Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 54 страниц)

«Им ещё есть, о чём дальше говорить?» – совсем уже свирепо подумал Эмбервинг. Да ведь Голденхарт уже выспросил всё, что им надо было знать! Дракон сердито обрушил взгляд на ни в чём не повинного Хёггеля, тот невольно попятился. Эмбервинг знал, отчего злится. Ревность, конечно, была одной из причин, но всё больше то, что Дракон как-то вдруг понял: если бы принц с принцессой тогда всё-таки встретились, если бы поженились, то они непременно были бы счастливы. И эта мысль рассердила его и… несколько испугала. Мысль о том, что Голденхарт мог быть счастлив с кем-то… ещё. Дракон клацнул зубами и одарил бедного Хёггеля ещё одним суровым взглядом.

Менестрель вернулся, неся свёрнутое платье малахитового цвета. Эмбервинг с неудовольствием подумал, что выбрано самое подходящее платье: зелёное идёт рыжим, – и что Голденхарт был достаточно внимателен, чтобы это понять, а значит, на принцессу он должен был хорошенько посмотреть. Больше всего вывело Дракона из себя, что юноша отказался от помощи (Дракон предложил позвать женщин из деревни, чтобы те помогли принцессе переодеться). А когда Голденхарт невозмутимо вошёл в чердачную комнату и опять притворил за собой дверь, Эмбервинг уже так вскипел, что Талиесин благоразумно отступил ещё не пару шагов, а Хёггель совсем съёжился. «Голденхарт не слишком прилично себя повёл, – подумал Талиесин. – Что же он, заставит девушку переодеваться в своём присутствии?»

Голденхарт положил платье на кровать возле Юрмы, которая всё ещё сидела скорчившись, и сказал:

– Ты умойся, в кувшине есть вода. Я тут постою.

Юрма метнула на него быстрый взгляд. Голденхарт стоял спиной к ней, лицом к двери. Должна ли принцесса переодеваться в присутствии мужчины, даже если он и стои́т к ней спиной? Придворный этикет на этот счёт высказывался категорично: нет. Конечно, заподозрить принца Голденхарта в том, что он может подглядывать, было возмутительно, но с его стороны оставаться в комнате, пока она будет умываться и переодеваться, это минимум невежливо, не говоря уже о том, что страшно неприлично в любом случае.

За своей спиной Голденхарт не слышал ни единого шороха. Принцесса, он подумал, наверное, была слишком испугана или растеряна. Он вздохнул и сказал:

– Ты можешь не бояться: подглядывать не буду. Просто я подумал, что так тебе будет спокойнее. Незнакомое место, незнакомые люди…

Щёки принцессы залила густая краска. Ах, какой он добрый и предусмотрительный! Как она вообще могла о нём плохо подумать!

Когда Голденхарт обернулся, Юрма сидела на кровати с таким величественным видом, какой только смогла изобразить, но едва сдерживала слёзы. Платье ей пришлось впору, но с волосами она ничего не смогла сделать: они спутались так, что расчесать их было невозможно, и выглядели, как пакля.

– Быть может, сто́ит их подрезать? – предложил Голденхарт, безошибочно угадав причину её слёз.

Для девушки обрезать волосы было последним, на что она бы решилась в жизни. Обрезать волосы было дурным тоном, только падшие женщины так поступали. Но с этой паклей вместо косы она выглядела совершенной уродиной, поэтому Юрма, хоть её подбородок и задрожал, кивнула. Голденхарт отыскал в ящике шкафа нож, который использовал для разрезания бумаги, и обрезал принцессе косу. Рыжие пряди рассыпались по плечам. Осталось не так уж и мало: теперь её волосы были длиной чуть ниже лопаток, – но принцесса всё равно расплакалась, сжимая в руках отрезанную косу.

– Ничего, ничего, – утешающее погладил её по голове Голденхарт, – они снова отрастут.

– Я настоящая уродина! – всхлипнув, произнесла принцесса. – Лучше бы мне умереть!

– Нельзя так говорить, – строго прервал её менестрель. – И вовсе ты не уродина. Тебе очень идут веснушки, знаешь ли.

От этого незатейливого комплимента девушка покраснела. Дракон за дверью тоже, но уж точно не от смущения.

– И однажды найдётся тот, кто полюбит тебя всем сердцем, – сказал менестрель ласково. Ему было жаль эту бедную девушку. Столько всего ей пришлось пережить!

– Не полюбит! – навзрыд возразила Юрма. – Никто не полюбит такую уродину!

– Полюбит, вот увидишь.

Она вскинула голову, глаза её сверкали, как два драгоценных камня.

– А ты бы смог меня полюбить? – резко спросила она.

Эмбервинг так сжал пальцы в кулак, что суставы захрустели. Смог бы, он знал! Но Голденхарт ничего не ответил. Он стоял и задумчиво смотрел на принцессу. Её нельзя было назвать красивой, но она была по-своему мила, а когда на её лице появлялась решимость, вот как сейчас…

– Возможно, – сказал он, припоминая, как горели глаза у Хёггеля, когда он смотрел на неё, – тебя уже кто-нибудь любит…

Голденхарт не договорил, только улыбнулся каким-то своим мыслям и перевёл взгляд на окно, из которого уже лился вечерний свет.

– Просто иногда не замечаешь того, что очевидно, – проговорил он скорее самому себе, чем ей. Он вспомнил, как они с Драконом бесконечно глупо вели себя, и опять улыбнулся. С этой улыбкой на губах он выглядел восхитительно! Сердце Юрмы забилось в три раза быстрее. «А если он говорит о себе? – всполошилась принцесса. – А если он в меня…» Она тут же оборвала себя, покачала головой, но глаз отвести от него не могла. Он довольно долго не замечал её взгляда, погружённый в воспоминания, а когда заметил, то мысленно нахмурился. Эта девочка совершенно точно была в него влюблена, и ничего хорошего это не предвещало. Нужно скорее со всем этим разобраться, пока всё не запуталось ещё сильнее.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказал Голденхарт, – а мы пока решим, что будем делать дальше. И поужинать тоже не мешало бы. Ты наверняка голодна.

Он вышел из комнаты поспешнее, чем следовало. Взгляд встретившего его Эмбервинга сказал ему больше, чем сказала бы тысяча слов. «Вот, и Эмбер злится, – подумал он, – и не то чтобы уж совсем без причины…» Но он сделал вид, что ничего не замечает, и сказал преувеличенно бодро:

– А не поужинать ли нам? Эмбер, мы ведь сегодня вообще не ели.

– Да, – ровно сказал Дракон, – идея хорошая.

Все стали спускаться вниз, но, когда они проходили мимо библиотеки, Эмбервинг схватил менестреля за руку и втащил внутрь. Дракон и эльф продолжали спускаться, переговариваясь, и заметили их отсутствие, только когда вошли в трапезную: Хёггель спросил, что будут есть, а ответить было некому.

Голденхарт широко раскрыл глаза, но молчал, ждал, когда Дракон заговорит. Тот безмолвствовал, положив руку на дверь так, чтобы юноша не смог выйти, покуда сам Дракон не открыл бы.

– Ты смог бы? – наконец выдавил Эмбервинг, и его глаза потемнели. – Ты смог бы её полюбить?

Лицо менестреля вспыхнуло.

– Эмбер… – тихо сказал он. – Это… ревность?

На скулы Дракона поползла краска. Голденхарт, кажется, был поражён. Эмбервинг отвёл взгляд в сторону и буркнул:

– Так какой твой ответ?

Юноша пару минут постоял молча, пото́м его губы тронула улыбка.

– Вот мой ответ, – сказал он и, обвив Дракона руками за шею, поцеловал его в губы.

Это был такой долгий и такой сладкий поцелуй, что когда они спустились в трапезную, то оба покачивались, как пьяные. Хёггель ничего не понял, но Талиесин понял всё и страшно смутился.

========== 26. Дракон короля Алистера. Два дракона, один эльф и мёртвый принц в придачу ==========

– Сходи наверх и пригласи принцессу ужинать, – велел Дракон Хёггелю, когда накрыли на стол.

Хёггель всполошился, зачем-то стал приглаживать волосы и одежду. Уши у него горели.

– Кажется, влюбился, – сказал Эмбервинг, глядя ему вслед.

– Это хорошо, – несколько беспокойно кивнул Голденхарт. – Ей нужно, чтобы её кто-то любил.

– Ну, влюблена-то она в тебя, – невольно вырвалось у Дракона, и он тут же пожалел, что это сказал: менестрель явно огорчился.

– Так уж это бывает, – со вздохом сказал он.

Принцесса между тем, оставшись одна, привела мысли в порядок, насколько позволяло бившееся невпопад сердце. Её расколдовали и принесли… куда? Она обвела взглядом чердак, заметила лежавшую на подоконнике лютню. Сразу же вспомнились сплетни фрейлин насчёт сомнительных пристрастий принца Голденхарта. Это его комната! И за́мок, должно быть, его.

В комнату постучали. Юрма вздрогнула и впилась глазами в дверь. На чердаке появился русоволосый мальчишка. Принцесса его помнила смутно: кажется, пока она была заколдована, он приходил к деревцу и обещал, что приведёт подмогу. Наверное, обещание он выполнил и привёл Голденхарта и… кого-то ещё, она не разглядела толком. Лицо у мальчишки было смущённое. Принцесса решила, что это паж принца.

– Пойдём ужинать, – сказал Хёггель запросто.

– С принцессами так не разговаривают, паж, – выговорила ему Юрма.

– Паж? – переспросил Хёггель и почему-то обернулся, как будто ждал увидеть за своей спиной ещё кого-то. Пото́м он уставился на принцессу своими зелёными глазами, и ей отчего-то стало неуютно от этого взгляда.

– И не смотрят так пристально, – недовольно добавила она. – Ты ведь паж, так?

– Хм… – озадачился Хёггель. – Первый раз такое слово слышу.

– Паж – это слуга королевской особы, – объяснила немало удивлённая Юрма.

– Хёггель никому не слуга, – возразил дракон, и его зрачки на мгновение стали вертикальными, совсем как у Эмбера.

– Твоё имя Хёггель? – спросила принцесса. Странновато звучало это имя. И кому в голову пришло называть сына подобным неблагозвучным именем!

Хёггель покраснел и кивнул.

– Я должна тебя поблагодарить, – сказала Юрма величественно, протягивая ему руку для поцелуя. – Это ведь ты привёл ко мне принца Голденхарта?

К удивлению принцессы, Хёггель схватил её за руку и потащил за собой. Он страшно обрадовался, увидев, что девушка протянула ему руку! Алистер всегда давал ему руку, когда они прогуливались по эльфийским лугам, и говорил, что за руки держатся только очень близкие друзья.

– Я привёл к тебе старикашку, – сообщил он между делом, – а этот всего лишь навязался следом.

«Что за ерунду он говорит?» – опешила принцесса. То, как он её схватил, Юрме не понравилось, но руку высвободить она не сумела.

– Привёл! – радостно сообщил Хёггель, втащив ошарашенную принцессу в трапезную.

– Хёггель, – с укором сказал Голденхарт.

Дракон вопросительно на него взглянул. Кажется, он сделал что-то не так? Эмбервинг, чуть отвернувшись, тихо смеялся. Талиесин подумал, что отчасти это вина эльфов.

– Сами же сказали, чтобы привёл, – буркнул Хёггель.

– Пригласил, а не привёл, – уточнил Эмбервинг.

– Да какая разница? Она же здесь, – пожал плечами Хёггель.

Принцессе наконец удалось вырвать руку из цепких пальцев дракона. Она приподняла край платья и сделала реверанс.

– Принцесса Юрма, – представилась она, оглядывая присутствующих.

Значит, это они её спасли? Мальчишка не в счёт, Голденхарт – понятное дело, но и оставшиеся двое наверняка принадлежали к знати. Тот, что с янтарными волосами, выглядел особенно благородно и галантно поклонился в ответ на её реверанс. А тот, у которого были странной формы уши, поклонился на заморский манер. Он, наверное, из какой-то далёкой-далёкой страны. Принц Голденхарт на реверанс вовсе не ответил. Юрма попыталась припомнить, что придворный этикет говорит на этот счёт, но в голове стало как-то пусто. Трое красивых молодых мужчин смотрели на неё… мальчишка не в счёт.

– Нахожусь ли я в за́мке принца Голденхарта? – спросила принцесса, оборачиваясь к менестрелю.

– Я бы предпочёл, чтобы ты не называла меня принцем, – поморщился Голденхарт.

Эмбервинг тут же взял ситуацию в свои руки:

– Это не за́мок, а всего лишь башня, и хозяин в ней я. Эмбервинг, так моё имя. Это Талиесин, он принц.

– А я Хёггель, – сказал Хёггель.

Юрма кисло улыбнулась:

– Я уже знаю.

Эмбервинг, как хозяин, пригласил всех к столу. Им никто не прислуживал, зато все разговаривали, что казалось жутко неприличным: разговаривать во время трапезы! Эмбервинг справился, как принцесса себя чувствует и из какого она королевства, пото́м сказал, что наутро они отвезут её домой.

– А что же ведьма? – вдруг спросил Хёггель.

Юрма почувствовала, как холодеет внутри. Да, ведьму не стоило списывать со счетов! Она-то должна была почувствовать, что заклятье снято.

– А что ведьма? – беззаботно переспросил Голденхарт.

– Разве она не кинется в погоню? – страшно волнуясь, спрашивал Хёггель. – Она ведь ни за что не упустит добычу! Ведьмы такие.

Менестрель улыбнулся:

– Вряд ли.

– Откуда такая уверенность? – не выдержала Юрма. От слов Хёггеля её начало трясти. Этот мальчишка будто озвучивал её собственные мысли.

– Она слишком занята, чтобы срываться с места по таким пустякам, – с усмешкой ответил Голденхарт.

– Пустякам?! – выдохнула принцесса. Он только что назвал пустяком заклятье, которое превратило её в дерево на десять лет?!

– Думается мне, – невозмутимо продолжал юноша, – что она уже подчинила себе моё королевство, а значит, своего она добилась.

– Твоё королевство? – беспокойно переспросил Хёггель. – Почему ты как спокойно об этом говоришь? Ты знаешь, что ведьма хозяйничает у тебя дома, но ничего не предпринял?

– Хватит, Хёггель, – оборвал его Талиесин. – Тебя это совершенно не касается. Думаю, Голденхарт сам знает, что ему делать… или не делать.

Эмбервинг задумчиво смотрел на менестреля и не вмешивался. «Так ли это на самом деле? – подумалось ему. – Неужели его нисколько не трогает, что его отец в лапах ведьмы? Нужно будет с ним поговорить пото́м…» Если бы Голденхарт попросил, он, Дракон, сделал бы для него всё, что угодно, даже снова схлестнулся с ведьмой. Он бы выстоял против целого королевства, если бы Голденхарт попросил. Но менестрель никогда об этом не заговаривал.

– К тому же ведьме нет смысла преследовать принцессу Юрму, – продолжал Голденхарт, игнорируя возмущённый взгляд Хёггеля. – Она пострадала только потому, что была моей невестой: ведьме нужно было поменяться с ней местами, чтобы добраться до меня. Но план ведьмы не сработал: меня на себе ей женить не удалось. Так к чему вспоминать о некогда заколдованной девушке, которая уже сослужила свою службу и более ничем ей пригодиться не сможет?

Принцесса ошеломлённо смотрела на него. Он говорил так, как будто это его нисколько не волновало. Его не заботила судьба ни ведьмы, ни принцессы-невесты. По его словам, Юрма просто теперь стала не нужна. Никому не нужна. Как жестоко с его стороны!

– Голденхарт, – нахмурился Эмбервинг.

Менестрель встретил его взгляд спокойно. «Пото́м поймёшь, Эмбер, отчего я нарочито жесток, – подумал он. – Это уж непременно убьёт в ней всю её любовь. Конечно, я веду себя просто отвратительно, но что поделать? А то ещё и вправду будет по-прежнему считать себя моей невестой. Не рассказывать же ей про Эмбера?» Но, пожалуй, он предчувствовал, что придётся пустить в ход тяжёлую артиллерию: принцесса хоть и была шокирована его словами, но, вероятно, чувства её были настолько сильны, что она готова была и грубость ему простить.

– Ну, раз я ведьме не нужна, так можно вздохнуть спокойно, – выговорила Юрма, и её лицо приняло холодное выражение. – Значит, завтра мы вернёмся к моим родителям? Отец непременно наградит вас за моё спасение. А теперь я бы хотела отдохнуть. Где мне отведено провести ночь?

Принцессу отправили ночевать на чердак. Талиесин решил спать на улице, на сеновале, потому что ему нужен был свежий воздух, чтобы окончательно прийти в себя: его ещё подташнивало, и плечо болело. Хёггелю было решительно всё равно, он согласен был спать хоть на полу. Дракон разместил его в комнате на втором пролёте. Сам он собирался отправиться в сокровищницу и спать там: лечение эльфа, а пото́м снятие заклятья отняло много сил. Голденхарт спускаться в подземелье отказался, решив, что ночь проведёт в комнате Дракона на первом пролёте. Юноша залез на трон с ногами, обвил колени руками, голову запрокинул на спинку трона.

– Тебе будет неудобно, – заметил Дракон, но менестрель уверил его, что всё в порядке.

Эмбервинг ушёл в сокровищницу. Голденхарту не спалось. Он сидел в полумраке комнаты – в узкое окошечко лился предвечерний свет – и разглядывал глубокие полосы на стенах. За этот день слишком много всего произошло, он даже не был уверен, что сможет заснуть.

Голденхарт просидел так несколько часов, пото́м ноги у него затекли, и он встал, чтобы размяться. Из окошечка теперь уже веяло ночной свежестью – самое время для прогулки. От башни далеко он не отходил, чтобы не разбудить Дракона. На лужке в нескольких шагах от башни лежало огромное бревно: оно должно было пойти на дрова, крестьяне вдесятером его приволокли из леса в деревню. Дракону оно пришлось по вкусу, и он, легко взвалив бревно на плечо, как тростинку, принёс его к башне, чтобы оно служило вместо скамейки, если им с Голденхартом вздумается, например, встречать рассвет или любоваться закатом. Менестрель дошёл до бревна, пристроился с краю и стал глядеть на звёзды, которые одна за другой появлялись на небе.

Сзади послышался шорох. Юноша обернулся через плечо и увидел Юрму, которая тоже шла к бревну. «Значит, финальный раунд придётся провести именно здесь и сейчас», – устало подумал Голденхарт и предложил принцессе сесть. Она села с другого краю.

– Должен признать, я был груб за трапезой, – сказал Голденхарт.

– Нисколько, – поспешно возразила Юрма.

Менестрель покачал головой:

– Не сто́ит. Я полагал, что эта грубость поможет привести тебя в чувства. Видишь ли, это такая глупость – влюбляться в прекрасного принца только потому, что он прекрасен.

Лицо Юрмы вспыхнуло.

– Сказать больше, это именно то, чего как раз делать не стоило, – продолжал Голденхарт. – Ты не замечаешь одну очень важную вещь, принцесса Юрма. Если бы ты не была так ослеплена, ты бы непременно заметила. Но раз ты не заметила, придётся мне тебе об этом сказать.

– О чём сказать? – настороженно спросила принцесса. Ей нисколько не нравился этот разговор. Увидев, что принц Голденхарт вышел из башни, она тут же последовала следом, надеясь, что удастся завязать благоприятную беседу и, быть может, предаться очарованию момента: звёздные ночи настраивают на романтический лад. Но он сидел с отстранённым взглядом и говорил какую-то чушь.

– Позволь уточнить кое-что, принцесса, – сказал Голденхарт, разворачиваясь к ней корпусом. – Ты ведь была заколдована ведьмой более десяти лет назад, не так ли?

Принцесса кивнула. Она отчего-то всегда знала, сколько времени прошло с момента заклятья. Должно быть, ведьмина издёвка.

– Это очень долгий срок, – заметил Голденхарт. – А как меняются люди!

– К чему ты клонишь, принц Голденхарт? – нахмурилась Юрма.

– Взгляни на меня. Ничего во мне не кажется тебе странным? – спросил менестрель, поморщившись тому, что она по-прежнему величала его принцем. – Звёздного света достаточно, чтобы заметить.

Принцесса долго смотрела на него, не понимая. Что она должна была увидеть? Он сидел на краю бревна, сиял красотой и молодостью… Плечи девушки вздрогнули.

– А, заметила, – догадался менестрель и улыбнулся.

– Что это значит? – выдавила Юрма.

Принц сиял красотой и молодостью. Молодостью! Но разве он не должен был постареть на десять с лишним лет, а вернее, возмужать? Тот юноша, что сидел рядом, – кто он?

– Ты… не принц Голденхарт? – прошептала принцесса.

Голденхарт засмеялся:

– Я был им когда-то. Ну, не буду тебя мучить. Ты ведь видела нас четверых в башне, верно? Так вот среди нас четверых нет ни одного человека. Понимаешь, что это значит?

Принцесса вскочила. Лицо её побледнело.

– Талиесин – эльф, – продолжал между тем Голденхарт, – это можно было заметить по его ушам. Хёггель и Эмбервинг – драконы…

– Нечисть! – воскликнула принцесса.

– Хм… да, в какой-то степени. А я… – Он помедлил, прежде чем произнести это вслух: – Мёртвый. Принц Голденхарт умер десять с лишним лет назад, принцесса, и то, что ты видишь сейчас…

Она отшатнулась и, не дослушав, помчалась обратно к башне. Голденхарт вздохнул с облегчением.

Юрма добежала до башни единым духом, остановилась, переводя дыхание. Что он ей наговорил! Эльфы, драконы, живые мертвецы? Она не поверила ни единому слову. Она ведь помнила, как он нёс её на руках. Он был тёплый, она слышала биение его сердца. Он солгал. Принцесса развернулась и решительно пошла обратно к бревну. Она уличит его во лжи и потребует объяснений! Неужели ему настолько хочется от неё отделаться, что он выдумал такую несусветную историю?

Не дойдя до бревна, Юрма остановилась. Голденхарт уже был не один. Рядом с ним сидел Дракон, который, конечно же, проснулся и наблюдал за менестрелем, пока тот объяснялся с принцессой, из-за куста сирени. Теперь они сидели рядышком на бревне, ничего друг другу не говоря. Эмбервинг был окружён янтарным сиянием, на которое слетелись ночные мотыльки и светлячки и теперь кружились над их головами.

– Плохое утешение для разбитого сердца, – сказал вдруг кто-то за спиной Юрмы.

Принцесса вздрогнула и обернулась. Это был Талиесин. Вряд ли он сказал это ей. Взгляд его был печальный, но одновременно удовлетворённый, будто представшее его глазам зрелище сильно его ранило, но вместе с тем он не мог им не любоваться.

– Это правда, что принц Голденхарт… умер? – выдавила Юрма.

– Правда, – кивнул Талиесин. – Я сам видел его в погребальном саркофаге.

– Но… как же… – задохнулась принцесса.

– Эмбервинг его воскресил, – ответил эльф. – Он ведь дракон. Драконы могут и такое.

– Д-дракон? – одними губами проговорила девушка.

– Дракон. Удивительная штука – любовь, – усмехнулся Талиесин, покусывая кончик пальца, – они даже смерть превозмогли. Идём обратно в башню, принцесса. Нехорошо будет, если Эмбервинг заметит, что мы подглядываем. Он к подобному ревностно относится, как бы ни было беды.

Эльф взял принцессу за локоть и повёл обратно к башне. Она то и дело оглядывалась. А тем двоим на бревне не было дела ни до чего на этом свете, они просто сидели рядышком и лучились счастьем.

Принцесса не спала всю ночь: то плакала, то злилась. Этот принц должен был принадлежать ей! А что получилось? На десять с лишним лет ведьма заперла её в дерево, а теперь ещё и какой-то дракон встаёт между ней и её женихом? Умер, говорите? Ну и что с того? Сколько мёртвых невест и сколько мёртвых женихов знала История? Они все благополучно переженились со своими партиями. Их же отцы обещали, нельзя нарушать обещание! Он обязан был взять её в жёны, даже если для этого ему пришлось бы вернуться с того света! А он просто сбежал со свадьбы, пусть вместо неё тогда и была ведьма, но если бы и она сама приехала, то всё равно бы эта свадьба не состоялась. А теперь он её расколдовал, потому что именно ему было предназначено её расколдовать, но всё равно отказывается от неё, только потому, видите ли, что уже один раз умер!

Юрма очень переменилась за эту ночь. Лицо её ещё больше подурнело от слёз, а сердце ожесточилось решимостью: она получит принца Голденхарта! Любым способом. «Когда они меня вернут отцу, – подумала принцесса, вытирая слёзы, и взгляд её сейчас очень походил на глаза Хельги в тот момент, когда она увидела портрет прекрасного принца, – он объявит, что наградой за спасение будет рука и сердце его младшей дочери и полкоролевства в придачу. Принц не сможет отказать в подобной ситуации. Это означало бы обесчестить себя и своё королевство. Он обязан будет жениться, и даже все драконы в мире этому помешать не смогут!»

Решив так, принцесса совершенно успокоилась и, выйдя к завтраку, была исключительно мила и весела. Хёггель был в полном восторге и ходил за ней, как привязанный. Она снизошла до того, чтобы шутить с ним.

Ни Голденхарт, ни Эмбервинг этим притворством не обманулись. «Не сдалась ещё», – уже едва ли не раздражённо подумал менестрель. Дракон наблюдал за принцессой со своей колокольни. Перемену в ней он подметил, и она его нисколько не обрадовала. Людские сердца переменчивы, и даже самая искренняя любовь легко может стать одержимостью.

– А как долго добираться до моего королевства? – спросила принцесса после завтрака. Дальняя дорога – отличный способ сблизиться с принцем, нужно только принудить его сопровождать её. Но Юрму ждало разочарование.

– Несколько секунд, – сказал Эмбервинг. – Хёггель откроет портал.

От его взгляда не укрылось, как изменилось лицо девушки при этих словах. Лучше поскорее отправить её к родителям.

Хёггель открыл портал в королевство принцессы Юрмы. Сопровождать её собрались все четверо, но Эмбервинг отвёл Голденхарта в сторонку и спросил:

– Ты уверен, что тебе сто́ит идти с нами?

Менестрель улыбнулся. Так Дракон понял!

– Я уверен, что без меня не обойдётся. И лучше мне при этом присутствовать, чтобы ситуация не осложнилась ещё больше.

– Ты, надеюсь, не считаешь себя виноватым в том, что случилось с этой принцессой? – на всякий случай спросил Дракон.

– Ну что ты, Эмбер! В этом мире каждый в состоянии отвечать только за себя самого, – возразил Голденхарт.

– Драконы не в счёт, – заметил Эмбервинг.

– Драконы не в счёт, – согласился менестрель.

– Готово! – позвал Хёггель.

Через несколько минут все четверо и принцесса уже были в за́мке её родителей. Сцена встречи короля-отца с пропавшей дочерью была очень трогательна. Юрма даже всплакнула и ненадолго забыла, какую интригу собиралась провернуть. Но вопрос отца, где же она пропадала столько лет, привёл её в чувства.

– Злая ведьма заколдовала меня, – сказала принцесса, – а принц Голденхарт расколдовал.

– Принц Голденхарт? – переспросил король Варгод, поглядев на четырёх сопровождавших её юношей. – Твой жених?

Эмбервинг дёрнулся.

– О, – сказал Варгод, безошибочно определив, кто из них четырёх Голденхарт, – принц Голденхарт! Как же мне выразить мою благодарность за то, что ты вернул мне дочь живой и невредимой!

Дальше речь непременно зашла бы о руке и сердце. Юрма замерла в предвкушение: сто́ит только прозвучать… Но Голденхарт прекрасно знал, что́ за всем этим последует, поэтому тут же сказал предупредительно, беря Хёггеля за плечо и подталкивая его вперёд:

– Ну, во-первых, спас принцессу не я, а Хёггель. Если бы он не отыскал Юрму, она бы так и осталась заколдованной в том страшном лесу.

Король Варгод оценивающе посмотрел на Хёггеля.

– Совсем мальчишка ещё, – сказал он.

– Один или два года – и из него получится прекрасный супруг для вашей дочери, – возразил менестрель.

– А кто же он? Принц или из пажей? – полюбопытствовал король Варгод. Мальчишка ему приглянулся, к тому же на принцессу он смотрел глазами явно влюблёнными.

– Он дракон, – поспешно сказала Юрма.

Голденхарт, как ей показалось, взглянул на неё с сожалением.

– Дракон? – переменился в лице король Варгод.

– И что? – вспыхнул Хёггель. – Да, у меня пока нет собственной сокровищницы, но через пару лет я…

– Не может быть и речи о том, чтобы принцесса выходила за дракона! – отрезал Варгод. – Я никогда этого не допущу. Не бывало ещё такого, чтобы женились дракон и принцесса!

– Я не пойду ни за кого, кроме принца Голденхарта, – категорично объявила Юрма.

– В самом деле, – сказал Варгод, стараясь замять предложение с драконом-женихом, – принц Голденхарт? Конечно, столько воды утекло, но ведь вы же были…

Голденхарт взглянул на принцессу с ещё бо́льшим сожалением, перевёл взгляд на короля Варгода и показал ему левую руку, на безымянном пальце которой красовалось тяжёлое золотое кольцо с сапфиром.

– Я обручён, – ровно сказал он, – поэтому никак не могу быть ни женихом, ни тем более супругом вашей дочери. Столько воды утекло, как вы и сказали.

– Но со мной он был обручён прежде! – визгливо воскликнула Юрма, и её лицо залила краска негодования.

Король Варгод изумлённо взглянул на дочь. Такой он её никогда не видел. Но принц Голденхарт был как кремень, король это понял по его взгляду. Обручён или нет, но на Юрме он никогда бы не женился.

– Что ж, – сказал Варгод огорчённо, – раз принц Голденхарт обручён… Я по-королевски награжу спасителя принцессы. Драконы, я слышал, любят золото?

– Мне нужна принцесса, а не золото, – упрямо возразил Хёггель, и его глаза стали злыми.

Эмбервинг шагнул вперёд и накрыл рот Хёггеля ладонью, пока тот не брякнул что-нибудь неподобающее.

– Не нужно награды, – сказал он, делая величественный жест рукой. – Требовать награду за спасение чьей-то жизни – самый низкий поступок из всех возможных низостей.

Варгод поглядел на него с удовольствием. Этот юноша тоже был хорош собой и так благороден! Заметив его взгляд, Дракон улыбнулся:

– Между прочим, я тоже дракон, так что прекрасно понимаю, что это сватовство невозможно в принципе. Но раз уж Хёггель так влюблён, мы обязаны были хотя бы предложить. Первая любовь – штука такая…

Варгод хоть и был изумлён тем, что этот юноша представился драконом, но кивнул, соглашаясь с его словами. Первая влюблённость… Он ностальгически улыбнулся, вспоминая такую далёкую молодость, и в самых изысканных выражениях поблагодарил храбрецов за спасение принцессы. От пира в их честь Эмбервинг тоже отказался, и они покинули за́мок тем же путём, каким и вошли в него, – через портал.

Принцесса Юрма бросилась на трон и зарыдала. Упустила принца!

Хёггель, когда они вернулись в Серую Башню, возмущался страшно.

– И что? – завопил он, стуча ногами по полу. – Подумаешь, дракон! Кто сказал, что драконы не могут жениться на принцессах?

Эмбервинг поморщился. Ему вспомнилось далёкое прошлое, а от этого невольно стало горьковато на душе.

– Так положено, – сказал он строго.

– Подумаешь! – ещё громче завопил Хёггель. – Да кому надо просить её руки! Отстрою себе башню, полечу и утащу принцессу, возьму и утащу!

– Не горячись, Хёггель, – мягко сказал Голденхарт, похлопав его по плечу. – И не поступай опрометчиво. Для начала подрасти немного, устрой себе где-нибудь логово, добудь сокровищ. Принцесса ведь никуда не денется. А когда всё это сделаешь, то сможешь снова попытаться к ней посвататься. Быть может, Варгод и изменит своё мнение, если увидит, что ты возмужал и повзрослел.

Хёггель замолчал.

– Ты думаешь? – неуверенно спросил он у менестреля.

Эмбервинг и Талиесин радостно переглянулись. Как ловко это вышло у Голденхарта успокоить дракона! И Алистер бы лучше не справился…

– Ой! – выдохнул Талиесин, бледнея. – А что с нами отец сделает…

Хёггель съёжился. Им обоим грозила знатная выволочка за непослушание. А уж если король эльфов узнает, что Талиесин пострадал от проклятия… Оба умоляюще посмотрели на Эмбервинга.

– Я ничего не скажу, – пообещал Дракон. – Голденхарту удалось снять заклятье с девы-древа, а вы просто указали нам дорогу в тот лес, так ведь всё было?

Дракон и эльф облегчённо вздохнули.

Никто не знал, что Алистер прекрасно слышал всё, о чём они говорили: недаром кольцо на пальце Хёггеля было зачаровано! Будто бы он оставил своего воспитанника во внешнем мире без присмотра!