Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 53 страниц)

– Я попробую.

Тяжелее всего было выхватить одну-единственную ниточку, суметь поймать ее в многоцветном ворохе, чтоб потянуть. Дальше-то проще – держи меж пальцев да иди, словно по путеводной нити. Но повозиться сначала придется. Птицы стояли рядом тремя тенями, безмолвно наблюдая за ней, пока она поворачивалась по сторонам света, слепо водя по воздуху рукой. Начала Мара с востока – там виднелся темный край живого леса, оттуда же свой путь начинало солнце. Тяжелым горячим воском энергия прилипла к ее пальцам, стоило только позвать, и ведьма чуть было не отдернула руку: подобного она никогда не ощущала. Перед глазами поплыли темные круги, и Маре понадобилось несколько мгновений, чтоб понять – это не помутнение. Каждую искорку окружало темное кольцо, сдерживающее ее, пьющее ее, жадное и злое. Женщина старалась сосредоточиться на эльфийках, чтоб поскорее отыскать их энергию, ухватиться за нее и просто пойти следом, словно по тропке – мертвые искорки чуяли в ней колдовской дар и слепыми голодными щенками тянулись к ней, обступая со всех сторон. Их жадное любопытство пугало Мару – они вовсе не напоминали привычных ей теплых мерцающих искорок, льнущих к рукам, даже теней в пещере старой Мэг не напоминали. Это было что-то совершенно иное – безумное и чуждое Бессмертному.

На востоке следа не было, как не было его и на юге, и на западе. Мара совсем измаялась, и слабость темным плащом легла ей на плечи, давя на нее – да так, что ведьма чуть не падала. Даэн, заметив это, стала совсем рядом, готовая подхватить в любой момент, и Мара благодарно взглянула на нее, поворачиваясь лицом к северу. Там было темно – ведьма чувствовала это даже кончиками пальцев. Тело сводило болезненной судорогой глубоко внутри, там, где спал дух, и страх расходился волнами с каждым ударом сердца. Мара прикрыла глаза, глубоко вдохнула и в последний раз нырнула в болезненно-дрожащую волну отравленных энергий.

Ответ пришел через пару минут, когда жилы уже свело от напряжения, а ноги подкашивались. Даэн держала ее под локоть, и лишь поэтому Мара не упала, когда энергия духа сама ткнулась ей в руки, и когда все тело прошила волна крохотных острых иголочек. Ведьма тут же поймала нить, душа в себе боль – ощущение было таким, словно на ладонь горящих угольев прямо из жаровни насыпали. Даэн с беспокойством глядела на нее, и Мара, с трудом разлепив пересохшие губы, просипела:

– След ведет на северо-запад. Что там – я не могу сказать, не вижу… Здесь все иначе, словно искаженное, – сердце кольнуло, и Мара поневоле дернулась, хватая ртом воздух. Пальцы Даэн на ее плече сжались, и хватка Птицы стала тверже, – Никогда ничего подобного не видела…

– Далеко отсюда? – тихо спросила Коршун.

– Прилично – я нашла не сразу. Это значит, что верста точно, а там – один Бессмертный знает.

– На тебе лица нет, Мара. Возвращайся в Лореотт – а мы пойдем по следу да попробуем раздобыть хоть что-то, – Коршун осторожно отпустила ее руку, – Если не отыщем ничего – вернемся так быстро, как только сможем…

– Нет, – ведьма покачала головой, – Это нужно мне не меньше, чем вам.

– Мара, не сочти за грубость или еще за что, – Даэн почтительно склонила голову, словно ведьма была княжной, – Я не хочу тебя обидеть и в силе твоей не сомневаюсь. Но Мертволесье пьет тебя, я же вижу… И сейчас тебе опасно…

– Не опаснее, чем тебе, или ей, или ей, – Мара, по очереди указав на каждую Птицу, выпрямилась, – Нет уж, Даэн. Моя дорога будет идти гораздо дальше. И если я не сумею взобраться на крохотный холм – то что говорить об отвесной скале?

– Даэ, что ты как маленькая? – промурлыкала Атеа, но глаза ее оставались холодными, – Твоя госпожа ведьма хочеть поиграть в героиню. Видишь – про холмы да горы бает, речистая какая. Не мешай ей.

Даэн вновь проигноривала девчонку – и бровью не повела. Она смотрела лишь на Мару, и взгляд ее был тревожен. Она склонила голову к плечу, и рассеянный бледный свет лег на ее скулы, заострив их. Ведьма позволила себе несколько мгновений любоваться ею, а затем Птица долго вздохнула.

– Хорошо, как пожелаешь. Ты сможешь сделать что-то, чтоб тебе легче хоть немного стало?

– Я сейчас восстановлюсь, – заверила ее ведьма, стряхивая с себя, словно капли дождя, мертвую энергию. От собственных ощущений было не по себе: Мара буквально видела, как недовольно шипят отравленные искорки силы, скаля острые клыки и отступая – лишь для того, чтоб снова напасть. Будто змеи. И ныне колдунья ощущала себя в змеином гнезде, кишащем ядовитыми тварями. Но Даэн об этом знать было совершенно необязательно.

Дождавшись кивка Мары, Даэн подошла к ближайшему дереву и ударила Крылом сверху вниз, вгоняя лезвие в жесткий ствол и оставляя зарубку. Она отмечала их путь с самого утра – а ныне был полдень, если ощущения ведьмы не лгали. За это время их крохотный отряд прошел вдоль кромки леса почти до Гарварнской части, а затем снова возвратился практически в сердце Мертволесья. След эльфиек часто обрывался, словно кто-то выхватывал их и снова швырял в мир уже совершенно в другом месте. Мара проклинала черный лес – казалось, будто само пространство здесь искажалось, и притом совершенно не так, как в Занавесях или Прорехах Бессмертного, через которые можно было преодолевать огромные расстояния. Нет, здесь все было иным. Жизнь в Мертволесье застыла, впаянная в могильный камень, и каждый, кто попадал туда, мог тоже навек вмерзнуть в черные трещины. Заблудиться тут было проще простого, а потому Мара каждый раз безмолвно благодарила Даэн за ее зарубки.

Они двинулись на северо-запад, держась плотным рядком. Ведьма затылком ощущала легкое покалывание, теплое и практически незаметное – это Птицы звали свою богиню и с ее помощью следили за тем, чтоб поблизости не появился дикий. Мара меж тем плела над ними защитное полотно. Духов отогнать оно не могло – дикие знали, что в их лесу чужаки, – но хотя бы не позволяло им найти энергии смертных и прийти по следу. Да и с его помощью ведьма могла почуять, если духи вдруг сорвутся в погоню. Впрочем, она до последнего надеялась, что этого не произойдет – дикие не терпели дневного света, который хоть немного да очищал все живое. Если отряду Даэн повезет, то они найдут, что ищут, и вернутся в Лореотт, избежав встреч с темными существами.

Пейзаж не менялся – те же погибшие деревья, сухое былье да обломанные ветви. Кое-где из земли вырастали громадные серые камни, острыми вершинами устремленные вверх, и от них веяло холодом. Под камнями темнели черные провалы нор, и Мара знать не хотела, что там спит – или уже проснулось, и теперь глядит из темноты на живых да ждет. Птицы сбились теснее, стали вокруг нее живым щитом – на этом настояла Даэн, да и сама Мара: чем плотнее они стояли, тем лучше она прятала их энергии, накрывая их своеобразным плащом. Плести полотно и одновременно искать след эльфов оказалось сложно, но Мара вскоре приноровилась и справлялась более чем сносно. Будто бы прясть. Одной рукой свиваешь нить, второй вращаешь веретено…

Вновь раздался треск, откуда-то слева. Птицы замерли, вскидывая Крылья и окружая Мару, внимательно и напряженно вглядываясь в пустоту меж стволов.

– Да что происходит? – голос Даэн звучал отрывисто, тяжело, – Уже второе…

– Может, лесорубы? – задумчиво предположила Меред. Ответом ей стало шипение Атеа.

– Ох, точно! Меред, милая, как мы сразу-то не догадались?! Вокруг – ни одной деревни, как мы не подумали про лесорубов?.. Ведь здесь такое замечательное дерево, ты, как дочь плотника, уж точно можешь оценить! Мне кажется, сюда за лесом могут приходить караваны даже откуда-нибудь с юга.

Меред покачала головой.

– Зря ты так. Некоторые отдадут сотню золотых монет за крохотную шпильку из такого дерева. Особенно колдуны и приспешники Темной.

– Слышишь, госпожа ведьма? – хихикнула Атеа, – Скорее выкорчевывай вон то бревно.

Мара не реагировала на молодую Птицу – что взять с глупого щенка? Она взглянула на Даэн и тихо заметила:

– Вряд ли это дикие. Скорее, от старости да морозов.

Ты сама в это веришь? – будто спрашивал взгляд Птицы. Мара и правда не знала, стоит ли доверять своим словам, но иных догадок у нее не было. Разве что дикие пытались нагнать страху и теперь развлекались перед тем, как выйти на охоту. Судя по всему, Даэн думала о том же. Тишина, повисшая в лесу, неестественная и неживая, нагнетала тяжелые мысли. Подала голос Атеа:

– Я все поняла. Это бобры.

– Атеа, хватит нести чушь, – устало вздохнула Меред, – Ко всему прочему, зверье боится диких, а потому здесь никого вообще быть не может.

– Это особые бобры, – доверительным тоном сообщила Птица с золотыми косами, – Дикие. Во времена Изломов они выползают из-под вон тех камешков и начинают точить все на своем пути. Так их Ярис призывает.

– Интересно, дитя, перед лицом смерти ты будешь так же зубоскалить? – спросила Мара, безразлично разглядывая несносную девушку. Та вскинула подбородок и чуть сощурилась в ответ.

– В лицо смерти я плюну, госпожа ведьма. И потанцую на ее старых костях.

– Когда уже я потанцую если не на твоих костях, то хотя бы рядышком… – поморщилась Даэн, вновь поворачиваясь спиной к девушке и вглядываясь в переплетение стволов и ветвей.

Атеа не успела и слова сказать. Тихий смех волной прокатился по сухим травам, пригнув их к земле, задел подол юбки ведьмы и, докатившись до сердца, заставил ее согнуться пополам от острой, словно игла, боли. Птицы тут же ощетинились, а сама колдунья заставила себя стать прямо, мгновенно выхватывая из вороха энергий огненные, горячие, острые, алые, и обращая их огнем на своей ладони. Это было гораздо тяжелее, чем обычно – приходилось тянуть истинную силу, спрятанную в искорке, через толщи мертвой оболочки, жесткой и неподатливой. Мара лишь зубы стиснула: вот что произойдет, если они не справятся. Так будет со всем миром – он станет мертвым, жестким, потерянным, и даже ветер будет здесь смерть несущим.

Дикие боялись огня и железа, страшились света – а потому Мара не чуяла их поблизости. Но женский смех, похожий на шипение змеи, ей не мог померещиться. Птицы тоже слышали его, и теперь озирались по сторонам, держа Крылья наготове.

Одна из вас звала меня?

Колким крошевом битого стекла чей-то голос разрезал воздух и вновь стих, словно и не было ни звука в этой тишине. Смех опять прокатился волной вокруг них, к ним, и Мара ощутила, как существо, говорящее с ними, перемещается. Но понять, где оно, ведьма не могла.

Я точно слышала, одна из вас звала меня… Кажется, хотела потанцевать?

Звук дробился, размывался, дрожал, такой неприятный. Он странной волной расходился во все стороны, и Мара подумала, что дух – а сомнений в том, что говорит с ними дух, не было – может быть где угодно, хоть в сотне саженей от них. Не угадать. Но гадать и не пришлось. Меред вдруг судорожно втянула носом воздух, а затем звенящим голосом выкрикнула:

– Слева, под камнем!

Мара обернулась туда, став так, чтоб иметь возможность резко развернуться и ударить, если дикий будет не один. В провале под седым валуном, обрамленном короткой черной бахромой корней и паутины, виднелось слабое серебристое свечение. Оно колебалось, мигало, словно глаза дикого зверя, а затем вновь таяло дымкой.

– Покажись, кто бы ты ни был, – процедила сквозь зубы Даэн, и Мара ощутила ее ярость так остро, словно собственную. Пламя на ладони ведьмы полыхнуло ярче – энергии проснулись, почуяв родственную силу. Возможно, это было даже к лучшему: удерживать искры стало гораздо проще. Мара развернула плечи, отыскивая в груди точку пустоты, такую родную и теплую, и все тело тут же стало легким, а сердце успокоилось. Теперь-то поглядим, кто кого.

Смешок повторился, и Маре на миг почудилось, будто в темноте провала показалось чье-то лицо – а затем дымка хлынула на траву из мглы, словно хищное животное, выбирающееся из норы. Серые нити свивались с черными, и прямо из воздуха вырастало существо, к которому льнула темнота. Туманный контур обрастал плотью, и вскоре перед ними, чуть покачиваясь, стоял дикий – таких ведьма еще не видела. Весь словно из паутины, не похожий на немертов и тех, кто пробудился от их прикосновения, дух как-то совершенно по-девичьи склонил голову к плечу и взглянул на них из-под длинных седых ресниц, припорошенных пеплом.

Так кто же тут так хотел меня увидеть? Вот она я, пришла. Кто? Может быть, ты?

Черты лица духа постоянно менялись – и каждый из его ликов был страшен. Пугал он не обликом, нет – чем-то другим, что заставляет зверей в страхе бежать прочь от беды. Дух сделал шаг вперед, глядя на Меред, и его волосы-паутинки колыхнулись, рассыпаясь плащом за его спиной. Сейчас лицо его было мужским, безжизненным и пустым, и серых губ он не разомкнул, когда его голос вновь зазвучал в тишине Мертволесья.

Так ты?

Тонкая ладонь взлетела, словно призрачная птичка, к Меред, но девушка не шевельнулась – дух был еще далеко.

А может быть, ты?

Взгляд существа двумя кинжалами впился в Мару. За одно мгновение черты его лица снова исказились, и ведьма ощутила что-то, отдаленно напоминающее страх. Где-то она видела эти темные змеиные глаза, тонкие алые губы, сомкнутые в полубезумной ухмылке, и черную прядь, змеящуюся вниз по белой шее. Даэн рядом с ведьмой тихо ругнулась, и существо перевело взгляд на нее. Его улыбка стала пугающе-радостной, словно дух узнал старую знакомую.

Или ты? Вернешь долг?

Даэн лишь чуть отвела назад правое Крыло – и только. Дух рассмеялся, откидывая голову назад, и смоляной локон вновь стал серебристым, спускающимся до самой земли, паутинным. Атеа прорычала сквозь зубы, не спуская с него глаз:

– Кто ты такой? Паук?

Дух лениво развернулся к ней – медленно, почти скучающе. Морщины тут же прорезали молодое девичье лицо, а глазницы залила темнота.

Я знаю этот голос. Это ты хотела на моих костях сплясать, маленькая пташка?

Атеа чуть приподняла верхнюю губу, скалясь, словно дикое животное.

– Ты не ответил мне. А негоже задавать вопрос, не уважив собеседника.

Дух картинно прижал ладони к губам и покачал головой.

Ах, прости меня, светлая госпожа!.. И впрямь, негоже. Исправляюсь: я – скаах. Та, что несет твою смерть.

Мара вздрогнула, глядя, как дух, путая пальцы в паутине своих волос, отводит руки в стороны и кланяется, не опуская головы. Скаах, создания из страшных сказок, считались давным-давно ушедшими – как и немерты-«пауки», и еще с десяток темных духов. Сказки обращались реальностью, и от этого было не по себе.

Эти духи были неуловимы, и ранить их железом мог только самый искусный воин. Они в совершенстве умели управлять темными энергиями, выхватывая нужные ниточки из сердца искорки и делая ее марионеткой. Даже свет скаах могли превратить в оружие, даже воздух, даже капельки воды… Никто не знал их истинного облика – скаах обращались самым темным, что только было в мире. И сейчас это существо стояло перед ними, и Мара чувствовала, как легко и быстро оно стягивает к своим ладоням смертоносные энергии. Пламя на ее руке дрогнуло, но усилием воли ведьма удержала его на своей ладони. Дух перевел на нее темный взгляд, и женщина с глазами змеи снова смотрела с его лица на Мару.

Ух ты. Гляди-ка, хозяйка – здесь у нас сокровище, драгоценный камешек…

Мара вздрогнула. Существо будто прислушивалось к чему-то, что могло слышать лишь оно, а затем снова оскалилось.

Это будет славный танец, хозяйка. Я поднесу ее к твоим ногам.

Не слушать. Темная тревога, поселившаяся в сердце, гасила ее силы, и Мара вновь отбросила ее, концентрируясь на огне в своих руках. Точка тишины в груди стала тяжелой, пульсируя и посылая мощные толчки внутри ее тела, и ведьма отдалась ей, позволяя пустоте раскрыться в каждой частичке. Пространство опасно дрожало и размывалось на острой тонкой грани, за которой не было ничего, и ныне она балансировала на этом лезвии, молясь духам о том, чтоб не упасть. Глаза скаах напротив напоминали две разверзнутые могилы, а ее волосы – саван, и Мара не могла и мысли допустить, чтоб это существо отняло у нее жизнь.

Даэн, словно ощутив что-то, шагнула в сторону, и Мара тут же воспользовалась этим, ударив существо огнем. То лишь хохотнуло – а в следующий миг исчезло, растаяло дымом, будто и не было его, успев перед этим направить на ведьму волну темной энергии. Мара среагировала мгновенно, поднимая стену силы прямо перед собой, заслоняющую ее и Птиц, и сияющая пелена приняла удар на себя. Темные молнии разошлись по мягкой колеблющейся поверхности трещинами, и энергия рассыпалась на тысячи искорок. А скаах вновь свилась прямо из воздуха, прямо перед Даэн, и ударила снова. Птица сделала шаг вперед, наотмашь рубя Крылом по диагонали, целясь в грудь духу. Мара же приняла мертвую энергию, сплетенную в черный жгут и с немыслимой скоростью летящую к ним, буквально в нескольких сантиметрах от себя. Еще чуть-чуть – и темнота вонзилась бы в нее, и тогда уже никакие молитвы ей не помогли бы.

Меред и Атеа стремительно ударили, как одна, одновременно и резко – но по-разному. Скаах, подавшись вперед и подныривая под лезвие Даэн, разгадала их маневр и снова исчезла, и посланный Марой вдогонку ей свет рассыпался золотыми бликами, так и не найдя цели.

Секунды растянулись в годы. Скаах собирала сгустки тьмы играючи, с немыслимой скоростью швыряя их в Мару и Птиц, и ведьма едва успевала творить щит, отбивая ее удары. О том, чтоб бить самой, речи уже и не шло – достать духа пытались Танцующие, и все попытки были напрасными. Ведьма чувствовала, что каждый щит отнимает у нее силы, по крупице – но и пустыня собиралась по песчинке… Так она совсем изведет меня. Улыбка не сходила с лица скаах, и в ней Мара видела смерть. Соображай, глупая! Соображай немедля! Это – лишь капля того, против чего тебе доведется выйти. Если не поймешь, как победить ее – умрешь здесь и сейчас.

Бессмертный был с ней, в ней, рядом, и Мара всей собой просила его: пожалуйста! Покажи мне, прошу, помоги мне! В какой-то момент что-то незримо изменилось в ней – будто бы время вокруг замедлилось еще сильнее, и она даже уличила секунду для того, чтоб удержать защитное поле и одновременно с тем создать колючий клубок светлой энергии. Впрочем, тот вновь не задел скаах, и дух исчез, чтоб в следующий миг появиться за спиной Мары, на расстоянии протянутой руки. Ведьма поняла, что не успеет ни обернуться, ни расширить щит так, чтоб укрыть им себя – последний раз она создала его лишь над Птицами, сохраняя побольше сил для борьбы. Это ее и сгубило.

В тот самый миг, когда острые нити холодной темноты коснулись ее плоти, прошивая насквозь и вцепляясь намертво, Мара вдруг ощутила в собственной груди солнце. В тяжелой пустоте, заполнившей ее до края, горела огненная точка, мельче песчинки, мельче василькового семечка – и ведьма осторожно коснулась ее, не совсем понимая, что делает: раньше ничего подобного она не ощущала. Горячая точка отозвалась на ее касание взрывом невероятной силы, растекаясь жидким огнем по венам и устремляясь к скаах по черным жгутам, которыми дух жалил ведьму. Существо не успело ничего понять – Мара почувствовала, как позвоночник прошивает горячая огненная стрела, как тело изгибается от силы, пронзающей ее, а в следующий миг волна света вышла за пределы ее самой. Скаах завопила, пронзенная тысячами стрел, и разом выпустила из тонких рук черные энергии. Мара не видела ее, но того и не нужно было: она знала – прямо сейчас дух обращается дымом и пеплом. Свет, разошедшийся от нее лучами, вновь сжался, возвращаясь в тело и вновь превращаясь в крохотную, практически незаметную звездочку в пустоте, а затем Мара, дрожа от невероятной силы, обернулась.

Скаах больше не появлялась – ни через миг, ни через минуту. Отдышавшись и чуть придя в себя, ведьма прикрыла глаза, чтоб взглянуть на мир колдовским зрением – да так и охнула. На поляне, где они стояли, все энергии светились, чистые и обновленные, дрожащие новорожденными мотыльками. Мара ощущала ликование мира – пусть даже крохотного его кусочка. Вот оно! Вот как! В сердце горели искры, радость пела весенним колокольчиком. Благодарю тебя, мой светлый отец! Благодарю, Бессмертный! Она наконец-то поняла, как заставить Колесо повернуться.

Ведьма тряхнула головой и взглянула на Даэн. Та замерла неподалеку, опустив Крылья, и в глазах ее отражалось благоговение и что-то, похожее на страх. Молчали и Меред с Атеа, во все глаза глядящие на Мару.

– Что ты сделала? – сипло спросила Даэн.

– Понятия не имею, – улыбнулась Мара, прикрывая глаза. Она действительно не знала, что сделала – но теперь ощущала крохотную точку, о которой раньше совершенно не догадывалась, в себе. Стоило сконцентрироваться на ней, и она разгоралась жарче огненной крови земли, текущей где-то глубоко под кожей материков. И ведьма не сомневалась, что если сделать прикосновение более мощным, позволив этой искре взять ее целиком, то ее сил хватит для Колеса.

Она повернулась на север, бросив взгляд на Даэн – и улыбнулась женщине, чьи глаза сейчас напоминали смолу с застывшими в ней звездами. Даже в темноте Мертволесья Птица оставалась такой живой, такой невероятно прекрасной, что сердце замирало. Мара кивнула ей.

– Идем, Даэн – нам пора по следу. Вы должны принести в Лореотт вести о пропавших. Веди нас.

Птица вложила Крылья в ножны, не глядя, и осторожно молвила:

– Мара… ты в порядке? Тебе не тяжело ныне?

Мара лишь дернула плечом, все так же улыбаясь. Теперь уже – не тяжело. Теперь я знаю, что делать. Она ощущала, как где-то там, под темным переплетением крон ворочается черный зверь с окровавленной пастью, поджидающий их – зверь не из плоти и крови, а из самой тьмы. Но отныне ей страшно не было. Бессмертный наконец-то, заведя ее во мглу, дал ей в руки оружие, о котором она так просила. И теперь она была готова выйти против самой смерти.

========== Глава 22. Ошибка ==========

Пронзительная легкость, поселившаяся в каждой клеточке, никуда не исчезала. Ощущение полета, какой-то невероятной невесомости разливалось в груди, и Мара наслаждалась им, то и дело проверяя огненную искорку у сердца – не пропала ли? Но горячая крупица охотно отзывалась всякий раз, стоило ведьме прислушаться к себе, и женщина широко улыбалась, ощущая такой звонкий, золотистый ответ.

Мертволесье тоже чуяло этот крохотный огонек. Темные энергии, окружающие их, пугливо расступались, а на их место приходили более легкие, живые, радостно тянущиеся к солнцу. Мара ощущала, как они наполняются жизнью, и даже дышать стало легче, и тревога притупилась, отступив куда-то в дальние уголки сознания. Казалось, что сейчас прямо под ее ногами из-под земли начнут пробиваться молодые травы и цветы, и птичья трель впервые за долгое время зазвучит в небе над Мертволесьем. Еще чуть-чуть, и…

Впрочем, этого не происходило. Лес, мрачный и хмурый, ощетинил черные ветви, что топорщились, словно шерсть на загривке дикого кота, и Мара почти ощущала его полный ненависти взгляд. Вернее, не его. Что-то, что сотворило здешние земли такими, сейчас злилось, и его ярость волнами силы накатывала на ведьму, словно желало затопить ее, швырнуть на острые камни да переломать в мелкую щепь. Мара гнала прочь ощущение беды – думать о том сейчас не хотелось. Гораздо важнее было то, что отныне в ее руках лежал дар Бессмертного, такой важный и нужный, такой ценный. Все вопросы мигом отошли куда-то в тень, ибо самый главный ответ уже был получен.

Мара чувствовала, как косились на нее молодые Птицы – даром что не перешептывались меж собой. Атеа как-то странно притихла и теперь то и дело бросала на ведьму оценивающий взгляд. Пару раз она что-то начинала горячо шептать на ухо шедшей рядом Меред, но та лишь отмахивалась, осторожно поглядывая на колдунью и тут же отводя глаза. Лишь Даэн оставалась спокойной и вела себя так, словно ничего и не произошло. И за это Мара всем сердцем благодарила ее.

Живое солнце грело ее изнутри, и ведьма не чувствовала мороза, кусающего ладони и щеки. Она играла, словно ребенок, осторожно дотрагиваясь до огненной искорки в груди и наблюдая, как та себя поведет. Жар становился сильнее, стоило только сконцентрироваться на горячей точке, и Мара прямо чувствовала, как искорка начинает разрастаться. А как только колдунья отпускала ее, она вновь становилась крохотной, почти незаметной. Ведьма улыбнулась себе под нос, пригибаясь под скрюченной сухой веткой. Если немного потренироваться, она сможет полностью контролировать новый дар, и тогда никакая Королева Зимы не сумеет помешать ей.

В этом было что-то, отдаленно напоминающее гордость. Мара ощущала в себе невероятную силу, подчиняющуюся ей, и от того становилось радостно – и еще как-то. Ведьма, не привыкшая к подобным чувствам, с любопытством прислушивалась к себе самой. С одной стороны, сейчас все в ней пело, радовалось, и Мара упивалась собственной силой, вдруг раскрывшейся в груди. С другой же – она смотрела со стороны, настороженная и встревоженная, и не знала, стоит ли расслабляться теперь. Быть может, это не ответ? Быть может, это – лишь крохотная капелька, крупица? Что же тогда?

Впрочем, поблизости не было ни малейшего признака опасности, и скоро Мара успокоилась, растворяясь в новых ощущениях. Хотелось тихонько напевать что-то светлое и радостное, хотелось прикоснуться к сияющей искорке и снова стать солнцем, осветив весь мир и впустив весну во все уголки Мертволесья. Чтоб молодые изумрудные стебли проклюнулись из-под земли, напоенные прохладным сладким дождем. Чтоб черные ветви вздохнули, стряхивая с себя смерть и сон, а затем укрылись тоненьким кружевом листвы. Чтоб веселые ручьи, рассыпая мелкий жемчуг брызг, серебрились в густой траве, и крохотные мальки снова плескались в них.

Она уже почти видела, как здешние места меняются, как колдунья-весна приходит сюда и щедро поливает истосковавшийся край дождями и солнцем. Духи возвращаются под сень ветвей, и где-нибудь у самых гор, где водопады сбегают с крутых склонов, селятся хеледы, мудрые и древние, а на заболоченной полянке резвятся по ночам болотные огоньки… Воды ручьев наполняют русло пересохшей реки у мельницы, и колесо, мерно скрипя, начинает перекидывать волны, расцвечивая день крохотными радугами, а беспокойные стрижи носятся над крышей, под которой уже вовсю идет работа. Дети прибегают на мельницу из деревеньки, что разрослась неподалеку, приносят отцам теплые пироги в узелках, и взрослые, смеясь, разрешают мальчишкам повернуть тяжелый рычаг и запустить жернов. Молодая знахарка собирает травы в плетеное лукошко, и травы пахнут солнцем…

И все это сотворит она, одним лишь взмахом руки изменив мир. Мара не знала, насколько сильным может быть этот свет, но верила – возможно все. Оставалось лишь научиться усиливать его до невероятных пределов, так, чтоб он достал до самого неба, до самого сердца мира, до самых звездных спиц колеса – и тогда все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Она оглядела черный лес, обступающий их со всех сторон. Паутина ветвей заслоняла небо – тревожное, серое, затянутое тяжелыми тучами, словно пуховым одеялом. Казалось, еще чуть-чуть, и оно рухнет им на плечи, вдавливая их всей громадой прямо в землю, прямо в сухие травы, и они так и останутся здесь навеки. Но небо не падало – лишь безмолвно нависало над ними, и в его глубинах тяжело и натужно, словно мышцы под шкурой огромного чудища, перекатывались пепельные облака. Деревья, так странно изогнувшиеся, тянули к ним крючковатые пальцы, будто пытались схватить чужаков, но Мара не боялась. Скоро настанет твоя весна, Мертволесье. Никто больше не отнимет ее у тебя.

Словно в ответ ей по лесу прокатилась рябь – ведьма ощутила колебание энергий, словно кто-то хлопнул рукой по воде. Замерли и Птицы, чутко прислушиваясь к миру, но тот уже снова затих, притаился. Мара, вознеся молитву Бессмертному, взглянула на искорки силы, отыскивая путеводную. Энергия духа, за которой они шли, ощущалась теперь совсем иначе, не терялась, и ведьма поняла: эльфийки где-то близко.

– Даэн, – негромко позвала она. Птица скосила на нее взгляд, и Мара продолжила, – Мы уже близко. Совсем чуть-чуть – и найдем их.

– Или не их, – проворчала Атеа, впервые открывшая рот после встречи с многоликим духом.

Впрочем, тут девчонка была права – но Мара не хотела об этом думать. След уже не казался бисером, рассыпанном во мхе, а потому ведьма надеялась, что они не найдут вместо эльфийских детей обращенных диких. Да, беглецы вряд ли смогли бы продержаться в мертвом лесу так долго – однако Мара молилась о том, чтоб они не присоединились к гончим Дикой охоты. Пусть лучше спят здесь до скончания времени, чем идут рядом с дикими, сея смерть.

Впереди показался просвет – деревья расступались, и лишь низкий колючий кустарник заслонял стеной невидимую тропу, по которой они шли. Даэн остановилась и вопросительно взглянула на Мару. Ведьма поняла ее без слов и, сконцентрировавшись, дернула за ниточку энергии духа, проверяя, верно ли они вышли. Ее сразу же потянуло туда, за черную изгородь, когда-то живую и пестрящую цветами и круглыми монетками листьев. Женщина подняла глаза на Даэн и кивнула, все так же не говоря ни слова. Птица подошла к ним вплотную, подзывая молодых поближе, и тихонько проговорила:

– Попробуем обойти – если лезть напролом, весь лес сюда сбежится…

– Мы потеряем слишком много времени, – покачала Мара головой, – Неизвестно еще, есть ли где-то выход.

– Но как-то же туда эльфийские девицы пролезли, – возразила Атеа, впервые на памяти Мары поддержав Даэн. Ведьма изогнула бровь. Меред, оглядывающаяся по сторонам, неожиданно стала на сторону Мары:

– Еще вопрос, как они туда пробрались. Их вполне могли туда перенести дикие.

– Что ты предлагаешь? – пресекла дальнейшие разговоры Даэн, поднимая ладонь вверх. Мара окинула взглядом кустарник.

– Я сейчас расплету его. Пойду первой – вы держитесь за мной, не отставайте.

– Лучше бы первой идти мне, – нахмурилась Даэн, и Мара лишь улыбнулась ей в ответ. Птица во что бы то ни стало старалась защитить ее своими крыльями, укрыть от бед и стать для нее живым щитом. Не бойся за меня, милая. Меня сбережет сила, оборачивающая Колесо. Всех нас она сбережет.

Ни слова больше не говоря, Мара вышла вперед, закрывая глаза и погружая свое сознание в жесткие стебли, тесно сплетенные друг с другом. Вокруг нее тут же уплотнилось пространство, огрубел сам воздух, а она устремилась вниз, растекаясь древесной кровью по давно погибшим ветвям. Было тяжело, невероятно тяжело – Мара никогда еще не сливалась с мертвым деревом. Зато теперь казалось, что сил в ней стало в тысячи раз больше, и поэтому медленно, но уверенно она погружалась глубже, к самым корням, к промерзшей земле и ниже, ниже, еще ниже… Как только она заполонила стебель от тончайшей ниточки корня до самой ломкой и хрупкой ветки, по позвоночнику пробежала дрожь, и ведьма одним усилием заставила переплетение колючих стеблей распутаться. Ветки, словно змеи или живые плети, расползлись в разные стороны, а женщина, полуприкрыв веки, направилась в образовавшуюся темную арку. За ней по пятам шла Даэн, и боковым зрением Мара видела хищно блестящие лезвия Крыльев по бокам от себя самой.