Текст книги "Сапфир и золото (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 54 страниц)

Лучесвет довольно зажмурился:

– Нет. Он меня от быка спас. Бык понёс, а я спрыгнуть не успел.

– А что ты на быке делал? – поразился Голденхарт.

Лучесвет смутился и потупился. Менестрель всё понял и схватился за лоб. Ну и сорвиголова!

Огден какое-то время разглядывал их, переводя взгляд с одного на другого. Поразительное сходство, да, но теперь, когда они стояли рядом, дракон заметил и кое-что другое.

– А ты ведь и не человек, – сказал он, глядя на менестреля драконьими глазами.

– Кто ж тогда? – с бледной улыбкой осведомился юноша.

Нидхёгг пожал плечами:

– Не знаю, но чуетесь вы по-разному. Вот детёныш точно человечий. А тебя разобрать не могу. Не то дракон, не то ещё чудь какая. Ты кто?

Тут уже пожал плечами Голденхарт. Лучесвету этот разговор явно не понравился, потому что он строго сказал:

– Он принц, а не «чудь какая». Ты, может, и дракон, но всё равно не слишком-то вежливо обзываться!

Огден вытаращился на мальчишку. Голденхарт засмеялся и опять потрепал Лучесвета по волосам:

– Вон какой заступник выискался!

Нидхёгг неопределённо хмыкнул и нечаянно выронил книгу сказок из складок шкуры. Менестрель поднял.

– А это что? О, сказки чужедальних стран? – прочёл он название на обложке.

– И ты читать умеешь? – несколько сварливо осведомился дракон, размышляя, не стоит ли отобрать у него книгу.

Голденхарт погрузился в чтение. С большинством сказок он уже был знаком: наслышался, покуда путешествовал по Норди. Когда дошёл до сказки о золотом драконе, то отреагировал практически так же, как и Лучесвет.

– Дурная это сказка, – сказал он, нахмурившись.

– Почему?

– Хотя бы и потому, что это неправда. Всё было совсем не так. Да и дракона они не убили, а всего лишь изранили.

– А ты почём знаешь? – прищурился Нидхёгг. – Ты тоже там был?

– Да это несколько веков назад происходило, – натянуто засмеялся менестрель. – Так, слышал кое-что… от кое-кого. Ну и, разумеется, потому, что это бесчеловечно – убивать кого-то, только потому что тебе приглянулось их золотишко. А впрочем, дело-то было совсем не в сокровищах.

– А в чём же? – с невольным любопытством спросил Огден.

– В принцессе, – мрачно ответил Голденхарт и не произнёс более ни слова.

Вернее, не успел произнести, поскольку на дороге появилась бабка-сказительница, которую так страшился увидеть Лучесвет. Хворостины при ней не было, но была метла.

– Ах ты, скверный мальчишка! – сердито сказала сказительница и замахнулась на Лучесвета метлой. – Я его – учить, а он – в окно!

Лучесвет довольно проворно спрятался за менестреля, где, почувствовав себя в относительной безопасности – уж менестреля-то бабка-сказительница метлой гонять не станет! – осмелел настолько, что возразил:

– Да сколько можно-то? У меня от зубрёжки уже голова гудит!

– Голова у тебя гудит, потому что она пустая: ветер дунул, вот и загудело, – ещё сердитей сказала бабка-сказительница. – Ты на него погляди! Ещё и штаны разорвал!

На штанах мальчика, действительно, красовалась прореха: зацепился, когда лез через забор. Он покраснел и прижал лоскут обеими руками.

– Да ладно, – сказал менестрель миролюбиво, – мальчишкам ведь и поиграть хочется. Всё время учиться – скука смертная!

Старуха взглянула на него неодобрительно:

– А ты ему не попустительствуй. Мне господин дракон из него принца велел сделать, а разве это на принца похоже? А ну иди сюда, негодник! Выпороть бы тебя хорошенько!

– Принцев – не порют, – важно объявил Лучесвет. По-прежнему прячась за менестрелем.

Нидхёгг, который всё это время к старухе присматривался, вдруг воскликнул:

– Да это ведь карга с метлой!

Была в книге сказка про ведьму, которая летала на метле и устраивала всяческие пакости.

– Я тебе покажу каргу! – вспыхнула бабка-сказительница и хорошенько огрела дракона метлой по спине. От второго удара он ловко увернулся, слишком ловко для мужчины такой комплекции.

– Да ты хоть знаешь, кто я такой? – вспылил Огден. Метёлкой его ещё не лупили.

– Дела мне нет до того, кто ты такой, проходимец! – отрезала старуха и опять замахнулась. – Ишь, вылупился! Только попробуй дитё обидеть!

Менестрель тихо давился от смеха. Нидхёгг свирепел на глазах.

– Я дракон! – прорычал он.

– Ха, – сказала бабка-сказительница, направляя на него метлу, – да хоть чудь лесная! Мне господин дракон велел за мальчишкой присматривать, так что я его и дракону в обиду не дам! Выдумал тоже: дракон… Медвежатник какой-то, а не дракон!

Огден страшно оскорбился. Лучесвет робко попытался вступиться:

– А он целого быка съел.

– Ещё не лучше! – воскликнула бабка-сказительница и, изловчившись, схватила Лучесвета за руку. – Большая премудрость – быка сожрать!

И она потащила Лучесвета обратно в деревню, ворча на него.

– Вот старая перечница! – выругался Нидхёгг и напустился на менестреля: – А ты почему не вступился? Она ведь детёныша побьёт, нутром чую!

– Не побьёт, – возразил Голденхарт со смехом. – Хотя отстегать надо бы: а если бы его бык сбросил или на рога поднял, что тогда?

Нидхёгг всё никак не мог успокоиться:

– И вообще что она о себе возомнила? Дракона! Дракона посмела метлой огреть! Арргх!

– Ну, персона она важная, – заметил Голденхарт. – Она столько преданий знает, что и драконам не снилось.

– И читать, поди, умеет? – нахмурился Нидхёгг. Кажется, этот факт его неимоверно интересовал в людях.

– И читать, и писать. Она же сказительница, хранительница истории этих земель.

– Хм, – неопределённо отозвался Огден.

Сказительница Лучесвета всё же стеганула пару раз хворостиной: чтобы в другой раз был умнее и не связывался с бешеными быками, – и заперла окна на ставни, чтобы пронырливый ученик не улизнул и не ввязался ещё в какие-нибудь неприятности. Лучесвет приуныл: особым прилежанием он не отличался, в этом весь в отца пошёл. Он уныло приподнял за край книжку, которую бабка ему наказала выучить наизусть, поболтал ногами, постучал пальцами по столешнице, потом начал вырезать ножичком на крайней доске какую-то руну… Но, прокрастинируй не прокрастинируй, а учить пришлось. Книжка была про дворцовый этикет, нудь страшная!

– «И бородой лицо не утирать…» – нараспев повторял Лучесвет. Вот же глупость! Никогда даже в деревне не видел, чтобы кто-то бородой лицо утирал. А отрыгнуть в конце обеда, чтобы воздать честь блюду и повару? Он обедал в башне с Драконом и менестрелем, ничего подобного они не делали. И Лучесвет решил, что, если станет королём того королевства, то первым делом изменит дворцовый этикет: оттуда столько всего повыкинуть надо! Навскидку, едва ли не половину.

Сказительница, заметив, что мальчик замечтался, прикрикнула на него. Лучесвет опомнился и опять начал зубрить правила дворцового этикета, но выражение крайнего отвращения не сходило с его лица.

Дверь в домик бабки затрещала, раскрываясь, в дверном проёме показалась фигура Нидхёгга. Он кое-как втиснулся в дверь и застрял, и теперь водил плечами, пытаясь высвободиться и войти, а дверь и притолока немилосердно трещали, кое-где даже появились трещины.

– Да ты мне дом обрушишь! – воскликнула старуха и вооружилась кочергой. Лучесвет просиял: он решил, что новый приятель пришёл выручать его от зубрёжки.

Огден сообразил повернуться боком и так втиснулся в комнату, заняв собой большую её часть. Он покрутил головой, разглядывая обстановку.

– Ну и тесная же коробка! – сказал он с неудовольствием.

Под руку ему попался табурет, дракон подвинул его ближе к столу и сел на него. Табурет озадаченно крякнул, но выдержал.

– Слышь, – сказал Огден, обращаясь к бабке-сказительнице, – ты детёныша читать учила? Та чудь из башни сказала, что ты поумнее драконов будешь.

– Некоторых уж точно, – сухо отозвалась старуха.

Нидхёгг пропустил возмутительное замечание мимо ушей. Он важно грохнул по столу ладонью, книги аж подпрыгнули, а чернильница едва не перевернулась, благо Лучесвет её успел придержать.

– Будешь и меня учить, – велел он.

– Чему? – опешила сказительница.

– Читать, – ответил Нидхёгг. – Никуда не годится: каждый встречный поперечный умеет, у кого ни спроси.

– Лет-то тебе сколько? – спросила бабка-сказительница, с удивлением глядя на великовозрастного – без преувеличений! – ученика.

Огден не ответил. Годам своим он давно потерял счёт.

========== 43. Сапфир и золото. Хлопотная весна в Серой Башне ==========

Лёгкая поступь весны уже чувствовалась во всём: в набрякших почками ветках деревьев, в проклюнувшихся из-под земли зелёных стеблей травы, в отголосках первых гроз, которыми мерцало небо над горными кряжами, в курлыканье возвращающихся с юга птиц. Да и солнце уже светило по-весеннему ласково и смешливо.

Талиесин проснулся и чихнул. Здесь для него было слишком холодно, даже несмотря на чудную погоду.

В начале зимы Алистер велел ему отправляться в Серую Башню и следить за чарами, которые опутали менестреля, и сообщать о малейших изменениях. Эмбервинг принял эльфа неохотно, но остаться в башне позволил: ради менестреля он бы вытерпел общество ушастого сколько угодно времени. В башню эльф заселяться отказался: построил себе во дворике шалаш, какие строили эльфы с незапамятных времён в походах. Шалаш был из веток и виноградных лоз. Впрочем, благоразумия у Талиесина хватило, чтобы не отказываться от предложенного Драконом одеяла. Но даже так эльф мёрз ночами, а особенно в предутренний час. Счастье, что зимы в Серой Башне были мягкие, а вёсны – ранние!

Талиесин высунул нос из шалаша, чихнул ещё раз. Сплошной туман!

Жизнь в Серой Башне текла своим чередом, и докладывать королю эльфов было особенно-то не о чем.

Эмбервинг был погружён в размышления о былом, но больше – о грядущем. Он заставил Нидхёгга рассказать в подробностях о рождении золотого дракона, но тот мало что смог добавить к уже сказанному: земля исторгла из себя золотую лаву, а из расплавленного золота явился дракон. О других драконах Огден знал ещё меньше. Он видел драконьи гнёзда, но никогда в них не заглядывал, а значит, не знал, как появилось на свет новое поколение драконов. Он вообще предпочитал с ними не связываться, потому и улетел далеко на север, где жил в уединении и где жизнь его не была омрачена никакими тревогами. По крайней мере, до недавнего времени. Вот если бы Эмбервинг встретился с первыми драконами, то, вероятно, они смогли бы ответить на все его вопросы. Первые драконы, Огден помнил, были необыкновенно мудры.

К эльфам Эмбер несколько раз наведывался, но выведать у короля Алистера ничего нового не смог. Король упёрся и стоял на своём: он понятия не имеет, что выйдет из этого нового волшебства, зреющего в теле менестреля, потому что эльфийские и драконьи чары никогда ещё прежде не смешивались.

– Хотелось бы верить, – недоверчиво сказал Дракон, – когда бы ни знал, какие эльфы обманщики.

Алистер только улыбнулся. Он не лукавил – почти не лукавил! – говоря, что ничего не знает об этих новых чарах. Точно он не знал, это верно, но, как и все эльфы, обладал даром предвиденья и мог предугадать, что получится в итоге: цветок расцветёт, и кто знает, что за плод породят эти немыслимые чары! Быть может, на свет появится совершенно новая магия, доселе невиданная и неслыханная. Эльфийская магия сошлась с драконьей в теле человека! Ну и занятная же штука изо всего этого выйдет!

– Поживём – увидим, – с улыбкой отозвался Алистер. – Талиесина моего только не обижай, хорошо?

Дракон только пренебрежительно фыркнул. На эльфийского наследника он вообще внимания не обращал.

Голденхарт изменения, происходящие в нём, чувствовал особенно остро в эти весенние дни.

Эльфийские узоры добрались уже до плеч, завились спиралями, как концы виноградных лоз, и притихли. Теперь менялись узоры, изображающие листья: они раскрывались, расправлялись, становясь похожими на кленовые, только края у них были мелкозубчатые. На солнечном сплетении узор сгущался в сферическую фигуру, усеянную мелкими золотистыми веснушками, – это был бутон цветка. Узоры были шероховатые на ощупь.

Менестрель продремал всю зиму, к весне дремота прошла, словно и не было. Дракон подметил, что юноша ещё больше похорошел, будто проснулся от сна преображения, но от человека в нём мало что осталось: «чуялось», как выразился Нидхёгг, что-то неведомое, сродни драконам или эльфам. На самочувствии Голденхарта это никак не отражалось, да и ничего особенного за собой он не подмечал: помимо вечной юности никаких магических способностей у него не появилось.

Иногда только накатывало на юношу что-то, какое-то странное чувство, которое он и сам не понимал: камешек в груди начинал пульсировать иначе, чем обычно, разгоняя по телу тёплые волны. Узоры непременно меняли очертания в этот момент.

Хорошенько поразмыслив над этим, Голденхарт пришёл к выводу, что эльфийский камень «оживает» перед какими-то неприятностями. Быть может, он наделил юношу эльфийским предвиденьем? Один раз это было перед страшным ураганом, который пронёсся по близлежащим королевствам, сметая всё на своём пути. Серую Башню тоже задело, хоть драконья магия и значительно сгладила последствия. В другой раз – перед тем, как к Дракону пришла сказительница – жаловаться на учеников.

Нидхёгг, по её словам, на Лучесвета дурно влиял. Учился он читать, конечно, старательно, насколько позволяла драконья натура, но она же непременно вылезала чуть что. В этот раз терпение старухи иссякло: Огден сманил Лучесвета, и они, подвесив во дворе какую-то чурку на верёвке, устроили соревнование по плевкам на попадание, причём Огден плевался ядом. В общем, для будущего принца поведение неподобающее.

Эмбервинг озадаченно крякнул, Голденхарт предложил поговорить с мальчиком, но результата разговор не принёс. Лучесвет, без преувеличений, был своим приятелем едва ли не одержим. «А вот Нидхёгг…» – так начиналось едва ли не каждое предложение, стоило ему раскрыть рот.

– Нидхёгг – дракон, а ты человек, – строго сказал Эмбер. – Не стоит подражать драконам во всём.

– Я и не во всём, – возразил Лучесвет. – Не ем же я сырое мясо?

– Да уж, аргумент! – невольно засмеялся Алистер, который в это время был в гостях у Дракона (пришёл взглянуть на эльфийский цветок, разумеется). – А может, отправить его к эльфам?

– Одного дракона тебе мало? – осведомился Эмбервинг.

– Да нет же, не дракона, а мальчика, – уточнил король эльфов.

– Хм, – с сомнением изрёк Дракон.

Лучесвет глядел на Алистера с некоторым испугом. Этот высокий остроухий человек в золотой короне его пугал. То, что это «чудь», выражаясь словами Нидхёгга, Лучесвет сразу понял, ещё до того, как Алистер назвался.

– Не хочу к нему, – однозначно и даже со страхом сказал Лучесвет и уцепился за рукав Голденхарта.

Алистер приподнял брови. Мальчик смотрел на него с тем страхом, с каким кролик смотрит на змею, которая предложила ему перезимовать в змеиной норе, не меньше. Любого другого, пожалуй, подобное отношение могло покоробить, но не Алистера, конечно же. Он очень хорошо знал, как расположить к себе детей, а в особенности мальчиков двенадцати лет.

– Отчего боишься? Ты мог бы научиться, скажем… стрелять из лука, – заметил Алистер и, отведя руку в сторону, наколдовал замечательный лук. – Эльфы отличные стрелки. Смотри.

Он натянул лук, и выпущенная стрела, разорвав воздух со свистом, пробила насквозь дерево, растущее в ста шагах от башни. Лучесвет явно был впечатлён выстрелом. Король же, заметив, что рука мальчика невольно потянулась к луку, разжал пальцы, и лук исчез. Лучесвет с трудом скрыл вздох разочарования.

– Ну, что скажешь? – спросил Алистер, переглянувшись с Голденхартом и Эмбервингом. – Ничего страшного не случится, если ты немного погостишь у эльфов. Учитель я не строгий, зубрить не придётся.

– А Нидхёгг… – неуверенно начал Лучесвет. Искушение было велико: эльфийский лук поразил его воображение, ничего подобного он не видел.

– Для драконов время идёт иначе, чем для людей, – сказал Алистер. – Он и не заметит твоего отсутствия. Уверен, ты бы хотел перед ним похвастаться меткой стрельбой. И новым луком. Выберешь любой или сам научишься делать. Эльфийские мастера научат. Ты даже мог бы выучиться ковать мечи.

– Мечи… – выдохнул Лучесвет, завороженный. – Настоящие?

– Конечно настоящие. У тебя будет лучшее оружие на свете. Ты, я слышал, прежде рыцарем хотел быть? Любой рыцарь прямо-таки мечтает обладать эльфийским оружием, – со смехом сказал Алистер и потрогал шрам на ухе, – но ни один этим похвастаться не может. Ты станешь единственным на свете обладателем эльфийского лука и меча и наверняка совершишь множество подвигов, когда чуть-чуть повзрослеешь. Ну, будешь учиться у эльфов?

Лучесвет горячо кивнул. Алистер засмеялся и потрепал мальчика по волосам.

– Послушай, – сказал вдруг Голденхарт, который до этого времени стоял в некотором раздумье, – в вашем мире и в мире людей время ведь течёт иначе?

Алистер ответил утвердительно.

– Тогда как же ты умудряешься являться…

– Вовремя? – улыбнулся Алистер.

– Некстати, – докончил Дракон вместо менестреля.

Король эльфов вновь улыбнулся и показал кольцо на безымянном пальце:

– Мои способности позволяют мне манипулировать временем. Но, думаю, в мире людей лет десять да пройдёт. А в мире эльфов… три или четыре. Эльфийскую мудрость не вместить в столь жалкие сроки, но хотя бы выучится прилично стрелять и… хорошим манерам, – добавил он, заметив, что Лучесвет, отвлекшись, начал ковырять в носу пальцем. – Вы его не узнаете.

– Вот это-то и настораживает, – заметил Дракон. – Не вздумай забивать его голову чепухой и глупостями!

Алистер покачал головой с оскорблённым видом:

– И когда это эльфы занимались глупостями?

– Волшебными штуками ему голову не забивай, – уточнил Эмбервинг.

– Ну, способностей к волшебству у мальчика точно нет, – возразил король. – Не в отца пошёл.

– Это ты о чём? – нахмурился Дракон.

Алистер засмеялся и не пожелал объяснять, но Эмбервинг и так всё понял: если бы не был предрасположен менестрель к чарам, вероятно, не удалось бы вернуть его к жизни даже эльфийским волшебством! И ещё целая куча признаков, что из юноши вышел бы неплохой волшебник.

– Так-то, – подтвердил Алистер, безошибочно угадав, о чём подумал Дракон, и забрал Лучесвета к себе.

Нидхёгг новость о том, что Лучесвет отправился к эльфам, воспринял спокойно, к всеобщему удивлению. «К тому времени как он вернётся, – подумал дракон, – я уже так читать навострюсь. Вот он удивится!» Покуда же его успехи были весьма скромны: буквы он выучил, но зачастую их путал.

***

Вид закутанного в одеяло эльфа был жалок. Кончик носа у него покраснел и чесался, и Талиесин беспрестанно чихал.

– Простудишься, – беспокойно сказал Голденхарт, который вышел набрать воды из колодца. – Может, тебе меховую накидку дать? Как у Нидхёгга?

С Нидхёггом эльф уже был знаком и предпочёл бы, чтобы это знакомство вообще не состоялось. Шумный, грубый дракон первым же делом взял эльфа за шиворот, чтобы рассмотреть получше, тут же окрестил хиляком и попытался скормить ему медвежий окорок. Голденхарт поспешил на помощь и объяснил, что эльфы мяса не едят.

– Эти тогда ещё дохлее людей, – заявил Огден. – Ну что у золотого дракона за знакомые! Тьфу! Противно смотреть.

– Эльфы сильные, – возразил менестрель, – они волшебники. Правда, Талиесин?

Талиесин, зелёный лицом и от встряски, и от медвежьего окорока, который дракон пихал ему в лицо, предпочёл удалиться, не вступая в спор, и старался держаться от Огдена подальше.

От меховой накидки эльф отказался наотрез, тем более что упоминание о Нидхёгге сделало это предложение ещё отвратнее, чем оно было на самом деле.

– Шкурами мёртвых животных эльфы накрываться не будут, – категорично сказал Талиесин. – И не замёрз я вообще. – И он опять чихнул.

– Упрямый народ эти эльфы, – сказал подошедший незаметно Эмбервинг. – Чарами бы воспользовался, что ли? Есть ведь какие-нибудь эльфийские чары, чтобы наполнить жилище теплом?

– Я в этом мире хочу как человек жить, – сказал Талиесин и в который раз чихнул.

Дракон нахмурился, потрогал ему лоб и, усмехнувшись, сказал:

– Ну что ж, поздравляю. Ты подхватил настоящую человеческую простуду. Заварю-ка я ему травяной сбор, не то совсем расклеится. С больными эльфами я ещё не возился!

Но возиться пришлось: весенние простуды могли пронять и дракона, чего уж говорить о непривыкших к изменчивому климату мира людей эльфах! Талиесин страдал неимоверно, особенно от соплей. Утешало лишь, что ухаживали за ним Эмбервинг и Голденхарт попеременно, а присутствие менестреля всё ещё влюблённому, хотя и тщательно скрывавшему это эльфу шло на пользу больше травяных чаёв и мерзостных микстур, которые принёс из города Дракон.

– Ты смотри, сам насморк не подхвати, – предупредил Эмбер Голденхарта.

– Ну, меня этой жалкой весенней простудой не взять, – засмеялся менестрель. – После дряни, что я подцепил в Норди, это сущий пустяк.

Засмеялся и тоже чихнул. Так что Дракону пришлось возиться и с ним.

– Весело было бы, если бы ещё и я слёг, – сердито сказал Эмбер, пичкая микстурой и менестреля.

– Драконы не болеют, – возразил Голденхарт.

– Не болеют, – подтвердил Дракон.

Осенняя хандра – не в счёт.

========== 44. Сапфир и золото. Расцветший цветок ==========

В тот день начали цвести яблони, и воздух вокруг Серой Башни наполнился благоуханным ароматом.

Дракон набрал лепестков и соцветий, чтобы заварить чай: Голденхарту опять нездоровилось. Сапфировые глаза словно присыпало инеем, отчего они сделались прозрачными и сияли каким-то неземным светом, и вообще он всем телом чувствовал озноб, даже зубы щёлкали. Ни дать ни взять очередная простуда! Эмбер доверху наполнил кружку горячим отваром, сунул в руки менестрелю.

– И чтобы всё до последней капли выпил, – строго сказал Дракон. Яблоневый чай отлично помогал при ознобе.

Голденхарт бы предпочёл пойти и погреться на солнышке, но спорить с Драконом в таком настроении явно не стоило. Дракон был сердит. И не на кого-нибудь, а на него, менестреля! Впрочем, он имел полное право сердиться: накануне Голденхарт засиделся допоздна, сочиняя песню, уснул где пришлось, а простуда тут же прицепилась, потому что в башне были сквозняки. То есть это Дракон так думал, что простуда. В общем, возразить ему менестрель не посмел и послушно тянул глоток за глотком ароматный, хотя и не слишком вкусный чай (юноша предпочитал чай со смородиновыми листьями), и выслушивал очередную порцию нравоучений и даже упрёков. Дракон за него волновался, он это прекрасно знал, поэтому слушал с забавно покаянным видом, прекрасно понимая – и сам Дракон тоже понимал, – что нравоучения на пользу не пойдут: он забудет о них, зачитавшись или погрузившись в сочинение очередной баллады, и непременно опять заснёт где попало. Эмбервинг вздохнул и оборвал речь на полуслове. Менестрель виновато улыбнулся.

– Что хочешь на обед? – сменил тему Дракон. – Я думал полететь поохотиться к горам.

Юноша встал, понёс полупустую кружку к раковине (очень надеясь, что Эмбер не станет проверять, допил он до конца или нет), но вдруг остановился, будто споткнувшись о невидимую преграду. Пальцы его разжались, кружка грохнулась на пол, остатки чая расплескались по каменным плитам.

– Что с тобой, Голденхарт? – всполошился Дракон.

Голденхарт, побледневший как полотно, прижал руку к солнечному сплетению и часто задышал.

– Что бы это ни было, Эмбер, – выговорил он заплетающимся языком, – это происходит прямо сейчас.

Он пошатнулся и упёрся ладонью в столешницу. Из глаз брызнули капли сапфирового света, золотые узоры покрыли ещё и кисти рук и начали подбираться по шее к лицу.

– Талиесин! – рявкнул Дракон на всю башню, подхватывая юношу за плечи.

Талиесин, который любовался яблоневым цветом в саду, всполошился и влетел в башню.

– Позови Алистера, – велел Эмбервинг, осторожно усаживая менестреля на скамью. – Кажется, это неведомое волшебство пришло в действие.

Талиесин торопливо открыл портал, шмыгнул в него и скоро вернулся с отцом, их сопровождали ещё два эльфа. Алистер быстро подошёл к Голденхарту, тронул двумя пальцами его запястье, раздумчиво водя глазами по сторонам при этом.

– Предоставим моим лекарям об этом позаботиться, – изрёк он наконец и, бесцеремонно подхватив Дракона под локоть, повлёк его за собой из башни на улицу.

Эмбервинг посмотрел на него недобрым взглядом: мало того, что Алистер его на улицу вытащил, так ещё и встал напротив двери, всем своим видом показывая, что пускать Дракона в башню не намерен. Талиесин предпочёл укрыться в шалаше: в воздухе запахло неприятностями.

– На твоём месте, Алистер, я бы отошёл в сторонку, – хмурясь, сказал Эмбервинг. – Я должен вернуться в башню.

– Не стоит пока, – возразил Алистер.

– Почему?

– Потому что эльфийское тайнодействие должно свершаться без лишних свидетелей.

– Что ещё за «тайнодействие»? – совсем уж мрачно вопросил Дракон.

– Пока не знаю, но скоро мы это выясним, – пространно объяснил король эльфов. – Наберись терпения.

– Драконы терпением не отличаются, – заметил Эмбервинг, делая шаг вперёд.

– Боюсь, мне придётся применить силу, если ты будешь настаивать, – предупредил Алистер с улыбкой.

– Ха? – протянул Дракон. – Посмотрел бы я на это!

В это время из башни раздался крик. Оба вздрогнули. Эмбервинг весь подобрался, как для прыжка: это был голос менестреля!

– Алистер… – угрожающе сказал он, и одна за другой сверкающие янтарём и золотом чешуйки поползли по его скулам.

Король эльфов расставил руки, демонстрируя, что пускать Дракона в башню не намерен, даже несмотря на угрозу.

– Терпение, господин дракон, терпение, – нервно повторил он, скрестив указательный и средний пальцы на левой руке – приготовился сотворить чары, если Дракон попытается прорваться силой.

Дракон попытался бы… нет, уж точно прорвался бы!.., но в это время дверь башни отворилась, и вышел один из лекарей. Король эльфов и Эмбер уставились на него. Лекарь, кажется, выглядел несколько смущённо. Его светлая хламида была забрызгана кровью или чем-то похожим на кровь. Дракон отмёл обоих от двери и ринулся в башню. Алистер, перебросившись парой слов с лекарем, вошёл следом.

В башне стояла звенящая тишина, как будто после того отрывистого крика из неё пропали все звуки. Эмбервинг широкими шагами, почти бегом пересёк трапезную и направился в распахнутой двери в комнату с троном. Из дверного проёма лился слабый свет, не солнечный (окон в комнате не было), не свечной – сияние, напоминающее блеск снега на вершинах гор. Дракон видел такое в мире эльфов, когда попал в него в первый раз. Какое-то эльфийское волшебство было сотворено – или до сих пор происходило – в комнате. Он переступил порог и замер.

Трон его был передвинут в угол, а в центре комнаты прямо из каменного пола проросло ложе из виноградных лоз. На нём лежал навзничь менестрель, бледный, с закрытыми глазами, в расстёгнутой рубашке. Узоры с его тела пропали, остался лишь крохотный завиток – меньше божьей коровки – прямо в центре солнечного сплетения. Он не дышал, как показалось Дракону. Возле него стоял второй лекарь и с тем же смущённым видом, что был написан на лице и первого лекаря, держал менестреля двумя пальцами за запястье. Сияние распространялось по комнате именно от кончиков его пальцев… или от запястья?

– Хм? – произнёс Алистер, ловко протискиваясь в комнату мимо застывшего на пороге Дракона. – Как мы и думали?

Лекарь как-то неуверенно повёл плечами и протянул:

– Да-а, должно быть.

– «Да-а, должно быть»? – изумился король эльфов. – Я что, ослышался?

– Что всё это значит? – глухо спросил Эмбервинг. Он всеми силами старался сделать шаг внутрь, но нога, будто каменная, пристыла к полу. Это был страх. Страх подойти и понять, что Голденхарт действительно не дышит. Услышать от них, что он потерял его вот уже во второй раз.

Алистер развернулся к нему и торжественно изрёк:

– Эльфийский цветок расцвёл.

Наверное, стоит вернуться назад во времени и посмотреть, что происходило в башне, пока Алистер держал оборону у двери.

Лекари отвели юношу в тронную комнату, уложили на ложе, тут же сотворённое их волшебством. Голденхарт был в полубессознательном состоянии, глаза его совсем выцвели и стали похожи на два увядших лепестка незабудки. Эльфы расстегнули его одежду и уставились на эльфийские узоры. Они двигались, стягиваясь к солнечному сплетению. В тот момент, когда снаружи услышали крик, цветок пророс прямо из тела менестреля, превращаясь из всего лишь узора в настоящий: вытянулась стрелка соцветия, распушились следом листья и завитки. Менестрель на этом лишился чувств. А цветок расцвёл: сияющий солнечным золотом бутон раскрыл лепестки один за другим, чуть подворачивая их края. Он был немного похож на лилию. Тычинки в его сердцевине были как расплавленный янтарь, прозрачные и переливающиеся желтоватым сиянием. Раскрыв все лепестки, цветок начал стремительно увядать: пожухли листья, осыпались один за другим лепестки… К тому моменту, когда Дракон и король эльфов появились в башне, от цветка ничего не осталось. Почти.

– Эльфийский цветок расцвёл? – медленно повторил Эмбервинг, не отводя глаз от менестреля. Тут же он издал вздох облегчения: заметил, что грудная клетка юноши движется. Дышит! Хоть и очень редко, и неглубоко, но дышит! Чары оцепенения спали, Дракон влетел в комнату, отпихнул лекаря и сел на край ложа, крепко сжимая запястье юноши ладонью.

– Голденхарт? – окликнул он, но тот не отозвался.

– Ну, и что же получилось из отцветшего цветка? – подтолкнул лекаря Алистер, любопытными глазами скользя по тронной комнате. Располосованные стены его заинтересовали на долю секунды.

Лекарь замялся, но указал на трон Дракона. Король эльфов впился взглядом в то, что там лежало. Это была плетёная корзина, накрытая полотнищем, из-под которого лучилось в комнату мягкое янтарное сияние. Эмбервинг поднялся, как-то сам собой, даже не понимая, почему вдруг встал и пошёл к трону, будто это сияние звало его, и откинул с корзинки полотнище. Из губ его вырвался невнятный вскрик. Алистер присвистнул.

– А, – протянул он долю секунды спустя, – так вот откуда берутся драконы!

В корзине лежало яйцо. Размером оно было с небольшую дыньку, сферической формы, покрытое плотно прилегающими друг к другу чешуйками, похожими на драконьи, и опутанное сетью тонких синеватых прожилок.

– Это… это… – сдавленно сказал Дракон.

– Ну, в некотором смысле это твоё потомство. Вероятно.

Алистер протянул руку к корзинке, но Дракон так на него зыркнул, что король эльфов потрогать яйцо не осмелился. Он поспешно отдёрнул руку и натянуто засмеялся: от этих драконьих глаз мороз по коже пробрал!

– Значит, драконы вылупляются из яиц, – продолжал Алистер, предусмотрительно отойдя подальше, – а я верно предположил причины появления эльфийских узоров на его теле. Цветок принимает форму желаемого, ты ведь помнишь, господин дракон? Вы ведь, кажется, в последнее время только об этом и думали: откуда да как…