==========

Hurts – Illuminated

Bruce Springsteen – Streets of Philadelphia

Майкл не сводил глаз с бушующего неба, разрывающегося от бесконечного дождя. Молнии терзали ночной мрак, а их спутник – гром – мешал ему спокойно завладеть теми недолгими часами, которые остались до рассвета. Первые капли оставляли на каменной кладке едва заметные черные пятнышки; постепенно изморось превратилась в ливень. Беспощадные порывы холодного ветра заставляли бархатные шторы в покоях короля бешено трепыхаться. Казалось, вся комната, погруженная в непроглядную тьму, давно пустовала. Настежь открытые окна пропускали внутрь сквозняки, сносившие все на своем пути.

Многочисленные картины, бумаги, подсвечники, ткани – большинство из этих вещей теперь валялись на полу в хаотичном порядке. Рубиновое море безуспешно пыталось бороться с нарастающим шквалом; волны наваливались на корабли, терзали паруса, пугали несчастных матросов, вынужденных бросить все силы на спасение судна. Дождь проникал в самые труднодоступные места между линиями плотно сомкнутых домов, вымывая всю грязь и копоть. По улицам струились нескончаемые потоки воды, мешавшие кучерам подъезжать к домам без происшествий. Испуганные лошади в королевской конюшне дрожали всем телом, прижимаясь друг к другу.

Жалобный вой не прекращался с начала дождя – крики разгневанных псарей не могли заставить собак умолкнуть. Небо плакало, небо скорбело по невосполнимой утрате. За всем, что происходило в городе, следили два помутневших глаза. Стальной оттенок преобладал над искрящимся золотым. Майкл, не отрываясь, смотрел в сторону раскрытых окон, ведущих на небольшую террасу, откуда можно было наблюдать за жизнью столицы. Он запретил закрывать их, несмотря на страшнейший ураган. Чувство опустошённости давно приковало его неподвижное тело к огромному стулу, больше походившему на трон.

Он стоял в самом центре покоев, неподалеку от кровати с высоким балдахином. Кулаки судорожно сжимали подлокотники в виде гривастых львиных голов, а лицо освещалось лишь в моменты неожиданных ударов молний. Он не замечал того, что происходило вокруг, в комнате, в мире. Безучастный взгляд редко фокусировался на чем-то одном. Мускулы на лице нервно подергивались с каждым ударом грома, а сердце бешено колотилось, невзирая на внешнюю невозмутимость хозяина.

Сил терпеть больше не было. Надежда умерла достаточно давно, и он больше не питал иллюзий насчет возрождения. Резко вскочив с кресла, Майкл бросился к небольшому столу, на котором лежали чудом уцелевшие карты и книги, и со всей силы ударил по нему плотно сжатым кулаком. Гнетущий страх и отчаянный гнев наконец возобладали и позволили всей боли прорваться наружу. С диким криком он сбросил все содержимое со стола, а затем схватился за край и перевернул его. Многочисленные картины с лицами предков были сорваны с гвоздей и выброшены с террасы на улицу. Дождь хлестал по изможденному лицу, намокшая одежда неприятно прилипала к телу, а зубы стучали от внезапного ощущения холода.

В конечном итоге он всё же почувствовал что-то, кроме тупого равнодушия ко всему происходящему.

Даже чувство несоизмеримой боли, пожиравшей изнутри, было гораздо приятнее безучастия и безразличия. Задрожав всем телом, король, не разбирая дороги, ощупью направился в сторону окна. Глаза подернулись дымкой, все погрузилось в несуществующий туман. За минуту в голове проносились сотни хаотичных мыслей. Они, подобно вновь блеснувшей молнии, появлялись неожиданно и также неожиданно исчезали.

Рука нащупала мокрый парапет, и пальцы судорожно ухватились за него, позволяя телу вскарабкаться обратно в покои, покинутые в полубреду. Вместе с непомерной жаждой жить проснулась жажда к вину. Нужно заглушить снедающую боль.

Нужно прекратить это безумие.

Глаза давно привыкли к темноте, и он без труда смог найти небольшой комод в другой части комнаты, где обычно стоял графин. Громкий стук в двери застал государя именно тогда, когда он дрожащими руками подносил стакан к губам.

– Убирайтесь отсюда! – рявкнул Майкл надломленным от горечи и боли голосом. От тона, каким были произнесены эти слова, он сразу же шарахнулся в сторону, выронив стакан. Звук бьющегося стекла заставил стучащего в дверь усилить давление. Ланнистер долго вглядывался в свои руки, обагренные кровью.

Кровью его сына.

– Майкл, прошу, там твоя жена, она хочет…– Орсон едва успел отпрянуть от слегка приоткрытой двери, как раздался оглушительный звон разбившейся посуды. Не в силах более сдерживать собственные эмоции, Лев со всей силы кинул в навязчивого десницу графин, из-за чего рубиновая жидкость растеклась по полу.

– Я сказал, убирайся!

Он сорвался. Он просто поддался гневу, позволил ему одержать верх над собой, пустил его внутрь себя. Сил бороться больше нет. Он побежден.

Каждое рваное движение сопровождалось тихим всхлипыванием. Скатившись по стене, Майкл просто упал на колени и закрыл лицо руками. На смену сильному, властному правителю огромной страны пришел мальчишка двадцати лет, узнавший о похищении собственной сестры. Но прежний пыл пропал, испарился, словно его не было. Грозного Льва больше не было. Плечи и грудь сотрясались от рыданий, глаза давно покраснели, маленькие сосудики полопались.

Очередной стук в двери, более приглушенный, заставил его поднять лицо и проследить невидящим взглядом за темным силуэтом, прошедшим в комнату. Ланнистер хотел что-то сказать, однако слова застряли в горле, когда он узнал непрошеную гостью. Эстер аккуратно обошла валявшийся на полу стол, подошла к окнам и с большим трудом захлопнула их. Ветер пытался бороться: отчаянно засвистев, он изо всех сил старался проникнуть в маленькую щель между створками, но она сразу же была прикрыта.

Ранее освещаемая луной комната теперь полностью погрузилась в непроницаемый мрак. Тем не менее королева быстро сориентировалась и сразу же поспешила выйти из комнаты, перешагнув через растекшуюся под дверью лужу вина. Спустя несколько минут она вернулась обратно с маленькой свечкой и зажгла ею уцелевшие подсвечники, разглядывая в их свете мужа, теснившегося в углу покоев. Отблески пламени неприятно въедались в глаза, принуждая морщиться и отворачиваться. Майкл не желал демонстрировать свою слабость кому-то, в особенности жене, чья вера и непоколебимость в решениях когда-то спасли его жизнь.

– Прошу тебя, оставь меня одного, – пробормотал правитель Беленора, понимая, что его просьба никогда не будет исполнена. Ему не хотелось предстать перед ней жалким, пропащим человеком, каковым он являлся теперь, стоящий на коленях в углу.