Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 54 страниц)

Дракон был настолько занят собственными мыслями, что почти не замечал этого. Он был древнее самой Земли, а значит, был искушён жизнью и умудрён годами. Но и весь его жизненный опыт не мог дать ему ответа на вопрос, почему так странно ведёт себя его сердце. Дракон никогда ни в кого не влюблялся и даже со своими любовницами – а их за тысячи лет его существования у него было немало – держался отстранённо. Временами для удовлетворения плотских страстей он улетал в города, где его никто не знал, и притворялся человеком. Женщины сходили по нему с ума, ему даже не нужно было пользоваться чарами, но сердце всегда молчало и билось ровно, едва слышно. А теперь… И что бы это значило?

О том, что с ними происходит, оба поняли едва ли не одновременно.

Дракон собирался на облёт Серой Башни. Лето уже было в разгаре, дни стояли жаркие, одной случайной искры хватило бы, чтобы запалить весь лес. Как хозяин этих земель, он должен был следить за тем, чтобы не случалось пожаров.

Принцесса сидела в тенёчке, под яблоневым деревом, и скучала – это читалось по её лицу.

Дракон неожиданно для самого себя спросил:

– Хочешь прокатиться?

Эрза так и подскочила:

– На драконе?

– Хм… да, – отозвался Дракон озадаченно, размышляя, зачем и отчего он это предложил. Скорее всего, потому что ему не понравилось это печальное выражение на лице девушки и потому что хотелось ещё раз взглянуть на её улыбку и увериться, что с ним что-то не так – с его сердцем.

– Конечно, хочу! – воскликнула принцесса, рысью подбегая к нему.

Дракон отошёл немного в сторону, чтобы обратиться. Эрза восторженно выдохнула, увидев его в драконьем обличье. В прошлый раз, перед похищением, она была настолько напугана, что ничего толком не разобрала: ей показалось, что перед ней возникло какое-то сияние с глазами, а пото́м – вихрь закружил, и она потеряла сознание. Дракон был потрясающий! Неудивительно, что он был так красив в человеческом обличье: в кого ещё, как не в прекрасного юношу, могло превращаться столь умопомрачительное существо? Он сиял янтарём, как само солнце, а раскинутые крылья закрыли сразу пол-луга. Но больше всего потрясли Эрзу рога. Казалось, они были из горного хрусталя, а внутри плавилось жидкое золото.

– Ух! – в восторге выдохнула она, прижимая обе руки к груди.

Дракон припустил одно крыло, чтобы она могла по нему взобраться. Эрза долго не могла до него дотронуться, ей казалось, что об эту золотую чешую можно обжечься. Дракон понял её сомнения по-своему.

– Не бойся, – сказал он, – можешь ухватиться за чешую. Она крепкая, выдержит. А если свалишься, я всегда успею тебя подхватить.

Принцесса осторожно дотронулась кончиками пальцев до колоссального крыла. Чешуйки были колючие, но прохладные. Сияние было не жаром, а колдовством. Девушка осторожно подёргала одну чешуйку, та сидела крепко.

– Не щиплись, – недовольно сказал Дракон.

Эрза засмеялась и довольно проворно взобралась Дракону на спину.

– Можешь за рога держаться, – разрешил он.

Принцесса взобралась выше, ухватилась за основание драконьих рогов. Дракон осторожно поднялся на все четыре лапы, пробежал по лугу, беря разгон, и взлетел. Эрза восторженно завизжала. Полёт её ошеломил: в ушах засвистел ветер, солнечный свет ослепил глаза, фата слетела с головы, и волосы взвились вверх, а пото́м летели за спиной, как шлейф, отражая солнечные лучи и янтарное сияние, полыхающее вокруг. Дракон сделал круг над башней и полетел дальше, не поднимаясь слишком высоко, потому что тогда принцессе стало бы трудно дышать. Сам Дракон чувствовал себя в небе как рыба в воде и мог летать часами так высоко, что реки казались всего лишь ниточками, разбросанными по разноцветным лоскуткам.

Краем глаза он заметил алое зарево к востоку от гор и резко развернулся обратно к башне, делая мёртвую петлю. Эрза зажмурилась от страха и побелевшими пальцами вцепилась что было сил в рога. Дракон спикировал на луг, обратился человеком. Принцесса невольно качнулась, оказавшись так вдруг на земле, и он прихватил её рукой за плечи, чтобы она не упала. Эрза залилась краской и вдруг обхватила его за талию руками и уткнулась лицом ему под рёбра.

– Голова закружилась? Прости, – несколько смущённо сказал Дракон. – Видишь ли, я заметил пожар в лесу. Нужно срочно туда лететь.

Принцесса ничего не ответила, но вцепилась в Дракона ещё крепче. Голова у девушки действительно кружилась, но полёт был ни при чём. Сердце у неё буквально выскакивало из груди. От его одежды пахло солнцем, а может, и от него самого.

– Эрза? – неуверенно позвал Дракон, впервые называя её по имени.

Она опять ничего не ответила и ещё сильнее прижалась к нему лицом. Руки Дракона дрогнули, и он вдруг тоже её обнял. Сложно сказать, почему он это сделал – обнял это хрупкое, как цветок, существо, которое отчаянно хваталось за него руками. Сердце тоже дрогнуло.

А в лесу полыхал пожар. Дракон опомнился, резко отстранил принцессу. Зрачки в его глазах уже вытянулись в драконьи стрелки.

– Мне нужно лететь, – нарочито сердито сказал он, отворачиваясь, чтобы она не увидела, как запылало румянцем его лицо.

Он спешно обратился драконом и улетел тушить пожар. А принцесса плюхнулась прямо на траву и закрыла лицо обеими ладонями. Так стыдно ей ещё никогда не было! Она ещё чувствовала кожей крепость его рук и теплоту объятий и чем больше думала об этом, тем больше заливала лицо краска. А когда вспомнила, как он позвал её по имени, смутилась ещё больше. Вот только она никак не могла позвать его в ответ: у него не было имени.

Дракон воевал с пожаром едва ли не до самых сумерек и вернулся в башню уставший, пахнувший гарью, перепачканный сажей. Всё, о чём он мечтал, – это зарыться в золото и заснуть. Но возле башни его ждала принцесса, лицо у неё было заплаканное.

– Что-то случилось? – всполошился Дракон, забывая про усталость.

Эрза бросилась к нему на шею и разревелась. Он не удержался на ногах, шлёпнулся на траву. То, что она только рыдала и ничего не могла объяснить, разволновало его больше. Что могло случиться, пока он отсутствовал?

– Ну, Эрза, – растерянно повторял он, гладя её по волосам, – хватит плакать.

– Я подумала, – кое-как выговорила принцесса, глотая слёзы, – что с тобой что-то случилось. Тебя так долго не было!

– Ты – что? – поразился Дракон, не веря своим ушам. Вся эта истерика только потому, что она за него волновалась? Она? За него? Волновалась?

Он не нашёл подходящих слов – событие было из ряда вон выходящее, – просто обнял её и продолжал гладить по голове, успокаивая. Сердцу в груди отчего-то стало совсем тесно. Если бы Дракон умел плакать, то он заплакал, должно быть, но Дракон не умел. У него только встопорщились чешуйки за ушами, да глаза стали из человеческих драконьими.

– Вот же глупая, – сказал он, отстранив её, – что со мной могло случиться? Я же дракон.

Принцесса всё ещё всхлипывала и растирала руками слёзы по лицу.

– А пожар? – икнув, спросила она.

– Потушил. Хватит, принцессам не полагается так реветь, – строго сказал Дракон, роясь в карманах в поисках платка.

– Да я полное право имею так реветь! – вспыхнула принцесса.

– Почему? – удивился Дракон.

– Потому что… потому что я, кажется, тебя люблю! – выпалила Эрза и так покраснела, что краску на её лице легко можно было спутать с первыми пожарными всполохами.

Дракон был настолько ошеломлён этими словами, что в каком-то странном порыве схватил принцессу в охапку и прижал к себе. Все невидимые чешуйки на его теле встали дыбом, а сердце на этот раз совершенно точно запрыгало, как кузнечик, гулко ударяясь в грудную клетку.

– Ох, – потрясённо выдохнул Дракон, – и как же я раньше не догадался!

– О чём? – сварливо отозвалась Эрза. Ей почудилась не то насмешка, не то ехидство в этой реплике.

– О том, что и я… – начал было Дракон, но осёкся и клацнул зубами.

У принцессы дух захватило. Она безошибочно поняла, что хотел сказать Дракон. И он! И он тоже!

Они просидели так, пока совсем не стемнело. В темноте глаза Дракона мерцали светлячками, только жёлтого цвета, а не зелёного. Дракон по-прежнему держал принцессу в объятьях, не очень представляя, что делать дальше.

«Так не должно быть, – слабо подумал он, – нельзя драконам влюбляться в принцесс». Конечно, в Драконьей книге ни слова не было о том, что нельзя или, наоборот, можно, но Дракон всем своим существом чувствовал, что нельзя, что это грозит катастрофой и всяческими неприятностями. Вот только с сердцем он ничего поделать не мог: оно и не думало успокаиваться, и не оставалось сомнений, что он влюбился.

– А знаешь, что? – вдруг сказала принцесса.

– Что? – без выражения отозвался Дракон.

– Так не пойдёт. Я знаешь, что сделаю? Я придумаю тебе имя. Нельзя никому жить без имени.

– Даже драконам?

– Тем более драконам! – горячо возразила она. – Можно я придумаю тебе имя? Ну, пожалуйста!

– Хорошо, – согласился он, – придумай. Но мне имя совершенно ни к чему.

– Ещё как к чему! – рассердилась принцесса и отстранила Дракона, вернее, даже отпихнула, настолько её рассердило его безразличие к подобным вещам. – Надо же мне тебя как-то называть?

– То есть просто «Дракон» тебя не устраивает? – уточнил Дракон с улыбкой.

– Нет! – категорично ответила Эрза. И как он даже таких простых вещей не понимал!

Она помолчала немного, размышляя. Придумать дракону подходящее имя – дело не из простых, тем более когда глаза этого са́мого дракона смотрят прямо на тебя и светятся двумя светлячками. Так и хочется смутиться!

– Знаю! – воскликнула она, просияв. – Эмбервинг. Твоё имя будет Эмбервинг, потому что… потому что ты такой… такой…

– Какой? – уточнил Дракон, ощутив, что по всему его телу разливается какое-то тепло. Эту волну он почувствовал, когда она впервые произнесла придуманное для него имя. А может, он ошибался, и имя дракону было как раз «к чему»?

– Как солнце, – сказала Эрза едва слышно и покраснела.

Дракон смутился, но в темноте этого не было заметно.

Эмбервинг. Теперь его звали Эмбервинг. И казалось, не было на свете имени прекраснее.

========== 21. Безымянный дракон. Утраченное имя ==========

Дракон и принцесса несколько дней сторонились друг друга: Эрза краснела, а Эмбервинг отводил глаза, – но пото́м как-то само собой утряслось, улеглось, и жизнь в башне потекла своим чередом.

«И что теперь?» – размышлял Дракон, часами сидя на троне и почти не шевелясь. На самом деле он понятия не имел, что делать.

Рыцари – вот те знали: после признания в любви они начинали ухаживания, проводили бессонные ночи под окнами возлюбленной, писали в её честь оды и даже исполняли песни собственного сочинения. А как должны были вести себя влюблённые драконы?

Петь песни под окнами собственного дома было бы как минимум странно, а к поэзии Дракон всегда относился с некоторым отвращением. Это ему писали томные стихи сражённые наповал дамы, которых он временами охмурял инкогнито, но их стихи были настолько дурны, что умудрились отвратить Дракона от поэзии в любом виде. Он был не прочь послушать хорошую песню или балладу, но ни сочинять, ни исполнять не собирался, да и не умел.

У драконов был материалистический взгляд на жизнь, и он подумал, что, вероятно, подарить принцессе что-нибудь было бы неплохим решением.

Рыцари, он знал, охапками таскали дамам сердца цветы, но вырывать их в таком количестве Дракон считал варварством, да к тому же особого интереса к цветам принцесса и не проявляла. Венки из полевых цветов и одуванчиков она, конечно, плела, как и все девушки, но к садовым цветам, к тем же розам, которые росли в дворике Дракона, была совершенно равнодушна. Да и зачем их рвать, если в любой момент можно выйти из башни и полюбоваться ими? Нет, вариант с цветами Дракон сразу забраковал.

Ещё можно было подарить какую-нибудь драгоценность. Эмбервинг был чудовищно богат, как любой дракон, и его сокровищница ломилась от золота. Но он никак не мог выбрать, а когда привёл Эрзу посмотреть на сокровища – он ей обещал – и предложил ей взять себе что-нибудь, что угодно, любую вещь, что приглянется ей, то принцесса отказалась. Золото ей не нравилось: она с удовольствием носила на шее подаренные ей в деревне янтарные бусы. Вещица была бросовая, такие камешки деревенские ребятишки горстями вылавливали в реке, но Эрзе они отчего-то нравились. Янтаря в сокровищнице Дракона не было.

Да уж, задала ему задачку эта любовь!

В конце концов Эмбервинг решил, что достаточно будет просто скрепить их признание запоздалым поцелуем. Быть может, принцесса ждала от него именно этого. Но когда он попытался её поцеловать и она поняла, что он собирается её поцеловать, то в её глазах появился такой страх, что Дракон невольно смутился и отступил. Он предпринимал эти попытки изредка, но они не увенчивались успехом.

Дракон не понимал, почему или чего она боится, но ему не хотелось, чтобы она боялась. По правде говоря, подобная реакция его несколько покоробила.

Он хмуро разглядывал своё отражение, колышущееся в зачерпнутом из колодца ведре воды. Что в его внешности могло так её ужасать? Она не боялась его драконом, так почему страшилась его поцелуя? Неужели драконий облик был менее страшен, чем человеческое обличье? Из воды на него смотрел хмурый, но умопомрачительно красивый юноша с золотыми глазами, и Дракон совершенно не понимал, чего тут бояться.

Он продолжал пробовать и пробовать с настоящим драконьим упорством, и, кажется, принцесса в один прекрасный день сдалась. Но она так зажмурилась, что лицо её пошло красными пятнами.

– Наверное, всё же не сто́ит, – предположил Дракон.

– Нет-нет, – пискнула она с таким отчаяньем, точно он предлагал ей спрыгнуть с башни, а не всего лишь поцелуй, – я готова.

Эмбервинг теперь уже и вовсе сомневался, что сто́ит, но всё-таки поцеловал её. Принцесса покраснела как рак и тут же сбежала и заперлась на чердаке. «Наверное, – предположил почти верно Дракон, – всё дело в том, что она совсем девчонка ещё».

Эрза не выходила из башни несколько часов, а когда вышла, то не могла смотреть на Дракона, не покраснев, но всё же поцеловать себя снова позволила. Эмбервинг, пожалуй, тоже смущался. Чуть-чуть.

А время шло, и Дракон с неудовольствием думал, что совсем скоро придётся возвращать принцессу родителям. Возможно, за ней пришлют рыцаря или какого-нибудь принца, которому принцессу прочат в жёны. Думать об этом было гадко, но такой вариант развития событий был неизбежен. Дракон это понимал. А Эрза нет.

– За мной ведь скоро приедет королевская рать? – спросила принцесса однажды, забираясь к Дракону на колени. Она часто сидела так, обвив его шею руками и слушая, как пульсирует сердце в его груди. Он не возражал.

– Через пару недель, – подтвердил Эмбервинг и в который раз поморщился.

– Но я не хочу возвращаться домой! – категорично сказала Эрза. – Я хочу остаться с тобой.

– Это невозможно, – скрепя сердце, сказал Дракон, стараясь, чтобы голос его звучал равнодушно.

– Почему?

– Потому что я дракон.

Девушка недовольно нахмурила брови:

– И что?

– Как бы тебе объяснить… – медленно проговорил он.

– Опять скажешь, что так положено? – буркнула она сердито.

– Не скажу, – возразил он грустно. – Положено или нет, но вернуться в Нордь тебе придётся.

– Ни за что! – отрезала Эрза. – Я останусь с тобой. Когда приедет отец, а я уверена, что королевскую рать он сам поведёт, то я ему всё объясню, и он разрешит мне остаться.

– Боюсь, что всё не так просто, – невольно улыбнулся Дракон. – Если бы…

– Да ему просто ничего не останется, как согласиться, – уверенно сказала Эрза, и её щёки залил румянец. – Когда он узнает, что я ношу под сердцем твоего ребёнка, то…

– Что?! – опешил Эмбервинг.

Он уставился на Эрзу, а она вполне серьёзно смотрела на него своими сапфировыми глазами.

– Обман ни к чему хорошему не приведёт, – возразил Эмбервинг. – Если ты солжёшь отцу, то всё только запутается.

– Но ведь у меня на самом деле будет от тебя ребёнок, – настойчиво повторила она. – На самом деле, Эмбервинг.

– Хм… – растерянно отозвался он. – Но этого никак не может быть.

– Почему?

– Потому что мы ничем… таким… – смутившись, объяснял Дракон, – не занимались.

– А поцелуй-то как же? – ахнула она. – Неужели ты не знаешь, что от поцелуя дети бывают?!

Дракон опять уставился на принцессу. А она, вся красная от смущения, начала рассказывать, что фрейлины всегда её предостерегали, чтобы она не вздумала с кем-нибудь целоваться, потому что… Эмбервинг засмеялся. Теперь-то он всё понял. Вот почему она так боялась поцелуев!

– Почему ты смеёшься? – обиделась принцесса, и на её глазах появились слёзы.

– Потому что, маленькая дурочка, – продолжая смеяться, ответил Эмбервинг, – твои фрейлины тебя обманули. От поцелуев детей не бывает, уж поверь мне.

– Что-о?! – воскликнула Эрза поражённо. – А как же они тогда получаются?! Значит, правда, что их находят в капусте? Эмбервинг, а если сейчас капусту посадить, как думаешь, успеем до прибытия королевской рати? Или лучше пойти поймать аиста? Тут есть поблизости где-нибудь гнёзда аистов?

Дракон уже так смеялся, что едва не стонал. Принцесса рассердилась и заколотила кулачками по его груди:

– Да прекрати смеяться! Что опять?

– И это тоже выдумки, Эрза.

– Как?! – совершенно опешила принцесса. – А как же тогда появляются дети? Как же нам тогда завести ребёнка? Ну, Эмбервинг! Хватит уже смеяться!

– Думаю, тебе прежде нужно немного подрасти, – просмеявшись, ответил Эмбервинг. – Пару годочков уж точно. Или все пять.

Она посмотрела на него сердитее прежнего:

– Ну ладно, но я всё равно скажу отцу, что не вернусь в за́мок. А ты должен попросить у него моей руки. Тогда всё пойдёт как надо, верно? У него не будет причин отказываться, если мы сделаем всё, как полагается. Ты не превращайся в дракона, ладно? Тогда и сражаться не нужно будет. Поговорим и всё ему объясним.

Эмбервинг иллюзий не питал, но настойчивым просьбам принцессы сдался.

– Хорошо, – согласился он, подпирая голову рукой и глядя, как она сияет от радости, – попробуем поговорить и всё объяснить. Но я ведь дракон, Эрза, и этого никак уже не изменить. Никакие слова не помогут.

– Ну и что? – надула губы принцесса. – Подумаешь, дракон и дракон… Что тут такого? Как будто дракон не может жениться на принцессе, а принцесса не может выйти замуж за дракона! Если никто до сих пор этого не делал, это ещё не значит, что нельзя! Правда, Эмбервинг? Я же права, Эмбервинг?

Ничего-то она не понимала…

У этой истории совершенно точно не могло быть счастливого финала, Дракон это прекрасно знал.

Он не верил, что король Норди даст согласие на то, чтобы Эрза осталась в Серой Башне, или хотя бы выслушает. Но дело было даже и не в короле Норди. Ведь он дракон. Не человек, хотя и может превращаться в такового, а дракон. Дракон, проживший уже тысячу лет. Дракон, которому суждено прожить ещё столько же и столько же раз по столько, – практически бессмертное существо, которое никогда не постареет и не умрёт. А она, хоть и королевской крови, всего лишь человеческая девушка, которой суждено увянуть через какие-то смехотворные двадцать или тридцать лет. Хватит ли у него крепости духа, чтобы прожить с ней эту короткую человеческую жизнь, чтобы видеть, как она стареет и в конце концов услышать её последний вздох? Что с ним самим станет после этого он и вовсе думать не хотел. Но он понимал так же, что ни за что не отдаст её никому другому, пусть хоть целый свет против него ополчится. Какая всё-таки это странная штука – любовь.

Поэтому он позволил Эрзе строить планы и кивал на её самые невероятные предложения и доводы, которыми она собиралась поразить собственного отца.

На другой день в деревне был праздник, и Эрза вытащила на него и Дракона. Он редко появлялся в деревне, а на праздниках и вовсе никогда. Крестьяне были воодушевлены: их господин снизошёл до них! Они наперебой старались ему угодить, усадили на самое почётное место, беспрестанно предлагали ему вина. Эмбервинг только прозрачно улыбался. Принцесса была чудо как хороша в своём жёлтом платье, все ей так и любовались.

– А кто же эта красавица? – в шутку спросил кто-то.

– Драконова невеста, – совершенно серьёзно ответила Эрза.

Повисло молчание. Крестьяне знали, что Дракон таскает себе в башню девиц, но непременно возвращает их после поединка родителям или женихам. Также прекрасно было известно, что ничего лишнего Дракон себе не позволяет: девы возвращались в родные пенаты хоть и перепуганными насмерть, но нетронутыми. Про эту принцессу вообще думали, что Дракон притащил её забавы ради: сущее дитя! Они уставились на Дракона. Он молчал и только продолжал улыбаться прежней прозрачной улыбкой. Крестьяне переглянулись: значит, правда? Молчать дальше было попросту неловко, кто-то гаркнул тост:

– За драконову невесту!

Принцесса просияла, а Дракон разрешил ей попробовать вина. Одну всего капельку из его собственной кружки. Вино Эрзе не понравилось.

Пото́м крестьяне танцевали возле костра, и Эрза всеми силами пыталась вытащить танцевать и Дракона. Он отнекивался, но танцевать идти всё же пришлось. Крестьяне с удивлением поглядывали на странную парочку. Они никогда прежде не видели, чтоб их господин смеялся или даже улыбался, а теперь… Уж если кто и был виноват в том, что Дракон так переменился в характере, так, верно, эта маленькая принцесса. Дракон улыбался и сиял всем своим существом, вот только глаза не улыбались. Они были серьёзны и даже печальны.

Две оставшиеся недели пролетели как одно мгновенье, и вот Дракон почувствовал, что на границу его земель вступили чужие люди. Он чувствовал их каждый шаг, и чем ближе подступала королевская рать, тем неспокойнее ему становилось. Драконьи всполохи то и дело накатывали на него, скулы и руки покрывались чешуйками, глаза уже не менялись на человечьи – его зрачки теперь были всегда вертикальны, в радужке плавился расплавленный янтарь.

Принцессе Эмбервинг ничего не говорил, чтобы не расстраивать попусту. Сказал, когда войско настолько приблизилось к башне, что ратников можно было увидеть невооружённым глазом.

Их были немалые тысячи. Вероятно, король по дороге нанимал воинов из королевств, по которым проезжал. Были среди них и рыцари, и наёмники, и видом разбойники, и даже чародеи. И даже катапульты тащились где-то среди этой кишащей, как муравьи, массы. Будто не на дракона шли, а осаждать за́мок или завоёвывать целое королевство. Король Норди самолично вёл это войско, золотая корона сверкала на его седых волосах, вид у него был решительный и суровый. Он был уверен в победе. Хвост этой немыслимой рати скрывался где-то за горизонтом, и Дракон невольно подумал, что туго ему придётся, если сражение всё-таки произойдёт. В полную силу сражаться он по-прежнему не собирался.

Не стоило слушать принцессу, но Эмбервинг дал убедить себя, что нужно пойти и поговорить с королём-отцом. Они встретились на лугу, вдалеке от башни. Король спешился и подошёл к ним. Глядел он спокойно, без гнева или страха, и Дракон даже, к своему несчастью, подумал, что Эрза была права и всё обойдётся, и несколько утратил бдительность.

– Я приехал за моей дочерью, – ровным голосом сказал король Норди.

– Отец, я не вернусь в Нордь, – категорично сказала принцесса. – Понимаешь, мы с Эмбервингом любим друг друга и хотим пожениться.

Король смерил Дракона пристальным, но ничего не выражающим взглядом, посмотрел затем на принцессу и протянул к ней руки:

– Дай мне обнять тебя, дочь моя, после столь долгой разлуки.

Эрза просияла и, кинув на Дракона многозначительный взгляд – мол, говорила же, что отец всё поймёт, а ты не верил, – подбежала к отцу, чтобы его обнять. Лицо короля тут же изменилось, стало желчным и жестоким. Он ухватил принцессу за локоть и крикнул, взмахнув рукой:

– Стреляйте!

Тишину утра разорвал свист летящих стрел, осыпавших Дракона. Пять или шесть воткнулись ему в грудь. На траву брызнула кровь.

– Эмбервинг! – в ужасе завизжала Эрза, пытаясь вырваться из отцовских рук.

Король Норди грубовато толкнул дочь в руки двух стражников и приказал:

– Связать и в карету.

Дракон стоял, чуть покачиваясь, и затуманенным взглядом смотрел сначала на торчащие из его тела древки стрел, пото́м на окроплённые алыми каплями полевые цветы. Боли он не чувствовал. Секундное оцепенение, показавшееся ему вечностью, разбил вдребезги отчаянный крик принцессы. Он тут же очнулся, увидел, что её запихивают в карету, а она отбивается, но справиться с двумя взрослыми мужчинами, конечно же, не может. «Эрза!» – больно стукнуло в виске, и он сделал шаг вперёд. Кровь закапала на траву ещё обильнее.

– Убейте его! – приказал король Норди и поспешил к карете.

Рыцари, которые были в авангарде, перешли в наступление. Эмбервинг совершенно опомнился, дёрнул стрелы из груди, не обращая никакого внимания на струёй хлынувшую кровь, и обратился драконом. Разметать их по сторонам и освободить Эрзу – вот что он собирался сделать, а пото́м, быть может, улететь в горы, которые он знал как свои пять пальцев, и уж там их точно никогда и никто не найдёт. Не вышло. Они накинулись на него со всех сторон, как борзые на затравленную лису. Он отшвыривал их, на их место вставали другие, упавшие поднимались и нападали снова. В него тучами летели стрелы, но чешуя была крепка, и стрелы ломались. Рыцари и наёмники старались бить по тем местам в янтарной броне, где зияли пробоины – раны, из которых он выдернул стрелы. Удары были не больнее комариных укусов, но копья копейщиков ломались и застревали в его теле, мешая двигаться, а вытекавшая из ран кровь ослабляла его. Когда в дело вступили катапульты, Дракон понял, что если он не возьмётся за дело всерьёз, то, скорее всего, они его доконают. Карета между тем мчалась прочь от поля сражения, её сопровождало несколько закованных в броню рыцарей.

«Нельзя терять время», – понял Дракон и, взревев, окатил первые ряды наступающих воинов огненной струёй. Они полегли, на их место тут же встали другие. Он бил их крыльями, жёг огнём, рвал пастью надвое, топтал лапами. Кровь и ошмётки летели во все стороны, из трупов росли курганы, но им всё не было конца, они наступали и наступали.

Захваченный жаждой убийства, Дракон потерял счёт времени, но сражались они уже неделю или даже больше. На место одного убитого вставали ещё десять, на место десятерых – сотня… Да, колоссальное войско собрал король Норди! Они, может, и уступали Дракону в силе, но брали числом, изматывали его.

Крови Эмбервинг потерял много, и с каждым днём сил у него только убывало. Пробоины на янтарной броне множились, десятки обломанных копий и стрел торчали из его тела, левое веко было рассечено камнем из катапульты, несколько мерлонов на хвосте и спине были разрублены. Он уже забыл, ради чего сражается или с чего началось это сражение. Он убивал их, потому что они пытались убить его самого, и драконья натура всё больше поглощала сознание.

Наконец, настал момент, когда Дракон больше не смог сражаться. Он упал обессиленный на траву, а они накинулись на него с топорами, секирами, копьями, боевыми молотами. Ему уже было всё равно, осталось только в сознании некоторое удивление: сколько он уже их перебил, а они всё не кончаются! Это уже были не рыцари, те полегли в первые же дни сечи, а наёмники, собранные, видимо, с задворок этого мира. Они не церемонились и лупили Дракона чем придётся, даже камнями и кулаками, только бы добить его. Кто-то рубанул ему по шее, намереваясь отрубить голову, но топор застрял.

– Не выходит, – с досадой сказал наёмник, после нескольких попыток оставив застрявший напрочь топор в драконьей шее, – не отрубить голову.

Кто-то припомнил, что драконы сдыхают, если им отрубить рога. С рогами им справиться удалось быстро, они орали во всю глотку, потрясая добытыми трофеями. Дракон лежал с зарытыми глазами и думал, что его сейчас прикончат. Сознание тихонько угасало, он смутно помнил, что принцессу у него отобрали, что надо бы встать, собраться с силами и, прикончив тех, кто остался, полететь следом и отбить её. Но сил уже не осталось даже на то, чтобы открыть глаза.

Его не прикончили. Были бы это рыцари, они бы отрубили ему голову – как-нибудь сумели бы – и увезли бы её в качестве трофея в Нордь или откуда они там были родом. Но это были не рыцари. Наёмникам не было нужды в драконьей голове: они отрубили рога, свято веря, что в таком случае дракон непременно издохнет сам, и занялись мародёрством. Рыцарей и чародеев полегло в этой битве сотни и сотни тысяч, и среди них было немало тех, у кого водились деньжата, не говоря уже о доспехах, выкованных известными мастерами, и о мечах, украшенных драгоценными камнями. Наёмников осталось не меньше сотни, и вся эта толпа кинулась обирать трупы, не гнушаясь отрубать пальцы, когда кольца отказывались сниматься. Грабёж длился несколько дней, пото́м они убрались восвояси, даже не удосужившись проверить, сдох ли дракон.

Дракон был жив, но держался одними драконьими инстинктами. Именно они заставили его лежать неподвижно, точно мёртвому, и они же рывком вздёрнули Дракона на ноги, когда луг опустел. Эмбервинг обернулся человеком. Глаза его были пусты и мертвы, на теле живого места не осталось от ран, особенно страшной была рана на горле, которая зияла, как пропасть, сплошное кровавое месиво! Он дёрнулся, с трудом переставляя ноги, и побрёл к башне. Драконья природа толкала и вела его туда, где были спрятаны сокровища, – к башне. Золото звало его, шептало, чтобы он поскорее пришёл, а оно уж примет его в свои объятья, утешит, успокоит, излечит…

Крестьяне, которые сидели попрятавшись, пока шло сражение, робко потянулись к башне, чтобы посмотреть, отчего стало так тихо. Перед Драконом они расступались. Он шёл как мертвец, ничего не видя и не слыша. Там, где он прошёл, на земле оставались кровавые следы. Остановить его никто не осмелился, так он был страшен сейчас. Такого взгляда, каким Дракон глядел, проходя мимо них, они никогда в его глазах не видели. Это был даже не дракон, а чудовище, которое было драконом, в глазах которого, как бы мертвы они ни были, всё ещё полыхала жажда убийства. Пропустив его к башне, крестьяне поспешили на луг и застыли, леденея от ужаса. То, что предстало их глазам, нельзя было назвать последствиями сражения. Это были последствия настоящей резни. Те трупы, что были старее и уже начали разлагаться, ещё походили на останки людей: они были обожжены, или у них были переломаны шеи. Этих Дракон убил в первый же день, когда ещё контролировал себя. Свежие трупы… нет, их уже нельзя было считать просто трупами: это были куски плоти, лоскуты кожи, клочки волос и раздробленные в пыль кости, а не трупы. Сложно сказать, кто это был или сколько их тут было, просто высились курганы этого непонятного месива, истекали густой, как слизь, кровью и желчью, и даже вороны, обычно жадные до падали, сторонились их. Разделить их или похоронить не представлялось возможным. Посовещавшись, крестьяне решили их сжечь. Заняло у них это несколько недель.