Текст книги "Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)"

Автор книги: Foxy Fry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 65 страниц)

Старый пират знал толк в том, как разговорить любого, хоть мертвеца, знал, за что дергать, на какие мозоли наступать, а я наивно полагала, что все его речи взаправду, а не ради того, чтоб вытянуть из меня чистосердечное. Оттого бросилась самоотверженно защищать честь капитана Воробья в словесной схватке, хотя самого пирата уже и след простыл.

– …Кракена?! Да ни в жизть не поверю! Черт меня дернул с бабой связаться! – беззлобно распалился Барто, когда кульминации достигла очередная невероятная история про Джека Воробья. – Я таких сказок знаешь сколько, знаешь сколько слышал! А? Одна чуднее другой! Походи по тавернам и не такое прознаешь. Но ты, но ты-то! – потрясал старик узловатым кулаком. – Умная же! Хоть с виду! А всё чушь пересказываешь!

Пиратская тирада всё набирала обороты. Мое лицо обратилось в маску терпеливого примирительного внимания.

– А как же Барбосса? И «Летучий Голландец»? – наконец не вытерпела я. – Вы же сами видели!

Барто фыркнул и шлепнул ладонью по бедру.

– Тоже мне, «Голландец»! Корабль, как корабль, только дряхлый, на вид, как покойник, и всего-то!

Я поджала губы, раздраженно закатив глаза. Следующая реплика трусливо засела за зубами. Над морем взметнулся столб брызг, как от подводного взрыва. Ветер тут же заботливо адресовал капли в лицо. От внезапной волны «Буревестник» нырнул на левый борт, едва не зачерпнув воды. В уши, сквозь застрявший грохот трескающейся водной толщи, ворвался по-настоящему перепуганный голос старика Барто:

– Господи Иисусе, помилуй!

И хоть у меня самой внутри всё испуганно сжалось, будто бы готовое в любой момент дать деру, я назло всему лишь выше задрала подбородок. Взгляд с напускным равнодушием провожал нависший над шхуной «Летучий Голландец». Барто впал в ступор, не зная, то ли за оружие хвататься, то ли молитву читать.

– Расслабьтесь, – максимально спокойно улыбнулась я. Ладонь легла на плечо старшему помощнику. Я представляла, какой хаос творился в его поседевшей голове. Проклятый корабль, как нарочно, объявлялся в точно угаданный момент, когда неверующие или чересчур праздные моряки наиболее уязвимы.

Тут же изо всех люков высыпал перепуганный, всклокоченный народ, и по повадкам легко угадывались те единицы, что подобную картину видели не в первый раз. Элизабет пыталась стереть с губ неуместно счастливую улыбку, Барбосса за её плечом лишь придирчиво щурил глаза. Джеймс поднимал с палубы запнувшегося на ровном месте и побелевшего, как полотно, Бойля, и при этом старался выглядеть буднично, словно это не огромный корабль из-под воды вынырнул, а всего лишь любопытная касатка. Джека видно не было.

«Летучий Голландец» журчал потоками воды, словно шептал какое-то заклинание на позабытом всеми древнем языке. Корабль, и правда, «дряхлый, как покойник», подбирал паруса, чтобы успевать с «Буревестником» в ногу. Подумалось, отчего новый капитан не подлатал его? Или это такой дресс-код: не положено проклятому, наводящему жуть кораблю, что пересекает границы миров, выглядеть иначе? К тому же мертвым-то всё равно. К счастью, команда «Голландца» выглядела человечнее. Матросы приблизились к борту – бледные, усталые, но даже более живые, чем некоторые обитатели Тортуги или завсегдатаи других карибских кабаков. Колыхнулась глупая тщедушная надежда, что выпадет шанс сменить транспорт.

Пока я с любопытством разглядывала моряков на корме и приглядывалась к закрытым пушечным портам, капитан ступил на борт шхуны в районе бака. Это я поняла по шарахнувшейся публике: матросы отступили к корме, а их главари – наоборот, навстречу гостю. Барто, скрипя зубами по трубке, пошел за мной следом, и весьма кстати: успел вовремя подхватить под руку, чтобы кувырком с полуюта не спустилась. «Глаз что ли, нет?» – бросил он. Есть, да только прикованы были заинтересованным взглядом к уверенной фигуре Уильяма Тёрнера. Элизабет мгновенно объявилась под боком у мужа, но вела себя сдержанно, будто бы стеснялась многих незнакомых глаз. Обхватила под руку и умиротворенно затихла, покрывая пытливый взгляд вуалью безмятежности. Когда я (под руку с Барто) достигла честной компании, было закончено первое знакомство между Уиллом и Фениксом.

– …Джек? – недоверчиво переспросил Барбосса.

– Да, где он?

Только сейчас я заметила в руках у Тёрнера солидный рулон обветшалой бумаги. Пришлось заинтересованно выглянуть из-за плеча шкипера, привстав на цыпочки. Взгляд Уилла сместился ко мне. Тут же засветилась улыбка, против воли затеплились щеки румянцем, а бессердечный капитан лишь приветливо качнул головой. Подводная жизнь, если, конечно, можно было участь Уилла называть жизнью, бывшего оружейника не то чтобы закалила, а скорее, выдала авансом потустороннюю холодность и суровость. И будто бы Элизабет чувствовала, видела это, оттого и жалась ближе, пыталась согреть любимого своим теплом. Глянув на их сдержанные недообъятья, я тут же позабыла о детской неприязни, о ревности и глупой злости.

– Помочь с транспортом или просто пожелать удачи? – протиснувшись между Барбоссой и Уитлокком, заговорила я.

Уилл только непонимающе моргнул.

– Мы знакомы?

– Диана, – протянула я руку, – я…

– Она с Фениксом, – резко, как штамп, прилетело из-за спины. Внутри всё вскипело, я обернулась с абсолютной готовностью испепелить Воробья взглядом. – Видишь, как я и говорил, – самодовольно сверкнул зубами кэп, бессовестно игнорируя меня, – все в сборе.

– Говорил? – переспросила Элизабет и добавила, как мне почудилось, с легкой обидой: – Когда это вы успели побеседовать?

– О, Лиззи, не время для ревности, – издевательски отмахнулся Джек. В ответ Уилл швырнул ему свиток с явным намерением угодить по наглой физиономии. Но кареглазый пират ловко ухватил подачу, усы сложились удовлетворенной дугой.

– Что это? Какая-то карта? – Уитлокк обвел сверток внимательным взглядом.

– Какая-то – это та, по который мы утром курс прокладывали, а эта – та самая, – с важным видом морского Нострадамуса пояснил кэп.

В неведении о сотрудничестве Воробья и Уилла Тёрнера оказались все, кроме них самих, но результат этого «сговора» принес положительные плоды, потому никто из капитанов придираться не стал. Ясно было, что «Летучий Голландец» плелся бок о бок с нашей шхуной не ради того, чтобы выполнить курьерскую доставку. «Команда мечты» – огнеупорный, в воде не тонущий сплав моряков с легендарных кораблей – на тот момент не был укомплектован полностью. Я и не придавала значения, почему отобрали по пять человек, когда прибыли матросы Воробья и для чего на шхуне, помимо капитанов, нужны три штурмана. Команду «Буревестника» пополнили пятеро подопечных Уилла Тёрнера: крепкие, с каменными лицами и водянистыми глазами – как подводные скалы. Уитлокк и Барбосса с Воробьем, получив новую моряцкую игрушку, с которой сыпалась труха при неаккуратном касании, умчались (и уковыляли) в кают-компанию; Элизабет что-то отчаянно шептала Уиллу, сжав его руку в своих ладонях, а капитан «Голландца» лишь периодически покачивал головой. Я, как неприкаянная, потащилась прочь с бака, ища взглядом, куда бы пристать.

«Летучий Голландец» надолго задерживаться не стал. Пусть у Уилла и было бремя, обязанность переправлять души на тот свет, но неужели его не заботила судьба любимой женщины, раз он благословил хождение по неизведанным водам на хлипкой лодчонке? Мог хотя бы следом идти, как конвой… Я не могла успокоиться, расслабить пружину настороженности, как ни пыталась. Все переговоры, неоднозначные сговоры врагов против друзей, недомолвки, косые взгляды вместо вопросов, улыбки вместо ответов – приходилось в каждое слово вслушиваться с тройным усердием, и постепенно это вошло в привычку. Но ощущение уязвимости, незащищенности перед неизвестным врагом, что охватило меня, едва Порт-Хауэл скрылся на горизонте, беспокоило навязчиво и неопределенно. Стоило забыться, выдохнуть, как иголочки начинали предостерегающий перезвон, и чувство умиротворения звонко лопалось, как хрупкий воздушный шарик.

Нужно было как-то отвлечься, занять разрывающийся на части мозг чем-то одним, конкретным. Потому вечером второго дня я вытащила Джеймса Уитлокка на палубу из полумрака кают-компании. Вдохнув посвежевшего воздуха, размяв затекшую шею, разглядывая пылающий солнцем горизонт и граничащее с ним море, Феникс даже слегка улыбнулся. С момента нашей встречи в порту, после рандеву со Смоллом, я всегда видела его каким-то напряженным, сжатым, словно бы он готовился к прыжку в воду или ожидал, что сверху вот-вот рухнет небо. На все вопросы отнекивался, умело уводил разговор, спрашивал о какой-то ерунде и пытался растворять мрак в глазах искусственной улыбкой. Я перестала спрашивать, но не прекратила думать. Солнце коснулось кромки моря под перестук костей на бочке, а следом – галдящий спор вперемешку с хохотом.

Я пригладила ладонью планшир.

– Они что-нибудь сказали? Зачем ищут камень? – Джеймс окончил рассказ о произошедшем за то время, что мы с Джеком играли в шпионов и неудачливых беглецов. Повесть вышла скудной и малоинтересной.

– Да, – протянул Джеймс, – что-то вроде: «Не твое собачье дело». – Я понимающе хмыкнула: другого и не ожидала. – А что, думаешь вызвать на откровенный разговор? Даже Барбоссу? – по-доброму улыбнулся Уитлокк.

Я поджала губы.

– Вряд ли получится… Просто… Понимаешь, допустим – Элизабет и Барбосса. Они не враги, но и дружбой их отношения уж точно не назовешь. И теперь они вдвоем, объединившись… Я поняла бы это, объявись второй Катлер Беккет или другой аватар карающей длани Ост-Индской Компании. Всё-таки Братство. Но ради сокровища? Которое достанется одному? И Джек… Все они. При надобности и не задумаются, предать или нет, однако сейчас объединились и вместе ищут путь к кладу. Быть может, их план гораздо глобальнее, нацелен на что-то по-настоящему великое?.. Или всё гораздо проще. Кто лучше объединяет, чем не общий враг?

Уитлокк обернулся ко мне с внимательным, вдумчивым взглядом.

– Общий враг? – на тон ниже уточнил Джеймс. – Ты же считаешь, что Джек связан с Анжеликой…

Я скривилась от слов «связан с Анжеликой».

– Допустим, она заставила Джека. Кто тогда мотивирует Тёрнеров и Барбоссу? Уж вряд ли они отправились на поиски того же самого, до сего дня никому даром не нужного камня одновременно с нами просто по чистой случайности. Неприкасаемых нет. Что если они не конкуренты, а такие же наемники, как и мы?

– Разумеется, это не случайность, – начал рассуждать Уитлокк. – Никто из них, и Джек в том числе, так и не обмолвились, откуда узнали про камень, как, собственно, и о том, зачем он им сдался. Но я не думаю, что Деруа рискнул бы связываться с такими пиратами.

– Такими, не такими, – пожала я плечами. И только потом в голове зазвенело одно единственно важное слово. Игривый вечерний ветер пытался незаметно унести его прочь, укрыть за окрашенным в закат парусом и затем растворить далеко над морем. Но не успел. – Погоди… – Я медленно обернулась, давая мысли осесть. Порыв свистнул меж длинных прядей. Искренний виноватый взгляд Уитлокка говорил громче всяких слов: я услышала то, что не должна была, он это понял и мог лишь напрасно сожалеть. – Деруа? Тот француз? Ты… Ты его знаешь? Его имя?

– Астор Деруа. Французский капитан, доверенное лицо короля.

Меня будто бы связали по рукам и ногам и притянули к земле: плечи опали, ладони сползли с планшира, рот ошарашено приоткрылся.

– А не сказал ты мне это, очевидно, потому… – язвительно заговорила я.

Уитлокк тут же почуял недобрый настрой.

– Это ничего не меняет.

– О, правда? – карикатурно ахнула я.

– К тому же, прости, но ты слишком увлечена… другими проблемами.

Я отпрянула слегка, не сразу понимая, о чем речь. В горле комом стояла обида, мешающая трезво рассуждать.

– Вот как ты это видишь? – насупившись, спросила я. – Думаешь, всё только из-за Джека? Что остальное меня нисколько не волнует? Что мне плевать на Тортугу? На этого Деруа? На тебя плевать?! – Голос дрожал, нарочно брал высокие тона.

– Нет, Диана, я не это имел в виду. – Уитлокк примиряюще подступил ко мне, попытался коснуться руки.

– Это! – шарахнулась я в сторону. – А там, у охотников! Я места себе не находила! Думала, испортила всё! Думала, Смолл!.. Вас!

Дышалось ужасно трудно, как в противогазе. Обида душила, сводила с ума, кипела ещё недавно заставшая лава ревности.

– У вас все в порядке? – опасливо вмешался Барто с трапа.

– В полном! – холодно бросила я. Последний режущий взгляд был адресован точно печально-голубым глазам Феникса. Доски палубы гулко стучали от гневной поступи, оставленной как заключительное слово в споре.

Деваться было некуда и примиряться с собой, с обидой, с гневом, разочарованием и мрачной смесью неоправданных надежд пришлось на верхней палубе, при всех. Может, в том и состоял смысл быть «командой», что все чувства и тревоги даже против воли приходилось делить с остальными, разными порциями. А в ответ – возвращались твои переживания, но уже пережеванные, отделенные от плевел, обсужденные и в итоге – ничтожные. Я по-партизански молчала, лишь губы покусывала, но любопытные взгляды знакомых и незнакомых глаз незаметно растаскали волнения по лоскутам, не оставили, казалось бы, ничего. Кроме желания наверстать упущенное. До поздней ночи я слонялась под открытым небом; задумчиво скреб носок сапога потемневшие доски палубы, звезды серебрились высоко и привычно, поскрипывал рангоут. И пришло осознание – словно нашептал кто, сквозь шум волн, – что слова Уитлокка (хоть сама и вложила их в его уста) не так уж надуманны. Каяться приходилось острому месяцу, ибо не было рядом никого более приближенного к небесам: что на поиски подписалась ради шанса с Джеком поговорить; что уйди кэп к горизонту ещё там, у острова Креста, не осталось бы от меня больше, чем пятьдесят килограмм тоски; что прикрывалась алчностью и жаждой сокровищ, чтобы быть в гуще событий, чтобы подавать себя как пиратку, а потом и сама не заметила, как чаши весов уравновесились. Потому теперь было важно очутиться на шаг, на полшага впереди. Или хотя бы просто не отставать.

Начать я решила с выяснения ответа на набивший оскомину вопрос: зачем каждому из наших союзников «эфир власти»? С Джеком всё было просто и ясно до боли – не скажет, хоть пытай, ибо не его это желание, а встречу с Анжеликой пока никто не назначал. Кэп привычно сторонился меня, общался не больше, чем необходимо. Редко его фигура маячила далеко от кают-компании, где можно было бесконечно долго пререкаться со старым добрым Барбоссой. Капитан «Мести королевы Анны», что, к слову, так и не обозначила своего местоположения, деловито развалился в единственном кресле и не объявлялся на верхней палубе без важного повода.

Подружиться с Элизабет Суонн-Тёрнер не составило особого труда, ибо написание отношений с чистого листа пригодилось, как нельзя кстати. Задевая тему очередной откровенной беседы, я лишь искала подтверждения своей единственной и, как думалось, верной теории: всё из-за сердца. Сердца Уилла. Вряд ли шантажист, если таковой и прятался в тени за спинами пиратов, нашел бы более весомый довод. Я никогда не спрашивала напрямую, но так или иначе в разговорах проскальзывали тому различные подтверждения: Элизабет думала, что знаю я о ней не больше, чем она обо мне, оттого говорила без особой опаски.

Откровенничать с Гектором Барбоссой я так и не решилась. Было в стареющем пирате нечто недосягаемое. Иное, нежели в Джеке Воробье. Эти двое служили прекрасными антиподами друг другу, и, может, именно потому, что с Джеком с горем пополам удавалось говорить по душам, в диалогах с Барбоссой язык присыхал к нёбу, и всё, что я могла выдавить, – неоднозначные междометия. Хотя, пожалуй, послеобеденная сиеста, что посвятили сказанию о наших с Джеком похождениях, служила исключением. С легкой подачи кэпа и в моем пересказе история вышла напряженной, недолгой, но с важным посылом: промедление может стоить приза в этой игре. Пираты так единогласно пришли к выводу, что Смолл во что бы то ни стало не должен заполучить камень, будто дележ внутри нашего «союза» – что-то стороннее, само собой разрешимое. На деле, скорее, каждый спал спокойно потому, что под подушкой спрятал нож.

«Буревестник» бежал по волнам бодро и уверенно. На третий день редкие обрывки суши перестали попадаться на глаза и воодушевленно маячить на горизонте, как будто земли больше не было, и единственная оставшаяся твердь – потрескавшаяся палуба шхуны. Команда вроде бы сплотилась и в унисон подумывала, как тратить ожидающие пиратов сокровища. Мечты были простые и понятные – кому дом и жену, кому ром и шлюху, кому еды вкуснее, кому кафтан поновее. Даже нелюдимые матросы с «Летучего Голландца» живо откликались на предложение затянуть очередную тоскливую шанти и припомнить земные радости Тортуги или Ямайки. На всю эту идиллию я любовалась издалека, с угла на полуюте: Джек с Барбоссой развлекались бесконечными спорами, Джеймс с Элизабет частенько болтали на верхней палубе (оказалось, они познакомились ещё лет пятнадцать назад на приеме у какого-то лорда), мне же в напарники изредка доставался Барто. Старик знал множество морских баек – рассказанных и пересказанных по сотне раз, – чем и старался развлекать, а я ненастойчиво пыталась выудить неизвестные мне сведения. Но за исключением пары скупых слов о французе, старпом не выдал ничего сколь-нибудь полезного.

Пару дней новое имя – Астор Деруа – никак не шло из головы. Спрашивать о нём у компаньонов я не торопилась. Вдруг станется, что он из погонщика обратится в козыря? Вспоминая первую встречу с ним у острова Песо, теперь я, и правда, видела в нём приближенного короля, того, кто не боится запачкать руки и опуститься на самое дно, чтобы угодить Величеству. Такой слуга, казалось бы, не притязательной в отношении карибских территорий Франции, вполне мог всерьез угрожать разрушением Тортуге и шантажировать этим Феникса. А что помимо этого? На что он ещё способен? Снарядить два брига, чтобы отправить экспедицию, и целый флот – чтобы пожать её плоды? Неужто, пока Британия и Испания ожесточенно грызлись за господство на море, французский король с уступающим обеим империям флотом решил исправить бедственное положение, не привлекая излишнего внимания? «Эфир власти»? Власть принадлежит тем, у кого больше денег. Тогда в невзначай брошенном Деруа «привлекательная драгоценность» – куда больше истины, чем кажется. Как много карат требуется, чтобы возродить флот?..

Сумерки сгущались. Целый день прошатавшись по палубе без дела, я спустилась в каюту. Джек изучал хмельным взглядом карту, в углу в кресле похрапывал Барбосса, закинув деревянную ногу на бочонок рома. Капитан Воробей бегло глянул на меня и вновь уткнулся в параллели. Поглядев по сторонам в поисках чего-то, на что можно сесть, я вытянула из темного угла старый потрескавшийся сундук и умостилась у стола, в маленьком кружке света, что отбрасывала одинокая свеча. Карта была ветхая, будто Уилл Тёрнер её воистину с того света притащил, поэтому никто вблизи неё и дышать не решался, и пергамент украшал стол, как диковинная фундаментальная скатерть. Циркуль шагал по карте из стороны в сторону, отмеряя расстояние от нас до пересечения линий координат, голова удобно умостилась на столе, опершись на руку, и дремота уже начала подступать. Как вдруг взгляд зацепился за тонкий черный пунктир, протянувшийся на дюйм выше нашей цели.

– Что это? – шепотом спросила я, указав пальцем.

Джек странно глянул на меня.

– Тридцатая параллель.

– А это, – я указала ниже, – северный тропик?

Кэп медленно кивнул.

– А нам – сюда? – Палец коснулся перекрестия. Голос опасливо дрогнул. А перед глазами на сверхскорости, словно странички познавательного журнала, мелькали кадры хроник и псведонаучных фильмов.

– Ты догадлива, дорог…

– Нам нельзя туда идти! – вскрикнула я.

Барбосса резко и неуклюже вскочил, выхватывая саблю.

– Ну, подходи! Кого продырявить первым? – Джек наклонился, чтобы лучше рассмотреть шкипера. – Какого черта ты орешь? – возмутился тот.

– Нам нельзя туда идти! – по словам повторила я взволнованно.

– У меня хороший слух, – подметил кэп. – Может, все же объяснишь?

В каюту ворвался Уитлокк.

– Что-то случилось?

– У твоей дамы припадок, – пробурчал Барбосса.

– Да нет же! Вы не понимаете! Это же Бермудский треугольник! – с посылом проговорила я.

Повисла тишина. Слышно было, как стучит нож кока. Капитаны глядели молча, недоверчиво. В их глазах отражалось явное непонимание.

– Бермудский треугольник, – повторила я. Ноль реакции. – Да бросьте! Самое таинственное место на планете! Мало кто оттуда возвращается. Одни корабли пропадают бесследно, с других исчезают команды, и суда вечно дрейфуют в океане. Там опасно!

– Не слыхал о таком, – скривившись, ответил Барбосса. Воробей и Уитлокк кивнули в подтверждение.

Мне словно пощечину влепили. В голове не укладывалось, как самая известная морская байка наравне с Кракеном может вызывать у пиратов лишь сомнительное фыркание! Но пугать их дальше «бездоказательными страшилками» было себе дороже: ещё б нарекли умалишенной.

– Значит, ещё услышите, – констатировала я. – Просто поверьте, это путешествие не будет легким.

Вряд ли до кого-то из них дошел смысл моих слов, но сама же я порядочно испугалась. В голове достаточно просто сложилось, что могущественный камень – да будь он даже просто дорогой блестяшкой! – очень удобно спрятать в месте, куда никто не желает соваться. Нехорошее предчувствие затянуло удавку на шее. Я выбралась на ют, опасливо вглядываясь в темнеющие воды. Теперь плавание казалось обманчиво безмятежным, будто море затаилось и ждало благоприятного момента, чтобы нанести коварный решающий удар. Смести людей волнами, опустошить корабль и оставить его на волю ветра в наставление будущим авантюристам… Фантазия разгулялась не на шутку, я вздрагивала от любого резкого звука.

Вопреки ожиданиям солнце мирно ушло за горизонт, окрашивая небо и море золотистыми красками. Желто-малиновые облака искусными узорами украшали темный горизонт. Свежий юго-западный ветер приятно гладил кожу. Наступала дивная морская ночь. Изредка каким-то особым полушепотом отзывался на качку такелаж, да поскрипывал рангоут. Матросы затянули моряцкую песню о Ленивом Джо. С камбуза запахло вечерней стряпней. Верхняя палуба почти опустела. Рулевой что-то насвистывал под нос. Зажглись огни, укутав палубу «Буревестника» теплым светом. И всё же что-то не давало покоя. Я нервно барабанила пальцами по планширу, разглядывая пенящиеся у бортов волны.

– Успокойся. – Теплые руки Уитлокка обхватили меня за плечи. – Тебя так пугают легенды?

Я обернулась.

– Пойми, это больше, чем просто легенда, – настояла я, но, как назло, ни одного факта в голову не лезло. – К тому же опыт показывает, что всякое возможно и проклятья не сказки.

Джеймс мягко улыбнулся.

– Почему бы тебе тогда не послушать другую легенду. – Феникс насильно усадил меня на ящик, как ребенка, не желающего идти в кровать в поздний час. – Однажды в Англию направлялся обычный пассажирский корабль, – таинственным голосом заговорил Уитлокк, и его мечтательный взгляд растворился над морем. – И вот как-то ночью вдали от суши моряки подобрали девушку: бедняжку оставили одну в шлюпке без еды и воды на волю океана. Незнакомка была крайне напугана после встречи с пиратами и боялась кому-либо довериться. Капитан того корабля дал ей кров, обогрел и накормил. А один из пассажиров, богатый и недальновидный англичанин, предложил доставить её к родным. Девушка оказалась весьма милой, учтивой и интересной собеседницей, так что за несколько дней покорила сердца всех, кто был на борту. А затем на корабль напали пираты, захватили всех в плен и требовали выкупа. Спасенная же оказалась сообщницей разбойников и втерлась в доверие, чтобы облегчить захват судна. Авантюра пиратов вышла неудачной, выкуп получить не удалось и пленника пришлось отпустить. И волею судьбы именно та незнакомка спасла англичанина, дала стократ больше чем кров и тепло. Одним своим появлением перевернула его мир и дала новую жизнь. И вот через несколько лет они встретились вновь. Девушка оказалась в беде, боялась просить помощи, искренне веря, что может быть только помехой. Но затем, ступив на борт пиратского корабля, стала незаменимой спутницей, приносящей победу в любом сражении. Говорят, стоит довериться ей, отнестись по-доброму и взять в путь, и никакие злоключения и проклятья не станут на пути. – Уитлокк закончил и с улыбкой обернулся ко мне.

Щеки теплились румянцем. Я тоже заулыбалась против воли. Это было странно слушать такой пересказ пусть давних, но всё равно тяжелых и напряженных событий, будто та история и в правду лишь мало кому интересное предание.

– Хорошая легенда, сэр. Вы верите в неё?

– До последнего слова, – заверил Уитлокк, глядя прямо в глаза.

Я со вздохом обернулась к морю. С каждой минутой темнота сгущалась, будто бы кто-то закрашивал окрестности черной краской. По небу расползлись плотные облака, скрыв бледную луну, и только на западе редкими бусинами блестели крохотные огоньки звезд.

Уитлокк некоторое время неотрывно глядел в небо. Блики небесных огней в его глазах завораживали, так что я едва успела отвести взгляд.

─ Я не помню, когда последний раз смотрел на звезды, просто так, ─ заявил Джеймс с таким серьезным видом, будто сознавался в измене короне.

Я слегка приподняла брови.

─ Ты ─ пират. Наверное, это нормально.

Феникс неопределенно качнул головой. Засвистела дудка на камбузе, оповещая о готовности ужина.

Покидая палубу, я бросила прощальный взгляд – последние звезды растворялись за облачной завесой – и прошептала:

– Что ж, будем надеяться, Бермудский треугольник – лишь неправдоподобная легенда.

====== Глава XXV. Треугольник ======

Сначала был туман. Не спалось; я выползла на палубу, постукивая зубами от предрассветного холода. Матовая мгла окружала со всех сторон. Казалось, нет океана, нет неба и горизонта – ничего нет. Только шхуна и горстка людишек на её борту, что ищут путь на ощупь в этом ничто. Качки не чувствовалось, будто парусник скользил по кисельным водам, и волны покорно расступались перед ним, умолкали, исчезали в туманной дымке. Я несколько раз прошла вдоль бортов в тщетной попытке разглядеть хоть что-то в паре дюймов от фальшборта. Воздух отяжелел, намок, в лёгкие забирался с трудом да так и оседал в них, как подтаявший снег по весне. Застонал канат, и только тогда я заметила брошенный с кормы якорь. Вахтенные жались у огонька на мачте, пытаясь раскурить отсыревший табак в трубках.

С рассветом туман не сошёл, а лишь засеребрился, будто бесконечный лабиринт из паутины. И даже ветер, заигрывавший с тросами, пробирался сквозь дымку, как трусливый лазутчик. На «Буревестнике» забеспокоились. Предводители по новой уткнулись в карту, словно ждали какого-то откровения. Матросы угрюмо обсуждали погоду, укрывшись в кубрике. Я помалкивала, абсолютно не желая, чтобы к случаю пришлось любимое: «А я же говорила».

– Так и не решили? – поинтересовалась я у вышедшей на палубу Элизабет.

Она покачала головой.

– Идти дальше вот так, вслепую, опасно. Но оставаться, может быть, ещё опаснее.

– А карта, что передал Уилл, – с надеждой спросила я, – она какая-то особенная, потусторонняя?

Как бы наивно ни звучали мои слова, пиратка ответила на них вполне серьёзно:

– Самая обычная, только редкая очень.

– Чего они тогда ждут от неё? – пробурчала я, передёргивая плечами.

Всё явственнее подступало желание выбраться из этого белого плена. И, как видно, не у меня одной. Что-то невидимое витало во влажном воздухе, но чувствовали это все. Опытные моряки недовольно покачивали головами, припоминая рассказы о каких-то внезапных тайфунах-убийцах, что возникали ни с того ни с сего посреди моря. Пираты помоложе боялись засады, мол, вот-вот кто-то разглядит покачивающийся фонарь на бизани, и вырвется из ниоткуда ощетинившийся сорока пушками фрегат. Через несколько часов после рассвета по шхуне поползли разговоры, в которых всё чаще слышались слова «русалки», «чудища» и «проклятые воды». Никто из главарей не решался встречаться со мной взглядом.

Туман всё так же висел непроницаемой стеной. После долгого совещания между капитанами, старпомами и штурманами решено было сниматься с якоря. Два паруса – грота-трисель и бизань-трисель – потянули шхуну вперёд. Над парусником повисла тишина. Моряки заняли свои места, готовые в любой момент уводить судно от столкновения. Волны едва слышно шептались под килем, да неустанно звучали голоса, сверяющие курс по компасам. Секунды, минуты растворялись над мглистой округой, но шхуна будто и с места не двинулась.

Я тянулась вперёд, едва не переваливаясь через фальшборт на баке. Вдыхала туман, выдыхала – его же. Конец бушприта исчезал во мгле, словно она ещё больше сжимала свои тиски. Подводные газы, Атлантида, станции инопланетян и бесчисленное множество иных теорий – одна безумнее другой. Я боялась помыслить, какая из них может оказаться хоть отчасти верной. Как вдруг…

Шхуна вырвалась в лазурную бесконечность; внезапно – словно бы вывалилась из заполненной ватой шкатулки. Кристально чистое море множества оттенков далеко на горизонте растворялось в сочном голубом небе без единого облака. Запахло свежестью. Ветер взбил волосы, хлопнул в парусах. Туманная стена осталась за кормой, снимая со всех липкую паутину беспокойного предчувствия. Утреннее солнце щипало глаза, поблёскивало на металле. Не мешкая, поставили топсели, кливера, чтобы быстрее убраться подальше от странного тумана. Мгла словно бы зависла над морем в точно определённом месте, причём очень давно, и равно как сама оставалась недвижимой, так и чудилось, будто внутри неё тоже все замирает, застывает, хладеет.

«Буревестник» как с цепи сорвался, пожирал морские мили с охотой и проворством, порой закапываясь бушпритом в волны. Ветер крепчал, раздувая паруса и обещая скорое прибытие к земле. Загудели голоса, зажужжали разговоры. Пираты повеселели, я тоже было свободно выдохнула, но, как оказалось, зря. Косые взгляды, перешёптывания за спиной, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы заподозрить что-то, а затем, прислушавшись, узнать: «Баба беду накликала!». Я лишь закатила глаза и испустила терпеливый выдох: что поделать, признавать собственную неправоту мужчины не спешили. Мудрость женщины как раз и состояла в умении «не замечать» тех моментов, что вредили их самолюбию. И, пожалуй, это был тот редкий случай, когда быть правой совсем не хотелось. Окончательно разногласия примирил запоздалый завтрак и тщательно вымеренная порция рома – в качестве профилактики цинги.