Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 54 страниц)

– Алистер, – едва слышно сказал Хёггель, – лучше бы тебе меня убить.

– Что это ты такое говоришь? – рассердился Алистер. – Вот знал ведь, что так и будет…

– Я василиск, – убито повторил Хёггель, – я даже не дракон.

– Ты – эльфийский дракон, – категорично сказал Алистер. – Моих чар достаточно, чтобы обуздать твою драконью природу. Ты, хоть миллион лет проживи, снять их самостоятельно не сможешь. И никто не сможет, кроме меня самого.

Хёггель неуверенно на него взглянул. Король эльфов засмеялся и ободряюще похлопал его по спине:

– Василиск или не василиск, но ты дракон, а у драконов всегда одни глупости в голове.

– Не всегда, – возразил Хёггель возмущённо.

Заметив перемену в его настроении, Алистер мысленно вздохнул с облегчением.

– А знаешь, если хорошенько повзрослеешь, – сказал он вслух, – то я, быть может, разрешу тебе дышать огнём. Всё-таки драконы – существа огнедышащие… Хёггель?!

Он поспешно подставил руки и поймал готового упасть василиска. Глаза того были закрыты, тело стало мягким и вялым.

– Спать что-то хочется, – невнятно проговорил Хёггель.

Алистер вспомнил о «приключениях» в Драконьем городище и верно предположил, что это очередной сон перерождения. Он кликнул эльфов, и те отнесли спящего в сокровищницу. Едва его тело коснулось золота, Хёггель стал драконом.

– Удивительные всё-таки создания драконы, – пробормотал Алистер, глядя, как золото буквально всасывает в себя Хёггеля, накатываясь на его крылья и хвост, будто прибой на песок. – Что ж, пусть спит. Оставим его.

Покуда Хёггель спал – на этот раз сон его длился едва ли не месяц, из кучи золота торчал лишь кончик хвоста и коготь, так глубоко золото вобрало его в себя, – король эльфов был занят Драконьей книгой. Он вшил несколько чистых листов и вписал в книгу сведения о василисках – всё, что успел к этому времени заметить. Оставалось только снабдить написанное иллюстрацией. Художник из него был тот ещё, а впрочем, и другие гравюры в Драконьей книге были не ахти. Алистер, как и любой, кто эту книгу пролистывал, предположил, что драконы, которые эту книгу составляли, особыми художественными талантами не отличались: не так-то просто было с первого взгляда определить, что именно изображено на гравюрах. То, что Алистер принял за кочергу, к примеру, при ближайшем рассмотрении оказалось морской змеей, а то, что за медвежий капкан, – зелёным драконом анфас. Так что и Алистеров василиск был не хуже других!

– Чем ты занят, отец? – спросил Талиесин, подходя.

Алистер объяснил. Талиесин задумчиво разглядывал страницу, на которой подсыхали чернила, наклоняя голову в разные стороны, пото́м неуверенно спросил:

– А для чего этой вороне такой длинный хвост? И клюв у неё какой-то странный. У ворон ведь нет зубов.

Алистер нахмурился:

– Это не ворона, а василиск. Ничего-то ты, Талиесин, не понимаешь в искусстве!

Талиесин смутился. Разговор этот ничего хорошего не сулил: эльфы к критике чувствительны, а он только что назвал вороной нарисованного отцом дракона. Талиесин кашлянул, отвёл глаза и спросил, меняя тему:

– А Хёггель спит ещё? Я давно уже его не видел.

Алистер захлопнул Драконью книгу:

– Не увиливай.

– Я это к тому, – отчаянно пытался выкрутиться Талиесин, – что если он опять переродится, то тебе придётся перерисовывать. Вдруг он разительно изменится?

Король эльфов задумчиво повторил:

– «Разительно»? Талиесин, что это за словечко? Не эльфийское. Такое неблагозвучное… Что оно означает? Во внешнем мире подцепил?

Талиесин, обрадованный, что отца удалось отвлечь, выдал тирадой ещё не меньше двадцати. Они оба были страшно заняты расширением собственного словарного запаса, когда в зале появился высокий русоволосый юноша, широкоплечий, статный, но… в лохмотьях, которые свисали с его локтей, топорщились на бёдрах, волочились по полу, каким-то чудом держась на нескольких нитках у лодыжек… Оба эльфа уставились на вошедшего. Алистер взглянул повнимательнее – глаза незнакомца отливали малахитом – и удивлённо воскликнул:

– Хёггель?

– Что это вы так на меня смотрите? – нахохлился юноша. Голос был его, Хёггеля, но уже не писклявый, срывающийся, а звучный, почти как у эльфов.

– Ух! – восхитился Алистер, тут же забывая и о вороне-василиске, и о занятных людских словечках. – Хёггель, да ты возмужал!

– Хм? – отозвался василиск, с сожалением поднимая руки и глядя на лохмотья. – А, вон оно что…

Алистер тут же распорядился переодеть дракона во что-нибудь приличное. Эльфийская одежда на нём теперь сидела отлично. Правда, как дракон Хёггель нисколько не изменился. Крылья вот только стали чуточку мощнее.

– Выходит, я уже взрослый? – спросил Хёггель, принимая обличье человека.

– Пожалуй, – согласился Алистер, любуясь воспитанником.

Хёггель надолго задумался.

– Алистер, – спросил он, морща лоб, – как думаешь, если у меня ещё нет собственной сокровищницы, да и логова-то нет, как у всякого порядочного дракона, – поскольку василиски всё равно драконы, ты же сам мне так сказал? – могу ли я, невзирая на это, посвататься к принцессе Южного королевства?

И Алистер и Талиесин уставились на василиска во все глаза.

– К Юрме? – уточнил Талиесин. Хёггель кивнул и залился румянцем. «А он всё ещё влюблён!» – понял Талиесин и несколько огорчился.

– Хёггель, – начал он смущённо, – но ведь принцесса Юрма…

Он хотел сказать, что принцесса Юрма сохнет по прекрасному принцу Голденхарту. Из того, что эльф увидел и услышал той ночью, когда они следили за Драконом и менестрелем, Талиесин сделал вывод, что у принцессы это надолго, если не навсегда, а значит, Хёггеля она отвергнет, если он вздумает к ней свататься.

– Ну да, – прервал его нетерпеливо Хёггель, – она из людей, а я из драконов. Ну и что? Если до настоящего момента никто не осмеливался нарушить традиции…

– Хёггель, – ещё беспокойнее попытался вклиниться в его эмоциональный монолог Талиесин.

Алистер взял сына за локоть и на его удивлённый взгляд покачал головой. Не вмешивайся, мол.

– Но ведь это непременно разобьёт ему сердце! – шёпотом воскликнул Талиесин.

– Иногда это даже полезно, – возразил Алистер. – К тому же я не уверен, что сердца драконов можно разбить… в известном смысле. Ха-ха, их можно только вырвать! – И он заливисто засмеялся, припоминая путешествие в Драконье городище. – Пусть делает что хочет, Талиесин. Не мешай ему. Как знать, быть может, это приведёт к ещё одному преображению.

Талиесин кинул на отца возмущённый взгляд. Опять он за своё! Да ему просто хочется посмотреть, что из этого выйдет – если не вмешиваться! О чувствах Хёггеля он и не думает!

– Отец! – едва ли не гневно сказал Талиесин.

Но Алистер уже обхватил Хёггеля за талию, увлекая его за собой из королевских чертогов.

– А почему бы и нет? – сказал король эльфов. – Посватайся. Человеческие сердца переменчивы. А! На твоём месте я бы начал с короля-отца. Непременно нужно прежде заручиться его поддержкой. Будь настойчив и терпелив.

Хёггель слушал во все уши. Глаза его горели. Талиесин вздохнул и смирился: василиска теперь уже всё равно не остановить и не переубедить, остаётся надеяться только, что обойдётся без членовредительства. Терпением Хёггель никогда не отличался.

– Отец, – укоризненно сказал Талиесин, когда они с отцом снова остались одни, – тебе не стоило его подначивать.

Король эльфов со смехом возразил:

– Он пошёл бы и без моего на то позволения. Это же Хёггель.

– Да, но…

Алистер подобрал рукава и начертал в воздухе круг из эльфийских письмен, создавая портал.

– Ты ведь не отправишься за ним следить? – возмутился Талиесин.

– Нет, – несколько обиженно ответил король эльфов (отправляться следом за василиском не было необходимости: благодаря кольцу на пальце Хёггеля Алистер знал всё, что с тем происходило), – мы с тобой наведаемся в гости к Эмбервингу.

Во внешнем мире только-только забрезжил рассвет, едва тронутое солнцем небо розовело румянцем. Серая башня была объята янтарным сиянием, похожим на фантастический фейерверк.

– Хм, как интересно! – оживился Алистер.

Но Талиесин крепко взял его за локоть и остановил. Король эльфов удивлённо взглянул на сына.

– Мы не должны туда идти, – твёрдо сказал тот.

– Почему?

Талиесин отвёл взгляд:

– Не сейчас. Мы явимся в неподходящий момент.

– Ты что-то знаешь… – задумчиво протянул Алистер.

О природе этих янтарных всполохов Талиесин, конечно же, знал, но ничто на свете не заставило бы его в том признаться.

– Предчувствие всего лишь, – возразил он.

Алистер, разумеется, не поверил, но спорить с сыном не стал. Однако же руку высвободил.

– Тогда я поброжу по здешним лугам, – объявил он. – Вон там, у пригорка, пасутся лошади. Я хочу на них взглянуть.

И он легко сбежал по тропинке к пасущемуся стаду. Возле лошадей было несколько мальчишек-пастушков, они сидели кружком возле тлеющего костерка и поджаривали нанизанные на палочки грибы. Один из них, светловолосый, тоненький (станом похож на девчушку), поднялся королю эльфов навстречу. Талиесин со вздохом подумал, что сто́ит тоже к ним присоединиться, пока отец ничего этакого не выкинул, но с удивлением увидел, что Алистер уже идёт обратно к нему.

– Возвращаемся, – сказал он.

Вид у него был, признаться, не то хитрый, не то будто его распирало что-то рассказать, не то будто он что-то задумал, только решил приберечь до поры до времени…

– Отец? – осторожно спросил Талиесин. – Что-то… произошло?

– Нет, – пожал плечами Алистер с самым невинным видом, – ничего такого. Почему ты спрашиваешь?

– Ты ведь… ты ведь ничего не сделал этим детям? – с подозрением спросил Талиесин.

– Какого скверного ты мнения о собственном отце! – потрясённо воскликнул Алистер, даже не пытаясь скрыть, что это притворство. – Что я, по-твоему, мог сделать с этими детьми?

– Ну, не знаю, – покачал головой Талиесин. – Но то, что ты стоял и смотрел на этого мальчика… Ты наверняка воспользовался чарами! Так долго ты смотришь на кого-то, только если собираешься сотворить с ними что-то… эльфийское.

Алистер прищёлкнул языком:

– Талиесин, я потрясён. Да ты ещё сквернее обо мне думаешь, чем я предполагал! Я ничего с этим ребёнком не сделал. Я просто… удивился.

– Удивился? Чему?

– Да так… – засмеялся почему-то Алистер. – Бывает же, что возьмёшь и удивишься ни с того ни с сего?

Талиесин нахмурился, но король эльфов продолжать этот разговор не пожелал, и они вернулись в мир эльфов.

Хёггель между тем решил не терять времени и отправился в Южное королевство. В за́мок его не впустили стражи, так что пришлось сделать несколько попыток, пока портал не открылся там, где нужно, а именно: в тронном зале.

– Ты ещё кто такой? – испуганно воскликнул король Варгод, когда прямо перед ним из воздуха возник незнакомый юноша.

– Хёггель, – сказал василиск, озираясь. – Ты меня не узнал? Я же принцессу спас.

– Но ведь ты… иначе выглядишь? – с подозрением возразил король.

– Говорил же, что возмужаю, вот и возмужал, – объяснил Хёггель. – Ну так что? Отдашь за меня принцессу?

Король Варгод, разумеется, ответил отказом, но Хёггель не сдавался и приходил едва ли не каждый день. Постепенно они с королём даже сдружились: Варгод однажды предложил василиску сыграть в шахматы, а после выпить чаю. Этот юноша, назвавшийся драконом, был ему интересен. Конечно, речи о том, чтобы сосватать их с Юрмой, и быть не могло, но узнать этого дракона получше королю Варгоду хотелось. К тому же невежливо было просто выпроваживать его каждый раз: всё-таки принцессу он спас.

В шахматы Хёггель играть не умел, но всё схватывал на лету и уже после двух пробных партий разбил шахматные войска Варгода наголову.

– Ты на самом деле дракон? – спросил Варгод за чаем. – Того, второго, я видел. Он ровно из чистого золота. Ты такой же?

– Другой, – возразил Хёггель и обернулся василиском.

Чай они пили в саду, так что было где превращаться. Варгод был потрясён. Дракон! Настоящий дракон! Прямо на его глазах оживали легенды! Хёггель снова превратился в человека.

– Я ещё молод, – сказал он, усаживаясь обратно на стул и беря недопитую чашку, – у меня пока нет собственной сокровищницы и логова, но молодую жену я мог бы привести в за́мок эльфийского короля. Он бы нас принял.

– Послушай, – беспокойно сказал Варгод, – принцессу ты не получишь. Я ведь уже говорил тебе: драконы не могут жениться на дщерях человеческих.

– Дще… чего? – не понял Хёггель. Понял только, что король-отец выдавать за него принцессу не собирается.

– Ты не серчай, – заискивающе сказал король, – просто так принято, понимаешь? Традиции.

– Повидаться-то с ней хоть можно? – хмуро спросил Хёггель. – Даю слово, что похищать не буду. Хоть и традиция.

Но принцесса выходить отказалась. Она вообще с момента возвращения не покидала собственной комнаты и всегда была в дурном настроении. «Словно подменили», – не раз думал Варгод.

– Ты уж извини, – с искренним сожалением сказал Варгод, – никого видеть не желает.

– Я ещё приду, – пообещал Хёггель.

В Южное королевство он зачастил, и теперь – по распоряжению Варгода – в за́мок его пропускали беспрепятственно. Варгод к василиску, пожалуй, даже привязался. Хёггель ему нравился. Если бы этот юноша не был драконом…

Хёггель надежды не терял и каждое своё появление в замке Варгода начинал одинаково: «Ну что, ещё не надумал выдать за меня принцессу?»

Настойчивость его королю тоже нравилась.

– Ты, Хёггель, всем хорош, – говаривал, бывало, король василиску. – Вот не был бы ты драконом, я бы тебя хоть сейчас зятем назвал. Но не могут, ты пойми, люди с драконами жить вместе. Отступись уже.

Хёггель отступать не собирался.

– Нигде это не написано, – возражал обычно он, – что нельзя людям жить вместе с драконами. Даже в Драконьей книге ничего подобного нет.

Варгод, заинтересованный, начал расспрашивать про Драконью книгу. Зря он это сделал. Хёггель книгу знал наизусть и пересказал её королю полностью. К концу его пересказа у Варгода волосы дыбом встали!

– Драконам предписано пожирать людей? – в ужасе переспросил он. – И ты… ты…

– Пф! – отозвался Хёггель. – Не ем я людей. Алистер бы меня за это в лягушку превратил. Или во что похуже. Да и от Эмбервинга бы досталось, это уж точно.

Варгод вздохнул с облегчением. Не то чтобы он не знал о привычках драконов, но думать о том, что и Хёггель мог убивать и пожирать трупы своих врагов… Только не он!

Хёггель задумчиво подпёр голову рукой:

– Я бы до буквы Драконьей книге следовал… Но, в конце концов, следовать или нет – это личное дело каждого. Я выбрал иной путь. Эмбервинг, вроде бы, тоже людей не ест. Во всяком случае, теперь. Он-то древний, ему уж точно больше нескольких тысяч лет!

– А другие? – спросил король.

– А других нет, – со вздохом ответил Хёггель. – Мы последние драконы на свете, так Эмбервинг сказал.

– Последние? – поразился Варгод.

Хёггель кивнул и рассказал ему что знал, в том числе и о кладбище драконов, и о том, что девы рода Драгдара рожали сыновей драконам (умолчав, правда, о том, что приключилось в Драконьем городище с ним самим).

С того дня Варгод призадумался. Если драконов осталось на белом свете всего два, то… неплохо было бы залучить одного – будущего Южного королевства ради. Если на их стороне будет самый настоящий дракон, то другие короли со своими королевскими ратями к ним не сунутся: поостерегутся! Южное королевство было маленькое, каждый норовил его завоевать, отбивались с трудом. Если бы к военной мощи королевства прибавился и дракон… Но Хёггель, понятное дело, согласился бы лишь при одном единственном условии: получив принцессу Юрму в жёны. Варгод вздыхал и качал головой, но мысль о союзе со столь могучим существом не покидала его с тех пор.

«В самом деле, – начал подумывать он, – а почему бы и не поженить их? Юноша он красивый, сильный, верный. Такого не полюбить – сердце из камня должно быть. А если и дети народятся, наделённые хотя бы толикой драконьей силы, то от них пойдёт род славных витязей, которые Южное королевство прославят. Пожалуй, отдам ему Юрму в жёны».

Прежде он решил поговорить с принцессой. Та наотрез отказалась выходить за дракона.

– Чтобы я пошла за нечистую тварь? – протянула Юрма, и её лицо потемнело. – Я выйду только за принца Голденхарта.

– Юрма, – увещевательно сказал Варгод, – принц Голденхарт помолвлен с кем-то ещё. С ним надеяться не на что. А Хёггель…

– Вижу, нечисть и тебя обольстила, – едва ли не злобно воскликнула принцесса.

– Не сто́ит так о нём говорить, – расстроенно возразил Варгод, – Хёггель – юноша порядочный, рассудительный, с головой на плечах. И он так крепко любит тебя…

– Он дракон! – отрезала Юрма.

Сколько король-отец ни разговаривал с дочерью, она так и не смягчилась. Вообще после возвращения она была сама не своя, Варгод поклясться был готов. Он пытался уговорить дочь хотя бы из вежливости выйти и поговорить с Хёггелем, ведь он был её спасителем, но Юрму ничто не трогало. С непонятной и невиданной доселе чёрствостью она отвергала все предложения отца. Её нисколько не волновало будущее Южного королевства. В её мыслях был только принц Голденхарт.

– Хоть парой слов с Хёггелем перекинься, – увещевал Варгод, – а то неудобно получается.

Юрма смерила отца долгим взглядом, пото́м неожиданно согласилась.

– Хорошо, – сказала она, – я, пожалуй, выйду к нему и послушаю, что он скажет.

Варгод обрадовался и поспешил к ожидающему в тронном зале Хёггелю.

– Юрма сейчас придёт, – сообщил король, поспешно усаживаясь на трон.

Глаза Хёггеля разгорелись. Наконец-то он увидит её снова! Юрма вышла из боковой двери, сделала реверанс и села на её трон, стоявший подле отцовского. Лицо её было холодно, но василиска это ничуть не смутило. Она казалась ему ещё прекраснее, чем раньше: долгое ожидание встречи значительно приукрасило запечатлённый в памяти образ.

– Ты, я слышала, просил моей руки? – спросила Юрма прямо.

– Просил, – согласно кивнул дракон.

– Значит, жениться на мне хочешь?

Хёггель снова кивнул. Юрма прищурила глаза:

– Но ты ведь знаешь, что просто так на принцессах не женятся? Конечно, ты был одним из тех, кто спас меня, но заклятие всё-таки снял не ты, а принц Голденхарт.

– Юрма, – предупреждающе начал король Варгод, – опять ты за своё…

– Я всего лишь говорю, что Хёггелю нужно прежде совершить какой-нибудь подвиг в мою честь, – объяснила принцесса и улыбнулась. От её улыбки Варгод вздрогнул.

– Подвиг? – растерянно переспросил Хёггель.

– Да, так полагается, чтобы рыцарь совершил подвиг во имя прекрасной дамы. Если ты сделаешь это, то я подумаю над твоим предложением, – пообещала Юрма.

– Хм? – выгнул бровь Хёггель. – И что я должен сделать? Какими бывают подвиги? Я не слишком хорошо знаю мир людей и здешние обычаи.

– Например, разделаться с заколдовавшей меня ведьмой, – сказала Юрма, и её голос стал хриплым и злым. – Было бы только справедливо, если бы кто-то отомстил ведьме за мои страдания.

– Юрма, – испуганно воскликнул король-отец, – да ведь с ней не справиться! Она подчинила себе целое королевство! Под её началом войско из тысячи чародеев!

– Принести тебе голову ведьмы? – поморщился Хёггель.

– Или другой твари, – неожиданно смягчилась Юрма. – На свете полно чудовищ. Принеси мне голову… скажем, того дракона из Серой Башни.

Варгод издал невнятное восклицание и в ужасе уставился на дочь. Хёггель застыл на месте, зрачки его вытянулись стрелами.

– Ты хочешь, чтобы я принёс тебе голову дракона? – медленно переспросил он, переводя мёртвый взгляд на принцессу.

Юрма кивнула и повторила, что если он сделает это, то она подумает над тем, чтобы стать его невестой.

На самом деле она думала так: «Если избавиться от дракона, то Голденхарт достанется мне! Уж как-нибудь непременно достанется!»

Хёггель постоял, глядя на Юрму прежним мёртвым взглядом, пото́м развернулся и вышел из тронного зала. Варгод поспешил за ним.

– Хёггель! – тревожно воскликнул он, хватая василиска за плечо. – Не знаю, что на неё нашло. Ты ведь не думаешь…

Хёггель тряхнул головой, взглянул на короля. Глаза у него были обычные, человеческие.

– Я, пожалуй, какое-то время не появлюсь здесь, – проговорил он, вымучив улыбку.

Он снял руку короля с плеча и выбежал из за́мка, а секундой спустя в небо взмыл дракон и исчез в облаках.

Варгод вернулся в тронный зал и обрушил на принцессу град упрёков. Та глядела так, будто и не слышала его слов.

– Все нечистые твари должны сгинуть! – сказала она злобно. – Все до одной!

Хёггель полетел в Серую Башню. В голове было пусто, гулко, закрадывались отзвуками слова принцессы и тут же пропадали, сменяясь какими-то обрывочными образами и мыслями. Принести голову ведьмы… принести голову дракона… любой твари или чудовища… дракона… дракона… Он яростно разинул пасть, продираясь сквозь наложенные чары, и полыхнул огнём в облака, преграждавшие ему путь. С губ медленно истаяли золотые эльфийские письмена. «Надо же, – безразлично подумал Хёггель, – я настолько силён, чтобы разрушить наложенные на меня Алистером чары?»

Серая Башня уже была под ним. Василиск сделал в воздухе «бочку» и обрушился на луг позади башни. Да, над приземлением ещё стоило поработать: он едва не прочертил мордой по земле. Он поспешно обратился человеком и, не устояв на ногах, свалился в траву. В воздух полетели одуванчиковые пушинки. Хёггель дунул на них, и они осыпались вокруг тлеющими искрами.

– Не разбился? – спросил наклонившийся над ним Эмбервинг.

– Ничего, что я без приглашения? – Хёггель принял его руку и поднялся.

– Мы с Голденхартом как раз собирались пропустить по стаканчику вина, – сообщил Дракон. – Составишь нам компанию?

Василиск кивнул, и Эмбер повёл его в башню. Ему не составило труда заметить, что Хёггель явно не в духе. Поссорился с Алистером? Но расспрашивать Дракон ничего не стал, завёл василиска в башню, усадил за стол и позвал Голденхарта.

– Эмбервинг, – сказал Хёггель, хмуро глядя в кубок, который перед ним поставили, – я посватался к принцессе Юрме.

– В самом деле? – не удивился Эмбер.

– И что? – насторожился Голденхарт. – Что она ответила?

– Она согласится, если… я совершу подвиг, – с запинкой ответил Хёггель и помрачнел. – Так и сказала. Всего-то и нужно, что совершить какой-нибудь подвиг.

– И ты не знаешь, какой именно подвиг совершить, поэтому пришёл спросить совета? – предположил Дракон.

– Да нет, – упавшим голосом сказал Хёггель, – она мне сама сказала, какой. С ведьмой, например, разделаться. Или принести голову любого чудовища, что попадётся на пути.

Он умолк, усмехнулся и снова уставился в кубок.

Голденхарт не особенно удивился, но подумал, что принцесса Юрма лукавит. Неужто она пойдёт за Хёггеля, если василиск разделается с Хельгой? «Что-то тут не так…» – убеждённо подумал он.

Эмбервинг нахмурился:

– Хёггель, было ведь ещё что-то? Говори. Я чую, что ты чего-то не договариваешь.

Хёггель вскинул голову и чётко выговорил:

– Она потребовала, чтобы я принёс ей твою голову, Эмбервинг.

Глаза Эмбера широко раскрылись. Хёггель поднялся из-за стола и сделал к нему шаг. Голденхарт, который стоял, ошеломлённый его словами, опомнился и метнулся между ними, расставляя руки, словно бы заслоняя Дракона от возможной атаки. Оба дракона уставились на него, каждый со своей стороны.

– Что это ты делаешь, Голденхарт? – удивлённо спросил Эмбервинг, осторожно беря юношу за талию и отставляя его в сторону.

– Ты ведь не подумал, что я пришёл за головой Эмбервинга? – фыркнул Хёггель.

Именно это Голденхарт и подумал.

Василиск пожал плечами:

– Я же не самоубийца. Я прекрасно знаю, что василиску с золотым драконом не справиться. Он убил бы меня прежде, чем я успел бы об этом подумать. Но дело даже не в этом. Она потребовала у меня голову дракона, понимаешь? Драконы не охотятся на драконов.

– Я бы поспорил, – нервно отозвался Голденхарт, всё ещё не теряя бдительности. – Драконы ведь часто убивали друг друга, разве нет?

– Территориальные споры, – возразил Эмбер и тоже пожал плечами. – Но никому и в голову бы не пришло пойти и снять голову другому дракону просто так. С чего принцесса вообще вздумала потребовать такое?!

Голденхарт, пожалуй, догадывался, но вслух о том говорить не стал. Хёггелю и без того приходилось несладко.

– И что же ты будешь делать? – спросил менестрель.

Хёггель взглянул на него, кажется, с недоумением:

– Ничего. Вернусь к Алистеру. Кажется, я невольно снял его чары. – И он постучал по своим губам.

– А принцесса Юрма как же?

Глаза Хёггеля стали похожи на две стекляшки.

– Кончено, – проговорил он глухо, – ноги моей больше в том королевстве не будет.

Дракон и менестрель были поражены до глубины души.

– Но ведь ты так любил её… – растерянно выговорил Голденхарт. Неужели сердца драконов столь переменчивы? Он невольно взглянул на Эмбервинга. Тот стоял и хмурился.

– Любил, – подтвердил Хёггель, поджав губы. – Я дракон. Да, я дракон, я василиск, я сам чудовище, способное на немыслимые злодейства. Чувства драконов крепки, я не уверен, что забуду её и через сто лет, но… Любить чудовище я не могу, каким бы чудовищем ни был сам. А та, что способна потребовать жизнь другого ради забавы – кто, как ни чудовище?

– Человек, – покачал головой Эмбервинг, – всего лишь человек.

========== 33. Конец Треклятого королевства. Союзники ==========

– О чём ты только думал, Голденхарт! – укорил Дракон, нависая над юношей. – А если бы Хёггель действительно собирался напасть и удар пришёлся бы по тебе?

Голденхарт, лежавший навзничь, несколько смущённо улыбнулся. Эмбервинг продолжал ему выговаривать:

– Неужто ты думаешь, что я не смог бы защититься от какого-то юнца? Ничего бы мне не сделалось, даже если бы он кинулся очертя голову. Но ты-то совсем другое дело. Ты ведь не дракон, ты человек.

Менестрелю эти слова нисколько не понравились. Он терпеть не мог, когда Дракон так говорил, а тот к этим доводам прибегал частенько. Допоздна не засиживаться, потому что людям нужно много спать. Съедать всё подчистую, потому что людям нужно каждый день есть. Не пить воду из колодца, потому что люди могут застудить горло и заболеть. Ясно-понятно, что говорил всё это Дракон исключительно из заботы о юноше, но, хоть тот и давным-давно от королевского прошлого открестился, принцы всегда остаются принцами, а упрямства в принцах, – особенно в тех, что, презрев традиции, делали, что им вздумается, – хоть отбавляй. Вот и сейчас Голденхарт смотрел на Дракона несговорчиво.

– Может, людям и следует заботиться о собственном благополучии, – промолвил менестрель, – да только не мешало бы и драконам. В тебе ведь, Эмбер, безрассудства тоже порядком. Если бы я перечислять начал…

Дракон вздохнул. Спорить с Голденхартом было бесполезно, да он и прав был отчасти. Дракон на своём веку тоже глупостей немало натворил.

– В общем, – сдался Эмбервинг, – никогда больше так не делай. Никогда не пытайся меня защитить собственным телом. Нравится тебе или нет, но ты человек, а люди хрупки.

Голденхарт страдальчески закатил глаза.

– К тому же, – с силой продолжал Дракон, – мы до сих пор не знаем, что за чары прорастают в твоём теле. Нужно быть предельно осторожными.

Он приподнял край рубахи менестреля и посмотрел на золотые узоры, вьющиеся по солнечному сплетению юноши. Завитков определённо стало больше, а на ощупь они теперь были несколько шероховаты, будто не изнутри возникли, а были нанесены на кожу как краска.

– Мне бы не хотелось запирать тебя в башне, – заключил свою проповедь Дракон, – но если ты выкинешь ещё что-нибудь в этом духе, то я непременно так и сделаю!

Голденхарт на это ничего не ответил: он уже успел заснуть. Эмбервинг вздохнул и надолго прижался губами к его виску, где вился пахнущий солнцем завиток волос.

Через несколько дней в башне снова объявился Хёггель. Выглядел он, прямо сказать, неважно: насквозь мокрый, заляпанный не то грязью, не то илом; к волосам, с которых струйками стекала мутноватая вода, налипла ряска. Глаза были совершенно черны: не лучились изумрудом, не сияли малахитом, а были как два куска угля, присыпанного тусклым пеплом. Он приплёлся в башню и стоял посреди трапезной, ничего не говоря, пока с него не натекла на каменный пол порядочная лужа.

Голденхарт уже давно прокрался ближе к очагу, а вернее, к кочерге, прислонённой к каминной решётке. Слушаться Дракона он и не думал. Даже от принцев бывает польза, если их вооружить хорошенько.

– Что произошло, Хёггель? – с хмурым удивлением спросил Эмбервинг, подходя к василиску и крепко беря его за плечо. Ему подумалось, что василиск, выполняя какой-то маневр в тренировочном полёте, не справился с собственным телом и бухнулся куда-нибудь в реку, а скорее – в озеро или в болото, если принимать во внимание ту зелёную мерзость, что налипла на его одежду. Но если так и было, то зачем ему являться в Серую Башню?

– Я из Южного королевства, – сумрачно ответил Хёггель, дёрнув плечом, чтобы сбросить руку Дракона.

Голденхарт придвинулся к кочерге ещё ближе.

– Решил всё-таки туда слетать, – продолжал Хёггель, то и дело шмыгая носом. – Хотел переубедить… сказать, что нельзя так… Нельзя ненавидеть всех волшебных существ только потому, что одно из них оказалось злым и причинило тебе вред. Это неправильно.

– И? – ещё больше нахмурился Дракон.

– Король Варгод сказал, что Юрма умерла. Она бросилась в озеро. Тело так и не нашли, – отрывисто ответил василиск.

Голденхарт забыл про кочергу и издал невнятное восклицание. Эмбервинг чуть слышно клацнул зубами. Оба сообразили, что Хёггель пытался найти тело принцессы, поэтому и промок.

– Тебе бы переодеться и… искупаться, – предложил Эмбер, поморщившись (воняло от василиска мерзостно: тиной и гнильём), – а пото́м продолжим…

– Алистер сказал, что это даже к лучшему, – не обратив внимания на слова Дракона, продолжал Хёггель. – Что она, быть может, стала русалкой, раз уж тела не нашли. А если бы не это, то она непременно превратилась бы в ведьму.

– Пожалуй, тут я с Алистером согласен, – кивнул Дракон.

Василиск взглянул на него неодобрительно. Эмбервинг пожал плечами:

– Если она переродится в русалку, то и о ненависти позабудет. Для неё так лучше. Да и для тебя тоже. А если бы она стала ведьмой, что тогда?

– Король Варгод, должно быть, безутешен, – заметил Голденхарт. Легонько, но всё же укол совести он почувствовал.

– Он собрался войной на Тридевятое королевство. Еле уговорил его этого не делать, – сказал Хёггель и чихнул.

– Иди-ка ты помойся, – напористо предложил Эмбервинг, – там и вода горячая есть. Простудишься ведь.

– Я ему пообещал, что ведьмой сам займусь, – пытался досказать Хёггель, но Дракон силой впихнул его в ванную и выдохнул с облегчением. Правда, ещё предстояло избавиться от лужи на полу.

– Нехорошо вышло, – глубокомысленно заметил Голденхарт. – Не думаю, что Хёггель справится.