Текст книги "Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)"

Автор книги: Foxy Fry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 65 страниц)

– Пусть они свободно уйдут, – заявила я, – только так сделка состоится.

Уильям Смолл удивительно сильным движением воткнул факел в землю.

– Позвольте, мисс Диана, объяснить вам кое-что. Первое, вам нет необходимости сомневаться, что я выполню условия сделки. Второе, как раз-таки об условиях, вы меня неверно поняли: один камень – один пленник.

Мне словно пощёчину дали. Осознание подступило замедленно: я почувствовала, что теряю контроль, что глаза растерянно ищут подмоги, что грудь часто вздымается от волнения, и спину покрывает испарина. Откуда тот, кто всю жизнь пытался откреститься от сокровища, знал о его первозданном состоянии? Или же не знал и выбор этот ставил по иным причинам? Что бы ни происходило в душе, никто – ни солдаты, ни Смолл – не должен был этого увидеть. Холодная расчётливость – вот и всё, всё, чем я должна сейчас быть.

– Один? – сдержанно переспросила я.

Смолл словно бы сочувственно вздохнул.

– Знаю, мисс Диана, о чём вы думаете, но, поверьте, это самое большее, что я могу для вас сделать, – признался он. – Я испытываю к вам крайнюю симпатию, потому что… вы напоминаете мне одного человека… Не будь это так, и лейтенант Молрой действовал бы согласно строжайшим законам, так что, мисс, я оказываю вам большую услугу. Конечно, я хотел бы, чтобы вы приняли совсем иное решение, но, бог вам судья, я сделал всё, что мог. Как я и сказал, двое смогут уйти. Выбирайте, кто будет вторым. Я гарантирую, вас не тронут.

С губ сорвалась горькая усмешка.

– Вы пытаетесь заставить меня сделать невозможный выбор… – Я подняла голову; взгляд наполнился холодной уверенностью. – А что, если я брошу камень?

– Не бросите, – передёрнул плечами офицер. – Не бросите, – повторил он, – иначе бы давно это сделали.

Мысли путались. «Что мешает?.. Что мешает прямо сейчас запустить эту проклятую драгоценность куда подальше и только видеть, как она звонко булькает в морские волны?» Мешало. Словно камень невидимой нитью зацепился за крючок в сердце.

«Перед тобой станет выбор… спасти одного, погубив другого» – эти слова прозвучали так явственно, так чисто, словно бы Калипсо возникла за спиной и чётко проговорила их весомым тоном. Вложила их прямо в разум.

Я с трудом проглотила застрявший в горле ком, подрагивающий взгляд потемнел от ярости.

– Не смотрите на меня так, – часто закачал головой Смолл, – умоляю. Я не злодей, мисс Диана.

Я выдохнула сквозь низкий смех.

– Вы заставляете меня убить одного из тех, кто мне дорог.

Капитан развёл руками.

– Это лучшее, что я могу вам предложить. Кого бы вы ни выбрали, его сначала будет ждать справедливый суд.

Справедливый суд… Искренность этих слов была абсолютно противоположна их правдивости. Быть может, Смолл разрешил бы уйти одному, руководствуясь своими искажёнными моральными заветами, но «суд» свершился бы ещё до захода солнца, ведь корабельная рея была поблизости. Мне так хотелось обрести хоть толику поддержки, но я не могла найти сил, чтобы взглянуть на пиратских капитанов.

– Дайте мне минуту. Пожалуйста… – Смолл слегка кивнул и отступил на несколько шагов.

Я подошла к краю пропасти. Буквально и фигурально. Из-под сапога вниз осыпалась земляная крошка. Небо серело, предвещая прекрасный рассвет. Бриз дышал в лицо, успокаивающе поглаживал по плечу и волосам, как старый друг. А сердце колотилось всё чаще, едва сдерживая лавину паники. Я с силой сжимала кулак, от холодных граней камня на ладони проступала кровь. Боялась и надеялась, что именно сейчас, в тот самый предсказанный момент, придёт Калипсо. Готова была к её злорадству и новым условиям. Но другая часть меня, что совсем недавно перестала задумываться над такой мелочью, как человеческая жизнь, убедительно рассудила: богиня не явится. Не явится, чтобы проучить, чтобы покарать за дерзость. Или будет со стороны наблюдать, как я справлюсь сама.

Я сложила ладони и взглянула на затемнённый кровью камень. Он оказался у меня в руках лишь потому, что я решила действовать самостоятельно, а не полагаться на извечную Судьбу. Теперь следовало поступить так же. Солдат за спиной было слишком много, перед ними засевший в засаде пиратский отряд точно индейцы перед конкистадорами. Отвлекающий манёвр, и мы могли начать бой, могли сражаться до последнего и переманить удачу на свою сторону, но в случае проигрыша потеряли бы всё: Смолл получил бы камень, пираты, Джек, Джеймс и я были бы убиты на месте или отправлены на скорую казнь. Где же этот благоприятный момент?..

«Ты скорее умрёшь сама, чем примешь решение». Взгляд скользнул с камня вниз – к подножию утёса, где тёмная сапфировая вода шла тихой рябью. Когда-то… наверное, уже неправдоподобно давно я так же стояла на краю обрыва, охваченная восторгом от красоты водопада и желанием ощутить себя птицей, хоть ненадолго: нырнуть в пропасть, чтобы снова взлететь вверх… Решение пришло само собой. Быть может, глупое, на первый взгляд, бесшабашное и отчаянное. Но я не сомневалась – верное. И эта выходка обеспечит и суматоху, и свободу действий. Едва голос в голове твёрдо озвучил план, задышалось легче. «Сколько тут? Футов пятьдесят, даже меньше… Ничего, прыгать с высоты мне уже не раз приходилось. Важен самоконтроль. И дыхание. Удержать конечности вместе. Глубокий вдох. Подумаешь, это как в детстве! Будет больно, наверное… Но это ничего, ничего… Вдох и выдох. Вдох. И выдох. Главное – верить!..»

Я плавно обернулась, пряча камень в карман. Смолл тут же встрепенулся, заложил руки за спину и выжидательно посмотрел на меня. Сердце билось громко, отдавалось эхом по всему организму: голос бы неминуемо задрожал. Я впервые взглянула на капитанов. Уитлокк держался ровно, как и подобает Фениксу, не выказывал слабину, несмотря ни на что. Только глаза пристально, пронзительно следили за каждым моим движением. Джек же корчил из себя наблюдателя, зрителя, уставшего от происходящего цирка, и по привычке пытался что-то промычать охраннику. Они не могли слышать всего разговора, но Смолл, наверняка, обозначил им свою позицию, чтобы лишний раз помучить. Я ободряюще улыбнулась.

– Мисс Диана? – Уильям Смолл сделал полшага вперёд и с официозным равнодушием спросил: – Вы приняли решение?

– Да, – кивнула я, не сводя глаз с капитанов. Они словно бы что-то поняли, подались вперёд, насколько позволили штыки. Я шумно и резко выдохнула, а затем достаточно громко спросила: – Знаете, капитан Смолл, в чём главная суть пиратства? – Он заинтересованно приподнял брови. – Не упустить благоприятный момент! – Смолл весь напружинился, впился взглядом в моё лицо. – Хотите камень? – Я широко расставила руки. – Так возьмите!

Крик едва достиг апогея. Я круто развернулась, сделала шаг, оттолкнулась. Тело напряглось: каждой мышцей, каждой клеткой. Ступни толкнули почву. Воздух нырнул в лёгкие. В голове уже мелькнул момент приводнения… За спиной хлопнул выстрел – звонко и быстро. Сильный толчок. Прожигающая насквозь боль. Сердце всхлипнуло в муках. Доли секунды. Тело камнем рухнуло вниз. По ушам ударил ветер.

«Мои дорогие пираты…

Не так, всё должно быть совершенно не так!

Я знаю, это причиняет боль, но, пожалуйста, не отказывайтесь от меня.

Мы будто на полыхающем корабле, но я не утяну вас на дно.

Извинения, очевидно, не моя сильная сторона, поэтому… простите меня.

Больше всего я не хочу, чтобы вы во мне разочаровались, пожалуйста, не…»

Смерть была цвета странного, но приятного. Лазурного с бордовым. Лазурь обволакивала, душила, растворяла боль и агонию. И меня саму. Бордовый уносился прочь, к небу. Вился по рукам, извивался меж безвольных пальцев. Холод становился всё приятнее. Темнота – всё роднее. Покой – всё желаннее.

====== Глава XXXV. Тайник. ======

Комментарий к Глава

XXXV

. Тайник. Хей-хо, други! Не ждали, верно? Налить всем по чарке в честь единственного и неповторимого капитана Джека Деппа!

Небо было рыжее в зелёных оттенках. Протянулось от горизонта до горизонта сплошным полотном.

Шипело сквозь тишину, как воздух из дырки в велосипедной камере. Воздух сухой и плотный.

Деревяшка над головой, светлая от свежего отёса, висела значительно выше, чем предполагалось в гробах. Даже в самых роскошных.

Постсмертный мир в деталях копировал ушедшую реальность.

Тёмные прожилки на досках сплетались в силуэт песочных часов и распускались, как ослабленная девичья коса. Взгляд скользил взад-вперёд, безыскусный узор вызывал равнодушную заворожённость – дань обыденной привычке. Как и вдох, как выдох. Теперь атавизм. В голове кто-то усмехнулся десятком усмешек, разделившихся на сотню перекрикивающих друг друга эхо.

Что-то было не так. Это что-то заставило её повернуть голову – с трудом, точно та держалась на шарнирах. Но не влево, а вправо. Почему-то она решила, что стоит именно вправо. Или не решала, а незаметно подбросила монетку, и выпало одно из двух – вправо. Хотя ладони плашмя лежали на суконной простыне, не было в них монетки. Даже клопов не было.

Над головой прорезалось окно, сквозь него – полоска света. Появилась будто только в тот момент, когда на неё взглянули. Смотреть, подведя глаза кверху, было больно. Взгляд пополз по лучу без единой пылинки и упёрся в комод. Четыре маленьких ящика и один большой. Комод обычный и отвратительный тем, что его почти чёрное дерево казалось обгоревшим на фоне светлой стены. Хотя роскошный канделябр в дюжину свечей, что должен бы стоять под стеклом в музее, выглядел ещё более несуразно.

Она решила встать – единственно за тем, чтобы проверить, что дверь в два локтя шириной ведёт в стену. Или в никуда. Однако дверь с ней не согласилась и участливо выпроводила в полумрак. В нём было пусто. Несмотря на угадывающиеся кругом силуэты, пространство выглядело бессмысленным, предметы – бесполезными. Таким же отсутствующим взглядом она скользила по теням, равнодушным внутренним голосом зачитывала, как по списку, их названия. Просто потому, что могла. Затем пошла медленно к свету, что врезался сквозь прямоугольный люк и чётко обрисовывал ступени. Доски скрипнули.

Точно над макушкой, как подвешенная к потолку лампочка, на абрикосовом небе горело белым солнце: круглое, ровное, как на детском рисунке. Когда она опустила голову и глянула вниз со ступеней, там осталась только бесконечная тьма, будто тот мир схлопнулся за её спиной.

Мир под солнцем ещё существовал, мостился меж двух плоскостей: оранжевой и синей. Одна походила на закрашенный акварелью идеально гладкий холст, другая – на идеальный срез голубого сапфира. А между ними застряла шхуна. Паруса вздулись, тянули судно вперёд, хоть кругом не было и дуновения. Ничто не двигалось, не издавало звуков.

И всё же она слышала чей-то голос – удивительно красивый, неузнаваемый, неподдающийся описанию, невероятно далёкий и настолько же мощный.

Она исследовала каждый уголок шхуны – от кормовой каюты до трюмных бочек. Судно было безжизненно. Покинуто и забыто. В открытом море без намёка на близкий берег команде взяться неоткуда. Брошенная шхуна с обречённой покорностью стремилась в неизвестность, увлекая за собой единственного пассажира на борту. Пассажира, которого этот факт не сильно заботил.

Пустоты становилось всё больше.

Она прошлась от кормы к носу вдоль правого борта и вернулась обратно вдоль левого. Немного задержавшись у рулевого рычага, что покачивался из стороны в сторону, как хвост, она улеглась на палубу поперёк юта и уставилась в яркий круг солнца.

– Выйду ночью в поле с конём,

Ночкой тёмной тихо пойдём.

Мы пойдём с конём по полю вдвоём,

Мы пойдём с конём по полю вдвоём.

Звук её голоса будто растворялся в воздухе, едва слетев с губ. А ей непременно надо было дозваться топа мачты – и перекричать далёкий зов. Поэтому запела она смелее, наглее, ведь в пустоте некого было беспокоить:

– Ночью в поле звёзд благодать,

В поле никого не видать.

Только мы с конём по полю идём,

Только мы с конём по полю идём.

Она скрестила руки на груди, раскинула ноги и закрыла глаза.

– Сяду я верхом на коня,

Ты неси по по…

– Что ты творишь? – вторгся в самозабвенное пение недовольный голос.

Поочерёдно раскрытые глаза столкнулись с глазами маленькими, прищуренными и потемневшими до пепельного оттенка. Глаза не моргали, обжигали холодом, и от колкого взгляда, как тающая под солнцем сосулька, пропадало навязчивое желание воспринимать происходящее от третьего лица.

Теперь это происходило точно со мной. Я подняла руку, заслонясь от солнца, и уставилась на нарушителя спокойствия, обронив предупредительное заинтересованное: «Хм». То, что я фактически валялась у его сапог, никого из нас не волновало. Мозг тут же окрестил недовольного как «Смутно знакомый». При высоком росте сложен он был крепко. Большая смольная треуголка и одежда не бедствующего торговца придавали ему солидности. В правой руке дымила трубка. На вид ему было чуть больше сорока, хотя светлые то ли от природы, то ли из-за солнца длинные волосы, что сплетались с бородой и обрамляли загорелое лицо, добавляли к возрасту пометку «возможно».

Я перевернулась на живот, одновременно принимая сидячее положение. Смутно Знакомый направился прочь, но на первой ступеньке остановился:

– Ну и кто ты такая? – спросил он с равнодушной заинтересованностью и акцентом.

– Диана, – протянула я руку.

Незнакомец фыркнул, оттопырив верхнюю губу.

– Кто ты такая, что удостоилась её гнева, и чем его на себя навлекла? – Говорил он вполне спокойно, но взгляд, заполненный презрительным любопытством, впивался в меня, изучал с крайней скрупулёзностью, от которой становилось противно находиться в собственном теле и появлялось навязчивое ожидание объявления ценника.

Я поднялась, но, даже стоя ниже на ступеньку, требовательный незнакомец оказался выше меня, а взгляд его приятнее не стал. Я пожала плечами и, скрестив руки на груди, спросила:

– Чьего гнева?

На какое-то мгновение показалось, что светлые глаза Смутно Знакомого повеселели. Обводя меня оценивающим взглядом с ног до головы, он сделал долгую затяжку, плотно сомкнув губы вокруг трубки, а затем послал кольцо дыма прямо мне в лицо. Я беззастенчиво отмахнулась, а незнакомец размеренно направился в сторону носа. Я глядела ему вслед, силилась разжать губы, чтобы задать один-единственный вопрос, но рот словно бы сшили невидимыми прочными нитями, причём так давно, что сама способность говорить утратилась. Наконец, шагнув следом, я вытолкнула слова наружу:

– Значит… я умерла?

Смутно Знакомый остановился вполоборота, дыхнул дымом и через плечо обронил:

– Хуже. Ты здесь.

– А «здесь» – это где?

Он глянул на меня с нескрываемой усмешкой, как заносчивый мудрец на глупца-простака:

– Узнаешь, – качнул он головой. – Довольно скоро.

Я закатила глаза.

– Ясно. Ну а… вы кто? – Отчего-то язык не повернулся обратиться иначе. – Типа Харон? Перевозчик в Загробный мир? – В ответ последовало многозначительное, издевательское и приправленное причмокиванием: «Угу».

Разговор исчерпал себя. Незнакомец исчез так же неслышно, как и появился: я только бросила беглый взгляд за борт. Поглядев по сторонам и не найдя ничего привлекающего внимание, я вернулась на ют в прежнюю позу. Солнце всё так же висело над головой раскалённым кругом, доски под спиной были всё такими же деревянным, таинственный голос, ушедший было на второй план, зазвучал вновь.

Признать себя мёртвой оказалось проще, чем раньше думалось, например, перед казнью. Всё вышло как данность: ты – человек, ты – женщина, ты – мертва. С такими фактами и не поспоришь. Конечно, хоть смерть и неизбежное явление, никто не предполагает именно её концом своей истории, хотя именно такой исход стопроцентно вероятен.

Смерть многое упростила: от ощущения времени и пространства до банальных переживаний о разных мелочах. Солнце висело в одной точке, как шариковая голова булавки на рыжеватом атласе. Шхуна на всех парусах самозабвенно создавала иллюзию движения. Горизонт – казался не больше, чем окружностью. Я продолжила песню ровно с того места, где меня прервали, и, чем дольше пела, тем скорее растворялось всё кругом. Это было так похоже на пограничное состояние между сном и реальностью, когда мозг позволяет тебе обнаружить себя сразу в двух мирах и в то же время утратить любое мироощущение.

Пустота кругом. Пустота внутри. Яркие узоры под закрытыми веками.

– Тебе не надоело? – раздражённо прогремело над ухом.

– Я что, так долго пою? – равнодушно проговорила я, не открывая глаз.

– Куда дольше, чем следовало.

Я развела руками.

– И что с того?

– Ты всё больше походишь на новый уровень кары. – Сказано быстро и с ненавистью, сглажено удаляющимися шагами.

Раскалённый до бела диск солнца не сдвинулся. Глаза жгло огнём, но я упорно таращилась вверх в попытке распознать среди сюрреалистичных узоров значимые видения – или понять, что даже они всего лишь пустышка. Пока среди хаоса линий и мерцающих точек не проступили неосознаваемые и в то же время понятные очертания, и глухой голос, походящий на выбравшееся из глубокой пещеры эхо, не произнёс: «Сожаление будет напрасным… фурия в аду в сравнении с ней – ничто». Я резко и неуклюже взмахнула руками, саданула ребром ладони по доскам и, высекая из-под подошв пыль и деревянные опилки, едва ли не кубарем бросилась вниз. Наугад и вместе с тем точно зная, что именно туда, я ввалилась в кормовую каюту и то ли выкрикнула, то ли рявкнула:

– Джонс! Твоё имя – Дэйви Джонс!

Трубка застыла у края губы. Он глядел на меня не как на человека, а как на нечто невозможное, вызывающее восторг и неуёмный ужас. Небольшие глаза заполнили столькие эмоции, что описать их все не вышло бы у лучшего в истории сказителя.

– Откуда… – едва слышно начал моряк, тяжело поднимаясь с кресла. – Откуда ты знаешь моё имя? – В этом вопросе прозвучала внезапная надежда. Бывший капитан «Летучего Голландца», похоже, утратил человеческий облик столь давно, что ни один человек, даже с учётом крайнего долголетия, не мог знать, как выглядел Морской Дьявол на самом деле.

– Значит, я права, – выдохнула я, наконец отпуская створку двери. – И она, чей гнев… это Калипсо. Интересно…

– Откуда ты знаешь меня? – требовательно повторил Джонс, взяв себя в руки и вновь перевоплотившись в того, с кем трудно чувствовать себя на равных.

– Долгая история, – отмахнулась я, задумчиво плюхнувшись на мешок у двери. – Выходит… Не Ад и не Рай, да? Это Тайник? – Джонс только слегка прищурил левый глаз. – Что ж, сочту за комплимент, конечно… А что с вами? – поинтересовалась я. – Помнится, вы покинули бренный мир достаточно давно.

Выяснилось, что языческая богиня не была обделена чувством злобной иронии, а потому Дэйви Джонс навечно был заперт в собственном Тайнике, и в качестве нескончаемого наказания, его личного ада, разверзлось меж горизонтов море – без берега, без единого клочка суши: правилом «Раз в десять лет» Калипсо не ограничилась. Поведал свою историю Джонс с удивительным спокойствием, как скучный рассказ о чьей-то несладкой судьбе, что услышал однажды в таверне. С другой стороны, меня так же не особо заботила собственная участь. Недоумение вызывало только то, чем можно было заслужить вечные муки да ещё на пару с бывшим Морским Дьяволом.

Собратьями по несчастью мы становиться не торопились. Объяснить Дэйви Джонсу, как я его узнала, я не могла, он же, в свою очередь, не скрывал подозрения: хотя чего бояться, когда ты уже в адском аду? Навязываться я не стала, и время – вернее, его отсутствие, – мы коротали по отдельности. Никому не нужна была правда – даже из любопытства, ибо в данных обстоятельствах теряла какую-либо ценность. Всё теряло ценность, становилось несущественным, как и живой мир по ту сторону двери. Всё, что думалось о нём, это то, что он был. Прошлое оказалось слишком сложным, чтобы безболезненно извлечь его или его обрывки из омута памяти. Объекты же окружающей реальности можно было пересчитать по пальцам и более не утруждать себя осознанием, поскольку ничто не менялось.

– Сколько вы здесь уже, Джонс? – спросила я, когда тот в очередной раз вышел поязвить на тему неуместных песен.

Капитан запрокинул голову, с наслаждением вдохнув нескончаемого курева из трубки, и вместе с дымом выдохнул ответ:

– Как и ты, – он насмешливо глянул мне в глаза, – всё ещё один день. – Я многозначительно промычала и продолжила отбивать пальцами бессмысленный ритм по доскам – лёжа на палубе поперёк юта. В этот раз Джонс прервал «Калинку-малинку». В этот раз уходить не торопился. – И как ты здесь оказалась, а? – В любом, даже самом безобидном вопросе слышалось требование безотлагательного ответа.

– Вам лучше знать, – пожала я плечами и, на секунду отвлёкшись на занозу под пальцем, добавила: – Но меня вроде как пристрелили.

Джонс стоял у борта, пуская овальные кольца дыма и разглядывая искусственный горизонт.

– Значит, ты смерти не боишься? – бесстрастно поинтересовался он.

– В чём смысл бояться того, что уже свершилось? – Я пристукнула ладонью и неспешно приняла позу лотоса. – Смерть неизбежна. Бояться её глупо, ибо жить не получится, но вот забывать о ней точно не стоит. Смерть мотивирует к жизни, вы знаете лучше меня. – Спина экс-капитана «Голландца» точно в камне затвердела. – А что это за корабль?

Дэйви Джонс обернулся, бросил на меня вопросительный взгляд, а затем осмотрел судно от носа до кормы, точно впервые заметил всё это.

– «Лисица», моя первая шхуна, где я некогда стал капитаном. В те времена она была лучшим торговым судном в порту.

У меня появилось желание послушать историю становления «Летучего Голландца», но отчего-то подумалось, что рассказчик на просьбу о подобном ответит извечным снисходительно-раздражённым взглядом.

– М-да уж, – протянула я, – в прямом смысле бескрайнее море – это весьма жестоко.

Джонс обернулся, как будто до этого бесконечной синевы не существовало.

– Я стремился к берегу… раньше на то была единственная причина…

Наши взгляды встретились, и голубые глаза моряка тут же похолодели и потемнели. Он поднялся, презрительно дёрнул губой и стремительной походкой исчез из поля зрения. Некоторое время я глядела ему вслед, а затем вновь растянулась на палубе.

Считать можно было лишь скупые разговоры и слова в них. Считать по привычке, так и не понимая, зачем. При каждой встрече я напоминала Джонсу, что созданный Тайником ад – весьма посредственное место, способное разве что наслать глубокую тоску. Экс-капитан запрокидывал голову с растянутым: «Это-пока-что». Он словно бы пытался от меня чего-то добиться, но в процессе оспаривал собственные догадки и приходил к выводу, что слишком низко пал, потому резко прекращал всякие откровения, точно я приставшая к акуле рыба-прилипала. Беседы – бессмысленные и бессвязные – забывались, едва прекратившись, и лишь некоторые моменты я перебирала в уме, уткнувшись взглядом в солнце, растянувшись на досках поперёк юта. Например, про голос, что не давал и секунды покоя – Зов Моря, как поведал Джонс. И слышен он, поскольку мы оказались наиболее близко к истокам океана. Не поверить в это было трудно.

Я перевернулась обратно на спину, проводив взглядом фигуру Морского Дьявола в очередной раз, когда он выбрался на верхнюю палубу проверить безыскусные владения. Что-то стукнуло о доски. Я сосредоточенно уселась, скрестив ноги, и огляделась кругом. В нескольких дюймах от колена лежал перстень, излишне ярко отражая преломлённый изумрудом солнечный луч. На ладонь он лёг тяжело, как и то невидимое, что сдавило грудь. Перстень перекатывался, покачивался – даже как-то снисходительно, – словно неваляшка, а взгляд всё тонул и тонул, растворялся в глубокой сочной зелени, в бесконечном переплетении граней. Изнутри давило, напирало; чувства и мысли бились о непроницаемую стену, не имея ни малейшего шанса проникнуть за неё. Но их напор пошатнул пустоту. Я легко подбросила перстень: он ударился о пальцы, соскочил на палубу и, пару раз стукнув, исчез меж ступеней. Я уставилась в линию горизонта.

– Хм, ты всё ещё здесь? – со странной интонацией спросил голос Дэйви Джонса.

– Вроде как, – не глядя, отозвалась я.

И если раньше причиной его появления было навязчивое пение, то теперь – долгая тишина.

– Знакомая вещь. – Голос сменил ноты презрения на подозрительность. – Твоё? – Я молча покачала головой. Джонс приблизился на два шага, едва слышно свистнул воздух, и в моментально выставленную ладонь упал небольшой предмет. – Никто не попадает в Тайник просто так, – напоследок заметил капитан «Лисицы».

Я сжала перстень двумя пальцами, подняла на вытянутую руку так, чтобы заслонить диск солнца, и застыла в этой позе, лёжа вдоль палубы.

Каюта исчезла! В тот единственный момент, когда проснулся странный интерес к ней, встретившая меня в этом мире обстановка жилого отсека обернулась пыльной кладовой с пустующими ящиками. Перстень болтался на шее, вместе с амулетом-рогом, и бил по рёбрам каждый раз, как я прыгала по ступеням. Это стало внезапным развлечением, игрой с устроителем этого мира, где ставка – вероятность свернуть шею. Джонс испарился, учуяв, что мне нужны ответы. Кладовая осталась кладовой даже при повторном возвращении. Я накидала мешков, набитых паклей, вдоль стены и завалилась на них с чувством выполненного долга (или же с воспоминанием о нём). Перстень оказался великоват, зато из-за этого можно было, уставившись в доски, бесконечно долго вертеть его на пальце, вырисовывая красную дорожку на коже. И вдруг стало скучно.

– Как насчёт дуэли на клинках? – Я с лёгкостью нашла Джонса в кормовой каюте, просто потому что знала, что он обязан там быть. Он задумчиво скосил бровь, прижигая придирчивым взглядом. – Да, бросьте! – развела я руками. – Больше-то и заняться нечем, к тому же, полагаю, в любом случае никто из нас ничего не потеряет. – Я приправила фразу хитрой улыбкой.

Джонс сразу распознал шанс рассчитаться с докучающим ему существом, и довольно скоро я на четвереньках отползала к фальшборту, мельтеша конечностями. А Дьявол издевательски посмеивался в спину.

– Удивлён, что тебя всё же пристрелили, – с насмешкой заметил он. – Ты в этом уверена?

Я послала ему мрачный взгляд.

– Не понимаю, – клинок злобно царапнул палубу, – я отлично сражалась! По крайней мере, в последнее время. Я умею фехтовать! – Прозвучало до смешного жалко.

Дэйви Джонс развёл руками.

– Все твои умения – ничто. – Я фыркнула, поднявшись. – Ничто, покуда в голове царит хаос. Переживания, эмоции, мысли невпопад – это погубит тебя скорее, чем чужой клинок. – Я передёрнула плечами: в его словах был смысл. – Я могу преподать тебе пару уроков…

– С чего вдруг такая доброта?

– По крайней мере, ты будешь молчать.

Усталость была надуманной, скорее, просто Дьявол утратил ту страсть, с которой хотел изрубить меня в щепки, оттого и объявил перерыв, дабы снова накопить гнева. Под спиной вновь оказались мешки, набитые паклей, а между большим и указательным пальцем – изумрудный перстень. Я закрыла глаза и увидела безграничную стену, что подпирал похожий на меня человечек. Упорно держал руками, равнодушно слушая клокотание того, что крылось по ту сторону. Он знал, что там, оттого прикладывал всё больше усилий. Он знал, что у встречи с тем, по ту сторону, будет один печальный бесполезный исход. Он боялся и понимал, что исход этот неминуем. Пальцы поглаживали самоцвет, прочувствовали каждый изъян металла, пока человечек водружал очередной кирпич…

Дверь крякнула со скрипом. Губы разъехались в довольной улыбке, предвкушающей очередную битву. Я резко села, распахивая глаза, и услышала каменный грохот. Укололо в самое сердце, в мёртвое сердце. Больно.

– Боже… – Перстень стукнул по кости. – Джек!!!

Говорят, страшны порывы ветра на мысе Горн, но ни один не сравнится по скорости с тем, как я метнулась навстречу пирату. Налетела на него, как шквал на заплутавшее судно, и стиснула в объятьях с той силой, с которой в шторм обрушиваются волны на палубу. Кэп растерялся, закряхтел, но всё же пригладил ладонью мои волосы по спине и пробормотал что-то вроде: «Я тоже скучал, дорогуша». Я уткнулась ему в плечо и совершенно не хотела вновь замечать окружающий мир, боясь, что он отберёт его.

– Ну, цыпа, довольно, а то нас неправильно поймут, – заметил Воробей в попытке меня отстранить.

Я отступила, пытаясь сдержать обезумевший хохот сквозь слезы.

– Диана… – Джеймс терпеливо застыл у порога. Его улыбка и тёплый взгляд лишили меня слов и самообладания. Я шагнула к нему, заплетаясь в ногах, и Уитлокк неизменно вовремя поймал меня сильной и бережной хваткой. В его объятиях стало легко и спокойно.

Джек тем временем просочился в отсек и принялся бить ногой по ящикам.

– Что вы здесь делаете? – восстановив дыхание спросила я, непроизвольно выйдя за пределы кладовой.

– Ты нам не рада? – обиженно обернулся кэп. Уитлокк укоризненно покосился на него.

– Рада! Но вы ведь не… – пираты непонимающе моргнули, – умерли? – тихо и опасливо закончила я.

Воробей громко фыркнул.

– Пфф! Ни в коем случае! Хотя шансы были…

– Я знала! – перебивая, воскликнула я в порыве радости. – Знала, что вы придёте! И мне… мне очень жаль, правда.

Уитлокк шагнул ко мне и взял за плечи.

– Диана, – ободряюще улыбнулся он, – давай для начала выберемся отсюда?

– Да… но… это важно… и…

– Что это за посудина? – с возмущением вопросил Джек Воробей и для достоверности недовольства громко чихнул.

Опомнившись, я бросила быстрый взгляд по сторонам и сразу же нырнула в кладовку, захлопнув дверь.

– Это «Лисица». – Я задумчиво закусила губу. – Джек, – кэп слегка отклонился назад, активно внимая моему серьёзному тону, – Джонс здесь.

– Какой такой Джонс?

– Тот самый. Дэйви Джонс, – сожалеющим тоном пояснила я. Кэп поджал губы и вскинул голову, будто вглядываясь сквозь палубы. – Но, – тут же быстро заговорила я, – он всё время сидит в кормовой каюте, по кораблю не ходит практически. И ещё он тут вроде как тоже пленник. И ещё он в своём человеческом обличии.

– Без, – Джек приставил ладонь к подбородку и пальцами изобразил движения конечностей осьминога, – щупалец?

– Без щупалец.

Уитлокк развёл руками.

– Отлично! Значит, он-то нам и поможет.

Я только и успела, что беззвучно открыть рот.

– Не поможет, – безапелляционно заявил Воробей. – Даже пытаться не стоит. Эта рыбья харя – бессердечная скотина. Нужно выбираться самим.

– И как ты себе это представляешь? – Джеймс скрестил руки на груди и с нескрываемым скепсисом уставился на оппонента.

– Я что-нибудь придумаю, – сверкнул глазами кэп. – Впрочем, как и всегда. – Феникс многозначительно усмехнулся. Несколько секунд косички на бороде пирата несогласно подёргивались в тишине. – И что это ещё значит?

– Не слушай его, Диана, – обернулся ко мне Уитлокк.