Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 54 страниц)

Эмбервинг, выслушав трактирщицу, высоко выгнул бровь. Не похоже на Лучесвета, что за капризы?

– Да это протест самый настоящий, – уверенно заявил Рэдвальд. – Заставлять принца дрова рубить? Скажи, Голденхарт!

– Ну, положим, ничего такого в этом нет, – возразил Голденхарт с чувством собственного достоинства. – Принц или не принц…

– Скажи ещё, что дрова рубить умеешь, – фыркнул Рэдвальд.

Менестрель посмотрел на собственные руки, исключительно ухоженные, несмотря на каждодневные хлопоты по хозяйству.

– Не пробовал, – честно сказал он, – но если бы пришлось…

– Даже не думай, – предупредил Эмбервинг. – Но Голденхарт прав: ничего такого в работе нет, да и Лучесвет не из тех, кто стал бы отлынивать из-за пустого каприза.

Они всем скопом пошли в дом трактирщицы, которая не переставала причитать. Муж трактирщицы встретил их не слишком приветливо, особенно Голденхарта. Люди ревнивы и тем ревнивей, чем меньше для того поводов.

Эмбервинг стукнул в запертую дверь, окликнул Лучесвета. В комнате что-то завозилось, но никто не отозвался. За дело взялся Голденхарт – с тем же успехом, но Лучесвет хотя бы ответил еле слышно:

– Оставьте меня в покое! Никого не хочу видеть.

– Открой окно, – взмолилась трактирщица, – я тебе поесть принесу.

– И есть не хочу.

– Четвертый день уже не ест ничего! – опять принялась причитать трактирщица.

– Что за шум? – раздалось позади них громогласным голосом.

Появился Нидхёгг. Он втиснулся в дом, сгорбился, чтобы не вынести макушкой потолок, и испытующе оглядел всю компанию. А они, увидев его, едва ли не в голос ахнули. О том, что он за эти месяцы преобразился, они ведь не знали.

– Что это с тобой такое приключилось? – спросил Эмбер, на секунду забывая, зачем они все тут собрались.

– Вымылся, – мрачновато ответил Нидхёгг, полагая, что удивились они его отменно приглаженным волосам. – Ну и что тут происходит? Где Лучесвет?

Трактирщица начала было голосить, но Огден по-хозяйски прервал её:

– Молчи, женщина, когда драконы разговаривают!

После этого она уже рта раскрывать не осмелилась. А вот муж трактирщицы на дракона напустился: зачем, мол, уволок мальчишку неведомо куда и задурил ему голову?

– И не с тобой разговариваю, – с некоторым удивлением возразил ему Нидхёгг, взял его за шиворот и аккуратненько выкинул в окошко. Рядом был стог сена, так что муж трактирщицы не пострадал, отделался только лёгким испугом и начал браниться ещё сильнее: из собственного дома вышвырнули!

– Ты полегче, – сказал Эмбервинг. – Они просто волнуются за Лучесвета.

– А зачем за него волноваться? – не понял Огден. – Что с Лучесветом?

– Насколько я чую, – заметил Дракон, – ничего. Но он заперся и который день из комнаты не выходит.

– И не ест, – вставила всё-таки трактирщица. Вопрос питания людей всегда заботил больше прочего.

– Пф, – сказал Нидхёгг и, грохнув по двери кулаком, велел: – Открой, Лучесвет, дракон пришёл!

В комнате опять что-то завозилось, но дверь так и осталась запертой. Эмбервинг пожал плечами: мол, говорил же, что никому не отпирает. Огден выпустил пар из ноздрей, вены на его висках проступили, покрылись чешуйками.

– Я предупредил, – с угрозой в голосе сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, а потом взял и тихонечко, не прилагая почти никаких усилий, вырвал дверь вместе с косяками и притолокой и поставил в сторонку. По стенам пошли трещины, с потолка посыпалась штукатурка.

– Да что ж ты делаешь! – воскликнул Эмбервинг, не зная, то ли ему смеяться, то ли начать сердиться на медвежью силу дракона. – Ты же им дом развалишь!

– Я просто дверь открыл, – возразил Нидхёгг. – А дом новый построят, этот и так неважный был.

Брань из-за окна стала уж совсем забористой: муж трактирщицы только выбрался из стога и – увидел, что по стенам ползут трещины, а крыша просела. Огден деловито закрыл окно.

– Ладно, шутки в сторону, – уже серьёзно сказал Эмбервинг. – Где Лучесвет?

Они заглянули в комнату. Лучесвет сидел на кровати, накрывшись с головой одеялом и отвернувшись к стене.

– Вылезай оттуда, – велел Нидхёгг.

Вместо этого юноша полез под одеяло ещё глубже. Эмбервинг сузил глаза: в ту долю секунды, на которую рука Лучесвета показалась из-под одеяла, натягивая его на лицо, он успел заметить, как блеснуло что-то на запястье юноши, и ему не составило труда догадаться, что это было. Его это нисколько не обрадовало, встревожило порядком.

– Огден, – сказал Дракон тут же, – а бери-ка ты Лучесвета в охапку прямо с одеялом и тащи ко мне в башню, там разберёмся.

Нидхёгга дважды просить не нужно было.

– Что такое, Эмбер? – забеспокоился Голденхарт, который перемену в настроении Дракона сразу подметил.

– Пока ещё не знаю, – ответил Эмбервинг, – но всё это мне уже заранее не нравится. Огден, вытряхни его из одеяла. А ты, Голденхарт, открой окно. Надо бы хорошенько на него взглянуть.

В комнате, которую Дракон выделил для Лучесвета, когда тот у них оставался, окно было, но поскольку юноша давно в башне не был, то Эмбер закрыл ставни наглухо, чтобы не напылило с улицы. Рэдвальд и Голденхарт вышли из башни, приставили лестницу и сняли со ставней перекладину, причём лестницу держал менестрель, а открывать полез бывший паж, потому что Голденхарт объявил, что перекладина для него слишком тяжелая, он её снять просто-напросто не сможет. Даже Рэдвальд справился не без труда. Вернулись они в комнату как раз тогда, когда Нидхёгг начал вытряхивать из одеяла отчаянно сопротивляющегося Лучесвета. Но с драконом сладить было не так-то просто, юноша вывалился из одеяла на кровать и попытался отвернуться от всех, закрыться руками. На его коже местами были проплешины, сияющие хрустальной чешуей: на запястье, на шее, на лбу…

– Ну и ну, – протянул Голденхарт, задумчиво прикусывая кончик пальца.

– Проклятие хрустального полоза! – проскрипел Рэдвальд, бледнея.

– Очень сомневаюсь… – пробормотал Дракон.

Нидхёгг не понимал, почему они все так растерялись.

– Подумаешь, чешуя вылезла! – фыркнул он. – У драконов такое сплошь и рядом случается.

– Лучесвет не дракон, – напомнил Эмбервинг.

– Он… он превращается в хрустального полоза? – неуверенно предположил Голденхарт.

– Да как будто такое возможно, – возразил Дракон и силой заставил Лучесвета отвести руки от лица, ему нужно было хорошенько взглянуть на юношу, чтобы сделать какие-то выводы. Или не сделать.

– А мне эта хрустальная шкурка нравится, – заявил Огден. – Он, может, весь ей подёрнется? Вот бы замечательно было!

– Что ж тут замечательного? – осадил его Голденхарт, заметив, что Лучесвет от этих слов стал выглядеть ещё жальче, чем прежде.

– Арргх! – возмутился Нидхёгг и стал объяснять недогадливым людишкам, почему чешуя лучше обыкновенной кожи.

Пока они спорили, Эмбервинг тщательно изучил чешуйки на руке Лучесвета. Они не казались чем-то чужеродным, не образовались поверх – кожа сама видоизменилась, превращаясь в хрустальную броню. Прикосновение было безболезненно, никакого беспокойства эти проплешины не причиняли, на самочувствии юноши тоже не отразилось. Дракон, немало озадаченный, стал расспрашивать Лучесвета, как и когда он обнаружил на себе чешую. Юноша, дёргая носом, сказал, что сначала появилась всего одна чешуйка – на запястье, а от неё начали расползаться и остальные. Первая появилась буквально через пару дней после его возвращения в Серую Башню. Поначалу они появлялись только на теле, и он прятал их под одеждой, а уж когда затронуло и лицо, то он заперся в комнате.

– Недолечил, наверное, – сокрушённо сказал Огден и поскоблил за ухом. – Я быстренько слетаю в Волчебор, притащу бурдюк, напоим – и как рукой снимет. Хотя, честно говоря, я бы и так оставил, – добавил он и повторил: – Нравится мне эта шкурка!

– А чем ты его лечил вообще? – подозрительно прищурившись, поинтересовался Эмбервинг.

– Как чем? Знамо чем: ядом с кровью…

– Ядом с кровью? – эхом откликнулся Эмбервинг и побледнел. – Что же ты натворил! Нельзя поить людей драконьей кровью!

– Кто это сказал? – поинтересовался Нидхёгг, пренебрежительно фыркнув.

– Ты же… Да как тебе только такое в голову пришло! – напустился на него Дракон. – Поить людей драконьей кровью строжайше запрещено! В Драконьей книге…

– Плевал я на Драконью книгу. Я драконьи инстинкты спросил, они мне и сказали: в любой непонятной ситуации используй драконью кровь, – отрезал Огден. – Ничего с ним, как видишь, не случилось, на ноги его поставил. Недолечил просто. Надо было ещё недельку в золоте продержать.

– Ты его ещё и в золото закапывал?! – поразился Эмбер.

– А то! По самую шею! – кивнул дракон. – И что вы так всполошились вообще? Ну, чешуя выросла… Вот если бы у него хвост вырос или рога, тогда бы, конечно… А тут – чешуя.

Они поняли, что с драконом спорить бесполезно.

– А с другой стороны, – пробормотал Эмбервинг, – отчасти он и прав: я-то ведь тоже угрозы не чую. А всё же непорядок, чтобы люди чешуей покрывались.

Рэдвальд заикнулся было, что теперь-то точно придётся к русалкам наведаться, но Дракон взглянул на него так, что тот прикусил язык.

– У эльфов, разве что, спросить? – предложил менестрель. – Они по превращениям мастера. Алистер ведь и моё разгадал.

Не теряя времени, позвали Алистера, хотя Эмбервинг и заметил, что вряд ли от эльфийского короля будет толк, если уж он о хрустальном полозе ничего не знает. Алистер явился, внимательно осмотрел Лучесвета и явно озадачился увиденному.

– Ну, что скажешь? – спросил Дракон. – Как думаешь, может кто-то превратиться во что-то, если он это что-то съест?

Алистер покачал головой и тронул покалеченное ухо:

– Вряд ли такое возможно, иначе бы по белу свету сотнями расхаживали сейчас бессмертные выродки, некогда нажравшиеся эльфийских ушей. Ан нет, перемерли все, как им время пришло. Драконье мясо, я полагаю, тоже бесполезное?

– Гм, – только и сказал Эмбервинг. Ему припомнился Драгдар, который ел драконьи сердца и возвращал себе молодость. Толика крови Дракона тоже его значительно омолодила. Но Драгдар всё равно оставался человеком: ни хвост, ни рога, как говорится, у него не отросли. Запрет поить кровью людей, вероятно, упоминался в Драконьей книге именно по этой причине: если бы люди узнали, что могут продлить себе жизнь таким способом, то житья бы драконам совсем не стало. Их и так со свету сживали из-за сокровищ.

– Но хрустальный полоз – существо нам неведомое, – заметил Алистер после продолжительного молчания. – И кто может с уверенностью сказать, что Лучесвет не превращается в него в этот самый момент?

– Задал же ты нам задачку! – вздохнул Дракон, глядя на Лучесвета.

Тот опять натянул на голову одеяло и скукожился в углу кровати. Огден уговаривал его не расстраиваться и в доказательство преимущества чешуи перед кожей выпустил свою, она покрыла всю его руку и звенела, когда он хлопал по ней обычной ладонью.

– Есть ли на свете существа древнее нас с тобой, Эмбервинг? – задумчиво проговорил король эльфов и тут же оживился: – Погоди-ка, одно есть! Фея! Феи издревле жили в мире людей, а значит, могут знать и о столь древних существах, как хрустальные полозы! Хёггель, правда, давненько у нас не появлялся, но Талиесин может открыть нам портал в Извечный лес…

– Что за феи? – вмешался в разговор Нидхёгг. – Если кого поймать надо, то это я мигом: хоть медведя, хоть изюбря, хоть фею эту.

Огден нисколько не считал, что Лучесвету нужно избавляться от чешуи, но он не мог не заметить, что юноша этим нежданным преображением подавлен, а чтобы поднять юноше настроение, он был готов даже собственную тень изловить, если придётся.

«А почему бы тебе, Алистер, самому портал не открыть?» – так и вертелось у Голденхарта на языке. Скорее всего, король эльфов у воспитанника в гостях бывал, значит, и портал туда мог открыть, но отчего-то всячески избегал упоминать об этом. Можно было с уверенностью сказать, что Алистеру просто было интересно взглянуть, что получится, если натравить дракона на фею и, стало быть, столкнуть лбами двух драконов, нидхёгга и василиска. Эмбер тоже об этом подумал.

– Слушай, Алистер, дело серьёзное, – сказал он укоризненно, – прекращай дурачиться.

Король эльфов только похлопал глазами в ответ. Эмбервинг тяжело вздохнул.

– Я этот Извечный лес мигом разыщу, – прихвастнул Нидхёгг. – Только скажите, как пахнут феи.

Голденхарт сбегал на чердак и принёс покрывало, которое подарила им Хельгартен в знак примирения. Огден потянул носом, фыркнул и заметил:

– Пахнет драконом. И ещё чем-то.

– Думаю, ты Извечный лес без труда отыщешь, – предположил Алистер. – Драконы, я слышал, друг друга отменно чуют.

Нидхёгг кивнул. Он уже определил направление, в каком нужно лететь.

– Ты не торопись, – остановил его Эмбервинг и начал втолковывать: – Фею ловить не надо. Просто разыщи её и расспроси о хрустальном полозе. Ты ведь в состоянии запомнить то, что она расскажет?

Огден фыркнул:

– Ещё бы! Я даже буквы людские запомнил… А феи – это кто? Змеи такие?

– Временами, – пробормотал Дракон себе под нос, а вслух сказал: – Думаю, она будет в человеческом обличье. Просто отыщи существо с похожим запахом. И не вздумай ловить! – повторил он со значением.

Утро в Извечном лесу выдалось чудесное.

Лес, стараниями феи и василиска, преобразился и наполнился мириадами существ, нашедших себе дом и приют в этом благодатном уголке. В него даже вернулись светляки – дальние родичи блуждающих огоньков, добрые духи, указывающие дорогу.

Хельгартен, встав до рассвета, отправилась на луг: зверушки часто ранились и приходили в домик феи за помощью, нужно было пополнить запасы. Целебные травы как раз вошли в силу, ранняя осень – лучшее время для их сбора. Фея выбирала веточки и соцветия, подолгу к ним приглядываясь и, решив, что они годятся, срывала и прятала в корзинку. Крылья у феи до сих пор не отросли, уровень волшебных сил был несоизмеримо ниже, чем полагалось для феи её возраста, и многие прежде пустячные вещи давались ей с трудом, поэтому и приходилось приглядываться к травам, чтобы отыскать нужные. Но теперь фею это нисколько не беспокоило.

Хельгартен отправила в корзинку пушистую трубочку медуницы, потянулась за ещё одной… Ей вдруг показалось, что сзади упал метеорит: что-то врезалось в землю за её спиной, раздался глухой удар, окатило порывом ветра, а скорее, ветряной волной. Фея испуганно обернулась и выронила корзинку. В шаге от неё стоял высокий мужчина в накинутой на плечи медвежьей шкуре. Вокруг него летали травинки и лепестки полевых цветов, значит, это он упал… с неба?

– Пахнет драконом, – сказал Нидхёгг, поворачивая голову и глядя на фею белыми глазами. – И чем-то ещё. Это Извечный лес?

Фея настолько была поражена, что только кивнула. Опасности от него она не чувствовала, наоборот, но столь эффектное появление лишило её дара речи. Он задрала голову, посмотрела на небо, ожидая увидеть там дыру, но, конечно же, ничего не увидела. Огден тоже посмотрел вверх и глубокомысленно заметил:

– Дождя не будет, – полагая, что она гадает о погоде. Люди, он видел, так делали. На небо смотрели или на ласточек. «Ласточки летают – дождь будет», – говорили люди. Ласточки обычно глядели на людей и говорили друг другу: «Люди смотрят – дождь будет». Дракон прекрасно знал, что всё это совершенная чушь: откушенный хвост ломит – дождь будет, вот самая верная примета!

Хельгартен несколько опомнилась от потрясения и присела, чтобы собрать в корзинку рассыпавшиеся травы. Огден уже собирался ей помочь – догадался, что из-за него она их рассыпала, – как вдруг заметил, что прямо на него летит дракон – с явным намерением сбить его с ног и, может, даже загрызть.

– Нет, приятель, со мной такой номер дважды не пройдёт, – сказал Нидхёгг, припоминая, что вышло из стычки с золотым драконом при их первом знакомстве.

– Хёггель! – испуганно воскликнула Хельгартен, догадавшись, что василиск заметил их издали и, сочтя, что фее грозит опасность, ринулся в бой. Хёггель тут же принял её вскрик за мольбу о помощи, он не слишком хорошо соображал.

– Посторонись-ка, – посоветовал Нидхёгг, легонько толкнув фею в спину, чтобы отошла и не зацепило.

Он изловчился и, ухватив василиска за рога, поднял его, перевернул и опустил спиной на землю, почти не прикладывая силы, однако этого хватило, чтобы его обездвижить и превратить в человека.

– Что за дети пошли! – миролюбиво сказал Нидхёгг, удерживая покуда Хёггеля лапищей за шею. – Ты чего на меня накидываешься без предупреждения, да ещё когда я к тебе спиной стою? Никакого уважения к старшим!

Хёггель, ещё не разобравшийся в природе незваного гостя, попытался превратить его в камень взглядом василиска.

– Не дури, – предупредил Огден, разумеется, почувствовав атаку, которая хоть и не причинила ему никакого вреда, потому что чары дракона бессильны против другого дракона, но всё-таки вызвала неприятное пощипывание во всём теле. – У меня времени нет с детишками играться.

Фея осознала, что перед ней существо столь же древнее, что и она сама. Дракон. Но он пока был настроен добродушно, даже нападение василиска его не рассердило. Нидхёгг отпустил шею Хёггеля, выпрямился, поглядывая на них с феей сверху вниз.

– Если это Извечный лес, то, думаю, ты и есть фея? – спросил он, показывая на Хельгартен пальцем. – Ушастый, правда, ничего не говорил о драконах…

– Алистер? – насторожился Хёггель, вскакивая и загораживая собой фею.

Нидхёгг явно оскорбился. Хельгартен поспешила спасти ситуацию. Она вышла из-за дракона и сказала:

– Я Хельгартен, фея Извечного леса. А это Хёггель, он василиск… Хёггель, прекрати! – прикрикнула она на дракона, который продолжал щериться. – Он не причинит нам вреда.

– С детишками не воюю, – однозначно сказал Нидхёгг и тоже представился: – Нидхёгг Огден, дракон из Волчебора.

– Дракон? – изумился Хёггель.

Нидхёгг фыркнул и показал ему руку, превратившуюся в когтистую лапу (весь превращаться поленился, да и не хотел показывать многострадальный хвост).

– Значит, тебя король Алистер прислал? – спросил василиск.

– Ушастый, – ответил дракон, покрутив ладонями возле собственных ушей. – Да, кажется, они его королём называли. Он сказал, что фея может помочь, потому что феи всё знают.

– А что, случилось что-то? – насторожился Хёггель. Он знал, что когда в деле замешан Алистер, то ничего хорошего ждать не приходится, памятуя о скверном характере эльфийского короля.

Хельгартен позвала дракона в гости, чтобы поговорить за чашкой чая и, быть может, коржиками. Нидхёгг понятия не имел, что такое коржики, но согласился. Хёггель был страшно недоволен: зазывать другого дракона в гости!

Когда они подошли к домику феи, Огден окинул его критическим взглядом и покачал головой:

– Нет, я его развалю ненароком, если попытаюсь протиснуться внутрь.

Он показал пальцем на деревянный стол, который был вкопан во дворе (Хёггель за ним мастерил всякую ерунду). Тут, мол, и поговорим. Хельгартен сказала василиску вынести из домика стулья, чтобы было на чём сидеть. Нидхёгг и от стула отказался: знал, что тот развалится, не выдержав веса дракона. Он выдернул одно из деревьев, росших неподалёку – дуб в три обхвата, – ладонью перерубил его надвое, обтесал ветки и подтащил к столу уже готовый чурбан и сел на него. Хёггель был поражён: этот незваный дракон расправился с деревом в считанные секунды! Ему самому пришлось бы провозиться не меньше получаса, да и то в драконьем обличье.

Хельгартен принесла чай и блюдо с коржиками. Огден с сомнением посмотрел на крохотные чашки. Сломать их ему не хотелось, поэтому он взял только коржик и сунул его в рот, сосредоточенно разжёвывая и размышляя, что это такое он ест. Коржик ему не понравился.

– Надо было с собой медведя прихватить, – сказал он вслух.

– Медведя? – опешила фея. – Какого медведя?

– Бурого, – охотно объяснил дракон. – Неудобно вышло: в гости и без подарка…

– А что бы нам делать с медведем? – всё ещё не понимала фея.

– Как что? Съесть, разумеется. В другой раз притащу. Бурого или белого. Вам какие больше нравятся? – с неподдельным интересом спросил Огден. – Мне лично больше белые по вкусу, они сытные.

Перспектива получить медведя – любого! – Хельгартен ужаснула, но сердить дракона лишний раз не стоило, поэтому она поблагодарила его и сказала:

– Феи не едят медведей. И вообще никого не едят. Феи – хранительницы всего живого и сущего. Ещё коржиков?

Нидхёгг поспешно отказался от добавки: у него и так на зубах сахаром хрустело, а он терпеть не мог, когда на зубах что-то хрустит (если это, конечно, не мозговые косточки).

– Ладно, любезности в сторону, – проворчал Хёггель. – Зачем тебя Алистер на нас науськал?

– Хёггель! – покраснела от стыда фея.

Огден нисколько не обиделся. Он вытянул ноги, пошарил в складках медвежьей шкуры и положил на стол кусок шкурки хрустального полоза:

– Вот об этой штуке расспросить.

Хёггель принюхался, подозрительно сощурился:

– Это что, драконья шкура?

Хельгартен подумала, что уже видела прежде нечто подобное, но вот так сходу не вспомнить, где и при каких обстоятельствах. Она осторожно потрогала чешую пальцем:

– На драконью не похоже. Чьё это?

– Хрустального полоза, – сказал Нидхёгг. – Так они думают.

– Кто? – не понял Хёггель.

– Да все: и ушастый, и золотой дракон…

– Хрустальный полоз? – повторила фея, и её глаза широко раскрылись. – Но полозы давным-давно вымерли…

– Ну, – глубокомысленно заметил Нидхёгг, – этого тоже живым даже с большой натяжкой не назовёшь. Вымерли или нет – арргх с ними. Лучше скажи, что это за твари и с чем их едят?

Фея очень надеялась, что спрашивает дракон не буквально.

– Это редкое существо, – сказала фея, – и очень древнее. Всё золото ему подвластно. Хрустальный полоз появился в мире прежде драконов, он их прародитель.

– Это вряд ли, – возразил Нидхёгг. – Видел я, как рождались первые драконы. Никакого хрустального полоза там и в помине не было. И золото тоже само из земли появилось. Да и сколько я потом жил – ни разу существ в такой шкуре не видел.

– Сколько ж тебе лет? – изумился Хёггель. Он чуял, что от дракона веет древностью.

– Столько по столько да ещё столько, – фыркнул Нидхёгг. – Значит, толком ничего не знаете? Арргх, зря летел!

– Я видела хрустального полоза однажды, – сказала Хельгартен, силясь припомнить. – Ещё когда не перевелись феи в мире людей. Шкура у него была точно такая же, – кивнула она в сторону хрустальной чешуи. – Мы пролетали в тех краях, когда вышло время роиться.

– Что-что? – разом переспросили оба дракона.

– Феи – как муравьи, – смущённо пояснила Хельгартен, – мы все произошли от одной праматери – Верховной Феи, а после разлетелись по свету.

– А-а, – опять разом протянули драконы, решительно ничего не поняв.

– Люди приносили хрустальному полозу в жертву юных дев, называя их невестами полоза. Он их съедал, должно быть.

– Людишки – они такие, – хмыкнул Огден. – Мне вот тоже всё время невесту подсунуть пытаются.

– Ты ведь их не ешь? – осведомился Хёггель беспокойно.

Нидхёгг фыркнул:

– Вот ещё!..

Хельгартен облегчённо выдохнула.

– А полоз этот не драконьей породы? – предположил Огден. – На что он был похож?

– Как змея, только огромная. Но поговаривали, что он может и человеком обернуться.

– Хм, змея, значит? – задумчиво проговорил Нидхёгг. – А силы у него были какие-нибудь? К примеру, могло ли его мясо сделать человека бессмертным или превратить тоже в полоза?

Фея покачала головой:

– Никогда о таком не слышала. Полозы властны над золотом и драгоценными камнями.

– Что ж такое тогда приключилось с Лучесветом? – пробормотал себе под нос дракон.

Хёггель расслышал:

– С Лучесветом? Что-то случилось с Лучесветом?

Он знал, что Лучесвет – это воспитанник Алистера, видел его пару раз, когда забредал в мир эльфов. Вроде бы сын Голденхарта из Серой Башни.

– Лучесвет подчистил эту шкурку, – кивнул на стол дракон, – а потом покрылся хрустальным лишаём. Вот все и всполошились, решили, что это проклятие хрустального полоза и что он превращается в полоза сам. По мне так чушь полная.

– Сомневаюсь, что это проклятие, – задумалась Хельгартен, – но чья бы то ни была чешуя на людях расти не должна. Странно это. Взглянуть бы на этого Лучесвета…

– Я тебя мигом в Серую Башню оттащу, – предложил Огден.

– В Серую Башню? – со страхом воскликнула фея. Даже после примирения с янтарным драконом она всё ещё испытывала трепет при воспоминании о нём.

– Хм, да, – кивнул Нидхёгг, несколько озадаченный, – Лучесвет ведь из Серой Башни. Так-то он больше со мной, в Волчеборе. А разболелся там.

– Портал откроем, – хмуро сказал Хёггель, который ни за что не позволил бы этому незваному дракону нести фею на себе, – так будет быстрее.

– Порталы – штука полезная, – одобрил Нидхёгг. – Лучесвет их, как орехи, щёлкает: щёлкнул пальцем – готов портал.

– Человек умеет открывать порталы? – изумился василиск.

– Эльфы научили. Лучесвет – головастый, – с гордостью заключил Нидхёгг.

Хёггель не совсем понял, почему это дракон хвастается достижениями сына Голденхарта. Из слов Нидхёгга становилось понятно, что в Серую Башню он наведывался частенько, да и с Эмбервингом свёл тесное знакомство. Но откуда он взялся в этих краях? Алистер ничего не упоминал об ещё одном драконе. Он, впрочем, много о чём не упоминал!

Хёггель открыл портал, и все они оказались в Серой Башне. Василиск подметил, что Нидхёгг ведёт себя здесь как дома – слишком бесцеремонно. Он вошёл без стука, гаркнул на всю башню: «Привёл фею!» – и, не дожидаясь, когда его кто-нибудь встретит, сам загромыхал сапогами по винтовой лестнице, прихватив со стола кроличью лапу и сунув её в рот. Хёггель поразился: и как Эмбервинг всё это терпит? Огден перегнулся, посмотрел на оставшихся в трапезной фею и василиска.

– Ну, что застряли? – недоуменно спросил он. – По лестницам, что ли, ходить не умеете?

– Без приглашения входить в логово дракона и хозяйничать там, – назидательно сказал Хёггель, – последнее дело.

– Это ты в Драконьей книге вычитал? – поинтересовался Нидхёгг и фыркнул сквозь плотно сжатые зубы. – Лапами шевели. Надо Лучесвета вылечить поскорее.

Сказал он это, впрочем, без беспокойства или экзальтации, и Хёггель даже подумал, что дракон вовсе не хочет лечить Лучесвета, что бы с ним ни приключилось.

Сверху донёсся голос Эмбервинга:

– Ведь говорил же, чтобы ловить не вздумал!

– А я и не ловил, – возразил Огден, за два шага преодолевая последние ступени и вваливаясь в комнату Лучесвета, – сами пришли.

Эмбервинг взглянул на него недоверчиво, Нидхёгг напыжился и изрек:

– Я убеждать умею.

В комнате, помимо них, был только Голденхарт. Алистер с Рэдвальдом, к большому огорчению менестреля, отправились к русалкам вдвоём. Король эльфов мог открыть любой портал, просто заглянув в чьи-то воспоминания, так он и сделал. Голденхарт с завистью глянул им вслед, но Эмбер был тут, и он даже заикнуться не посмел о том, чтобы напроситься с ними.

Лучесвет по-прежнему сидел, закутавшись в одеяло с ног до головы. Нидхёгг сразу же направился к нему и привычным движением вытряхнул юношу из одеяла.

– Фея сказала, это не проклятие, – объявил он, с удовольствием разглядывая хрустальные полосы на локтях Лучесвета. – А полозы давно померли… вымерли, – исправился он. – А коржики невкусные.

– Какие коржики? – не понял Эмбервинг.

– Сахарные, – с отвращением пояснил дракон, – сплошь сахарные.

В комнату заглянул Хёггель, ведя за собой Хельгартен. Фею никто не предупредил, поэтому она была ошарашена, увидев сразу двух Голденхартов.

– А, Хёггель, – сказал Эмбервинг, разглядывая василиска, а потом и фею. Хёггель возмужал с их последней встречи, но черты лица остались по-эльфийски юными и острыми. Фея похорошела, вероятно, сказывалось счастливое супружество. Но ей всё ещё было неловко в присутствии менестреля и Дракона.

– Лучесвет, – представил приятеля гостям Нидхёгг. Вид у него при этом был бесконечно довольный. Ему явно нравилось произносить это имя.

– Что скажешь, Хельгартен? – спросил Эмбер, делая пригласительный жест. – Признаюсь, даже мы с Алистером пришли в замешательство. Обычно ведь любые проклятия снимаются драконьими или эльфийскими чарами.

– Не любые, – возразила фея, входя в комнату и подходя к Лучесвету, чтобы взглянуть на хрустальную чешую, – да это и не проклятие. Уж я-то хорошо знаю, какими бывают проклятия, – с горькой улыбкой добавила она. – Не веет злом.

– Это я тоже почувствовал, – кивнул Эмбервинг. – Не злое, но… странное и не снимающееся.

– Ничего не напоминает? – спросил невесть откуда взявшийся в комнате Алистер.

Все невольно вздрогнули.

– А Рэдвальд где? – беспокойно спросил Голденхарт, завертев головой.

– Возжелал остаться у русалок, – ответил король эльфов, ухмыльнувшись. – Он им приглянулся.

– Алистер, а ведь ты что-то знаешь, – протянул Дракон, подозрительно сощурив глаза.

Король эльфов приподнял и опустил плечи и с интересом уставился на фею. Та взяла Лучесвета за руку и внимательно разглядывала чешую, иногда трогая её пальцами.

– Ну, что скажешь, феюшка? – спросил Алистер, воздвигая себе трон из виноградных лоз и величественно на него усаживаясь.

– Это не проклятие, – уверенно ответила Хельгартен.

– А что же?

– Чары, должно быть, или заклятье. Из того, что я вижу, хрустальная чешуя скоро всё его тело покроет. Но вреда это ему не причиняет, – поспешно сказала она, расслышав сдавленное восклицание Лучесвета. – Однако же я ума не приложу, почему так происходит.

– А ты, добрая феюшка, – промурлыкал Алистер, – спроси прежде, с чего вся эта история началась. Лучесвет ведь, съев мясо полоза, разболелся.

– Ещё как! – подхватил тут же Огден. – У него жар был. Горячий, как лава! Даже лёд с севера сбить не мог!

– Вероятно, – подумав, сказала Хельгартен, – мясо полоза, которое он съел, начало как-то на него воздействовать, а человеческая природа тому воспротивилась.

Все согласились, что это самое разумное объяснение. Алистер тоже покивал, но заметил:

– А теперь, добрая феюшка, тебе бы спросить, как и чем Лучесвета лечили. Это занимательная история, знаешь ли, заслуживает того, чтобы её послушать. Эльфийские чары не справились, драконьи чары не справились… Эмбервинга, – уточнил он отчего-то напористо, – чары не справились.

– Пф, – сказал Нидхёгг, заметив, что король эльфов смотрит на него, словно бы ожидая, что тот начнёт хвастаться, – плёвое дело! Народные драконьи средства его за пару месяцев на ноги поставили. Говорил же, сразу надо было ими воспользоваться, а не валандаться.

– Что за народные драконьи средства? – удивилась фея.

– Яд с кровью перемешать хорошенько, пока булькать не станет, – охотно поделился «рецептом» Огден.

– Драконий яд с драконьей кровью, – уточнил Алистер и опять улыбнулся, а фея ахнула.