Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 53 страниц)

– Ты предлагаешь обойти все? – хмыкнула Мара, рассеянно прикрывая глаза и сосредотачиваясь на пылающем огоньке в груди. Мир тут же превратился в россыпь цветных песчинок, что кружились вихрями вокруг них. Это было хорошо. Ведьма слишком глубоко погрузилась в темноту и в последнее время и вовсе позабыла о том, как это – любоваться сплетениями энергий, пронизывающий все вокруг.

– Я предлагаю сначала сунуться сюда, – Птица шагала энергично и быстро, словно это был первый день их пути. Не будь Мара лесной ведьмой, она вряд ли сумела бы поспеть за Даэн, – И попытаться договориться с хранителями Алосты.

– Хранителями?

– Да. Их еще называют Жрецами, или Соборниками. Они – ведуны высшего круга, хранители императорской власти на местах, якобы контролирующие округи от имени государя. Как-то так, если я все верно помню.

Мара нахмурилась: для нее человеческий мир был странным местом – его законы казались ей лишь ненужной лишней шелухой, их границы она считала глупостью. Ведьма Гарварны предпочитала сторониться ведунов из столиц – слишком чванливыми те были: они кичились своими исключительными способностями соединения с энергиями, почитая себя едва ли не так же высоко, как собственных богов, и презирая всех остальных. Ее это откровенно раздражало, и ныне она лишь надеялась на то, что всего-то навсего относится предвзято к тем, кого Даэн назвала соборниками.

– Расскажи мне немного, – попросила она, переводя взгляд на силуэт города, поднимающийся вверх со склона. У подножия холма виднелась лента замерзшей реки, по берегам которой тянулись заиндевевшие молоденькие ивушки, и Мара видела высокие мосты из светлого камня, переброшенные через воду. Даэн непонимающе взглянула на нее, и Мара пояснила, на ходу расплетая в сердце клубочек тишины и пустоты, – Об Эллоине. О его городах, порядках и нравах. Мне чуждо это место.

– Как будто бы я так много ведаю, – фыркнула Даэн, – Я сама здесь впервые – знаю лишь то, что нам в Гильдии рассказывали.

– В любом случае, тебе ведомо поболе, чем лесной ведьме, – рассудительно заметила Мара, и Птица, пожав плечами, кивнула:

– Ладно. Что ж… – она задумалась на миг, – Вообще, изначально Эллоин был первым человеческим государством на Бар-эс-Тилладе. Первой колонией. Они заняли свободные земли, сумели договориться со старыми расами о торговле… Я, честно говоря, не слишком хорошо помню, с кем именно – вроде бы, с дриадами и горринарами, да еще с Верданором. Эльфам дела до них особого не было, а потому Эллоин скоро окреп и разросся, а затем уже – позже, много позже, – появились Креасс и Тиннеред. Объединять все территории в одно государство смысла не было – тогда еще добыча ресурсов не была отлажена, и император Эллоина понимал это, а потому согласился на появление других человеческих государств. Но оставалась одна поправка: Эллоин становится господствующим благодаря тому, что в нем растили и обучали ведунов.

Мара слушала ее внимательно, между делом разглядывая движения энергий вокруг них. Над городом они напоминали беспокойные волны, или рябь на воде во время дождя: цветные искорки-сполохи переплетались, разбегались, закручивались в узорные вихри, и среди них ведьма видела и ярко-золотые, и небесно-синие, и алые, словно кровь, и те, что были чернее ночи, ленивые и медленные, вплетающиеся во все это многообразие красок. Над водой, закованной в синий лед, стояло серебристое, едва различимое свечение, и Мара нахмурилась: так бывало по весне, когда все живое наполнялось силой Бессмертного, и духи пробуждались. Сейчас этого попросту не могло быть. Может, здешние ведуны работают с энергиями таким образом, что те сохраняют печать пустоты внутри? Если так, то их помощь действительно будет очень кстати.

– А разве в Креассе и Тиннереде нет ведунов? – отстраненно уточнила она, концентрируясь на природе энергий, что мерцали над рекой. Ощущение от них шло точно такое же, как то, что приходило от проснувшихся лиреан, которые осматривали свои владения и наводили порядки в реках и ручьях – и Мара хмурилась, не понимая, в чем же тут было дело.

– Есть – но, по слухам, те, что стоят при дворе, и свечи зажечь не могут, – усмехнулась Коршун, – Чего-то стоят лишь те, кого не особо-то жалуют – самоучки. Как ты, – она улыбнулась Маре уголком губ, чуть щурясь – солнце, встающее из-за крыш Алосты, било им прямо в глаза, – Но на них постоянно облавы устраивают и гонят их отовсюду. Так что у них своеобразное сопротивление…

– Подполье, – кивнула Мара.

– Угу. Здесь, в Эллоине, насколько я помню, ведунов-самоучек и лесных ведьм вообще не признают и считают их приспешниками Темной.

– Замечательно, – проворчала Мара. Она привыкла к тому, что все ее сторонились и чурались, однако одно дело, когда торговец косо глядит на тебя и осеняет себя охранным знаменем, и совсем другое – когда ты идешь просить о помощи тех, кто заведомо услышать тебя не захочет.

– Это еще ничего не означает, – жестко ответила Даэн не терпящим возражений тоном – да Мара и не собиралась возражать ей, лишь украдкой улыбаясь: упрямая Птица воплощала в себе стремление, мощь и совершенство во всем. И за то, что она не давала Маре спуску, ведьма была безмерно благодарна ей.

– Ничего, я согласна. Продолжай – я слушаю тебя.

– Да чего продолжать-то? – снег под ее ногами тихонько поскрипывал и золотился, а облачка горячего пара, срывающиеся с ее губ, напоминали утренний туман в лесу, стоящий над дальними запрудами и пронизанный косыми солнечными лучами, – Эллоин остается главенствующим государством, которое берет на себя обучение всех ведунов – как местных, так и иноземных. Все они находятся в Небесном Городе – далеко на юге отсюда. Там же сидит император, которого считают ставленником Светлого на земле – потому-то возле него и скучковались все ведуны, якобы получая благословение того и имея возможность постоянно находиться под дланью бога. Я так понимаю, что власть его скорее формальна, потому как гораздо большее возможностей у местных правителей. А местными правителями становятся как раз выходцы из Небесного Города – самые сильные, хитрые, находчивые… Они заплетают власть кольцом, подгребая ее всю к своим рукам, и оставляют за императором лишь обычаи да прочую шелуху. Прикрываются им. Естественно, это – лишь мое мнение, я не претендую на единственно верное суждение. Может быть, все не так, Мара, и я ошибаюсь, и на самом деле ведуны эти несут лишь благость, а император и впрямь свят и светел, – она помолчала немного, переводя дух. Город на холме был все ближе, и Мара чувствовала, что Даэн немного тревожится – совсем чуть-чуть, стараясь сделать так, чтоб ведьма того не заметила, – Что до территориального устройства… Хм. Эллоин разделен на восемь провинций, при каждой из них есть столичный город, называющийся так же, как и сама местность. Ведуны-жрецы – те самые, в руках которых сосредоточена власть, сидят в Соборах. Обращаться к ним можно напрямую, без всех этих процедур вроде долгого ожидания, записей и тому подобной ерунды. Вот и все, что я знаю.

– Небесный Город… – протянула задумчиво Мара. Ей казалось, что где-то она слышала это название – не в лучшем контексте. Ухватившись за тонкую размытую ниточку воспоминания, ведьма потянула за нее, и картинка сама возникла в голове.

Старая Грайна, сухая и сморщенная вергорийская ведьма, шамкала беззубым ртом и толкла в деревянной ступке какие-то травы, подслеповато щурясь. Мара сунулась было ей под руку – глянуть, что такое та делает, однако старуха тут же проворно треснула ее венчиком прямо по пальцам, и девочка, зашипев, словно кошка, отдернула руку.

– А ну-ка брысь отсюда, несмышленая! – грозно каркнула Грайна, потрясая венчиком на головой, и Мара тут же шмыгнула поближе к матери, волчонком косясь на злобную ведьму. Виска, посмеиваясь, дотронулась кончиками пальцев до встрепанной макушки девочки, а затем отхлебнула из резной деревянной чашки крепкого травяного чаю.

– И что же? – мать продолжила прерванный разговор, пока Мара украдкой совала нос во все баночки да склянки, что громоздились на длинной полке у окна – так, чтоб мерзкая бабка не заметила ее да не огрела еще чем-нибудь, – Они тебя не приняли?

– Какое там! – Грайна звякнула какими-то склянками под рукой, и этот звук показался ведьминой дочери очень досадливым, – Так таращили свои зенки на меня, словно я – чучело болотное, губы кривили, носы воротили… Даже на нижние ярусы не пустили – хотя там та еще помойка, ой ли! Мол, нечего лесному отродью вроде меня в Небесном Городе делать. Мол, мы все отреклись от света, и дороги обратной к трону их бога нам нет. Ты представляешь, Виска? Нам-то… Ха!.. Глупцы, безмозглые олухи, которые дальше собственного носа видеть не хотят – вцепились в своего Светлого, как шелудивая собака в старую кость, и носятся с ним…

– Ладно тебе, – Виска примирительно подняла ладонь, – Для них Бессмертный и единство всего в мире – такая же чушь, как все их разделения – для нас. Со своей метлой, сама знаешь, чужое подворье не мети.

– Да знаю, – проворчала старуха, откладывая венчик и деловито закатывая рукава. На ее запястьях звякнули браслеты с кучей каменьев, и Мара, углядев, что Грайна начинает переминать какие-то коренья руками, решила, что уж теперь-то та точно не обернется, – Город, конечно, диковинный, ничего не скажешь. Тут я даже спорить не буду. Город-Древо – так они его зовут. И правда, что он над землей высится – уж не знаю, с какими энергиями они работали, чтоб поднять такую громаду из земли-матушки. Как гора – ровная, без верховины, а на пятачке земли наверху – город. Дорога вокруг поднимается, долгая такая – страх! А на обрывах, по всей высоте – дома какие-то, постройки, все белое, в глазах аж рябит. Красивее всего наверху, да только мне ли о том знать, они меня, собаки, не пустили… – раздался грохот, звон битого стекла. Грайна резко обернулась, и руки ее были красны от травяного сока, – Ах ты пигалица несносная! Ну, сейчас несдобровать тебе!..

Виска расхохоталась, наблюдая, как дочь испуганным чумазым котенком шмыгнула ей под руки, а Грайна нависла над ними обеими, словно грозовая туча. За окном носились беззаботные стрижи и пела молодая, звонкая весна.

Воспоминание было далеким, смутным, размытым. Мара не помнила, зачем Грайна уходила в Небесный Город, однако детское воображение, растревоженное рассказами старухи, живо рисовало невиданной красоты столицу с белыми летящими башнями, длинными лестницами, высокими мостами. Там должно было быть хорошо по осени, когда листья в садах начинали золотиться и терялись в густой сочной синеве неба, а закаты падали прямо за край. Если Мара все верно поняла, ведуны Эллоина умудрились поднять над землей огромный пласт, сделав своеобразное плато прямо на ровном месте, среди пологих холмов и равнин, а на нем выстроили свой город, куда и посадили императора.

– А что-нибудь о Небесном Городе тебе ведомо? – она взглянула на Даэн, и Коршун лишь пожала плечами.

– Нет. Этот регион находится слишком далеко от Келерии. Возможно, Лорелей и контактирует с кем-то оттуда, однако нам эту информацию не разглашают. Наше дело – не политика, – она вздохнула, – Поэтому я не совсем понимаю, что делаю здесь и сейчас в качестве представителя всей Гильдии. В качестве твоей защитницы и спутницы – понимаю, а вот все остальное…

– Я, в общем-то, тоже не особо понимаю, что делаю, и что делать в целом, – рассудительно молвила ведьма, находя ее холодную сухую ладонь и чуть сжимая ее пальцы в своих. Даэн подняла на нее глаза, и на лицо ее легла едва заметная тень улыбки. Мара тоже улыбнулась в ответ, – Сама же мне баяла о том, что справимся, что все решится. Вот и не думай о дурном.

– А я прямо так погружена в смурные мысли, – иронично прищурилась Птица, вскидывая красивую бровь дугой, и Мара фыркнула: вот уж точно. Если Даэн и думала о чем-то недобром, то прятала это так умело, что даже чуткая к миру и к этой женщине Мара не смогла бы сказать, что ее тревожило. Лишь когда Коршун сама показывала это – не иначе.

Солнце поднималось все выше, и, когда Мара с Даэн подошли к широкому мосту из светлого, грубо отесанного камня, небо стало совсем уж голубым и прозрачным, чистым-чистым. Женщины пропустили небольшую подводу, идущую из города, и Мара отстраненно подумала, что за это короткое время она увидела куда больше людей, чем за всю свою жизнь в лесу – там повсюду сновали лишь духи, прозрачные и тонкие, говорящие на ином языке, жившие совершенно иной жизнью. Сейчас же вокруг нее постоянно был шум и гам, человеческий переполох, и это было странно: с одной стороны, невероятно хорошо, но с другой – едва ли Мара смогла бы однажды променять свой тихий уютный быт на сети городов из камня и вечную суматоху.

По склону к городу взбирались сады, и их заснеженные кудрявые ветви напоминали белое кружево меж пальцев искусной мастерицы. За спиной осталась сияющая серебром река, и Мара, так и не сумевшая понять, в чем причина такой структуры энергий, хмурилась и кусала губы – однако думать о том сейчас было некогда. Первое кольцо городской стены, за которым начинались поля и длинные темнеющие на снегу постройки хранилищ, теперь было совсем рядом.

У врат их никто не остановил, никто ни о чем не спросил, словно безразличным стражам дела до них не было. Про себя Мара отметила, что мужчины здесь носили длинные теплые пальто до самых щиколоток и отпускали волосы, собирая их в косы на затылке. Глаза у эллоинцев были светлые, и на правой щеке у каждого воина виднелся какой-то рисунок – символ Светлого, если ведьма верно помнила: дерево о семи ветвях, схематично нарисованное на коже черной краской. Тот же рисунок Мара видела на второй стене, опоясывающей город: на светлом песчанике темнела узорная мозаичная кладка, и семь изогнутых ветвей расползались в стороны, словно русло давно пересохшей реки в пустыне. Почему-то Маре не нравился этот символ, так напоминающий древо Бессмертного: что-то в нем было неправильное, фальшивое, словно неведомый художник наделил его абсолютно неверным значением, и это понимание так и осталось в сердцах других. Из-за стены поднимались башни, облицованные все тем же светлым песчаником, и над городом развевались белые знамена с черным рисунком, беспрестанно двигающимся и меняющимся на потоках ветра.

Все дороги в Алосте, как и в любой столице провинции, ведут к Собору – все это знают. Улицы города напоминают паутину: окружные нити идут по спирали к центру, и, если неспешно прогуливаться вдоль них, можно потратить целый день для того, чтоб обойти всю столицу, от самого дальнего квартала земледельцев до центральных кварталов ведунов и знахарей, вычищенных до последней пылинки. А вот если особо не задаваться целью осмотреть все, да пойти по одной из широких прямых улочек к Собору, то очень скоро приземистые домишки останутся позади, а перед глазами вырастет огромный каменный храм, над остроконечными крышами которого полощутся знамена, а вокруг каждой из восьми тонких башен вьется спиралью винтовая лестница, вдоль которой ярко горят крохотные золотые фонарики. Они не гаснут ни в бури, ни в самые жестокие холода, и поговаривают, что никто ни разу не видел, чтоб на ступенях показалась хоть одна живая душа. Но фонарики горят испокон веков звездами, и ничто не может изменить это.

Они стояли на шершавых истертых ступенях, отполированных годами почти что до блеска. Впереди темнела двустворчатая дверь, распахнутая настежь, и внутри здания Мара видела прозрачный дневной свет, затапливающий залы и комнаты. У входа топтались люди – их было немного, и ведьма ощущала сладковатый запах каких-то масел, от которых неприятно кружилась голова, и мысли становились вязкими. Даэн взглянула на нее, чуть заметно кивнув, и они обе направились к входу в Собор, присоединяясь к другим просителям. На них, чужеземок, с любопытством косились люди – судя по странным длинным одеждам и по-особенному заплетенным волосам, все они были родом из Эллоина, а ни Мара, ни Даэн не напоминали светлоглазых жителей одной из восьми провинций. Ведьма ощущала себя неуютно под этими внимательными оценивающими взглядами, но, сжав зубы покрепче, заставила себя попросту не обращать на них внимание. В конце-то концов, ждать им нужно не так уж и долго.

Когда подошел их черед, солнце, острое и почти белое, стояло уже в зените. Жизнь в городе кипела – сновали люди у подножия широкой лестницы, мохноногие низенькие лошадки тащили груженные холщовыми мешками телеги, переговаривались меж собой жители Алосты, прогуливаясь по городу, или торопясь куда-то по делам. И когда последний проситель покинул залы Собора, Мара чуть ли не вздохнула спокойно: наконец-то можно было спрятаться в тиши молчаливых комнат и заняться делом. Ждать она больше не могла.

Эхо ее шагов отражалось от каменных стен, проложенных мрамором – таким светлым, что казалось, будто они оказались внутри облачного замка, или снега. Вокруг вырастали одинаковые широкие колонны, круглые, без единого изъяна, без единой трещинки, и светлые прозрачные занавески, заслоняющие огромные окна, чуть покачивались в ответ на колебания воздуха. Женщины шли по вытянутому узкому залу, в самом конце которого за широким столом, укрытым синим шелком, сидел человек. Он поднял на них равнодушный взгляд, когда Даэн выступила вперед, чуть склоняя голову.

– Приветствую тебя, Жрец Светлого. Мы – чужеземки, пришли говорить с Хранителями Алосты. У нас – важные вести, и ждать мы не можем. Просим разрешения увидеть Хранителей Собора.

– Разрешаю, – протянул мужчина, лениво поглаживая льняную косу, переброшенную через плечо и заплетенную в тугой канат. Акцент у него был странный, с долгим протяжным «а», и Маре слышалось самолюбование в его голосе. Да и взгляд его при слове «чужеземки» стал совсем уж скучающим. Впрочем, едва ли это имело значение, – Проходите, прошу вас, – он приподнял руку, указывая на высокую узкую арку слева от себя, и темный рукав его балахона сполз к локтю, обнажая медные кольца широких браслетов.

Во втором зале тоже стояла тишь, и свет вокруг был прозрачен – он лился из широких окон и, проходя через молочный легкий шелк, ниспадающий с карнизов, становился совсем уж странным, нездешним. В центре зала на темных креслах с жесткими резными спинками восседали люди – их было восемь, и все они, словно один, обернулись к вошедшим, заслышав звук их шагов. Место, где они сидели, опоясывало кольцо из странных плоских чаш на высоких тонких ножках – и в этих чашах недвижимым зеркалом чуть поблескивала вода. Пахло терпким маслом, благовониями и чистотой, и Мара содрогнулась: все это не было важным и нужным. Истинная вера не требовала всего этого – отчего же тогда здесь, в оплоте Светлого, было так?

Пятеро мужчин и три женщины спокойно разглядывали их, когда они предстали перед ними, останавливаясь напротив стоящих полукругом кресел. Балахоны на них были цветными, а в канатах-косах виднелись тонкие цепочки и круглые каменья. Сила, исходящая от них, была странной: Мара ощущала ее всей собой, ощущала кожей эту вибрацию – частую и низкую, словно ее насквозь прошивали сотни молний. Один мужчина, пожилой человек с пересыпанной сединой длинной косой, скупо улыбнулся им.

– Здравствуйте, дети Светлого.

– Приветствуем вас, – так же холодно ответила им Даэн, выпрямляясь и разворачивая плечи так, чтоб жрецы видели серебряную фибулу Гильдии на ее груди. Мара готова была поклясться – Птица тоже ощущала волны пренебрежения, исходящие от соборников, однако ей на них было плевать, – Я – Даэн из Фаулира, Келерийская Птица, а это – Мара из Гарварны, ведьма. Мы пришли просить Эллоин о помощи.

– Мы видим, кто вы, – отозвалась молодая женщина – на вид ей было не больше тридцати зим. Ее темные глаза оглядывали их скучающе, и Мара ощущала ее презрение – впрочем, тщательно прикрытое маской дружелюбия, – Вернее, чувствуем. Все же от колдуний, живущих в изоляции, всегда приходит особое ощущение хаоса и некоторой бесконтрольности, неуправляемости… – она обаятельно улыбнулась Маре, но ведьма проигнорировала ее колкость, пропустив ее мимо ушей. Она не сомневалась в том, что они с Даэн встретят сопротивление в Алосте, – Поэтому можете перейти сразу к делу. Видно, что вы долго были в пути, а потому наверняка устали. Мы не хотим занимать ваше время понапрасну.

Изящная формулировка, промелькнуло в голове у Мары, и ведьма ощутила легкое раздражение, заворчавшее волчицей в груди. Едва ли жрица имела в виду то же самое, что сорвалось с ее языка. Даэн, которая тоже и бровью не повела на выпад женщины, церемонно кивнула:

– Нам также не хотелось бы терять время понапрасну, благодарим за беспокойство. Если мы не найдем поддержки здесь, нам придется выдвинуться дальше – а мы не можем позволить себе ни минуты промедления.

– В таком случае, держите слово, – кивнула соборница, и усмешка ее еще больше напомнила Маре оскал, – Возможно, все мы услышим что-то действительно занятное.

========== Глава 54. Соль веры ==========

За огромными окнами начиналась метель. Белые хлопья, подхваченные ледяными порывами ветра, кружились за молочными складками занавесок, и краем глаза Мара видела, как танцуют снежинки за стеклом. Толщи камня не пропускали ни единого звука с улицы, а потому в залах Собора стояла глухая тишина, нарушаемая лишь шорохом дыхания да легким шелестом полупрозрачного шелка на карнизах.

Мара переводила взгляд с одного лица на другое – и в глубине их глаз не отражалось ничего. Ни-че-го. Лишь равнодушие – такое же холодное, как снега на острых вершинах Наамаха. Даэн рядом напряглась: плечи ее, затянутые в плотную кожу, одеревенели, а наклон головы стал упрямым, жестким. Ведьма ощутила огненные волны силы, толчками расходящиеся от Птицы, из самого центра ее груди, и соборники тоже почувствовали это.

– Кажется, мы не давали повода для злости и раздражения. Я не права, Танцующая Даэн? – женщина в зеленых одеждах чуть заметно вздернула бровь, глядя на Коршуна.

Птица не сменила позы – даже не шевельнулась, лишь приподняла уголок губ в улыбке.

– Как и я не давала повода для того, чтобы этот вопрос был задан.

Некоторое время они сверлили друг друга тяжелыми взглядами – и Даэн выиграла. Соборница хмыкнула себе под нос и, скривив тонкие губы, отвернулась от Птицы, обращая взор к своим братьям и сестрам, словно Коршун больше не занимала ее. Однако Мара успела заметить, как быстро и нервно она облизнула губы, как сжалась ее рука на резном подлокотнике. Неужто Келерийская Птица может напугать могущественных ведунов Эллоина?

– Оставим глупые препирательства не по делу. Чего же вы хотите от нас? – осведомилась женщина с темной косой, самая молодая из хранителей.

– Я уже озвучила, – Мара безо всяких эмоций смотрела ей прямо в глаза, не опуская взгляд, – Поддержки в грядущей войне. Ведуны Эллоина могли бы стать еще одной каплей в этой борьбе. Мы нужны друг другу – сейчас как никогда.

– Вернее, мы нужны вам, – усмехнувшись, уточнил седовласый мужчина, – Давайте смотреть правде в глаза.

– Правда такова, – Даэн сделала шаг вперед, сжимая руки в кулаки, – Что мы нужны друг другу, и никак иначе. Когда Охота дойдет до Эллоина, понадобятся все возможные силы, чтоб защитить этот регион.

Соборники переглянулись, и по светлому залу прокатился смех. Он отражался эхом от стен, потолка, даже от воды, застывшей зеркалами в чашах. Третья женщина, чьи светлые льняные косы были перевиты в одну, покачала головой:

– Едва ли нужно будет защищать Эллоин от Охоты, даже если вы не лжете нам, и Королева Зимы и впрямь очнулась – в чем лично мы сомневаемся. Ее упокоили Светлый знает сколько времени назад, и больше она не являлась сюда. Сила давным-давно оставила ее, и эта угроза так же эфемерна, как россказни скоморохов. И даже если дикие духи собираются в стаю, они остаются проблемой ваших территорий – никак не наших.

– Глупо полагать, что волна до вас не докатится, – Мара подняла взгляд на нее – кресла стояли на небольших приступках, – Мы – на одном берегу, и шторм смоет нас всех, если мы не станем вместе.

– Да как ты смеешь говорить такое, сестра Темной?!.. – зашипел мальчишка в красной мантии, совсем еще молодой, с беспокойными бледными руками и узким, некрасивым лицом. Он со злостью смотрел на лесную ведьму, и ярость его напоминала лесной пожар, в котором лишь сам он себя губил. Седовласый мужчина успокаивающе приподнял руку.

– Тише, тише, брат. Эти женщины – гостьи нашего края, – он обернулся к Маре и Даэн и чуть склонил голову, – Я прошу простить вас нашего брата. Он еще юн, а молодости свойственна горячность. Полагаю, вам хорошо это известно.

– Конечно – мы тоже были юны и глупы в свое время, как и всякий человек под солнцем, – отчеканила Даэн, чуть наклоняя голову вперед. Глаза ее недобро щурились, – Однако жизнь на севере очень быстро остужает излишний пыл, а поэтому мы можем судить о всей серьезности происходящего здраво и взвешено. Мы бы не пришли просто так ко двору Алосты. К тому же, – добавила она, чуть заметно повышая голос, – Келерийская Гильдия испокон веков почитала богиню Хартанэ, высшую ипостась Светлого, осмелюсь напомнить вам, если вы позабыли. А посему обвинять нас в посредничестве Темной – по меньшей мере, недальновидно.

Последние слова она вымолвила, не сводя тяжелого взгляда с молодого паренька, облаченного в алые одежды. Тот заметно стушевался, побледнел, однако Мара по-прежнему ощущала его бессильную злость, напоминавшую жар раскаленных докрасна углей. Тронешь – обожжешься, да так, что кожа еще долго будет болеть и нещадно зудеть. Проще и вовсе не прикасаться. Седовласый мужчина плавно поднялся со своего кресла, небрежно оправляя складки песочного плотного шелка своего балахона, и подошел к одной из высоких медных чаш, наполненных водой. Его коса, щедро пересыпанная пеплом, спускалась толстым канатом на его грудь, и по всей длине ее перехватывали золотые и медные кольца. Мужчина неспешно закатил рукава, обнажая сухие предплечья, исписанные тонкими узорами вен, а затем искоса взглянул на женщин.

– Эллоин никогда не сомневался в лояльности и верности Келерии. Это – так же неоспоримо, как и то, что Светлый поднимает солнце с востока. И мы бесконечно ценим вашу самоотверженность и преданность в те времена, когда в мире постоянно происходят перемены. Понятия подменяются, и мы уже не можем различить, где тень, а где – свет, – он задумчиво провел кончиками пальцев по глади воды в ближайшей к нему чаше, и по ее поверхности поползли во все стороны круги, – Старая память еще хранит остатки истины, однако скоро и того может не стать.

Мара наблюдала, как мужчина опускает ладонь куда-то в сторону, к узорной тонкой ножке чаши. Приглядевшись, она увидела крохотную плошку, вырастающую прямо из медной опоры и сделанную так, что заметить ее издали было очень сложно. Соборник взял что-то в горсть, поднял руку выше и раскрыл ладонь над чашей. Ровно секунда понадобилась Маре для того, чтобы понять – у него в руке мелкой россыпью лежали кристаллы соли. Терпко пахнуло лавандовым маслом и какой-то южной пряностью, терпкой и приторной. Мужчина разжал пальцы, и кристаллы, чуть заметно поблескивая, просыпались в воду. Зал заполнил тонкий-тонкий звук, напоминающий шелест дождя на озерной глади – только еще чуть выше и прозрачнее.

– Истинная вера подобна твердому камню, кристаллу, – он поднял повыше оставшийся на ладони кристалл, такой крохотный, что Мара едва различала его в руке соборника, да и то – лишь потому, что тот слегка бликовал на свету. – Однако ложь подобна воде, омывающей этот кристалл, и рано или поздно она растворит его, вбирая в себя все его силы, всю его жизнь. Вот так, – с этими словами мужчина уронил последнюю крупицу соли в воду, и та приняла его, отозвавшись едва различимым нежным отзвуком. Он развернулся лицом к Маре и Даэн, спокойно разглядывая их обеих, а затем проговорил, – Мы не хотим, чтобы люди забыли истину и правильную веру, настоящую и живую. Веру в Светлого. В тебе, Даэн из Фаулира, она жива, она поет, и ты верой и правдой служишь старой памяти, праведной и настоящей. Ты подобна тому самому кристаллу – сколько бы тебя не давили руками люди, сколько бы тебя не истязали, ты выдержишь это давление, – он кивнул ей – однако Птица не торопилась отвечать на этот жест. Соборник перевел взгляд на ведьму, – Ты же, Мара из Гарварны, подобна той самой воде, которая рано или поздно растворит в себе любой кристалл, любой камень, присвоив себе его целиком и заставив его позабыть о том, что он был тверд и крепок. И такова же суть лжи, которую ты несешь.

Даэн непонимающе заморгала, хмуря брови. Мара лишь дернула плечом.

– Ты обвиняешь меня во лжи – да вот я не могу взять в толк, какой. Я принесла на порог вашего Собора истину, положила ее к вашим ногам – и вы же говорите мне, что я несу беду?

– Несешь, – кивнул соборник, – Конечно. Беда эта кроется в твоих руках, в твоей вере, в том, как ты касаешься энергий. Когда мы только пришли на Бар-эс-Тиллад, Светлый явил свою милость, позволив первым ведунам соединиться с Криницами Леор – источниками светлых энергий, для того, чтобы мы сумели поддержать жизнь на новой земле и помочь молодой расе встать на ноги. Светлый был с нами, помогал нам, и вскоре здесь, в Эллоине, был построен Небесный Город – там, где Криницы Леор открылись нам. Мы твердо решили идти лишь по этому пути – пути благости, света, силы созидающей и творящей, твердой и ослепительной. Мы отреклись от иных путей прикосновения к энергиям – и поступили правильно.

– И так было до тех пор, пока люди довольствовались тишью и покоем, – подхватила темноволосая молодая женщина, глядя на них темными холодными глазами, – Затем им стало мало той земли, что Небесный Город сумел обустроить, и они ушли дальше, на север и на восток… Мы говорили им, что за пределами Небесного Города искушений будет слишком много, однако никто нас и слушать не стал. Эллоин разросся, стал большим государством. Мы уже не могли охватить его, потому было принято решение разбить власть – император, оставшийся в Небесном Городе, согласился основать соборы Светлого в каждой из восьми провинций Эллоина. Однако мы спохватились слишком поздно, и к тому моменту, как начались первые постройки Соборов, недалеко отсюда первая женщина, поддавшись искушению и любопытству, соединилась с Криницей Ардаш.

– Постойте, – Даэн перебила ее, качая головой, – Я никогда не слышала о Криницах Леор и Криницах Ардаш. Что это такое?

– Когда боги еще не умели творить миры, у них были имена, – чуть заметно улыбнулась соборница, – Об этом теперь никто и не упомнит. Светлый по рождению носил имя Леор, Темную же называли Ардаш. Криницами мы называем их сердца – ибо каждый ведун, касаясь энергий, соединяется с богами, прося их о милости. Мы соединялись с сердцем бога мудрого и сильного, через Криницы Леор. Мы знали о том, что существует и иной источник, который, признаюсь, привлекал нас: энергии Ардаш более подвижные и живые, чем энергии Леор. Однако Темная – коварна и вероломна, в руках ее лежит хаос, и им она отравляет все, к чему прикасается. Потому ведуны Эллоина отказались от соединения с Криницами Ардаш, чтобы избежать прихода тьмы. Женщина, коснувшаяся энергий Ардаш в лесах Гарварны, стала оружием в руках Темной, и вскоре после того свершился первый Излом.