Текст книги "Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)"

Автор книги: Foxy Fry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 65 страниц)

Держа руку козырьком, Джек замер у самой кромки воды; море играючи, но несмело подбиралось к носкам сапог. Запрокинув голову, наверняка, щурился от солнца, и всем своим видом не давал так сразу сказать: следил ли или случайно забрёл. От меня же будто ничего не осталось: я перестала ощущать тело и даже не пыталась разобраться, что за вихрь охватил взбудораженный разум.

– Ты меня не переубедишь! – закричала куда менее уверенно, куда более испуганно.

Джек широко расставил руки, и его голос перекрыл шум прилива:

– Да я и не собирался. – Я стояла достаточно далеко, чтобы за маской закатного солнца не увидеть его истинных эмоций. А голос – не лгал.

Всё разом исчезло, утихло так мгновенно, точно весь хаос унесло в открытый космос: сгорел жуткий, дотошный, противный страх; иссохло жгущее кислотой сомнение; растворилась боль, что не давала дышать. Вместо того душу согревало умиротворение и с лёгким жаром расходилось по всем телу. «Спасибо», – одними губами сквозь улыбку прошептала я. Взгляд смело поднялся к горизонту: солнце коснулось воды, и по морю простёрлась сверкающая, куда ярче всех самоцветов мира, дорожка. Слёзы скользнули по щекам. Я смело ступила на неё.

Я не буду жалеть. Потому что теперь вижу всё. Начало и конец истории – и миллионы моментов, из-за которых сейчас улыбаюсь. Всё то, что переплелось поразительным образом. Всё то, из чего соткано невероятное приключение. Всё то, что никогда не будет воспоминанием – но что было настоящей, до последнего вдоха настоящей жизнью.

– Я буду скучать, – услужливо принёс ветер. Или мне просто хотелось это услышать.

Я улыбнулась сквозь частое дыхание и горячие слёзы.

– Нет, – рука с листком бумаги медленно опустилась, – не будешь.

Волна тут же вырвала письмо из пальцев. Я подалась за ним, но не смогла и сдвинуться: солнечный свет стал осязаемым, не обжигающим, но обволакивающим каждый миллиметр тела.

Что было, что есть и что будет – неважно. Этот миг обратит всё в сон. Сон забудется. Когда в море погаснут последние лучи, будет разгадана последняя тайна. Останется лишь сон: закат, пожаром прокатившийся по облакам; море, нашёптывающее о наваждении; ветер, приносящий чудное позвякивание бусин. Миг, когда над горизонтом вспыхнет зелёный луч, обратит всё в нереальность.

И этот миг наступил.

Волны с игривым шёпотом подобрались к берегу и лизнули носки пиратских сапог. Брови выползли из-под выгоревшего края банданы и присобрались у переносицы. Джек Воробей поочерёдно распахнул глаза, а затем перевёл задумчивый взгляд на собственную руку – поднятую и согнутую в локте, словно для того, чтобы укрыться от солнца. Вот только светило уже нырнуло за горизонт.

Джек нахмурился ещё больше, медленно опуская руку, будто в ожидании, что она отвалится, и попутно соображая, что он здесь вообще забыл. Окрестности, куда ни глянь, тонули в умиротворённом красноватом вечере. Откуда-то издалека бриз приносил отзвуки неугомонных криков галдящих чаек. Объяснение никак не хотело находиться. Как вдруг цепкий взгляд приметил белый лоскут, скользящий по волнам в направлении суши: бессовестно игнорируя и ветер, и движение вод. Секунду поколебавшись, пират прищурился для верности, а затем в угоду собственному любопытству зашёл глубже в море. В сапогах захлюпала вода. Воробей раздражённо закатил глаза, но пошёл дальше, пока волна не вынесла на мозолистую ладонь обычный лист бумаги – чудом не расклеившийся. Чернила, если они и были, слизало море, и лишь у нижнего края, издав многозначительное «Хм», Джек Воробей смог прочесть выведенное аккуратным почерком одно-единственное слово: «Навечно».

Капитан глядел на бледнеющие, тающие у него на глазах буквы и ловил себя на неуместном и совершенно ему не свойственном чувстве сентиментальной тоски. Будто потерял что-то важное. Прилив подобрался к коленям. Джек медленно поднял взгляд к стремительно темнеющему горизонту. Откуда прибило этот листок?

Каряя радужка вспыхнула ярким огнём. Пират и сам не знал, что и почему хотел разглядеть в синеватой бесконечности, но вдруг встрепенулся, сбрасывая оцепенение. Глаз зацепился за тёмный изящный силуэт, будто выведенный на небе, как на холсте. Море тут же выхватило листок из ладони и унесло прочь. Напряжение на загорелом лице сменилось сосредоточенностью, которую затем разбавила довольная улыбка, дерзко блеснувшая золотым зубом. Джек хлопнул себя по карману, недовольно цыкнул и вместо подзорной трубы приложил к глазу сооружённый из кулака окуляр. «Вот что!» – радостно провозгласил капитан. Три секунды спустя пират резко выровнялся и дёрнул усами. Взгляд метнулся влево, затем вправо. Звонко шмыгнул нос.

– Наконец-то мы встретились, прекрасная леди! – С этими словами Джек Воробей вприпрыжку припустил к берегу, а затем через джунгли, – лавируя меж колючих кустов, свисающих лиан, перелетая упавшие деревья и распугивая приготовившуюся ко сну живность, – чтобы вскоре обрушиться потоком команд на мистера Гиббса и лениво рассевшихся у костра матросов. – Живо! Подъём! Шлюпки на воду! Снимаемся! Подъём, подъём! Шевелись, плотва!

Ночь только вступила в свои владения, когда укрытая вуалью густых сумерек «Чёрная Жемчужина» устремилась к огоньку на горизонте, что светился на корме испанского корабля «La Señora Hermosa».

*Здесь и далее слегка исправленный перевод народной ирландской и шотландской песни The Parting Glass (https://en.lyrsense.com/ed_sheeran/the_parting_glass)

Для меня она звучала так: https://www.youtube.com/watch?v=zx0ivLC6wrQ

====== Эпилог, или Несколько столетий спустя ======

Знаете это блаженное ощущение, когда просыпаешься, но глаза не открываешь и с наслаждением предаёшься мысли о том, что никуда сегодня не надо идти? Так вот, у меня его не было. Едва вырвавшись из царства Морфея и ещё не разлепив глаз, я осознала, что опаздываю, поэтому тут же вскочила с кровати. Точнее, попыталась вскочить. Резко дёрнувшись, я со всей дури стукнулась головой обо что-то и с криком рухнула обратно на спину. Стиснув зубы от боли и сжав кулаки, я с трудом разлепила глаза, чтобы увидеть причину неудавшейся попытки встать. Ну да, конечно! Сколько раз можно было напоминать этому идиоту, что полка – прямо над диваном – вещь ужасная. Пока я пыталась размять выскочившую шишку и придумать, как отомстить брату, мозг лениво пробуждался, нехотя отпуская остатки сна, чтобы сфокусировать взгляд на стрелках часов, что бессовестно уползли дальше положенного времени. Как только это случилось, я перевалилась на пол и следующие полчаса носилась по квартире, как дезориентированная муха. Состояние было довольно странное, будто я проспала несколько лет. И, видимо, поэтому этим утром роняла из рук всё, что только можно было. Напоследок, уже в метре от входной двери, локоть зацепил кипу исписанных бумаг на комоде: листы разлетались под летним сквозняком, кровь кипела, брат, обычно тащивший в МОЮ квартиру всякий хлам, напрашивался на затрещину.

Город стал в одной гигантской пробке. Перемахнув через клумбу, качели на детской площадке и чёрного кота, я взвыла, увидев толпу на остановке. Пришлось спешно надевать ролики и устремляться на работу с низкого старта. Ветер приятно дышал в лицо, уносил следом непослушные пряди. Я разглядела подъезжающий автобус и решила срезать. Сильный толчок в грудь приземлил меня на асфальт пятой точкой и локтем правой руки. «Чёрт побери это гадское утро!» Я по очереди открыла глаза и застонала. В паре сантиметров от крутящегося колёсика зиял чернотой канализационный люк. Пару лет назад я едва не свалилась в такой: благо вовремя подоспела внимательная женщина с сильной хваткой за шиворот. Теперь же захотелось обидеться на весь мир.

На уровне глаз появилась протянутая ладонь.

– Простите, что так грубо, но вы могли…

Взгляд перескочил с ладони на чёрные джинсы, взобрался вверх к клетчатой рубашке, обрисовал мотоциклетный шлем подмышкой и только потом поднялся к лицу молодого человека. Несколько секунд мы откровенно пялились друг друга, чтобы потом в один голос спросить:

– Мы раньше не встречались?

Тут взгляд будто провалился за голубую радужку его глаз.

– Джеймс?! – Это сорвалось с губ так внезапно и глупо. Понятия не имею, кто же удивился больше – он или я.

– Женя. – Молодой человек протянул руку ближе, затем аккуратно взял меня за предплечье. Я только растерянно моргнула и шикнула: моему локтю явно не пришлась по вкусу встреча с асфальтом.

Голубые глаза задержались на шраме на моей руке, и я поспешно натянула рукав на запястье. Словно очнувшись, я ухватилась за его ладонь, рывком поднялась, с трудом удержавшись от желания растереть ушибленное место, на которое обычно ищут проблем.

– Пойдём, – почти скомандовал Женя, пока я с любопытством разглядывала тату феникса на его плече и только потом что-то вопросительно хмыкнула. – У меня есть аптечка. – Он улыбнулся, глянув на ролики, и добавил: – И транспорт.

Мне было неловко и в то же время радостно от мысли, что скоро ветер засвистит в ушах, даруя пусть недолгое, но ощущение свободы под мощный рёв мотоцикла. Хоть название на заднем крыле железного коня не пришлось по душе – «Призрачный Странник». Можно было бы и не так мрачно…

====== От автора. ======

Что ж, мои славные други, воистину, это был долгий путь. Путь, который не задумывался таковым, но вмешалась реальность. Плохо это или хорошо, вот уж не знаю. Пусть иногда ожидание очередной главы слишком затягивалось, пусть некоторые отчаялись, что фанфик обретёт статус «Завершён», зато мне удалось растянуть удовольствие и проработать каждую главу, вложить по максимуму и души, и авторских задумок. Ну и подольше помучить читателей, конечно же.

Этот фанфик, его герои, его сюжет стали для меня чем-то большим, совершенно новым уровнем «детского хобби». Я прожила каждый его момент с этими неугомонными пиратами и с вами, мои читатели. Диана рассказала свою историю и ушла, но это вовсе не значит, что и ваша покорная слуга покинет удивительный мир «Пиратов Карибского моря». И я очень надеюсь, что мы ещё не раз повстречаемся с вами на его просторах.

Долгий путь, и завершён он благодаря вам – лучшие читатели, о которых я только могла мечтать! Спасибо от всего сердца каждому, кто читал, каждому, кто прочёл, каждому, кто ждал, каждому, кто не дождался. Спасибо за музыку и арты, что бережно хранятся в сокровищнице. Спасибо за ваши отзывы – в одну строчку или в пятьдесят, – потому что именно ваши слова, ваша поддержка, ваши эмоции, ваши пинки, вопросы и предположения служили истинным источником вдохновения. И без вас эта история, быть может, никогда бы не обрела завершения, так и осталась бы красочным воображением. Спасибо, что были со мной все три года.

Хочется верить, что мне удалось передать созданную Вербински и Ко атмосферу и подарить вам абонемент в мир свободы, приключений и рома. Думаю, мы все чудесно провели время.

Всем держать нос по ветру, семь футов под килем!

Смахиваю слезу и салютую треуголкой,

искренне ваша,

FF.

Комментарий к От автора. Плейлист с треками, для любителей: https://vk.com/music?z=audio_playlist-134926015_1

====== (1) Море ======

Ветер пробирал до костей. Он стоял на кормовом балконе и неотрывно глядел на исчезающий в сумерках клочок суши. Отчаянно вглядывался в белёсую полосу берега в тщетной надежде разглядеть её силуэт. Сердце выло и разрывалось, в муках гнало кровь по венам, выжигало изнутри, так что хотелось выдрать его – за ненадобностью. И всё же дарованное бессмертие не отнимало способности давиться желчью от приступа удушающей тоски. Он глядел на берег – долго, пристально и верно, но былое чувство воодушевления и праведного восторга от соприкосновения с чем-то поистине прекрасным сменялось горьким и терпким, будто осязаемым на губах. Тяжелело в лёгких, как от пыли, царапало горло и холодило спину. Но он настойчиво гнал прочь все мысли, считая даже возможность предположить, усомниться в Ней – предательством. Мили прочь, и срок казался вечностью, но он упорно отсчитывал день за днём там, где само время не существовало, и под тихий мелодичный перезвон механизма грошовой музыкальной шкатулки – самого дорогого, что он когда-либо имел, – он представлял шум ветра в её волосах, закат солнца, что растворялся в её глазах, шепот моря, что звучал в её словах, и лёгкое прикосновение её пальцев, вторившее тёплым каплям дождя. Встречая тысячи рассветов, он ждал один-единственный, чтобы по истечении данного срока в десять долгих лет в одиночестве встретить закат…

– Капитан? Капитан Джонс, сэр, – боцман обратил на себя внимание и продолжил, – как долго мы здесь пробудем?

С неба сыпала морось. Ветер почти сгинул, паруса обвисли, словно нарочно обрекая шхуну и её капитана на долгую остановку у необитаемого клочка суши.

Джонс шумно вдохнул запах сырости.

– До заката. Наберите воды.

Тучи чернели, плотнели, грозились скорым штормом. Команда ловко и быстро управилась с парусами и так же слаженно направилась в глубину островка к небольшому пресному озеру. Джонс двинулся вдоль берега, провожая холодным взглядом волны. В голове навязчиво вертелась хрупкая ненавистная мелодия – уже пятый день кряду. Он плохо спал, не хотел примиряться с желанием, что вспыхнуло в нём, едва за спиной осталась невидимая дверь в Долину Возмездия, а теперь утопал сапогами в отсыревшем песке на берегу. На том самом берегу, где некогда назначил себе то ли лекарство, то ли приговор, собственноручно вырезав своё сердце. Оно билось на широкой мозолистой ладони – большое, блестящее от крови, а он никак не мог понять, как в нём может поместиться столь невыносимая боль. Теперь же в душе царила непривычная пустота, а в голове всё так же играла мелодия.

Джонс услышал… нет, почувствовал её шаги – совершенно неслышные – так, если бы она ступала по его сердцу.

– Понадобилась сумасшедшая девчонка, чтобы ты признала, что была неправа, – усмехнулся он, неотрывно глядя на сбивающиеся в кучу тучи.

– Я не признала. – Как всегда, упрямая, своенравная, гордая, так уверенная в своей неуязвимости. Многие годы назад она, казалось бы, делилась ею с ним, но на деле лишь обрекла на мучения и погибель от его собственной слабости.

– Нет, признала, – не уступал Джонс, плавно закладывая руки за спину, – потому что пришла сейчас. – Он знал, что Калипсо возразит, непременно, ибо это было в её натуре – оставлять последнее слово за собой. Его же последним словом стало её имя. Одним этим он признался и себе, и ей в ошибках, во лжи – и в настоящих чувствах. Она же в ответ подобрала ему очередную кару.

Калипсо прошла вперёд, и Джонс вновь залюбовался бризом, что не путался в её волосах, а, наоборот, вырывался из-под смольных локонов и устремлялся к небу.

– Я знала, ты придёшь сюда. Ты всё так же сентиментален, Джонс.

– Как и ты, – улыбнулся он. Калипсо покосилась на него. – Иначе бы не позволила той двери открыться.

Калипсо молчала, а капитан с грустной улыбкой думал о том, что история в чём-то повторяется: в этот раз он вновь ждал её, только теперь точно знал, чувствовал, что она непременно придёт. До тех пор, пока за спиной не зашуршали её сотканные из волны одежды, пока он не услышал её сильный голос, звучащий слегка нараспев, Джонс не мог понять, принесёт ли эта встреча ему не то что радость, но хотя бы покой. Теперь Калипсо стояла прямо перед ним – точно такая, какой часто являлась ему в слишком реальных снах во время бесконечных путешествий по бескрайним и чуждым мирам. Не мираж, не наваждение, не расплывчатая тень в полумраке каюты. Пустота в душе сменялась смятением.

Едва только Джонс признался себе в этом, она тут же плавно обернулась, словно услышала его мысли или почувствовала его беспокойство. Глаза её были морем – всегда были. Такие же непостоянные, непостижимой красоты и ошеломляющей выразительности. Такие же обманчиво покорные. Такие же коварные. Калипсо медленно опустила взгляд. На её ладони тускло поблёскивали два медальона в форме сердца: теперь обрамляющие их крабьи клешни виделись жестоким напоминанием. «Это мой дар тебе, Дэйви Джонс. Пусть будет он знаком моей любви, знаком вечности, нашей с тобой вечности, и напоминанием о твоём долге передо мной».

Против воли Джонс потянулся к одному, и, едва его пальцы осторожно коснулись цепочки, Калипсо накрыла его руку своей, зажав меж горячих ладоней.

– Ты просто моряк. Снова, – с улыбкой проговорила она, не сводя с него блестящих глаз.

Нежно убрав с её лица непослушную прядь волос, Джонс качнул головой.

– А ты морская богиня. Снова. – Он коснулся её щеки. Она подалась вперёд, закрывая глаза.

– Прошло столько времени, Дейви Джонс…

– Время – зачастую незначительная вещь. Особенно для нас с тобой.

Калипсо наклонила голову, выпустила его ладонь и легко поддела пальцем крышку шкатулки. Полился хрупкий звук подрагивающих тонких пластинок.

– Думаешь, – произнесла богиня, вторя нахлынувшей волне, – у всех есть право на второй шанс?

Джонс бережно взял шкатулку и опустил на раскрытую ладонь. Ему никогда не забыть эту мелодию. Хрупкую, нежную, от которой было всегда больнее, чем от любых ран. Вечно она будет напоминать о стольких бесценных вещах, что обратились в одно-единственное – в ошибку. Эта мелодия звучала десять бесконечно долгих лет, звучала надеждой, когда все эти дни он готов был обменять лишь на один, только бы с ней. Как мальчишка, он покорно служил ей, исправно выполнял возложенный на него долг, даже когда это было невыносимо. Десять лет скитаний во тьме и безвременье, в окружении призраков погибших и полупризраков собственной команды. Мелодия звучала, согревая его сердце, позволяя забыться бессонной ночью и вновь попасть в плен её глаз, услышать её чарующий шёпот. Пережить ещё один день. Чтобы затем в награду получить – ничего. Он отдал всё, что было, что могло быть, отдал ей в обмен на сердце, полное любви. Которое ей стало ненужно. В тот день, когда догорал последний луч заката, его жизнь исчезала, растворялась, как песок под сапогами в прибойной волне. Ему было проще стать дьяволом и выпустить свой гнев в мир, чем справиться с этой пыткой. Он превратился в чудовище, и его компасом стала ярость. Ярость заполнила пустоту вырванного сердца, стала его душой. Этот огонь жёг изнутри, больше не утихал покорно, не отступал перед волшебной мелодией, а лишь разгорался сильнее, чтобы подарить сладкое, но такое обманчивое чувство наслаждения от свершённой мести. Он ликовал. Ликовал, искренне надеясь, что Калипсо способна чувствовать боль. Чувствовать хоть что-нибудь. И тогда мелодия шкатулки перестала звучать надеждой или неверным успокоением. В хрупком перезвоне осталось лишь одиночество и сожаление, слишком искреннее, чтобы быть правдоподобным.

Она не сводила с него глаз, и, взгляни Джонс в них, быть может, пропал бы как сотни тех, кто поддались предательскому зову сирен, видя лишь красоту, совсем не чудовищ. Какой бы ужасной ни была в своём гневе и коварной в своей щедрости Калипсо, он больше не боялся ни того ни другого. Мелодия оборвалась, и в тот же самый миг секундной вспышкой небо озарил зелёный луч. Капитан хмыкнул про себя. Тихо пророкотал далёкий гром.

– Не знаю, – ответил Дэйви Джонс поднимая на морскую богиню взгляд едва улыбающихся глаз. Калипсо слегка склонила голову. – Одно могу сказать точно, – волны взволнованно зашептались и резко умолкли, – с недавних пор я искренне ненавижу вести подсчёты.

Шторм затих, так и не начавшись. Море игралось с отражениями ярких звёзд и уходило с берега, поспешно сокрыв следы двоих людей. И только отступающие на глубину волны густой пеной, точно воздушными пальцами, цеплялись за тонущие в промокшем песке крошечные шестерёнки и тончайшие пластинки двух разломанных музыкальных шкатулок.