Текст книги "Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)"

Автор книги: Foxy Fry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 65 страниц)

Я была среди тех, кто скитался по «Чёрной Жемчужине» в поисках любого оружия – от кортиков до поварёшек, но в куче досок, щепок и клинков, что французы недальновидно оставили на захваченном фрегате, отыскала собственную шпагу. Рука смело потянулась к ней, но у самого эфеса отпрянула. Я знала, что не отступлю, что, неважно шагну ли на борт «Людовика» первой или последней, всё равно отыщу Деруа, знала, что не дам кому-либо ещё совершить возмездие, потому что это было возложено на меня. Это был мой долг, и отказываться от него я не имела права. Но один лишь беглый взгляд на гарду в виде павлиньего хвоста вытащил из-под лавины мыслей и чувств, что обрушилась с сумасшедшим потоком событий, воспоминания ранящие, от которых затрещала та самая уздечка. Перед глазами стояло растерянное лицо Джеймса, в голове зазвучала тишина вместо биения сердца. Я потянулась, снова попыталась его подхватить, и от прикосновения пальцев мираж растворился, точно облако под ветром. Из дыры в борту напротив сочился золотистый свет. Я подняла шпагу, сжала рукоять с такой силой, чтобы она вросла в кожу. В груди поднималось, клокотало, бурлило и вывалилось наружу разъярённым криком. Я пнула груду обломков, деревяшки тихо осыпались на палубу.

Засвистела боцманская трубка. Я развернулась и тут же столкнулась с Джеком. Он протянул мне пистолет, внимательно заглядывая в глаза, и слегка улыбнулся:

– Вижу, ты готова.

Раздался грохот орудий. Не успели мы подняться наверх, как «Летучий Голландец» открыл огонь из скорострельных пушек по «Людовику», одним залпом стирая в щепки резной балкон, витражные двери и добрую часть каюты. Мимо проплывали поросшие берега безымянной земли. «Месть» разворачивалась для бортового залпа, и «Голландец» помчался своей разинутой пастью прямо на неё, «Жемчужина» следом, как жеребёнок на привязи.

– Готовьсь! – прогремел над палубой командный голос капитана Воробья.

«Голландец» отклонялся влево, поравнявшись с французским кораблём. Я впилась в фитильный пальник и закрыла глаза. Грохнуло с оглушающим треском: союзники дали залп с кормы.

– Руби! – заорал Барбосса.

Секунда, другая, третья. Хлопнули канаты на носу. «Жемчужина» по инерции шла вперёд, неминуемо нагоняя. И вот, сквозь грохот залпов, которыми обменивались «Голландец» и «Месть королевы Анны», пробилось долгожданное:

– Огонь! Огонь из всех орудий!

Резко распахнулись глаза. Фитиль разгорелся ярче под ветром, зашипел. Я закрыла уши, сжалась, и следом единым залпом, распавшимся на десяток, обрушился пиратский гнев.

Дым выедал глаза, а я всё смотрела, смотрела, ужасалась собственным мыслям, но не могла отделаться от того наслаждения, что вызывала суматоха на борту «Людовика». Залпы «Голландца», удар из последних сил «Жемчужины» оказались втрое сильнее, чем того ждал противник. И теперь фигурки перепуганных моряков суетливо носились по объятой пламенем палубе под сочный треск грот-мачты, что кренилась в сторону кормы, разрывая, точно паутину, ванты и штаги. В корпусе, на орудийных палубах зияли дыры, пробивался чёрный дым. «Чёрная Жемчужина» пошла на сближение, не давая противнику опомниться. До берега было около сотни ярдов, до правого борта «Людовика» втрое меньше. Я запрыгнула на планшир, искренне сожалея, что не имею крыльев. Пираты, как и я, чувствовали себя теми самыми рысаками, нервно бьющими копытом в ожидании забега. Взгляд носился среди одинаковых мундиров в поисках одного-единственного, имеющего значение, и случайно скользнул по ахтерштевню за кормой.

– Трус!.. – сорвалось с губ.

Я бросилась к мостику.

– Джек! – взметнулась рука в сторону острова. – Джек, шлюпка!

Воробей обернулся, моментально распознал баркас с шестью гребцами и нервно оглядывающимся пассажиром. Я буквально увидела, как вспыхнул огонь в карих пиратских глазах.

– Шлюпку на воду, живо!

Ещё до того, как русленя «Жемчужины» прочертили глубокую трещину в свежей краске «Людовика», лодка плюхнулась в воду. Лишать абордажную команду свободных рук было опасно, и в погоню за трусливо удирающим Деруа бросились только мы с Джеком. Вёсла отчаянно молотили волны, взбивали пену, как в блендере. Плеск воды перебивали выстрелы и прилетавший с ветром звон клинков. От гари першило в горле. Я не чувствовала рук, не чувствовала тела и была этому рада.

Днище шлюпки скребануло по рифу на мелководье. Вырываясь на песок из плена моря, я нервно усмехалась мыслям в голове:

«…Окиян, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Расплеснётся в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря…»

Богатырей было двое, но лица пятерых гребцов оттого не стали менее перепуганными. Раненные, с ошалелыми глазами, они встречали нас на коленях, подняв руки и сбросив в кучу скудное обмундирование.

– Куда? – накинулся Джек Воробей. Те шарахнулись и взглядом указали направление.

Я мчалась сквозь джунгли, не замечая ни хлёстких ударов лиан, ни царапающих кожу колючек, ни отяжеляющего лёгкие влажного воздуха, ничего, кроме тропинки из примятой травы и надломленных веток. Мчалась так быстро, что порой забывала дышать. На ресницы падали капли пота, но взгляд был сосредоточен на пляшущей перед глазами зелени.

Тропинки разошлись. Резко затормозив, я глянула на одну, затем на другую, и, повинуясь не разуму, а внутреннему голосу, бросилась направо. Шанс нельзя было упускать, и Джекки ушёл налево. Мне казалось, что, если судьба вновь запрёт меня в Долине Возмездия, то пыткой Тайника станет именно эта дорога – которой нет конца и которую я обязана преодолеть. Среди зелени мелькнуло что-то, исчезло, затем объявилось снова. Вслепую хлопнул выстрел. Я нырнула под гигантский лист фикуса, взлетела вверх по упавшему стволу, как по бушприту, и прыгнула, со спины сбивая Деруа с ног. Руки на его шее тут же сцепились замком. Мы повалились на землю, и сила инерции потащила нас вниз по крутому холму. Ладони разжались, я вскрикнула от злости. Сначала за волосы, потом под руки безвольно кувыркающееся тело схватил высохший ствол, край ворота врезался в шею.

Веки поднялись, но перед глазами оказалась танцующая невнятными бликами тьма. Я попыталась двинуться и тут же передумала; левая рука была зажата под спиной, защищая от чего-то больно упирающегося в позвонки. Близко, будто в нескольких футах, шумело море, вызывая дикое желание нырнуть на самую глубину. Сквозь него пробился суровый голос:

– Ты должна встать. Ну, давай!

– Барто, – укоризненно прервал Феникс.

Фигура старшего помощника прояснилась, чесанула бороду и уселась на упавшую ветку.

– Чего? – пожал плечами старик, обращаясь к капитану за спиной. – Она хочет быть пиратом, а пират, моряк, не может быть слабым. – Барто вперил в меня долгий взгляд одного глаза. – И она знает, что не может. – Джеймс покачал головой. Я только устало шмыгнула носом. – Вставай или брось оружие! – приказал Барто.

Я закатила глаза, запрокидывая голову. Джеймс приблизился, присел, оказавшись со мной наравне.

– Проигрывать не страшно и не стыдно, Диана, но… – Он обернулся. Астор Деруа медленно выползал из кустарника, попутно отряхивая с рукавов листву и не видя во мне угрозы. Джеймс вновь посмотрел на меня. – Но уж точно не ему, верно?

Я слегка моргнула, соглашаясь. Правая рука ощупывала почву в поисках вылетевшей при падении шпаги. Деруа рассёк саблей воздух, разминаясь. Меча при нём не было. Он неспешно приближался ко мне, смакуя момент, ту растерянную суетливость, с которой моя рука шарила по земле, натыкаясь на камни и ветки, но не на клинок.

– Vous, pirates, êtes plus mauvaises que les cafards!

Деруа резко опустил саблю, намереваясь проткнуть меня, как тушку кабана. Высоко звякнул металл: в последний момент я выдернула кортик из-за спины, и его лезвие остановило клинок. Чёрные глаза француза округлились, лицо вытянулось. Я шибанула его камнем в скулу и ногой отпихнула куда-то в сторону. Активно затрещали сучья, заколыхались листья, и с холма скатился взъерошенный Джек.

– О! – только и выдал он. Я быстро поднялась, тут же едва не потеряла равновесие. – Ди, кажется, это твоё! – Я обернулась, и точно в руку прилетела шпага. Воробей довольно хохотнул, а в следующий миг покатился кубарем из-за кого-то, вывалившегося из джунглей.

Я только успела разглядеть, что это Бойль. Деруа метнул нож, и только чудом он пролетел в дюйме от моей головы. Я перемахнула через бревно и накинулась на француза. Шпага слепила солнцем, звенела и тонко взвывала, вздрагивала, прошибая руку током, и, тихо гудя, высекала искры из вражеской сабли. Тело само предугадывало движения, мозг действовал на опережение, заставляя Астора Деруа сомневаться в собственных силах. За спиной вырвался чей-то краткий вопль, и хлопнул выстрел. Я обернулась. Взгляд поймал Джека, пистолет в его руке. Что-то ударило по голени, сбивая с ног. Шпага, взвизгнув, вылетела из руки. Лицо столкнулось с влажной рыхлой почвой, на зубах заскрипела земля. Я перевернулась на спину. Острие сабли ткнулось в горло. Щёлкнул взведённый курок.

Я запрокинула голову, подводя глаза. Даже вверх ногами капитан Джек Воробей выглядел угрожающе с пистолетом в левой руке и с саблей в правой. Он слегка склонил голову на бок и цыкнул, качнув клинком:

– Приятель, пуля быстрее будет.

Деруа понимал это. Бросив на меня беглый взгляд, он подался вперёд, делая укол в шею ощутимее.

– Да, я знаю. Но послушай, ты умный человек, и явно заслуживаешь большего, чем просто быть на подхвате у неугомонной девицы. Этот камень, за который мы сражаемся, ты же, конечно, знаешь, чего он стоит, и знаешь, что это лишь половина всей ценности. – Я возмущённо фыркнула. Кэп весь обратился в терпеливое внимание. – Опусти пистолет, позволь обрубить этот якорь и тогда, je jure devant Notre-Dame, я приведу тебя к другой половине. Мы добудем Эфир. Мне достаточно будет лишь признания, а ты, ты знаменитый Джек Воробей, станешь обладателем не просто несметных богатств, а станешь, кем захочешь, кем заслуживаешь. Адмиралом, командующим флота, а не прозябающим на грязных кораблях среди пьяной матросни разбойником!

Джек задумчиво гонял меж зубов невидимую тростинку, глядя куда-то поверх француза. В сомнениях покачивались усы, подёргивались косички.

– Командующим флота, говоришь? – протянул кэп, точно пробуя на вкус обещанную должность. – Хм, заманчивое предложение, да? – Сквозь улыбку мелькнул золотом зуб. – Однако, во-первых, – сабля взмыла вверх, потому что её обладатель призвал к вниманию, подняв указательный палец с перстнем, – хоть и самому не верится, что говорю это, – быстро пробормотал пират, – но, знаешь, приятель, истинные сокровища не измеряются золотом и, на деле, бесценны. – Он сделал шаг вперёд. – Второе, я КАПИТАН Джек Воробей, – хитрый глаз подмигнул, – тебе бы следовало запомнить. И третье, горы золота и благородные титулы, это, конечно, замечательно, но, видишь ли, – Джекки расцвёл той самой неповторимой улыбкой, – мне пиратская жизнь по душе, смекаешь?

Да, капитан Джек Воробей умел привлекать к себе внимание, и это самое умение едва не стоило ему жизни. Взгляд, что будто приклеился к кэпу, чудом уловил плавное, почти незаметное движение свободной руки Деруа: она медленно сместилась за спину, напряглась, замерла. И только с губ пирата слетело знаменитое «Смекаешь?», плечо француза подалось вперёд, усиливая инерцию для броска ножа. Я рванула его руку с саблей в сторону, ударила ногой. Астор повалился рядом. Я перевернулась, пальцы подхватили эфес, и со всей силой и яростью воткнула шпагу ему в правое плечо: клинок царапнул кость, прошёл насквозь и с лёгким скрежетом застрял в корне под землёй. Деруа взвыл. Полные праведного ужаса глаза застыли на рукояти шпаги. Левая рука трепыхалась, как отрубленный хвост змеи. Колено упёрлось французу в грудь. Я надавила на клинок, отчего он беззвучно раскрыл рот, вытаращив глаза.

– Помнишь? Помнишь этот клинок, тварь? – процедила я.

Деруа помнил. Помнил и сгорал в агонии страха, предрекающего конец болезненный, мучительный. Он будто бы чувствовал, как растекается по его венам яд, как мешается с кровью, отравляя сердце, как это самое сердце булькает, разбивает грудную клетку, отсчитывая последние секунды.

Остался последний шаг. Последний удар. Кортик сам собой возник в руке, лезвие блеснуло лучом солнца, готовое обагриться кровью.

В голову легко вторгся мягкий заботливый голос, звучащий из воспоминаний и в то же время так отчётливо рядом: «Диана, если ты собьёшься с пути в этой битве, пожалуйста, будь сильной и помни, кто ты». Взгляд – с лихорадочным дрожащим блеском – поднялся в поисках образа и нырнул в просвет между деревьями к морю. Зазвучал смех – пугающий, наполненный ядовитой, безумной радостью, ледяной, низкий, переходящий в пропитанное слезами хрупкое хихиканье. Выбрался из моей груди, рассыпался среди зелени, затихая.

Я отступила на шаг, с широкой улыбкой, что сводила щеки, взглянула в лицо Деруа: бледное, мокрое от пота, искажённое ужасом.

– Ты получишь своё, – проговорила я спокойно. – И, как того желал самый неугомонный старший помощник из всех, мистер Барто, смерть станет для тебя желанным, но невозможным избавлением. – Я рывком выдернула шпагу. Деруа схватился за рану, заглянул мне в глаза, поднялся с трудом на колени, пытаясь проследить за моим взглядом. И увидел зеленоватые паруса «Летучего Голландца». Губы его принялись беззвучно шлёпать, глаза заслезились. Он с непониманием глядел на измазанный в собственной крови клинок шпаги. – Да, Барбосса учил, когда идёшь на встречу с заведомо сильным противником, имей ядовитое преимущество. Именно поэтому на шпаге нет яда, мсье. – Его лицо мигом осунулось от осознания той опрометчивой опасливости, что сдерживала его во время боя. Джек Воробей с красноречивым удивлением двинул бровями. Косички на бороде покачнулись, звякнув бусинами. Пират подхватил француза за шкирку, встряхнул, как копилку, вышвырнул в зелень нож и отобрал камень. Деруа выглядел жалко, при этом, не вызывая жалости как таковой. – Ах да, – спохватилась я, – как я тогда сказала? «Примите моё предложение или пиратская песнь станет вашим реквиемом»? – Я с улыбкой глянула на Джека. – Так выпьем чарку, йо-хо!

Закат догорал, убеждая что день, который обернулся невыносимой бесконечностью, всё же обретёт конец, как и всё во Вселенной. К берегу приближалась шлюпка с «Летучего Голландца», но Астор Деруа всё ещё не верил в заслуженную участь, будто имел козырь в рукаве.

– Велико искушение, верно? – понимающе кивнула я.

Джек разглядывал Эфир, пропуская сквозь него лучи заходящего солнца.

– Так в чём его сила? – обернулся ко мне кэп.

Я вздохнула, встречая взглядом очередную волну.

– В твоей слабости. Именно об этом предупреждение, что человеку с ним не совладать. Камень оборачивает их против тебя же, заставляет ненавидеть и избавляться от того, что вроде делает тебя уязвимым. Остаётся лишь непреодолимое желание воссоединить его, во что бы то ни стало. И, кажется, что ты становишься тем, кем желал, но, на самом деле, теряешь себя. Нет никакого дара. Только его иллюзия.

Двое сложенных матросов спрыгнули в мелкие воды и размашистой походкой направились к нам. Деруа промычал что-то, дёрнулся в сильной хватке Воробья. Уилл Тёрнер, придерживая шлюпку ногой, отрывисто кивнул.

Джек легко подбросил камень, как грошовую монетку, потом сжал в ладони и замахнулся.

– Погоди. – Кэп вопросительно глянул на меня. – Он опасен, но не бесполезен.

Забрав кристалл, я направилась следом за моряками и тщетно упирающимся французом. Под суровый взгляд капитана, матросы буквально зашвырнули того в лодку. Уильям двинулся мне навстречу, насколько позволял прилив.

– Так, значит, вы нашли Генри? – слабо улыбнулась я, поняв, о каком долге обмолвился Прихлоп.

– Да, – кивнул Тёрнер, – хоть я и не верил. Спасибо. – Я поджала губы. – Мне жаль.

Я подняла непонимающий взгляд, и в потускневших глазах тут же считала ответ.

– И мне. – Голос дрогнул. Я глубоко вдохнула. – Уилл, я хотела спросить, зелёный луч, что за ним?

Капитан «Голландца» удивлённо дёрнул бровью, покосился на горизонт, будто ища там ответ.

– Бескрайние моря. – Он сделал паузу, пожимая плечами. – Или, может, горные вершины до облаков? Или песчаные дюны до самого горизонта? Я не знаю. – Уилл обернулся к подсвеченным солнцем парусам «Летучего Голландца». – Там иные миры. Каждому, очевидно, свой, а луч – лишь дверь между ними. Нужно шагнуть в эту дверь, чтобы понять, где твоё место, по какую сторону. – Тёрнер глянул на меня с тенью тоски во взгляде. – А дверь закроется – когда поймёшь.

Я подняла руку, раскрывая пальцы: Эфир Власти тускло поблёскивал на ладони, как дешёвая подделка из пластика.

– Сейчас это просто бесполезная стекляшка. Но, я знаю, ты… вы сможете отыскать другую половину, и тогда камень поможет. Или тот, кому он принадлежал.

Уильям недоверчиво прищурился и бесстрастно заметил:

– Ты коснулась его. Для этого мне придётся убить тебя.

Я легко усмехнулась.

– Нет, сдаётся мне, когда ты найдёшь его, в этом уже не будет необходимости.

Его карие глаза – тёмные, более холодные, чем у Джека, более сосредоточенные – испытывали меня долгим взглядом. В нём прояснился немой вопрос. Бросив беглый взгляд за спину, на Воробья, что буравил мой затылок, я с тенью улыбки легко пожала плечами. Уилл понимающе кивнул, забирая камень. И вдруг я ощутила небывалую лёгкость, словно высвободилась из тянущих к земле цепей.

К моменту моего возвращения Джек Воробей напустил на себя вид скучающего работяги, которого после смены привели в галерею, любоваться полотнами маринистов.

– Не жалко расставаться? Думаешь, оно того стоит? – спросил кэп, не отрывая глаз от разворачивающейся лодки.

Я покосилась в его сторону.

– «Истинные сокровища бесценны», ведь так?

– Кстати о сокровищах! – встрепенулся Воробей. – Эй, на баркасе! Стой! – Он припустил к воде, размахивая руками. – Уильям, мы не закончили!

Я осталась одна. Нет, кругом кипела жизнь, одиночества не набралось бы и на десяток ярдов, но в тот момент в душе взорвалось едкими чернилами чувство опустошённости. Навалилось что-то невидимое, но с осязаемой тяжестью придавило к земле. Подогнувшиеся колени утонули в песке. Уши оглушило низким гулом. Горизонт дёрнулся и встал вертикально, под головой оказалась пропахшая порохом рубашка на предплечье, под пальцами покорно разошлись песчинки. Подсвеченные лучами из-за горизонта пышные облака, полыхающие огнём, синеватый образ парусника, покачивающаяся на волнах лодка и две поднявшиеся над морем спорящие фигуры растворялись, будто силуэты на картине с сырой краской, куда щедро пролили воды. Выцветали, размывались, перемешивались, чтобы собраться в один сплошной чёрный..

====== Глава XXXIX. Пепел ======

Ужасно хотелось пить. Тело отзывалось с трудом, удалось пошевелить пальцами ног и двинуть кистью левой руки. И с каждой секундой осознания жажды она становилась всё более невыносимой. Веки подрагивали, но никак не получалось их поднять, точно сшил кто-то. Слегка приоткрылись губы, ватные, словно искусанные пчёлами. Уха достигло тихое мерное поскрипывание. Как-то удалось заставить тело перевалиться на спину. Меж ресниц просочился тусклый свет. Глаза устало закрывались, не давая толком осмотреться и найти хоть глоток, хоть каплю воды. Взгляд обрисовал пологую дугу и вдруг наткнулся на морщинистое лицо с добродушной улыбкой. Лицо женское, смуглое, совершенно незнакомое. Лба коснулась горячая ладонь, бледные губы поджались, голова чему-то кивнула, и, не успела я вспомнить, как надо ворочать языком, незнакомка приблизилась с жестяной чашей. Вода была тёплая, немного затхлая, но в тот момент – невероятно вкусная. Губы перестало жечь невидимым пламенем, веки медленно сомкнулись.

Когда в следующий раз я открыла глаза, комнату – больше похожую на закуток с минимумом мебели – ярко освещало утреннее солнце сквозь квадратное окно шириной меньше локтя. Никого не было. Пахло пылью, соломой и рыбой. Желудок неприязненно сжался. Я молча глядела в потолок, свесив правую руку с койки и сосредотачиваясь на ощущении, с которым кровь собиралась в пальцах. Так прошло неизвестное количество времени, а потом, следом за едва слышной поступью, осторожно скрипнула дверь. Я повернула голову. Всё та же пожилая незнакомка кивнула мне вопросительно. Не получив никакой реакции, женщина вошла, цепляя длинной юбкой кресло-качалку у входа, и быстрым отточенным движением откинула край затасканной простыни. Её сухие губы тронула улыбка. Только тогда я поняла, что нахожусь в чём мать родила, проснулось жуткое желание натянуть на себя доспехи – моряцкий наряд, на котором и места живого не осталось. Но, едва я попыталась встать, женщина отчаянно закачала головой и удивительно сильным движением уложила меня обратно. Придавив мои плечи к соломенному матрасу, она отчётливо повернула голову из стороны в сторону, перед лицом сжала кулак и быстро вышла. За ней поплыл пустующий взгляд.

Вернулась она довольно скоро, оставила сорочку на краю койки и тут же ушла. Пока я присматривалась к плотной желтоватой ткани, неумело, точно все суставы в организме стали неродными, натягивала сорочку на себя, перекатывала пальцем страшный мозоль на ступне, шустрая незнакомка неслышно появилась в дверях. В руках у неё была деревянная миска с ложкой. Передав её мне в руки, женщина жестами показала «ешь» и вперила в меня принуждающий взгляд. Есть совершенно не хотелось: воздух в горло лез с трудом, не то что странная похлёбка. Но от сурового взгляда становилось не по себе, пришлось отёкшими пальцами сжать ложку и заставить себя глотать пресную снедь. Удовлетворившись, женщина опять куда-то ушла. Желудок взвыл и требовал ещё, хотя вкусовые рецепторы были против.

Когда ложка выскребала со дна остатки чего-то похожего на комочки кукурузной муки, донёсся приглушенный мужской голос, затем к двери направились тяжёлые шаги. Я опустила миску и обернулась со спокойным вниманием.

– А… о… гхм…

– Здравствуйте, Гиббс.

Старпом пристукнул себя по груди, выбивая застрявший воздух.

– Ну… эм… как вы тут? – Он сделал несколько шагов в комнату, потом приостановился, не зная, куда деть руки. Я двинула левым плечом. – Тереса позаботится о вас, это не переживайте, – заверил Гиббс и тут же добавил под нос: – Да тут-то больше и обратиться не к кому… Вообще, хорошо, что вам получше стало, а то… эти дни… – Моряк неловко чесанул затылок.

– Гиббс, – он с готовностью шагнул ближе, – есть какие-то новости о «Страннике»? Хоть что-нибудь?

– О… «Страннике», мисс? – переспросил пират с растерянностью. – Так он же… – Он беззвучно захлопнул рот, двинул бровями и быстро заговорил: – Да, знаете, не спрашивал, в этой дыре попробуй кого-то разговорить. Но я… надо будет… расспрошу… – Гиббс пятился к выходу, активно кивая. – Непременно узнаю.

– Да, спасибо, Гиббс. – Дверь закрылась с лёгким стуком.

Взгляд упёрся в потолок. Доски были старые, подгнивающие или поеденные жуками. Рассматривать их было бесполезно и неинтересно, но я продолжала. Смена дней знаменовалась новой похлёбкой, что приносила Тереса: приносила и заставляла съесть. Я проваливалась в темноту под скрип её кресла, просыпалась – под него же. И каждый раз старалась пересилить тяжелеющие веки, изо всех сил фокусируя взгляд на двери, потому что казалось, что вот-вот войдёт Гиббс с новостями. Никого не было. И оттого проявлялись сны: всё более тяжёлые, всё чаще запоминающиеся. Сны, после которых реальность казалась искусственной, старые доски – чересчур гнилыми, молчаливая Тереса – слишком доброй. Из-за этой невозможной помеси надежды и отчаяния заходилось сердце, мокрая от пота сорочка прилипала к телу, хотелось пить, хотя ничего в рот не лезло. Тереса поила чаями, пахнущими теплотой полей и летним ветром, поила настойчиво и непоколебимо, даже больше заставляла.

Гиббс пришёл спустя четыре дня, когда полуденное солнце только набирало силу. Я следила за пылинками в тонкой полоске света, что проскальзывала меж полузакрытых ставень. Хлопнула дверь, затем послышались осторожные шаги. Я привстала на кровати, обернулась ко входу; рука под простынёй сжала в кулаке край сорочки.

– Мистер Гиббс! – кивнула я, на губах даже прорезалось что-то вроде улыбки. Джошами оторопел на секунду, не успев сориентироваться. Поймав взглядом, он поприветствовал меня натянутой улыбкой и так и остался в шаге от дверного проёма. – Есть новости? – тут же спросила я.

Старпом неловко теребил край засаленной рубахи. Всё стало понятно: по его мечущимся из угла в угол глазам, по поджатым губам, по сгорбленной, точно под тяжёлой ношей, фигуре. Заговорил он медленно, спокойно, будто отрепетированную речь произносил, порой бросал на меня сомневающийся взгляд. Я смотрела сквозь него, периодически кивая, как болванчик, который никак не может остановиться. Вся правда умещалась в одном скупом предложении, но Гиббс обстоятельно объяснял, что и от кого узнал, как проверял и почему поверил. Я соглашалась, хотя уже и не слышала его, выдавила отрешённое: «Спасибо, Гиббс», чтобы дать понять, что разговор закончен.

Смолл обрёл покой на дне моря у архипелага Искателей – как и «Призрачный Странник». Надежда – вещь хрупкая и опасная, но именно она, какой бы тщедушной и напрасной ни была, помогала поддерживать стену, что уберегала от всяческих мыслей и чувств. За этой стеной было проще ждать. Будто если о чём-то не думать, оно не свершится. Но фокус не удался, и вся чернота полезла наружу. Рыдания драли глотку. Отвернувшись спиной к двери, закусив кулак, я дала им волю, да только легче не становилось. И не могло стать. Точно в водоворот, разум затягивало в кружащие бесконечной каруселью мысли: одинаковые, бесполезные. Каждая – как удар плетью. И я била себя снова и снова в тщетной попытке очиститься от грехов, получить то, что заслужила на самом деле, будто это могло что-то исправить. А больше ничего и не осталось. Хотелось кары, а не прощения. Не было ни того ни другого.

Гиббс вернулся через какое-то время. И будто бы не по своей воле. Слух отчего-то принялся вылавливать среди шумов за дверью сомневающееся топанье старпома: он то подходил к двери, то резко удалялся. Наконец раздался осторожный стук. Я не ответила. Несколько секунд тишины, затем скрипнули петли.

– Гхм, мисс Диана, простите, но… тут такое дело… – Попытка притвориться спящей не удалась: моё молчание, равнодушная спина его не остановили. – Я понимаю, момент не подходящий, но ситуация может выйти из-под контроля, – проговорил Гиббс с несвойственной ему решительностью. – Команда разбегается, как тараканы, хотя тут и бежать-то некуда! Иные ещё размышляют, но, если так пойдёт дальше, мы тут застрянем. Ну и… Джек. Он пьёт, мисс. Уже… сейчас… уже как неделю. Или больше?.. Не просыхая! – Он замолчал, точно ожидая ответа.

– Будто это в первый раз.

– Да нет, – протянул старпом, – но чтоб так! Никого и слушать не хочет! Чуть что…

Из дыры в углу высунула нос мышь, покрутила головой и не спеша двинулась вдоль стены, периодически приостанавливалась, приподнималась на задние лапки, словно стараясь рассмотреть что-то на старом табурете, что изображал прикроватный столик. У его ножки ей подвернулась крошка от кукурузной лепёшки – твёрдая, как камень, – но грызун решил, что это лучше, чем ничего, и, подхватив зубами, потащил в норку. Чувствовал он себя как дома, только слегка ускорял бег при мелькнувшей за окном тени. Расправившись с одной крошкой, мышь отправилась на поиски другой, теперь не держась стены, а свободно исследуя крохотную комнатушку.

Гиббс ушёл, поняв, что я не стану его слушать. Мне было всё равно, ровно до тех пор, пока мышь не скрылась где-то под кроватью – и все те демоны, что вроде бы отступили, накинулись снова, почуяв моё одиночество и уязвимость. Бежать было некуда, а так хотелось. Я перевернулась на спину, вперилась взглядом в доски, вслух принялась считать трещины, но голос всё больше дрожал, звучал, как свист спускаемого воздушного шарика. Взгляд размывался из-за слёз. Я резко откинула простыню. Ступни коснулись пыльного прохладного пола. Стоило подняться, и на рёбрах точно цепь затянули: я с грохотом рухнула на колени. Рука прижалась к туловищу, как будто смогла бы удержать внутренности, реши они вывалиться. В комнатку неслышно вбежала Тереса, тут же кинулась ко мне, помогая подняться, и попыталась уложить меня обратно.

– Нет! Я хочу уйти! Уйти! Дайте одежду! Да без разницы что! – задыхаясь от давящей боли, сквозь зубы выкрикивала я. Она часто закачала головой, что-то показала руками и поспешно вышла.

У окна стоял ещё один табурет с ведром воды. Держась за койку, я переставляла ноги всё с большим усердием и наконец рывком преодолела эти два шага. В воде плавал дохлый таракан и муха. Взгляд медленно проследил, пока они описали по ведру подобие круга, потом я выбросила их на пол. Вода была тёплая, подтухала. С трудом оторвав вторую руку от рёбер и отчего-то удивившись, что не рассыпалась, как скелет в школьном кабинете, я набрала воды и брызнула в лицо. Раз, другой. Опять удивление. Будто ожидала шипения кислоты. Я склонилась ниже, омыла лицо, задержав ладони, провела назад по волосам, снова по лицу, опустила… Вырвался беззвучный крик. Ведро загрохотало по полу, заливая ступни водой. Взгляд сгорал – а на ладонях поблёскивала багровым кровь. Я запрокинула голову, зажмурилась. Сердце будто сжал в руке великан с явным намерением стереть в труху. Пять секунд. Веки боязливо приподнялись, я медленно опустила взгляд: ничего. Только потом краем глаза поймала застывшую в дверном проёме Тересу с тёмной юбкой в руках. Она не проявляла никаких эмоций, но в глазах читалось явное облегчение от осознания, что я уйду. И, скорее всего, никогда не вернусь.

Я не стала дожидаться, пока Тереса найдёт лиф платья или рубашку, а она не торопилась. Боль разошлась по всему телу и стала привычной: можно было передвигаться. Длинный подол тихо шелестел по пыльной дороге. Под голыми ступнями будто чувствовалась каждая песчинка. Я брела вперёд, не разбирая пути, не пытаясь его запомнить. Брела, повинуясь внутреннему голосу, в попытке убежать от себя. Попытке заведомо безрезультатной. Среди крыш полыхал закат, наверняка, как и всегда, неповторимой красоты, но встречным прохожим было не до него. Каждый не замечал меня, проходя мимо, но вслед провожал долгим колющим взглядом. А я их всех встречала глазами, полными мольбы – увидеть знакомые черты, усталые лица, мрачные взгляды. Будто бы, потеряв память, бродила по городку, где провела всю жизнь, в надежде, что хоть кто-то вспомнит, узнает, кинется с неловким приветствием. И вдруг ищущий взор наткнулся на сгорбленного хромающего старика с куцей седой бородой и грубой повязкой на глазу. Шёл он быстро, спрятав лицо в тенях, не желая ни на кого смотреть. Я обернулась, провожая его взглядом, сделала несколько шагов следом и потом окликнула. Он встрепенулся, глянул через плечо, сплюнул и ускорил шаг. Не он.