Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 53 страниц)

– Спросишь у Вельгерда – мы с ним старые друзья. Наплети ему что-нибудь о том, зачем я тебе понадобилась. И приходи. На ночь у меня планов не было, – Кордей направилась к двери, бросив на нее взгляд через плечо, – И мне бы хотелось послушать тебя. Не каждый день прошлое воскресает и приходит к тебе так неожиданно.

Атеа вновь опустилась на свое место, глядя, как девушка тенью выскальзывает за дверь, и вновь раскинула ноги в стороны, довольно ухмыляясь. День явно задался: лучше всего о городских сплетнях ведали трактирщики и шлюхи, а и те, и другие сами встретились на ее пути. Ох, Хартанэ, ты и впрямь благоволишь мне нынче. Продолжай в том же духе, детка! Лебедь откинулась на спинку стула, перебирая пальцами тяжелые пряди в косе, и принялась ждать Вельгерда.

========== Глава 51. Нечто большее ==========

Мороз исцеловал ей лицо, и теперь было холодно-холодно – совсем как в детстве, когда долго не хотелось заходить в дом, и щеки румянились, а пальчики на ногах немели так, что ими пошевелить невозможно было. Тогда, будучи маленькой, она всегда грела щечки ладонями, упрятанными в шерстяные плотные варежки – однако сейчас варежек давным-давно не было, а грубые зимние перчатки, пошитые в Птичьем Городке подмастерьями, как-то не слишком пошли бы под образ утонченной дворянки, в который Лебедь всеми силами старалась вжиться. В принципе, сложно не было – разве что приходилось постоянно ловить себя на мелочах, что могли пошатнуть этот образ. Особенно неудобно вышло с походкой – все-таки после долгого пути на лошади грация заметно пострадала. С другой стороны, длинные юбки спасали, как и ресницы, наклон головы, ямочки на щеках и искристый, словно снежная пыль, смех.

Трактирщик сидел с ней два часа к ряду и успел изрядно захмелеть при этом; рассудок Лебедя же ни капельки не помутился, и ныне девушка буквально благодарила всех тех молодых Птиц, с которыми ее связывала безумная юность и нескончаемые тайные попойки. Север любил крепкий хмель, и ей тоже пришлось привыкать к нему. Сейчас эта наука оказалась весьма полезной – она не сболтнула ничего лишнего и удержала в голове все, что имело хоть какую-то ценность.

Сейчас, шагая по людным улочкам Расфаля, Атеа вертела в голове все цветные камешки информации, разглядывая их со всех сторон и ища, где они стыкуются и как это может ей помочь. По большому счету, ситуация складывалась таким образом, что и сами жители Тиннереда знали не особо-то больше, чем те же обитатели Града-на-Перевале. Кое-что она все-таки умудрилась узнать: кроме маленького недокоролька, как и говорила Виалла, дотянуть свои руки до трона пытались еще и Эллоин вместе с Верданором. У тех давным-давно были налажены стабильные торговые отношения, и, в целом, эти регионы сосуществовали мирно – до распространения вести о болезни короля. Теперь же они резко захотели заграбастать себе Тиннеред, который раньше считался не особо-то лакомым кусочком. Эллоин предлагал Тиннереду стать одной из своих провинций, а взамен обещал посадить на трон законного наследника. Атеа с трудом сдержалась, когда трактирщик, понизив голос и поблескивая захмелевшими глазами, сообщил ей, что законным наследником в данном случае считают сестру нынешнего правителя, давным-давно отданную замуж за одного из эллоинских дворян, или кого-то в этом роде. Естественно, от всех притязаний она отказалась, вступая в брак, однако ныне ее пытались внедрить обратно в Тиннеред – и Атеа вполне понимала, почему. Для Эллоина это был отличный шанс заполучить довольно большую территорию, богатую озерами, добротной землей и янтарем. И ради этого государство вполне могло расторгнуть все былые контакты с Верданором.

Вот это и тревожило Атеа: Верданор был настоящим змеиным гнездом, и ссориться с ним откровенно побаивались все окрестные государства. Если Эллоин решил рискнуть увести прямо из-под носа эльфов земли Тиннереда, на которые те тоже имели определенные виды, значит, дело принимало серьезный оборот. Значит, они готовы были смириться с возможными постоянными нападками Верданора, и готовы были к новой войне. А такой исход событий оставался наиболее вероятным: Лебедь прекрасно знала, что эльфы никогда не простят Эллоину, если тот сделает Тиннеред своей провинцией, тем самым укрепившись во всех сферах. Так или иначе, хрупкое равновесие Бар-эс-Тиллада могло нарушиться в любой момент – край, оставивший в прошлом сражения за территории, находился на пороге новой беды. Это при том, что с севера идет Охота… Давайте, красавцы, заварим такую кашу, что боги всех миров потом не разгребут то, что здесь начнется. Атеа не нравилось то, что все свершалось так невовремя – сейчас государству нужно было бросить все свои силы на север, но едва ли кто-то станет на ее сторону, если надвигалась угроза новой войны.

Небо по-прежнему оставалось чистым, и в его бесконечной синеве тонул легкий серебристый дымок, взвивающийся выше крыш и кованых кружев флюгеров, выше заиндевевших ветвей, выше детских голосов и угасающих звуков флейты. Лебедь не заметила, что остановилась возле колодца под резной крышей, постукивая пальцами по отшлифованной до блеска ручке тяжелого ворота – лишь когда недовольная горожанка, у подола которой крутился несмышленый сынишка, окликнула ее, девушка сообразила, что замерла на месте столбом да так и стоит, задрав голову вверх. Поспешив рассыпаться в извинениях, Атеа напоследок улыбнулась ей и неспешно побрела дальше, погружаясь глубже в спутанную сеть мыслей.

Атеа не понимала, чего добивались эльфы Верданора. О том, кого они продвигали и что предлагали, трактирщик не ведал – как и в целом жители Тиннереда, а потому кандидатуру от эльфийского двора особо никто не поддерживал, и основная борьба за власть велась между десятилетним мальчишкой и королевской сестрой, которая по всем законам государства не имела никаких прав на трон. В другое время Лебедь от души бы посмеялась над тем, как заплелась эта игра, и в какой фарс она превратилась, однако сейчас она сама оказалась частью этого фарса. Один неверный шаг мог стоить ей слишком дорогой цены.

Больше всего на свете ей хотелось сейчас, чтоб Меред оказалась где-нибудь рядышком – привычная и родная, молчаливая, с этим вечным укором на донышке невыразимо глубоких глаз, спокойная и рассудительная. Меред точно бы выслушала все ее возмущения, догадки и мысли на этот счет, точно помогла бы сплести все в единую нить и вышить той нитью победу для них. Меред точно бы… Атеа вздохнула, встряхиваясь и отгоняя прочь смурные мысли. На самом деле, она прекрасно понимала, что молчаливая Птица, далекая от политических интриг, едва ли смогла бы ей помочь на практике выкрутиться из всех этих перипетий, в которые Атеа ныне влипала – просто тоска по ней в этом городе росла с каждой минутой, что Лебедь проводила здесь в одиночестве.

В общем-то, получалось, что покуда никакой информации у нее не было лишь о Верданоре и его мотивах. С первого взгляда, все должно было казаться простым и понятным – огромная бесхозная территория, ресурсы, все такое… Но Атеа не могла отогнать от себя ощущение того, что за всем этим стояло нечто гораздо большее, чем простые игры за земли. Словно кто-то, прячущийся в глубокой тени, умело жонглировал разумами, заставлял отречься от привычного мира, забыть о былых договоренностях, и пытался столкнуть государства в этой войне для того, чтоб отвлечь внимание от чего-то более страшного, более опасного. И птичье чутье подсказывало ей, что этим страшным была Охота.

В голове тут же раздался эхом снисходительный голос Меред. Это – как с городами-звездами, Атеа? Лебедь фыркнула на собственные мысли – в общем-то, едва ли кто-то поверит ей, если она попробует высказать это вслух. Чутье чутьем, однако миру обычно требовались доказательства и факты; Жрицам в Лореотте не хватило доводов Шеды, которые, на взгляд Лебедя, были действительно весомыми. Вряд ли сильные мира сего так просто станут слушать Атеа, и уж тем более – примут ее сторону. Нужно извернуться и сделать все так быстро, чтоб они вообще не успели ничего понять. А потом – очень быстро смыться, покуда меня не сожгут к бесам на главной площади…

Лебедь разочарованно засопела, подставляя лицо колючему ветерку, ерошащему ее кудри. Все оказалось не настолько складно и захватывающе, как ей бы хотелось. Опасно – да, сложно – да… А вот игра пока не особо складывалась. Вздохнув, девушка побрела в сторону садов в квартале дворян, мимоходом продолжая разглядывать город. Солнце разбивалось на цветные радуги в замерзших каплях воды, застывших на узких черепичных желобах, и ветер пел, прикасаясь к ним – Атеа слышала тихий-тихий звон, поднимающийся до самых крыш. Быть может, так пели колокольцы в руках детей, резвящихся где-то в паутине улиц, быть может, так пел замерший на пороге невиданных времен мир… Лебедь вдохнула поглубже стылый, пахнущий вечными льдами и северными сказками, воздух, и на душе стало как-то тише и спокойнее. Не торопись. Прежде всего – разузнай все, а там уже будем плясать.

День был в самом разгаре, а потому на улицах толпились люди – кто-то куда-то спешил, кто-то с кем-то ругался, кто-то кого-то зазывал в едальню. Атеа неприметной тенью скользила вдоль самой обочины улицы, огибая беседующих прохожих, едва заметно улыбаясь им, выхватывая обрывки их разговоров и фраз.

– …слыхала? Южане привезли соль – говорят, год будет тяжелым. Вон Ошха закупила уже два мешка – говорит, добротная, мелкая…

Атеа, протискиваясь меж людей, легонько задела торговку плечом, тут же прося прощения за собственную неуклюжесть. Женщина, бросив на нее ничего не означающий взгляд, кивнула и продолжила диалог со своей подругой.

– …а я ему и говорю: катись ты отсюда куда хочешь, и чтоб ноги твоей на пороге моего дома не было. А вздумаешь мне ведунами грозить – я и тебя, и ведунов твоих поганой метлой так отделаю, что мало не покажется! Ведунов он на меня натравит, ха! Когда это здесь ведуны силу имели?

Двое мужчин расступились, пропуская ее, и девушка сердечно поблагодарила их, ловя вослед тихое «Погляди, девка-то какая ладная!.. Так, бишь, о чем я?».

– Иии, милая, вот посмотришь – всем нам достанется, всем! Если мальчишка власть к рукам приберет, такие дела начнутся, горе нам всем! И со всех сторон псы заходят, крутятся поблизости… Хоть бы уже государь на ноги встал – крепкий же мужик был, сильный. И чего его-то так небо, за что?..

Старушки в темных шелковых платках с золотой вышивкой по краю проводили ее внимательными цепкими взглядами, когда Атеа прошла мимо резной скамейки у замерзшего фонтана, на которой они сидели. Лебедь чуть склонила голову, приветствуя их, и те одарили ее скупыми улыбками. Она уже слышала шепотки, скользнувшие ветром по ее плечам, по складкам синего подола. Что за девица, чья она?

– …Тебе – лепесток, тебе – стебелек, тебе – листок, а тебе – корешок. Зима-зимовья, снег да лед, кого приметит, кого заберет?

Маленькие детки в белых обережных платках с тонкой каемкой кроличьего меха по краю бросали палочки, перевязанные цветными лентами, в начерченный на снегу круг, повернувшись к нему спиной. В центре круга стояла, закрыв глаза, девочка, и ветер трепал тонкую белую шаль, наброшенную на плечи – наверняка стащила у матери. Три из четырех палочек оказались в кругу, и лишь одна выпала за прорытый в снежном ковре контур.

– Ищи нас, зимовья, ищи нас, белая – да не найди! Раз, два, три…

Они бросились врассыпную, на ходу громко выкрикивая счет – до девяти. На девятый счет девочка в круге открыла глаза, а ее подруг уже и след простыл. Она огляделась по сторонам, а затем подобрала палочку, что находилась снаружи черты, и грозно выкрикнула:

– Беги, девица, беги – все равно найду, заберу, моей станешь!

Они и не знали, сколько уже веков этой забаве, и откуда она вообще взялась. Атеа раньше тоже и не задумалась бы об этом ни на миг – однако сейчас она слишком хорошо знала, где лежит исток детских страшных сказок, старых поговорок и тех историй, который рассказывают глубокой ночью, шепотом, чтоб припугнуть. Едва ли что-то оставалось им – тем, кто пережидал Изломы в ненадежных городах, молясь о милости Неба. Сейчас все давным-давно было забыто, и Лебедь понимала, что поверить в эту сказку могли разве что дети. По крайней мере, сейчас.

Мимо промчались всадники – стражи гнались за каким-то мелким воришкой, юркнувшим куда-то в неприметный переулок. Атеа успела заметить лишь длинное красное перо на съехавшей набок шапке, а затем снег из-под конских копыт, взметнувшись вверх, брызнул белыми холодными искрами во все стороны, и недовольные женщины защелкали языками, отряхивая с теплых плащей снежные хлопья. Атеа лишь ухмыльнулась, мысленно пожелав мальчишке удачи: в Гильдии одно время она близко дружила с девочкой, выросшей на улице, а потому к вот таким вот бродягам питала что-то, отдаленно напоминающее нежность. Естественно, пока те не пытались поживиться за ее счет.

Она и сама не заметила, как добрела до дома Виаллы. Ночь еще нескоро накроет город тяжелым одеялом, а потому до встречи с давешней подругой у девушки оставалось еще довольно много времени. Поразмыслив немного, Атеа уверенно подошла к высокой решетке, на этот раз решив воспользоваться парадным входом. Стражники и рта не раскрыли, и слова лишнего не сказали, когда она, растягивая губы в самой пакостной своей улыбке, порхнула мимо них легкокрылой птичкой и буквально взлетела по ступеням на высокое каменное крыльцо, рывком распахивая двери. В помещении было тепло, и руки сразу же немилосердно онемели. Лебедь морщилась, растирая тонкие пальцы – однако пока что с нее было довольно прогулок, и ныне хотелось посидеть у камина, вытянув ножки к огню и попивая что-нибудь горячее. Служанка, встретившая ее у двери, не успела даже приветственное слово вымолвить – Атеа наградила ее легким шлепком чуть пониже спины и доверительно заглянула в расширившиеся от удивления глаза.

– Так, сладкая, я проголодалась и замерзла – поэтому развороши-ка всех, кого нужно. Пускай в моих покоях разожгут камин, и туда же пускай принесут что-нибудь вкусное и сытное, хорошо? Госпожа Атеа совсем умаялась.

Девочка, справившись с собой, церемонно кивнула, и в следующий момент ее словно ветром сдуло. Довольно зажмурившись и потянувшись, Атеа сбросила с плеч тяжелый плащ, оставив его неопрятным ворохом лежать на натертом до блеска паркете, а сама направилась к лестницам на второй этаж, где ей выделили уютную комнату, по размерам ничуть не уступающую Белому Залу в Гильдии. Там она наконец смогла стянуть с замерзших ног сапоги, вынув Крыло из-за голенища, и с наслаждением прикрыть глаза, ощущая, как тело начинает отогреваться. Пока подоспевшая служанка копалась возле камина, Лебедь отыскала стянутую в узел шнуровку на спине, резко дернула за ленту, и дышать сразу же стало легко и свободно. Когда девчонка, поклонившись, скрылась за дверью, Птица подтащила к камину, в котором на поленьях уже трещал огонь, уютное глубокое кресло и опустилась в него, по-кошачьи далеко вытягивая ноги и откидывая голову назад. Кожу больно что-то укололо, и Лебедь, недовольно зашипев, поспешила выдернуть из волос шпильки, что держали на макушке сложные косы. Женщины Расфаля любили собирать волосы так, чтоб часть из них оставалась свободной, а часть заплеталась причудливым ворохом, открывая лицо и подчеркивая нежность шеи и плеч…

Фыркнув, девушка прикрыла глаза, позволив шпилькам скатиться с ладони на пол, и те тоненько зазвенели серебром. Косы тут же тяжело упали на ее плечи, ослабевая и расплетаясь, а платье соскользнуло ниже с узких белых плеч, почти обнажив грудь. Атеа сидела в тишине, нарушаемой лишь тихим потрескиванием пламени на дровах, и в этом гулком безмолвии ей наконец стало спокойно. До того тревога нарастала где-то внутри, не давая ей покоя, не давая ухватить нужные ниточки и переплести их так, чтоб под пальцами сложился узор. Сейчас же она понимала – без Виаллы и Кордей полная картина у нее не складывалась, а потому смысла в излишнем беспокойстве не было.

Когда служанка втащила в ее комнату поднос со снедью, Атеа уже отогрелась и устроилась в кресле совсем уж уютно, перебросив ноги через мягкий подлокотник и задрав подол так, чтоб перевязь с Крылом была на виду. Ни слова не говоря, девушка расставляла перед ней на столике тарелки, а Лебедь лишь ухмылялась, наблюдая за ней из-под чуть прикрытых ресниц. Судя по всему, служанка не привыкла к таким гостям – во всех смыслах, и не привыкла к тому, что гости могут вести себя так, словно все здесь принадлежит им. И уж тем более она не привыкла к женщинам, которые умеют раздевать взглядом и обещать едва заметными жестами и движениями. Атеа умела. И ей очень нравилось забавляться, наблюдая за тем, как щеки девочки приобретают пунцовый оттенок.

– Спасибо, сладкая, – мурлыкнула Атеа, выпрямляясь в кресле. Платье сползло еще чуть ниже, – Присоединишься ко мне?

– Нет, спасибо, госпожа… Я… Я пойду… – девочка, уткнувшись взглядом в пол, поспешила ретироваться. Тихонько рассмеявшись, Лебедь принялась за трапезу, думая о том, что все не так уж и плохо.

Виалла должна была провести во дворце сутки – а это означало, что до утра следующего дня в доме ее не будет. Вдоволь наевшись и еще немного понежившись в кресле, Атеа решила, что надо бы разведать все и наметить себе возможные лазейки для тихого и быстрого бегства – так, на всякий случай. Форма Птицы уже была выстирана и аккуратно сложена на кровати, а потому Лебедь с удовольствием стащила с себя неудобное платье, облачаясь в привычные штаны и блузку. Все-таки наука при дворе не больно-то отложилась в ее светлой голове, и носить женские наряды она не то чтобы не умела – не любила. Все же карабкаться по стенам в юбке было крайне неудобно, как и бегать по глубокому снегу. Негромко напевая себе под нос, девушка покинула комнату, любопытно оглядывая дом и суя нос в каждую дверь.

Дом оказался не таким уж и большим, и Лебедь углядела восемь возможных путей бегства, если вдруг Виалла все-таки решит сдать ее совету. Вероятность этого была минимальной, однако Атеа привыкла все держать в голове до того момента, покуда угроза полностью не исчезала. С другой стороны, полную безопасность в любой ситуации даже сама Хартанэ не могла бы гарантировать, а потому Птица всегда была настороже. Обитатели дома знали о ней, и никто ее не окликал – служанки в батистовых платочках почтительно склоняли головы, тощая старая кошка Виаллы, завидев Атеа, со всех ног удирала прочь, а тщедушный супруг ее даже не показывался, отсиживаясь в своем кабинете. Лебедь помнила его – и удивлялась, почему он до сих пор жив: еще во времена ее детства он был дряхлым стариком, таким худым, что легким ветром его могло сдуть за край мира. Ныне девушка не видела его – но по этому поводу не печалилась. Весь дом был в ее распоряжении, и это откровенно нравилось ей.

Ближе к ночи, когда колокола в дворцовых башнях отзвенели восход тоненького серпа луны на небо, Лебедь принялась собираться к Кордей. Вельгерд рассказал ей, что рыжая женщина жила совсем недалеко от его заведения, в нескольких кварталах западнее. Ты узнаешь, госпожа – окна с красными витражами и кованые розы на двери. Скажешь, что пришла в гости: Ильва тебя впустит, она девок своих не обижает. Сначала Атеа думала прихватить с собой флягу со сладким медом, однако потом, взвесив все, решительно отказалась от этой идеи: все же Кордей она не могла назвать даже своей подругой – так, воспоминанием из детства и информатором сейчас. Зашнуровав под горло форменную куртку, девушка, подумав, все же набросила на плечи плащ – в темноте вряд ли кто-то будет присматриваться к тому, во что она одета, но светить келерийской формой ей тоже не слишком хотелось. Надев на голову капюшон, Атеа предупредила девочку-служанку, что вернется после полуночи, и покинула дом Виаллы.

Небо затянуло рваными клочьями облаков, и месяц хищно скалился из-за их тонкой полупрозрачной вуали. Атеа старалась держаться в тени, поближе к воротам и стенам, шагала бесшумно, словно кошка – но беспокоиться было не о чем: люди, словно ощутив перемену погоды, старались поскорее очутиться у домашнего очага, даже не глядя на тучи. Они знали – нынче ветер будет холодным, и колючие глаза звезд провожали их нездешними отстраненными взглядами, от которых любому стало бы не по себе. Любому – но только не Атеа. На севере ночи были холодны и суровы, а звезды стояли выше, и их острые лучи казались куда более злыми. Она привыкла к холоду – и не боялась его.

Два квартала налево от Купеческой площади, три дома вперед, повернуть направо. Под ногами снег был алым – отблеск света, просачивающегося сквозь красное стекло, лег прямо под подошвы ее сапог. Металлические стебли роз, распустившихся на двери, свивались, переплетались змеями, и Атеа позволила себе ироничную усмешку. Она терпеть не могла розы – они всегда напоминали ей придворных престарелых женщин, вульгарных и чопорных одновременно, приторно-сладких и омерзительных. А еще – шлюх. К ним Лебедь относилась снисходительней, однако тоже не питала особой нежности. Поднявшись по каменным ступеням, девушка отворила дверь и вошла внутрь. Повесив плащ на полупустую вешалку, Атеа мимолетом огляделась. В полутемном помещении не было масляных ламп и эльфийских фонариков, которые так любили в Расфале – лишь толстые свечи, на которых плавился воск. За тонкими занавесями из легкого алого шелка Атеа слышала чей-то шепот, тихий смех, прокатывающийся по коже сладкой волной сверху вниз, видела изящные тени. Дар Хартанэ в груди едва заметно встрепенулся – девушка ощутила на себе любопытные взгляды здешних женщин, ощутила их интерес, и от этого стало неуютно. Пожалуй, именно так ощущала себя Меред – большую часть своей жизни. Бедная моя. Расслабив плечи, Атеа неторопливо направилась к невысокой смуглой женщине, внимательно разглядывающей ее.

– Ты – Ильва? – без обиняков спросила Атеа, перегибаясь через стойку, за которой стояла облаченная в тяжелый бархат женщина. Та, обаятельно улыбнувшись, кивнула.

– Да. Я могу чем-то помочь госпоже?

– Ничего личного, любезная – я так, зашла навестить свою старую знакомую. Птичка напела, что именно сегодня у нее выходной, так что я решила, что не помешаю рабочему процессу, – Атеа оскалилась, – Ее зовут Кордей.

Ильва вновь кивнула:

– Верно, у нее сегодня выходной. Так уж и быть, госпожа. Попрошу лишь об одном: не слишком долго занимай ее личное время. Наши девушки тоже нуждаются в полноценном отдыхе.

– Ну конечно, конечно, – заверила ее Лебедь, выпрямляясь. Ильва, выступив из-за стойки, полуобернулась к ней.

– Следуй за мной, госпожа.

Она повела Атеа наверх по винтовой лестнице на третий этаж, минуя одинаковые двери с коваными розами на гладкой поверхности дерева. Остановившись у одной из них, Ильва подняла взгляд на Лебедя и вновь одарила ее мягкой улыбкой.

– Кордей здесь. Доброго вечера, госпожа.

С этими словами она неторопливо зашагала прочь к лестнице, а Атеа шагнула в комнату, плотно закрывая дверь за собой. Внутри оказалось темно – ни свечей, ни ламп в комнате не находилось, и единственным источником света было широкое окно, через которое лилось тусклое лунное сияние. Очертания скудной мебели вырисовывались нехотя, смутно – однако Лебедь не тратила время на то, чтоб озираться по сторонам. На кушетке прямо напротив нее полулежала рыжая девушка, и даже во мгле Атеа ощущала ее взгляд – лисий, оценивающий. Птица криво усмехнулась:

– Давно ждешь?

– Достаточно давно для того, чтоб получить еще пару золотых монет сверху того, что ты мне итак заплатишь, – Атеа показалось, что та пожала плечами. Хмыкнув, Лебедь подошла поближе, распуская шнуровку куртки, наклоняя голову набок и разглядывая Кордей. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь она видела мягкие изгибы ее тела, прикрытого лишь полупрозрачными складками тонкой-тонкой ткани. Девушка смотрела прямо на нее, ничуть не смущаясь, и Атеа это понравилось. Она бесцеремонно опустилась на ту же кушетку, сбрасывая куртку рядом и закидывая ногу на ногу, и с деланной грустью прищелкнула языком.

– Да уж, Кордей… Докатились: своей лучшей подруге не можешь цену скостить. А ведь когда-то ты у меня на плече слезы размазывала и во всю глотку вопила о том, что любишь меня как собственную сестру и свою дочь назовешь в честь меня.

– Любви нет, – девушка выгнула бровь. Вблизи Атеа видела, что ее тонкие губы тронуты едва заметной улыбкой, – Так что можешь всплакнуть о том, что дочь я твоим именем не назову.

– Время так быстротечно, а молодые так легкомысленны. А как же твое «прошлое воскресает», «хотелось бы услышать тебя»?.. – вздохнув, укоризненно покачала головой Атеа. Кордей флегматично пожала плечами, вытягивая аккуратные ножки на колени Птицы.

– Можешь всплакнуть и об этом. Но учти – мое время, как и мои услуги, стоят дорого. Так что на твоем месте я бы поторопилась. И еще скажи спасибо, что я не возьму с тебя денег за то, что ты явилась без цветов. Спишем на то, что ты не знала правил.

– В следующий раз я найду для тебя ромашку, – заверила ее Атеа, властно опуская ладонь на узкую белую лодыжку девушки и машинально поглаживая ее. Кордей приятно удивила ее – раньше девочка была тихонькой, скромной, и слово нужно было из нее клещами выдирать. Сейчас же беседовать с ней было удивительно приятно, и Лебедь ощутила, как в груди щекочется азарт, – А ныне могу загладить вину иначе.

Кордей чуть подалась вперед, глядя на нее снизу вверх, исподлобья. Из-под упавших на лицо прядок Атеа видела ее темные глаза, поблескивающие во мраке, и это было красиво. Девушка чуть склонила голову, и лунный луч высветил соблазнительную ямку над ее выступающей ключицей.

– Возможно, можешь. Все зависит от того, зачем ты пришла сюда.

– За вестями, милая, – Атеа откинулась назад, по-прежнему ухмыляясь, – За вестями. А там – как сложится. Я также полагала, что ты захочешь побеседовать на отвлеченные темы.

– Возможно, захочу, – Кордей запустила пальцы в рыжие рваные прядки, отбрасывая челку с лица, – Но сначала – дела. Спрашивай.

Ее кожа под ладонью была шелковистой и нежной, и Атеа не смогла отказать себе в удовольствии. Едва ощутимо поглаживая девичью ножку, Птица задумалась на миг о том, как бы сформулировать вопрос – однако в голову пока что особо ничего и не шло, а потому она выхватила первую мысль, пришедшую на ум.

– Кого Верданор пророчит на престол Тиннереду?

– Даже так? – Кордей хмыкнула, – Такие вопросы лучше не задавать вслух. Или прикрывать словами, да так, чтоб ни один человек не сумел разгадать, что ты имеешь в виду на самом деле.

– Видишь, как сильно я доверяю тебе? – вопросом на вопрос ответила ей Лебедь, и рыжая девушка кивнула.

– Назовем это так. Если бы я не знала, что ты – умна и расчетлива, то решила бы, что ты обезумела на севере. Сейчас у тебя наверняка есть свой интерес.

– Верно, сладкая, – пальцы ее поднялись чуть выше, щекоча упругие икры Кордей. Та не обратила на это никакого внимания.

– Что ж… Говорят, что эльфы хотят расширить территорию плодородных земель – большую часть Верданора покрывают леса, без которых они не мыслят своего существования. Еще – горы, копальни, разломы шахт… Сама понимаешь, земледелие не больно процветает. Говорят также, что они хотят поставить сюда своего ставленника в качестве властителя – чтобы номинально сохранить границы Тиннереда и его статус самостоятельного государства. Предлагают неплохие условия: открытое разрешение на смежные браки, свобода торговых отношений, другие льготы, возможные в том случае, если Тиннеред примет патронаж Верданора. Говорят, что наиболее вероятная кандидатура от эльфов – посол Тэаран: ныне он находится здесь, в Расфале, и ведет переговоры с советом. Еще говорят, что король отказался принимать условия Верданора, однако Тэаран домой не возвращается.

– Что еще? – Атеа чуть нахмурилась, фиксируя в памяти все, что говорила Кордей.

– Больше – ничего. Совет не хочет, чтобы слухи об этом поползли по городу. Они понимают, что среди людей найдется огромное множество тех, кто захочет под крылышко к эльфам – с учетом всех благ, что они предлагают. Поэтому говорят об этом немногие.

– Почему эльф продолжает сидеть здесь?

– Люди не говорят, – Кордей склонила голову к тонкому плечу, – Но, судя по всему, он пытается перетянуть на свою сторону совет – по одному. Договаривается. Предлагает. Торгуется. Море набирается по капле – и рано или поздно, если ситуация с королем не разрешится, Верданор вполне может получить желаемое с разрешения совета. Кроме того, эльфы обещают полную протекцию. Так говорят, – помедлив, добавила она. Лебедь кивнула, задумчиво водя пальцами по мягкой коже девушки.

– Хорошо. Ладно. Что насчет Эллоина?

– Эллоин тоже хочет расширить территорию – однако там настаивают на том, чтоб Тиннеред полностью отрекался от своих границ, принимая статус девятой провинции. Ныне их восемь, и тамошние власти не прочь получить еще одну. Есть одна маленькая занятная деталь во всем этом, – Кордей улыбнулась, вскидывая подбородок, – Совет очень даже не против такой перспективы. Во всяком случае, ее рассматривают куда активнее, чем верданорскую.

– Почему так? – навострила уши Атеа.

– Ты что-нибудь слышала о системе власти в Эллоине? – в ее голосе прозвучал вопрос. Лебедь отрицательно мотнула головой, – В таком случае, немножко просвещу тебя на этот счет. Формально вся власть находится в руках императора, что сидит круглый год в Небесном Городе – их главном оплоте и святыне. Однако на местах заправляют соборники.

– Соборники? – переспросила Атеа. Она никогда не слышала ничего подобного.

– Ведуны, – пояснила Кордей, – Или жрецы Светлого – называй как хочешь. В Эллоине – да и вообще, всюду – их почитают как сильнейших управляющих ворожбой. И вся власть лежит в их руках, на порогах их соборов, а вовсе не во дворе императора. Они готовят сильнейших ведунов и оказывают прямое влияние на те или иные решения формального владыки. В их руках – все ниточки: торговля, налоги, внешняя политика… Все, что захочешь. И они вертят это и так, и эдак.

– И что же они предлагают Тиннереду? – Лебедь хмурилась, пытаясь понять, что же стояло за действиями эллоинских ведунов. Кордей некоторое время молчала, наблюдая за ней, а затем ответила:

– Своих же ведунов. Которые будут обучать наших способных, обеспечивать защиту земель и помощь любого рода, которые будут гарантом того, что Светлый благословляет наш край. А еще – говорят – целые горы золота и высокие должности всем членам совета, кто станет на их сторону.