Текст книги "Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)"

Автор книги: Foxy Fry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 65 страниц)

Джек – бессовестно довольный – поднялся по трапу на палубу, поигрывая связкой ключей. Ему было достаточно одного обманчиво беглого взгляда в мою сторону, чтобы распознать приближение серьёзного разговора, и под усами тут же засветилась беззаботная ухмылка. Кэп всё же предпринял попытку слинять порхающей походкой, но я вовремя настигла его лаконичным:

– Что ты задумал?

Воробей остановился, качнувшись вперёд, замер на секунду, затем круто обернулся на пятках и дёрнул бровями.

– Тот же вопрос могу задать тебе, цыпа.

Я фыркнула, закатывая глаза.

– Это же не я вместо того, чтобы захватить «Летучий Голландец» по-настоящему, получив тем самым абсолютное преимущество на море, согласно плану, предпочла раздраконить его бессмертного капитана и, взяв в заложники жену последнего, отплыть на куда менее надёжном бриге.

Пират выждал несколько секунд, переваривая сказанное и неопределённо двигая глазами.

– Нет, – честно кивнул Воробей и ухмыльнулся, – но ты промолчала, когда могла выразить своё… эм… несогласие. Интересно, почему?

Я вплотную подступила к нему, прожигая взглядом.

– Что, Джекки, довольствуешься тем, что Барбосса исчез, и теперь можно смело плести интриги?

Кэп пожал плечами.

– Без старины Гектора дышится свободнее, отрицать не стану.

– Да, какая всё-таки удивительная вещь – совпадения. Только всё равно расслабляться не советую. Ещё раз провернуть такое я тебе не позволю.

– Брось, – с хитрой улыбкой выдохнул Воробей. – Какая польза от этой чёртовой рухляди Джонса? Лишь привлекает ненужное внимание. И воняет, между прочим. С этим кораблём у нас теперь куда больше преимуществ, не находишь? Зачем нам «Голландец», если ваш француз засел на суше? Разве лишь для того, чтобы потешить самолюбие. – Кэп на секунду призадумался, собирая лоб гармошкой, а затем с недоумением тряхнул головой. – Но, прости, дорогая, я выше этого.

– Да, ты прав. Только вот ты нарушил план ещё до того, как узнал, что Деруа тут нет. Как так?

– Чутье подсказало.

– Ну, конечно, – отстранённо закачала я головой.

Воробей воспользовался паузой и, отвесив карикатурный поклон, поторопился на мостик, где занялись громким обсуждением капитан «Призрачного Странника» и его старпом. Пираты вновь почувствовали себя хозяевами жизни, в отсутствие Барбоссы у многих воспрял дух и прибавилось смелости, оттого мнения выражались громко и без излишних стараний и церемоний.

Подобным развлечениям я предпочла обследование капитанской каюты. Замок сухо щёлкнул, едва створки сошлись за спиной. Пахло фруктами: в центре небольшого стола в довольно грубом блюде их была целая гора на любой вкус. Я остервенело отшвырнула сапоги в угол, дерево под голыми ступнями оказалось тёплое и слегка шершавое. По праву первенства, всё, что плохо лежало в каюте, доставалось нашедшему. С наслаждением я впустила в лёгкие аромат спелого манго и затем впилась в него зубами, как хищник в тело добычи, позволяя соку стекать по губам и шее. Большее блаженство можно было испытать только в ванне. Но подобная роскошь в пиратской жизни была сродни сокровищу, а лучшее, чем посчастливилось разжиться, – подобие умывальника и ведро чистой воды в углу у двери. Обстановка в каюте раздосадовала своей скромностью, военным минимализмом и наличием обычной жёсткой полулавки-полукойки. Слева от кормовых окон, на расстоянии вытянутой руки от стола с развёрнутыми на нём картами, стоял грубо тёсаный комод, хранящий необходимый для мореходства инвентарь. В рундуке у противоположной стены нашлось несколько комплектов одежды – от панталон до кружевного галстука, в кованой подставке у двери – турецкая сабля. Самым ценным предметом оказались массивные на вид, но вместе с тем размером не больше хорошей книги часы с золочёным циферблатом. Под их гармонирующее тиканье и лёгкий перезвон, отмеряющий целый час, мысли сами собой упорядочивались, точно подстраивались под ритм. Покончив с манго, я сунула нос в оставшуюся без внимания тумбочку и среди блюд и прочих обеденных принадлежностей с удивлением обнаружила завёрнутое в плотную ткань зеркало. И без взгляда на собственное отражение было ясно, что вид у меня, мягко говоря, ужасающе непрезентабельный; на деле же, встреть я подобную себе особу на улице, спешно перешла бы на другую сторону или, проходя мимо, заранее задержала дыхание.

Спустя часа два вновь щёлкнул замок. Створки тут же скрипнули под властью нырнувшего сквозь двери кормового балкона сквозняка. Я уселась на стул с мягким сиденьем, закинула ноги на стол и плеснула в бокал вина из тяжёлого графина. Косой луч солнца нырнул сквозь насыщенный напиток, и в отсвете вспыхнула багровым метка на запястье. Взгляд несколько раз повторил безыскусный крестик; с губ спустился раздражённый вздох. Забыть о Калипсо и сделке с ней не получалось: вряд ли тот, кто заключил соглашение с Дьяволом, спокойно спит по ночам. Отношения остались невыясненными. Я не сомневалась: Калипсо рано или поздно явится за камнем. Скорее, в тот самый означенный момент выбора, когда мне не останется ничего, кроме как играть по её правилам. И самым очевидным решением было не допустить этого момента. Можно бы, конечно, оттягивать до последнего, но водить за нос языческую морскую богиню – словно дразнить огнедышащего дракона, когда находишься на острове, окружённом маслом: смерть выйдет славной, но болезненной. Если, конечно, не иметь преимущества, что заставит дракона подчиниться. Я могла поверить словам Калипсо, поверить в её всевластие, принять её условия как небесный дар. Но кто сказал, что боги не лгут? Будучи постоянно окружённым ложью, вырабатываешь привычку всё проверять лично и ставить под сомнение любое слово.

Наслаждение вдумчивым одиночеством длилось недолго. Бокал не опустел и наполовину, когда в каюту буквально завалился Джек Воробей, тут же обрушившийся недовольным бурчанием на строителей судна. Завидев меня, кэп прищурился, точно миниатюру рассматривал, а затем вынес вердикт многозначительным и притворно тихим «Ха». Я расслабленным взором следила, как пират шатается по каюте, разглядывает обстановку и безрадостно сопит. Наконец его взгляд сфокусировался на графине.

– Что это ты делаешь? – с лёгким возмущением поинтересовался Джек. Пока я делала неспешный глоток, кэп уселся в кресло напротив.

– Отдыхаю.

– Без рома?

Я раздражённо выдохнула: его постоянное желание напиться и показушное непризнание абсолютно никаких напитков, кроме рома, всё больше выводило из себя.

– Я сказала: «Отдыхаю», а не «Пытаюсь спиться». – Воробей сверкнул глазами в ответ на ироничное замечание. – В цивилизованном обществе, знаешь ли, бокал вина в куда большем почёте, чем бездонная чарка крепкого пойла.

Пиратский взгляд мрачнел со скоростью зарождающегося над морем шторма. Гневное подёргивание капитанских усов предвещало неминуемую отповедь. Я внутренне приготовилась выслушать тираду о нерушимости пиратских традиций, которых Джек придерживался с пугающим прилежанием, но кэп вместо этого резко хватанул графин и наполовину осушил его одним залпом, после чего, удовлетворённо икнув, со стуком поставил обратно. Пришлось приложить усилия, чтобы не цыкнуть или не закатить глаза.

Воробей щёлкнул пальцами и указал на меня.

– Ты изменилась.

Я дёрнула бровью. Было бы удивительно, если бы Джек Воробей, именно он, не подметил перемен в особе женского пола – перемен к лучшему. Я потратила немало усилий, чтобы вернуть себе максимально возможный человеческий вид. Новый наряд оказался слегка мешковат и попахивал сыростью, но был стократ лучше тех обносков, что висели на мне последние дни. На островах Бермудского Треугольника всем приходилось несладко, и проблемы гардероба и чистых волос заботили в последнюю очередь: затмевала куда более животрепещущая задача – не отдать концы. Переодевшись в свежее бельё, я словно бы надела броню, что добавляла уверенности в себе. Времени было достаточно, чтобы заплести волосы в строгую причёску и выскрести всю грязь из-под ногтей. Шею перестал натирать затасканный воротник, и осанка непроизвольно выровнялась. Смотреть в глаза людям теперь можно было без стыда.

– Ты хотел сказать, привела себя в порядок? – доброжелательно уточнила я, ожидая заслуженные комплименты.

– Нет, не хотел. Именно изменилась. – В качестве подтверждения капитан Воробей очертил взглядом некую ауру.

– Собираешься читать мне мораль? – безрадостно спросила я. – Ты не лучший пример для этого.

– Что ты! – отмахнулся Джек. – В отличие от твоего душки-капитана я не обременён подобными излишествами, ибо в нашем деле это не самое лучшее подспорье. Но ты, вижу, и так это поняла. Причём давно. – Я отвлеклась, наблюдая как вино окрашивает стенки бокала. —Любопытно, что заставило столь милую особу так резко перейти к куда более решительным действиям?

Джек Воробей нацепил маску пытливого и прилежного ученика, жаждущего найти ответ.

– Ты. – Бокал тихо стукнул по столешнице. – Среди прочего, – добавила я, поведя рукой. – Помнишь, ты как-то сказал, что, едва добыча окажется в досягаемости, ты не преминёшь предать нас? – Кэп нахмурился, а мне его подтверждение не требовалось. – Считай, я готовлюсь к этому моменту.

– Звучит обидно, – заметил пират. – Мы вроде неплохо сотрудничаем, разве нет?

Я послала красноречивый взгляд вдогонку усмешке.

– И мы оба прекрасно знаем, почему. Помогая нам… разобраться с французом, ты думаешь убить двух зайцев. И, конечно же, забрать Эфир.

– Он и так у меня. – Джек похлопал себя по карману. – Тебе не кажется, что ты предполагаешь сговоры и козни там, где их нет?

Я сделала глоток, задержала вино во рту в попытке найти среди кислоты нотки приятного аромата и только после ответила:

– Паранойя мне не грозит, но – спасибо за беспокойство.

– Куда же делась твоя вера в людей, а?

– Хм… – я слизала с губ остатки вина, – погибла в мучениях. Больше не хочется подобным заниматься.

– Но кто-то же должен, – заметил Джек.

Я задержала взгляд. Кэп, не изменяя себе, переключился с серьёзного разговора на чтение пометок на карте. Он поступал так каждый раз, когда не хотел придавать словам их истинного значения, когда ему было что сказать, но он не до конца был уверен, что стоит. И теперь Воробей ждал, что я продолжу разговор, захочу просто даже из любопытства вытянуть из него побольше, и он снизойдёт, прикрывшись «Ну раз ты настаиваешь…». Получу ли я правду или только её обещание, Джек Воробей развернёт разговор ему удобным образом, заставит услышать то, что выгодно ему. Усмехнувшись про себя итогу несложных умозаключений, я подалась вперёд и пылко заговорила:

– Я согласна, Джек! Сотрудничество, союз, соглашение… Называй, как хочешь. Давай сбежим, так далеко, что сам дьявол не отыщет. С этим камнем мы где угодно станем королями! Станем свободными! Абсолютно свободными! Всё будет зависеть от нас и только.

Карие глаза внимательно изучали меня. Проверяли на прочность взгляд, исследовали тени коварной улыбки на губах.

– Ты говоришь серьёзно? – вкрадчиво спросил кэп. – Или это проверка? – Я молчала, ведь сама не могла понять, искренни ли эти слова. Считав ли мою растерянность или приняв тишину за согласие, Джек Воробей рассудительно заговорил: – Так ты, что же, выходит, жаждешь свободы над свободой? Или, вернее, власть над свободой? Где нет опасности ошибиться в людях. – Пират провёл пальцами по усам и слегка качнул головой. – Беда в том, дорогая Диана, что такое возможно, лишь будучи совершенно одиноким. – Джек прямо глянул в глаза. – Свобода прекрасна до тех пор, пока есть с кем её разделить.

Стало тихо. Многозначительно тихо. Момент затянулся. Стал излишне интимным, излишне весомым. Как никогда хотелось, чтобы нас прервали. Но пауза висела долгая, ощутимо напряжённая, словно бы это был последний разговор на пороге смерти и его святость не могла быть нарушена. Святость, которой, на деле, могло и не быть. Как отличить момент истины от игры ва-банк, где каждый делает ход, скрестив пальцы? Где каждый говорит правду, скрестив пальцы? Теперь я не желала гадать, а стала тем самым игроком, что прячет руку за спиной.

– Тогда я выберу собаку, – сухо обронила я.

Лицо Джека покрыли все оттенки непонимания, и, пока его разум отчаянно искал смысл в сказанном, я подвинула графин ближе и быстро покинула каюту. За дверью меня пробрал неуместный смех, наверное, от осознания, как глупо это прозвучало. Так или иначе, но абсурдная фраза выполнила роль щита и не позволила кольнуть откровенным разговором, хотя намерения Джека так и остались невыясненными.

Я направлялась в карцер, проверить, не лишились ли мы раненого информатора с лёгкой руки пиратских врачевателей, когда за спиной отчётливо звякнули цепи. Я выглянула из-за трапа, ведущего с верхней палубы. Орудийный порт был открыт, хотя пушка покоилась на месте. В тусклом свете прорисовывался силуэт Элизабет Тёрнер. Она орудовала с кандалами то ли в попытке их снять, то ли уложить так, чтобы наручники не натирали запястья, но в этом мешала короткая цепь от других оков, что крепилась к бимсу. Элизабет бросила на меня колкий взгляд.

– Если тебе станет легче, это, – кивнула я на кандалы, – в планы не входило. – Миссис Тёрнер гордо приподняла подбородок и промолчала. Только теперь я заметила ключ, что болтался на кривом гвозде под самой палубой на том же бимсе – слишком высоко, чтобы до него дотянуться. – Нет никакой нужды брать тебя в заложницы, а Джек просто хочет…

– Потешить самолюбие? – закончила Элизабет. Её взгляд задержался на ключе и плавной дугой сместился в мою сторону. – Поверь, уж я-то знаю. – Без раздумий взяв ключ, я принялась орудовать с замком. – Зачем ты это делаешь?

– Не хочу, чтобы ты неправильно меня поняла, испытывала вражду, и ситуация обострилась, – равнодушно проговорила я.

– По-моему, твои действия весьма понятны.

– Элизабет, послушай, – со вздохом заговорила я, подняв голову, – брать тебя в заложницы, тем более на захваченный корабль, и заставлять нервничать твоего мужа крайне безынтересное занятие. Это не входило в план, повторяю. По крайней мере, в тот, что мы оговорили с Уиллом.

Элизабет молчала, словно бы расставляя по местам собственные догадки и успокаиваясь их подтверждению.

– Так это был всего лишь спектакль? – сдержанно спросила она.

– Именно. Уилл согласился дать нам устроить мятеж взамен на информацию о вашем сыне.

Суонн снова с пониманием кивнула. Темневший от гнева взгляд просветлел до оттенков недоверия.

– Почему Уилл мне ничего не сказал?

– Думаю, он просто хотел, чтобы всё выглядело натурально. Ну или у него были какие-то ещё причины… – Я прямо глянула на пиратку. – Ты не знаешь, о чем он говорил с Барбоссой перед штормом?

– Нет, – покачала она головой. – Но знаю, что Барбосса обсуждал с Джеком какую-то женщину.

– Вот как? Они назвали её имя?

– Увы. Но Джек обмолвился, что его жизнь в её руках, а Барбосса ответил, что тот у неё на крючке и ничем хорошим это не кончится. – Я мысленно закатила глаза. При всех недостатках всё же Гектор Барбосса оставался зерном разума в этой пиратской клоаке. Нет сомнений, обсуждали пираты Анжелику и оба были правы в её отношении. – Ты её знаешь? – проницательно поинтересовалась Суонн.

Я покачала головой.

– Пока что не лично. И к чему они пришли?

– Ни к чему. По крайней мере, пока мне было слышно. Они спустились в трюм, так что…

Освобождённая Элизабет в темноте задерживаться не стала, поспешила на верхнюю палубу, может, даже скорее за тем, чтобы высказать всё Воробью, а я заглянула в карцер убедиться, что пленники живы. Итак, Барбосса имел подозрения на мой счёт, крепкие подозрения, так что готов был собственноручно избавиться от претендента на заветный камень. Я отчётливо видела картину, как он покорно передаёт Эфир французу, делает карикатурный поклон и в следующую секунду вонзает клинок Деруа в горло по самую рукоять. Волков (сухопутных ли, морских) не приручить, не сдержать на цепи; покорность – лишь отсрочка неминуемой расправы над тюремщиком. Но зачем Барбоссе понадобилось вразумлять Воробья касательно этой испанки? Какое ему дело до них обоих? Заполучи он камень – и парочка бы неминуемо проиграла… Если только, как водится, на фоне общего врага двое заклятых друзей вновь не объединились, а значит, заготовленный план не просто так претерпел изменения: Джек Воробей обзавёлся людьми, безопасным кораблём и причиной взять самоотвод при встрече с Астором Деруа. Я так чётко и ясно увидела его план, что гнев невольно намешался с восхищением.

До прибытия к Иль-Верд оставалось не так много времени. Воробей не показывался на палубе, точно от солнца прятался. У самых дверей кормовой каюты я резко остановилась, услышав голоса, а, опознав их обладателей, приникла к створкам и слегка приоткрыла одну носком сапога.

– Она не справится! – прогремел Уитлокк, аж стекла отозвались высоким перезвоном.

– Брось, – гулко прозвучал Джек Воробей, – ты её недооцениваешь. Ну, а если так переживаешь, устрой с ней разговор по душам. У вас это получается весьма… романтично.

– Диана не станет со мной разговаривать. Но выслушает тебя.

– Я тут вообще при чём? Может, я каким-то образом и повлиял на любовную историю Тёрнеров и становление их семейной жизни, но больше в это болото окунаться не хочу. Однако, если хочешь совета…

– Не при чём? Хочешь сказать, что пошёл у неё на поводу не ради того, чтобы дать то, что она хочет? И стоишь сейчас здесь не потому, что на самом деле беспокоишься за неё?

– Не-а. Для этого здесь ты. А я…

– Я скажу, почему Джек Воробей всё ещё с нами. – Капитаны обернулись ко мне, точно на звук выстрела. Ни один не был рад, что их разговор услышан. Уитлокк едва заметно опустил голову, словно в ожидании порицания, а кэп заинтересованно чесанул затылок. – Чтобы взять самоотвод, не участвовать во встрече с Деруа и бросить нас всех на том острове, попутно забрав корабль. И камень.

– Чистейшая клевета! – театрально взмахнул руками Джек.

– Я даже не удивлена, – спокойно проигнорировала я этот жест. Пират открыл рот, но сказать так ничего и не успел. – Можешь оставить камень у себя. Но теперь ты точно пойдёшь с нами. А если нет, Уитлокк тебя пристрелит. – Кэп фыркнул. – Или я.

– Ты этого не сделаешь!

– Уверен? – Джек с трудом выдержал мой взгляд. Его лицо приняло испуганно-обиженное выражение; в глазах заискрило несогласие. – Проверять не советую. – Я направилась к забытому на столе кортику; пираты дружно расступились. – Мы скоро достигнем отметки в две мили. – Я одарила каждого долгим красноречивым взглядом и в молчании покинула каюту.

– Всё ещё думаешь, она не справится? – прозвучало за спиной в момент закрытия двери: достаточно громко, чтобы услышать; достаточно тихо, чтобы это было якобы случайно.

Ровно за две мили и сорок семь ярдов до берега Иль-Верд Барто и Билли Ки выволокли на пустующую палубу Мервана Мота: бледного, взмокшего, с выпученными, как у рыбы, глазами. Я наблюдала со стороны. К счастью, в отличие от занятых разговорами капитанов Воробья и Уитлокка их подручные думали более приземлённо и рационально и время даром терять не стали. Барто выведал все необходимые подробности, чтоб наш сигнал приняли, но на всякий случай приставил к затылку своего бывшего командира пистолет, чтобы наказание за обман пришло скорое и неминуемое. За две мили на фок-мачте зазмеился по ветру серый флаг. Все выжидательно замерли. Воробей с Уитлокком даже перестали спорить о тактике при высадке. Через четверть минуты с острова дали ответ: сигнал принят, нас ждут.

Иль-Верд – густо поросший джунглями и полностью оправдывающий название – приближался мучительно медленно, будто на каждый преодолённый бригом ярд отступал на два. На борту разворачивался полноценный спектакль: морские разбойники, обычно ободранные и далёкие от идеалов чистоты, теперь важно вышагивали во французских офицерских и солдатских формах, позабыв о том, как презирают законников. Вряд ли кто-либо из них достоверно знал истинные цели грядущего предприятия, скорее, манила возможность наконец выместить на ком-то скопившееся зло, и в этом я их прекрасно понимала.

Предвкушающий лязг сабель, грохот орудий по доскам палубы, крики голодных чаек. Бухту было не разглядеть: обзор закрывали утёсы, обступающие вход в гавань с обеих сторон, а в нешироком просвете виднелась вышка на холме и два флага на ней. К штурвалу поставили пленного офицера, пиратские капитаны затерялись на палубе. До последнего я стояла на полубаке, отчаянно вглядываясь в горизонт в наивном стремлении разглядеть на берегу единственного человека – Астора Деруа. Сличить его с тем, что бесконечно выхаживал по каюте «Странника» и вздёргивал подбородок, обнажая шрам. Осознать реальность, достоверность его существования, а значит, возможность наконец расставить все точки над «i». Три деревянных удара за спиной: мы достигли расстояния, с которого в подзорную трубу можно рассмотреть человека. Так хотелось глянуть, убедиться, но я лишь сжала губы и поспешила убраться с первых рядов.

На полуюте остался прикованный к штурвалу француз и держащий его на мушке в прямом смысле из-под полы Барто. Я спрятала волосы под треуголку, наклонила голову и опустила руку на пистолет за поясом. Сердце забилось тяжело, гулко. Я поджала губы, взгляд прополз по палубе к бушприту. Бриг входил в гавань плавно, неспешно. На берегу проглядывал деревянный настил причала, бамбуковые крыши построек. Просилась победная улыбка, но я знала, ещё рано. Рано до тех пор, пока с Деруа так или иначе не будет покончено. И всё же пиратский кураж брал верх. Ноготь скребанул рукоять пистолета, небрежно погладил. Я на долю секунды прикрыла веки, затем очертила взглядом непонятный символ у ног и медленно повернула голову. На берегу по стойке смирно замерло пять силуэтов.

Оглушающе, словно изнутри разрывая барабанные перепонки, бахнуло – совсем рядом, за бортом. Я рухнула на колени, закрывая уши руками. Звенело тонко, изъедало мозг. Загрохотало снова, почти синхронно, но уже глухо. Кругом кричали беззвучно. Я не слышала, никто не слышал. Как стадные безголосые создания, пираты припадали к палубе, хлопали ртами, таращили глаза и запоздало хватались за головы. Я заорала – так сильно, как позволяли голосовые связки и лёгкие: в горле зацарапало, но сквозь заслон в ушах пробился слабый тон, точно подвывание далёкой бури. Мы словно очутились под толщей воды, а окружающий мир так и остался на поверхности. Первое, что поймал осмысленный взгляд – пленный француз с дорожкой крови из уха отчаянно мотал головой, не понимая происходящего. Я испуганно взглянула на ладони: ничего. Это же я увидела, поднявшись на ноги. Кругом не было ничего. Только густой тяжёлый туман. В горле запершило, лёгкие начало царапать изнутри. Я спрятала лицо в локоть и обнажила шпагу. Слух постепенно возвращался. Сквозь пожирающую палубу мглу затрещали крики: «Дым! Гарь! Пожар! Горим!», а в ответ никто не отзывался, будто дым, и правда, растворял всё, чего касался.

– Трусы подкильные! Засада, парни! – Барто выпустил две пули в пустоту за бортом и нырнул в туман на палубе.

Разделяя его ярость, я метнулась было следом, но затем замерла. Кругом гудело. Дым извивался, кружил, рисовал то, чего нет. Взгляд терял фокус, глаза щипало, проступали слезы. Рукоять шпаги нагрелась, вспотела в ладони. Я вглядывалась в клубы дыма, не желая предполагать, что будет первым – пушки, слепая канонада или тишина, медленно отравляющая всех, кто её вдыхает. Кто-то появился позади: сначала вибрация от тяжёлого прыжка, затем глухой стук. Рука инстинктивно вскинула шпагу в блоке. От удара меня слегка повело назад. Напавший был на голову выше, лицо закрыто платком. Он уверенно давил, так что локоть пронзила боль, словно сустав выворачивали наизнанку. Я молниеносно выхватила из-за спины кортик и вонзила ему в правое плечо, вытащила и ударом сбросила его за борт. Тут же краем глаза поймала блеск металла. Второй незваный гость сразу рубанул палашом, так что я едва удержала шпагу. Пригнувшись, вывернулась, слегка цепанула его по руке кортиком и тут же получила мощный толчок в спину, выбивший остатки чистого воздуха. Я покатилась по палубному настилу к противоположному борту под асинхронную оружейную пальбу. Оттолкнулась носком сапога, перевернулась навстречу клинку и резко спустила курок. Противник даже не вскрикнул. В мою сторону затарахтели слепые выстрелы. Один угодил в голову рулевому, и тот обмяк, точно растаявший снеговик. Загудели шаги, мелькнули треуголки. Скользнув сапогами по луже крови у ног, я перемахнула через борт, нырнула между вант и оказалась под русленем, упираясь ногами на крышки орудийных портов.

Из-за пелены и жжения в глазах ничего не было видно. Звуки доносились будто из-за стеклянного колпака. Я уткнулась лицом в локоть в попытке защититься от едкого дыма, чтобы перестать чувствовать себя тупицей с хроническим синдромом топографического кретинизма. Не прошло и минуты, ружья умолкли. Судя по гулу голосов, на палубе царила суматоха. Тряхнув головой, чтобы сбить слезы, я осторожно подняла веки. Дымовая ловушка осталась позади. Бриг плавно шёл к берегу. По левому борту, что на время приютил меня, виднелся крутой покрытый густым лесом утёс, что замыкал бухту с одной стороны. Сквозь отверстие над палубой ничего не было видно. Я выжидала, пока характерно не загудели тросы и у кофель-нагелей в фальшборте не замелькали тени, – судно причаливало, – и осторожно двинулась вдоль борта, цепляясь за уступы. Я выглянула в шпигат. Пиратов собрали плотным унизительным кружком на шканцах, поставили на колени и тыкали в спины двумя десятками ружей. Солдаты Деруа в иссиня-чёрной форме как на подбор всё ещё закрывали лица платками, но, явно чувствуя собственное превосходство, не выказывали и сотой доли той неуверенности, что встретила нас при захвате брига. Последними к пленникам присоединилась Элизабет с плохо сдерживаемой яростью во взгляде и заплетающийся в ногах Бойль. Корабль легко качнуло при касании причала: Кин не устоял и ткнулся плечом в Джека. Кэп бросил в его сторону беглый взгляд, затем вдруг вздрогнул, будто его током кольнуло, и вновь обернулся – медленно, не сводя глаз с охраны. Несколько мгновений, и взбудораженный взгляд пулей метнулся ко мне. Убедившись, что я ему не почудилась, Воробей красноречиво задвигал бровями. Солдаты зашевелились. Я беззвучно шикнула. Один из французов кивнул кому-то, сдёрнул платок и подал знак солдатам. Через несколько секунд всех заставили подняться. Пленники по очереди спускались на пристань. Джек Воробей нервно ёрзал подошвами по палубе, точно у него под ногами под бризом раскалялись угли. Как вдруг, делая очередной шаг в цепочке, кэп споткнулся о невидимое препятствие, ткнулся лбом в кого-то впереди, да так, что тот повалился на солдата, а сам капитан неуклюже завалился на палубу. Солдаты моментально подхватили его подмышки, но за мгновение до этого с поражающей ловкостью рук капитан Джек Воробей отправил мне ценное послание, отчего-то абсолютно уверенный, что я его не упущу.

Разбойники покинули французский бриг. Я опустилась чуть ниже, забыв про боль в теле, и взглянула на зажатый в ладони – камень. Он так и оставался непримечательным, даже невзрачным. Кто бы мог подумать, что эта стекляшка столького стоит?.. Деруа мог. Поэтому Воробей рискнул. Передача Эфира настырному французу вызывала у Джека столько несогласия, что он даже наплевал на своё нежелание отдавать его кому-либо из нас. Как бы мне хотелось знать, на что он надеялся, чего ждал от меня в тот момент: знать чисто из любопытства, поскольку едва я почувствовала холодное прикосновение хрустальных граней, запутанная головоломка наконец сошлась. Калипсо соорудила для меня кандалы из ценности двух жизней. Оковы, что я по наивности добровольно надела. Но ведь пленник может сбежать. Мне осточертело постоянно ощущать себя деревянной марионеткой, что один кукловод с лёгкостью передаёт другому, то и дело осознавать, что собственное действие лишь чья-то указка, а всё, что мне остаётся, – это следовать велению невидимых нитей. Теперь мой черед менять правила, чтобы больше не просить у времени взаймы, не надеяться на благосклонность судьбы и не зависеть от кого бы то ни было. Стать свободной.

На палубе вновь загалдели. Двое солдат едва ли не несли Мервана Мота. За ним семенил офицер, которому первый помощник Деруа что-то яростно высказывал. Из всего обилия сложных слов я выудила лишь одно знакомое: «ля фам», что значило «женщина». Стало ясно, что речь обо мне, но французский офицер этого не знал, проговорил что-то успокаивающее, пару раз кивнул, и сжатые, как у старой ведьмы, пальцы Мота расслабленно распрямились. Он даже похлопал подчинённого по плечу. Похоже, сумасбродное решение Джека Воробья прихватить с собой Элизабет Тёрнер сыграло на руку, по крайней мере, мне, отсрочив на некоторое время облаву, полную жажды мести.

На бриге осталось несколько караульных. Большая часть солдат ушла сопровождением в джунгли, исключив пиратские шансы на побег. Я долго рассматривала видимую часть берега, затем неслышно спустилась в воду и, стараясь не показываться на поверхности, вплавь добралась до зелёного острова из водорослей у дальнего края бухты. Корабль обыскали от носа до кормы, пленников снабдили надёжной охраной, потому моего манёвра никто не заметил. Остров не подчинялся людям, забивал зарослями любые следы цивилизации. В джунглях приходилось продираться сквозь липкие и колючие стены плюща, жёсткие стебли травы, обжигающие соком свежие ссадины. Меня вело чутье: точно хищник, я чувствовала близость добычи и уже не могла ошибиться, не могла отказаться от неё, чего бы это ни стоило. С каждой царапиной, с каждым порезом костёр злости разгорался всё ярче, горячее, и, когда птиц спугнул внезапный выстрел, я помчалась на его звук, как пантера, что, возможно, следила за моими блужданиями по лесу. Не большой, но просторный дом окружала травяная полоса в несколько ярдов, очерчивая границу владений природы и человека. Его не было видно с моря, зато со смотровой площадки на крыше вид открывался, наверняка, чудесный. Тропа из бухты подходила с противоположной от меня стороны. Распахнутое окно дразнилось занавесками, точно языком. В нём виднелась высокая спинка стула и часть настольного канделябра. Замурчали французским голоса: по дороге направилось пятеро солдат, один из них что-то крикнул оставшимся, и служилые свернули в лес. Там, выше по холму, виднелась деревянная стена какого-то строения. Я усмехнулась про себя: Деруа был чересчур самоуверен в вопросах безопасности своего острова и убежища.