Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)

– И как, понравилось?

Талиесин круглыми глазами смотрел на него, а король эльфов приподнял крышку с котла, зачерпнул ложкой бульон и, попробовав, поморщился:

– Соли маловато. Талиесин, подай мне солонку.

Талиесин на деревянных ногах подошёл к отцу с злополучной солонкой в руках. Алистер посолил варево, попробовал ещё раз, пото́м протянул ложку сыну:

– Ну-ка, попробуй. Что скажешь?

– Как… как ты можешь… – выдавил Талиесин.

Алистер внимательно взглянул на сына и в который раз улыбнулся:

– Ну хорошо. Видишь ли, луки эльфам прежде нужны были не для забавы. О, какими меткими стрелками мы были! Возвращаться с охоты, неся на плечах подстреленного оленя, и положить его у ног возлюбленной… Какие были времена! Вы, молодые эльфы, ничего не знаете о том времени, когда наше королевство ещё было во внешнем мире… – Он с ностальгическим вздохом качнул головой. – Какие тогда были пиры!

Талиесин молча смотрел на отца, захваченного воспоминаниями. Он поверить не мог: эльфы прежде были охотниками, убивали оленей и ели их?! Ему стало как-то нехорошо, он качнулся и ухватился рукой за край стола. Алистер обеспокоенно положил ладонь ему на плечо:

– Талиесин, нет ничего страшного в том, что ты попробовал ветчину, или в том, что тебе сейчас смертельно хочется попробовать то, что варится в котле. Я не сержусь.

Талиесин нескоро отправился от потрясения. Ему пришлось сесть на скамью, и он долго сидел так, пустым взглядом следя за отцом, который варил похлёбку для Хёггеля и иногда пробовал, не готово ли. Пожалуй, он никогда ещё не видел отца таким довольным, как сейчас.

– Готово, – наконец провозгласил Алистер и, повернувшись к сыну, сказал: – Тащи сюда Хёггеля. Сейчас будем его кормить.

Талиесин как во сне сходил в трапезную и привёл драконыша. Тот, почуяв запах баранины, завертелся волчком, но Алистер его тут же осадил:

– Садись за стол.

Мальчишка поскучнел лицом, но подчинился. Король эльфов наполнил миску супом и поставил её перед Хёггелем. Немалых усилий стоило заставить мальчишку есть ложкой, а не лакать варево прямо из миски. Но Алистер пригрозил, что отберёт еду, и Хёггелю пришлось учиться есть ложкой. Поначалу он плескал супом на стол, ложка то и дело выпадала из его пальцев, а изо не вовремя открытого рта текло прямо по подбородку, но скоро он навострился и смог есть нормально. Алистер выдохнул с облегчением, налил суп во вторую миску и поставил её перед Талиесином, который безучастно сидел в углу стола, уставившись на свои руки. Талиесин вздрогнул и взглянул на отца со страхом:

– Ты ведь не заставишь меня это есть?

– Заставлю? – переспросил Алистер, наполняя и третью миску, уже для себя. – Ну что ты, Талиесин!

Он сел за стол и с удовольствием зачерпнул ложкой густой наваристый суп из миски. Хёггель, уже прикончивший свою порцию, жадно воззрился на него.

– Если хочешь добавки, – сказал король эльфов, – налей себе сам. Учись быть самостоятельным. И если ты справишься, то можешь есть столько, сколько захочешь.

– Хоть весь котёл? – недоверчиво спросил драконыш.

– Хоть весь котёл, – подтвердил Алистер.

Хёггель, шумно сопя носом от напряжения, взял черпак и почти удачно наполнил миску супом, немного только расплескал, огонь в очаге сердито на него зашипел.

– Какой прожорливый… – невольно удивился Алистер, когда драконыш накладывал себе уже пятую добавку. – Сложно будет его прокормить, как считаешь, Талиесин?

Талиесин его не слышал. Он сражался сам с собой. Суп в миске дымился, дразнил ноздри пряным ароматом. Но эльф никак не мог решиться зачерпнуть его ложкой и отправить в рот. Он так тяготился тем съеденным бутербродом с ветчиной, а теперь отец предлагал ему попробовать суп с бараниной. Он, король эльфов, предлагал ему попробовать кусок сваренного со специями трупа и уверял, что ничего кощунственного в этом нет! Эльфы, которые даже и комаров-то не прихлопывали, если те покушались на их кровь, некогда убивали оленей и приносили их в дар возлюбленным? Это был настоящий шок. Талиесин дрожащей рукой почерпнул из миски супа, сунул ложку в рот. Алистер наблюдал за ним с интересом. Талиесин звучно сглотнул, отложил ложку в сторону, а пото́м уронил голову на руки и заплакал.

Хёггель уставился на плачущего эльфа с недоумением:

– Чего это он? Обжёгся, что ли? Надо было подуть сначала. Вот так. – И он важно надул щёки и дунул в свою миску. Немного супа выплеснулось на стол, и драконыш, довольный, что Алистер не заметил, занятый утешением плачущего сына, высунул язык и с удовольствием слизнул жирную кляксу со стола.

Талиесин нескоро успокоился, но с каким-то тихим торжеством пообещал отцу, что никогда больше мяса в рот не возьмёт. «Похоже, слишком сильное потрясение для мальчика, – решил Алистер. – Нужно время, чтобы он с этим справился».

– Прости, Талиесин, – сказал он, потрепав сына по волосам. – Не стоило мне делать всё это в твоём присутствии. Знаешь, что? Иди-ка к Этельреду, помирись с ним, пригласи его погулять по лесу…

– Нет, отец, – серьёзно ответил Талиесин, вытирая глаза, – с Этельредом всё кончено. Я не смогу полюбить его снова. Я…

Он осёкся, густо покраснел и отвёл глаза. Хёггель, воспользовавшись этим, стащил миску с его супом и перелил её содержимое в свою. Алистер невольно улыбнулся, несильно щёлкнул драконыша по затылку пальцами, но обратился к сыну, а не к Хёггелю:

– Как знаешь, но не искушай судьбу. В другой раз, мне думается, Эмбервинг с тобой шутить не станет.

Талиесин смертельно побледнел:

– Ты знал?!

– Как будто я не знаю собственного сына! – усмехнулся Алистер. – Ты ещё так молод, Талиесин. Эта влюблённость скоро пройдёт.

Талиесин отвёл глаза. «И тысячи лет не хватит, чтобы забыть», – подумал он, сцепляя пальцы так, что они побелели.

Алистер тут же постарался отвлечь сына от мрачных мыслей:

– А впрочем, у нас и других забот полно. Нужно как следует заняться этим драконышем. И я хочу, чтобы ты, Талиесин, мне помог.

И они так занялись Хёггелем, что он буквально взвыл. Его стольким вещам приходилось учить! Он не умел ни читать, ни писать, а Драконью книгу знал наизусть, потому что дед часто читал её вслух. Вытравить из головы мальчишки вбитые туда дедом драконьи премудрости было непросто, но Алистер отёсывал драконыша, как мог, и Талиесин помогал, так что через несколько лет Хёггель стал вполне себе эльфийским драконом. Впрочем, чар с его рта Алистер не снимал, так что огнём он дышать по-прежнему не мог.

К исходу второго года Хёггель вдруг забеспокоился, заметался, ничего не объясняя. Алистер даже решил, что он прихворнул. Дракон выбил двери в королевскую сокровищницу, вырыл себе в золоте нору и забрался в неё, один только кончик хвоста торчал. Золото осыпалось, погребло его под собой, и из кучи скоро послышалось громкое сопение. Хёггель заснул.

– Наверное, драконья природа требует, чтобы они спали на золоте, – предположил Алистер, задумчиво покусывая ноготь.

– Но вы же его не оставите спать в вашем золоте?! – ужаснулся эльф-казначей.

– Пусть спит, – распорядился король эльфов, – ничего с золотом не сделается.

– Да он же его соплями изгадит! – воскликнул казначей. Хёггель, когда спал, и в человеческом обличье пускал пузыри изо рта и носа.

– Вот и будет чем заняться стражам сокровищницы, – со смехом возразил Алистер.

Хёггель проснулся через неделю. Он изменился. Из тощего мальчишки он превратился в юношу, ещё угловатого, нескладного, лет шестнадцати на вид. Глаза у него стали на тон темнее, а русые волосы пошли волнами.

– Наверное, – предположил Алистер и был близок к истине, – драконы меняются во сне. Поэтому он впал в спячку. Надо бы спросить об этом у Эмбервинга…

Хёггель-дракон тоже изменился. С его шеи и морды пропали уродливые бородавки и выпуклости, чешуя стала прочнее и глаже, а крылья – ещё жилистее. До золотого дракона ему, конечно, было далеко, но Алистер не без удовольствия подумал, что нынешний Хёггель больше походит на то, что он представлял себе «собственным драконом эльфийского короля».

Правда, с этими новыми крыльями Хёггель совсем разучился летать. Он взлетал невысоко, но никак не мог удержать равновесие и летел кувырком, только чудом не ломая себе шею или хвост. Он и прежде-то не слишком уверенно взлетал и приземлялся. После очередного кувырка он неизменно обращался в человека – теперь он воспринимал это превращение спокойно, осознав, что это вовсе не колдовство, а его собственная природа, – и долго молча шевелил губами. Думается, ругался, но, помня о том, что говорил ему Алистер, вслух браниться не решался.

Эльфы ему никак помочь не могли. У них не было крыльев.

– Знаешь, что? – сказал однажды Алистер. – Думаю, дело не только в тебе, Хёггель. В нашем мире у тебя просто не хватает сил, чтобы научиться нормально летать. Тебе нужен простор внешнего мира. Какое-нибудь место, где не будет никакого другого волшебства, кроме твоего собственного. Лети-ка ты в мир людей и практикуйся там.

Хёггелю эта идея понравилась. Он уже и сам подумывал о том, чтобы устроить себе где-нибудь логово – нельзя же дракону без логова! – предварительно стащив из сокровищницы Алистера столько золота, сколько поместится в пасть. Но не делал этого он по той простой причине, что в мире эльфов негде было устроить логова: тут были сплошные луга, никаких гор или пещер, – а во внешний мир он выбраться никак не мог. Порталы открывали только сами эльфы.

Алистер надел ему на палец зачарованное кольцо с изумрудом и объяснил, как при помощи заключённого в камень эльфийского волшебства открывать и закрывать порталы. Объяснять пришлось долго, учить – ещё дольше: к волшебству у Хёггеля, кажется, никаких способностей не было. Но он всё-таки выучился это делать: он был упорный.

– Можно попросить Эмбервинга, чтобы он тебя поучил, – предложил Алистер.

Хёггель наотрез отказался. О золотом драконе у него остались не самые лучшие воспоминания: он помнил и оплеухи, и как его отмывали в трёх водах, и как сунули в тёмный мешок…

– Сам научусь, – буркнул он, отводя глаза. – Обойдусь и без этого противного старикашки!

Алистер удивлённо хмыкнул, а Талиесин неожиданно залился смехом, ничего не объясняя. Назвать Эмбервинга старикашкой… Он-то знал, как теперь выглядит Дракон! Конечно, это не отменяет драконовой древности, но… Король эльфов взглянул на сына с улыбкой облегчения. Кажется, Талиесин оправился и от потрясений, и от неразделённой любви, занятый воспитанием драконыша. К Хёггелю он был по-настоящему привязан.

– Но он же не улетит в мир людей навсегда? – беспокойно спросил Талиесин, оборвав смех и посмотрев на Хёггеля, который с видимым удовольствием упражнялся в открытии и закрытии порталов.

– Не волнуйся, – усмехнулся Алистер, – чары с него так и не сняты, не забыл? А дракон без огненного дыхания совершенно беспомощен. К тому же моё золото так просто его не отпустит. Дракону ведь не обойтись без золота.

Если бы он знал о смелых планах воспитанника обчистить его сокровищницы! Хёггель, впрочем, отложил их на неопределённый срок: сначала нужно научиться толком летать. Да и заклятье, запечатывавшее морду, ему самому было никак не снять. Да и, признаться честно, жить ему в мире эльфов нравилось.

– Конечно, вернусь, – сказал он, любуясь кольцом на своём пальце. – Научусь летать и вернусь. Знаешь, как я буду летать! О-го-го, как я буду летать! И непременно притащу что-нибудь ценное тебе в подарок, Алистер.

Король эльфов растрогался. Ах, если бы он знал, что умудрится притащить в их мир дракон! Улыбался ли бы он так безмятежно? Но Алистер ничего не знал и даже не подозревал, чем закончится первая после всех этих лет вылазка Хёггеля во внешний мир.

========== 24. Дракон короля Алистера и дева-древо ==========

Хёггель был бесконечно рад узнать, что Алистер разрешил ему покидать мир эльфов и возвращаться когда вздумается. Дело было даже не в том, чтобы научиться летать, как полагается драконам, или отыскать место для собственного логова. Здесь ему было тесновато.

Сложно объяснить, почему дракон это чувствовал: эльфийские луга простирались насколько хватало глаз, он не облетел бы их и за год. Алистер, когда Хёггель заговорил с ним об этом, объяснил, что дело, скорее всего, в волшебных барьерах, окружавших эльфийский мир и оберегавших его от вторжений. Драконы, должно быть, остро чувствуют чужую магию. Хёггель был бесконечно слаб как дракон, но всё же оставался драконом, и этого ничто бы не изменило, даже эльфийское воспитание.

Кое-какие волшебные силы у него были, даже Алистер это признавал, но они были ничтожно малы по сравнению с всеобъемлющей эльфийской магией, которой была пропитана каждая пядь земли. Поэтому Хёггелю стоило отправиться в мир людей и учиться правильно летать там: магическая энергия внешнего мира рассеяна по свету, волшебных существ можно по пальцам пересчитать, чародействующие смехотворно слабы, – идеальный мир для молодого дракона, который учится быть драконом.

Кольцо, которое Алистер изобрёл специально для своего воспитанника, зачаровав лучший изумруд из сокровищницы, помогло бы Хёггелю беспрепятственно путешествовать между двумя мирами. Драконы открывать порталы могли, хоть Хёггель пока об этом не знал, но, в отличие от эльфийских, эти порталы всегда вели исключительно лишь в те места, где драконы бывали прежде, поэтому Эмбервингу пришлось воспользоваться услугами чародейки из Чернолесья, чтобы попасть к эльфам. А с этим кольцом, приложив немного усилий, Хёггель мог попасть куда угодно.

– Прежде всего, тебе нужно отыскать подходящее место для тренировочных полётов, – напутствовал король эльфов, надевая дракону кольцо на мизинец. – Подальше от людских поселений: вдруг появившийся в небе дракон может вызвать панику. А если люди пугаются, они становятся необыкновенно жестоки.

– Ха, – сказал Хёггель, который даже после нескольких лет обучения у эльфов всё равно то и дело вспоминал постулаты Драконьей книги, настолько прочно они были вбиты в его голову дедом-драконом, – да я их так пугану, что они и близко ко мне не подойдут!

Алистер нахмурился:

– Не подойдут, но наймут рыцарей и все силы приложат, чтобы твоя голова красовалась на воротах какого-нибудь городишка.

– Ха, – опять сказал Хёггель, – да я этих рыцарей…

Король эльфов ещё больше нахмурился и постучал пальцем по углу своего рта, как будто напоминая дракону о том, что чары всё ещё наложены на него и что огнём дышать он не может.

– Но ведь ты их снимешь, когда я полечу во внешний мир? – беспокойно спросил Хёггель.

– Конечно нет, – категорично сказал Алистер. – Если я это сделаю, ты таких бед натворишь!

Хёггель смерил короля таким взглядом, что любой другой в камень бы обратился, но Алистер лишь доброжелательно улыбался.

– Возмужай прежде, – ласково сказал король дракону. – Палить огнём направо и налево – невелика премудрость! Сомневаюсь, что, скажем, Эмбервинг так поступает. Хёггель, лучше бы тебе…

– Ни за что! – отрезал Хёггель. – Говорил же, что никаких дел с этим старикашкой иметь не хочу! Я сам прекрасно могу научиться чему угодно.

Алистер только развёл руками. А если бы он настоял и отрядил Хёггеля в Серую Башню, то выяснилось бы, что Хёггель вовсе не гранитный дракон, поскольку гранитные драконы не в состоянии изменить рельеф собственной шкуры, даже если сто лет проспят на куче золота. Но Алистер развёл руками и предоставил Хёггелю самому решать.

Хёггель был страшно недоволен, что чары останутся. Он потёр рот, в углах которого золотом сверкали два завитка эльфийских узоров, и буркнул:

– И чары тоже снимать научусь.

– Для начала научись открывать нужный тебе портал, – с улыбкой посоветовал Алистер.

Хёггель выдохнул всей грудью, вытянул руки по швам и закрыл глаза. Король эльфов объяснил ему, как это делается: нужно сосредоточиться, но одновременно привести все мысли и чувства в состояние покоя и представить, куда хотелось бы попасть. Хёггель подумал о горах, в которых, как он полагал, родился, о пещере, где прятался, ожидая, когда вернётся с охоты дед-дракон. Ему хотелось попасть в места, напоминающие дом: непременно у гор, чтобы можно было устроить логово, хотя бы временное, не слишком далеко от реки или озера, чтобы было где пить и купаться, и, разумеется, чтобы рядом с пастбищами, откуда можно воровать овец у зазевавшихся пастухов. Углы рта Хёггеля разъехались в широкой улыбке. Да, такое место, которое пришлось бы ему по душе… Он почти представил себе этот дивный уголок и вытянул вперёд руку с кольцом, мысленно приказывая порталу появиться. Глаз он пока не открывал.

– О, замечательно, – донёсся до него голос короля Алистера, – с первой же попытки.

Дракон открыл глаза. Прямо перед ним в пространстве висела воронка, закручивающая воздух в спираль. Из воронки веяло чужими запахами: хвоей (ели и сосны в эльфийском мире не росли), прелым сеном, раскалённой солнцем пылью или глиной… Хёггель весь подобрался, как для прыжка. Там непременно есть горы, он это чувствовал!

Алистер умерил его пыл и желание тут же сигануть в портал:

– Не превращайся сразу в дракона. Сначала осмотрись. И не забывай, что драконам нужно золото, так что… возвращайся поскорее.

Хёггель нетерпеливо кивнул и выскочил во внешний мир. Его лицо тут же обдало сухим ветром, он заслонил глаза рукой, а когда толком взглянул на место, куда его перенёс портал, то испытал глубочайшее разочарование. Никаких гор здесь не было. До самого горизонта простирались поля и луга, совершенно точно – невозделанные, поскольку людьми и скотом тут не пахло, он бы почуял. Наискось перерезал самый край этой равнины лес, вдалеке поблескивала река. Это место нисколько не походило на то, о котором он думал! И вообще запах этого края ему не понравился. Хёггель не совсем понял, что именно его тревожит, но что-то тревожило. Ноздри защипало, будто он нанюхался перца. Юноша потёр нос, чихнул несколько раз и потряс головой. Так драконы воспринимали чужое колдовство, но он об этом ещё не знал.

– Ну, – кисло сказал он сам себе, – по крайней мере, тут никто меня не заметит и не помешает мне летать хоть круглые сутки напролёт!

Но для логова это место, конечно же, не годилось. Какую странную шутку сыграло с ним кольцо Алистера!

Ничего не оставалось, как заняться тем, для чего он и выбрался во внешний мир: полётами. Хёггель оборотился драконом. Здесь, не сдерживаемый эльфийским волшебством, он преобразился ещё сильнее. Серая чешуя сгладилась вовсе, превращаясь в настоящую кольчугу, плотно прилегающую к гибкому телу, и теперь поблескивала черноватыми пятнышками, похожими на змеиный узор, но всё же не такими чёткими, как змеиная кожа. Гребень на спине уменьшился, стал ниже и скруглился, а на хвосте и вовсе пропал. Рога изогнулись, становясь похожими на ветви кораллов. Крылья не изменились. Если бы Хёггель посмотрелся сейчас в водное зеркало, он бы себя не узнал.

С полётами не заладилось. Новое тело он контролировал с трудом. По земле ходить ещё получалось, но взлететь, а уж тем более воспарить… Дракон хлопал крыльями, как гусь, у которого подрезали маховые перья, чтобы его не сманили перелётные птицы, и часто заваливался мордой вперёд. Травы вокруг он измял своим весом, землю у корней взрыл когтями, цветы повытоптал, кружась на месте в поисках оптимальной позы для взлёта.

Взлететь Хёггель смог только к вечеру, устав и рассердившись так, что если бы мог дышать огнём, то спалил бы эту долину от края до края. Хвала Алистеру, что не снял чары! Дракон сделал несколько кругов над долиной, причём летел достаточно ровно, чтобы не заваливаться вбок или вниз, но в попытке сделать петлю свалился на луг, полетев кувырком. Крылья он тут же благоразумно поджал, так что они не пострадали, но несколько отростков на короне рогов обломилось.

Хёггель растянулся на траве и тут же заснул, настолько он устал. Следовало бы поостеречься, но он понадеялся на собственный нюх: если ноздри почуют что-то, то сразу проснётся. Но его сон ничто не потревожило, и проспал он до полудня следующего дня.

Разбудили его прямые солнечные лучи, раскалившие чешую так, что от неё пошёл парок, и какие-то безмозглые пташки, выдумавшие скакать друг за другом по его собственному хвосту. Хёггель приоткрыл один глаз и вильнул хвостом. Пташки кинулись врассыпную. Дракон поднялся на лапы, встряхнулся, похлопал крыльями, поглядывая на них вполглаза, и сощурился на солнце. Ничто не мешало ему вернуться к тренировкам прямо сейчас, так он и сделал.

Хёггель пронёсся по лугу стрелой, с удовольствием ощущая, как легко нагретое солнцем тело, и с первой же попытки взлетел, чиркнув краями крыльев по земле. Он взлетел высоко и поймал воздушный поток, закружившись вместе с ним над долиной. Даже не было необходимости махать крыльями: воздушная волна крепко держала его и несла вперёд, туда, где поток закручивался в воронку, грозящую переродиться однажды в ураганный столб. Хёггель был слишком неопытен, чтобы заподозрить неладное, а когда осознал опасность, то было уже поздно. Он взмахнул крыльями, чтобы вырваться из цепких сетей воздушной волны, его отшвырнуло в сторону, мотнуло, перевернуло, лишая возможности управлять собственным телом, и он, как метеорит, грохнулся вниз, на этот раз в лес, ломая деревья. Треск стоял страшный! По счастью, ему удалось свернуться, как сворачиваются ежи или броненосцы: поджимая крылья и лапы, – и он кубарем покатился по земле. Деревья ломались, как тростинки, кусты разносило в клочья, на земле оставалась глубокая колея. Остановиться дракон даже не пытался: сила инерции была настолько велика, что он просто не мог. Остановил его могучий тысячелетний старик-дуб. Он загудел, принимая удар, пошёл трещинами, но выстоял. Хёггеля осыпало желудями и листьями. Он шевельнулся, вытянулся и превратился в человека.

– Полетал, – выдавил он, с трудом поворачиваясь на бок и щупая саднящие рёбра. Если бы он превратился в человека во время падения, несладко бы ему пришлось!

Хёггель взглянул на кольцо. Он мог бы вернуться к эльфам, там бы он скорее собрался с силами, но всё же возвращаться не стал. Ему вдруг подумалось, что Алистер может отобрать кольцо и не выпустить больше в мир людей, если он вернётся в таком состоянии. Лучше всего отыскать укромный уголок и отлежаться, а драконья природа сделает своё.

Выбравшись из кучи листвы и желудей, Хёггель встал на ноги, похлопал себя по бокам, стрясая нацеплявшийся на одежду сор, и задрал голову кверху, разглядывая прореху в лесном своде, которую он проделал падением. Взлететь с этого места не представлялось возможным: он бы ни за что не смог расправить крылья. «Нужно выбраться на открытое пространство», – решил дракон и побрёл по лесу в поисках какой-нибудь поляны или просеки. Деревья тут росли густо, им была не одна сотня лет: их кроны касались облаков, стволы в три обхвата были покрыты седым мхом.

Неожиданно дракон выбрел на дорогу. Она была широкая, на славу утрамбованная или изъезженная. Идти нужно было вправо, поскольку он чуял, что именно в той стороне выход из леса: оттуда тянуло луговыми травами. Но дракон развернулся и пошёл влево. Куда, интересно, ведёт эта дорога? Кому вообще понадобилась такая добротная дорога в глухом лесу? Он ведь не чуял людей ни здесь, ни за лесом, ни вообще нигде поблизости. Хёггель опять расчихался. Кончик носа у него покраснел и подёргивался.

Он шёл и шёл, а дорога всё вилась и вилась по лесу, никуда не выводя его. Но ему начало казаться, что воздух изменился: теперь пахло не лесным духом, а чем-то сладким, и от этого запаха почему-то становилось тревожно. Хёггель приостановился и ещё раз чихнул. Эхо звучно раскатилось по лесу, вспугнув птиц. Сладости этой в лесу совершенно неоткуда было взяться: стояла поздняя осень, всё давно отцвело, а плоды и ягоды столь сильный аромат источать не могли. Если только где-нибудь поблизости не было рукотворной клумбы. Глупость, конечно: кому в голову пришло бы делать цветочную клумбу в лесу?

Через полсотни шагов Хёггель остановился. Дорога привела его к дому, конёк крыши которого был украшен раскидистыми оленьими рогами. Дом казался заброшенным. Хёггель расчихался ещё пуще и не стал проверять, так ли это на самом деле, а если бы он вошёл, то обнаружил бы на полу человеческие кости и полчища крыс и змей. Нет, сладко пахло не от этого дома, запах струился откуда-то из лесу позади него. Хёггель пошёл туда, поглядывая по сторонам. Здесь когда-то было крепкое хозяйство, а теперь царило запустение.

У задней стены дома стояли сломанные кареты. Краска на них растрескалась от солнца и облезла от дождей, но некогда это были роскошные кареты, никаких сомнений: дракон отыскал несколько драгоценных камней в тех местах, где прежде красовались ручки дверец, и присвоил их. Драконья природа, ничего не поделаешь.

Сладкий запах между тем становился всё сильнее. Дракон отчего-то заволновался. До этого момента он никогда не пребывал в пограничных состояниях: или был драконом, или человеком, – но теперь его зелёные глаза вспыхнули и превратились в драконьи, и он физически смог увидеть запах, шлейф которого вился в воздухе узкой струйкой и уходил куда-то за деревья. «Как странно», – подумал Хёггель и решил пото́м спросить об этом у Алистера.

Запах привёл его к необычному деревцу. Оно было не слишком высокое, совсем молодое деревце с тонким стволом и аккуратной кроной. Само оно никак не могло тут вырасти: деревья вокруг были старые, они ни за что бы не пропустили молодую поросль к свету, – значит, его кто-то посадил. Но странно было даже не это. Деревце цвело. На его ветках были десятки некрупных жёлтых соцветий, земля под деревцем была усыпана уже опавшими цветками. Именно это деревце и источало тот сладкий аромат, от которого Хёггель беспрестанно чихал.

Хёггель подошёл ближе, разглядывая крону, и пригнул нижнюю ветку, чтобы понюхать цветы. Вот же странно: цветки были напрочь лишены запаха. Благоухало, судя по всему, само дерево. Дракон подобрал с земли один из опавших цветков и машинально сунул его в карман. Мысль о том, что это может быть волшебное дерево, впервые закралась в его мозг, но он никогда не слышал, чтобы в мире людей были волшебные деревья. Алистер говорил, что во внешнем мире вообще не осталось никакого волшебства. Хёггель покачал головой и тронул ладонью ствол.

– Деревце, деревце, покажи мне себя, – эльфийской присказкой сказал дракон, усмехнувшись. Так эльфы вызывали дриад, но, разумеется, никаких дриад в мире людей быть не могло; он сказал это шуткой, досадуя на себя, что никак не может понять, что же такое предстало перед его глазами.

Деревце зашелестело. Хёггель невольно вздрогнул: ветра не было, значит, и шелестеть листва не могла. Цветы посыпались на землю, а кора деревца вдруг заструилась, будто под ней что-то ожило, и потрясённый дракон увидел, что узоры на стволе сложились в женское лицо. У деревянных глаз не было зрачков, но Хёггель не сомневался, что они смотрят прямо на него. Он отдёрнул руку, которая всё ещё лежала на стволе дерева, и сглотнул.

– Ты дриада? – срывающимся шёпотом спросил он.

Деревце ничего не ответило, но губы его несколько скривились. Должно быть, говорить деревце не умело, но могло выражать свои мысли таким образом. Нет, не дриада. Судя по всему, эта гримаса значила: «Нет».

– Ты… заколдованная девушка? – отчего-то догадался Хёггель.

Глаза на деревянном лице моргнули, это означало согласие. У дракона дух захватило.

– Кто тебя заколдовал?! – воскликнул он, озираясь.

Деревце опять скривило губы. Означало ли это, что того, кто сотворил колдовство, поблизости нет? Хёггель на всякий случай повернулся вокруг своей оси, принюхиваясь. Нет, ни единой живой души, кроме него самого́ и этой заколдованной девушки.

– Тебя давно заколдовали? – догадался спросить он.

Деревце опять моргнуло глазами. Значит, давно. Хёггель обошёл деревце вокруг, принюхиваясь. Он был несведущ в колдовстве, но каким-то невероятным образом сумел понять, что это очень сильное колдовство, не каждому под силу наложить такое.

– Бедная, – невольно вырвалось у него, и он нерешительно погладил деревце по стволу.

Деревце зашелестело, будто заволновалось. Губы на деревянном лице задёргались. Хёггель испуганно отдёрнул руку.

– По… мо… ги… – кажется, выговорили губы деревца, а может, это листва прошелестела.

Глаза дракона широко раскрылись.

– По… мо… ги… – повторило деревце, и черты деревянного лица исказились, поскольку говорить было трудно. – Ве… дьма… за… кол… ве… дьма…

Хёггель страшно разволновался. Помочь он ничем не мог. Но тут ему подумалось, что эльфы могут. Их магия была настолько сильна, разве они не сумеют расколдовать бедную девушку? Он воспрянул духом и воскликнул:

– Я позову на помощь! Ты только подожди, и я приведу тех, кто сможет тебя расколдовать!

Деревце качнуло ветками и осыпало дракона цветами. Значило ли это, что оно будет ждать?

Хёггель поспешно махнул рукой, чтобы открыть портал. Но портал почему-то открываться не хотел. Дракон прямо-таки всем телом ощутил, как сопротивляется надетое на палец кольцо. «Что это с ним?» – удивился он. В конце концов ему удалось подчинить кольцо своей воле, и портал открылся. Хёггель влетел в него и оказался на эльфийском лугу.

– Алистер! – завопил он, увидев прогуливающегося со свитой короля.

К его удивлению, король эльфов отпрянул и махнул руками в стороны, отгоняя других эльфов.

– Не приближайтесь к нему! – приказал он, и его серые глаза стали необыкновенно холодными.

– Алистер? – опешил Хёггель, пото́м спохватился и затараторил: – Я нашёл… я нашёл… дерево… нет, заколдованную девушку… она…

– Что за скверну ты принёс в мой мир? – громогласно спросил Алистер, вытягивая руку вперёд. Камни на его пальцах сверкнули как молнии.

Хёггель почувствовал, что совершенно против воли сунул руку в карман и вытащил цветок, показывая его на раскрытой ладони. От цветка исходило какое-то странное чёрное сияние, вернее, чад, и он совсем не походил на тот цветок, который дракон сунул к себе в карман в лесу.

– Чёрная магия! – с отвращением сказал Алистер, заслоняя лицо рукавом.

– Алистер, – заволновался Хёггель, поспешно сунув цветок обратно в карман, – идём со мной. Мне нужна твоя помощь. Нужно расколдовать эту бедную девушку!

– Хёггель, – произнёс Алистер, и дракон вздрогнул всем телом, потому что голос короля прозвучал, как удар хлыстом, – уходи и не возвращайся, пока не очистишься от скверны. Полагаю, это займёт не меньше недели.

– Но как же… – беспомощно начал Хёггель и вдруг понял, что Алистер не собирается ему помогать. Каким-то шестым драконьим чувством почувствовал, что король эльфов скорее убьёт его, чем позволит к себе приблизиться. Это открытие настолько ошеломило его, что он замолчал и полными ужаса глазами уставился на короля.