Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 54 страниц)

– Он меньше нас размером, – сказал Фирбретт, – и если мы набросимся на него все вместе, то справимся.

Так они и сделали: навалились на золотого дракона все вместе, подминая его под себя и трепеща крыльями, чтобы погасить огонь. Потом как-то разом вздрогнули и отпрянули, почувствовав, что золотой дракон… исчез. Вместо дракона на камнях лежало то, что после драконы назвали «человеком».

– Что это? – спросил Фирбретт.

– Что бы это ни было, он в это превратился, – сказал Хардвилл.

– Никогда не слышал о драконах, превращающихся во что-то ещё, – сказал Скёльмнир.

О том, что все драконы умеют превращаться, они узнали намного позже. Пожалуй, золотой дракон был первым, кто это сделал. Он поднялся на ноги, покачиваясь, оглядел себя тем же лишённым выражения взглядом.

– В какое нелепое существо он превратился, – сказал Фирбретт.

– У него разные лапы, – сказал Хардвилл.

– И нет крыльев, – сказал Скёльмнир.

Золотой дракон обернулся и поглядел на разлом, из которого родился.

– Сейчас им овладеет Безумие, – сказал Фирбретт.

– Его не избежать, – сказал Хардвилл.

Скёльмнир на этот раз возразил:

– Безумие над ним не властно. У него может быть сколько угодно золота, если он пожелает.

Безумие или нет, но золотой дракон шагнул прямо в кипящий раскалённым золотом разлом и исчез под сомкнувшимися золотыми волнами.

– Он погиб? – спросил Фирбретт.

– Значит, это был не дракон, – сказал Скёльмнир, возвращаясь к своей теории. – Безумие показало нам свою личину.

Хардвилл ничего сказать не успел, потому что золото ударило в воздух фонтаном, и в небо взмыл золотой дракон. За несколько взмахов крыла он поднялся так высоко к солнцу, что даже глаза драконов перестали его видеть.

– Он полетел к солнцу, – сказал Хардвилл.

– Он погибнет, – сказал Фирбретт.

– Мы его больше никогда не увидим, – сказал Скёльмнир.

Огден вздохнул, чувствуя невыносимую тесноту в груди.

Скёльмнир оказался прав: большинство драконов с золотыми никогда не встречались, и их существование почитали за всего лишь легенду. Сам Скёльмнир видел золотого дракона ещё раз, много миллионов лет спустя.

К тому времени древние драконы уже сочинили Драконью книгу: на планете появились люди, у людей появилось золото, и стычки стали неизбежны. Скёльмнир вручал каждому встреченному дракону по экземпляру, так же поступали и прочие древние драконы. В основном, драконы соглашались подчиняться правилам. Лишь немногие отказывались следовать Драконьей книге.

Скёльмнир, раздав практически все книги, отправился подыскивать себе место под постоянное логово и тогда снова встретил золотого дракона. Тот лежал и спал на куче камней, очевидно нарочито принесённых и сваленных вместе. Такого логова у драконов Скёльмнир никогда ещё не видел.

Куча камней логовом и не была: золотой дракон собирался выстроить себе башню над найденными случайно во время прогулки природными катакомбами, состоящими из лабиринта тоннелей и пещер, потому натащил порядочно камней, а теперь отдыхал, подставив солнцу спину.

Приближение Скёльмнира золотой дракон услышал или почувствовал и открыл глаза. Был ли это тот же самый дракон? Уверенности у Скёльмнира не было: все драконы выглядели одинаково, каких-то особых различий внутри вида не существовало. Этот выглядел точно так же, как и тот, что родился из золотой жилы, но ничем не показал, что Скёльмнир ему знаком. Вряд ли он позабыл, что некогда видел его: драконы никогда ничего не забывают, так считалось.

Скёльмнир тревожить золотого дракона не стал, положил только возле кучи камней Драконью книгу и отправился восвояси, но ещё долго спиной чувствовал на себе драконий взгляд.

Золотых драконов он больше никогда не видел.

Огден был из тех, кто отказался принять Драконью книгу. Он сказал, что с людьми дел никаких иметь не хочет, и улетел далеко на север, в места, где не было даже других драконов.

Он выстроил себе логово на скалистом острове, до которого практически невозможно было добраться водой, только по воздуху, и летал к ледникам – охотиться на белых медведей и тюленей.

Один ритуал из Драконьей книги Огден всё же выполнял: раз в пятьдесят лет он помечал границы, издавая громогласный рык и тем самым рассеивая над территорией, ему принадлежавшей, драконьи чары. Большинство других драконов после этого сюда не сунулись бы, а с захватчиками он расправлялся быстро: отъевшись на медвежьем жире, он стал необычайно силён.

Потом в эти места пришли люди. Огден видел их скорлупки, в которых они плавали по морям. Но люди к нему не лезли, так что он не обращал на них внимания и вёл прежнюю жизнь, даже не заметив, что однажды выходить в море на этих сомнительных скорлупках они перестали.

В тот день всё изменилось. Огден прилетел на скалу, чтобы в который раз громогласно объявить о своём существовании и о том, что на его территорию прочим драконам лучше не лезть. Ещё на подлёте в ноздри ударил кисло-пряный запах крови, и дракон увидел привязанную к скале женскую фигурку с низко опущенной головой.

Огден опустился на край скалы, превратился в человека. Делал он это редко, за ненадобностью, но сейчас счёл, что нужно: с людьми лучше разговаривать в человеческом обличье. Человеком он был могуч, широкоплеч, лицом походил на викингов, но волосы у него были чёрные, как смоль, а глаза – белые и прозрачные, с вертикальными тёмными зрачками. Женщину он окликнул, но она не отозвалась, тогда он подошёл ближе и увидел, что это мёртвое тело. Дракон озадачился. Мысль о том, что это могло быть жертвоприношение, ему и в голову не приходила: с обычаями людей дракон знаком не был, это вообще был его первый контакт с человеческим – пусть и мёртвым – существом. Но ему припомнились слова Скёльмнира о нелепых способах погребения людьми мертвецов, и он решил, что это одно из них: привязать тело к скале. Огдену не было бы до этого никакого дела, если бы это не была его скала.

Он отвязал тело девушки и стал размышлять, что с ним делать. Бросить в море? Пожалуй, дракон испытал некоторую жалость, подумав об этом: мёртвая девушка была красива, жаль отдавать её суровому северному морю. К тому же на ней было порядочно золота и драгоценных камней, а Огден к тому времени, как и любой дракон, обладал приличных размеров сокровищницей и пополнял её при любом удобном случае. Дракон решил отнести тело девушки на свой остров, что он и сделал. Покойницу он сжёг, ссыпал пепел в небольшой мешок из тюленьей кожи и захоронил в укромном местечке, поставив над местом вертикально камень. Украшения отправились в сокровищницу.

Через пятьдесят лет он обнаружил на скале ещё одно тело, через следующие пятьдесят – ещё одно… Уносить с собой найденные тела у дракона вошло в привычку, но он никогда не задумывался, отчего, к примеру, на скале нет останков других тел, более старых, или отчего это всегда женщины или юные девы. Огден воспринимал это как должное.

Так он, сам не зная, стал частью страшного ритуала.

========== 38. Крестовый поход Нидхёгга. Семь с половиной братьев и дракон ==========

Гулко протрубил рог над Беарденом, возвещая, что новые правители Сторма, семь сыновей славного конунга Торвинда, собрались на совет. После смерти отца правили они скондами все вместе, так и не решив, кому быть конунгом: все семь были могучи, бесстрашны, свирепы, и каждый носил имя Беархорн – странная прихоть почившего конунга. Был ещё и восьмой сын, Мальхорн, но от рождения он был хром и хил, и мальчика должны были отдать колдунам-оракулам на тринадцатую весну его жизни, наступавшую как раз в этом году – в год жертвоприношения, – так что его в расчёт не принимали.

Дракон должен был прилететь через три дня, но братья-правители так и не решили, кого принести в жертву: в нынешнем роде конунга не было дочерей, а дети самих братьев ещё не вошли в возраст, самой старшей девочке было всего два года. Они собрались в зале совета Беардена и весь день напролёт спорили.

– Да любая сгодится, – горячился Беархорн Четвёртый. – Почём дракону знать, что она не из рода конунга? Нарядить в меха да в золото – кто отличит от настоящей!

– А может, дракон всеведущ? – возражал осмотрительный Беархорн Шестой. – Обманув хранителя, мы можем навлечь его гнев не только на весь наш род, но и на Сторм. Чудовище никого не пощадит!

– Надо убить дракона, – вдруг сказал Беархорн Третий, и всё вздрогнули и посмотрели на него полными ужаса глазами, только старший сын, Беархорн Первый, не шевельнулся. – Убить и покончить с этим раз и навсегда. Мы сильны, каждый из нас может ударом кулака раздробить череп медведя, разве мы не справимся с драконом? Облачимся в крепкие кольчуги и медвежьи шкуры, вооружимся боевыми молотами и топорами и сразим дракона!

Братья зароптали, заспорили ещё яростнее. Беархорн Первый поднял руку, призывая остальных к молчанию.

– Приведите Мальхорна, – распорядился он.

– Мальхорна? – удивился Беархорн Пятый. – Не лучше ли пригласить оракула-колдуна?

– Мы не станем советоваться с колдунами, – однозначно сказал Беархорн Первый, – колдуны не скажут ничего нового. Они велят собрать всех наших дочерей и отдать их дракону скопом. Я хочу, чтобы вы послушали Мальхорна.

– Что он нам может сказать, этот мальчишка? – хмыкнул Беархорн Второй. – Он всюду носится со своей книжкой – той, что выменял у заезжих торговцев на отличную медвежью шкуру, глупец!

– Да, с книжкой, – подтвердил старший брат, – и я хочу, чтобы вы послушали, что написано в этой книжке. Я подслушал случайно, как Мальхорн читал её вслух, и с тех пор не могу выкинуть из головы то, что услышал.

Братья переглянулись: уж если Беархорн Первый так говорит…

Стражники привели Мальхорна. Он был щуплый, светловолосый, похожий на выпавшего из гнезда птенца. Ходил он, отчаянно хромая и с трудом удерживая равновесие, но книгу к себе прижимал так крепко, что её у него из рук не вырвали бы и медвежьи когти. Книга была потрёпанная, со сломанными застёжками и с треснувшим вдоль деревянным переплётом. Отдать за неё новую медвежью шкуру – ну не болван ли?!

– Подойди, – велел Беархорн Первый, – и прочитай нам то, что ты намедни читал.

Мальхорн съёжился и молча уставился на сидевших полукругом за столом братьев. Они глядели на него с угрюмым пренебрежением. Сесть они ему не предложили, так что он стоял, покачиваясь и поддёргивая не достававшую до пола ногу, и ткни его пальцем в плечо – опрокинулся бы. Пришлось читать вслух. Это была книга сказок чужедальних стран, а та, что потребовал прочесть Беархорн Первый, рассказывала о сражении дракона с многотысячным войском людских племён. Братья слушали, хмурились, хмыкали, и только Беархорн Первый внимал с величайшим вниманием, хоть уже и слышал эту сказку накануне.

– Хм, – сказал Беархорн Третий, когда Мальхорн закончил читать, – значит, дракона убить всё-таки можно. То, что я предлагал, вполне осуществимо. Убить дракона!

– Нет, – спокойно возразил Беархорн Первый, – мы не станем его убивать. Пока. Сказку эту я хотел, чтобы вы послушали, не для того, чтобы вдохнуть в вас боевой дух. В сказке говорится, что у драконов непременно есть сокровищницы, ломящиеся от золота и драгоценных камней. Думаю, у нашего дракона она тоже есть. Нет, мы не станем его убивать! Мы завладеем его сокровищами и станем величайшими конунгами Севера!

Братья опешили, потом Беархорн Шестой нерешительно спросил:

– Но как же мы отыщем сокровищницу, если сконды сожгли все ладьи? Дракон может прилетать издалека, а мы не сможем за ним проследить.

– Мы не станем его выслеживать, – сказал Беархорн Первый. – Я слышал, что на скале он превращается ненадолго в человека, чтобы отвязать жертву. Мы спрячемся в камнях и, как только он превратится, нападём на него все вместе и захватим в плен. А уж в темницах Беардена выпытаем из него, где он прячет сокровища!

– А кого же принесём в жертву? – не понял Беархорн Четвёртый.

– Чучело. Нарядим соломенное чучело в меха и в драгоценности и привяжем к «пальцу». Сыны Сторма более не будут приносить в жертву дев из дома конунга! – с силой объявил Беархорн Первый и ударил кулаком по столу.

– Нельзя убивать дракона, – прошептал Мальхорн, прижимая к себе книгу, но его никто не слышал.

Дракон Огден Нидхёгг – как он в последнее время себя называл – неторопливо выбрался из логова, чтобы отправиться на скалу Палец и пометить территорию. Полвека уже истекло, пора бы и обновить раскинутые над этой частью моря и суши драконьи чары. Он обмазал морду медвежьим жиром, чтобы лететь быстрее, проглотил остатки тюленьей туши – тюленя он поймал вчера, но поленился съесть целиком – и расправил крылья, стряхивая с них снег и наледь. На острове свирепствовала зима, и дракону было смертельно скучно. Он даже подумал: а не полететь ли ему на другую скалу, разнообразия ради, – но полетел всё же на скалу Палец, потому что считал своим долгом заботиться о столь небрежно выставленных на волю стихии мертвецах.

На скалу он опустился тяжело и грузно – за последние пятьдесят лет он отъелся ещё больше – и сразу же понял, что что-то не так. К скале было привязано тело, но запаха мертвечины дракон не почувствовал. Были другие запахи – живые, смердящие потом, рассыпанные где-то за камнями. Он мог бы улететь, заподозрив неладное, но всё же не улетел. Это был отличный способ избавиться от скуки – подождать и посмотреть, что задумали людишки, а они ведь что-то задумали, иначе бы не сидели в засаде на лютом морозе! Огден обратился и подошёл взглянуть на привязанное тело. Это была связка соломы, закутанная в медвежью шкуру и увитая жемчужными нитями. Дракон фыркнул и поддел пальцем жемчуга, нить порвалась, жемчужины раскатились по камням. Это будто бы послужило сигналом: семеро братьев выскочили из-за камней и с устрашающими воплями кинулись на дракона, вертя в воздухе тяжёлыми молотами и топорами. «А, так они меня убить пытаются?» – удивился Огден, уклонившись от пущенного в него молота. Но другой угодил ему прямо в голову, раздался глухой стук, и дракон повалился на камни, ненадолго лишившись сознания, а когда пришёл в себя – братья связывали его крепкими кожаными ремнями и толстыми верёвками. Он мог бы разорвать путы одним движением плеча, но решил подыграть им и поглядеть, что из этого получится, так что и виду не подал, что всё видит и слышит.

– Получилось! – сказал Беархорн Седьмой, выпрямляясь и вытирая пот со лба. – Мы захватили дракона!

– Возвращаемся в Беарден, – распорядился старший брат.

Они взвалили Огдена на плечи и потащили в лодку, на которой все семеро приплыли к скале. Делом это было нешуточным: дракон был тяжеленный, в человеческом обличье весил как добрых два медведя. Братья пыхтели, отдувались, обливались потом и совершенно упыхались, когда погрузили-таки пленника в лодку. Он всё ещё притворялся бесчувственным. Лодка заскрипела жалобно, просела, черпая бортами воду, когда братья один за другим залезали в неё.

– Как бы нам не потонуть с такой тушей! – обеспокоился Беархорн Третий.

– Духи предков на нашей стороне! – провозгласил Беархорн Первый и ударил топором по канату, которым лодка была привязана к скале.

До Сторма они добрались, пожалуй, чудом. Утлую лодчонку кидало от волны к волне, кренило, заливало ледяной водой. Огден подумал с неудовольствием, что, если лодка перевернётся, то ему придётся ещё и спасать их всех. Сам он плавал отлично.

Причалив к Сторму, братья снова взвалили дракона на плечи и потащили в крепь. Всё шло по плану, так что они приободрились, воодушевились и даже запели боевую песню предков-викингов. Петь они не умели, дракон едва сдержался, чтобы не рявкнуть на них и не велеть им умолкнуть. По счастью, он смолчал, и его не разоблачили. Отнесли его в подземелье и приковали за руки к стене толстыми цепями, каждая выдержит хоть десять медведей (и каждая ничто для столь могучего дракона, как Огден).

– Очухается, вот будет удивлён! – хохотнул Беархорн Четвёртый. – Облить его водой?

– Погодим, – возразил Беархорн Первый. – Злить его без надобности не будем. Быть может, он добром согласится.

«Что-то им от меня нужно», – понял Огден и сделал вид, что пришёл в себя.

Едва он поднял голову, братья тут же отпрянули, вскидывая молоты и топоры. Дракон удачно изобразил удивление оковам, которыми был пригвождён к стене, и вопросил грозно, делая вид, что безнадёжно прикован:

– Как вы посмели, жалкие людишки, напасть на меня?

Голос у него был звучный, с потолка посыпалась каменная крошка от эха, наполнившего подземелье.

– Довольно тебе бесчинствовать, чудовище! – сказал Беархорн Второй, крепко перехватывая молот в кулаке. – Веками мы исполняли твою волю, теперь твой черёд!

Огден ни малейшего понятия не имел, о чём они говорят. Он нахмурил густые брови, похожие на сосновые ветки, и спросил:

– Что вам от меня нужно, жалкие людишки?

– Твои сокровища, – сказал Беархорн Первый. – Ты отдашь нам все твои сокровища, и тогда мы тебя отпустим. Если же нет, то мы силой тебя заставим сказать, где ты их прячешь.

Дракон расхохотался. Смешнее шутки он в жизни не слыхивал и даже подумал, что зря не якшался с людьми прежде. Силой его заставить сказать, где он прячет сокровища, – надо же было выдумать такое! Они вознамерились ограбить дракона! Стены подземелья от его хохота заходили ходуном, снова посыпалась каменная крошка с потолка.

– Что ты нам ответишь? – сурово спросил Беархорн Первый, приставляя обух топора к груди дракона. – Где ты прячешь сокровища?

Огден клацнул зубами, зрачки в его белых глазах стали вертикальными.

– Не скажу, – ухмыльнувшись, ответил он. Эта игра его забавляла.

По знаку Беархорна Первого братья накинулись на него с тяжёлыми батогами и отлупили. Расцветающие кровоподтёки и синяки дракона ничуть не беспокоили, он и боли-то не почувствовал, но столь бесцеремонное обращение с древним существом было возмутительно. Он уже совсем напряг руку, чтобы порвать цепи, но какой-то мальчишка приковылял из-за двери и вцепился в руку одного из братьев, пытаясь отобрать батог.

– Стойте! – восклицал он. – Что вы делаете! Не бейте его! Ему же больно!

Третий брат, за руку которого мальчишка уцепился, дёрнул локтем и влепил мальчишке оплеуху, от которой тот кубарем покатился по темнице:

– Не лезь, куда не просят, Мальхорн!

Мальхорн на четвереньках приполз обратно и обхватил ногу брата руками:

– Не бейте его!

Дракон удивился и раздумал рвать цепи. Этот щуплый заступник, бесполезный, как усы тюленя, показался ему сильнее обступивших мальчишку мужчин. Беархорн Первый взял мальчишку за шиворот и вышвырнул за порог, распорядившись:

– Эй, стражи! Кто пустил его сюда? Выкиньте его отсюда и не пускайте больше.

Стражи переглянулись. Никто его и не впускал: Мальхорн пробрался в темницу потайным ходом, которым издавна пользовались оракулы. Лабиринт проходов пронизывал остров Сторм, и первые пять лет, начиная с пятилетнего возраста, будущие колдуны под руководством одного из старших запоминали их расположение и учились ориентироваться в них. Мальхорн был хорошим учеником.

«Отважный детёныш», – подумал Огден. А ещё подумал, что бесконечно глупый: вступаться за дракона…

Силой от него братья ничего не добились, дракон молчал. Тогда они решили на несколько недель забыть о нём: будет умирать с голода – расскажет что угодно в обмен на миску каши. «А эти ещё глупее детёныша», – подумал Огден. Без пищи или воды драконы могли обходиться едва ли не годами, тем более накануне Нидхёгг плотно поужинал. Выслушал он своих тюремщиков спокойно и с ухмылкой, решив, что останется здесь: интересно будет взглянуть на них, когда они явятся, чтобы соблазнять его какой-то жалкой кашей! Какие у них тогда физиономии станут!

Несколько дней он просидел в полном одиночестве, даже стражи предпочли убраться из темницы, чтобы не оставаться с драконом наедине. Похоже, они слишком надеялись на цепи.

На пятый день в углу темницы что-то заскреблось, завозилось: Мальхорн через потайной ход пробрался в подземелье. Плошку, в которой горел медвежий жир и освещал ему путь, он поставил у дыры, в которую пролез. Дракон и в темноте видел отлично: дыра была у самого пола, спрятанная за двумя плоскими камнями, пролезть в неё мог только детёныш. Мальхорн доковылял до дракона, пошарил за пазухой и вытащил краюху хлеба и небольшой кожаный бурдюк.

– Ты, наверное, голоден, дракон? – шёпотом спросил Мальхорн, толкая ему в лицо краюху.

– Тебя прибьют, – предостерёг Огден.

– Они поступают бесчеловечно, – строго сказал мальчишка. – Ты, конечно, и сам виноват, что обложил наш народ такой страшной данью…

– Я? – поразился дракон.

Мальхорн нахмурился:

– Зачем было требовать за защиту невинных дев? Ты их пожираешь?

Дракон широко раскрыл глаза и ничего не ответил. Слова мальчишки расставили всё по местам: те мертвецы на скале – жертвы, принесённые ему, дракону!

– Ничего подобного я не требовал, – отрывисто сказал Огден, и его глаза стали уж совсем драконьими. – «За защиту»? Кого и от кого?

– Нашего острова от всяческих бедствий, – растерянно ответил Мальхорн.

Дракон коротко хохотнул:

– От всяческих бедствий? Я – защитник этого острова? Да с чего вы взяли?

– Так сказал оракул.

– А говорю тебе я: жертвоприношений я не требовал.

– Зачем ты тогда прилетаешь на скалу каждые пятьдесят лет? – поразился мальчишка.

– Чтобы раскидывать над морем драконьи чары, – сказал Огден, – чтобы другие драконы знали, что эта часть моря принадлежит мне.

Мальхорн покачнулся и сел прямо возле ног дракона, стеклянными глазами глядя на него:

– Но ведь тогда получается, что веками мы убивали наших дев без всякой на то причины?!

– Я за вашу глупость не в ответе, – возразил дракон. – И ещё: я их не съедал, я их хоронил. Я думал, что это какой-то людской обряд.

Мальхорн обхватил голову руками:

– Но ведь тогда непременно нужно сказать им правду! Если ты не пожирал их…

Огден только хмыкнул. Алчность в глазах семи братьев говорила, что ими овладело Безумие: жажда золота, а не забота о благополучии людей заставила их напасть и пленить дракона.

Принесённую мальчишкой еду дракон всё-таки съел и вино выпил, хотя и не понимал вкуса людской пищи: он привык есть сырое мясо, а пил воду или грыз лёд, если начинала мучить жажда. Медвежьи лапы он, правда, изредка ел запечёнными, но с готовкой было столько возни, что Огден предпочитал трапезничать в драконьем облике. Хлеба до этого момента он вообще ни разу не пробовал.

– Кислятина, – поморщился он, отхлебнув из бурдюка. – Что это?

– Вино, – сказал Мальхорн. – Драконы не любят вино?

– Не знаю, – отплевавшись, ответил Нидхёгг, – но мне оно точно не по вкусу. В другой раз принеси воды или льда.

Мальчишка разглядывал его с неподдельным интересом.

– Ты ведь можешь разорвать цепи? – спросил он.

– Быть может.

– А почему не разорвёшь?

– Потому что мне скучно. Вы, людишки, порядком меня развлекли. – И дракон фыркнул.

– Ты отдашь им золото? – хмуря брови, спросил Мальхорн.

– Вот ещё! – опять фыркнул Огден. – Драконье золото принадлежит драконам, не людишкам им владеть.

– Это правильно, – не по летам серьёзно согласился Мальхорн. – Ну, мне пора. Я завтра принесу тебе воды, дракон.

– Огден, – сказал ему вслед дракон, – меня зовут Нидхёгг Огден, а не просто «дракон».

Мальхорн тайком подкармливал его целый месяц. Огден даже успел привязаться к этому человеческому детёнышу (бельков и медвежат он ведь тоже никогда не трогал). Мальчишка не только приносил ему еду и питьё, но ещё и развлекал, пересказывая шёпотом сказки, которые вычитал в своей книжке. Сказки были глупые, но благодаря им дракон узнал множество подробностей о жизни людей, и большая их часть ему не понравилась.

– Завтра я тебе расскажу мою самую любимую сказку, – пообещал Мальхорн, пролезая в потайной лаз, – о золотом драконе.

– Что? – дёрнулся всем телом Огден. – Золотой дракон? Стой! Расскажи сейчас!..

Но мальчишка уже скрылся в темноте лаза. Нидхёгг клацнул зубами несколько раз в досаде. Люди знают о золотом драконе? Он живо припомнил ту единственную встречу и страшно разволновался. Если мальчишка знает о золотом драконе, то, быть может, он живёт где-то поблизости? Нужно хорошенько повыспросить, когда Мальхорн вернётся.

На другой день братья-конунги пришли в темницу, но ни угрозы, ни новые пытки развязать язык дракона не сумели. Огден молчал и мрачно глядел на них, поблескивая белыми глазами. Он размышлял, как убьёт их одного за другим, когда ему надоест с ними играть. Убьёт и съест. Ничто в этом мире не должно пропадать зря.

– Он не расскажет и через тысячу лет, – сказал Беархорн Третий, когда братья вернулись в трапезный зал. – Сколько живут драконы? И нашим потомкам не хватит жизни, чтобы выведать тайну.

– Голод его не пронял, пыток он не страшится, – угрюмо добавил Беархорн Пятый. – Нужно убить его, пока он в наших руках. По крайней мере, мы избавим Сторм от ритуального жертвоприношения.

Беархорн Первый долго раздумывал, потом проронил:

– Ешьте и пейте, завтра мы убьём дракона!

Мальхорн, который ютился в тёмном углу и подслушивал, ужаснулся. Возразить братьям он не осмелился, но решил, что этой же ночью, когда конунги напьются и уснут, выпустит дракона из темницы.

Братья-конунги пировали всю ночь и спать повалились тут же, раскидывая грузные тела по скамьям и по полу. Мальхорн выбрался из своего укрытия и, стараясь не попадаться на глаза подвыпившим стражникам, пробрался в темницу Нидхёгга.

Огден дремал, но запах мальчишки и страха вырвал его из дремоты. Глаза дракона открылись, зрачки вытянулись.

– А, опять ты? – спросил он добродушно.

Мальхорн вытащил из-за пазухи ключ, который умудрился стащить у братьев, пока они валялись пьяными, отпер решётку и вошёл в клеть.

– Они решили тебя убить. Завтра, – сказал он, с остервенением пытаясь освободить дракона из цепей. Ручонки у него были слабые, разжать звенья он не смог бы и через тысячу лет попыток, но всё равно пытался.

– Вот как? – не удивился Нидхёгг. – Уходи, детёныш, они тебя не пощадят, если застанут здесь. А мне они ничего не сделают.

Мальхорн упрямо продолжал дёргать цепь. Огден, насколько позволяли цепи, пытался его отпихнуть. Он мог бы разорвать цепь прямо сейчас, чтобы убедить мальчишку в своей правоте, но ему всё ещё хотелось поиграть с братьями-конунгами: он убьёт их, когда они войдут, чтобы убить его, разорвёт цепи и их тоже разорвёт, голыми руками, ему даже в дракона не понадобится превращаться, настолько он силён.

– Что ты делаешь? – раздался грозный оклик, и в темницу ворвался Беарден Четвёртый. – Пытаешься освободить его? Ах ты гадёныш!

Он за шиворот схватил мальчишку, швырнул его об пол и рубанул по нему топором. Запах свежей крови наполнил темницу. Ноздри дракона дёрнулись, разом встопорщились чешуйки за ушами. Огден рванул цепи и, исполненный гнева, схватил конунга за голову и, как орех, раздавил её – всего лишь одной рукой! По его пальцам потекла кровавая жижа. Раздались крики, сбегались на шум разом протрезвевшие стражники и застывали на месте при виде ужасной фигуры освободившегося дракона, который за голову – за то, что от неё осталось, – держал труп Беардена Четвёртого. Нидхёгг был так высок, что его голову упиралась в каменный свод темницы, и так страшен, что кровь стыла в жилах. Глаза у него полыхали белым огнём ярости. Он отшвырнул мёртвое тело, наклонился и поднял окровавленного Мальхорна, тот ещё был жив: конечности его конвульсивно подрагивали, в горле что-то булькало.

– Книгу… – различил Огден, – мою книгу…

Дракон увидел, что книга мальчишки валяется поодаль – он её выронил, когда получил удар топора, – поднял и сунул за пазуху. «Я, может быть, смогу его спасти», – подумал Огден. Он расшвырял стражников, трусливо пытавшихся преградить ему путь, на ходу превратился в дракона, разламывая темницу: если бы он стал искать выход, он потерял бы время, а времени терять было нельзя!

Нидхёгг притащил Мальхорна в логово, разложил на куче веток, которые служили дракону ложем, разодрал на нём одежду, чтобы добраться до распластанной топором спины. Одного взгляда на рану хватило, чтобы понять: мальчишка не выживет. Огден стиснул зубы, кроша их друг о друга:

– Да ведь он же всего лишь детёныш! Аррргх!

Беарден Первый тут же снарядил погоню. Они выстроили плохонькую ладью, пока дракон томился в темнице, славным кораблям предков она в подмётки не годилась, но хотя бы не тонула. Помимо оставшихся братьев с ним поплыли ещё пятьдесят скондов, все вооружены до зубов. Теперь убийство дракона и разорение его сокровищницы легко можно было оправдать гибелью четвёртого конунга.

– К отмщению! К отмщению! – взывал Беарден Первый, стоя на носе ладьи. – Дракон убил конунга и похитил будущего оракула. Убьём дракона!

– Убьём дракона! – глухим эхом отозвались воины.

Они отыскали остров, на котором жил Нидхёгг, через несколько дней. Над ним вилось серверное сияние – всплеск драконьей силы. Остров был скалистый, неприступный, но они полезли по скалам, как выбирающиеся из моря крабы, цепляясь крюками и верёвками за камни. Логово было прямо перед ними: сваленные наискось шалашом гигантские каменные плиты, занесённые снегом и застывшие наледью редких оттепелей. Они вошли, держа наготове топоры и молоты, и увидели дракона.

Огден сидел на корточках, в человеческом обличье. Колоссальная шкура белого медведя свисала с его плеч. Перед ним лежало тело Мальхорна, которого он завернул в тюленью шкуру. Дракон скорбел.

На звук шагов он поднял голову, глаза его сияли белизной и яростью.

– Ведь это был всего лишь детёныш! – прорычал он, поднимаясь на ноги. – Всего лишь детёныш!

– К оружию! – крикнул Беарден Первый.

Дракон клацнул зубами и выпустил когти.

Из пятидесяти шести человек, приплывших на остров дракона, ни один не вернулся домой.

========== 39. Двое из Извечного леса ==========

Хёггель расправил плечи и потер шею с видом человека – или дракона – хорошо потрудившегося. За последние несколько недель он, без преувеличений, привёл Извечный лес в надлежащий вид: избавился от сухостоя, проложил просеки, проредил кустарники и выжил из чащи приблудную нечисть, которая воспользовалась отсутствием хранительницы и поселилась там. Оставалось ещё наведаться к реке, которая пересекала лес и замысловато вилась между деревьями, и почистить русло от плавника, но он решил, что сделает это позже: нужно прежде было проверить, как там фея. Он по десять раз на дню возвращался и проверял. А в этот раз вернулся ещё скорее обычного: в воздухе пахло эльфами.

В Извечный лес наведался Алистер – впервые за всё время. С тех пор, как они повздорили из-за бывшей ведьмы, Хёггель ни разу не навещал Алистера (разумеется, из кладовых эльфийских он временами приворовывал что-то, но «визитом» это точно нельзя назвать, так что – не в счёт!), и король, откровенно говоря, страшно по воспитаннику скучал, но пытался выдержать характер, чтобы проучить строптивого мальчишку: вернётся, когда поймёт, что без эльфов, а вернее, без Алистера ему не обойтись. Слишком юн и неопытен, чтобы жить самостоятельно во Внешнем Мире! Но… шли дни, недели, а Хёггель не возвращался, и король эльфов, пожалуй, сделал вывод, что не так уж беспомощен был василиск, как он полагал.