Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 54 страниц)

В избушке его ждала красавица-чародейка. Лет ей было под девяноста, как и её сестре, но колдовством выглядела она едва ли на двадцать: густые чёрные косы, обвитые вокруг головы, пышная грудь, молочного цвета кожа. Дракона это не обмануло: он видел истинную суть вещей, если хотел.

– Ты сестра сказительницы из Серой Башни? – спросил он сухо.

– А ты дракон? – в тон ему переспросила чародейка.

Эмбервинг поджал губы, окинул избушку взглядом. Всё, как и полагается: пучки трав, свисающих с потолка, высушенные летучие мыши связками на стенах, какие-то подозрительные порошки в прозрачных склянках, стопка толстых пыльных книг в углу стола… Точно логово ведьмы!

– Зачем пожаловал? – спросила женщина.

– Верно ли, что тебе известны способы воскрешать мёртвых? – без обиняков спросил Дракон.

Чародейка сощурилась:

– Верно-то верно, да тебе зачем?

– Научи.

– А что дашь?

– Что захочешь.

– А если скажу, что хочу все сокровища из твоего логова? – коварно осведомилась чародейка. С секретом некромантии ей расставаться не хотелось, это были тайные знания, не для каждого. Она знала, что Дракон ни за что не согласится, если потребовать у него сокровищницу.

Эмбервинг, в самом деле, задумался ненадолго, пото́м проронил:

– Так скоро не соберёшь, но если дашь мне пару дней, то пришлю их тебе на подводах.

– На самом деле отдашь сокровища? – поразилась она.

– Слово дракона, – мрачно подтвердил Эмбервинг.

Чародейка сочла эту мрачность нежеланием расставаться с золотом, но, приглядевшись, поняла, что ошиблась. Впервые в жизни увидела дракона, который равнодушен к золоту! Его скорее омрачила мысль, что отдать всё разом не получится.

– Кого ты хочешь вернуть к жизни? – нахмурившись, спросила женщина.

– Одного важного для меня… человека, – выдавил Дракон с трудом.

– Человека? – усмехнулась чародейка. – А смысл? Люди мрут быстро.

– А вот это уже не твоего ума дело, – оборвал её Дракон, и его зрачки вытянулись в стрелы, возвещая, что он начинает терять терпение.

Чародейка задумчиво потёрла подбородок, пото́м поворотилась к Дракону, всё ещё рассчитывая, что он откажется:

– Злата мне не надо. Я слышала, что в драконьих рогах сокрыта колдовская сила. Отдай мне рог за услугу.

Доподлинно неизвестно, откуда пошло, но в летописях через раз говорилось, что рога драконов – это источник их силы, что лишить дракона колдовства можно, отрубив ему рога, и всё в том же духе. Считалось, что драконы пойдут на всё, чтобы сохранить рога в целости и сохранности.

Но чародейка просчиталась. Дракона подобные мелочи не занимали. Он выпустил драконьи рога и совершенно спокойно обломил один – кряк! Посыпались золотые искры, мужчина даже не дрогнул. Он перебросил отломанный рог чародейке и потребовал:

– Ну, говори!

Та долго не могла прийти в себя от изумления и держала рог так, точно он был стеклянный.

– Вижу, – наконец проговорила она, – человек-то и вправду важен для тебя… раз ты совсем голову потерял. Сломать собственный рог – смерти ищешь?

Дракон выгнул брови, но ничего на это не ответил. Чародейка поспешно припрятала рог.

– Увы, господин дракон, – сказала она после, – некромантия не подойдёт тебе, так что и научить мне тебя нечему.

– Отчего же? – ледяным голосом спросил Дракон, чуть разводя руки в стороны; пальцы его вытянулись когтями. – Обмануть меня решила?

Чародейка поняла, что легко может лишиться жизни. Но говорила она правду.

– Ты хочешь воскресить важного для тебя человека, – сказала она, принимая невозмутимый вид, а сердце прыгало в груди от страха. – Да, некромантия может оживить труп. Но это будет всего лишь живой мертвец без памяти и прошлого. Кусок гниющей плоти. Этого ли ты хочешь, господин дракон?

Эмбервинг поджал губы:

– Хочешь сказать, что невозможно воскресить человека?

– Я не могу, – честно призналась женщина. – Но раз уж взяла с тебя плату… Я слышала, что эльфы – большие кудесники по этой части.

– Эльфы? – усмехнулся Дракон. – Их не существует.

– И это говорит мне дракон!.. Если хочешь, открою тебе портал в их мир. А уж как ты с ними будешь договариваться – это не моя забота.

– Знаешь к ним дорогу? – сощурился Эмбервинг. – И почём мне знать, что ты меня не отправишь куда-нибудь на кудыкину гору?

– Потому что ты легко вернёшься и свернёшь мне шею, если я тебя обману? – пожала плечами чародейка.

– Воистину, – согласился Эмбервинг.

Чародейка взяла со стола самую толстую книгу, похлопала по ней ладонью. Поднялось облако пыли. Дракон поморщился.

– Ну, отправлять? – спросила женщина и, увидев, что тот ответил согласием, пошла из избушки, приказав: – Идём.

Вывела она Дракона на поляну позади избушки. Земля тут была, как и в лесу, чёрная и твёрдая, точно камень – даже следов не оставалось, когда на неё наступали. Чародейка подобрала сухую ветку и стала ходить по поляне кругами, водя острым концом палки по земле и оставляя беловатые царапины, которые в конечном итоге сложились в мудрёный магический круг.

– Уж как обратно вернёшься – не знаю, – предупредила чародейка. – Но если готов, то вставай в центр круга.

Эмбервинг наступил на сходящиеся в одной точке лучи. Кажется, почва под ногами стала неустойчивой: каблуки неглубоко вошли в землю.

– Глаза во время перехода лучше закрыть, – посоветовала женщина, – не то ослепнуть можешь.

Дракон дёрнул плечами, но глаза закрыл. Он предполагал, что чародейка просто не хочет, чтобы он видел, какие пассы она будет делать.

Чародейка прочла заклинание – вполголоса, слов не разобрать, но язык точно древний, под стать драконьему, – и Дракон ухнул куда-то вниз, даже со свистом. Падение было недолгим, он почувствовал, что хлопнулся на землю, вернее, в траву: сочный запах защекотал ноздри Дракона, – и понял, что колдовство и в самом деле перенесло его куда-то, поскольку в Серой Башне и в окрестностях травы ещё стояли пожухлые и только-только просыпались.

Эмбервинг открыл глаза и первое, что увидел, – это наставленные на него луки и копья с блестящими наконечниками. Его полукольцом окружили сероглазые существа в серебристых плащах. О том, что это не люди, говорила форма их ушей: из волос, в основном светлых оттенков, торчали острые уши. «Эльфы» – понял Дракон. А вокруг были благоуханные травы с обсыпанными пыльцой метёлками, и небо сверкало тысячами алмазных крошек.

– Убейте его! – приказал эльф, стоявший чуть позади. Он казался моложе остальных, его глаза отливали малахитом.

Дракон шевельнулся, чтобы подняться. Натянутая тетива заскрипела, в любую минуту готовая спустить стрелы. Зрачки Эмбервинга вытянулись.

– Стойте, глупцы! – раздался позади эльфов чей-то повелительный окрик.

Эльфы расступились, пропуская ещё одного – высокого, выше прочих, со стелющимися за спиной, как шлейф, волосами эльфа в цветочной короне. Глаза у него были тёмно-серые.

– Но, отец, – воскликнул зеленоглазый эльф, – ведь он проник в наш мир! Нарушителей карают смертью!

– Он бы убил вас, прежде чем вы успели бы это понять, – возразил коронованный эльф. – Опустите оружие. И ты, Талиесин.

«Талиесин», – мысленно повторил Дракон.

Король эльфов приложил руку к груди и наклонил голову, приветствуя:

– Что привело тебя в наш мир, господин дракон?

– Дракон… дракон… – зашептались эльфы, отступая.

– Значит, это королевство эльфов? – спросил Дракон, поднимаясь и расправляя помятую падением одежду.

Король развёл руки в стороны:

– Добро пожаловать! Не думал, что увижу когда-нибудь настоящего дракона. Я слышал, что они сгинули во времени.

– Остались, как видишь, – усмехнулся Эмбервинг и представился, как полагается: – Дракон из Серой Башни, Эмбер… – И добавил после запинки: «…винг», решив, что Эмбером его вправе называть лишь Голденхарт, и никто больше!

– Король эльфов, Алистер. А это мой сын, Талиесин, – представился в свою очередь эльф. – Прости его, он ещё молод и не видит истинной сути вещей.

Мужчина только поднял ладонь, как бы говоря, что не сто́ит извиняться по подобным пустякам. Оба ведь прекрасно знали, что Дракон снял бы им головы за считанные секунды, так что никакой опасности для него эти луки и копья не представляли.

Король пригласил Дракона отдохнуть немного в замке, а там – за кубком эля – и поговорить о причинах, что привели его в этот тайный, сокрытый от внешнего мира уголок. Эмбер согласился.

Эльфы разошлись, Талиесин пошёл следом за отцом и нежданным гостем. Настоящий дракон? А по виду и не скажешь… Алистер между тем расспрашивал, как Дракон отыскал сюда дорогу.

– Одна колдунья открыла портал, – ответил Дракон. – Правда, она не была до конца уверена, что получится.

– Дорого ты, должно быть, заплатил за её услуги, – с улыбкой, скорее похожей на усмешку, сказал король. – Однако же, дело, должно быть, важное и неотложное, раз уж ты пошёл на такой риск, господин дракон.

– Должно быть, – словами же эльфа ответил мужчина.

Ему почудилось, что эльф неспроста повторяет эти слова: в них чувствовались чары. Возможно, хотел заколдовать Дракона или внушить ему что-то. Например, что ни в каком эльфийском мире тот не бывал, приснилось просто. А повторив эти слова вслух, Дракон чары разрушил: знал, как подобные штуки действуют, сам не раз использовал.

Алистер звонко рассмеялся:

– Раскусил, господин дракон! Прости, так уж повелось, что эльфы над людьми чудят.

– Я не человек, со мной не пройдёт, – возразил Эмбер и предупредил на всякий случай: – Не шути со мной, господин Алистер, король эльфов. Драконы шуток не любят.

Он отвёл руку в сторону – они как раз проходили мимо ветвистого дерева – и дотронулся до ствола. Тот пошёл трещинами. Алистер с улыбкой тронул дерево вслед за Драконом, и трещины пропали.

– Я слышал, что драконы обладают неимоверной мощью и колдовством, – покивал Алистер. – Шутить с тобой не буду. Такого врага мне бы нажить не хотелось. Знаю, что если захочешь, то за мгновение весь мой мир с землёй сровнять можешь.

Талиесин схватился за лук, но Алистер поднял руку, успокаивая сына.

– Не войну объявлять пришёл, а просить об услуге, – ровно возразил Дракон. – Награда будет щедрой.

Глаза короля эльфов невольно вспыхнули. Эмбервинг по сказкам знал, что эльфы сродни драконам в их неудержимой страсти к золоту и прочим драгоценностям. Вот и Алистер (пальцы – в перстнях, шея – в ожерельях, волосы – в жемчугах да в алмазах) не был исключением.

– Чего же ты от нас хочешь? – спросил король, приглашая Дракона сесть за широкий дубовый стол (они уже вошли в замок, который и не замком был, а сплетёнными в причудливые орнаменты и формы виноградными лозами). Талиесин встал за стулом отца, зорко наблюдая за гостем.

– Легенды гласят, что эльфы – великие кудесники, – сказал Эмбервинг, принимая от короля пенный кубок, но не спеша делать глоток; дождался, когда король свой пригубил, пото́м только отпил.

Алистер согласно наклонил голову, вид имея важный и степенный, но внутри просто сгорал от любопытства и предвкушения.

– Да, – ответил он, – волшебством мы наделены. Но какое такое волшебство не по силам дракону?

Эмбервинг отставил полупустой кубок, провёл пальцем по губам, стирая пену, и проронил:

– Нужно одного человека воскресить. Во Внешнем мире такое никому не под силу.

Алистер задумчиво посмотрел на Дракона из-под ресниц, потёр подбородок:

– Человека, говоришь? Да, пожалуй, воскресить можно, но к чему? Люди эфемерны. Для тебя или для меня – как искорка от костра: вылетела и погасла.

– Можно, значит, вернуть к жизни умершего? – вскинулся Дракон.

Талиесин вздрогнул. На мгновение проступил истинный облик Дракона, тут же пропал, но этого хватило, чтобы сердце юного эльфа зашлось быстрым стуком. Эльфы были красивы, но этот!!! Талиесин невольно приложил руку к груди и часто задышал, не справляясь с волнением.

– Если использовать эльфийский цветок, то да, – утвердительно кивнул Алистер. – Они расцветают раз в полтысячи лет, один вот-вот должен распуститься.

– Отец! – опомнился Талиесин. – Но ведь ты обещал его мне!

Король эльфов предупредительно на него взглянул. Талиесин вспыхнул и проглотил обиду.

– Но обойдётся тебе это недёшево, господин дракон, – предупредил Алистер. – Готов ли ты заплатить такую цену?

Эмбервинг вопросительно дёрнул подбородком.

– Отдашь мне то же, что отдал чародейке, – сощурился король эльфов. – Не знаю, что это, но, должно быть, что-то весьма ценное.

– Хорошо, – не колеблясь, согласился Эмбер.

Он упёр ладонь в подлокотник, по скулам и по фалангам пальцев полезла чешуя, на лбу появились рога, вернее, то, что от них осталось. Дракон обхватил оставшийся рог ладонью и сломил его. Король широко раскрыл глаза.

– Не знаю, впрочем, какая от него польза, – оговорился Эмбервинг, кладя рог на стол и придвигая его к королю эльфов.

– Ты умом тронулся, господин дракон? – воскликнул эльф. – Ведь ты же теперь совсем лишился колдовской силы!

Эмбервинг приподнял брови:

– С чего бы это?

– Ведь доподлинно же известно, что колдовская сила драконов в их рогах!

– «Доподлинно»? – иронично переспросил Дракон. – И сколько драконов вы уже видели, чтобы вам «доподлинно» это было известно?

Король покачал головой, подобрался обеими ладонями к рогу, накрыл его краем рукава, любовно поглаживая пальцами.

– В любом случае это настоящая редкость… – пробормотал он и сказал уже громче: – Что ж, плату я получил. Идём в сад, поглядишь на эльфийский цветок.

– «Поглядишь»? – уточнил Дракон, и его глаза стали светиться чуть ярче, на полтона всего, но мороз по коже от этого взгляда продирал даже эльфов.

– Незабываемое зрелище, – словно бы не замечая его взгляда, продолжал король. – Сам цветок бесполезен, тебе нужен его плод. Пропустишь момент – уж извини, никому не достанется. Нужно сорвать его до того, как из него уйдёт волшебная сила. Уж не знаю, как ты это сделаешь: тот должен рвать, кому предназначен. Но эльфы этот момент чувствуют, а вот про драконов не знаю. Я предупредил. Не взыщи, если что.

Эмбервинг медленно кивнул, и король повёл его в сад. Талиесин пошёл за ними, обиженный, что придётся ждать ещё полтысячи лет, чтобы получить такое желанное сокровище. У эльфийского цветка было много применений.

В саду благоухали сотни самых прекрасных на свете цветов, многие из которых Дракон видел впервые в жизни. Над ними порхали бабочки, или это были созданные волшебством миражи. Дракона эта красота не трогала, сердце его было глухо и скорбно отмеряло шаги. Если бы менестрель был здесь, любовались бы этими цветами вместе… Сердце защемило. Эмбервинг невольно приостановился и скомкал одежду на груди.

– Кого ты хочешь воскресить? – понизив голос, спросил Алистер, но Эмбер не ответил. – Что ж, я не напрашиваюсь…

– Верно ли, что воскресший будет точно таким же, как и при жизни? – перебил Дракон, припомнив слова чародейки.

– А, о некромантии подумал? – верно догадался король и засмеялся. – Нет, эльфийское волшебство к чёрной магии никакого отношения не имеет. Правда, насчёт людей не уверен: достаточно ли хорошо сохранился труп твоего человека? Оживлять лучше всего только что умерших, пока их не тронуло тление.

Эмбервинг скрипнул зубами и процедил:

– Сохранился. Который из них обещанный цветок?

Алистер указал на торчащий из земли камень, кажется, гранитный, но пронизанный серебристыми, похожими на вены прожилками, от которых исходило мягкое сияние. Прямо из камня рос невзрачный кустик с зазубренными листьями. Ничего особенного и уж тем более волшебного в нём не было. Дракон вообще принял его за чертополох и сурово взглянул на Алистера: а ну как опять шутить вздумал? Но король эльфов серьёзно ответил:

– Эльфийский цветок. Вовремя пришли, сейчас расцветёт. Остальное в твоих руках, господин дракон.

Эмбервинг подошёл к камню, разглядывая растение. Прежде он не заметил, но из кустика торчал коротенький побег с округлым шишковатым бутоном на конце. Распуститься из него, по мнению Дракона, могло только что-нибудь исключительно гадкое и уродливое. Не вписывался этот кустик в обстановку эльфийского сада, где цветы были один краше другого.

Прожилки на камне вдруг разом взбухли, Дракон ощутил всей кожей какое-то покалывание и осознал, что именно об этом моменте и говорил король эльфов. Он машинально подался вперёд, подставляя ладони, и бутон, отвалившийся от стебля, упал прямо в них, превращаясь сначала в сверкающую серебром каплю, а потом застывая в прозрачный камень, похожий формой и размером на персик. Нет, это даже не камень был! Что бы это ни было, оно пульсировало и было тёплым, как нагретый солнцем мёд, а на ощупь – как подстывшая смола.

– Хм, – удивлённо сказал Алистер, – какая необычная форма! Никогда такой не видел… Впрочем, цветку лучше знать, что тебе нужно.

– И что с ним делать? – не отрывая глаз от камня, спросил Дракон.

– А, дальше всё просто, – беззаботно ответил король, – всего-то и нужно, что положить камень мертвецу на грудь и окропить его своими слезами.

– Ха… – то ли выдохнул, то ли усмехнулся Дракон и повалился на колени. Его взгляд застыл, стал мёртвым.

– Что такое? – всполошился Алистер.

– Ха… – повторил Эмбервинг без выражения. – Столько усилий – и зря. Да я даже не плакал, когда он умирал у меня на руках! Драконы не плачут.

– Хм, – озадачился эльф, – никогда ничего подобного не слышал. Возможно, не тот повод был.

– Ха… – в который раз выдохнул Дракон. – Бесполезно… всё бесполезно…

На его лице проступило отчаяние, он ухватил волосы на виске пальцами, точно собирался выдрать их.

– Значит, не возьмёшь? – с надеждой спросил Талиесин, которого несколько обескуражило поведение мужчины.

Алистер опять неодобрительно на него взглянул. Взгляд Эмбервинга прояснился, Дракон встал с колен, крепко сжимая камень в кулаке.

– Может, и без слёз выйдет? – проговорил он, и его истинный облик снова мелькнул секундной вспышкой.

На этот раз и король заметил. Глаза его разгорелись.

– А ты дракон с секретом, – засмеялся он. – Какие необычные на тебе чары! Сам на себя наложил?

Эмбервинг только поджал губы, но не ответил.

– Ну, не сердись, не сердись, господин дракон! – продолжая смеяться, воскликнул Алистер. – Хотелось бы мне взглянуть на тебя настоящего, может статься, однажды и увижу. А теперь поговорим о твоём возвращении во Внешний мир. Справедливо ли будет взять с тебя плату за обратный путь?

Дракон бережно спрятал камень за пазуху и внимательно взглянул на короля:

– Без этого ведь не выпустишь?

– Тебе это ровным счётом ничего не будет стоить, – махнул рукой Алистер, и в воздухе появилась иллюзия – сверкающий алмазами венец. – Если есть такой в твоей сокровищнице, то я хотел бы его получить. Он принадлежал эльфам, но был похищен из наших сокровищниц гномами.

– Сейчас погляжу, есть или нет, – кивнул Дракон.

Талиесин удивлённо приподнял брови. Алистер с интересом следил за Драконом. Эмбервинг же закрыл глаза и стал в памяти перебирать содержимое сокровищницы, он всё знал наперечёт. Королевских венцов в ней тоже было немало.

– Да, – сказал он, открывая глаза, – есть такой. Золотой венец, украшенный тремястами алмазов. Тысячелетия два назад попалась мне голова в таком венце.

Талиесин почувствовал лёгкую тошноту, безошибочно угадав, что, говоря о головах, Дракон подразумевал именно то, о чём говорил: оторванные или отрубленные головы. Алистер свои чувства скрыл, но явно, что и ему стало не по себе.

– Вот этот венец и отдашь мне, – только и сказал он. – Пошлю с тобой моего сына, чтобы он его забрал.

– Отец! – возмутился эльф.

– Не спорь, Талиесин, – строго сказал король. – Господину дракону и так нелегко приходится, не гонять же его туда и обратно из-за какого-то венца? Я открою портал, через него обратно и вернёшься.

Он несколько раз хлопнул в ладоши, созывая эльфов. Те сбежались со всех сторон, в глазах замельтешило от разноцветных одеяний. Они принесли и поставили вертикально большое, в человеческий рост зеркало, совершенно круглое, в золотой оправе, покрытой эльфийскими рунами. Алистер встал напротив, воздевая руки, – рукава скатились к локтям, стало видно, что начиная от запястий кожа эльфа покрыта золотыми узорами татуировок, – и нараспев прочёл какое-то заклинание. Из зеркала полыхнуло бледным огнём, отражение заколыхалось, свилось в спираль, превращаясь в засасывающий воздух портал. Король эльфов отступил, давая Дракону и Талиесину подойти к зеркалу.

– Должен был открыться как раз в твоих краях, – сказал Алистер. – Давненько же я пространственной магией не пользовался!

Эмбервинг подошёл к зеркалу вплотную, потянул носом. Пахло знакомо.

– Да, – спохватился Алистер, – как же ты без колдовских сил-то будешь? Как устроен Внешний мир, я знаю плохо, но ты, должно быть, часто волшебством пользуешься?

Дракон только фыркнул: предрассудки! Но король в своих тревогах был искренен, так что пришлось что-то говорить в ответ. Дракон сказал правду:

– Есть рога или нет – на мою колдовскую силу это не влияет. А то, о чём ты подумал, со сломанными рогами никак не связано: я проспал десятилетие, ещё не до конца проснулся. Но за заботу благодарствую.

И он первым шагнул в портал. Алистер подтолкнул сына следом.

Король эльфов не ошибся с заклинанием: в Серой Башне портал открылся прямо посреди поля, на котором крестьяне обычно сеяли пшеницу, от башни в ста шагах. Дракон с удивлением заметил, что пшеница уже в пол-локтя высотой. Вероятно, время в эльфийском мире шло иначе, чем во Внешнем мире, и несколько часов там равнялось нескольким месяцам здесь. Эмбервинг покачал головой и поворотился к порталу – тот выглядел, как обычная чёрная дыра в пространстве, – поджидая, когда оттуда появится Талиесин. Тот не замедлил появиться и, несмотря на скверное настроение, всё же огляделся не без любопытства: в человеческом мире он был впервые.

– Идём, – приказал Эмбервинг. – И смотри, не потопчи пшеницу.

Крестьяне, которые работали на другом конце поля, подняли головы и смотрели им вслед с явным неодобрением. Решили, что Дракон привёл в башню новую игрушку, на замену менестрелю.

Башня выглядела запущенной: разрослись вокруг основания сорные травы, обвило стены вьюном, прошлогодняя листва так и лежала кучами на дорожках и том, что осталось от грядок, дверь почернела от дождей…

«Ну и дыра», – подумал Талиесин, осторожно вышагивая вслед за Драконом.

Внутри башни толстым слоем лежала пыль – десять лет без уборки! – на полу даже оставались следы от сапог. Эмбервинг открыл дверь, ведущую в подземелье, и сказал:

– Не отставай. Это настоящий лабиринт. В темноте видишь, или факел запалить?

Эльфы в темноте видели так же хорошо, как и драконы, так что обошлись без факелов. Оказавшись в сокровищнице, Талиесин рот раскрыл от удивления: столько золота разом он никогда не видел. Эльфийские сокровищницы и вполовину не были так богаты!

– Ничего не трогай, – предупредил Дракон, взбираясь на золотую кучу слева. – Сейчас отыщу для тебя венец.

Он добрался до самого угла и теперь рылся в золоте, отбрасывая одну драгоценность за другой. Золото звякало. Талиесин, как зачарованный, бродил от одной стороны кучи к другой, но какой-то иной блеск, мерцающий на самой вершине, всё время отвлекал его от сокровищ. И эльф, несмотря на предупреждение, за несколько шагов взлетел на кучу золота, чтобы взглянуть. Взглянул и замер: в янтарном саркофаге покоилось тело юноши. Сердце у Талиесина опять как-то странно взыграло. Он наклонился, разглядывая, протянул руку, чтобы дотронуться до янтаря и убедиться, что это не иллюзия.

«Если он так выглядит после смерти, как же он выглядел при жизни?» – подумал Талиесин, и у него засосало под ложечкой. Всего лишь человек, но и среди эльфов не было никого прекраснее.

– Не трогай! – рявкнул Дракон, который как раз нашёл венец и собирался перекинуть его ждавшему – уже не ждавшему – внизу эльфу. Он подлетел к Талиесину, отбил его руку. Вокруг разлетелись драконьи искры, и теперь Эмбервинг в своём драконьем обличье стоял на куче золота, янтарный саркофаг – между передних лап. Талиесин проворно отпрыгнул в сторону, заслоняя лицо рукой: подумал, что дракон дыхнёт огнём. Но Эмбервинг только оттеснял его всё дальше, пока эльфу не пришлось спрыгнуть с кучи золота обратно вниз.

– Я только взглянул! – с оправданием воскликнул Талиесин. – Зачем так сразу выходить из себя?

Дракон обернулся человеком, зорко оглядел саркофаг, смахнул с него упавшие во время превращения монеты и чешуйки и тоже спрыгнул вниз. Талиесин невольно попятился.

– Предупреждал ведь, чтобы ты ничего не трогал, – относительно спокойно сказал Дракон и протянул ему алмазный венец.

– Это… тот человек, которого ты хотел воскресить? – не удержался Талиесин. – А он точно человек? Я и не думал, что люди бывают такими… красивыми.

– Тебя это не касается, – оборвал его Дракон и подтолкнул к выходу. – Идём, выведу тебя из подземелья.

Неподдельный интерес эльфийского принца к менестрелю ему не понравился.

«Моё!» – желчно подумал он. Драконья натура в нём буйствовала как никогда.

Эмбервинг вывел эльфа из башни, но до портала провожать не стал. Сказал слова прощания и дверь закрыл. Талиесин долго ещё стоял у порога, находясь под впечатлением от увиденного, пото́м вернулся в свой мир.

Дракон же пошёл обратно в сокровищницу, неясно мыча сквозь зубы. Взобравшись на вершину, он встал на колени возле янтарного саркофага, бережно и ласково оглаживая его ладонями, несколько раз поцеловал янтарь над лицом менестреля.

– Голденхарт… – проговорил он с болью, обвивая саркофаг обеими руками и прижимаясь к нему щекой. – Прости, не вышло. Никто, видимо, не в силах вернуть мне тебя. Смотри, что я принёс тебе в подарок. – И с этими словами Дракон вытащил из-за пазухи эльфийский камень и положил на саркофаг. – Если бы только я умел плакать… О, Голденхарт, Голденхарт… Как же рано ты меня покинул!

Он бормотал свою пьету довольно долго, снова и снова повторяя имя менестреля и сетуя, что ничего уже не исправить, пото́м обвил саркофаг крепче, по-прежнему находясь в человеческом обличье, и, кажется, заснул, но не оцепенелым драконьим сном, а обычным, человеческим. Дыхание у него было тяжёлое, лицо подрагивало нервной дрожью: снились кошмары. В крае глаза блеснуло что-то, и выкатилась на янтарь маленькая прозрачная капля – слезинка.

Эльфийский камень вспыхнул, засиял всеми цветами радуги; слеза, как намагниченная, подкатилась к нему, всосалась внутрь, разбавляя сияние, и камень засветился бледным желтоватым светом, похожим на солнечный. Пульсация его стала отчётливее и напоминала скорее сердцебиение. Камень потерял форму, превращаясь в колышущийся комок, и стал просачиваться через янтарь, протягивая ниточки-щупальца к телу менестреля. И чем глубже пробирались эти нити, тем тоньше становился янтарь, а пото́м и вовсе пропал. Добравшись до бездыханного тела, камень вспыхнул особенно ярко и исчез, вернее, провалился менестрелю в грудь. Тело испустило секундное сияние ярче сверкающего вокруг золота, и медленно с ним начали происходить метаморфозы: смягчились застывшие черты лица, истаяла со щёк бледность, сменяясь нежным румянцем, ресницы увлажнились слезами. Последним ожило сердце: гулко стукнуло, ударилось в грудную клетку, отпрянуло и уже не останавливалось.

– …бер… – вырвалось вздохом с губ менестреля.

Дракон всё ещё спал и ничего не видел и не слышал.

Голденхарт с трудом разомкнул веки, повёл глазами по сторонам. Зрение пока не вернулось, слух только-только начинал оживать.

Менестрель ровным счётом ничего не помнил о собственной смерти. Последним его воспоминанием было лицо склонившегося над ним Дракона, печальное лицо, изуродованное внутренними страданиями. «Я болен, – вспомнил юноша, – оттого Дракон и печалится».

Слух прояснился немного, и Голденхарт расслышал хрипловатое дыхание где-то рядом. «Эмбер», – понял он. С глаз постепенно спала пелена, и менестрель с удивлением осознал, что лежит на куче золота в сокровищнице. Тело казалось чужим и бесконечно тяжёлым: он едва смог приподнять голову, прочее не слушалось. Видимо, слишком ослаб за время болезни. Но этого хватило, чтобы увидеть Дракона: тот спал, прижавшись лицом к его коленям. «Отчего вернулось заклятье?» – поразился менестрель, заметив морщины на его лбу, и с трудом дотронулся пальцами до впалой щеки мужчины.

Эмбервинг что-то пробормотал сквозь сон. Кошмары сменились пустотой, в которую повеяло тёплым ветерком. Дракон открыл глаза, расширенные зрачки сократились до маленьких точек, потом вытянулись в две привычные стрелки. Он поднял голову и… встретился взглядом со смотрящим на него менестрелем. Голос к тому ещё не вернулся, он только шевелил губами, но совершено точно был жив: зрачки сокращались, грудь колыхалась неглубоким дыханием, от тела исходило тепло.

В первый момент Дракон опешил. О том, что произошло, пока он спал, Эмбервинг, разумеется, ничего не мог знать, но беглого взгляда хватило, чтобы понять, что эльфийский камень исчез, должно быть, выполнив своё предназначение. Но Дракон всё же основательно ущипнул себя за скулу, чтобы убедиться, что это ему не привиделось.

– Эмбер? – вполне ясно произнёс Голденхарт, не понимая, что творится с Драконом.

А тот сидел, покачиваясь, как пьяный или будто его невидимым ветром шатало, и по его щекам градом катились из глаз слёзы, падая и превращаясь в драгоценные камни.

Дракон, который в часы скорби не проронил и полслезинки, теперь сидел и плакал навзрыд… от счастья.

========== 09. Двое из Серой Башни. Тревоги принца Голденхарта ==========

Эмбервинг, наказав менестрелю из башни не выходить, отправился на облёт Серой Башни: дни стояли жаркие, дождей уже несколько недель не случалось, высока была вероятность пожаров. Голденхарт, конечно же, и не думал выполнять его наказ: слишком много мыслей теснилось в голове и не давало покоя, нужно было со всеми разобраться.

Надо признать, Дракон себя странно вёл в последнее время.

Хронологической справедливости ради начать сто́ит с того самого момента, когда менестрель открыл глаза и обнаружил, что лежит на куче золота в сокровищнице. Как он туда попал или почему – он не помнил. Смутно помнилось, что он захворал, а Дракон пытался его лечить. Но почему вдруг сокровищница? Над этим Голденхарт долго голову ломал, пока не припомнил, что в алхимических трактатах, в которые он нос сунул ещё будучи принцем Тридевятого королевства (вроде бы прапрадед, король Ирстен, прозвищами не обделённый, всех и не перечислить, занимался алхимией, от него и осталась порядочная библиотека), золоту приписывались чудодейственные свойства. Вероятно, Дракон тоже об этом знал, поэтому и перенёс больного в сокровищницу. И, судя по ощущениям, сработало: чувствовал себя юноша вполне сносно.

А пото́м Эмбервинг зажал рот обеими ладонями и заплакал превращающимися в драгоценные камни слезами. Менестрель никогда на его глазах слёз не видел, а уж о том, чтобы слёзы в алмазы превращались, так вообще только в сказках читал, но точно не драконьи слёзы, а слёзы заколдованных или, наоборот, расколдованных принцесс. Да и с чего вдруг Дракону плакать? Так возрадовался, что выздоровел менестрель? О своих собственных словах насчёт того, что пришло время умирать, Голденхарт не помнил и теперь недоумевал, отчего Дракон так бурно реагирует на его выздоровление от какой-то несчастной простуды.