Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 53 страниц)

Подъемник мягко стукнулся бортом о выступ в сталактите и замер. Канаты надежно держали его, а потому страха Даэн не ощутила. Почему-то гораздо больше подъема ее всегда пугала остановка – казалось, что в следующий миг все устремится обратно вниз, и шанса спастись не будет. Сейчас же тревоги не было. Даэн сошла на выступ следом за спутницами и позволила себе еще немного поглазеть на Лореотт.

На верхних уровнях было еще интереснее. Внизу виднелись площади наземного яруса, а здесь же острые конусы сталактитов, украшенные резьбой, арками и галереями, соединялись между собой мостиками – веревочными и каменными. Ничего вычурного здесь не было – все казалось гармоничным, умеренным, и в тоже время до того красивым, что дух захватывало. Повсюду тьму разгоняло бледное сияние – точно такое же, как захлестывающее Птичью Башню в Келерии. Там были синие стекла – Даэн помнила это. Башню она всегда любила. Внизу света было больше, да и само освещение из-за костров казалось гораздо мягче, теплее. А еще – более земное. Здесь же все казалось магическим, волшебным – и совершенно нечеловеческим.

– Сколько же времени надо потратить, чтоб так искусно обработать камень? – Меред покачала головой, оглаживая каменную лозу с острыми листьями, увивающую стену сталактита. Аллэи усмехнулась:

– Немало, это правда. Впрочем, порода здесь податливая, мягкая, и работать с ней легко – мы научились за долгие годы. Камни здешних пещер слушают нас. Да и к тому же, город помогали строить Знающие. Последняя из них – Слепая Мэгавар. Она до сих пор помнит Лореотт пустой, затхлой пещерой, наполненной пустотой и тишью. А ныне… – она хмыкнула, поводя плечами, – Ныне наш город разросся. Клан Вар считается самым большим, главенствующим над другими.

– А есть еще? – Атеа с любопытством взглянула на эльфийку. Та кивнула:

– Есть. Пойдемте – до дворца королевы еще дойти надо. А я по пути расскажу как раз.

Аллэи повела их под своды стрельчатой арки, за которой начинались вырезанные прямо в гигантских сталактитах ходы. Даже здесь не было тихо – слышались голоса, временами навстречу им по тонким каменным лестницам спускались эльфийки, провожающие их внимательными желтыми глазами. Даэн поежилась – здешний свет, неживое мерцание кристаллов, чем-то отпугивал ее.

– Все началось давным-давно, еще когда мир был молод, – начала Аллэи, – Существовало три племени эльфов: морские, лесные и горные. Первые жили на островах, что за Призрачным морем, и на континенте почти не появлялись. В ту пору воды морей были неспокойны, и города наших морских братьев один за другим уходили в пучину. Всего за несколько веков племя морских эльфов навсегда исчезло.

– Морские эльфы? – Атеа с сомнением глядела в спину Аллэи, – Никогда не слышала.

– Я слышала, – тихо ответила ей Меред, – В Паррене очень много легенд и песен сложено о городах, ушедших под воду. Я расскажу тебе как-нибудь.

– А мне расскажешь, стриженная? – вкрадчиво спросила Аллэи, через плечо глядя на Птицу. Даэн даже в сумраке заметила, как полыхнули румянцем щеки Меред, а глаза сверкнули яростью. Эльфийка отвернулась и продолжила как ни в чем не бывало, – В то время лесные эльфы вели борьбу с людьми за территории у гор, на юге отсюда. Война шла жестокая, и наши братья проигрывали. Тогда Эалерон, властитель лесов, обратился к королю горного племени с просьбой о помощи – не было воителей лучших, чем горные эльфы. Однако Каэнарин отказал ему, и Эалерону пришлось позорно бежать, оставив земли людскому племени. В сердце короля лесных эльфов поселилась злоба, и с каждым годом она росла все больше. Он возненавидел племя Каэнарина и поклялся отомстить ему.

Узкий коридор уперся в витую лесенку. Аллэи повела их за собой вверх, и Даэн все гадала, насколько же глубоко они сейчас в камне. Ощущение было странным – она до сих пор не могла поверить в то, что вокруг нее – толщи жесткой породы, за которой – лишь воздух. Голос Аллэи не отдавался эхом под потолком: камень глушил звуки, а потому здесь царила странная мягкая тишина, обволакивающая со всех сторон.

– Шанс отомстить появился у Эалерона много позже. До эльфийского государя дошла весть, что Каэнарин погиб на Перевале Химер – его задрала насмерть молодая мать, защищавшая детенышей. И ныне на престол горного королевства претендовали его дети и два князя, жаждущие заполучить власть. В племени развязалась война. Тогда-то Эалерон и решил ударить. Он собрал войско, взяв с собой лучших магов лесов, и двинулся сюда, к Караласской гряде. Горные эльфы ослабли за долгие месяцы непрерывных битв: старший сын Каэнарина был убит, но на престол все еще претендовала Инведаар, дочь короля. Многие города остались без защитников – лишь окружавшие их горы были щитом, да, как выяснилось, ненадежным. Когда Инведаар повела свое войско против одного из восставших князей, Эалерон напал на столицу горного королевства и смел ее с лица земли. Маги камня на камне не оставили от города, ни единой живой души, – она покачала головой, – Та же участь постигла и другие города. Эалерон не щадил ничего и никого. Когда горные эльфы наконец поняли, кто их настоящий враг, было поздно. Пал Дом Неба, пал Лин-Тианор, пали Столпы. Исчезла Эссиль, Дарравеан. Инведаар, выжившая в междоусобных битвах, смотрела, как гибнет ее государство, как земля принимает в себя ее братьев и сестер, ее города, всю ее жизнь. И тогда Инведаар решила уйти от гнева Эалерона туда, где он бы точно не смог достать их – под землю. Эльфы не могут жить без солнечного света, а потому, когда Инведаар позвала с собой немногих выживших, за ней следом пошла лишь половина. Другие сдались захватчику и стали рабами. Эалерон решил, что королевна сама найдет свою гибель в мрачных пещерах, и действительно не стал спускаться за ней под землю.

Аллэи помолчала, переводя дух, а когда заговорила вновь, в голосе ее Даэн слышала затаенную горечь, словно та пила полынное вино.

– Гибель действительно шла следом за Инведаар. Из ушедших за ней четырех сотен в живых осталось лишь пять десятков. Темнота подземелий губила эльфов, и сама Инведаар отчаялась, глядя, как один за другим умирают дети, молодые девушки и юноши, старики. Они обосновались здесь, в Лореотте. Учились жить заново. Приспособились – боги смилостивились, сделав нас такими, – она усмехнулась, проводя рукой по пепельным волосам, – Мы научились видеть в темноте. Научились обрабатывать камень. Инведаар повезло – при ней было шестеро Знающих. Они помогали строить город, лечили, делали все, чтоб племя выжило. В верхних пещерах начали выращивать зерно и овощи. Этого было мало, ничтожно мало, но… Вскоре родились первые эльфы подземелий. Дети были слабыми, и их берегли как зеницу ока – и не выпускали на поверхность. Они росли здесь, не зная солнечного света, и выходить под солнце на охоту им дозволялось лишь тогда, когда Знающие давали на то свое согласие. Кое-как – но мы сумели выжить. Скоро город разросся, и среди соплеменников Инведаар появились те, кто захотел уйти еще глубже в горы. Другие наоборот, решили, что угроза миновала, и что они могут возвратиться на поверхность. Королева и слышать о том не хотела, но потом все же сдалась: подземелье медленно убивало и ее, а потому скоро на престол взошла ее дочь Нэренавар. Новая королева согласилась на разделение, и из Лореотта ушли на поверхность эльфы, чтоб отстроить там разрушенные города. Парни и девушки, стремящиеся увидеть солнце и ощутить ветер в своих волосах. Ныне есть лишь один наземный город нашего племени – Аэль-Роадан, город клана Эсс. Всего же кланов ныне семь: наш клан женщин, Вар, клан мужчин Ниир, клан мужчин Веон, клан женщин Даар и смешанные кланы Рель, Иан и Эсс. Лореотт – самый крупный из городов, и сюда иногда приходят женщины других кланов, чтобы остаться здесь. Кроме того, мы торгуем с Тавранией, и в Лореотт поставляют все товары. А потом уже все расходится к другим городам.

– Почему такое разделение? – Даэн нахмурилась, – Я вполне понимаю, если бы столицей оказался город смешанного клана – рождаются дети, и город процветает. Но как живут города мужчин и женщин? Должна быть преемственность поколений…

– Она и есть, – пожала плечами Аллэи, – Пещерные эльфы живут точно так же, как жили горные эльфы множество веков назад. Мы не привязаны к месту, и каждый волен уйти туда, куда ему хочется, – поймав недоуменный взгляд Даэн, эльфийка пояснила, – Подобно тому, как вы чтите своих богов, мы чтим первых эльфов, ступивших на эти земли. Ниэннавар – Защитница, Ведающая, Мать; ее супруг, Каланвеон – Воин, Отец; их дочь, Ивиэрель – Дитя. Каждого из них мы почитаем в равной степени, каждому себя отдаем. Когда мы вырастаем, перед нами появляется выбор пути – путь Защитницы, путь Воина или путь Ребенка. Практически все эльфы рождены на землях смешанных кланов: там они растут, воспитываются Жрицами, получают образование. И лишь потом выбирают, по какому пути идти. Женщины, выбравшие дорогу Ниэннавар, уходят на земли клана Вар и клана Даар. Мужчины, решившие посвятить себя Воину, приходят к Веон и Ниир. Те же, кто выбирает служение обоим, остается на родной земле. Мы не навязываем своим детям собственные дороги, и, если они решили уйти, не удерживаем их – если дитя пожелает, то Жрицы отправят его в клан Вар или Ниир, например, уже хоть на пятом году жизни. Поэтому дети есть и в женских, и в мужских городах – о них заботятся Смотрящие, и живут они в Доме Смотрящих до самого совершеннолетия. Есть среди нас и те, кто хочет родить ребенка, не отдавая себя пути Ивиэрель, Пути Двоих, – тогда они просто временно уходят из своих городов, чтоб найти себе пару. Женщины возвращаются вместе с рожденными дочерьми сюда, когда дети немного подрастают, мужчины забирают сыновей. Вот и все.

– Боги, дикость какая… – тихонько пробормотала, качая головой, Атеа, – Это получается, что все дети в племени общие, в кланах женщин и мужчин нет семей…

– Семьи есть, – тон Аллэи не изменился, но Даэн почему-то прошибло ознобом, – Видишь ли, златовласка, для нас не зазорно создать настоящую семью с тем, кого ты любишь – независимо от того, женщина это или мужчина. И для нас это не дикость.

– Только пещерные эльфы почитают трех первопришедших, или же вера одна для всех племен? – задумчиво спросила Мара, до того момента молчавшая. Аллэи, которую явно задела Атеа, перевела внимание на ведьму.

– Это не совсем вера, Знающая. Это – выбор пути, и он един.

Колдунья кивнула, чуть сощурившись, и больше ни слова не проронила. Аллэи продолжала вести их куда-то вверх, периодически сворачивая в узкие галереи, переброшенные от одного сталактита к другому. Стекол в высоких окошках не было, а в узорных стенах мерцали россыпи кристаллов. Даэн не удержалась и все-таки подошла поближе к окнам. Да, высоко мы забрались… Острые тяжелые глыбы сталактитов тянулись вниз, а еще ниже лежал наземный ярус, отсюда напоминающий огромный рисунок с движущимися по нему фигурками. Галерея уперлась в узкую открытую лесенку, вдоль которой высились белокаменные статуи. Они, безмолвные и холодные, провожали их суровыми взглядами, пока женщины поднимались к окованной железом двустворчатой двери. Аллэи остановилась на крыльце и, обернувшись к ним, многозначительно посмотрела на Атеа.

– Сейчас вы предстанете перед королевой Шедавар – а потому, златовласка, держи-ка язык за зубами, если не хочешь остаться без него. Слишком уж много говоришь того, чего не стоило бы произносить вслух.

Щеки Атеа покрылись пунцовыми пятнами. Девушка открыла было рот, чтобы возразить эльфийке, но Даэн предупреждающе вскинула руку:

– Атеа.

Лебедь нахохлилась, словно воробей под дождем, но спорить не стала. Аллэи одобрительно фыркнула, а затем, приложив ладонь к створкам двери, звучно крикнула:

–Ищущая Аллэивар, привела чужеземок к королеве.

Через несколько секунд дверь медленно отворилась. На пороге стояла хмурая женщина, всколоченная будто дворовой кот, с таким же настороженным прищуром и совершенно кошачьим разрезом глаз.

– Каких чужеземок?

Голос у незнакомки оказался низким, густым, словно мех дикого животного. Она переводила колючий взгляд с одной женщины на другую, и Даэн с изумлением поняла, что не может смотреть ей в глаза долго – ее тут же придавливало невероятной тяжестью и силой, которой она не могла ничего противопоставить.

– Посланниц из Келерийской Гильдии, королева, – Аллэи чуть поклонилась, а Даэн так и замерла. Это и есть Шедавар, владычица Лореотта? Такая молодая? – А еще – Знающую, ведунью из сердца леса. Она говорит, что пришла к Слепой Мэг. А Небесные Дочери знают ее – поэтому мы привели их вместе.

– Хвала богине, – женщина вышла на крыльцо, заметно расслабляясь. Даэн обратила внимание, что ладонь ее лежала на рукояти боевого ножа в ножнах на поясе – и лежала уверенно. Да и руки у королевы были жесткими, мозолистыми, с сетью шрамов, уходящих под рукава грубой рубахи, – Ну что же, добро пожаловать в Лореотт, – она обвела их взглядом, подолгу рассматривая каждую, – Впрочем, сначала на вас посмотрит Слепая Мэгавар, а там уж будем говорить. Отведи их к ней, Аллэивар. Если Мэг даст добро – тогда проведешь их к Дому Пришедших, пускай отдохнут, а потом и потолкуем. А если нет… – она сощурилась, – Тогда веди ко мне.

– Да, королева, – Аллэи снова поклонилась, от чего Шедавар поморщилась, словно от зубной боли.

– И оставь это, богини ради. Терпеть не могу всю эту церемониальную шелуху – тем более, когда это делаешь ты.

С этими словами королева Шедавар развернулась и скрылась за дверью, плотно притворяя ее за собой. Аллэи взглянула на Даэн:

– Ну что ж, идемте. Поглядим, что о вас скажет Слепая Мэг.

========== Глава 13. Сны о земле ==========

Синие искорки кристаллов холодили кончики пальцев Мары. Ведьма задумчиво вела рукой по стене вдоль узорной цепочки заговоренных камней и пыталась ощутить энергию, заключенную в них. И только диву давалась: странной, чуждой ей колдовской силой здесь обладало все. Каждый камень, каждый виток вырезанного узора, каждый кристалл. Город дышал энергией и словно сам ее излучал.

Ведьма не обращала внимание ни на кого: ни на Аллэи, уводящую их все выше по лестницам и запутанным переходам, ни на перешептывающихся меж собой двух девушек-Птиц, ни на Даэн. Правда, к последней стремилось все существо Мары, вся ее душа, а потому взять себя в руки было невероятно сложно – но женщина пока справлялась. В голове вертелось немыслимое количество вопросов – к Птице, к эльфийской королеве, к Слепой Мэг, к самой себе, и ведьма понять не могла, что же важнее всего из этого вороха. Сначала – дела, а потом уж будешь думать об остальном.

После того, как Занавесь и ее таинственная хозяйка остались далеко позади, Мара еще некоторое время держала курс прямо к Сестрам, не сворачивая с Северного Тракта. Постепенно сонные заснеженные холмы сменились колючими предгорьями, а вскоре на ее пути выросли скалы. Обрывистые склоны не внушали никакого доверия, да и тракт дальше шел на запад, огибая горы, а потому ведьма решила не искушать судьбу да идти по тропе. Где-то должен быть перевал или хотя бы более пологий переход, думалось ей. Перевал действительно попался – только пройти Маре не удалось: там-то ее и поймали эльфийки. Старшая из них, молодая женщина по имени Юэнавар, вела нескольких девочек на охоту к Гарварне – она же и отдала приказ двоим из них доставить Мару в Лореотт. Ведьма могла бы сбежать – благо, сила Бессмертного пела в ней, и отвести глаза эльфийкам ничего не стоило, – но все-таки решила идти за ними: Даэн говорила, что в доме горных эльфов ныне неспокойно. А если так, то ей, возможно, удастся получить хоть какие-то ответы здесь.

Мара бросила быстрый взгляд на шедшую впереди Даэн. Она совершенно не ожидала встретить ее так скоро – и вместе с тем ждала этого всей собой. В белой пелене снега, застилающего собой весь горизонт, ей виделся силуэт Птицы, в вое ветра над вершинами слышался ее голос, а все внутри пело ощущением предчувствия. Мара ждала – и Бессмертный вновь улыбнулся ей, закручивая петли своего узора так, как ей желалось. Быть может, завтра нити снова расплетутся – но пока что прозрачная рука крепко держала их вместе, и ведьме оставалось только безмолвно благодарить небо за это.

Чем выше они поднимались, тем меньше становилось кристаллов в стенах. Пропал резной узор на камне – его место заняли вырезанные странные символы. Приглядевшись повнимательней, колдунья поняла, что точно такой же (правда, более выглаженный и проработанный) украшал тесьму на лбу Аллэи. И не только ее: вязь знаков, которую ведьма прочесть не могла, встречалась всюду – на элементах одежды эльфиек, на камнях, на тонких колоннах, на двери в королевские покои. Всюду. Любопытство внутри Мары крепло с каждым шагом – а давление на виски становилось невыносимым. Чужая сила обступала со всех сторон, слепо глядела на тех, кто вторгся в ее владения, и, казалось, чего-то выжидала. Ведьма попробовала рассмотреть энергии, обитающие в доме Слепой Мэг – и удивлению ее не было предела: она не смогла ничего увидеть. Ни-че-го.

Место световых камней заняли факелы. Мара недоверчиво глядела на пламя – огонь не чадил, горел ровно, а коридор, по которому они шли, вовсе не пах дымом. Впрочем, последнее еще не сильно удивляло – ведьма заприметила множество крохотных отверстий в потолке и стенах пещеры. Через них в пещеры попадал воздух, а потому здесь не было сыро или душно, холодно либо слишком жарко. Мара не ощущала давления камня – казалось, будто белокаменный город растет прямо из тяжелых темных облаков, по чьей-то воле принявших форму скальных глыб и спрятанных в небесной темноте. Несмотря на то, что над ними высились громады гор, здесь было просторно. Наверное, потому-то они сумели выжить. Знающие сделали все, чтоб жителям не казалось, будто они в каменной клетке.

Темнота обступала их со всех сторон, и Мара физически чувствовала ощущения других. Аллэи чувствовалась спокойной, уверенной – и в то же время осторожной. Она легонько касалась истертых символов на стенах, бормоча что-то под нос, и в каждом ее слове, в каждом жесте Мара видела почтение. Еще бы… Судя по всему, колдуны стали для эльфов самым важным звеном племени – едва ли не важнее детей. Птицы, идущие следом за ней, были напряжены – а от самой молодой из них, девчушки со светлыми кудрями, веяло страхом. И не мудрено – Мара сама немного страшилась здешних чар, опутывающих с ног до головы, таких чуждых и незнакомых. Люди ощущают магию совсем не так, как ведьмы, и от этих ощущений они готовы бежать хоть на сам край мира. Слишком непривычно. Слишком странно. Слишком запретно.

Аллэи остановилась, и Мара вынырнула из своих мыслей, поднимая голову. Коридор наконец закончился, и ведьма смогла осмотреться. Судя по всему, они выбрались к самому основанию сталактита, громадному и широкому. Ход, по которому шли женщины, обрывался у самого края, а дальше начиналась пропасть. Пещера внутри сталактита? В противоположной стене темнела арка провала, от которой к ним через пропасть тянулся хлипкий веревочный мост. Мара подошла ближе к краю выступа и заглянула вниз. Тусклый свет факелов у входа в арку и у выхода из коридора выхватывал только смутные очертания острых камней на дне. Мост казался ненадежным – только ступи, и волокна старых веревок лопнут, а изъеденные временем доски проломятся под ногой. Воцарившееся молчание нарушила кудрявая девушка:

– Погодите-ка… Мы должны пройти здесь?!

Аллэи обернулась к ней. Губы ее растянулись в ехидной улыбке.

– Нет, Пташка, ну ты можешь перелететь, конечно. Никто против не будет. Можешь попробовать перепрыгнуть, или еще чего сделать – все зависит от твоей фантазии. Только ты того, поаккуратнее будь – тут до тебя уже летали. Вон они, на камнях лежат, – Аллэи кивком головы указала вниз, – И бес бы с ними, только запах мертвечины неделями не выветривается, – она поморщилась, – А нам страдать потом.

Золотоволосая девица побледнела. Мара про себя усмехнулась: своеобразное чувство юмора Аллэи даже нравилось ей. Эльфийка тем временем первая подошла к мостику.

– Пойдете по одной. Будет немножко качать, – с этими словами женщина ступила на мост, придерживаясь рукой за веревочные перила. Веревки заскрипели, натянулись, и хлипкая конструкция опасно качнулась в сторону. Аллэи шла спокойно, будто прогуливалась по широкому тракту, и вскоре уже ждала их у проема арки.

– Эй, пошевеливайтесь там! Я не намерена торчать здесь с вами невесть сколько времени.

Мара пожала плечами. Мост не казался ей страшным – да и за спиной стоял Бессмертный, хранящий ее и оберегающий от цепких рук беды. Вряд ли бы ты завел меня так далеко, чтоб оборвать мой путь здесь. И вряд ли сплел бы меня с ней еще раз. Обеспокоенный взгляд Даэн жег лопатки – и в то же время прибавлял сил.

В самом начале пути идти по мосту было легко – из-за натяжения веревок он практически не ходил из стороны в сторону. А вот на середине ведьме пришлось ступать осторожно, всем телом прислушиваясь к ритму, в котором раскачивался мост. Мара хмурилась: не настолько просели канаты, чтоб его так шатало. Испытание колдуньи? В некоторых сказках эльфийские ведуны специально заговаривали предметы и пространство так, чтоб испугать незваных гостей. Наверное, Мэгавар и здесь приложила свою руку.

Оказавшись на другой стороне, Мара вздохнула спокойно. Напряжение сразу же схлынуло, а пропасть показалась гораздо меньшей. А может, так оно и было? Следом за ней по мосту прошла золотоволосая, мертвой хваткой цепляющаяся за перила, потом -коротко стриженная молчаливая девушка, которую лечила Мара, и, наконец, шествие замкнула Даэн. Птица ни разу не остановилась, не глянула вниз, и шла она так, словно каждый день только и делала, что бегала по таким мостикам на неведомой высоте. Аллэи, ни слова не сказав, тут же повела их под своды арки, за которой начиналась темнота.

Впрочем, темным ход казался лишь издалека. Внутри, хоть и на достаточно большом расстоянии друг от друга, горели факелы. К едва заметному запаху дыма примешались другие ароматы, и Мара втянула носом воздух. Жженные травы, звериные шкуры, кровь и мед… Ведьма тряхнула головой, хмурясь и сильнее натягивая рукава на немеющие пальцы: древняя магия жила вокруг, и ей, ведьме лесов, даваться в руки не хотела. Здешняя энергия была гораздо старше тех, которыми полнился подлунный мир. Теперь Мара видела ее – иную, не похожую на знакомые разноцветные вспышки-сполохи. Сила переливалась мягкими витками, густая и текучая, невесомая и обволакивающая, больше напоминающая тень. Тень – не тьму. Не страшись, ведьма. Это не зло.

Спустя четыре факела коридор закончился, упираясь в еще одну арку, завешенную тяжелой темной шкурой. Аллэи осторожно отогнула край шкуры и тихо обратилась к ним:

– Я буду ждать вас здесь.

– Ты не пойдешь с нами? – молодая Птица чуть нахмурила светлые брови, – А как же ваша колдунья поймет, кто мы? Она ведь сле…

– Атеа, умолкни, – Даэн не дала девице договорить, отвесив ей позатыльник и втолкнув ее прямо в проем. Мара не сдержала смешка, а Птица, улыбнувшись ей краешком рта, пошла следом. А затем и сама ведьма вошла в пещеру Слепой Мэгавар.

Теплый свет огня разгонял темноту – но и делал ее гуще по углам и потолку. Огонь танцевал в гнездышках на стенах, тихонько потрескивал, но ощущение уюта к Маре не приходило. На грубо сколоченном столе лежали резцы, странные инструменты, пучки трав и россыпи камней, сухие ветви и птичьи перья. Каменные полки были сверху донизу уставлены стеклянными баночками, ступками из самоцветов, древними рукописными книгами. У устеленной шкурами каменной лавки стояла прялка, а рядом – корзина с нитками, клубками шерсти, длинными иглами и ивовыми прутьями. Энергия тут вибрировала, перекатывалась тяжелыми волнами, проникала прямо под кожу – и глубже, гораздо глубже. Мара сжала челюсти, позволяя себе стать проводником для чужой энергии, и лишь потом заметила старуху.

Эльфийка сидела на лавке, перебирая на коленях какие-то каменья. Мару передернуло: в сказках и легендах эльфы были вечно юными, прекрасными созданиями, никогда не старящимися. Юность Мэгавар ушла давным-давно, и ныне ничто не напоминало о былой красоте эльфийской ведьмы. Тонкие пряди белых, словно снег, волос, спадали на худые плечи старухи, спрятанные под темным груботканным полотном. Морщины избороздили ее лицо, открытую шею, руки с длинными узловатыми пальцами, и кожа ее казалась чуть ли не пергаментом – только тронь, и прахом рассыплется. Белые невидящие глаза смотрели прямо на пришедших, и Маре стало не по себе: колдунья не мигала, не шевелилась, но лесная ведьма не сомневалась в том, что Мэгавар видит их.

– Она хоть живая? – тихо спросила Атеа у стриженной девушки – Меред, кажется.

Раздался тихий скрипучий смех, и энергия вокруг заволновалась еще сильнее, прошлась колючей рябью по коже.

– Живая, дитя, живая, – голос Мэгавар отдавался эхом внутри черепа. Мара не сомневалась – лишь она слышит старуху так остро, всей собой, – И слышу хорошо. Это ты, небось, все спрашивала, как же я увижу вас, если глаза мои давно не видят?

Атеа испуганно покосилась на Даэн, но та даже бровью не повела. Маре стало интересно. Она знала, что слух у слепых невероятно развит – но не могла ведь Мэгавар услышать их разговор в дальних коридорах. Или могла? Слепая ведьма тем временем долго вздохнула, собрала камни со своего подола, осторожно перекладывая их на лавку, и поднялась. Несмотря на старость, Мэг была высокой – лишь чуть ниже Мары. Худые плечи ведьмы, укрытые тяжелой тканью и шкурами, ссутулились, и вся она дрожала, медленно подходя к ним поближе. Слепая Мэг вытянула к ним тонкие руки, и Мара увидела на ее запястьях нити с камнями, птичьими косточками и сложными узелками.

– Подойди ко мне, девочка. Позволь мне увидеть тебя, – она повернулась к Атеа. Птица, белая как мел, все же гордо задрала подбородок и шагнула к старухе. Морщинистые ладони осторожно легли на лицо девушки, пальцы невесомо прошлись вдоль линий ее скул, коснулись висков. Белые глаза Мэгавар были прямо напротив глаз Атеа, и Мара чувствовала: девчонке страшно. Старуха между тем бормотала, крепко держа в ладонях ее лицо, – Ох, сколько гонора! Ты посмотри на нее. Молодая, зеленая совсем еще, маленький птенец… Глупое дитя. Ну, ну! Ты это брось мне, нечего тебе перья топорщить передо мной.

Атеа даже не двигалась, но на лице ее застыл испуг. Мэгавар читает ее, поняла Мара.

– Впрочем, вреда от тебя-то никакого, лебедушка. Сердце доброе у тебя. Хоть и дурное совершенно. Нетерпеливое, – старуха покачала головой и грустно вздохнула, отступая на шаг от девицы, – Уважьте старуху, дети. Не нужно меня бояться.

Следующей к протянутым рукам подошла Даэн. Старуха долго прикасалась к ее лицу – но молчала. На один миг Маре показалось, что невидимая рука сбросила с Мэг тень, и где-то в уголках ее незрячих глаз затеплилась улыбка.

– Значит, Эланинаэ?

И ни слова больше. Эланинаэ? Что это значит? Даэн почему-то усмехнулась – видимо, она поняла старуху. В голове Мары тут же вспыхнула искоркой старая сказка про королевну, которую отец запер в высокой башне на самом краю утеса. Легенда помнилась Маре очень смутно – ведьма едва могла бы рассказать ее. Единственное, в чем женщина не сомневалась – так это в том, что в конце истории королевна улетела, обернувшись коршуном. Кажется, ее звали как-то похоже. Эланиэн… Эланиэнэ…

Из оцепенения ее вывел голос Мэгавар.

– Теперь ты, сестрица, – на ладонях, протянутых к ней, Мара увидела символы. Они закручивались по спирали, выжженные прямо на коже, въевшиеся в нее, и ведьма сама шагнула, подставляя лицо под пальцы Знающей.

Прикосновение Мэгавар было острым, словно лезвие клинка. Мара знала, что будет так – слишком странные силы повиновались Слепой Мэг, и слишком древняя энергия стояла за спиной эльфийки. Перед глазами волчком завертелась вся жизнь, яркими образами утекая прямо в жесткие сухие руки старухи. Мара ощутила, как болезненно раскаляется огнем позвоночник, и это пламя проникает в каждую частичку ее тела, заглядывает в самые потаенные уголки души, вымывает ее до дна. Ведьма прикрыла глаза, позволяя эльфийке увидеть всю себя – и вдруг поняла, как именно смотрит Мэгавар.

Мир не изменился. Сквозь плотно сомкнутые веки Мара смотрела прямо в глаза старой женщине, окутанной туманным сиянием. Вся келья заполнилась серебряными тенями, силуэтами, тонкими фигурами, блуждающими вокруг, тающими и вновь возникающими из ниоткуда. Мара глядела на Мэгавар и не могла понять, кто перед ней – старуха, юная девушка или дитя. Призрачные очертания Знающей менялись каждую секунду, и сквозь нее Мара видела сотни лиц.

Я – это все.

Королевы, воительницы, ведуньи, маленькие девочки с золотыми глазами. Тысячи жизней проходили сквозь Мэгавар и оставались в ней.

Я – это город, его стены, его свет и его дыхание.

Туманная оболочка не скрывала сердца, бьющегося в груди старой Мэг – да только вместо сердца Мара видела сияющий кристалл, оплетенный каменными тонкими ободами, изрезанными древним узором. Этот кристалл тоже постоянно менялся, превращаясь в воздушный белый город из сталактитов и вязи рун, опоясывающей его вдоль и поперек. Немыслимо.

Мэгавар улыбнулась ей – так Маре показалось. Ведьма почувствовала, как неведомая сила вытягивает крохотную частичку ее из собственного тела, и не подчиниться этой силе нельзя. Серебряный силуэт мягко отделился от нее, плавно перетекая в Мэгавар, и на одно бесконечно короткое и бесконечно долгое мгновение Мара увидела саму себя – такой, какой ее видела Мэг.

В прозрачной клети ребер, перевитое плющом, усыпанное росой, прорастало дерево. Ветви его тянулись сквозь нее, пронзая тонкую оболочку, и на них мерцали вспышками болотные огни. Дерево медленно обращалось сердцем – живым, человеческим сердцем, которое вновь менялось и становилось древом. А потом…

Мэгавар охнула, отдернув руки. Символы на ее ладонях блеснули серебром, и Мара с изумлением успела заметить, как в их вязи появляется и впечатывается намертво еще один знак. Мэг, кряхтя, протянула руку к Меред.

– Помоги мне присесть, девочка. Слишком уж я устала…

– Ты не будешь делать так со мной, Знающая? – осторожно спросила Меред, подхватывая под локоть старуху. Та покачала головой:

– В этом нет нужды – я уже поглядела на тебя, Лару. Мне лебедушка показала тебя, – Атеа изумленно вытаращилась на Мэгавар и повернулась было к Даэн, но женщина выразительно изогнула бровь, предупреждая дальнейшие разговоры и расспросы, – Жаль мне тебя, Лару… Очень жаль. Негоже так рано… негоже…