Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 53 страниц)

За кустарниковой стеной в провале виднелись те же искореженные стволы да странные силуэты высоких, в человеческий рост, камней. Женщины вышли на широкую прогалину, и как только Меред стала рядом с ведьмой, Мара легко возвратилась, отпуская стебли. За их спинами тут же сомкнулась стена, шелестя и снова сплетаясь от корней и до верхушек. Атеа прищелкнула языком.

– Ну, могли бы и обойти.

Действительно, кустарник тянулся не так уж и далеко – лишь огибал поляну с двух сторон, а дальше вновь расстилался лес. Но все же время они сохранили, и то ладно. Да и к тому же, Мара убедилась, что сил у нее не убавилось – несмотря на то, как тяжело было сливаться с растением. А значит, Бессмертный и впрямь стал за ее спиной.

Согбенные валуны мрачным кругом стояли по периметру поляны. Мара насторожилась: так обычно отмечали места силы. Руки сами тянулись к шершавой поверхности – прикоснуться, ощутить, напиться вдоволь… Только ведьма знала, что ничего хорошего из этого не выйдет – кто знает, сумеет ли она вобрать в себя светлые энергии через толщи темных. Сухие вьюны стелились ковром по земле, и даже мхи рассыпались рыже-бурой крошкой под ногами. А ведь когда-то все здесь было иным…

Опомнившись, ведьма потянулась за энергией духа. За пределы поляны ниточка не тянулась – но на ней запутывалась, словно громадный кот, катая клубок, ненароком завязал пряжу в узлы и петли. Мара нахмурилась: не могла ли она ошибиться? Быть может, она перепутала энергии и заведомо шла по ложному следу сюда, к заброшенному капищу?

Неожиданно порыв ветра поднял листву и сухое былье с земли, закружил их вихрем вокруг ведьмы, а затем унес дальше. Мара напряглась – она привыкла к тому, что ни одна травинка в Мертволесье не пригибалась к земле, задетая холодной рукой ветров. Сейчас же длинные нити сухой травы гнулись, и волны бежали по ним подобно ряби на воде. Судя по всему, то же самое пришло в голову Даэн – женщина неотрывно следила за листвой, подхваченной в охапку странным ветром. С тихим шорохом бурые листья и стебли, больше похожие на обрывки истлевшего пергамента, царапали серую кожу валунов, и, задевая их самыми краями, стремительно темнели. Маре понадобилась секунда, чтоб понять – это вовсе не листья. И вот тогда ужас захлестнул ее тяжелой волной.

Из крохотных сухих обрывков медленно вырастали черные птицы, которые становились все больше. Даэн одним прыжком очутилась у Мары за спиной, прикрывая ведьму, Атеа и Меред стали по бокам. Очертания темных крыльев менялись, обращаясь рваными лохмотьями. Ведьма, сцепив зубы, смотрела, как со всех сторон, мягко опускаясь на землю, их окружают немерты. Сколько их? Двадцать? Тридцать? А прямо перед ней стоял дух, словно из паутины сотканный, с лицом змееглазой женщины, такой красивой и пугающей. Дух смотрел на нее, и улыбки на его лице не было.

Ты посмела забрать мою сестру у повелительницы.

– Я посмею забрать и тебя, коли понадобится – холодно ответила Мара. Искорка в груди потеплела еще больше, стала тяжелее и ощутимее. Страх, казалось, совсем отступил прочь.

– Что произошло с эльфийскими девочками, ушедшими сюда? Где они? – голос Даэн звучал ровно, не дрожал. Мара почему-то знала: сейчас Птица умудрялась гнать и от себя, и от своих сестер кошмары, со всех сторон льнущие к ним по велению немертов. Скаах чуть склонила голову, заглядывая за плечо ведьмы, и осклабилась, обнажая ряд острых мелких зубов.

Девочки?.. О, они все здесь. Попробуй найти. Или пусть они сами вас найдут?

Даэн не ответила. Откуда-то сзади раздался тот же голос – странный, звучащий не из уст духов.

Зря вы пришли сюда. Нас сотни, тысячи, и даже если вам удастся уйти живыми, Дикая Охота догонит вас, где бы вы ни были. Можете не сомневаться. И тогда вы станете рядом с нами.

Духи не шевелились, стоя плотным кольцом вокруг. Боги, сейчас ведь белый день… Они же не терпят дневного света. Размышлять о том, почему дикие выбрались из своих нор так рано, времени не было. Мара принялась творить защитное полотно над собой и Птицами как раз в тот момент, когда скаах двинулась к ней, укрытая паутинами и туманом, а несколько немертов вскинули тонкие руки, призывая темноту.

– Мара, сзади еще двое, – крикнула Даэн, уходя куда-то вниз и вбок, в тот самый миг, когда ведьма швырнула в скаах сгусток света, отбивая ее энергетическую волну, – Возьми их, а мы разберемся с темными.

Мара кивнула, запоздало вспомнив, что Даэн вряд ли сейчас увидит ее жест – и тут же приняла мощнейший удар, кое-как умудрившись остановить волны с двух сторон. Третья скаах исчезла, и ведьма ощущала, как где-то за спиной она уже свивается из воздуха. Искорка в груди трепетала, горела, но Маре нужна была хоть секунда, чтоб сконцентрироваться на ней – а покуда даже секунды у нее не было. Оставалось только отбивать удары скаах и пытаться достать их.

Слева от нее Атеа вскрикнула, а затем с рыком бросилась вперед, занося Крыло вверх. Темная тень метнулась прочь от нее, но девушка разгадала этот маневр и тут же, остановив тело, изящным пируэтом развернулась назад и рубанула по диагонали, сверху вниз. Душераздирающий вопль резанул по ушам, а молодая Птица, уходя из-под удара другого дикого, исчезла из поля зрения Мары. Единственное, что успела заметить ведьма – мелькнувшие плети ее золотых кос и длинную алую полосу на щеке. А затем скаах оказалась прямо перед ней, и ведьма, выставив одну руку вперед, приняла на щит мощный поток темной энергии.

Золотая защитная пелена продержалась недолго, но того хватило, чтоб заплести еще один сгусток света, тугой и острый, колющий ладонь. Как только Мара отпустила щит, скаах возликовала, решив, что ведьма наконец открылась – но вместо того, чтоб сплести новую защиту, колдунья направила на духа поток. Это сработало – скаах, раненная силой, завопила во всю глотку. Лицо красивой женщины исказилось от боли, а глаза ее наполнились такой яростью и злобой, что Мару пробрало. Дух исчез, на месте его появился второй, и безумная пляска продолжилась.

Краем глаза Мара видела и Даэн. Та невообразимо быстро вертелась, уходя из-под когтей диких и черных жгутов-энергий, которые свивали духи-«пауки». Сталь свистела, пела, а затем что-то изменилось, и колдовским зрением Мара увидела, как от женщины лучами разошелся свет. Ее движения стали иными, и ведьма поняла: Даэн соединилась с Хартанэ и теперь Танцует, повторяя движения своей богини. Любоваться этим Мара при всем желании не могла, но на душе стало спокойнее. И тебя сбережет Бессмертный – руками той, в кого ты веришь. Теперь все будет хорошо.

Все замедлилось, сгустилось, будто бы они двигались под водой. Мир остался где-то далеко, и черные стволы деревьев сливались с небом и землей – четкими оставались лишь очертания своих и врагов. В груди живой уголек разгорался пламенем на ветру, и с каждой секундой становилось все больнее, словно свет пытался вырваться на свободу. Нужно было лишь освободить его… Но Мара не могла, не успевала распахнуть дверь, за которой он бился подобно сердцу, и тяжелая огненная волна заливала ее саму, грозясь сжечь без остатка. Еще чуть-чуть, и…

Резкий удар пониже лопаток вышиб из груди весь воздух. Мара вскрикнула, с трудом удержав созданное полотно, и чудом спаслась от очередной волны, посланной одной из скаах. Вывернув голову, она успела заметить безумную ухмылку приближающегося немерта, его вскинутую для удара руку с хищно поблескивающими острыми когтями – а затем послышался свист, и Крыло вошло в плечо духа, разрезая плоть все ниже, через корпус. Немерт завопил, рассыпаясь черными хлопьями пепла, и его кровь, словно чернила, растеклась по земле. За его спиной выпрямилась Меред, чьи глаза были залиты плавленым золотом. Она тоже Танцевала с Хартанэ.

Дальше Мара не видела – кто-то, оберегающий ее, шепнул предостерегающее «Уходи!», и ведьма пригнулась, отпрыгивая в сторону. Тут же щелкнули перед лицом острые когти скаах, и женщина не стала медлить. Кинжал на поясе легко вышел из ножен и лег в ладонь. Мара резко ударила, наотмашь, делая шаг вперед и вкладывая в движение всю силу тела – и все-таки умудрилась достать. Скаах – та самая, которую она задела энергией до того, – зашипела, а на серой, перевитой паутиной коже, раскрылась черная открытая рана. Раздался хохот – это другая скаах очутилась за спиной первой. Приподняв подбородок своей сестры, рычащей от боли и злости, дух уставился на Мару, неестественно ухмыляясь. Сейчас их лица были одинаковы – только одно искажено гневом, а другое – этой страшной улыбкой, в которой ничего человеческого не было.

Хочешь поглядеть, кого ты бьешь?

Раненная скаах продолжала рычать, приподняв верхнюю губу, и в уголке ее рта пузырилась черная кровь – кинжал Мары вошел глубоко в плоть дикой. Ведьма почему-то знала, что произойдет дальше.

Смотри же, колдунья. Смотри.

Черты лица духа как-то размазались, словно кто-то провел ладонью по холсту с незасохшей краской. Мара не ощутила ничего, глядя, как подобно луковой шелухе с лица скаах сходят тысячи страшных ликов – ликов давно погибших в бездне темных богов, ликов существ из древних легенд… Все они исчезали, на один крохотный миг проступая на ее лице, пока не остался последний – ее истинный облик. Пустые глаза, когда-то горящие золотом, тонкие, почти детские черты лица, высокий лоб, перетянутый узорной полосой тесьмы с россыпью капелек крови. Тонкий палец обнимающей ее скаах прошелся по длинному подбородку, опускаясь к шее, где виднелся шнур с молочным кристаллом из пещер Лореотта.

Разве не за ней ты пришла?

– Я пришла за живой, – тихо ответила Мара, улучая момент и направляя к ним поток.

Скаах разжала руки, отпустив раненного духа, и тот не успел закрыться или уйти. Волна пронзила его тысячью солнечных стрел, и скаах, взвыв подбитым зверем, опала на землю, болезненно изломанная, едва дышащая. Ее сестра исчезла, растаяв за спиной существа, когда-то бывшего эльфийской девочкой. А дух, последний раз дернувшись, обратился прахом, рассыпаясь прямо на глазах. Через несколько мгновений лишь пустой кристалл, в котором не осталось ни капельки магии пещерного города, остался лежать в сухих травах. Прими ее, Бессмертный.

Секундная передышка позволила Маре оглядеться. Немертов все еще оставалось много, они наседали со всех сторон. Даэн, отрешенная и какая-то совершенно нездешняя, Танцевала, быстро и в то же время так плавно вскидывая руки, резко уходя из-под ударов и уворачиваясь. Атеа крутилась волчком, и в ней Мара тоже чуяла силу Хартанэ. В отличие от Даэн, Лебедь плела узор совсем иначе, гибкая и тонкая. Она умудрялась изгибаться, чуть ли не в узел завязываясь, и постоянно маневрировала, не позволяя диким разгадать, откуда нанесет следующий удар. За ее спиной Меред работала лишь одним Крылом. Мара забеспокоилась – ощущение от девочки шло болезненное, волнами накатывая и снова отступая. Ее ранили? Впрочем, Меред ничуть не уступала другим Птицам, собранная и внимательная, и никого не подпускала к себе.

Заметив, что ведьма остановилась, несколько диких стремительно направились к ней, двигаясь рывками, словно бешеные звери. Быстро сформировав поток, Мара ударила, и духи бросились врассыпную, уходя из-под волны. Замешкавшимся повезло меньше – поток, найдя цель, сжег их дотла. Вот так. Хоть немного, а Птицам будет легче. Новая атака пришла сбоку – скаах вновь возникла из ниоткуда, и ведьма видела, как меж ее пальцев плетется черный кокон. С другой стороны появилась вторая, стягивая темную волну к себе, чтоб в следующий миг швырнуть ее в Мару. Пора. Сейчас! Ощущая странное ликование, Мара коснулась искорки в груди, распахивая двери и выпуская ее на свободу.

Энергия, так долго беснующаяся внутри, растеклась во все стороны, стремительная и неуправляемая. Мара держала ее, как держат необъезженных диких лошадей – но сила вырывала поводья из рук, вдруг оказавшихся такими слабыми. По венам словно огонь разошелся, а по позвоночнику хлестнуло невидимым кнутом, распарывая кожу и плоть до кости и еще глубже. Ведьма не знала, каким чудом сдержала рвущийся из груди вопль, впиваясь в собственные ладони ногтями, пока сила рвалась из нее горной рекой, вышедшей из берегов. Неистовое пламя ринулось сквозь нее, расходясь во все стороны, гораздо сильнее, чем было в первый раз, и Мара надеялась, что оно сумеет задеть не только скаах, но и немертов. Всех до единого. С каждой секундой позвоночник жгло все сильнее, будто бы и впрямь кто-то распорол ей спину, и теперь с каждым ударом сердца вместе с кровью из нее вытекали все силы, но Мара держалась, позволяя потоку нестись через себя.

Время на поляне замерло. Духи, пронзенные лучами только что рожденной звезды, корчились и падали на землю, тут же рассыпаясь черной пылью. Мара сквозь пелену огненной боли, застилающей глаза, видела, как скаах распадаются пеплом сожженных городов. Как только свет заполнил весь мир, не оставив ни единой тени, ведьма, дрожа от натуги, попыталась ослабить касание и возвратить энергию обратно в крохотную искорку – но та не желала подчиняться, продолжая литься рекой через нее. Боль становилась невыносимой. Где-то далеко слышался чей-то голос, зовущий ее – тревожный, родной, очень нужный, но Мара совсем оглохла и ослепла, а руки ее свело судорогой. Пожалуйста! Но свет все ширился, ширился, а ведьма поняла, что еще чуть-чуть – и она уйдет следом за духами к Бессмертному. Считая удары сердца, Мара пыталась успокоить энергию, удержать ее и возвратить обратно к сердцу – но все было тщетно.

Когда перед глазами уже плыли темные круги, ведьме удалось все же отыскать в бесконечном свете ту крохотную точку, что породила его. Мара, совершенно ослабшая, ухватилась за нее, чтоб в следующий миг отпустить, возвращаясь в мир смертных. Поток тут же сжался до размера зернышка в ее груди, и Мара застонала, опадая на землю, когда немыслимая сила вновь прошила ее, только теперь – обратно. Спину вновь обожгло, будто каленым прутом приложились, и ведьма с ужасом поняла, что это.

Энергетические раны были гораздо страшнее других. Зашить их мог лишь другой колдун, и то – лишь сильный. Не кровь вытекала сквозь такие раны, но сама жизнь, и с каждым мгновением незадачливый маг слабел физически, в буквальном смысле умирая. Даже крохотные царапины были опасны – они не зарастали, и сшить их сам колдун не мог. А судя по всему, сейчас у Мары раскрылась рана едва ли не в позвоночник длиной, и вряд ли с ней ведьма долго протянет.

Чьи-то крепкие руки подхватили ее, когда очередная волна прокатилась от пят и до макушки, пронизывая ее огнем. Через белую пелену, становящуюся все гуще, Мара услышала собственное имя, далеким эхом звучащее где-то за тысячи верст от нее, а затем боль ослепила ее, и ведьма провалилась во мрак. Звук растаял в дымке, и весь мир поглотила мгла.

========== Глава 23. Надорванная связь ==========

Дар Хартанэ в груди пылал золотым пламенем, и Даэн знала: дикие видят его отблески в глубине ее зрачков. Все вокруг размылось, четкие формы и контуры спрятались за полупрозрачной вуалью, и казалось, будто Птица очутилась в мире теней. Впрочем, ей и не нужны были привычные границы: богиня вела ее, и Даэн доверяла ей всем сердцем. Хартанэ не могла обмануть или предать.

Всякий раз, когда Крыло находило цель, что-то внутри Коршуна ликовало – но чувство было секундным, а затем Танец снова затягивал ее. Где-то на границе сознания Даэн видела Хартанэ: бронзовую, плавную и гибкую, и длинные перья на кончиках ее крыльев изгибались, а медные браслеты на руках блестели, отражая свет солнца, струящийся отовсюду. Золотые глаза хищной птицы смотрели прямо в сердце Даэн, и та знала – богиня не даст ей ошибиться.

Их все еще было много, но Даэн сражалась, ни на секунду не останавливаясь. Где-то за спиной стояла Мара, и Коршун слышала тихий-тихий хрустальный звон всякий раз, когда собранная ведьмой завеса рассыпалась от удара темной волны. Страх то и дело пытался запустить в нее когти, но Даэн гнала его от себя так далеко, как только могла. Ей нельзя сомневаться в Маре. Просто нельзя. Ведьма справится – в конце концов, она умудрилась развеять одну скаах пеплом по ветру. И с этими тоже разберется.

Шаг, поворот, три шага в сторону. Левое Крыло назад, правое – параллельно земле, на уровне груди. Вдох. Резко развернуться в полупируэт, ударить, обманув соперника. Провернуть лезвие. Шаг, выдох.

Рядом Танцевали Меред и Атеа. Даэн чувствовала, как от их сердец к сердцу богини тянутся тонкие, но крепкие нити – и потому была спокойна. Птицы обязательно справятся: сама Хартанэ стоит рядом с ними и ведет их. Где-то в совершенно другой реальности мелькали длинные косы Атеа, без остатка соединившейся с богиней – и девочка отныне тоже была не-здесь. За нее, пожалуй, Даэн беспокоилась гораздо больше, чем за остальных: Лебедь все еще оставалась ребенком. Теперь сила Хартанэ звенела в ней, и Коршун знала: защищать ее больше не нужно. Птенец наконец-то вырос по-настоящему…

Внезапно Хартанэ замерла, глядя прямо в сердце своих Птиц – а затем мир затопил густой ослепительный свет. Силуэт богини с сияющими крыльями вдруг померк. Что-то происходило прямо сейчас, и Даэн заметалась, пытаясь хоть что-то предпринять, но свет стал еще ярче, а прекрасная Хартанэ вдруг исчезла, будто и не было ее. Даэн дернулась от неожиданности и боли – казалось, что кто-то разом обрубил канаты связи с богиней, и Птицы упали с Ее золотых небес наземь, переламывая крылья.

Ее бросило в жар, оттуда – в стылый холод. Даэн с трудом удержалась на ногах, придавленная к земле неведомой мощью, и слепо заморгала, пытаясь понять, что происходит. Свет чуть ослаб, стал прозрачнее, и где-то в центре этого сияния Коршун сумела разглядеть силуэт женщины, окруженный золотистым свечением. Мара? Имя отозвалось рваным ударом сердца. Ведьма плела то самое колдовство, которым сразила скаах несколько часов назад, и сейчас на поляне не осталось ни одного духа.

Затем свет резко сошел, сжался и словно бы втянулся в колдунью – сияние огненной нитью вошло в ее грудь, и еще секунду Даэн видела пылающий светлый клубочек где-то у ее сердца. А потом Мара вдруг осела на землю, как-то изламываясь, будто тростинка на безжалостном ветру, и страх хлестнул Даэн ледяным кнутом. Женщина рванула к ведьме, подхватывая ее у самой колючей линии пожухлой травы, и как только ладони ее коснулись Мары, кожу обожгло сотней раскаленных игл. Коршун не разжала рук, осторожно опускаясь вместе со своей драгоценной ношей на землю, и ведьма вдруг глухо застонала, выгнувшись дугой.

– Мара? Мара! Что с тобой? Мара!..

Женщина в ее руках лишь тяжело дышала, и лицо ее было искажено от боли. Даэн бережно приподняла ее, помогая ей сесть.

– Даэн, что с ней?

Сейчас Коршун не знала, кому принадлежал голос, кто ее спрашивает – все отошло куда-то на второй план. Она чувствовала пальцами сердцебиение ведьмы – рваное, беспокойное, какое-то надрывное. Не смей умирать! От ужаса потемнело в глазах, но Даэн усилием воли заставила себя не паниковать. Веки Мары чуть подрагивали, будто ей что-то снилось, и под ее ресницами Коршун видела тонкую серую полосу, где гасли последние искорки звезд, осыпавшихся с Колеса. А затем ведьма замерла. Тонкая ее шея изогнулась, пряди из черной косы, упавшие на лоб, соскользнули с ее лица. Мара дышала – но как-то странно, прерывисто. Даэн, непрестанно молясь Хартанэ, перехватила ее и аккуратно подняла, прижимая колдунью к себе. Та была без сознания. Богиня, чем же помочь?!

– Даэн, что будем делать? – Меред подошла ближе, и лишь тогда Коршун обратила внимание на нее. Девушка ссутулилась от усталости, дышала тяжело, а левую кисть ее избороздили две длинные раны. Но в целом Меред была в порядке и держалась на ногах – значит, серьезных ранений не было. Поймав обеспокоенный взгляд старшей Птицы, она тряхнула головой, – Со мной все хорошо. Что с госпожой Марой?

Даэн отрывисто ответила:

– Я не знаю, что с ней – но сдается мне, нужно унести ее отсюда, и как можно скорее, – женщина, приказав себе мыслить хладнокровно, подняла глаза на Атеа. Щеку девушки рассекал некрасивый рубец – шрам явно останется на всю жизнь. Она согнулась, упираясь ладонями в колени, и пыталась восстановить дыхание. Волосы ее растрепались, и теперь Лебедь походила на настоящую фурию. Взгляд, который встретила Даэн, не сулил ничего хорошего, – Атеа, ты как?

– Нормально, – жестко бросила Атеа. Глаза ее сузились, когда она уставилась на Мару, – Только в следующий раз пущай твоя подружка не пытается нас убить – и все совсем будет замечательно.

– Она не пыталась нас убить, – бросила Даэн – сейчас до выпадов Лебедя ей дела не было. Ладони продолжало жечь, словно она держала не женщину, а зарницу, и Птица не могла понять, что же происходит с ее ведьмой. И от этого почему-то было страшно.

– Вот как? – Атеа скрестила руки на груди, – Она оборвала Узор. Она своим бесовским колдовством оборвала нашу связь с Хартанэ – я это почувствовала. Я знаю, о чем говорю, Даэн, и не пытайся ее защитить. Нас могло попросту на части разорвать, – последнее девушка произнесла совсем тихо, просто констатируя факт. И Коршун понимала, что сейчас она действительно права.

Нет ничего страшнее для Птицы, чем разорвать небесную связь со своей богиней. Вырви растение с корнем из породы, брось его наземь да смотри, как оно медленно умирает. Можешь вырвать не до конца – тогда тонкие ниточки, связывающие его с землей, будут кое-как поддерживать жизнь в нем, прежде чем оно спустя время не восстановится. Но если рука твоя сильна, если это растение ты счел сорняком в своем саду – будь уверен: оно умрет.

Благо, то ли колдовство Мары было направлено совсем на иное, то ли сил ее было недостаточно – но Птицам она не причинила вреда. Да, связь с Хартанэ оборвалась чужой силой, грубо и резко, но в то же время Даэн не чувствовала себя умирающей. Напротив, сил вдруг прибавилось, и теперь в мозгу билась лишь одна мысль: спасти ведьму. Проклятую, бесову ведьму, которая только что положила несколько десятков диких в одну секунду. И возможно, тем самым спасла Птицам жизни. Кто знает, что произошло бы, не обратись Мара к той силе, что сотворила такое ее руками.

– Но не разорвало, – вдруг тихо проговорила Меред, буравя Атеа тяжелым взглядом. Та лишь фыркнула и покачала головой. Стриженная Птица тем временем обернулась к Даэн и наградила ее долгим взглядом, – Наши действия, Даэн?

Птица, все так же придерживая ведьму, взглянула на нее. Мара была совсем бледна, и ресницы ее больше не подрагивали, словно в беспокойном сне. Казалось, будто она всего лишь крепко спала.

– Она вся горит, – помедлив, ответила Даэн, – Думаю, ей нужна помощь Мэг, и как можно скорее.

– До Лореотта два дня пути. Мы будем тянуть ее до самых пещер? Да и вообще – она сама до них дотянет? – с сомнением поинтересовалась Атеа.

– Дотянет, – грубо оборвала ее Даэн, подхватывая ведьму на руки. Та оказалась удивительно легкой, – В любом случае, отсюда нужно уходить. Если дикие нападут сейчас, нас точно разорвут – скаах говорила, что их здесь тысячи. Я склонна ей верить почему-то.

Меред вопросительно взглянула на нее:

– Тебе нужна помощь? Я могу… – она протянула руки к Маре, будто бы собралась подхватить ведьму. Даэн мягко покачала головой:

– Я знаю. Не нужно – я справлюсь. Она совсем невесомая.

– Если устанешь – скажи, пожалуйста, – кивнула Меред, отступая на шаг назад. Даэн не стала отвечать ей, хоть и была благодарна девочке. Меред действительно беспокоилась за ведьму, хоть и ей самой требовалась помощь.

Всем им требовалась, на самом деле. Атеа с перемазанным кровью лицом напоминала жрицу древнего бога – разве что величия в ее облике не было. Девушка чуть припадала на правую ногу, но и слова о своих ранах не говорила, держась прямо. Меред распороли только руку – впрочем, Даэн больше всего не любила раны на кистях, они всегда были болезненными и заживали долго. Но и вторая Птица не жаловалась. О своих новых шрамах Коршун старалась не думать – ими можно будет заняться позже. Важнее сейчас была Мара.

Колючую стену мертвого шиповника пришлось обходить – арка, сотворенная Марой, исчезла, как только они очутились на поляне. Даэн проклинала потерянное время, но иного пути не было – рубить ветви, перепутавшиеся и огрубевшие за сотни лет, гораздо дольше и тяжелее. Впереди шла Меред, выискивая путевые зарубки, оставленные старшей Птицей, Даэн держалась позади нее, а замыкала шествие Атеа. Птицы двигались так быстро, как только могли, и вскоре вышли к последней зарубке, оставленной с обратной стороны изгороди.

– Хвала Хартанэ, – выдохнула Даэн. Мысль о том, что секунда промедления может стоит ведьме жизни, невыносимым грузом давила на нее. Делай что хочешь – только не смей уходить! Женщина обернулась к Атеа, однако молодой Птицы за спиной не было.

Даэн похолодела. Они нигде не могли разминуться, в середине пути девушка шла за ней по пятам, и Коршун временами чувствовала лопатками ее тяжелый взгляд. Меред, остановившись рядом с Птицей, тоже обернулась, и лицо ее вытянулось, а ладонь тут же легла на рукоять Крыла.

– Даэн, где она? – голос молодой Птицы звенел напряжением.

– Я не знаю, – в тон ей ответила Даэн, озираясь по сторонам, – Она всю дорогу шла за нами, я увере…

Внезапно где-то далеко послышался тихий звук – похрустывание мелких веток и стеблей под чьим-то быстрым шагом. Звук приближался, притом довольно быстро, словно неведомый преследователь бежал за ними. Молясь Хартанэ о том, чтоб это была несносная Лебедь, Даэн вглядывалась в пустоту меж стволов, откуда они пришли. Меред замерла, словно гончая на охоте, а пальцы ее беспокойно сжимались и разжимались на рукояти оружия. И когда в просвете мелькнуло пятно темной форменной куртки, а чуть выше – золотистый блик, с плеч Даэн свалилась едва ли не вся тяжесть Караласской гряды.

Атеа выскочила на поляну и совершенно невозмутимо уставилась на них. Даэн открыла рот, чтоб отчитать ее, но девица криво ухмыльнулась и вытянула вперед руку. На ее ладони лежал тусклый молочный кристалл из тех, что носили эльфийки в пещерах Лореотта – с одним лишь отличием: в этом не трепетала мягкая искорка бледного света.

– Я подумала, что желтоглазым не помешают доказательства, – последнее слово Лебедь подчеркнула, в упор глядя на Даэн, – Если память меня не подводит, Королева убедительно просила предоставить их, а ни одна из вас, умниц, не додумалась об этом позаботиться. Хорошо, что я это припомнила.

– Да, пожалуй, один из немногих разумных твоих поступков, – помедлив, кивнула Даэн. Лебедь метнула на нее уничтожающий взгляд, но Коршун уже отвернулась от нее, – Идемте, скорее. Нам нужно покинуть Мертволесье, и чем быстрее, тем лучше.

В молчании они направились дальше, внимательно оглядывая местность и отыскивая путь – по памяти, по едва заметным зарубкам на черных стволах. Возле одной из таких зарубок Даэн увидела глубокие борозды, оставшиеся от чьих-то когтей, и ее передернуло. Когда они только шли сюда, этих следов не было. Молодые Птицы тоже заметили распоротую кору вокруг метки Даэн, и молчание стало еще более тяжелым. Казалось, будто все звуки в Мертволесье превращались в туман и таяли, медленно опускаясь на черную землю, укрытую ржавым ковром сухой травы. Такая тишь обычно бывает в живых лесах в тот миг, когда хищник готовится напасть на свою жертву. И Даэн слишком уж четко осознавала, что они – та самая жертва. Нужно торопиться.

Впрочем, они итак шли максимально быстро. Даэн знала – молодым Птицам сейчас невероятно тяжело, но они, тем не менее, шли молча, сжав зубы и не обращая внимание на усталость, боль и тяжелое жгущее изнутри ощущение после разрыва связи с Хартанэ. Шок уже прошел, и теперь в груди дрожало обжигающе горячее и болезненное сияние – сейчас не золотое, а рыже-алое, словно раскаленная лава. Даэн тихо звала свою богиню по имени, и этот огонек всякий раз вспыхивал, отвечая ей – значит, полноценного разрыва все же не было. И, несмотря на колючую боль, Коршун упорно касалась Дара в своей груди, успокаивая его, как успокаивают поранившегося обиженного ребенка – или полуприрученного зверя. И зверь, хоть все еще дикий и недоверчивый, уже начал подходить ближе к протянутой руке.

Взгляд то и дело сам опускался вниз, на лицо Мары. Если поначалу она казалась совсем уж перышком, то теперь Даэн чувствовала, как руки наливаются усталостью, а мышцы сводит от напряжения – но на это ей было плевать. Если понадобиться, я отнесу тебя хоть на край мира. Только живи. Птица несколько раз пыталась призвать Хартанэ и привести ведьму в себя – так, как они помогли Атеа в Серой Топи, но богиня не отвечала, закрываясь шестью своими крыльями, словно золотой вуалью. Лишь один раз Даэн почудилось зарождающееся в груди мягкое тепло, ласковое и родное, но потом огонек полыхнул пламенем и вновь затаился колючей, жаркой искрой, обжигающей доверчиво протянутую ладонь.

Между тем сумрак уже начал опускаться на черный лес. Сначала совсем незаметно небо темнело – плавно-плавно, меняя лишь оттенок, а затем Даэн вдруг увидела, что тени сгустились, и что со всех сторон к ним подкрадывается темнота. И всей собой Птица ощущала, как где-то в глубине Мертволесья, у самого его истока меж двух гор, просыпаются твари, лишенные сердца. Открывают белые глаза, выбираются из густой, словно деготь, мглы – и все смотрят в сторону юга, ощущая жизнь, забредшую сюда. И вот-вот выйдут на охоту.

– Впереди лес редеет, – отрывисто доложила Меред, и сердце Даэн забилось быстрее. Хвала тебе, Хартанэ… Значит, они успеют покинуть Мертволесье до захода солнца.

И впрямь, впереди через решетку черных стволов виднелось сухое поле, а дальше – белый простор, расстилающийся до самых гор. Сами того не замечая, Птицы ускорили шаг, из последних сил стремясь вырваться из-под тяжелой, нависающей над головой сети сухих ветвей. Несколько раз Даэн оглянулась, чувствуя на себе чей-то голодный хищный взгляд – и ей казалось, что меж деревьев мелькнула в сторону чья-то тень да белые глаза блеснули. Ветер донес до ее слуха чей-то шепот, но до черты Мертволесья оставалось уже совсем немного.

Они вырвались из плена черной земли в тот самый миг, когда темнота стала осязаемой, тяжелой – солнце уже ушло за край земли, и теперь мир стремительно погружался в чернильный омут. Даже воздух за пределами Мертволесья был легким, живым, несмотря на то, что вокруг леса энергии тоже были полумертвыми. Даэн глубоко вдохнула, жадно втягивая носом воздух и горячо благодаря Хартанэ. Успели. Богиня, мы успели. Черепа, глядящие пустыми глазницами им в спину, не пугали ее – но обернуться назад и стать лицом к Мертволесью почему-то было страшно. Она знала: если обернется, увидит что-то совсем нехорошее.