Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 54 страниц)

Впрочем, когда они вернулись домой, Алистер им ничего не сказал. Он выслушал их спокойно, покивал, улыбнулся, когда Талиесин всё же упомянул о сватовстве Хёггеля, и повторил почти то же самое, что сказал дракону Голденхарт:

– Для этого тебе ещё нужно немного подрасти, Хёггель. Рановато тебе свататься к кому бы то ни было.

Хёггель вздохнул. Талиесин тоже: обошлось!

Ночью, когда уже все спали, Алистер прошёл в спальню сына и долго стоял возле его постели, положив ладонь ему на лоб.

Король эльфов ещё помнил те времена, когда эльфы, живя в мире людей, попадали под перекрёстный огонь проклятий и становились тёмными эльфами – злобными чудовищами с чёрствыми сердцами, способными на самые страшные злодейства. Страшно подумать, что бы стало с Алистером, если бы и его сын стал таким!

«Хвала эльфам-предкам, что проклятие удалось снять!» – с трепетом подумал он и мысленно поблагодарил Эмбервинга. Теперь эльфы перед Драконом в неоплатном долгу. Что бы ни попросил – Алистер был готов сделать с радостью.

Платить по счетам пришлось скорее, чем он думал.

========== 27. Сапфир и золото. Великое волшебство короля Алистера ==========

Эмбервинг открыл глаза. Обычно он просыпался засветло, едва брезжил рассвет, и подолгу лежал, перекатившись на бок и подперев голову рукой, и смотрел на спящего Голденхарта. Восходящее солнце луч за лучом освещало комнату на чердаке, а когда наполняло её полностью, то Дракон, налюбовавшись, вставал и принимался хлопотать по хозяйству, чтобы к тому моменту, как проснётся менестрель, а просыпался он обычно часа через два или три после самого́ Дракона, завтрак уже был готов. Главное, чтобы Голденхарт не проснулся, пока Эмбер на него смотрит. Иногда так случалось, и тогда уже весь день шёл наперекосяк, поскольку захваченный созерцанием Дракон редко был в силах оставить юношу в постели одного. Приходилось уже не завтракать, а полдничать или вообще ужинать – в зависимости от того, насколько сильно фонтанировали в этот день чувства, а быть может, и инстинкты Дракона. Сам менестрель не жаловался, но Эмбервинг всегда запоздало думал, что стоило бы держать себя в узде.

В последние несколько недель Голденхарт вёл себя странно. Он просыпался поздно, весь день был сонный и то и дело клевал носом или вообще засыпал, неважно, где он был или что делал, к примеру – во время трапезы, – Дракону даже приходилось брать его за плечо и встряхивать, чтобы привести в чувства. Это помогало, но ненадолго: юноша, встрепенувшись, неловко смеялся над собой, а через несколько минут снова начинал дремать. Это Дракона очень тревожило. Если бы речь шла о нём самом, эти признаки означали бы, что пришла пора подзарядиться золотым сном, чтобы восстановить силы. Но менестрель был человеком, а значит, к нему драконьи приметы применять нельзя.

Эмбервинг смутно догадывался, что дело в эльфийском цветке. Драконьими глазами он видел – или, скорее, ощущал, – что пульсирующий комочек в груди менестреля несколько потускнел и сиял теперь не так ярко, как прежде. Из-за него Голденхарт всё дольше спал и вообще слабел. «А если эльфийское волшебство выветривается? – с тревогой думал Дракон. – Конечно, я полагал, что оно должно продержаться не одно десятилетие или даже век, но так ли это на самом деле? Если оно развеется, то сердце Голденхарта перестанет биться, а значит…» Эмбервинг яростно мотнул головой. Нет, об этом даже думать нельзя!

«Алистер должен знать, что происходит, – подумал Эмбервинг. – Нужно спросить у него. Как некстати запропал этот ушастый!»

Талиесин с тех пор в башне не появлялся. Дракон решил, что Алистер посадил обоих – и сына, и дракона – под домашний арест за своевольство.

– Вот вечно, когда они нужны, их днём с огнём не найдёшь, – проворчал он себе под нос, гладя спящего рядом с ним юношу по плечу.

Менестрель пробормотал что-то во сне, перевернулся навзничь, раскидывая руки. Дракон улыбнулся, взялся за край сбитого покрывала, чтобы накрыть разметавшегося юношу, скользнул взглядом по обнажённому телу возлюбленного. Но взгляд его замер: Дракон заметил на груди юноши, чуть повыше солнечного сплетения, маленькое золотое пятнышко. Размером оно было не больше осинового листка, а видом походило на завитый в спираль первый весенний побег папоротника. Эмбервингу тут же вспомнились золотые татуировки на руках Алистера: тот же орнамент. Дракон осторожно дотронулся пальцем до золотого завитка. Некая доля магии в этом узорчике присутствовала, он почувствовал кожей, но магия была не его, драконья, а эльфийская. Это лишь убедило его, что в непонятном состоянии менестреля виноват эльфийский цветок. «Нужно поговорить с Алистером. И как можно скорее!» – решил Эмбервинг.

Дракон спустился вниз и стал готовить завтрак, размышляя о грядущем. Портал в мир эльфов он открыть не мог, даже несмотря на то, что побывал там однажды: прийти в тот мир можно было лишь по приглашению собственно эльфов (а Алистер его покуда не приглашал), либо прорываться силой, использовав колдовство, как он поступил в прошлый раз. Пожалуй, сто́ит наведаться в Чёрный лес и потолковать с чародейкой. «А я ведь только-только отрастил рога!» – подумалось ему.

Спустился Голденхарт. Волосы у него несколько растрепались со сна и волочились следом за ним по лестнице золотым шлейфом. За последние недели они раза в два длиннее стали, не меньше. Юноша поминутно зевал и, казалось, спал на ходу. Дракон поймал его за плечи и усадил на скамью.

– Давай-ка я тебя причешу? – предложил он.

Менестрель улыбнулся и потёр глаза. Эмбервинг вооружился гребнем.

– Голденхарт, ты себя в последнее время нехорошо чувствуешь, – осторожно завёл разговор Дракон.

– Правда? – удивился Голденхарт. – Я не замечал.

– Зато я заметил. Ты сонный и слабый. Мне кажется, что… – Эмбер запнулся, размышляя, как бы это так сказать, чтобы не испугать юношу, а заодно увлечь его мыслью о визите в гости к эльфам, и продолжал: – Неплохо было бы заглянуть к Алистеру и спросить у него совета. Видишь ли, я думаю, что ты себя неважно чувствуешь из-за того лекарства, каким я тебя… вылечил.

Голденхарт невольно дотронулся до груди. То, что эльфийский камень вёл себя временами странно, менестрель давно подметил. Взять, к примеру, хотя бы те дни, когда Дракон улетал из башни. Менестрель очень мучился, и в груди полыхало огнём. Неужели и его сонливость тоже вызвана эльфийским цветком? Юноша нахмурился и подумал почти то же самое, что и Дракон: «Уж не развеивается ли эльфийское волшебство?» Эта мысль его испугала, но не потому, что он в таком случае непременно умрёт, а потому, что оставит Эмбера одного.

– Эльфы помогут? – болезненно поморщившись, спросил Голденхарт. – Они разберутся, что именно не так с цветком?

Руки Эмбервинга дрогнули, он едва не выронил гребень. Кажется, Голденхарт знал – или догадывался? – больше, чем он предполагал.

– Значит, ты что-то подмечал? – спросил Дракон.

– Кое-что, – уклончиво ответил менестрель, но развивать эту тему не пожелал.

– Тогда, – предложил Дракон, – может, мы прямо сегодня к эльфам и заглянем?

Предложение это Голденхарта воодушевило. Побывать в мире эльфов! Какие баллады можно сложить после! Он полуобернулся к Эмберу и горящими глазами посмотрел на него:

– Ты знаешь туда дорогу?

– Не совсем. Нам прежде нужно заглянуть в Чёрный лес, тамошняя чародейка может открывать порталы в другие миры.

Эмбервинг убедил менестреля хорошенько позавтракать: магические путешествия отнимают много сил, а юноша и без того был в неважном состоянии. Есть Голденхарту не хотелось, но расстраивать Дракона отказом он не стал и стоически впихивал в себя еду и питьё.

– Придётся, вероятно, поторговаться, – говорил между тем Эмбервинг. – Вечно эти чародейки заламывают непомерную цену!..

Он сходил на чердак, принёс оттуда плащ менестреля и заставил его надеть. С каждым днём становилось прохладнее: близилась осень.

И они отправились в Чёрный лес.

Менестрель сидел у Дракона на спине и с удовольствием поглядывал вниз, на начавшие преображаться осенними красками леса и поля. Дракон летел неторопливо, готовый в любой момент подхватить юношу, если тот заснёт и свалится.

– Красота-то какая! – восхищённо воскликнул Голденхарт.

Чёрный лес показался менестрелю «не к месту». Но страха он, глядя на чёрные деревья, не испытывал. Это место было как ночь. Пожалуй, наиболее подходящее для того, чтобы открывать порталы. Дракон поморщился, вспоминая свой последний визит сюда, но на этот раз лес не кружил их, а вывел сразу к дому чародейки. «Ждала, значит», – догадался Эмбервинг. Быть может, заглянула в хрустальный шар и увидела, что к ней явятся гости. Или просто знала. Чародейки – они такие.

Сама хозяйка поджидала их у крыльца, облокотившись на деревянные перила. Дом её выглядел иначе: ни дать ни взять пряничный домик из сказки! Видимо, ей хотелось произвести впечатление.

– Вот и опять свиделись, господин дракон, – сказала чародейка, выпрямляясь.

Её тёмные волосы, заплетённые в две тугие косы, качнулись, а вместе с ними качнулись и затянутые в корсаж груди. На Дракона, разумеется, это никакого действия не возымело, а вот Голденхарт невольно задержал взгляд на столь откровенно демонстрируемых прелестях.

– Вижу, прошлое твоё путешествие успехом увенчалось, – заметила она, поглядев на менестреля, но, как показалось Эмбервингу, подметила что-то, потому что брови её на секунду сошлись у переносицы, но тут же приветливо выгнулись.

Дракон нахмурился.

– Полагаю, не в гости явился? – проницательно заметила чародейка. – И не для того, чтобы похвастаться?.. Ну, не сердись! Удивляюсь, как это драконы быстро серчают. Уж и не пошутить с ними… Проходите в дом. Кажется, спутнику твоему не помешало бы отдохнуть, – добавила она, снова посмотрев на менестреля.

Эмбервинг вовремя подхватил юношу под локоть: тот опять начал клевать носом. Чародейка открыла дверь, он завёл менестреля в дом и усадил на подставленный стул. Голденхарт дремал.

– Вижу, – сказала чародейка, наклонившись и поглядев на лицо юноши, – что-то не заладилось с заклятьем.

– Не знаешь, что именно? – встрепенулся Дракон.

Она изучала лицо менестреля не меньше пяти минут, пото́м задумчиво качнула головой:

– Даже и не знаю, что тебе ответить. Опасности для жизни не вижу, но силы будто что-то из него высасывает. Не чтобы насмерть, не чтобы навредить, но всё же да.

– Проклятие? – хмуро предположил Дракон.

– Я бы не сказала… Чары – да, но не проклятие. Видимо, дело в той штуке, что у него вместо сердца, – задумчиво предположила женщина. – Это что-то ты получил от эльфов? Думаю, лучше у эльфов и спросить.

– Для того и пришёл, – согласно кивнул Эмбервинг, – чтобы ты открыла портал в их мир.

– А расплатишься чем? – лукаво улыбнулась она.

– Да чем хочешь, – буркнул Дракон, которому её улыбка нисколько не понравилась. Он знал, что чародейке нравится его дразнить, поэтому ждал чего угодно. И дождался.

– А может, поцелуем прекрасного принца? – предложила чародейка, протянув руку к менестрелю.

Эмбервинг так яростно клацнул на женщину зубами, что Голденхарт вздрогнул и проснулся. Чародейка поспешно отдёрнула руку и со смехом сказала:

– Я пошутила. Ничего с тебя в этот раз не возьму, если пообещаешь снова заглянуть в гости. Расскажешь, что поведают эльфы.

Дракон сухо пообещал прийти снова, и чародейка взялась за работу.

Эльфы как раз собирались устроить праздник. Они вообще что ни день, то праздновали, и никакого повода им для этого не требовалось. На лугу поставили шатёр для короля и принца, а перед шатром начали сооружать композицию из лоз и цветов, похожую на огромный торт. Талиесин работал вместе со всеми. Алистер наблюдал за ними, сидя на низенькой скамеечке возле шатра, и изредка давал им ценные указания, без которых, по его мнению, было никак не обойтись. Хёггель с самого утра отправился тренироваться в мир людей и ещё не вернулся, хоть и обещался вернуться к началу праздничного пиршества.

– И вон туда цветок воткните, – распорядился Алистер, указывая пальцем на прореху в плетёном боку праздничной композиции. – Желательно красного цвета.

Под руками красных цветов не оказалось, и Талиесин вызвался пойти и нарвать красных цветов к озеру. Алистер кивнул и поднялся со скамеечки, чтобы составить сыну компанию, но в этот самый момент небо прямо над цветочной композицией полыхнуло, будто молния ударила, и что-то обрушилось вниз. Цветы полетели во все стороны, композиция рухнула и рассыпалась. Эльфы издали горестный вопль, схватились за головы: они столько времени потратили на создание этой красоты, а что-то в одну секунду её уничтожило.

Король эльфов удивлённо приподнял брови. В куче измятых и сломанных цветов обнаружился Эмбервинг, крепко сжимавший в объятьях златовласого юношу.

– Эмбервинг? Голденхарт? – поражённо воскликнул Талиесин и несколько смутился.

«Ага», – догадался Алистер. Значит, вот в кого влюбился его сын? Выбор Талиесина можно было бы только похвалить: юноша был исключительной красоты! Но, увы, принадлежал этот юноша Дракону, а с драконами шутки шутить было себе дороже. Королю эльфов оставалось надеяться, что сын не станет делать глупостей.

Эмбервинг поднялся на ноги, поднял Голденхарта и оглядел цветочный хаос вокруг.

– Кажется, я что-то сломал? – предположил он, заметив тоскливые физиономии эльфов.

– А, сущие пустяки! – махнул рукой Алистер.

Эльфы вытаращились на своего короля. Пустяки?!

– Заново начнут, – беззаботно добавил Алистер и сделал пригласительный жест. – Приветствую тебя, господин Эмбервинг, и тебя… – Он умолк и вопросительно взглянул на менестреля.

– Голденхарт, – представился тот, поглощая взглядом и короля, и эльфов, и цветы, и луга. Всё вокруг выглядело просто потрясающе!

Алистер улыбнулся и повёл гостей к себе в шатёр, Талиесин тоже с ними пошёл, а эльфам ничего не осталось, как начать сначала.

Король эльфов усадил гостей на почётное место, распорядился принести медового напитка. Глаза его перебегали с Дракона на менестреля и обратно.

– Что на этот раз привело тебя в мой мир? – спросил король, снедаемый любопытством.

Эмбервинг отпил из кубка, чтобы соблюсти приличия, взглянул на менестреля. Тот боролся с дремотой. Алистер его взгляд заметил.

– Тебя что-то тревожит? – проницательно спросил он.

Дракон, поразмыслив, сказал:

– Тревожит. Знаешь, в последнее время Голденхарт сам не свой. Его всё время клонит в сон. Грешным делом подумал, а не ослабели ли эльфийские чары? Не вышел ли срок у эльфийского цветка?

Алистер прищурился:

– Эльфийские чары не могут развеяться. Мы колдуем раз и навсегда. И я не вижу, чтобы что-то было не так.

– А сонливость как же? – возразил Эмбер.

– Быть может, – с улыбкой предположил Алистер, – кто-то просто не даёт ему хорошенько выспаться ночами?

И Голденхарт, и Эмбервинг вспыхнули. Талиесин тоже невольно покраснел. Алистер, посмеиваясь, ждал, что ему ответит Дракон.

– Это здесь совершенно не при чём, – сердито сказал Дракон, посылая королю эльфов многозначительный взгляд, в котором явно читалось с трудом сдерживаемое желание вкатить упомянутому королю хорошую оплеуху за подобные дерзости.

– Как знать. Насколько я могу судить, с этим юношей всё в порядке. Вряд ли я ошибаюсь. Вообще никогда не было, чтобы я ошибался, – не без гордости заключил Алистер. – А уж в своих собственных чарах я уверен. Если ты, конечно, ничего от меня не скрываешь.

– Вообще-то, – помолчав, сказал Дракон, – есть и кое-что ещё, помимо сонливости.

Он наклонился к Голденхарту и стал расстёгивать его рубашку. Менестрель удивился. Талиесин дико смутился и отвернулся. Алистер следил с интересом.

– Это пятнышко меня тревожит, – сказал Эмбервинг, указывая на золотой завиток на груди юноши. – Оно недавно появилось и, кажется, увеличивается в размерах потихоньку с каждым днём. Оно немного похоже на твои татуировки, Алистер, вот я и подумал, что это связано с эльфийскими чарами.

– Позволь взглянуть поближе, – отчего-то нахмурился Алистер.

Дракон посторонился и позволил королю эльфов подойти к менестрелю и даже потрогать это странное пятно пальцем. Алистер вдумчиво разглядывал золотой завиток, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. С его лица сбежало выражение безмятежности и сменилось серьёзностью.

– Да нет, быть того не может, – пробормотал король себе под нос и попытался усмехнуться, но не вышло. Кажется, он был не на шутку встревожен… или растерян?

– Что? – с замиранием сердца спросил Эмбервинг. – Ты знаешь, что происходит с Голденхартом?

– Кажется, но… – Алистер вернулся к трону и натянуто рассмеялся. – Это настолько невероятно, что, быть может, я ошибаюсь.

– Ты ведь только что говорил, что никогда не ошибаешься? – возразил разволновавшийся Дракон.

– Говорил, – подтвердил Алистер, – но, быть может, ошибался. Мне нужно подумать.

Он бухнулся на трон, прикладывая пальцы ко рту, и его взгляд стал отстранённым. Король эльфов погрузился в размышления.

– А я и не видел, – удивился Голденхарт, потыкав пальцем в пятнышко на своей груди. – Эмбервинг, когда ты его заметил? Сегодня?

– Несколько дней назад.

– А почему же мне не сказал? – укорил менестрель, застёгиваясь.

– Не хотел волновать понапрасну. К тому же, быть может, одно с другим и не связано.

– Как знать, может, и связано, – вдруг сказал Алистер.

Они воззрились на него. У короля эльфов на лице было странное выражение. Тревоги на нём не было, он совершенно точно знал, что происходит с менестрелем! Вместо тревоги на лице было любопытство, будто он хотел сказать: «А вот интересно, что изо всего этого выйдет, если ничего не предпринимать?» Это выражение Эмбервингу конечно же не понравилось.

– Если что-то знаешь, так говори, – велел Дракон.

Алистер сложил руки на столе и положил подбородок на скрещённые запястья:

– Прежде я должен вам поведать о том, что случилось с эльфами на заре существования нашего мира, и о вероломных эльфийских девах. Рассказ этот долгий, но вам сто́ит его выслушать.

– А без этого никак не обойтись? – недовольно спросил Эмбервинг. – Давай сразу к делу.

– Да ты что! – воскликнул Голденхарт, дёрнув Дракона за рукав.

Глаза его разгорелись. Послушать древние сказания эльфов! Какие баллады он может сложить, обладая этими знаниями! Никто в мире их не слышал, а тут представляется такая отличная возможность! Эмбервинг посмотрел на менестреля, вздохнул и согласился выслушать эльфийского короля.

– Ты пото́м поймёшь, насколько важны те сведения, какими я с вами поделюсь, – ободрил Алистер Дракона. – К тому же заскучать не придётся: это просто душераздирающая история!

Дракон с обречённым видом наполнил кубок мёдом и приготовился слушать.

Алистер начал рассказ с тех далёких времён, когда страна эльфов ещё находилась во внешнем мире.

Эльфы, феи, дриады, наяды и прочий волшебный народец заселяли луга и леса на юго-востоке и процветали. Люди тогда относились к волшебным существам с почтением, приносили им в дар золото и предметы утвари, а духи природы в благодарность призывали дожди в сухие сезоны, оберегали людские поселения от мора и даже передавали кое-какие тайные знания особенно одарённым людям. Чародейство в мире людей зародилось именно тогда.

Увы, со временем отношение людей к волшебным существам изменилось. Жажда наживы заставляла людей совершать ужасные поступки. Больше всех пострадали эльфы, потому что неизвестно откуда пошло поверье, что уши эльфов обладают неслыханной волшебной силой: излечат от любой болезни, даруют вечную жизнь или молодость, помогут захватить власть… Разумеется, уши эльфов были просто ушами, но сотни эльфов пали жертвами суеверий. Изуродованные, они скитались по лесам и скоро погибали: эльфы чувствительны к красоте или уродству, физические увечья калечили и душу. Кое-кто, попав под проклятье, перерождался и становился нежитью: тёмными эльфами, упырями и вурдалаками… Эльфийских дев, если их удавалось поймать, сжигали на кострах как ведьм. Впрочем, и человеческих женщин тоже сжигали сотнями: в те времена стало модным выискивать пособников дьявола.

Эльфийские мудрецы собрались вместе и решили, что дальше так продолжаться не может: эльфы вымрут под натиском бесчинствующей людской расы. И тогда они все вместе сотворили Великое Волшебство, оградившее их страну от внешнего мира. Сто с лишним магических барьеров, поставленных вокруг границ, больше тысячи наложенных на барьеры заклятий. Никогда прежде не свершалось столь колоссальное волшебство!

Мир эльфов был спасён. Попасть в него могли лишь сами эльфы и те, кого эльфы считали нужным пригласить. В основном, это были духи природы. Покидать мир эльфов можно было беспрепятственно, используя порталы – временно открываемые проходы-двери. На тысячи и тысячи лет воцарился мир, ничем не омрачённый. А пото́м произошло то, что поставило эльфов на грань вымирания.

Эльфы часто выбирались во внешний мир, притворяясь людьми. Они были искусными мастерами, особенно по части золотых украшений, но сами золото добывать не могли, поэтому приходилось доставать его – обменивать или покупать – у людей. Эльфийские девы ткали необыкновенно тонкие шелка, достойные королей, и за ткань давали хорошую цену. Большинство сокровищ в эльфийских сокровищницах были получены именно за шёлк. Ещё хорошо расходились снадобья.

Вот только не все эльфийские девы возвращались обратно. Они меняли вечную жизнь и молодость на человеческую, чтобы остаться с полюбившимися им мужчинами. Рыцари, короли, торговцы, даже крестьяне… Чем были прельщены эльфийские девы – непонятно. Люди были уродливы, по сравнению с эльфами, и жалки. Они жили недолго, болели, пили, били своих жён и детей, совершали гнусные преступления и предавались разврату. Немыслимо!

Последней каплей стал побег супруги самого Алистера. Одним утром она исчезла, прихватив с собой все свои платья и украшения. Алистер пытался её разыскать и нашёл, но то, что он увидел, потрясло его и одновременно отвратило. Королева эльфов, прекрасная эльфийская дева, стала женой мерзкого человечишки. Он был вечно пьян, небрит, вонял мочой и навозом – он работал на бойне, где забивали свиней и овец. Он смертным боем бил бывшую королеву, а она смотрела на него влюблёнными глазами и всеми силами старалась ему угодить. Возвращаться к законному супругу-эльфу она отказалась наотрез.

Алистер вернулся в мир эльфов опустошённый. Он сам едва не переродился, захваченный ревностью и злобой на весь род людской, но всё же взял себя в руки и приказал, чтобы эльфийских дев не пускали обратно, даже если они на коленях будут просить их впустить. Но ни одна эльфийская дева и не подумала вернуться.

Утешение сердцу и плоти найти было легко: спустя несколько веков скорби по вероломным девам эльфы утешились друг другом. Они были прекрасны, вечно юны. Они зачаровывали друг друга журчащими песнями, одурманивались благоуханными цветами и, пожалуй, были счастливы. Но новому поколению эльфов не было суждено появиться, раз уж в их мире не осталось ни одной эльфийской девы. Не было наследника и у Алистера.

Менестрель и Дракон переглянулись, когда король эльфов это произнёс. Кто же тогда Талиесин?

Род эльфов должен был прерваться. Разумеется, Алистер этого допустить не мог. Он долго размышлял, выискивая среди многочисленных чар те, что могли бы спасти эльфов от вымирания, и наконец сотворил Великое Волшебство. Это был цветок. Он был невзрачен, но содержал в себе мощные чары. Распуститься он мог только ради истинной любви. Если цветок считал, что чувства сорвавших его настоящие, на века, то он расцветал и созревал за долю секунды. Плод, обычно похожий на дыньку, нужно было положить в специальную чашу-ложе и орошать его семенем. Когда плод растрескивался, из него появлялся маленький эльф. Все молодые эльфы, в том числе Талиесин, были рождены так.

Алистер замолчал.

Голденхарт, зачарованный рассказом, смотрел куда-то вдаль, вероятно, уже сочиняя какую-нибудь балладу. Дракон мыслил трезво и ясно, как никогда. Он ещё раз мысленно пробежался по истории, что поведал им король эльфов, и нахмурился.

– Какое отношение это имеет к нам? – спросил он. – И ещё не слишком понятно, как появился Талиесин, ведь ты не упоминал о том, что у тебя появился возлюбленный, как у других эльфов.

– О, – сказал с улыбкой Алистер, – я так люблю самого себя, что меня одного хватило.

Талиесин при этих словах страшно покраснел.

– И я склонен полагать, – продолжал Алистер, – что… именно это сейчас и происходит с вами. Эльфийский цветок, плод которого был вложен в грудь Голденхарта, чтобы поддерживать в нём жизнь, прижился и пустил корни. Наши чары всегда успешны, я же говорил. Но, полагаю, его орошали столь обильно, что он просто перепутал и…

– Что?! – воскликнул Голденхарт, и его лицо залила краска.

Дракон заволновался:

– Подожди, не хочешь ли ты сказать, что… будто бы… это дитя?

– Именно это я и хочу сказать. А впрочем, я могу и ошибаться. Никогда ведь ничего подобного не случалось. Я знаю только об эльфах, а в вашем случае… Дракон и человек? Я понятия не имею, что изо всего этого получится. Быть может, это признак чего-то ещё. Во всяком случае, никакой опасности для жизни это не представляет. Эльфийское волшебство…

– Слушать ничего не хочу! – гневно сказал Голденхарт, резко поднимаясь. – Эмбер, мы возвращаемся домой. Немедленно!

Алистер пожал плечами и попросил Талиесина открыть портал. Менестрель, не прощаясь, выскочил в него. Король эльфов придержал Дракона за локоть.

– Эмбервинг, – сказал он, – подождём и посмотрим, что из этого получится. Быть может, это нечто такое, чего никто ещё не видел. Какое-то особенное волшебство.

– Да, должно быть, – отозвался Эмбервинг, но голос его дрогнул.

Он наскоро распрощался с эльфами и вернулся в башню.

Менестреля он нашёл на чердаке. Юноша сидел у окна, подперев голову рукой, и невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль.

– Голденхарт? – позвал Дракон, подходя и садясь рядом.

Голденхарт очнулся, посмотрел уже на Эмбервинга.

– Не расстраивайся, – сделав усилие, выговорил Эмбервинг. – Это волшебство может означать что угодно.

Менестрель кивнул. Дракон сделал ещё одно усилие над собой:

– Могу я кое-что спросить? Ты расстроен, потому что… тебе не хотелось бы, чтобы у тебя… у нас было дитя?

Лицо юноши вспыхнуло. Дракон извинился.

– Нет, просто… Да как будто такое возможно! – отчего-то рассердился менестрель. – Уверен, Алистер просто решил над нами подшутить. Помнишь, как он обо всём этом говорил?

– Действительно, – согласился Эмбервинг и чуть-чуть покраснел. – Но рассказ о вероломных эльфийских девах меня впечатлил.

– Да, действительно, – согласился менестрель. – Но я их понимаю.

– Кого? – удивился Дракон.

– Эльфийских дев, – объяснил Голденхарт, серьёзно наморщив лоб. – Взглянул я на их мир и на них самих… Эльфийским девам там просто было скучно, вот и всё. Уж слишком эльфы… такие.

– Какие?

– Не знаю. Но я бы оттуда тоже сбежал, – твёрдо объявил Голденхарт.

– А от меня? – невольно вырвалось у Дракона.

Юноша покраснел и ничего не ответил. Дракону ответ и не требовался, он его сам прекрасно знал.

========== 28. Сапфир и золото. День, полный чар и открытий ==========

Пожалуй, после визита в мир эльфов самочувствие менестреля улучшилось. Дракон приглядывал за ним в оба глаза, подмечая малейшие изменения. Сонливость Голденхарта пропала, он как будто даже похорошел, хотя уж дальше хорошеть некуда было: Дракон от него и так был без ума! Или эльфийский цветок напитался волшебством, пока они гостили у Алистера, или сам король эльфов потихоньку наложил ещё какие-то чары, не иначе.

Золотой завиток на груди юноши менялся с каждым днём. Поначалу был всего один маленький хвостик, закрученный, как побег молодого папоротника. Пото́м появились другие. Голденхарта это нисколько не беспокоило, он подолгу стоял перед зеркалом, разглядывая разрастающийся узор, и сообщал Дракону:

– Ещё три завитушки слева появились.

Или:

– Второй справа завиток развернулся.

Или:

– А как думаешь, собственно цветок тоже появится? Если эти завитки – побеги и листики, то и бутон должен непременно появиться, верно?

Дракон обычно отвечал односложно:

– Гм… да…

За изменениями в узорах он следил ещё пристальнее самого́ юноши! Он несколько успокоился, поняв, что жизни менестреля ничто не угрожает, но его всё ещё тревожили полушутливые намёки Алистера, что эти узоры могли быть признаком воплощения истинного предназначения цветка.

«Как драконы появляются на свет?» – спросил у Дракона однажды менестрель, а он не смог ответить. В Драконьей книге ничего не нашлось, а сам Эмбервинг не помнил. Может, он был слишком стар и забыл? Или так и должно быть – чтобы драконы забывали, откуда взялись? Если бы остался хоть кто-то ещё… Хёггель – не в счёт, но ведь откуда-то и он взялся?

Алистер ломал голову над тем же, как оказалось.

– Откуда берутся драконы? – задумчиво проговорил он, безучастно глядя на празднующих эльфов. – Если бы я знал это, то, вероятно, смог бы понять, что к чему. Возможно, эльфийская и драконья магия схлестнулись и готовы произвести на свет какое-то иное волшебство. Быть может, даже величественнее уже сущего? Талиесин!

– Да, отец? – тут же отозвался Талиесин. Он околачивался поблизости и ждал, когда отец его позовёт.

– Открой портал в Серую Башню. Мне нужно поговорить с Эмбервингом, – распорядился Алистер.

– Я позову его…

– Нет. Я сам туда приду. Мне хочется взглянуть…

– Но, отец, королю эльфов запрещено покидать его королевство! – воскликнул Талиесин.

– А вот интересно, кто посмеет мне запрещать? – с улыбкой осведомился Алистер. – Или ты почему-то не хочешь, чтобы я туда приходил? Хочешь, чтобы свидания с ними были исключительно твоей привилегией?

Талиесин смутился. Алистер засмеялся, обнял сына за плечи:

– Ничего, Талиесин. Первая любовь редко бывает разделённой. Придёт время, и ты забудешь об этом.

– Никогда, – едва слышно прошептал Талиесин.

Король эльфов скрыл улыбку:

– Как бы то ни было, сын мой, в Серую Башню мы отправимся вместе.

Талиесин вздохнул.

Портал открылся прямо в трапезную Дракона. Менестрель, взобравшись на скамью с ногами и приняв немыслимую позу, наигрывал на лютне, вполголоса бормоча ещё окончательно не сложившуюся балладу. Эмбервинг развалился на стуле, лениво двигая по столу полупустой кубок.

– Полечу, – в который раз сказал он, – гляну на горы.

В это время пространство в центре трапезной разверзлось, и из образовавшейся прорехи шагнул в башню король Алистер, а следом и Талиесин.

– Приветствую! – патетическим тоном начал король эльфов.

– Быть может, вежливости ради, – прервал его недовольный Дракон, – стоило появиться по ту сторону двери?