Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 54 страниц)

– Как глупо, – усмехнулся Эмбервинг, но подумал тут же, что бросить детёныша умирать – последнее дело.

Он взял несколько чешуек морского дракона, превратился и полетел обратно к логову Хёггеля, уже решив, что заберёт мальчишку с собой в Серую Башню. Уж вместе с менестрелем они как-нибудь придумают, что с этим драконышем делать. Ещё один последний дракон ведь.

Хёггель всё ещё куксился в углу, тщетно пытаясь сгрызть овечью кость. Эмбервинг досадливо прищёлкнул языком, нашёл какой-то мешок, положил в него горшок с монетами, Драконью книгу – больше ничего ценного не нашлось, – а после запихнул в мешок и мальчишку. Тот завопил как резанный, но Эмбер, не обращая на его вопли никакого внимания, завязал мешок, вытащил из норы и потащил драконыша в Серую Башню.

Крестьяне, работавшие на полях, задирали головы и с изумлением смотрели вслед летящему Эмбервингу, должно быть, удивляясь, отчего это их господин вопит писклявым голосом.

Менестрель весь извёлся, ожидая возвращения Дракона. Мысли в голове нехорошие бродили. Драконью книгу он читал, так что знал о драконьих поединках за территорию. Кто знает, насколько силён этот неизвестный дракон! К тому же рога у Эмбервинга ещё не отросли. Конечно, он говорил, что драконья сила не в рогах, но что, если слукавил, не желая тревожить попусту юношу?

Но вот на горизонте показался силуэт возвращающегося Эмбервинга, и Голденхарт воспрянул духом. Кажется, ничего с ним не случилось. Правда, летел он тяжеловато и, кажется, что-то тащил. Юноша сощурился на закатное солнце, заслонил глаза рукой, но разглядеть удалось только, что мешок извивался и издавал какие-то странные звуки.

– А вот и я, – вполне весело сказал Эмбер, спустившись на луг перед башней.

Пастухи, ждавшие его возвращения, обступили своего господина. Голденхарт подбежал, тронул Дракона за плечо, тот улыбнулся, на секунду коснулся его руки своей. Менестрель выдохнул: вот теперь сердце окончательно успокоилось.

– А вот и ваш мародёр, – объявил Дракон, вытряхнув из мешка мальчишку-дракона.

– Совсем же ребёнок, – поразился юноша, глядя на этого чумазого «мародёра», который затравленно озирался и размазывал сопли по лицу кулаками, требуя, чтобы его «расколдовали». – О чём это он, Эмбер?

– После, после… – со смехом сказал Дракон и поднял мальчишку с земли за шиворот. – Ну вот, овец он больше воровать не будет, за это я ручаюсь, так что можете возвращаться домой. Пришлю вам стадо других вместо сгубленных.

Пастухи откланялись и отправились восвояси.

– А теперь надо решить, что с ним делать, – сказал Дракон, обращаясь к менестрелю. – Если его отпустить, то он опять начнёт пакостить, поскольку по-другому просто не умеет. А если оставить в Серой Башне, то хлопот не оберёшься. Что думаешь, Голденхарт?

– Для начала вымыть бы его не мешало, – предложил менестрель, дёргая носом, – и одеть во что-нибудь приличное. Имя у него есть?

– Хёггель, – сказал Эмбервинг и потащил драконыша в ванную.

Хёггель вопил как резанный, кусался и царапался, но Дракон всё же его отмыл как следует.

Менестрель стоял, зажав уши, с полотенцами наготове.

– Какой же он писклявый, – не без удивления сказал юноша.

Вытирал драконыша Эмбер тоже сам: не хотел, чтобы тот Голденхарта поцарапал. На само́м Драконе царапины тут же заживали, невелико ранение. После пришлось повозиться, чтобы надеть на мальчишку найденную в кладовой одежду. Выглядеть он стал приличнее; выяснилось, что он русоволос и бледнокож. А ещё худ до невозможного.

– Есть он тоже толком не умеет, – сообщил между тем Дракон менестрелю.

Голденхарт покачал головой и попытался научить мальчишку-дракона жевать хлеб, но тот предложенный ломоть отшвырнул и завопил:

– Дайте мне мяса! Я не буду есть эти непонятные штуки!

– И хлеба ни разу не пробовал? – поразился или даже ужаснулся менестрель.

Эмбервинг нахмурился, поднял упавший ломоть, отряхнул и всей пятерней запихнул хлеб мальчишке в рот и ладонью прижал, чтобы снова выплюнуть не смог.

– Жуй, – приказал он, – двигай челюстью. Вверх-вниз. Как люди едят.

Хёггель мычал, брыкался, но Дракон держал крепко.

– Задохнётся! – испуганно воскликнул менестрель.

– Ничего, не задохнётся…

С трудом, но удалось заставить мальчишку проглотить размолотый челюстями мякиш. Эмбервинг выдохнул и устало потёр плечо:

– Нет, так дело не пойдёт. Нянькой быть у меня терпения не хватит.

– Куда же его, бедного, девать? – возразил Голденхарт, которому чисто по-человечески было жаль мальчишку: один остался, вот и одичал.

Дракон задумчиво обвёл глазами трапезную, пото́м взгляд его остановился на кувшинчике, в котором стоял эльфийский букетик. Талиесин исправно притаскивал эти самые букетики едва ли не каждое утро, но никогда не попадался.

– К эльфам его отправим, – оживился Эмбервинг. – Эльфы уж его вышколят. Кому, как ни эльфам, такое под силу? Алистеру, уж верно, придётся по душе моё предложение: свой собственный дракон…

– Эльфов ещё найти надо, – поёжился менестрель.

– Незачем искать, сами придут, – весело отмахнулся Эмбервинг. – Притаскивает же этот принц ушастый тебе букетики?

– Почему сразу мне… – смутился юноша.

Дракон засмеялся и отправил менестреля спать. Сам не ложился, сторожил Хёггеля, чтобы не сбежал, а заодно и поджидал эльфийского принца, предполагая, что тот букетики приносит на рассвете или за час до рассвета: в Серой Башне просыпались рано, но букеты уже к тому времени чинно лежали на пороге, – значит, засветло приходил.

Хёггель поначалу выл, ныл, пото́м притих и заснул прямо на полу, свернувшись клубком, как пёс. Эмбервинг накрыл его плащом и потихоньку вышел из башни и затаился за углом, сливаясь с серыми камнями.

Дракон уже давно подумывал разобраться с этим настырным ушастым принцем. Голденхарт, видимо, не понимал, но уж Эмбер-то знал, что не ошибается: букетики эти – явный признак ухаживаний. Вздумал тоже! Дракон усмехнулся, прищёлкнул зубами и стал ждать.

Едва небо вспыхнуло первыми рассветными всполохами, воздушное пространство перед башней исказилось, свилось в спираль и разверзлось округлым порталом, из которого высунулась голова Талиесина. Эльф поглядел по сторонам – никого! – и выпрыгнул из портала на траву. В руках у него был очередной букетик. Что-то мурлыча себе под нос, эльф наклонился, положил цветы на порог башни… Эмбервинг тем временем вышел из-за стены и встал за спиной «ухажёра».

– Попался? – спросил он негромко.

Талиесин вздрогнул всем телом, обернулся, хотел было шмыгнуть обратно в портал, но – увы! – Дракон стоял так, что портал был как раз позади него. Эльф ужаснулся.

– Ты-то мне и нужен, – спокойно объявил Эмбервинг и легко взял незваного гостя под локоть. – Пойдём в башню, потолкуем с глазу на глаз. – Он поднял букетик и усмехнулся: – Поди, все цветы уже на эльфийских лугах повыдрал?

– Это был не я, – упавшим голосом возразил Талиесин. – Никакие букеты я не приносил.

Но как эльф ни упирался, а Эмбервинг всё же завёл его в башню. Талиесин съёжился, ожидая чего угодно. Возможно, драконы едят эльфов?

– Будет у меня тебе поручение, – сказал Дракон, водворяя цветы в кувшинчик, – вернее, твоему отцу, королю Алистеру.

– Ты… не сердишься? – опасливо поинтересовался Талиесин, потихоньку двигаясь к двери.

– Хм, – задумчиво произнёс Эмбервинг, – на веники-то твои? Большой беды от них нет, я полагаю, но о прочем тебе лучше помалкивать. Понятно говорю?

Глаза его чуть засветились в полумраке, вытянулись драконьими стрелками. Талиесин только мотнул головой, поскольку голос пропал начисто.

– П-поручение моему отцу? – проблеял эльф, собравшись с духом. – Что за поручение?

Эмбервинг кивнул на спящего Хёггеля:

– Хочу, чтобы эльфы о нём позаботились.

Талиесин глянул, брезгливо поморщился:

– С какой стати эльфам заботиться о человечьем детёныше?

– Это не человечий детёныш, – возразил Эмбервинг, – это драконыш.

– А?! – поразился Талиесин, взгляд его стал диким, и он уставился на Эмбера.

– Уж не знаю, о чём ты подумал, – нахмурился Дракон, – но, верно, ошибаешься. Нашёл в горах. Повадился моих овец красть. Совсем глупый, даже есть толком не умеет. Мне с ним возиться некогда. Пусть Алистер им займётся. Уверен, дракона он из мальчишки сто́ящего вылепит.

– Н-но к-как же… – даже заикаться начал Талиесин, – д-дракона в-в н-наш м-мир?

– Не дракон, одно название, – проворчал Эмбервинг. – В общем, отказа я не приму. Если Алистер откажется, тогда пусть сам тебе голову отрежет и мне в подарок пришлёт. Выдумал тоже: за моей спиной менестреля охмурять!

Талиесин побледнел как полотно. Дракон не шутил, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Эльф сглотнул: если Алистер узнает о его вылазках…

– П-постараюсь убедить отца, – выдавил он кое-как. – Это верно, что он всегда хотел себе дракона заполучить. Не такого чахлого, правда…

– Вот и откормите, – безапелляционно сказал Эмбервинг, сунул сонного Хёггеля в мешок, завязал и подал эльфу. – Забирай, пока не проснулся. Он визгливый. Всего хорошего. А, и чуть не забыл: цветы не таскай больше. Поймаю – уши оборву.

После этого Дракон препроводил Талиесина обратно в портал и с облегчением выдохнул, когда портал закрылся. Разобрался с обеими проблемами разом. Не то чтобы Дракон не доверял менестрелю, но лучше исключить даже малейшую возможность прельщения юноши кем бы то ни было, а в особенности – ушастыми эльфийскими принцами, которые знают чары и могут ими воспользоваться в своих корыстных целях.

Эмбервинг покивал себе и отправился наверх, чтобы посмотреть, что делает менестрель. Голденхарт крепко спал, обняв подушку, и чему-то улыбался во сне. Дракон прилёг возле, подпирая голову локтем, и долго смотрел, как юноша спит. Сердце его было исполнено нежности. Последний он дракон или не последний – теперь не имело никакого значения.

========== 13. Двое из Серой Башни и принцесса-ведьмачка ==========

– Гонец из Тридевятого королевства, ваше величество, – доложили сидящему на троне королю.

Статный мужчина с аккуратной бородкой и ухоженными усами был так погружён в размышления, что поначалу не услышал доклада.

Двенадцать лет уже минуло, с тех пор как кронпринц Айрен женился на вздорной принцессе и стал королём. Отец Флёрганы на радостях отписал ему не полкоролевства, а обе половины: принцесса – сущее наказание, по доброй воле никто не взял бы, молва вперёд людей летит, на десять королевств вокруг ни одного жениха не сыскалось! Свадьбу сыграли буквально на другой же день: а вдруг и этот передумает?

Возвращаться в Тридевятое королевство Айрен не захотел, отписал только отцу, что получил в приданое за принцессой целое королевство и будет им править, что принц Голденхарт возвращаться домой отказался, потому что нашёл лютню, о которой между ним и королём-отцом был договор, и что посылать за принцем Голденхартом войско больше не сто́ит, потому что он живёт не у колдуна, как нагадал придворный чародей, а у самого настоящего дракона, так что королю Тридевятого королевства лучше назначить наследником кого-нибудь другого. Ответа из дома Айрен не получил и решил, что король осерчал и не желает больше ничего слышать ни о нём самом, ни о Голденхарте.

Итак, двенадцать лет минуло с тех пор. Вздорная принцесса стала вздорной королевой и за эти годы успела нарожать Айрену пять дочек, тоже вздорных, а теперь была на сносях шестым ребёнком.

– На этот раз-то роди наследника престола, – пошутил было король Айрен, но королева Флёргана только хмыкнула – а за ней хмыкнули все пять дочек – и так глянула на супруга, что тот стушевался.

Нет, король Айрен был абсолютно счастлив, что бы там ни говорили: во вздорности Флёрганы была своя прелесть. Недаром же они полюбили друг друга с первого взгляда! Но королю было смертельно скучно целыми днями сидеть на троне и ничего не делать. Рыцари тоже скучали: войн никаких не предвиделось, времена наступили мирные, о чудовищах никто слыхом не слыхивал, – в общем, нечем было заняться. Конечно, всегда можно отправиться в крестовый поход, но для этого нужно сначала отпроситься у вздорной королевы, а та во время беременности становилась ещё несноснее обычного, так что король Айрен оставил даже мысли о том, чтобы куда-то ехать.

– Гонец из Тридевятого королевства, – доложили королю вторично.

На этот раз Айрен услышал и оживился:

– От отца? Пусть войдёт.

Ввели гонца. Тот в изысканных выражениях, как и подобало, приветствовал короля и передал ему два свёрнутых трубкой пергамента. Один был запечатан королевской печатью, другой продет в кольцо с именным гербом Тридевятого королевства и предназначался принцу Голденхарту.

Король Айрен развернул тот, что был адресовано ему, и торопливо прочёл. Король-отец писал, что освобождает Айрена от титула кронпринца, но при условии, что тот поедет и передаст принцу Голденхарту его королевское волеизъявление: король желает назначить принца Голденхарта своим наследником, требует его немедленного возвращения и женитьбы на принцессе, которая все эти десять лет дожидается сбежавшего жениха в замке короля-отца и ничуть не изменила своих намерений стать королевой Тридевятого королевства, – верность, достойная самой достойной из женщин! – поэтому Айрен должен отвезти приказ Голденхарту и ни в коем случае не вскрывать предназначенного принцу письма. Вероятно, гонцы, посланные Айреном к отцу, добрались до Тридевятого королевства только через пять лет, а вот теперь ещё через пять пришёл ответ.

Пожалуй, король Айрен даже обрадовался вестям из дома, а больше тому, что появился повод выехать из замка и ненадолго забыть о королевских обязанностях. Правда, Айрен не был уверен, что найдёт Голденхарта там, где он его оставил в прошлый раз, и что если найдёт, то тот согласится выполнить отцовский приказ.

Король отпустил гонца, взял оба письма и пошёл к королеве Флёргане – отпрашиваться.

Вздорная королева с самого утра чувствовала себя дурно и визиту супруга нисколько не обрадовалась. Айрен бодрым и уверенным (насколько вышло) тоном сообщил, что отправляется в Серую Башню, чтобы передать принцу Голденхарту приказ их отца. А на обратном пути, может быть, захватит парочку замков или примет участие в маленьком крестовом походике, чтобы рыцарское войско совсем не заржавело, но к родам непременно вернётся. Вздорная королева ехидно пожелала королю хорошей дороги и просила передавать привет Дракону (о том, как его встретил Дракон в прошлый раз, ей по секрету рассказали Айреновские рыцари). Айрен помрачнел, но пообещал передать и всё же попросил королеву постараться и родить сына, а не ещё одну дочку.

Рыцари встретили известие о походе к Серой Башне троекратным ура, и уже на другой день войско из тридцати с лишним рыцарей во главе с королём Айреном покидало королевский замок. Вздорная королева помахала им вслед платочком, то же самое сделали и пять вздорных дочек. Айрен растрогался, но тут же подумал, что если не привезёт им из похода подарков, то они ему устроят такую «весёлую» жизнь, что хоть из замка сбегай! Поэтому он отправил несколько рыцарей в разные королевства – искать диковинки для дочерей и королевы, а с остальными поехал в земли Дракона.

Жизнь в Серой Башне между тем текла своим чередом.

Менестрель о Тридевятом королевстве и не вспоминал, полагая этот вопрос решённым. Правда, слухи иногда доходили до его ушей, и большинство из этих слухов были дурные: будто бы в Тридевятом королевстве, которое теперь чаще называют Треклятым, у короля в милости чернокнижники и колдуны, так что теперь это королевство люди стороной обходят. Голденхарт полагал это слухами: король-отец был самодуром, это все знали, но чтобы открыто привечать тех, кого надо бы на костре сжечь за тёмные делишки, – в это как-то не верилось.

Дракону до этого вообще дела не было. Он был занят управлением своими землями, отращивал новые рога – они выросли уже дюймов на шесть – и сторожил менестреля.

Правило «десяти шагов» в Серой Башне до сих пор действовало. Голденхарт уже смирился, да и сам башню покидал неохотно: эльфийский камень в груди начинал причинять беспокойство, если они с Драконом отдалялись друг от друга дальше, чем на эти самые десять шагов.

Когда Дракон улетал, Голденхарт чувствовал себя неважно и бо́льшую часть времени лежал, скорчившись, потому что камень в груди болел нестерпимо. Вслух о том юноша не говорил, иначе бы Эмбер непременно стал затворником в собственной башне. О возвращении Дракона камень тоже предупреждал: чем ближе подлетал к дому Дракон, тем теплее становилось в груди, и боль растворялась. К тому моменту, когда Эмбервинг приземлялся на поле возле башни, Голденхарт уже обычно был в состоянии выйти и встретить его.

По счастью, вылетал Дракон не слишком часто.

У Дракона за эти годы чутьё только обострилось, и он безошибочно находил менестреля, где бы тот ни находился, даже не используя обоняние: он просто его чувствовал, вот и всё.

В тот самый момент, когда войско короля Айрена вступило на границу Серой Башни, Эмбервинг как раз собрался улетать: нужно было наведаться к горам и глянуть, не завёлся ли там ещё один дракон. Хёггель, как помнится, был препоручен эльфам, и Талиесин, изредка заглядывающий в башню, но уже без букетиков и вообще с опаской, приносил вести о том, как обстоят дела с обучением и приручением.

Дела обстояли не слишком хорошо: Хёггель, проснувшийся и обнаруживший, что его в мешке притащили невесть куда, разбушевался и выжег эльфийские луга на четверть, прежде чем удалось его усмирить. Алистеру даже пришлось наложить на него запрещающее заклятье – чтобы Хёггель оставался исключительно в человеческой форме, пока сам Алистер не разрешит ему обратное. Но несмотря на это, король эльфов был доволен, что в его распоряжении оказался настоящий дракон, пусть и не совсем драконистый, как бы ему хотелось, но всё же…

Голденхарт остался ждать возвращения Дракона. Чтобы отвлечься от ноющей боли в груди, он сначала почитал книжку – на драконьем языке, – пото́м вышел во двор проверить, не снесли ли куры новых яиц. И вот как раз тогда, когда менестрель полез под куст смородины, где у самых корней белелось что-то круглое, к башне подъехали рыцари Айрена.

– Есть ли кто дома? – звучно крикнул король Айрен, спешившись и подходя к изгороди, но не переступая через неё. Прошлых ошибок повторять не стоило.

Менестрель отозвался из-под куста:

– А вы кто и с чем пожаловали?

– Голденхарт? – обрадовался Айрен, на свой страх и риск отпирая калитку и идя на голос.

Юноша между тем уже выудил яйцо из-под смородины и вылез, вытряхивая из волос обломанные веточки и букашек. На незнакомого мужчину он взглянул с опаской, но поймал себя на мысли, что уже где-то его видел: лицо уж больно знакомое…

Король Айрен и вовсе опешил, увидев менестреля. Младший брат ничуть не изменился за эти десять с лишним лет! Пожалуй, даже стал ещё моложе и прекраснее, чем прежде. Несомненно: колдовство! Айрен попятился и осторожно произнёс:

– Голденхарт, ты ли это, или мои глаза обмануты каким-то наваждением?

– Айрен? – узнал, наконец, брата менестрель и поразился тому, как тот постарел… нет, скорее возмужал, а не постарел.

Оба какое-то время смотрели друг на друга молча, будто силясь понять, что же это такое перед их глазами находится.

– А я тебя и не узнал сначала, – засмеялся Голденхарт, – так изменился… Как люди меняются с годами!

– А вот ты совсем не изменился, – после паузы возразил Айрен. – Под силу ли такое людям?

Улыбка сползла с губ менестреля. Он тронул волосы рукой, отвёл взгляд и пробормотал:

– Да, быть может, я уже и не человек… Однако же! Что привело тебя в Серую Башню после стольких лет?

Король Айрен решил зайти издалека. Для начала он справился о Драконе и, получив ответ, что Эмбервинг по-прежнему здравствует, передал ему привет от вздорной принцессы. Менестрель улыбнулся. Дальше Айрен пустился в пространный рассказ о своей жизни в качестве короля, сообщил, что у Голденхарта уже пять племянниц, а скоро будет шесть, пото́м спросил нехотя, не слышал ли менестрель что-нибудь о Тридевятом королевстве. Юноша поморщился и ответил, что слухами земля полнится, но не всему же верить? Айрен замялся.

Проницательный Голденхарт сразу понял, что брат явился неспроста, но терпеливо ждал, когда тот перейдёт к истинной причине его приезда в эти земли. Заминка Айрена только подтверждала его собственные догадки.

– Ладно, – со вздохом сказал Голденхарт, – выкладывай, зачем приехал. Не просто так ведь?

Айрен тоже вздохнул и подал брату оба письма. Юноша прочёл письмо короля-отца кронпринцу и поморщился.

– Говорил же, что не вернусь, – дёрнулся он.

– Я так ему и отписал, – оправдывался Айрен, – но ты же знаешь отца…

– Стать кронпринцем и жениться на покинутой невесте, – с усмешкой подытожил Голденхарт. – Если бы я объявился в Тридевятом королевстве, сколько бы шума моё появление наделало!

– Да уж… – неловко засмеявшись, согласился Айрен, – ты ведь… ничуть не изменился. Скажи, а… ты это серьёзно, что… ты уже не человек?

Голденхарт задумчиво покачал головой:

– И сам не знаю. С чарами никогда не знаешь наверняка. Но обратно в Тридевятое королевство мне в любом случае дороги нет: доживать буду, сколько мне отмерено, в Серой Башне.

– Тогда уж сделай милость, сам отпиши отцу о своём решении, – сказал Айрен. – А я с себя всяческую ответственность слагаю. Мне бы в собственных делах разобраться, куда уж в чужие лезть!

– Хорошо, хорошо, – покивал менестрель. – Ты, верно, домой торопишься, раз даже коня не расседлал?

Айрен смутился:

– Мы с войском думаем на восток податься, парочку замков иноверцев захватить. Даже не представляешь, как скучно королём быть! Насилу от… – Он едва не сказал: «отпросился», – но всё же вывернулся и докончил: – …вырвался.

– Крестовый поход? – с улыбкой уточнил менестрель, и улыбка эта говорила, что оговорку брата он прекрасно понял.

Айрен кивнул и поспешил распрощаться: с Драконом ему встречаться не хотелось, а Голденхарт упомянул между делом, что тот возвращается в башню. Голденхарт помахал королевской рати вслед и развернулся в другую сторону, чтобы встретить Дракона.

Тот прилетел минут через двадцать после отъезда Айрена. Ещё не превращаясь в человека, он подёргал головой в разные стороны, принюхиваясь:

– Кто-то приходил, пока меня не было?

– Айрен проездом, – сообщил Голденхарт, демонстрируя Дракону свёрнутый пергамент. – Привёз мне письмо от отца.

– Хм, – только и сказал Эмбервинг, превращаясь в человека, – отчего же не дождался моего возвращения? Я бы его поприветствовал.

Менестрель засмеялся. Улыбнулся и Дракон.

Юноша между тем повертел пергамент и пробормотал:

– И что он там мне может писать…

Он потянул со свёрнутого письма кольцо. Зрачки Дракона вдруг вытянулись, по позвоночнику пошла дрожь, неясно почуялось какое-то чужое колдовство, и он поспешно крикнул:

– Не открывай!

Но Эмбер опоздал: Голденхарт уже развернул пергамент. Ничего-то на нём не было написано. Менестрель фыркнул и начал было:

– Что за глупые шутки…

Пергамент вдруг сам собой вспыхнул, разгорелся, превращаясь в портал, из которого вытянулась рука и, крепко ухватив юношу за плечо, втянула его внутрь. Пергамент рассыпался искрами, и портал исчез. Подлетевший Дракон схватил пальцами пустое место. Опоздал! На землю брякнулось кольцо, задымилось и истлело, оставив на земле темноватый выжженный след. Чёрная магия!

«Менестрелеметр» подсказывал, что юноша уже бесконечно далеко – на другом конце света. По счастью, Дракон его чувствовал, так что безошибочно знал, в какую сторону лететь.

Дракон издал страшный рёв, от которого полегли на несколько миль вокруг деревья. Докатились отголоски и до отъехавших уже порядочно рыцарей Айрена. Лошади взбрыкнули, с трудом удалось их успокоить.

Эмбервинг был страшно зол! Глаза у него стали уж совсем драконьи, а ярость была настолько сильна, что рога отросли до обычной длины всего за пару мгновений. Золотое сияние вокруг стало огненным, трава скукожилась и оплавилась, изгородь задымилась, поймав искру…

Сбежавшиеся на рык крестьяне сгрудились поодаль, не решаясь подойти: в таком состоянии своего господина они никогда прежде не видели.

Дракон ничего не видел и не слышал. В нём просыпалась давно утихшая жажда убийства, присущая всему драконьему роду: именно она толкала древних драконов на резню, о которой до сих пор говорят шёпотом. Драконы выжигали целые города, не оставляя ни одного выжившего, без особой на то причины. Просто так требовала драконья натура, и всё тут. Эмбервинг полагал, что был способен держать её в узде, и за всю свою жизнь буйствовал лишь единожды – в битве с Нордью. Но сейчас… О, сейчас он едва себя контролировал! От век по лицу побежали во все стороны чешуйки, искажая красивые черты, пальцы вытянулись когтями, от всей его фигуры пошёл густой дым.

– Они поплатятся, – прошипел Дракон, широкими шагами покрывая расстояние от башни до луга.

На лугу он обратился, выгнулся кольцом, дохнув огнём на невидимого противника, и, разогнавшись, взлетел с таким свистом, что крестьяне зажали уши, чтобы не оглохнуть. Летящий стрелой дракон в клочья разорвал облака и в долю секунды скрылся из вида.

Для менестреля происходящее выглядело иначе. Когда юноша развернул пергамент и тот вспыхнул, его на мгновение ослепило, он зажмурился, отворачиваясь от огня, а когда снова открыл глаза, то обнаружил, что стои́т уже не на дворике возле башни, а в огромном зале с каменными колоннами. Его держал за плечо темноволосый мужчина в чёрной хламиде, расшитой серебряными рунами, и в чёрном остроконечном колпаке, какие обычно носят астрологи. Голденхарт оттолкнул его от себя и попятился.

– Отличная работа, Вилгаст! – раздался голос, который – к несчастью – менестрелю был хорошо знаком. Это был голос его отца. Юноша обернулся.

Это был не просто зал с каменными колоннами, а тронный зал, но то ли менестрель так долго здесь не был, что забыл, как тронный зал должен выглядеть, то ли всё здесь изменилось. Трон, пожалуй, был тот же, и на этом троне восседал седобородый король, в котором Голденхарт с трудом признал отца. И даже не то, что он постарел, но появилось в его лице что-то чужое или даже чуждое. По обе стороны от трона стояли рыцари в чёрных доспехах с закрытыми забралами – личная гвардия короля.

Слева от трона, положив руку королю на плечо, стояла покинутая менестрелем принцесса в чёрном платье, её лицо казалось ослепительно белым. Голденхарт видел невесту тогда мельком и если бы не был так ошеломлён своим похищением, то непременно заметил бы, что принцесса если уж не красивая, то непременно хорошенькая, а ещё то, что выглядела она лет на семнадцать – ничуть не постарела за эти годы, стало быть, и с ней что-то неладно.

Но Голденхарту было не до этого. Первая волна ошеломления схлынула, он осознал, что находится в Тридевятом королевстве, и пришёл в ужас.

– Что же вы наделали? – выдохнул он, белея лицом.

– Принц Голденхарт, – сурово сказал король-отец, – я повелеваю тебе подчиниться моему приказу и взять в жёны прекрасную принцессу Хельгу, которая все эти годы верно ждала тебя в замке…

– Что же вы наделали! – воскликнул Голденхарт, комкая пальцами рубашку на груди. Камень внутри ворочался, полыхал, а это могло означать только одно: Эмбер гневается!

– Голденхарт! – прикрикнул король, видя, что принц нисколько не реагирует на его волеизъявление.

Менестрель глянул на него омертвелым взглядом:

– Немедленно верните меня в Серую Башню. Вы даже не представляете, что может случиться! Эмбервинг сердится. Он… он прилетит и…

– Кто прилетит?

– Дракон.

Король расхохотался:

– Опять эти сказки? Драконов не существует, не морочь мне голову!

– Он же всё здесь с землёй сровняет… Отец, послушай меня! Дракон прилетит… он уже летит, – с ещё бо́льшим ужасом уточнил Голденхарт, поскольку эльфийский камень начал вибрировать иначе, возвещая о приближении Дракона.

– Довольно! – прервал король. – Отвечай: возьмёшь ты принцессу Хельгу в жёны?

– Нет, – однозначно ответил менестрель и с вызовом вскинул голову.

– Тогда будешь сидеть в темнице, покуда не согласишься, – изрёк король-отец и крикнул: – Эй, стража!

Двое рыцарей шевельнулись, надвинулись, покачиваясь, и стали теснить Голденхарта к дверям.

– Отец, послушай… – Голденхарт попытался ещё раз достучаться до отца, но тщетно. Рыцари осторожно подхватили принца под руки и вывели из тронного зала.

Чёрная принцесса меланхолично улыбалась им вслед.

В темнице было не так уж и плохо. Она предназначалась для особ королевского звания: в детстве Голденхарт частенько попадал сюда за шалости, но тогда нисколько не считал это наказанием. В подземелье было гораздо интереснее, чем в замке. Он загодя припрятал в темнице любимые книжки, зная, что непременно попадёт в неё снова, и взахлёб читал легенды о принцессах и драконах, о русалках и прочей нечисти, о приключениях в волшебных мирах… в общем, проводил время с пользой и удовольствием и неохотно возвращался в свои покои, когда срок наказания заканчивался (в «карцер» запирали дня на два или на три).

Попав в темницу сейчас, Голденхарт первым делом проверил щель в стене замка, куда раньше прятал книги. Одна из них до сих пор была там, он вытащил её, сел на каменный выступ, служивший ложем для узников, и с ностальгической улыбкой перевернул несколько страниц.

– Как же давно это было… – пробормотал он, тут же выронил книгу и, согнувшись в три погибели, ухватился рукой за сердце.

Дракон гневался, и его гнев был настолько велик, что менестрель ощущал это физически. Но, к несчастью, Голденхарт не мог выбраться из темницы, потому что решётка была крепкая, да если бы и выбрался, то всё равно ничего не смог бы изменить: придворного чародея не заставишь перенести себя обратно в Серую Башню, с Драконом разминулся бы, даже если бы и удалось…

– Голденхарт? – осторожно позвал кто-то.

Менестрель поднял глаза. По ту сторону решётки стоял какой-то мужчина, судя по одежде – стражник, но не из королевской гвардии, а, вероятно, из тюремщиков.

– И вправду, Голденхарт! – обрадовался мужчина. – Не узнаёшь меня?

– Простите, нет, – осторожно отозвался юноша, поднимаясь и подходя к решётке. – Я давно не был в Тридевятом королевстве и всех перезабыл уже.

– Это же я, Рэдвальд, – нетерпеливо сказал мужчина. – Ну, вспомнил?

Менестрель широко раскрыл глаза:

– Рэдвальд?

В памяти выплыл образ мальчишки-пажа, непременного соучастника всех шалостей юного принца, только Голденхарт отделывался темницей, а пажа непременно пороли для острастки. И то и другое, впрочем, мало помогало.

– Рэдвальд, – оживился Голденхарт, – вот же, приятель, как встретились… Значит, из пажей в стражники?

Рэдвальд с неудовольствием тряхнул амуницией: