Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 54 страниц)

Рэдвальд, когда на него насели, только руками развёл: он, мол, весь день обхаживал девиц в кухне и никакого принца не видел. Кухарочки подтвердили, и плут вышел сухим из воды.

Пока за́мок гудел как пчелиный улей, принц Голденхарт уже успел выбраться из столицы, навязавшись в попутчики к одному из торгашей, и узнать много полезного насчёт будущего путешествия. Торговец рассказывал о торговых трактах, о логовах разбойников, поджидавших заблудших путников в лесу, о тавернах и их хозяевах, о пошлинах и об ярлыках на въезд в большие города, – в общем, обо всём, что полагается знать начинающему торговцу (или путешественнику). В восточных королевствах торговец не бывал, но знал понаслышке, что места там благодатные: климат мягкий, зим почти не бывает, солнце круглый год светит. О тамошних жителях он ничего не знал, но слышал в тавернах песни, привезённые странниками из тех земель. Он назвал несколько, и сердце юноши забилось: те самые, что пела кормилица!

И принц, ставший менестрелем, начал путешествие на восток.

Тяготы путешествия он переносил легко, потому что был окрылён грёзами юности. Перешагнув через границу Тридевятого королевства, он как будто даже вздохнул свободнее, словно с плеч свалилась непомерная ноша. По счастью, никто его не узнавал: капюшон принц надвигал глубоко на лицо, а на окраинах королевства жили люди, которые никогда не бывали в столице и о королевском семействе знали лишь понаслышке. К тому же менестрель запылился порядком, и теперь даже самый внимательный взгляд не признал бы в этом бродяге принца, «способного солнце затмить своей красотой»!

На второй год бродяжничества приключилось с принцем-менестрелем несчастье.

Голденхарт в тот год бродил с торговым караваном: восточные королевства были окружены пустынями, в одиночку он бы не справился, пришлось следовать за караваном окольными путями, теряя драгоценное время. Впрочем, он наслушался от кочевников немало песен. У окраин Восточного королевства они расстались: караван повернул на северо-восток, а менестрель – на юго-запад, где, согласно карте, была столица королевства, а по пути должны были встретиться два больших города. Там Голденхарт надеялся передохну́ть, отъесться и двинуться дальше, в столицу. Король, поговаривали, и сам некогда был бардом, и менестрелю очень хотелось с ним встретиться.

До города он не дошёл. Дорога проходила через непролазный лес, дремучий и страшный. Деревья тут были древнее времён, рассохшиеся стволы скрипели заунывными голосами, корни переплетались в земле, как зме́и, и только на редких ветках была зелёная поросль, говорящая, что эти деревья ещё живы. Самое подходящее место для избушки ведьмы! Но, увы, лес был не обиталищем ведьмы, а местом, где устроили логово разбойники. Они поймали юношу на самом выходе из леса и ограбили, предварительно прибив, чтобы не смог позвать на помощь.

Когда Голденхарт очнулся, хватаясь за пробитую голову, то он обнаружил, что лишился и мешка с едой, и кошеля с остатками золотых монет, и лютни. Лютни было особенно жалко. Только и осталось, что медальон с королевским гербом на шее. И как разбойники его не приметили?

– Что же мне теперь делать? – выговорил Голденхарт потерянно.

Без лютни – какой он менестрель? Пришлось бедствовать и какое-то время жить подаяниями, но в первом же городе, куда он добрался, бродяг не чествовали, и менестреля для острастки заперли на несколько дней в городской тюрьме. Этому обстоятельству он даже порадовался: кормили в тюрьме неплохо, разбитую голову подлечили. Но через пять дней его выпустили и из города выпроводили, посоветовав взяться за ум и наняться в работники к какому-нибудь фермеру. В планы юноши это не входило. Ему первым делом нужно было раздобыть новую лютню, уж тогда-то все бы сразу поняли, что он за птица! Но даже плохонькая лютня стоила денег, а у него не осталось ни монетки.

Путь до второго города менестрель проделал в мрачном размышлении, где раздобыть денег на лютню. Он мог бы наняться к писарю, но сомневался, что его хотя бы выслушают: на этот раз его потрёпанное дорожное платье играло не в его пользу. Всё прочее было не по силам бывшему принцу.

На полпути к второму городу Голденхарт заметил, что в кустах невдалеке что-то поблескивает. Он воспрянул – а вдруг потерянная каким-нибудь недотёпой монетка? – и ринулся туда. Но нет, это была не монета, а ступня мертвеца в рыцарских доспехах. Труп успел истлеть до костей, доспехи были плохонькие: ржавые, залатанные, – а меч, который менестрель вытащил из ножен, оказался сломанным. Менестрель постоял над бедолагой, размышляя, не сто́ит ли предать кости земле, пото́м подумал, что эти доспехи могут ему сгодиться на что-нибудь, и в землю мертвец отправился без снаряжения.

Грабить мертвецов не решались даже разбойники, но менестрель рассудил так: доспехи – не одёжа, так что покойник будет не в обиде. Он завернул железки в свой плащ, связал узлом и потащил добычу к реке: от доспехов смердело, и Голденхарт не решился надеть их сразу. У реки менестрель почистил доспехи песочком, отмыл в воде – они и без того ржавые, так что хуже точно не будет, – и разложил на берегу сушиться. Сам развёл костерок, но спать не ложился – выжидал, не явится ли к нему покойник, чтобы потребовать обратно доспехи. Предрассудки у людей были сильны, и даже принцы не исключение. Но ночь прошла спокойно, мертвецы менестрелю не являлись, и он успокоился: значит, тот рыцарь не возражает, чтобы его доспехами кто-то воспользовался.

Как надеваются доспехи Голденхарт, разумеется, знал и мечом тоже пользоваться умел, но очень надеялся, что не придётся: сломанным мечом не повоюешь! Доспехи оказались ему велики и хлябали, но он приладил их кое-как и накинул сверху плащ, чтобы ржавчина и заплатки были не так заметны. Теперь он выглядел заправским рыцарем. Плохоньким, но всё же рыцарем.

Менестрель пожевал найденный возле реки щавель, потёр живот: есть хотелось смертельно! – и потащился во второй город, то и дело поддёргивая сползающие доспехи. Они клацали, лязгали, скрипели и бесконечно раздражали юношу, но приходилось терпеть.

Не доходя до города, он наткнулся на цыганский табор. С цыганами ему уже доводилось иметь дело: нужно ухо держать востро, иначе обчистят! Но брать у менестреля было нечего, а на ржавые доспехи не позарился бы даже самый захудалый вор.

Цыганский барон встретил путника приветливо, предложил посидеть у костра и побалакать. Верно, они приняли юношу за странствующего рыцаря. Голденхарт не стал их разубеждать и рассказал им, что его ограбили разбойники: отобрали коня и пожитки, – так что он идёт в город на заработки. Цыгане сочувственно качали головами – коня жалко! Менестрель было собрался в путь, но цыгане так просто его не отпустили: прежде накормили до отвала, а одна из цыганок зашила ему прореху на плаще. Они были щедры к собратьям по дороге.

К следующему полудню менестрель дошёл до второго города, оказавшегося не городом, а городишком, грязным и трущобным. Богатых улиц тут можно было счесть по пальцам, но юноша туда и не совался: там бродили стражники, а снова попадать в тюрьму ему не хотелось. Он пошёл бродить по городу, разглядывая вывески под аккомпанемент пустого живота. Вряд ли кто-нибудь сжалился бы над ним, если бы он вздумал попросить подаяние или кусок хлеба. Люди в городишке были сумные, настороженные, и незнакомцев провожали долгими, не всегда приязненными взглядами. Рыцарь или не рыцарь – их нисколько не волновало, у них и без него забот хватало.

Менестрель совсем уж отчаялся, но тут где-то поблизости так страшно трахнула входная дверь, что он едва ли не подскочил на месте от неожиданности. Он завертел головой и замер: взгляд поймал какое-то потрясающее янтарное сияние, которое было совершенно точно не к месту в этом захолустье.

Высокий статный мужчина в дорогой одежде, который так бесцеремонно грохнул дверью, быстрым шагом пошёл по улице, что-то бормоча себе под нос. Янтарное сияние волос струилось за спиной. Голденхарт, как зачарованный, шагнул следом.

Мужчина приостановился и вдруг зашвырнул что-то в канаву, а пото́м быстро зашагал дальше. Менестрель опомнился, тут же полез подбирать выброшенное незнакомцем, надеясь, что это окажется что-нибудь полезное. Какой-нибудь сухарь, к примеру. Но это была смятая бумажка. Голденхарт развернул её, брови его удивлённо полезли вверх, и он посмотрел вслед уходящему мужчине.

Это был текст объявления или двух объявлений. «Отдам принцессу в хорошие руки, – каллиграфическим почерком было написано на бумажке, а чуть пониже: – Срочно требуется рыцарь».

До встречи, изменившей жизнь обоих, оставалось меньше минуты.

========== 15. Подменная принцесса. Свадебный кортеж и лесная «фея» ==========

– Ой-ой-ой! – завопил грузный мужчина в королевской мантии, заваливаясь набок и дрыгая ногами, как перевёрнутый жук. Золотая зубчатая корона покатилась по полу и укатилась за трон.

Через тронный зал, подскакивая и поддерживая толстый, как пивная бочка, живот, мчался придворный лекарь. Жалобно звякали склянки в лекарском саквояже. Следом неслись четыре лакея с носилками.

– Проклятие! – прорычал король, когда лакеи укладывали его на носилки, чтобы отнести в королевскую опочивальню и перепоручить заботам лекаря. – Будь проклята эта прокля́тая болезнь!

Когда король Варгод был не в духе, он не стеснялся в выражениях. Скрутило короля в самый неподходящий момент: он как раз отдавал распоряжения насчёт предстоящей свадьбы его младшей дочери Юрмы, которая должна была состояться в Тридевятом королевстве.

Свадьбы этой ждали все. Откровенно говоря, принцесса уродилась страшненькой: у неё был птичий нос, веснушки по всему лицу, да к тому же рыжие волосы – ни дать ни взять ведьма!

И в кого она только уродилась? Король Варгод некогда был статен и даже красив. Принцессы выстраивались в очередь, ожидая, кого же из них он выберет себе в жёны. Он никого из них не выбрал. Королевой стала девушка из его собственного королевства, дочь садовника. Она была прекрасна, как орхидея, и даже королевские министры были настолько очарованы, что не возражали против столь неравного брака.

Увы, наследника трона королева родить не сумела, но наградила супруга тремя дочками и вскоре умерла. Король Варгод очень по ней тосковал и больше никогда не женился, так что министры посоветовали сделать наследником трона супруга одной из дочерей. Но супруг старшей дочери был всего лишь рыцарем и не горел желанием сидеть на троне: он не вылезал из крестовых походов и ристалищ, – а супруг средней, хоть и королевского происхождения, не годился на эту роль, поскольку оказался настоящим мямлей и чуть что прятался за спину жены. Куда такого на трон! Оставалось надеяться, что у дочерей родятся сыновья и один из них окажется подходящим на роль наследника.

К третьей дочери никто не сватался. За принцессой хоть и давалось целое королевство, но оно было такое маленькое, что соискатели понимали: игра не сто́ит свеч, – и обходили Южное королевство стороной. Кому хотелось застрять в таком захолустье да ещё с такой женой? Варгод их даже понимал: Юрма была девушка кроткая, но чтобы прожить бок о бок всю жизнь, причём прожить не абы как, а счастливо, одной кротости мало.

Варгод долго ломал голову, пока не вспомнил о короле Тридевятого королевства. Они когда-то то ли в шутку, то ли вправду пообещали друг другу поженить будущих детей, если только они родятся разного пола. С тех пор прошло почти полжизни, Варгод уже и забыл о том обещании. А вот теперь вспомнил и подумал, что это хороший шанс: обещание – штука серьёзная. Даже если король Тридевятого королевства и наслышан, что младшая принцесса обречена сидеть в девках, то всё равно должен согласиться на брак. У короля Тридевятого королевства, Варгод слышал, было два холостых сына. Одним-то уж он непременно может пожертвовать!

Король Варгод приободрился и послал в Тридевятое королевство гонца с письмом, в котором напомнил другу о давнем обещании. По правде говоря, он не особенно-то надеялся на благополучный исход дела, но, к его удивлению, король Тридевятого королевства согласился и даже прислал портрет младшего сына, которого прямо-таки жаждал женить на дочери Варгода. Король Южного королевства глазам своим не верил: о принце Голденхарте на десять королевств вокруг шла слава как о самом красивом принце на свете, принцессы падали в обморок при одном упоминании его имени. Правда, поговаривали, что принц эксцентричен и балуется балладами, вместо того чтобы зубрить королевские эдикты. Ну, это уж вовсе пустяк! В следующем письме договорились о свадьбе, и только тогда король Варгод, жалевший дочь и не желающий тешить её пустыми надеждами, сказал Юрме, что осенью она выходит замуж за принца Тридевятого королевства, и отдал ей присланный будущим свёкром портрет.

– За него? – со страхом воскликнула принцесса, глядя на портрет.

Портрет, конечно, и десятой доли красоты жениха не передавал. Он даже скверненько был выполнен, на скорую руку, и, вероятно, не слишком искусным художником, но такие портреты давно разошлись по всем королевствам, и принцессы вздыхали, глядя на них и по уши влюбляясь в принца. Выйти замуж за Голденхарта мечтала каждая вторая (была бы и каждая первая, но каждая первая уже была замужем за кем-то ещё). И вот этот сказочно красивый принц должен стать её супругом? Неудивительно, что Юрма испугалась.

Варгод ласково похлопал дочь по плечу:

– Не бойся. После свадьбы вернётесь в наш за́мок, а уж я прослежу, чтобы он тебя не обижал. Ты, главное, наследника роди, а уж там, если не захочет с тобой жить, так и пусть идёт на все четыре стороны. Но я думаю, что он тебя полюбит.

– За что ему меня любить? – горько воскликнула Юрма, прижимая портрет к груди.

Принцесса была неглупа и понимала, что это мезальянс, о котором на века вперёд будут слагать легенды. Но как же прекрасен был этот принц с портрета! Щёки девушки разгорелись, и она потупилась.

И вот в тот самый день, когда нужно было отправляться в Тридевятое королевство на свадьбу, короля Варгода свалил приступ подагры. Лекарь мог только немного облегчить страдания своего повелителя, лекарства от подагры не было. Но и без того было ясно: король Варгод на свадьбу поехать не сможет. Министры, посоветовавшись, решили отправить принцессу одну – в сопровождении лакеев, фрейлин и кормилицы. Свадьба должна состояться, несмотря ни на что!

Юрма плакала, не хотела ехать без отца. Варгод ласково уговаривал её не упрямиться. Наплакавшись, принцесса согласилась поехать одна. С ней отрядили шесть стражников, два лакея, четыре фрейлины и одну кормилицу – достаточное сопровождение, чтобы не заскучать в пути и не бояться каких-либо происшествий. Вся эта пёстрая компания погрузилась в четыре кареты. Варгод на прощание дал принцессе письмо к королю Тридевятого королевства, в котором объяснял, отчего не смог приехать на свадьбу.

Кормилица ехала в одной карете с принцессой и развлекала её сказками и песенками. Юрма не смеялась, глаза её были красны от слёз, но портрет жениха она из рук не выпускала.

– Ну что ты, деточка? – жалостливо спросила кормилица, гладя принцессу по руке.

– Он меня ни за что не полюбит, – уверенно сказала Юрма, показывая кормилице портрет Голденхарта. – Такой красивый юноша!

– С лица воды не пить, – возразила кормилица, глядя на портрет и качая головой. – Когда он узнает тебя получше, то непременно полюбит. Кто бы ни полюбил такую кроткую девушку!

Принцесса только ещё больше расстроилась, услышав это.

Между тем они уже покинули Южное королевство, которое было столь мало, что всадник мог бы доехать от одного его края до другого за неполный день. Дорога сначала пролегала через поля, пото́м через горы, и вот наконец королевский кортеж выехал к лесу. Здесь была развилка, обе дороги шли в одном направлении, но одна огибала лес, а другая продиралась через него, причём лесная дорога выглядела гораздо надёжнее окружной. Кормилица велела стражникам разделиться и пробежаться по обеим дорогам, чтобы решить какой ехать. Первыми вернулись те, что исследовали лес. Они сказали, что дорога широкая и тянется ровно, проехать по ней не составит труда, даже если две кареты пойдут в ряд. Вернувшиеся с окружной сообщили, что дорога размыта дождями и разбита, а глубокие ямы не позволят каретам проехать дальше, чем на милю.

– Как ни погляди, а придётся ехать через лес, – недовольно сказала кормилица. Лесные дороги, она знала, были опасны. На них могли встретиться разбойники или дикие звери. Поразмыслив, она отправила стражников вперёд: пусть идут, смотрят по сторонам и каждые несколько минут докладывают, что видели или слышали.

Но, как ни странно, ничего страшного на дороге им не встречалось. Ни разбойников, ни лесных зверей стражники не увидели. Встретился им только лось, который задумчиво брёл через дорогу, волоча длинные нелепые ноги, но не обратил на них никакого внимания, да несколько весёлых белок сломя голову носились по деревьям и кидались друг в друга шишками. Стражник погрозил им кулаком, потому что случайно прилетело шишкой и ему по лбу. Белки попрятались.

Между тем смеркалось. В лесу темнело быстро, не то что на открытых пространствах. Лошади начали спотыкаться, упрямиться. Пришлось бы заночевать прямо в лесу, но тут вернулись стражники и сообщили, что впереди, буквально в ста шагах, стои́т большой дом, в окнах которого горит свет. Должно быть, дом лесника или охотника: конёк дома украшен рогами благородного оленя.

– Попросимся на ночлег, – решила кормилица.

Лошадей кое-как удалось уговорить, они неохотно переступали копытами, пока кортеж не въехал во двор лесного дома.

Дом действительно был большой. Этажей в нём было два, в окнах горел свет, в полураскрытых ставнях трепетали белоснежные занавески, наличники окон и дверь сияли киноварью. Из печной трубы вился дымок, доносился одурительно вкусный запах какой-то похлёбки.

– Прямо-таки домик лесной феи! – ахнули сентиментальные фрейлины.

Кормилица оглядела дом. Он ей ничуть не понравился: рога на коньке никак не вписывались во всю эту красоту, они были страшные и облезлые. Но она всё же поднялась на крыльцо и постучала в дверь, Юрма стояла позади неё, дальше – вереницей фрейлины и все остальные.

Занавески на окне дрогнули, за ними промелькнула какая-то тень, пото́м дверь тихонечко приоткрылась, и наружу выглянула девушка. Стражники разом охнули или ахнули, они и сами не поняли. Девушка была прехорошенькая! У неё была ослепительно белая кожа и тёмные, как смоль, волосы. Глаза тоже были тёмные. Платье было хоть и простого фасона, но из какого-то сказочно красивого материала: оно переливалось, как перо павлина, всеми оттенками синего и зелёного.

– Фея! – хором сказали сентиментальные фрейлины.

Девушка, кажется, смутилась и спряталась за дверь.

– Что вам нужно? Кто вы такие? – испуганно спросила она, нерешительно выглядывая из-за двери.

– Не бойся, деточка, – ласково сказала кормилица. – Нас ночь застала в лесу, мы хотим напроситься к тебе ночевать. Это принцесса Юрма из Южного королевства, а это её фрейлины, а я её кормилица.

Девушка приоткрыла дверь шире, вытянула шею, чтобы разглядеть всю компанию. Принцесса невольно поёжилась: взгляд у незнакомки был цепкий, пристальный, даже колкий, что нисколько не вязалось ни с её кукольной внешностью, ни с трепещущим голоском.

– Мужчин в дом не пущу, – категорично сказала лесная девушка.

– А они и во дворе заночуют, – строго сказала кормилица. Стражники приуныли, но спорить не посмели.

– Входите, – пригласила лесная девушка.

Внутри было уютно. На широком столе белела кружевная скатерть, в печи полыхал весёлый огонь, в большом котле булькало какое-то непередаваемо вкусное варево.

– Ты совсем одна здесь живёшь? – спросила принцесса.

– Со старенькой бабушкой, – ответила девушка, – она спит. Могу разбудить. Кроватей у нас всего две, и те наверху…

– Пусть спит, – замахала руками кормилица, – незачем тревожить старого человека. Мы все и тут разместимся.

– Принцессам положено на кроватях спать, – заметила девушка, прежним цепким взглядом поглядывая на Юрму. – Мы люди простые, и так обойдёмся.

– Нет, – возразила принцесса, – мы все вместе переночуем внизу. Кормилица, принеси подушки из кареты.

Кормилица одобрительно закивала и погнала двух фрейлин нести подушки.

– Как тебя зовут, деточка? – спросила она у хозяйки.

– Хельга, – ответила девушка. – Если хотите есть, так похлёбка скоро сварится.

Лицо её смягчилось, и принцесса невольно подумала: «Какая хорошенькая!»

Хельга умудрилась угодить всем. Она разместила стражников в хлеву, на душистом сене. Не забыла накормить лошадей. Дамам предложила умыться с дороги. Принцессе помогла распустить корсет. Кормилицу усадила на лавку и принесла ей скамеечку под ноги, чтобы пожилая женщина могла дать отдых усталым ногам. В общем, девушка была расторопная и услужливая.

– А что же, вы вдвоём с бабушкой живёте? – спросила кормилица. Зорким взглядом она окинула дом и увидела, что мужчина здесь определённо живёт – или бывает временами. Едва ли девушка могла наколоть такую про́пасть дров.

– Отец уехал на заработки, – ответила Хельга, – к первым заморозкам обещал вернуться.

– Он у тебя охотник? – спросила кормилица.

– Охотник, – подтвердила лесная девушка и отчего-то улыбнулась.

Между тем поспела похлёбка, Хельга разлила её по деревянным чашкам и пригласила гостий к столу. Фрейлины продолжали сыпать комплиментами, девушка уже не краснела, но улыбалась в ответ. Юрме показалось, что… эти похвальбы хозяйку скорее забавляют, чем радуют.

– Как же вы оказались ночью в лесу? – спросила Хельга, с общего разрешения тоже садясь за стол.

Фрейлины тут же стали наперебой рассказывать, что везут принцессу в Тридевятое королевство к её жениху. Кормилица неодобрительно на них взглянула, но они не заметили предупредительного взгляда и продолжали болтать. «Как бы не сглазили!» – недовольно подумала кормилица.

– А какой красавчик принц! – пищали фрейлины. – А какое замечательное у него королевство!

– Королевство остаётся при кронпринце, – оборвала их кормилица строго. – Хватит болтать попусту! Тебе, верно, и слушать-то их скучно, деточка? – обратилась она к Хельге, которая казалась отстранённой и рассеянной, слушая их болтовню.

– Я о принцах мало знаю, – потупилась Хельга, – и о королевствах тоже. Я всю жизнь прожила в лесу.

– Ах! Ах! – заахали фрейлины. – Как можно! С такой красотой ты могла бы не то что придворной дамой стать, но и получить в мужья любого принца на свете! Принцесса, уговорите её поехать с нами?

– А я бы с удовольствием с ней местами поменялась и жила в лесу, – вдруг сказала Юрма и помрачнела.

Хельга засмеялась. Кормилица зыркнула на неё едва ли не свирепо, но лесная девушка воскликнула:

– Ах, какие вы все славные! Я бы с удовольствием поехала вместе с вами, но не могу оставить бабушку одну в лесу. Кто о ней позаботится?

– Какая ты добрая, деточка, – оттаяла тут же кормилица. Эта девушка нравилась ей всё больше.

Фрейлины, чтобы утешить хозяйку, которая, впрочем, и не казалась слишком уж расстроенной, начали рассказывать ей и о Южном королевстве, и о Тридевятом, и о принцах, и о королях, и о балах, которые бывают в за́мках.

– Покажите, покажите портрет, принцесса, – насели фрейлины на Юрму. – Хельге ведь очень хочется посмотреть на вашего жениха, правда?

Хельга только улыбнулась. Ясно же было, что на портрет хотелось ещё раз взглянуть самим фрейлинам. Принцесса уступила и достала портрет Голденхарта. Фрейлины опять заохали, зарделись, одна даже почти упала в обморок. Хельга взглянула на портрет краем глаза, лицо её осталось равнодушным, но на щеках всё же вспыхнул румянец.

– Действительно, красивый, – согласилась она, глядя на Юрму, и если бы та не была так увлечена портретом, то непременно заметила бы, что взгляд лесной девушки стал холоден. – Принцессе очень повезло: любая была бы счастлива иметь такого жениха.

– Да, да, верно, верно, – начали поддакивать фрейлины, – ах, ах, ах!

Юрма зарделась и прижала портрет к груди. Хельга вдруг поднялась из-за стола:

– А теперь простите меня. Я должна отнести похлёбку бабушке. Она, верно, уже проснулась.

– Помочь тебе, деточка? – предложила кормилица. – Бабушка у тебя лежачая?

– Нет, – со странной улыбкой ответила Хельга, – не лежачая. Она спустится к вам позже. То-то она обрадуется!

– Почему обрадуется? – не поняла кормилица.

– Никогда не видела придворных особ, – пояснила лесная девушка, наливая похлёбку в чистую чашку. – Для нас, простых людей, встреча с аристократами всё равно что праздник.

И она опять улыбнулась.

– Ну, иди, иди, деточка, – закивала кормилица, – нечего заставлять старенькую бабушку ждать.

Хельга поклонилась им всем и пошла наверх.

– Ах, что за славная девушка! – сказала кормилица.

– И такая красивая! – со вздохом добавила принцесса.

– Ах, ах, ах! – продолжали вздыхать фрейлины.

Как только Хельга вступила на лестницу, лицо её изменилось. С него сползла маска доброжелательности, губы сложились в прямую линию, от миловидности не осталось и следа. Она и теперь была красива, но это была зловещая красота, от которой перехватывало дух. Если бы те, внизу, увидели её сейчас, у них бы волосы встали дыбом.

Девушка взошла по лестнице на самый верх. В комнате, дверь которой она отворила, не было ни кроватей, ни кружевных занавесок. Это был чердак, наполненный всякой мерзостью: по углам вилась паутина, в тряпье на полу копошились крысы и ползали гады, пучки колдовских трав свисали с потолка.

Хельга швырнула чашку в стену, быстро огляделась и схватила за хвост подвернувшуюся под ноги толстую облезлую крысу. Крыса сердито запищала. Девушка ухмыльнулась и швырнула крысу об пол. Раздался негромкий хлопок, и вот уже не крыса распласталась перед ней, а толстая безобразная старуха.

– Ты – моя бабушка, – скривив лицо в улыбку, объявила Хельга. – Иди вниз и восторгайся этими разряженными дурами.

Старуха пискливо захихикала и поковыляла вниз. Хельга пинком поддела с пола одну из змей:

– Ты мне тоже нужен, Вилгаст. Просыпайся!

Змея подпрыгнула от пинка и превратилась в тощего мужчину в чародейской мантии.

– Моя госпожа? – угодливо скорчился он перед ней в поклоне.

– У нас появился отличный шанс выбраться из этого захолустья, – сказала Хельга, собирая остальных змей прямо руками. Они шипели, извивались, образуя устрашающий клубок. – Вы идите в сарай, там вас ждёт угощение. Лошадей не трогать. Ну! – И она вышвырнула весь клубок в окно.

Вилгаст порылся в тряпье и извлёк колдовской посох:

– Что прикажете мне, моя госпожа?

Хельга прошлась по чердаку, отрясая ладони от грязи. Губы её исказила отвратительная усмешка.

– Я решила стать королевой, – заявила она.

– Как же? – опешил чародей.

– Для этого мне всего-то и нужно выйти замуж за принца.

– Но ведь принца ещё и поискать надо, – осторожно заметил Вилгаст. – Нет, я нисколько не сомневаюсь, что вы его легко охмурите, но принцы на дороге не валяются.

– Это верно, – согласилась Хельга. – Даже если бы я отправилась в королевский за́мок, вряд ли получилось бы сразу же добраться до трона. Но нам повезло, Вилгаст. Знаешь, почему?

Вилгаст пристально и преданно глядел на хозяйку и молчал.

– Потому что королевский кортеж заблудился в лесу и напросился к нам на постой, а эта дура-невеста неосторожно пожелала, что ей хотелось бы жить в лесу, – со смехом сказала Хельга, и её лицо ещё больше исказилось. – Видел бы ты портрет её жениха! Нет, я решительно не позволю, чтобы он достался ей! Она же уродина. А этот принц… этот принц достоин стать моим супругом. Он почти так же хорош, как я.

– О, – только и сказал Вилгаст.

– В общем, на тебе придворные дамы и карга-кормилица, – распорядилась Хельга. – Принцессой я займусь сама. Убедись только, что платья не попорчены: они ещё пригодятся.

Вилгаст растянул губы в улыбке, обнажая мелкие острые зубы:

– Исполню всё в точности, моя госпожа! Когда?

– Как только я уведу принцессу в лес, – подумав, ответила Хельга. – И постарайся не шуметь: когда они пугаются, их сердца становятся горькими. А ты ведь знаешь, что я не люблю, когда еда горчит.

Вилгаст низко поклонился, превратился обратно в змею и подполз под дверную щель.

Хельга раскрыла стоявший в углу сундук, порылась в нём и извлекла на свет длинную золотую шпильку с чёрным камешком. Камень переливался так же, как и глаза самой девушки. Она полюбовалась украшением, пото́м высунула язык – он был у неё очень тонкий и длинный и раздваивался на конце, как язык у всякой змеи́, – и лизнула край шпильки. Золото тут же потемнело от яда.

– Ну вот и славненько, – пробормотала Хельга себе под нос, спрятала шпильку в лиф и пошла поглядеть, как справляется с заданием старая крыса.

Внизу было шумно и весело. Крыса была обаятельной старухой, несмотря на своё уродство, и фрейлины наперебой рассказывали ей о жизни в замке, чтобы потешить бедную старушку, никогда не видевшую «свет». Даже кормилица включилась в беседу. А принцесса сидела у окна и скучала, не принимая участия в болтовне. Хельге это было только на руку. Она подошла к Юрме, ласково заговорила с ней:

– Видно, вам не очень-то весело, ваше высочество. Хотите посмотреть на светлячков? Уже стемнело, их будет хорошо видно.

– Светлячков? – оживилась Юрма.

– Да. В лесу их превеликое множество.

– Но опасно ведь ночью идти в лес? – возразила принцесса, поёжившись.

– Мы не будем заходить далеко, – пообещала Хельга. – Светлячков много прямо на поляне за домом. Идёмте.

– Но мне нужно отпроситься у кормилицы… – нерешительно сказала принцесса.

– Мы всего ни минуточку, они и не заметят, что мы уходили, – пообещала лесная девушка и утянула принцессу за собой из дома. Никто ничего не заметил, даже кормилица: старая крыса знала своё дело!

– Идёмте, идёмте, – подгоняла принцессу Хельга, вышагивая в сторону леса и таща девушку за собой за руку. – Ещё несколько шагов…

В темноте она видела, как кошка. Принцесса спотыкалась и вздрагивала от каждого шороха или треска.

– Ах, там что-то страшное! – воскликнула она, попятившись, но Хельга держала крепко.

– Глупости, – сказала Хельга, – это всего лишь филин. Вы разве никогда не слышали филина?.. Вот мы и пришли.

Хельга повертела головой, разглядывая поляну, на которую она затащила Юрму. Слабо светились в траве отблески звёзд. Посреди поляны был старый трухлявый пень, встопорщившийся поганками.

– Где же светлячки? – спросила Юрма.

– Прямо тут, – глухо ответила Хельга и развернулась к ней лицом.

В темноте её глаза светились жёлтыми огоньками, и только теперь стало заметно, что зрачки у неё не круглые, как у всех людей, а вытянутые, как у змеи́. Юрма вскрикнула и отпрянула, но Хельга проворно ухватила её за плечо и с размаху воткнула золотую шпильку девушке в грудь. Боли принцесса не почувствовала, но по телу разлился смертельный холод, ноги её подкосились и она упала ничком на траву.