Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 54 страниц)

К слову, написано там было: «Отдам принцессу в хорошие руки». И ещё насчёт найма рыцаря.

Дракон придвинул ему кубок, поднял свой:

– Как бы то ни было, неизмеримо тебе благодарен за то, что вернул мне башню.

Менестрель пригубил, поморщился: вино было такое крепкое, что скулы свело. Зато кровь немного разыгралась в венах, и на лице юноши появился румянец. Впрочем, от второго кубка менестрель отказался. Дракону вино, кажется, было нипочём.

– А в качестве извинений за обман мой, господин дракон, сыграю я тебе песню, – объявил менестрель, берясь за лютню.

Дракон облокотился о стол и слушал. Давно уже в его башне не звучало песен! Пел менестрель хорошо, играючи выводил голосом соловьиные трели, умело подыгрывая себе на лютне; и, казалось, веки сами собой потяжелели – так и норовили закрыться! А на душе так спокойно стало, как будто не сидел Дракон сейчас за столом, а летел под облаками, наслаждаясь тёплым ветерком и солнечными всплесками.

Мужчина мотнул головой, отгоняя дремоту, и счёл нужным похвалить менестреля:

– Такие хорошие песни век бы слушать – и не наслушаться.

Менестрель отложил лютню и тотчас же сказал, как будто всё это время только и ждал этих слов:

– А не позволишь ли, господин дракон, пожить в башне какое-то время? Отдохнул бы я немного от странствий, а за гостеприимство готов расплатиться песнями.

Дракон, поразмыслив, согласился. Сапфировые глаза менестреля опасно вспыхнули, но этот блеск затерялся в полумраке зала и остался незамеченным.

========== 02. Дракон из Серой Башни и менестрель. О чистоте и суевериях ==========

– Не позволишь ли мне остаться? Отдохнул бы я немного от странствий, а за гостеприимство готов расплатиться песнями. Знаю я их немало, мог бы развеять твою скуку, господин дракон, – предложил менестрель.

Дракон согласился не сразу. Работу менестрель выполнил, награду получил, стало быть спроса с Дракона никакого: может делать что пожелает, хоть прямо сейчас менестреля за порог выставить, и никто его в том упрекнуть не сможет. А с другой стороны, в воздухе уже чудится осень, а осенние вечера здесь тоскливые, и лучше бы их коротать не в одиночестве, а в компании, за кубком вина и весёлою песней.

Менестрель эти сомнения подметил и поспешил добавить:

– Сожитель из меня неприхотливый: хоть репой корми, да было бы где голову преклонить. А наскучу – так выгонишь.

Непритязательность, действительно, выдавала в нём человека бродячего. И Дракон позволил менестрелю остаться.

– Жить будешь… – Дракон поразмыслил и предложил: – Сам выберешь где.

И он хотел было добавить, что выбирать менестрель может изо всех комнат, кроме той, что на четвёртом пролёте.

– Я уже выбрал, – возразил юноша и прямиком направился к лестнице.

Дракон торопливо предостерёг, что лестница коварна и не сто́ит бежать по ней сломя голову, но менестрель это предупреждение пропустил мимо ушей и легко взлетел по ступеням, иногда придерживаясь ладонью за стену (перил на лестнице не было) и безошибочно перепрыгивая через особо ветхие и ненадёжные ступеньки, хотя различить что-нибудь в полумраке было весьма сложно. Дракон зря волновался: четвёртый пролёт юношу нисколько не заинтересовал, он поднимался выше.

«Не мог же он выбрать…» – подумалось Дракону, и он поспешил следом, перешагивая сразу через несколько ступеней, чтобы нагнать менестреля.

Менестрель взобрался на самый верх, подёргал дверь чердака (та оказалась запертой) и поворотился к Дракону со словами:

– Здесь и буду жить, если позволишь.

Тут он заметил, что Дракон, кажется, совсем не в восторге от этого выбора, – во всяком случае, лицо того вытянулось, а рот сложился в узкую ниточку, – и осторожно уточнил:

– Или почему-то нельзя, господин дракон?

– Почему именно здесь? – спросил Дракон.

– Отопрёшь – так скажу, – с улыбкой пообещал менестрель.

Дракон помедлил (он не открывал эту дверь уже лет пятьдесят), вынул из кармана ключ и вставил его в замочную скважину. Раздался скрип, ключ натужно хрустнул, но всё-таки повернулся, а менестрель подумал, что замок заржавел. Петли, впрочем, тоже: дверь открылась с трудом, Дракону даже пришлось налечь плечом. Вот только это оказался совсем не чердак, а вполне себе жилая комнатушка, хотя сразу видно было, что ей порядочное время не пользовались: накрытая вылинявшим от солнца покрывалом кровать, тощий долговязый шкаф, запыленное зеркало на стене, изъеденный молью ковёр под ногами…

– Почему именно здесь? – повторил Дракон, болезненно обводя взглядом комнату.

Менестрель подскочил к окну, раздёрнул ветхие занавески и распахнул ставни. В комнатёнку хлынул вечерний свет, споткнулся о Дракона и откатился обратно, расплёскиваясь по полу и забираясь на стены. А юноша опёрся ладонями о подоконник, перегнулся, рискуя вывалиться из окна, и воскликнул:

– Потому что вид-то отсюда замечательный!

Он засмеялся, зажмурился ненадолго, наслаждаясь поцелуем ветерка, потому и не заметил, что с Драконом творится что-то неладное.

Дракон вдруг побледнел, накрыл ладонью правую сторону лица. Зрачки его вытянулись и стали вертикальными, как у кошки. Всё будто погрузилось в туман, расплылось перед глазами – припомнилось то, что намеренно было забыто, похоронено глубоко-глубоко в памяти. Силуэт менестреля расплылся, перевоплотился в фигуру девушки, которая поворотилась от окна и что-то говорила. Слов мужчина не слышал или не понимал, но точно знал каким-то шестым драконьим чувством: это те же слова, что только что произнёс менестрель, – потому и вспомнилось. Золотое сияние волос ослепляло. Дракон сдвинул ладонь, чтобы накрыть и второй глаз и избавиться от наваждения.

– Что такое, господин дракон? – с тревогой спросил менестрель, который в этот самый момент обернулся и увидел, что на Драконе лица нет.

С его голосом чары рассеялись. Мужчина провёл рукой по лбу, окинул комнатушку прежним болезненным взглядом и тоже подошёл к окну, кладя ладони на подоконник и выглядывая в вечернее небо, полыхающее закатным солнцем.

– Да, вид отсюда замечательный… – пробормотал он.

В его взгляде менестрелю почудилась затаённая грусть, и как-то неловко стало: её причиной мог невольно оказаться он сам.

– Если нельзя, так скажи, – поспешил сказать юноша. – Мне любой угол сгодится

Дракон покачал головой, положил ключ на подоконник и, прежде чем уйти, сказал:

– Не обращай внимания, господин менестрель, с тобой это никак не связано. Раз выбрал эту, так и будет твоей. Ночью только по башне не броди. Завтра тебе всё покажу, а покуда – приятных снов.

«И что бы всё это значило?» – озадачился менестрель.

Дракон же, спустившись на несколько пролётов вниз, у четвёртого помедлил, упёрся лбом в дверь и выдохнул:

– И почему он должен быть на неё похож? Как же он на неё похож!

Постояв так немного, Дракон отправился в свою комнату, что как раз над трапезной, на первом пролёте. В ней не было даже окна, и вообще ничего не было, кроме массивного дубового кресла, а скорее – трона, с высокой, причудливо вырезанной спинкой, похожей на первые всходы лесного папоротника; а стены были исполосованы глубокими царапинами, расходящимися в разные стороны, но точно не узорными: так мог бы зверь располосовать клетку в припадке ярости или отчаяния. Дракон тяжело опустился на трон и закрыл глаза.

Что до менестреля, то он устроился вполне сносно, расстелив поверх линялых покрывал собственный плащ. А прежде проверил шкаф, обнаружил там ворох платьев и предположил, что некогда на чердаке жила принцесса, а может, и не принцесса, но точно особа женского пола и точно очень давно: такой фасон менестрель видел лишь на картинках.

«Из этого получится достойная баллада…» – сонно подумал менестрель, нащупывая лютню и подтягивая её к себе, но сон сморил и его.

Ночь пролетела быстро – мелькнула над Серой Башней, слегка задев её краем чёрного плаща, и сгинула, уступив место утру, которое прутиком выкатило на небо солнце и погнало его на запад, мимо клубящихся туманом облаков.

А менестрель уже был на ногах. Проснулся он засветло, насквозь озябнув от забравшегося на чердак предутреннего сквозняка, и долго прыгал, похлопывая себя по плечам, чтобы согреться. Но здесь хотя бы не было росы, а если бы ночевал под открытым небом – ещё бы и промок к тому же. Так что менестрель решил, что надо бы отблагодарить Дракона за гостеприимство, и недолго думал как.

Ответ напрашивался сам собой, стоило лишь оглянуться по сторонам: в башне стараниями вздорной принцессы царил хаос, и менестрель решил навести порядок. Уж это-то он мог, так он думал; хотя прежде приборкой заниматься ему не доводилось, но он видел, как это делалось, и решил повторить. Начать точно стоило с кухни или с трапезной, как наиболее запущенных.

Юноша закатал рукава, повязал вместо фартука собственный плащ и стал разгребать пирамиду грязных кастрюль, сковородок, кубков, тарелок и кувшинов, чтобы добраться до погребённой под завалами мойки, но нечаянно вытянутая из ряда ниже вилка обрушила всю конструкцию, и посуда полетела на пол, загрохотала по камням, отдаваясь гулким эхом в каждом уголке башни. Хорошо ещё, что не стеклянная, так что ничего не разбилось, только шуму наделало.

Дракон проснулся от грохота (тут и мёртвый бы проснулся!) и выскочил из комнаты в трапезную. Спросонья ему показалось, что это заколотили в дверь или даже ударили в неё тараном. Вернулась расквитаться за обман принцесса, привела с собой отряд рыцарей и пытается захватить башню? Он метнулся к двери, думая, что будет защищаться до последнего, если придётся, но тут понял, что грохот доносится с кухни. А на кухне обнаружился менестрель, ползающий по полу и пытающийся подобрать раскатившуюся по всем углам посуду.

– Что это ты делаешь, господин менестрель? – спросил Дракон, хотя о подоплёке уже догадался.

– А, господин дракон, утречка доброго! – отозвался из-под стола юноша. – Вздумал тебе подсобить да приборку сделать, только небольшой казус приключился… – И он тихо вскрикнул, потому что ударился головой о столешницу, когда поднимался, и с виноватой улыбкой потёр саднящий затылок, ожидая, что хозяин сейчас начнёт ему выговаривать за подобное самоуправство, а главное – за неуклюжесть.

Дракон не рассердился, вопреки его ожиданиям. Он осторожно расстегнул запонки, закатал рукава до локтей – руки у него были сильные, узловатые в кистях, чувствовалась драконья мощь – и ловко переставил оставшуюся грязную посуду на стол, она даже не брякнула. Менестрель воспрянул и спросил, где взять вёдра, чтобы натаскать воды из колодца, но этого не понадобилось. Над мойкой, освобождённой от завалов, обнаружился кран, какие бывают на водокачках. Дракон нажал пару раз – и потекла вода. Юноша удивлённо приподнял брови и даже под мойку заглянул, но так и не понял, как работает эта хитроумная конструкция: ни труб, ни стоков не было, однако вода текла и пропадала в небольшом отверстии на дне мойки. Должно быть, не обошлось без чар.

Посуду мыли пучками трав, пряных и душистых, и грязь на удивление быстро отходила, хоть вода и была прямо-таки ледяная. Менестрель с сожалением посмотрел на свои руки. Они покраснели и скукожились от холода, под кожей трепетали иголочки и больно кололись в венах, но останавливаться на полпути, а уж тем более жаловаться не хотелось: сам же вызвался помогать.

– Одна беда с этими принцессами! – воскликнул он, чтобы отвлечься от озябших рук. – Надо же быть такими грязнулями!

Дракон на это только улыбнулся и промолвил, что принцессы разные бывают.

После посуды занялись столом, и менестрель подметил, что Дракон к порядку относится весьма трепетно, оттирая даже мелкие пятнышки, которые с первого раза-то и не заметишь, и непременно возвращая вещи на прежние места.

За всем этим провозились порядочно, чуть ли не полдня, и менестрель чертовски устал: спина казалась деревянной, а руки так заледенели, что пальцы перестали гнуться. Но отступать юноша не собирался и, как только покончили с полом, шагнул к лестнице со словами:

– А теперь, пожалуй, сто́ит…

И вот тут перед ним оказался Дракон – не подошёл, не подбежал, заслоняя лестницу и не давая пройти, а просто возник перед ним – и мягко сказал:

– Не сто́ит.

– Но ведь нужно… – попытался возразить менестрель.

– Не нужно, – ещё мягче запретил Дракон.

– Хотя бы ту комнату, что ты для меня отвёл, – настоял юноша.

Мужчина нахмурился, но менестрель ничуть не смутился и добавил:

– А не то разболеюсь от пыли.

На такой аргумент Дракон ничего возразить уже не смог. Люди, он знал, могли зачахнуть и от простого сквозняка, такие уж они были по природе, а Дракону вовсе не хотелось, чтобы менестрель «зачах» прежде времени.

Менестрель первым делом избавился от ковра. Свернул его и потащил на улицу, чтобы раскинуть по траве да прожарить на солнце, хотя это ковёр вряд ли спасло бы: моль в нём таких дыр понаделала, что это уже не ковёр был, а решето настоящее. Со всем остальным справиться оказалось проще: протереть от пыли зеркало, вымыть пол и убрать с кровати линялое покрывало (а быть может, и выпросить у Дракона новое). С зеркалом пришлось повозиться, поскольку пыли на него насело толщиной с палец. А вот покрывало выпрашивать не пришлось: под ним оказалось ещё одно, парчовое, и уж то было в отличном состоянии.

На этом приборку можно было считать завершённой. Юноша потянулся, похрустев плечами, и подул на руки, растирая ладони. В животе закружило голодом, жалостливо пискнуло.

– Господин менестрель! – позвал откуда-то снизу Дракон.

«Обедать будем!» – отчего-то решил менестрель и поспешил вниз, похлопывая себя по бокам, шлейф пыли тянулся за ним следом.

Дракон ждал у кухни, но на столе в трапезной по-прежнему было шаром покати. Едой и не пахло, только мокрым деревом (ещё не просохло). Менестрель решил зайти издалека:

– Славно поработали, правда, господин дракон? При таком порядке трапезничать – одно удовольствие.

Дракон покивал, но обедать предлагать не спешил.

– Только прежде нужно ещё кое-что сделать, – сказал он, как-то незаметно оттесняя менестреля к двери рядом с кухней.

– Что? – удивился юноша и тут обнаружил, что уже упёрся спиной в дверь.

– Тебе и самому вымыться не мешало бы, – предложил Дракон.

– Мне? – с долей страха воскликнул менестрель. – Да это лишнее, господин дракон. Не иначе как в прошлый четверг я в реке искупался, поскользнулся когда и упал, довольно и этого.

Дракон тяжко вздохнул. С людьми всегда было так: мыться они почему-то не любили, считали, что окунуться в реку – и того достаточно, причём прямо в одежде. А пото́м ещё удивлялись, когда вспыхивала и выкашивала целые королевства чёрная смерть! Но Дракон в этих вопросах был принципиален и даже занудлив и приучил своих крестьян мыться как минимум раз в неделю (правда, не одно столетие прошло, пока ему это удалось!). Оставался только менестрель.

– Давай-ка начистоту, господин менестрель, – сказал Дракон, кладя ладонь на дверь и распахивая её. – Драконы (ты, верно, не знаешь?) очень чувствительны к запахам… да и вообще к грязи. Так что, если намерен оставаться в моей башне, уж изволь меня слушаться.

Менестрель опасливо оглянулся, лихорадочно пытаясь сообразить, как бы ему избежать экзекуции (а мытьё в ледяной воде он расценивал именно так). Комнатушка оказалась купальней, в ней стояла бронзовая ванна, наполненная водой. Дымящейся водой.

– Горячая?! – поразился менестрель, кидаясь к ванне и недоверчиво опуская в неё палец.

– Разумеется. Так что раздевайся и мойся. – Мужчина разложил пучки травы на столе, предлагая менестрелю самому выбрать, чем воспользоваться.

– Ещё и раздеваться? – заканючил юноша, но Дракон был непреклонен, и пришлось раздеться.

Он был щуплый даже для человека, и Дракону подумалось, что менестрель действительно бедствовал – одни рёбра торчали! На шее у него болтался медальон с поблескивающим сапфировым блеском камнем. Удивительно, что разбойники его не отобрали (это только если менестрель вообще говорил правду).

– А это выкинуть, – пробормотал Дракон, собирая одежду.

Менестрель, который уже собирался лезть в ванну, метнулся к нему и мёртвой хваткой вцепился в свёрток.

– Не выкидывать, только не выкидывать! – в ужасе воскликнул он. – Я её пото́м выстираю, только не выкидывай, господин дракон!

«С чего бы такая привязанность? – растерялся Дракон. – Или в ней есть что-то ценное?»

– Хорошо, хорошо, – сдался он, – не выкину. На верёвке развешаю, чтобы выветрилось.

Менестрель с явным облегчением вздохнул.

Дракон вышел в трапезную, разложил одежду на столе, пытаясь понять, отчего менестрель так всполошился. Платье менестреля, конечно, поизносилось за время странствований, но оно точно было не из простых: ткань добротная, прошитая золотыми шёлковыми нитями, отороченная прежде кружевами на рукавах и вороте (от кружев одни лохмотья остались, но и по остаткам видно, что ручной работы). Мужчина предположил, что менестрель прежде служил у какого-нибудь вельможи, а может, и в королевском дворце, пока за какую-нибудь провинность не был выдворен из королевства, потому и с запинкой о себе рассказывал. Должно быть, одежда была дорога ему как память о былых временах, никаких других секретов не обнаружилось. Дракон покивал собственным мыслям и развешал одежду на верёвках, предварительно выбив из неё пыль.

А менестрель всё ещё раздумывал, сто́ит ли ему мыться, или поплескать на себя водичкой да обмануть Дракона, сказав, что помылся: грязь, считалось, защищала от сглаза и порчи, да и вообще от колдунов, так что люди старались мыться как можно реже, дабы «не смыть своего счастья». С кем бы другим непременно сработало, но юноша не был уверен, что с Драконом удастся: у того был острый нюх. Да и вообще сердить лишний раз приютившего его благодетеля не хотелось. Кто знает, каков нрав у Дракона!

Менестрель поскрёб затылок, колеблясь, а пото́м ему пришло в голову, что с драконом точно не придётся волноваться о порче: какой в здравом уме колдун сунется в драконье логово? Эта мысль его приободрила, и он полез в воду.

Вода отдавала серой и неизвестно каким образом нагревалась, поскольку и здесь ни труб, ни печи не обнаружилось, но сидеть в ней было одно удовольствие! Менестрель окунулся с головой, вынырнул, довольно отфыркиваясь и понимая, что горячая вода махом вытравила из него промозглый дух предчувствия осени. Он воспользовался одним из пучков и хорошенько натёрся травой (ему попалась лаванда напополам с ромашкой), тело разгорячилось, кровь ещё быстрее побежала по венам, пришло приятное расслабление. Юноша выдохнул и запрокинул голову, разглядывая потолок, покрытый испариной от поднимающегося вверх пара и мелкими трещинками, выгравированными временем. Вода, к тому времени потемневшая от отмывшейся с тела менестреля грязи, потихоньку остывала, и с потолка начало подкапывать. Менестрель зажмурился, потёр глаза тыльной стороной ладони и расплылся в довольной улыбке. Суеверия суевериями, но горячая вода – это что-то!

Менестрель сидел в ванне, пока вода совсем не остыла, пото́м вылез, поглядывая на тёмную воду и удивляясь, что был таким грязным, и вытерся оставленным ему полотенцем, а поскольку одежду Дракон унёс, то завернулся в это самое полотенце и пошёл спрашивать, что ему делать до того времени, как одежда выветрится. Он зашлёпал босыми ногами по полу, оставляя мокрые следы и ёжась при каждом шаге: камни под ногами неприветливо щипали за пятки холодом.

Дракон ждал его у лестницы, поманил за собой, ничего не объясняя, и завёл на пятый пролёт, открывая дверь и приглашая юношу войти. Там оказалась гардеробная. Правда, одежда тут была разная, не только Дракону принадлежавшая: всяких размеров и времён, много было и доспехов. Гадать о том, откуда такие запасы, не приходилось: менестрель как-то сразу понял, что в прежние времена предки Дракона (а может, и он сам) исправно кушали (или хотя бы истребляли) людей, посягнувших на драконьи сокровища, а их пожитки прибирали до поры до времени. Но вслух юноша, конечно же, ничего не сказал.

– Выбери себе что-нибудь подходящее, тут должно найтись тебе по кости, – промолвил Дракон и предоставил менестреля самому себе.

Менестрелю привередничать было некогда: опять начал пробирать холод, прокатился по загривку мелкими мурашками, вгрызся в позвоночник и продрал до самых костей. Так что юноша забыл о предрассудках (насчёт того, что платья с мертвецов надевать – дурная примета, непременно что-нибудь худое приключится), выбрал себе одежду – по виду так не иначе как с принца какого-нибудь снято, уж больно роскошная, но это единственное, что подошло по размеру, – и в неё облачился. Платье ему было не только по кости, но и к лицу: перванш выгодно оттенял и сапфировые глаза, и отмывшуюся от грязи и ставшую нежно-перламутрового оттенка кожу.

«Пойду покажусь Дракону», – решил менестрель, затягивая шнурки на рукавах.

А когда он спустился вниз, на него дохнуло тёплым вкусным духом из кухни: Дракон к тому времени уже приготовил обед. Да уж, не прогадал менестрель, напросившись к Дракону в сожители!

========== 03. Дракон из Серой Башни и менестрель. Житьё-бытье да осенние хлопоты ==========

Солнце только-только вскарабкалось на небосклон, расплело свои лучи над кудлатыми облаками, расплескало вокруг утреннюю зарю. Туман, с ночи оставшийся, рассеиваться не спешил и окутывал Серую Башню и окрестности плотным пологом.

«К дождю», – подумалось Дракону. Он встал засветло, поработал немного в огороде, покормил кур и теперь поджидал менестреля.

Тот давно уже проснулся, но никак не мог заставить себя встать с кровати: вчера он явно переусердствовал, и теперь разболелась спина, да и пальцы до сих пор казались деревянными. Менестрель поворочался, бормоча какие-то жалобы, в основном на ломоту в костях, упёрся локтем в подоконник, подтягивая тело выше, и выглянул в окно. Ничего он там не увидел, туман был слишком густой; казалось, протяни руку – и ухватишь клок пятернёй. Юноша так и сделал, но туман просочился сквозь пальцы, заледенив их; на ощупь он был какой-то липкий, как лягушка. Менестреля передёрнуло, он поспешно вытер ладонь о кровать.

Снизу послышался голос Дракона. Кажется, с кем-то разговаривал, – верно, с лошадьми, поскольку ответной речи слышно не было. Менестрель высунул голову в окно, глянул вниз, но из-за тумана ничего нельзя было разглядеть; тогда он перегнулся через подоконник, но рука соскользнула по туманной слизи, и юноша вывалился из окна, издав испуганное восклицание и не успев даже подумать о том, чтобы ухватиться за каменный выступ под окном.

Дракон действительно разговаривал с лошадьми, обещая выпустить их попастись на лугах, как только распогодится. Ему почудился какой-то шум, он поднял голову и… увидел, что с башни падает менестрель. Камнем падает! Мужчина метнулся к башне, подставил руки и грохнулся навзничь под весом упавшего прямо ему в руки юноши. Должно быть, менестрель всё ещё думал, что падает, поскольку не шевелился и глаз не открывал.

– Сократил же ты мне жизнь, господин менестрель, – выдохнул Дракон, разжимая руки и перекладывая юношу на землю, – лет на триста уж точно!

Менестрель вздрогнул, подскочил, испуганно озираясь, и начал щупать себя за плечи, за хребет, за рёбра, точно стараясь убедиться, что всё цело, ничего не переломано. Пото́м он сообразил, что произошло, и воззрился на Дракона (тот поднялся и протягивал ему руку).

– Как же тебя угораздило, господин менестрель? – спросил Дракон.

Юноша выдохнул, осознав, что чудом избежал смерти, но долго ещё не мог ничего вымолвить, поскольку потрясение было велико; только через четверть часа на его бледное лицо потихоньку начала возвращаться краска и он смог рассказать, как выпал из окна. Дракон покачал головой и проронил:

– Поосторожнее с туманами: для них пожрать живую душу – пара пустяков.

Менестрель сообразил, что туманы здесь колдовского толку. Его пробрал холодок, и про себя он решил, что больше высовываться из окна не станет, даже если там ангелы по небесам отплясывать будут. А Дракон решил, тоже про себя, что поставит на окна решётки, как только представится случай: зная человеческую натуру, а вернее, безалаберность, он ничуть не сомневался, что менестрель скоро позабудет об этом происшествии и непременно однажды вывалится снова, засмотревшись на облака или задумавшись.

– Да, – спохватился Дракон, – я ведь собирался отдать тебе, господин менестрель… – И с этими словами он вручил растерявшемуся юноше небольшой мешочек, в котором глухо позвякивало.

В мешке оказалось порядочно медных монет, но таких менестрель прежде не видел. В ходу они были только в Серой Башне: на реверсе красовался профиль драконьей головы (если только морду можно назвать «профилем»). Дракон пояснил, что это благодарность за вчерашнюю помощь; менестрель начал отнекиваться: мол, и помогал-то как раз именно в благодарность за то, что Дракон его приютил.

– Бери, бери, – настоял Дракон. – Скучно, поди, будет сидеть одному в башне…

– «Одному»? – переспросил менестрель удивлённо.

– Вернусь к вечеру только, – объяснил Дракон, – есть кое-какие дела в Предгорье. Что тебе до того времени тут одному скучать? Так хоть по окрестностям прогуляешься.

В том, что у Дракона, как у властителя этих земель, имелись какие-то дела, ничего удивительного не было. Никто и не говорил, что дракон должен безвылазно в башне сидеть. Но в легендах, которые менестрель с детства слышал и которым безоговорочно верил, утверждалось, что драконы своё логово покидают, только чтобы похищать прекрасных принцесс, а всё прочее время стерегут сокровища. И юноша с досадой подумал, что врут легенды.

Дракон между тем легко пробежал по лугу, на бегу превращаясь, и, взмахнув крыльями, поднялся в воздух. На менестреля накатило ветряной волной, он прикрыл лицо рукавом. Надо бы пожелать Дракону счастливого пути, но юноша счёл это неловким и промолчал.

Денёк разгулялся, туман отступил, открывая взору менестреля и всю башню (ох, высоко-то падать!), и окружающие её луга с росными травами и поля с созревающей пшеницей, и виднеющиеся вдалеке крестьянские дома, к которым вела широкая, местами вымощенная камнями, местами выщербленная дорога. Менестрель сунул мешок с медью за пазуху и решил воспользоваться советом Дракона и осмотреться в местах, где ему предстояло прожить, как он полагал, по крайней мере до весны (а прожил до самой своей смерти).

Башня стояла на возвышенности, и все дороги вели к ней, насколько можно было судить. Оставалось лишь выбрать направление. Дороги полого спускались вниз, виляли по пригоркам, разветвлялись к лугам-лесам, пробивались прямо через поля, подпрыгивали на низеньких мостиках, ухали в овраги и терялись где-то вдалеке, куда взглядом не достать. Менестрель выбрал ту, что шла к деревне, и зашагал по ней, вертя головой.

Места тут были красивые, надо признать, живописный уголок: радужной россыпью цветы, всё ещё в силе, несмотря на сезон, – цвели даже сорняки и цвели ничуть не хуже прочих; кусты и деревца, загривки которых уже тронула осень, – вызолоченные, зардевшиеся; сияющая золотом пшеница, катящая волны до самого горизонта…

Крестьяне, работающие в поле, на менестреля поглядывали, но не окликали. О заведённом тут Драконом порядке менестрель ещё не знал и невольно дивился, что крестьяне в Серой Башне отличались от крестьян других королевств: одеты прилично, не в лохмотья, не грязные, не истощённые, – похожи на зажиточных городских, а не на собственно крестьян. Сама деревня тоже примечательной оказалась: добротные домики с выбеленными стенами, подворье крепкое, – не бедствуют крестьяне. А самое главное – чистота повсюду, как будто списали с картинки-пасторали эти места: ни канав с валяющимися в них свиньями, ни гниющих кучами отбросов по углам, ни отхожих, зловонных мест… Здесь на менестреля тоже поглядывали, вернее, заглядывались из оконцев круглолицые девицы и пышущие здоровьем женщины (полагается, матери с дочерями).

– Это тебя, что ли, Дракон приволок? – скрипуче раздалось за спиной менестреля.

Юноша обернулся. Невесть откуда взявшийся старичок-крестьянин – с ехидным прищуром, лысоват, суховат, с заложенными за сгорбленную спину руками, будто держит прихватившую поясницу, – окинул менестреля скептическим взглядом и покивал каким-то одному ему известным мыслям, родившимся в его голове в этот самый момент. О формулировке вопроса, конечно, можно было поспорить, но менестрель всё же ответил утвердительно.

– И кто ты таков будешь? – осведомился старичок.

– Менестрель.

– Хм? – не слишком понятно отозвался крестьянин.

Юноша решил, что старичок такого слова прежде не слышал, и начал было объяснять, но крестьянин его прервал: «Проголодался, небось?» – и, подцепив менестреля за рукав, потащил за собой по улице, как оказалось – к таверне.

Внутри, несмотря на ранний час, посетителей было порядком, в основном мужчины. Кисло пахло наваристой похлёбкой, горьким элем, который трактирщик, обладавший недюжинной силой, разливал по кружкам, опрокидывая над ними небольшой дубовый бочонок, и особенно зелёными яблоками, которые резала – для пирога, должно быть, – дочка трактирщика. На менестреля и здесь глянули мельком, но пото́м в оба уха слушали, не скрывая интереса. Старичок усадил юношу за круглый стол, потемневший от времени, но всё ещё видно было, что столешница – это срез ствола немыслимо могучего дерева с бесчисленными кольцами.

И они продолжили разговор.

– Менестрель, стало быть? Что ж, милости просим, народ мы гостеприимный. Но вот если девок вздумаешь портить, то уж не обессудь: приложим со всем усердием.

При этих словах посетители засмеялись, но таким смехом, что сомневаться в правдивости слов старичка не приходилось. Менестрель окинул их взглядом – крепкие, мастеровые, с мощными плечами, не иначе как кузнецы, дровосеки и плотники – и заверил, к явному разочарованию дочки трактирщика, что у него таких мыслей нет и не было, а больше его интересуют легенды и просто истории, которые он намерен перекладывать в песни, чтобы развлекать Дракона – его благодетеля.

– Хм, – заинтересовался старичок-крестьянин, – и какие же истории?

– Хотя бы о драконе вашем. Не боитесь вы его?

Все переглянулись и… расхохотались, как будто менестрель только что разыграл шута, а не самым серьёзным тоном задал вопрос. Юноша нахмурился. Старичок снисходительно похлопал его по плечу:

– А сам-то не боишься? С чего бы нам нашего господина бояться?

– Как же! Говорят же, что драконы людей едят? – вспомнил одну из легенд менестрель.

Все снова переглянулись, но на этот раз состроили серьёзные физиономии, а старичок-крестьянин беззаботно отмахнулся:

– А, об этом… Едят, конечно. По человеку в год – так заведено исстари. Быть может, господин наш Дракон тебя именно для этой цели и приволок. Жалеет своих-то.