Текст книги "Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)"

Автор книги: Foxy Fry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 65 страниц)

– Как вы так удачно здесь оказались? – полюбопытствовал Гектор.

Никто из троих капитанов-островитян не проявлял ни малейшего беспокойства, хотя уровень подозрительности достиг очередного высокого порога. История четы Тёрнеров звучала убедительно и вполне правдиво. Во время нападения на «Буревестник» Элизабет спасли моряки с «Летучего Голландца», а вскоре их подобрал корабль. После тщетных поисков выживших, на «Голландце» заметили далёкий дым, который и привёл их к архипелагу. Несколько дней команда наблюдала за островом, затем над джунглями поднялись черные дымовые столбы. Пока готовили высадку, мы успели перебраться на Исла-Баллена, поэтому отряд не встретил никого, кроме обозлённых дикарей. «Голландец» собирался уходить, когда кто-то разглядел дым над соседним островом. Так наши спасители, наделённые богатым запасом терпения, вовремя прибыли к берегу Китового острова.

– А как ваши успехи? – в свою очередь, поинтересовалась Элизабет. – Это ведь тот самый остров, верно? Удалось что-нибудь найти?

– Мертвецов и смертельные ловушки, – с бесконечным отчаянием в голосе выдохнул капитан Воробей.

Муж и жена обменялись долгими взглядами, но оба промолчали.

– Буду очень благодарен, капитан Тёрнер, – с некоторой издёвкой оскалился Барбосса, – если мы как можно скорее поднимем паруса.

– А то ещё, не ровен час, вулкан взорвётся, – качнула я головой в сторону острова Хатэна.

Уильям Тёрнер, слегка нахмурившись, коротко кивнул и приготовился отдать команду появившемуся точно из-под земли офицеру, как его прервал Джек с алчным оскалом и искрами в глазах:

– Только заглянем ещё в одно местечко.

Плавучая крепость, именуемая «Летучий Голландец», неслышно, как и подобает призраку, покидала прибрежные воды Исла-Баллена. Остров медленно таял в туманной дымке, растворялся в ней, будто не было никогда этого клочка земли, а лишь иллюзия и наваждение. На огромном корабле, похожем на древний лабиринт, не только я чувствовала себя неуютно и старалась подольше задержаться на свежем воздухе, опасаясь спускаться на тонущие в таинственном полумраке нижние палубы. Галеон был тихий и холодный. «Если у корабля и есть душа, его давно мертва», – подумала я. И всё же у «Летучего Голландца» имелось одно завидное преимущество – его несокрушимость. Прав ли Барто насчёт призрачного галеона или нет, на борту «Голландца» с ним не страшно было встретиться. Я всё недоумевала, почему нельзя было сразу отправиться в Треугольник именно на этом корабле и избежать множества неприятностей, но на мои вопросы никто отвечать не собирался.

Солнце погасло в закатных облаках, зажглись фонари. Сославшись на усталость и эмоциональную неготовность вспоминать о произошедшем, я улизнула от беседы с Элизабет и, пару раз заблудившись, наконец нашла капитанов. Они засели то ли в кладовой, то ли в каюте на жилой палубе, и с исключительной терпеливостью и тактом, присущим самым занудным и щепетильным правозащитникам, принялись выяснять, кому достанется камень. Невзрачный мешочек, смастерённый мной из обрывка банданы и куска тесьмы, скромно лежал в центре небольшого стола. Весь этот спектакль разыгрывался, как мне казалось, от нечего делать, и каждый так и ждал момента, когда пьеса наскучит и можно будет заколоть «коллег по цеху». Я сидела в углу, с усталым вниманием слушая бесконечные аргументы, в другом Барто, периодически щурясь, с наслаждением дымил трубкой. Процесс «цивилизованного дележа» давно превратился в очередную словесную баталию между Гектором Барбоссой и Джеком Воробьём. Тот же, на кого я делала ставки, отгородился мудрым и терпеливым молчанием, поэтому пришлось взять всё в свои руки и слегка оживить обстановку.

– Боже! – Я со вздохом провела ладонью по лицу. – Вы просто сборище эгоистов! – В меня буквально воткнулись четыре пары ошарашенных глаз. – Не смотрите так. Каждый из вас радеет лишь за собственную шкуру, – я обвела выразительным взглядом бывшего и нынешнего капитанов «Чёрной Жемчужины», – а эгоисты плохо кончают. Кроме спасения собственной же жизни, вам нечего предложить, так? И вы смеете судить о том, кто более достоин? Уж явно не один из вас.

– Вот как? – натурально изумился Барбосса, откидываясь на спинку стула. – А кто же тогда? – развёл он руками. – Ты?

Я отрицательно покачала головой и взглядом указала на Уитлокка.

– Он?! – в один голос выпалили пираты, а Воробей тут же добавил с насмешкой: – И чем он лучше наших грешных душ?

На лице Барто отразилась красноречивая гримаса: «Плохо дело».

– Да он!.. – В запале начала я, но Уитлокк перебил:

– Диана, прошу, не надо…

– Нет! – рявкнула я, выступая вперёд. – Пусть знают! Джеймс единственный, кто не желает ни спастись, ни обогатиться и действует ради безопасности Тортуги, в интересах пиратов, а не в своих собственных! Вот, почему он достоин этого чёртового камня!

Барбосса подавился сухими смешками и заметил:

– Твоему тону не хватает немного иронии.

– О нет, – взмахнул руками Джек Воробей, – много, много иронии. – Я перевела недоумённый взгляд на Феникса и обратно. После нескольких секунд молчания кэп пожал плечами. – Что же это, если не чистой воды вендетта? – Я распахнула глаза, невольно челюсть уехала вниз. Вспыхнуло жуткое желание подойти и проверить, не горячка ли у капитана Воробья. Его слова, точнее, тот бред, что он предположил, как назойливая муха, вертелся вокруг моего разума, но вне рамок понимания. Вглядевшись в мои глаза, Джек обронил якобы сожалеющее: – Оу… так ты не знаешь… Брось, никто ведь не верит во всю эту ересь с угрозой разгромить Тортугу. Всё до банальности просто и эгоистично, как весь наш мир.

У меня на лице отражались все оттенки человеческого непонимания. На грани мысленной паники я медленно обернулась к Уитлокку, чтобы увидеть такой же отпечаток недоумения и гнев в глазах. Но тот лишь поджал губы, а помрачневший взгляд растворился в пламени свечи.

– Джеймс! Скажи же хоть что-нибудь! – Я шумно вдохнула. Все молчали.

Не выдержав напряжения, чувствуя себя полнейшей дурой, я схватилась за голову и вылетела из каюты. Внутри поднималось что-то тёмное.

– Диана! – Громко хлопнула дверь.

Я резко обернулась.

– Объясни! Сейчас же.

Кругом царил густой полумрак, в паре ярдов на пиллерсе лениво покачивался фонарь. Уитлокк обречённо вздохнул. Бросив беглый взгляд за спину, он прошёл дальше к свету, словно не хотел, чтобы нас кто-то услышал.

– Два года назад на Кубе меня нашёл человек и предложил наняться на французский корабль. Его капитану нужен был помощник, достаточно грамотный и исполнительный. Я согласился, выбора особого не было, а под каким флагом ходить меня не волновало. Так я познакомился с Астором Деруа. Всё, что он тогда сказал: король нуждается в его услугах и даёт все необходимые полномочия. Каждого члена команды Деруа отбирал лично – от первого помощника до матроса такелажной команды. Я в силу наивности счёл это за признак профессионализма, ведь экипаж был, действительно, лучшим из лучших, при этом на корабле всегда была жёсткая дисциплина, и капитан сам разбирался со всеми нарушениями. Поначалу всё шло наилучшим образом. В основном мы ходили вдоль Африки и в Индийском океане. Затем я начал замечать, что Деруа довольно часто перегибает палку. Во время стоянки в Алжире он приказал бросить боцмана – Барто – в тюрьму за неповиновение, когда тот отстаивал право измотанной команды на ещё один день отдыха. Постепенно всё становилось ещё хуже. Деруа оказался, с одной стороны, умным, проницательным человеком, а с другой, в равной степени вспыльчивым и безжалостным. Во время возвращения в Вест-Индию он стал подозрительным, придирчивым, через две недели карцер был забит битком. В ход неоднократно шла плеть, лишение воды и еды. Перечить ему или первому помощнику никто не имел ни права, ни возможности. Опасаясь, что большая часть команды может просто не дожить до конца плавания, я освободил заключённых и невольно стал зачинщиком бунта. Всё вспыхнуло стихийно. После недолгого сражения мы спустили Деруа, его первого помощника и ещё нескольких верных ему людей в шлюпку. Без еды и воды – не из злого умысла, а потому что кругом царил полнейший хаос. Достигнув ближайшего берега, мы поняли две вещи – что Деруа не выживет и что мы теперь вне закона. Так «Странник» стал пиратским кораблём, а команда на его борту – пиратами. Я не жалею о содеянном, поверь. Но… он выжил.

Пламя свечи ритмично извивалось меж стеклянных стенок.

– То есть, это не просто имя, как ты тогда сказал? – сухим шёпотом спросила я.

– Клянусь тебе, Диана, я не знал, не знал, что он захочет и сможет отомстить! – быстро заговорил Уитлокк. – Если бы только…

– Нет, Джеймс, – закачала я головой, – дело не в мести… – Я с трудом продавила комок в горле, намешанный из слёз и яда. – Ты был единственным, кому я верила. Безоговорочно верила! И я могла ожидать предательства от кого угодно. От Джека. Но не от тебя. Не от тебя…

Уитлокк стиснул зубы и отвёл взгляд, так словно ненавидел себя даже больше, чем я. Затрещала от напряжения тяжёлая тишина.

– И ради чего всё это, Джеймс? Столько вранья! Я мучалась из-за каких-то недомолвок, а ты!.. Ради чего ты ни слова не сказал о нём? За всё это время! Ты мог бы скрыться, мог уйти на другой край света, и Деруа не смог бы тебя отыскать. Но ты остался… – холодно и с наигранным безразличием процедила я. – Угроза разгромить Тортугу? – сорвалась ядовитая усмешка. – Французу плевать! Ты знал, знал с самого начала! – Уитлокк перевёл на меня умоляющий взгляд, но моя душа, охваченная пламенем ярости, была равнодушна к мольбам. – Но почему ты с радостью нацепил его поводок? Ради чего столько усилий, скажи мне! Уж больше я не смогу разочароваться! Всё из-за проклятого камня, верно? Зачем он тебе на самом деле? – Капитан не мог скрывать своё волнение: в свете фонаря опасливо поблёскивали глаза, широкая грудь часто вздымалась. Меня это лишь больше раззадоривало, как матадора на корриде. Я видела: противнику не всё равно, а значит, его надо добить. – Прикрываешься высокой моралью и бескорыстием, так будь наконец честен! Ответь же! Что такое ценное может забрать у тебя Деруа? У Джека жизнь, у Барбоссы корабль, у Тёрнера сердце. А что у тебя? Скажи мне! – Голос сорвался в крик: – Что за ценность, ради которой ты готов броситься в пекло?

– Ты!

– Ч-что?

– Деруа убьёт тебя!

Мне будто пощёчину влепили. В душе всё застыло. Словно на кипящую лаву пролили жидкий азот. Всё замерло – чувства, эмоции, натянутое, как тетива, сознание. Всё это оказалось вторичным, отступило перед его словами. Оцепенел застекленелый взгляд. Уитлокк схватился за голову.

– Деруа убьёт меня? Если ты не принесёшь камень? – чеканя каждое слово, спросила я. – Как ты… Почему ты не сказал?

Джеймс посмотрел на меня с извечным благородным упрямством в глазах.

– Я тебя больше не потеряю, Диана.

– Что? Что ты говоришь? – всплеснула я руками.

– Я хотел защитить тебя…

– Защитить?! – дико усмехнулась я. – И поэтому не сказал, что играешь ва-банк с чокнутым французом на мою жизнь?! На мою! – Пальцы впились в эфес шпаги.

– И что бы ты сделала? Сбежала?

– Нет! – выплюнула я.

– Ты не знаешь этого человека, его не провести! – с чувством воскликнул Уитлокк.

– Боже! Что за бред ты несёшь?! – Клинок тихо зазвенел, готовый в любой момент покинуть ножны.

Я с остервенением сдёрнула ленту с головы, выдрав волосы, и бросилась прочь, буквально ощущая, как, разрывая плоть и душу, наружу прорываются демоны.

– Диана… – Уитлокк ухватил меня за локоть.

– Не трогай меня! – Я почти готова была его ударить, но встретилась с отражением своего взгляда в лихорадочно блестящих голубых глазах – не чистых, не искренних, а испуганных.

– И что ты собираешься сделать? – как можно спокойнее спросил он.

– В отличие от некоторых, – заговорила я сквозь зубы, – мне достаточно самоуважения и мужества не становиться рабом, а обернуться лицом к тому, кто возомнил себя хозяином, и, если понадобится, вонзить клинок ему в сердце. Да, Джеймс! Я буду сражаться, я собираюсь вернуть свою жизнь, потому что для меня свобода не просто красивые бравады!

Я грубо вырвалась. Срочно нужен был глоток свежего воздуха. Я не знала, как пролетела кучу отсеков и в темноте выбрала верный проход, опомнилась только на трапе к батарейной палубе – от встречного толчка в плечо. Взгляд по инерции нырнул следом за моряком: Джек едва ли не бегом припустил вниз.

– Ты знал.

Воробей затормозил, качнулся вперёд и нехотя обернулся.

– Вовсе нет.

Я направилась к нему, тщательно очищая голос от настоящих эмоций.

– Почему ты не сказал мне?

Только когда между нами осталось около ярда, кэп так же бесстрастно спросил в ответ:

– А ты бы поверила? – Я шумно выдохнула. – К тому же пока у вас с душкой-капитаном была идиллия, ты не так часто лезла туда, куда не следует.

Я приблизилась, Джек отступил на полшага.

– Вот как? Значит, стратегия? – Пытливый взгляд изучал черные глаза. – Беспокоился за меня или за свои планы? – мягкой скороговоркой спросила я, незаметно сокращая дистанцию.

– А какой ответ тебя устроит, дорогая? – обольстительно улыбнулся Воробей, пятясь назад.

Мелькнул фонарь, и в ярко вспыхнувших янтарём глазах я увидела коварные искры натуры пирата и отражение взгляда беспощадного хищника.

– Честный, – криво оскалилась я. Джек отозвался резким «Кха», наткнувшись на колонну мачты. – Но я его всё равно не получу, да? – Между нами осталось не больше фута.

Кэп изрисовал меня взглядом и, дёрнув бровью, заметил:

– Честность – неоднозначное понятие.

Я повела указательным пальцем и, играючи, опустила ладонь на плечо пирату.

– Не смей заикаться про ложь во благо, – прозвучало так похоже на предупредительное змеиное шипение.

Взгляды встретились, заискрились.

– А как насчёт правды во зло? – Кэп слегка приподнял подбородок.

– Этой тактики ты придерживался, значит? Ждал благоприятный момент. Браво, на войне все средства… – медленно расплылись губы в обманчивой улыбке. Пальцы пробежались по плечу, точно по клавишам фортепиано. – И что же дальше, Джек Воробей? – Кокетливо изогнулась бровь. – Избавишься от Барбоссы и упорхнёшь, как ни в чём не бывало?

– Отчего тебя так заботит эта стекляшка? – игриво сверкнул глазами Джек.

– Она заботит всех. – Я повела плечом и опустила вторую ладонь, прижимая Воробья сильнее к мачте. – И какую же роль теперь ты отвёл мне? – пролепетала я, склонившись издевательски близко.

– Ты вполне способна действовать самостоятельно, – на одном дыхании выдал Воробей.

– О, покорно благодарю. Да вот только, видишь ли, пока что меня используют – как реквизит, как средство, как предмет торга. Так что я для тебя теперь? Или уже успел списать со счетов?

– Забыла? – засияла весёлая улыбка. – С тобой мои планы обычно не работают.

– Ммм? – Я слегка надавила пальцем на свежую рану, отчего Джек зашипел. – Забавно, именно поэтому ты вёл себя как бессердечный прагматик? – Полшага назад. Но глаза, наоборот, приковались к нахальной физиономии, отслеживая каждую мимолётную эмоцию. – Брось, Джекки, все эти взгляды, которыми будто нарочно раздеваешь, улыбки вместо важных ответов, прикосновения, когда никто не видит, и презрение на глазах окружающих… Что за этим? Ложь во благо или правда во зло?

Улыбка под усами с каждым словом становилась всё бесстыднее. Карие глаза смело сражались с моим пытливым взором. Вдоволь пропитавшись огнём в моих глазах, Воробей подался вперёд и на ухо шепнул:

– Эгоизм. – И отстранившись, добавил: – Что поделать, не такой уж я добряк, как считают некоторые.

– Изворотливый мерзавец, – прошептала я в ответ. Только гораздо холоднее.

– Аккуратнее с языком, дорогуша, – радостно хохотнул пират. – Умерь свой гнев, не то он сожрёт тебя.

– Забавно, нечто подобное я уже слышала на днях от твоего любимого Барбоссы. – От удивления брови капитана скрылись под банданой. – Да. Когда готова была его убить.

Кэп вдруг поймал мою правую руку, обхватил за талию и резко опрокинул на спину. Под рёбрами оказалась то ли доска, то ли ящик. Джек навис надо мной, опираясь руками по обе стороны. Наши лица оказались точно напротив. Свесившиеся дреды защекотали по щекам.

– А как сейчас? – С моих губ сорвался нервный выдох. Я запрокинула голову. Взгляд беззастенчиво копировал всё коварство, что считывалось в карих глазах, удачно подсвеченных фонарём. – Можешь не признаваться, но я вижу по твоим глазам: тебе есть, что скрывать. Я в чужие тайны не лезу, ты знаешь…

– Без ведома…

– Без ведома, – одобрительно кивнул Джек. – Так что, если нам объединиться, а? – сверкнул золотой зуб из-под бессовестной и очаровательной улыбки. – На условиях обоюдного не полного доверия. Сдаётся, доверять мне ты можешь не меньше, чем можешь не доверять остальным. Может, я и прятал какой козырь для благоприятного момента, но с союзником добиться цели куда проще, смекаешь?

Левая ладонь предупредительно упёрлась в плечо, не давая пирату склониться ещё ниже.

– Твоей цели, Джекки.

– У нас она одна. По крайней мере, сейчас. Избавиться от… нежелательных лиц. Думаю, мы с тобой, ты и я, сможем договориться. Никаких уловок. Только деловой подход.

Он нагло пытался соблазнить меня – свободой. Ото всех. Тем, чего я желала в тот миг больше воздуха, и тем, что, исчезнув, стало бы пустышкой и пыткой. Дать желанное, посулить большой куш, особенно когда всё так абстрактно, утолить ежеминутную жажду – это было легко. И действенно. Джек знал это. Будучи превосходным стратегом, он, конечно же, знал это. Как и я. Мешал правду с ложью, недоговаривал и приукрашивал, но за всем этим маскарадом, увлечённый дерзкой игрой, не замечал, что в глазах моих отнюдь не задорный пиратский огонёк, а отсвет пожарища, что больше взгляд не следит за каждым движением его губ, что руки легли поверх его, и что пальцы правой руки, вторя нежным касаниям левой, – вытаскивают кортик из сапога. Он не замечал, что подталкивает нас к пропасти.

– Знаешь, на что похоже предательство? – Кортик легко и неслышно рассёк темноту. – Это как нож в спину.

Левая ладонь случайно скользнула с плеча, задевая рубашку с жилетом. Запястье окаменело от яростной хватки, кинжал замер, едва покинув верх сапога.

Два чёрных пятна. Две пули. Взгляд застыл на старых пиратских шрамах. Я впервые почувствовала обескураженное биение сердца, так, словно его забирали на какое-то время. Я медленно подняла глаза и встретилась с совсем другим Джеком Воробьём – серьёзным, знающим, настоящим.

– Не всегда в спину, дорогая, – с присущим мудрецам спокойствием сказал он.

Кортик в моей руке незаметно и беззвучно вернулся в сапог. Серьёзный взгляд Джека постепенно растворяла извечная интригующая улыбка. Кэп возвращался в рамки привычного всем образа чудака-пирата.

– В одном ты несомненно прав, – негромко заговорила я, свободно глядя в глаза, – я вполне способна действовать самостоятельно.

Я пихнула его коленом. Воробей неуклюже попятился на несколько шагов. Брошенный мной напоследок задорный взгляд и хитрая улыбка заставили Джека непонимающе свести брови и остаться наедине с неудовлетворённым любопытством и тусклыми огнями.

====== Глава XXXII. Заговор ======

На верхней палубе «Летучего Голландца» было темно и безлюдно. Корабль словно бы шёл сам по себе, не полагаясь на умения команды и изменчивость ветра. Запряжённый в паруса пассат совершенно не ощущался у подножия мачт, к такелажу притрагивался неохотно, с опаской. Волны бились о поросший ракушками и поеденный мхом корпус, но качка на борту едва ли кого-то беспокоила.

С губ сорвался долгий шумный выдох. Я расправила ладони на шершавом планшире и медленно опустила веки. В мозгу тикал таймер бомбы в унисон биению сердца, и его нельзя было отключить. Я будто бы зависла над пропастью: из-под сапог срывались мелкие камешки, бездна манила своей бесконечностью, и фатальное решение мог принять случайный порыв ветра. Грань безумия – вполне осознаваемая и кажущаяся неминуемой из-за хаоса в голове.

Я вытащила кортик и провела лезвием по дереву, оставляя глубокую царапину. Ещё немного и на клинке могла оказаться не только моя кровь, но и Джека Воробья; более того – его смерть. В душе не было протеста. Он этого вполне заслужил, я понимала это, зная уж явно не полную истину, но не имела права выносить такой приговор. Пусть бы он даже решил множество проблем: как говорится, нет человека… С другой стороны, жалеть бы пришлось гораздо дольше, чем испытывать чувство облегчения. «От любви до ненависти, подруга…» Ненависть к Воробью при всех его деяниях неоправданно завышенное чувство, куда уместнее перманентная злость – ведь так или иначе любой адекватный человек, имеющий дело с этим прохвостом, предупреждён, а удар исподтишка – не такое уж и неожиданное явление. Раз уж капитан Воробей предал тебя – значит, ты дал ему шанс и возможность. И всё же жизнь с упорством настаивала, что нож в спину тебе воткнёт тот, от кого этого ждёшь меньше всего. Как верно сообщил Воробей Барбоссе на Исла-де-Муэрте: «Опасаться надо людей честных. Ты и опомниться не успеешь, как они совершат какую-нибудь глупость». Пришлось кашлянуть усмешкой с горьким привкусом: ещё недавно я с готовностью обнажала клинок во имя защиты тех, кого сейчас с равной решимостью готова была самолично отправить на тот свет.

Ещё одна царапина на планшире. Корабль стерпит. Шрамы – дело житейское, хоть и не все зарастают окончательно. Ярость тлела раскалёнными углями, но уже не мешала мыслить холодно, растворяясь взглядом в ночной темноте. Я оказалась в светлой и просторной каюте «Призрачного Странника», бросившего якорь у острова Песо. Как много деталей было тогда упущено? Не сосчитать. Астор Деруа, раскинувшийся в капитанском кресле, не походил на человека, способного накинуть уздечки на шею не самым последним пиратам. Холодные серые глаза – словно стекляшки, на круглом лице с зауженным подбородком, как у куклы, бездушные и непроницаемые – тогда лишь вскользь глянули на меня. Его слова говорили куда больше. И шрам на шее – достаточно свежий, чтобы связать его с бунтом на «Страннике». Невозмутимость, с которой Деруа встречал нас в некогда своей каюте, спокойствие, с которым он общался с некогда своим подчинённым, красочно иллюстрировали древний алгоритм – месть подаётся холодной. Он абсолютно точно знал, за какие ниточки благородной души Уитлокка дёргать, хоть их цена и была высока. Блефовал ли француз или нет, угрожая благоденствию Тортуги, поставить мою жизнь на кон оказалось выгоднее и проще. Но неужто он сумел догадаться обо всём за несколько минут переговоров?..

От запоздалых, но необходимых раздумий меня оторвал показавший далеко за левым бортом «Летучего Голландца» мерцающий огонёк. «Этого только не хватало», – обеспокоенно выдохнула я. Жёлтая точка пару раз блеснула и исчезла. Взбудораженный взгляд засуетился среди непроглядной ночной темноты. Пусть теперь я была на борту не хлипкой шхуны, а мощного галеона, встречаться ещё раз с призраком «Нуэстры Сеньоры д’Авила» или какого-нибудь иного корабля совершенно не хотелось.

Удушающая злость вновь подобралась к горлу. Заскрипели зубы, я с размаху воткнула кинжал в доски. Затем снова и снова, наслаждаясь тем, как лезвие кромсает старое дерево. Я чувствовала себя преданной, униженной, будто каждый, кто был в той каморке, кто наблюдал мою наивную оторопь, плюнул в спину, снисходительно усмехнулся и, снизойдя, вытер об меня ноги. Как назло, вспоминалось всё то, что должно было свидетельствовать в пользу доверия, оттого внутри жгло сильнее от осознания, каким искажённым это всё было на самом деле, что, по сути, оно было ничем. Стремление к их успехам, равнение на их идеалы… Они считали меня никчёмной, легкомысленной, безнадёжной и бесполезной, оттого долго бы тосковать не стали. Считали слабой, а потому – недостойной правды. И из-за чего? Из-за человечности? Отсутствия необходимого равнодушия? Быть может, в этом крылась доля истины, но кипящая злость помогала мыслить не хуже искомого хладнокровия. У меня в груди чернела дыра – едва ли не осязаемая – из-за того, что сделала я и что совершили другие. И теперь я не собиралась беспечно полагаться на кого-либо, чтобы помочь заживить эту рану.

– Вижу, не спится.

Я вздрогнула и резко обернулась. Элизабет Тёрнер, осторожно приблизившаяся со спины, сочувственно улыбнулась.

– Много вопросов, – качнула я головой. – Слишком много вопросов.

Она понимающе кивнула.

– Обычное состояние, когда имеешь дело с пиратами. Особенно такими.

– Пираты – такие же люди. Ведут грязные игры, как и законопослушные граждане, подданные. Что же, теперь каждого интригана именовать пиратом? – усомнилась я. – И не все пираты достаточно умны, чтобы умело плести интриги.

Элизабет негромко рассмеялась.

– И всё же твоя вера в благородное пиратство продержалась дольше, чем моя, – заметила она.

– Да уж, – хмыкнула я, – благородством тут и не пахнет, забивает стойкий аромат эгоизма.

Королева пиратов, одетая, как не бедствующий, но скромный моряк, слегка перегнулась через борт и глубоко вдохнула морскую ночь. За время путешествия к Треугольнику мы с ней успели сблизиться, пусть и не больше, чем подруги по «работе». На борту «Буревестника» сложно было держать дистанцию, а в женском обществе чувствовалось понимание и возможность довериться друг другу – в известных границах. Сейчас же родственность душ была позабыта, и никто не торопился откровенничать, а искать особый ключик к Тёрнер, которая не отличалась простотой и наивностью, не было ни времени, ни желания.

– Так ты винишь себя? – ровно спросила я. Элизабет резко обернулась ко мне с живописным непониманием на лице. – Из-за того, что сердце Уилла в руках француза?

Я внимательно следила за каждым проблеском эмоций на лице собеседницы. Она замешкалась, моргнула несколько раз, рассеяно кивнула и, на мгновение поджав губы, ответила, опуская глаза:

– Да… Я… Как ты догадалась? Джек сказал? – быстро спросила она.

– О чём именно? – пожала я плечами. – Если о вине – у тебя на лице написано, а если про сердце – французу же нужен не просто рычаг, а рычаг несомненно действенный. С его точки зрения. Вот он и пригрозил отобрать самое дорогое, верно? – Элизабет вновь отвернулась к морю и тихо проговорила: «Верно». – Тебе не следует заниматься самобичеванием. Если чему-то суждено случиться, это случится. Закон Мёрфи. К тому же ты активно стараешься исправить ситуацию, бросив дом и сына: достаточно высокая цена. Да ещё и терпишь общество таких, как Воробей и… Барбосса. Это чего-то да стоит. Кстати, всё хотела спросить, как вы пересеклись с ним? Не самая лучшая компания, полагаю. – Рассуждения звучали беззаботно, честно и нейтрально. Я отбивала по планширу какую-то мелодию, взгляд ловил блики на волнах и изредка подбирался к лицу пиратки.

– И правда, пересеклись, на поисках карты, – Элизабет обернулась ко мне с многозначительной улыбкой, – той, что вы с Джеком стащили у нас из-под носа. – Я вспомнила сумасшедший «сплав» по джунглям на острове Саба и передёрнула плечами. Глаза Тёрнер хитро блеснули. – Кстати, ты и Джек… Между вами…

– Взаимное недоверие, – тут же отчеканила я.

Лиз беззвучно ахнула и слегка дёрнула бровью. Затем разговор, который вряд ли заводился ради дружеского общения, переключился на трудности корабельной жизни и прочие несущественные вещи. Однако, чем больше мы говорили, тем более искусственной казалась её беззаботность и открытость, потому я нарочно отгораживалась молчанием и скупыми фразами, настойчиво толкая беседу в тупик.

Заснуть удалось лишь к рассвету: мешало то ли варево мыслей, то ли ожидание очередного нападения потусторонних сил. Мелькнувший огонёк не давал покоя и днём. Я несла вахту на палубе, периодически разглядывая морские мили в подзорную трубу. К счастью, нелюдимые моряки из команды «Голландца» в собеседники не набивались, да и вообще внимания на чужие занятия не обращали, а остатки делегированных на «Буревестник» пиратов сидели тесным кружком где-то на шкафуте, пока их капитаны бродили на нижних палубах, держа друг друга в поле зрения. Одиночество, которое раньше доставляло дискомфорт, шло на пользу – и не только мне. Перспектива быть всеми позабытой в тот момент вполне устраивала, но через какое-то время долгий взгляд капитана Тёрнера, которым он периодически провожал мои прогулки меж бортов, перестал быть просто любопытным. Стоило глянуть на мостик, Уилл напускал на себя скучающий вид или начинал о чём-то с улыбкой переговариваться с женой. Что бы он ни думал, у меня имелось убедительное оправдание: после пережитого на «Буревестнике» я имела право быть чересчур взволнованной. Но, как оказалось, дело отнюдь не в излишней подозрительности, а скорее в том, к чему она привела.

День перевалил за свою половину. Солнце перестало испепелять каждый миллиметр неприкрытой кожи. Слегка затянутые дымкой горизонты давно наскучили, веки сонливо закрывались, в мозгу зародилась мысль о послеобеденной сиесте. Я поднялась, лениво потягиваясь. Сапоги зашаркали по иссушенным доскам. На полуюте, точно подтаявшая восковая статуя, одиноко бдел у штурвала рулевой, так что я впервые решила подняться туда, не боясь встретиться с капитаном. Когда под ногами заскрипели доски трапа, моряк бросил сверху вниз презрительный взгляд, оттопырил губу, но ничего не сказал. Я повела плечом и улыбнулась одной стороной губ. С высоты весь корабль – потрёпанный, но не утративший мощи – выглядел впечатляюще и теперь не казался таким мертвецки холодным. Только бахрома изодранных парусов шевелилась, точно снасти перешёптывались между собой. Я уселась у гакаборта на приросшие к палубе ящики и пристроила локти на выступающей из корпуса балке. В угол падала тень от парусов бизань-мачты, бриз развеивал вездесущий привкус затхлости. Стоило только подумать, что нашлось прекрасное место для отдыха, как на горизонте показалась точка, затем ещё одна. Я зажмурилась на несколько секунд и поочерёдно распахнула глаза. Точки по-прежнему маячили за кормой, у самого края моря. Неспешно руки раздвинули подзорную трубу, беглый взгляд метнулся к рулевому, в линзах заблестело море, и я с искусственной медлительностью прильнула к глазку. Таймер мыслительной бомбы в голове отозвался ускоренным нервозным тиканьем. Секунды растворялись в тишине, отсчитали больше минуты, и лишь после я опустила трубу. «Интересно…»

Наблюдательный пост я покинула лишь к вечеру. Сапоги уверенно застучали по доскам. Бесцеремонно вваливаться в кормовую каюту не пришлось: у самых дверей меня встретил моряк, в котором позднее мозг опознал Прихлопа Билла с хмурым выражением лица. Обменявшись молчанием, мы разминулись, и я решительно вошла в покои капитана «Голландца». Стукнули между собой створки дверей, уголки губ тут же разочарованно обвисли.