Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 53 страниц)

========== Пролог ==========

Бурые пятна сухостоя с тонкими рыжими стеблями былья резко выделялись на фоне белоснежных тропинок – серебристая пороша ночью замела их, и теперь если бы кто глядел на долину у подножия Караласских гор сверху, то увидел бы тонкую белую сеть, растекающуюся меж оврагов и крутых склонов. Морозный воздух колко искрился, когда ветер поднимал с земли облака снежной пыли и швырял их во все стороны, как шаманы швыряют свои порошки в пламя. Ати хорошо помнила полубезумного старика-пророка, на изломе осени певшего странные песни и жгущего костер до самого неба – тогда на деревенской площади собралось столько зевак!.. Только никто из них не слушал его. Потеха – да и только, нелепая сказка для маленьких детей…

Когда старик ушел из Нернаэнна, покой Ати тоже ушел следом за ним. Девочка не могла спать, не могла есть – кусок в горло не лез. Пророк говорил страшные вещи: о смерти, что спустится с черных горных склонов, заросших мертвым лесом. О стылом холоде, проникающем в самое сердце и губящем все тепло. О том, что беда снова пришла на порог.

– Ати из Нернаэнна!

Девочка дернулась, словно от пощечины, и боязливо подняла глаза на Крылатую, стремительно краснея. Сольвэ ненавидела, когда на ее занятиях ученицы были рассеянными и не следили за ходом ее мысли.

– Ты слышала, что я сказала?

Голос женщины стал опасно-вкрадчивым. Ох, не к добру… Ати сглотнула, опустив взгляд на носки сапог Сольвэ, выглядывающих из-под широкого подола. Подумать только, такая крохотная аккуратная ножка…

– Стало быть, не слышала, – заключила Сольвэ после непродолжительного молчания, – Замечательно.

…и такой скверный характер. Гробовая тишина, повисшая под каменными сводами Птичьей башни, тоже не предвещала ничего хорошего. Казалось, можно даже различить тихий звон снежинок снаружи, острыми иголочками-краями царапающих шершавые камни стен Гильдии. Ати приготовилась и мысленно начала обратный отсчет. Три-и… два-а…

– Так какого беса ты вообще пришла сюда – глазками хлопать да мечтать, как тебе вручат Крыло, а лучше сразу оба?! Клинками махать и называть это Танцем?! Да никто из вас в жизни не видел настоящего Танца, и если ты, Ати из Нернаэнна, думаешь, что сможешь обучиться этому искусству, не слушая меня, то разочарую: на поле тебя изрубят за несколько секунд!..

Ати покрепче стиснула зубы, душа в себе обиду и раздражение, поднимающееся горячей волной внутри. Ну почему Сольвэ постоянно вызверяется на нее?! Никому так не доставалось от Крылатой, как Ати, и девочки даже начали скалиться по этому поводу – каждое занятие они ждали, когда наставница в очередной раз обратит внимание на новую ученицу. А обращала внимание Сольвэ весьма своеобразно.

– …глупее птенца голубя! – раздались смешки. Сольвэ резко развернулась и рявкнула, – Рты закрыли! Вы тоже не умнее, чтоб губы кривить! – ученицы тут же притихли, стараясь не встречаться взглядом с зеленым пламенем, беснующимся в глазах наставницы. Крылатая оглядела их всех, а затем снова обернулась к Ати. Глаза ее опасно сузились, – Наказана. Вечером после занятий чтоб была в Вороньем Гнезде.

Ну нет, ну она ведь это несерьезно…

– И только попробуй опоздать хоть на одну минуту. Я узнаю, уж поверь, – пообещала напоследок Сольвэ, а затем развернулась на каблуках и принялась неспешно расхаживать по залу, продолжая урок с того места, на котором остановилась, – Итак. Если задействовать в прыжке для толчка только колени либо стопы, вы не сумеете продержаться в воздухе так, чтоб наверняка не попасть под когти напавшего. Он может быть гораздо быстрее и перевести один удар в другой мгновенно. Тогда секунды будет вам недостаточно. Вы должны контролировать свое тело полностью, ощущать каждую мышцу, чтобы…

Дальше Ати не слышала. Перед ней снова, насколько хватало глаз, расстилались белые поля с рыжими пятнами пожухлой жесткой травы и бескрайнее серое небо над ними, небо без дна. Перламутровое, холодное, в него бы падать и падать… А на границе меж землей и небом – острые клыки Караласской гряды, хищно впивающиеся в податливую хмарь. И черные башни, виднеющиеся далеко-далеко – башни ее нового дома, Келерийской гильдии. Когда-то она так мечтала попасть сюда… Ничего, пожалуй, с тех пор не изменилось. Разве что пророк разбередил всю душу, и теперь в сердце девочки звенели натянутые струны – что-то будет. Что-то будет. Совсем скоро.

Из высоких стрельчатых окон на ступени лился свет – бледный зимний свет. Птичья башня считалась одной из самых красивых во всей гильдии: тонкий изящный силуэт обвивала каменная кладка, на которой восседали, раскинув крылья, вышлифованные из камня птицы. Время и ветра стерли их резкие черты, но не смогли стереть гордых изгибов крыл и плавных линий. Впервые увидев Птичью башню со двора, Ати чуть не задохнулась от восхищения – такой дивной красоты она, девочка из маленькой деревеньки, никогда не видела. И сейчас это место стало ее Домом.

В расщелинах окон танцевали пылинки. Стекло отливало едва заметной синевой, поэтому в башне стояло голубоватое небесное сияние. Чем ниже они спускались, тем глубже становился этот свет. Белокурые прядки волос Марги, сбегающей по ступеням перед Ати, казались лазоревыми, словно весеннее бледное-бледное небо. Ати глядела на эти мягкие волны, струящиеся по ее спине – и видела хрустальные водопады в лунном свете. Так красиво. Цейра, идущая рядом, искоса взглянула на подругу и в очередной раз принялась ее отчитывать:

– О чем ты вообще думаешь? Если так пойдет и дальше, Сольвэ не отстанет от тебя – будешь каждый вечер подниматься в Воронье Гнездо.

Ати промолчала. Перспектива провести вечер в стылой башне наедине с суровой старухой Гаэрой, прозванной Вороной, ее вовсе не радовала. Но ничего с собой поделать она не могла – воспоминания втягивали ее в себя все чаще. Иногда она видела то, чего даже не помнила: белые леса, древние руины и страшных существ, до того жутких, что сердце замирало от ужаса. Может, сны? Ати не могла ответить на этот вопрос, а между тем видения приходили все чаще, и им было плевать на то, что на занятиях ей запрещалось отвлекаться. Потому наставницы часто отправляли девочку к Гаэре, надеясь, что отвратительная старуха и нудная работа образумят ученицу. Только пока не помогало.

Цейра, не дождавшись ответа, вздохнула – совсем по-взрослому, с укором.

– Ати, Ати…

– Все в порядке, – невпопад ответила девочка, тряхнув копной русых кудрей, – За домом скучаю, вот и все. Пройдет.

Цейра наградила ее понимающим взглядом.

– Ох, ну да… Ты же недавно здесь. Я тоже сначала скучала. Но ты не грусти, Ати! Вернешься же! Вот вручат первое Крыло – а там уже можно и выбирать путь, какой пожелаешь! – и Цейра заботливо похлопала подругу по спине, да так, что Ати чуть со ступеней не слетела – рука у девочки была тяжелая, – Скоро и думать забудешь о своем Нернаэнне – мы вот-вот начнем учиться Танцу.

Да. Это было здорово. Ати очень ждала дня, когда наконец теоретические занятия закончатся и начнется настоящая учеба – только с каждым днем тревога в сердце нарастала. Мы будем Танцевать по-настоящему. Сразу.

Цейра безмятежно щебетала, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку – но Ати не слушала ее. Лестница из камня обернулась заснеженным склоном, на котором виднелась узкая цепочка следов, и где-то в тумане метели – размытый, далекий силуэт.

Крохотные фигурки девочек далеко внизу казались игрушечными – словно живые куколки в сказочном зимнем дворце. В небе над Гильдией звенели их голоса, слышался звонкий смех, тонущий в перламутровом небе. Беспечные птенцы…

Глупые беспечные птенцы. Дети холмов и зеленых полей, не привыкшие к холодам, неоперившиеся, не умеющие летать. Их голые крылья сломаются от одного порыва горного ветра, их крохотные сердца не сумеют выдержать объятий зимы – если они не поумнеют и не поймут того, насколько сейчас уязвимы и слабы. Они грезят о собственном величии, о красоте Танца и о Крыльях – обоюдоострых, сверкающих, поющих. И понятия не имеют, как же реальность далека от их снов.

Сольвэ потерла переносицу, устало хмуря тонкие брови и прикрывая глаза. Эти девочки должны стать Танцующими, во что бы то ни стало. Пока еще не поздно, их нужно обучить Танцу, чтобы они сумели выстоять – и передать древнее искусство другим, тем, кто придет после. Келерийские Птицы не сражались с людьми – их готовили для других войн. Призрак такой войны уже завис над горизонтом, раскрыв громадные рваные крылья и хищно скалясь, глядя на заснеженные просторы. Сольвэ видела его во снах все чаще – да и другие Крылатые тоже. И не только они.

Девочка из Нернаэнна с задумчивыми серыми глазами, громадными, словно у испуганной лани. Сольвэ не сомневалась в том, что Ати умеет видеть. Гаэра должна разобраться и помочь птичке – иначе та с ума сойдет. Сольвэ не сомневалась в том, что часть ее видений будет весьма болезненной. Раз уж даже она, обычная Крылатая, чувствовала такую усталость и напряжение, что спать порой не могла, то что говорить о маленьком необученном птенце, на которого навалилась непосильная ноша? Но девчонка должна справиться – она гораздо сильнее, чем кажется, а потому выдержит.

Зима будет тяжелой. Ладонь сама легла на рукоять Крыла, привычно огладив гарду. Скоро будем Летать, скоро. Скоро снова запоешь.

Снежинки тихонько звенели, сталкиваясь в воздухе и закручиваясь белыми вихрями. Неоглядный простор Караласской гряды тянулся далеко на север, и вдали уже невозможно было различить, где небо, а где – земля. Сольвэ замерла у окна, глядя туда – и не видела ничего. Ни-че-го. И от того тревога росла еще сильнее. Скоро грядет буря – такая, какой мир еще не видел. Они должны быть готовы.

========== Глава 1. Долгая дорога сквозь зиму ==========

Сизые сумерки жалостливо скреблись в окно, словно бы упрашивая хмурого хозяина постоялого двора впустить их хотя бы в сени – но старик был непреклонен. Всякий пришедший, встречаясь с его угрюмым взглядом, спешил скорее войти и плотнее прикрыть дверь. Ищущих ночлег было совсем немного – трое купцов из Эллоина, тощая девчушка лет шестнадцати со старенькой лютней, перетягивающая струны, да компания местных завсегдатаев, которые ближе к ночи разойдутся по домам, едва держась на ногах. Старый Эдрен еще раз оглядел публику – не пропустил ли кого? Все ли заплатили за постой? Нет, похоже, не все… Но от детины, сидящего в дальнем углу зала и недобро скалящегося на девчонку с лютней, требовать плату было боязно. Эдрен не сомневался, что тот при оружии. Хорошо бы девке убраться отсюда поскорее, да не одной – иначе несдобровать ей.

В теплом свете огней у стены притаилась еще одна фигура, очертания которой скрадывал темный плащ. Старик поморщился – таких постояльцев он не жаловал, да перебирать не приходилось: денег постоянно не хватало. Зима будет холодной, говорил старейшина, а потому каждую монетку стоило беречь. Человек в плаще почувствовал взгляд Эдрена, и того передернуло – ответный взгляд ощущался практически кожей. И чувство было до того поганое – будто в полынью засунули прямо в одежде да так и оставили. Старик поспешил отвести глаза, бормоча под нос заговор Светлого, чтоб оградил от чар. Ничего, завтра уйдет, погань… За ночь-то заплатила.

Девочка с лютней наконец закончила ставить струны и тихонько принялась перебирать их, проверяя звук. Казалось, она не обращала внимания ни на что – ни на пыльные углы, ни на грязный пол с побуревшими пятнами крови, которые никто не удосужился оттереть, ни на пьяные голоса, ни на жадный взгляд незнакомца в углу… Только лютня у нее и была, и только ее она слышала. Девочка принялась наигрывать какую-то мелодию, прикрыв глаза и тихо улыбаясь чему-то светлому, неведомому другим. Что ж тебя занесло сюда, голубка… Уходи, уходи, пока никто тебя не обидел. В груди Эдрена болезненно кольнуло – да только защитить ее он не сможет в случае чего. А ухмылка на лице детины становилась все шире.

Как весна придет – принесет в льняном подоле россыпи радуг да ландышевый цвет, разольет солнце да хмель на небесное поле, кружевом зеленым оплетет сухоцвет, высвободит реки, лукаво рассмеется, веснушчатая, младая, звонкая, словно капель. Искрами янтарными разольется солнце в голубых озерах глаз ее, ветер расплетет кудель шелковых волос ее, золотых, словно высвеченные облака. Из белых ладоней ее птицы ввысь сорвутся. Она, танцуя, всю землю обойдет – поступь ее легка. Глядишь – не налюбуешься, да не сможешь ей не улыбнуться: водопады ей под ноги мечут жемчуг и серебро, травы под шагом ее не гнутся, а на тропинках – ни следа. Как весна придет – прорастет цветком сквозь сердце, сквозь ребро, в уста вольет талую воду – до чего же чиста та вода! Как весна придет – ночь закончится, зимние звезды уйдут за изломы гор, волчьи сны сгинут в небыль, далекие, словно дно океана. Отвори ей врата, она – самый святой, самый добрый под солнцем вор, что крадет горести и печали да их обращает седым туманом.

Мягкие отсветы огня золотили лицо девочки и пушистые льняные кудри, и ресницы ее казались лучиками солнца – того самого, о котором она баяла. Эдрен выдохнул – кажется, первый раз с той секунды, когда она повела сказ. Что же ты здесь потеряла, светлая… На девочку едва ли обратили внимание захмелевшие мужики, лишь эллоинский купец, услышав нежный девичий голосок, заинтересованно оглядел его обладательницу, да потом вернулся к беседе. А вот детина встал из-за стола и направился прямиком к ней.

Эдрен ощутил только невероятную усталость и тоску. Сколько раз уже он видел таких девочек – хрупких, тоненьких, словно молодые деревца, светлых. Тех, кто не к месту. Тех, кто слишком далек от грязи и темноты. Тех, кому объясняли жизнь самым простым и доступным образом где-нибудь в темном закоулке – или под лестницей на второй этаж, зажав рот рукой и разбив в кровь губы, до того знавшие лишь поцелуи ветров и дождей.

Старику всякий раз было больно, когда их, легких весенних мотыльков, так жестоко обращали пеплом. Но что он мог сделать-то? Если пойдет защищать несмышленую, сам отхватит, чего доброго – а он один семью кормит. Еще и дочь недавно понесла дитя. Да и жена сама не протянет.

Да и смелости у Эдрена никогда не было.

Когда детина склонился над девчушкой, старик увидел ее глаза, полные недоумения и испуга – и поспешил отвернуться. Ему не хотелось видеть, как жесткая ладонь сомкнется на ее бледном запястье, как лютня с тихим жалобным стоном упадет на пол, как этот человек потащит девочку прочь, подальше от человеческих глаз. И не хотелось видеть безразличие других. Сам-то старик очень сочувствовал и переживал, конечно – но он ведь помочь не мог. Что ж поделать.

Сама виновата – нечего было сюда в такой час являться.

Эта мысль немного успокоила Эдрена. Он не причем – девочка сама нарвалась. Громкий хохот подвыпивших мужчин, смеющихся над чьей-то шуткой, заглушил испуганный вскрик и тихую мольбу, которая тут же была приглушена.

Что ж поделать.

Она ненавидела постоялые дворы – здесь все было грязным, фальшивым и притворным. Каждая улыбка, каждое слово. Правда показывалась лишь после нескольких кружек того дешевого пойла, которым хозяева щедро потчевали своих гостей за двойную плату. И всегда эта правда оказывалась до того гадкой, что хотелось поскорее забыть ее.

То ли дело – дома… В горах всегда пахло чистотой, и холод, выстуживающий кости, давно стал частью ее, неотъемлемой и до того родной, что без стылого горного ветра дни казались невыносимыми. Даже небо здесь было чужим – хоть и она знала его с самого детства.

Острые пики Наамаха вонзались в облака, распарывая пушистые белые подбрюшья, и белоснежные склоны сливались с такими же сияющими холодными перьями в небесной синеве. По весне со склонов к темным борам спешили быстрые звонкие ручьи, поющие серебром – тысячи водопадов искрились на солнце и рассыпались яркими бликами. Это было до того красиво, что сердце трепетало от необъяснимого счастья всякий раз, когда над лесом взвивалась первая пташка. Ощетинившиеся хвоей сосны сбрасывали с могучих лап снежные шапки, и скоро подножия начинали тонуть в изумрудном море, темном и вечно колышущемся на ветру. Вереск, цепляясь о серые камни, поднимался выше, заливая склоны нежными лепестками – сиреневыми, белыми, пахнущими так дурманяще… А в предгорных деревнях женщины варили терпкий вересковый мед – и напитка вкуснее нельзя было найти даже в эльфийских дворцах. Лишь северяне знали секрет этого меда, и лишь северяне могли оценить его вкус.

Даэн, прозванная Коршуном, отодвинула от себя кружку, на дне которой еще плескалась мутноватая жидкость – хозяин постоялого двора величал ее медом. Ну-ну. Чистый мед, конечно. Настроение портилось с каждой минутой, что женщине приходилось торчать в этом заведении. Благо, никто не цеплялся с расспросами или предложениями пройти в комнату на второй этаж, иначе она точно бы разозлилась. А злить Танцующих не стоило.

Впрочем, не все было так плохо. У очага, склонив голову, пела молоденькая девушка – пела о весне и солнце. И сама была словно солнышко – весенний первый лучик, ласковый и робкий, но до того настоящий, до того искренний! Даэн наслаждалась ее голосом, тихим и мелодичным, будто перезвоны серебряных колокольцев, наслаждалась игрой отблесков огня на ее лице и золотистых волосах. Словно глоток свежего воздуха в затхлом склепе. Женщина слушала, изредка прикрывая глаза и наблюдая, как перед глазами проносятся до боли знакомые места, родные тропы и древние перевалы, лесные дебри и глубокие синие озера. В груди щемило – сладко-сладко и одновременно терпко, чувство на вкус было словно тот самый вересковый мед.

Аплодисментов и восторженных криков девочка, конечно, не дождалась. Оно и не удивительно – здешней публике было не до нежных сказок. Впрочем…

Даэн быстро оценила противника – хватило беглого взгляда: слишком самонадеянный, при хорошей стали – но с низкой скоростью. Рассчитывает на силу и на то, что сопротивления не встретит. Когда мужчина грубо схватил девчонку за плечи, свободной рукой сжав тонкие запястья, и потащил ее наверх по шаткой лестнице, женщина успела заметить, как хозяин постоялого двора упорно отводит взгляд, а остальные то ли не придают значения происходящему, то ли делают вид. Грязь. Боги, какая же низость и грязь…

Танцующая плавно поднялась со скамьи и направилась следом за мужчиной, уведшим девочку. Половицы тихо поскрипывали под легким шагом – в голове ни с того, ни с сего мелькнула мысль, что в каждой захудалой таверне они скрипят по-своему. Здесь они жалобно скулили, словно подбитые щенки. Совсем уж плохо, Танцующая – видишь, какая чушь лезет в голову со скуки?

– Ах ты дрянь! – раздался грубый мужской голос откуда-то из полутьмы – на втором этаже светильников было мало. Даэн, достаточно тренировавшаяся в свое время в Гильдии, легко разглядела очертания их силуэтов – детина прижал девчонку к стене и силился перехватить хрупкие руки, мельтешащие перед его лицом в слабой попытке отбиться. Танцующая в несколько шагов оказалась рядом и нарочито громко прокашлялась, откидывая капюшон.

– Не помешаю?

Незнакомец вздрогнул и резко обернулся, не выпуская девчонку, но, увидев окликнувшую его, заметно расслабился и расплылся в неприятной щербатой улыбке.

– А что, чернуля, присоединиться хочешь?

Даже в темноте Даэн видела огромные глаза девочки, до смерти перепуганной и отчаявшейся. Мразь.

– Отпусти ее, – голос Танцующей хлестнул наотмашь – и столько льда в нем было, что мужчина вновь напрягся. Он внимательно оглядел ее с ног до головы, а затем чуть отодвинулся от девушки.

– Из какой Гильдии ты, если смеешь говорить таким тоном с Сыном Клана Арх`т-Гварха, девка?

– По этикету я должна тебе ответить. Но ты уж прости – не хочется с тобой ворковать. Поэтому просто отпусти девочку. Ты не хочешь, чтоб я начала убеждать тебя, – это не прозвучало вопросом.

Мужчина еще раз окинул ее взглядом. Даэн прекрасно понимала, что он не станет ей перечить – ей хватило смелости требовать что-то от представителя древнейшей гильдии наемников, а значит, за ее спиной стоит не менее мощная гильдия. И за нападение на нее он может понести наказание, и притом суровое. Незнакомец зло сверкнул глазами, тихо выругался на незнакомом гортанном наречии и отступил от девочки. Проходя мимо Даэн, он попытался было пихнуть ее плечом – но Танцующей хватило одного плавного шага в сторону, чтоб увернуться. Мужчина застыл рядом с ней, сжав кулаки и побелев от злости – однако ему достало ума промолчать и поспешить прочь по скрипучей лестнице. Но Даэн была готова поклясться – он точно запомнил ее. И возможно, однажды попытается отомстить: Клан Арх`т-Гварха не прощал даже самых малых обид.

Пусть пытается. На здоровье.

Девочку била крупная дрожь, а ноги явно уже ее не держали. Даэн подхватила ее под локоть, и в следующий миг певунья, вцепившись в плечи женщины всеми пальцами, разрыдалась. Танцующая вздохнула – вот утешать она так и не научилась. У нее это получалось до того плохо, что лучше было просто молчать – это хотя бы выглядело участливо, а не так, будто она еще и издевается вдогонку. Потому Даэн неуклюже погладила девочку по спине и тихо заметила:

– Не стоило тебе засиживаться здесь до сумерек. Неужто не знаешь, сколько лихих людей в мире? А по кабакам их столько, что молоденькой девочке и подавно в такие места путь закрыт.

– Да кто же знал, госпожа… – девочка всхлипнула, отстраняясь от Танцующей и отирая ладошкой слезы с лица, – Отец в город уехал за зерном, а матушка навстречу к нему послала… Он завтра должен быть здесь, вот я на постой и остановилась… А тут этот… – певунья снова залилась слезами.

Соображай, женщина, иначе она и тебя в слезах своих утопит. Только не вздумай глупо шутить, не вздумай, особенно в такой ситуации… Да. Утешать Даэн абсолютно не умела. В голову не шло ничего светлого и мягкого. Еще немного поразмыслив, Танцующая все же сумела выдавить из себя единственную фразу, хоть немного напоминающую то самое «доброе слово» – так ее всегда успокаивала подруга во времена особенно изнурительных тренировок, когда все тело казалось сплошным сгустком боли.

– Ну, все могло быть и хуже…

Почему-то это не подействовало. Девочка продолжала тихонечко выть на одной ноте. Даэн вздохнула и мягко, но настойчиво, взяла ее под локоть.

– Успокаивайся. Будет тебе урок, хоть и не слишком добрый.

Та засопела носом и быстро утерла влагу с лица, стараясь не глядеть в лицо Даэн. Боится слабой показаться…Глупое дитя.

– У тебя есть комната на ночлег?

– Да, да, госпожа, не тревожьтесь, – она выпрямила спину и вся будто бы подобралась – только подрагивающие губы да заплаканные глаза выдавали ее, – Спасибо вам. Вы ведь… если бы не вы…

Даэн лишь отмахнулась – благодарности она тоже не любила. Столько пустых слов она слышала на своем веку, что теперь даже искреннее спасибо неприятно резало слух – словно бы говорилось лишь с тем, чтоб Владыка Жизни в своих поднебесных чертогах услышал это да запомнил. Чтоб за чертой воздалось. Фальшивые воздаяния, фальшивые слова.

– Что было бы, то было бы. Не вороши былого и не тронь несбывшегося. Лучше поди да отдохни, страху сколько натерпелась за сегодня.

Девушка подняла взгляд, пытаясь рассмотреть Танцующую в полумраке коридора. Откуда-то снизу раздавался пьяный хохот, гремели глиняные чашки, слышалась брань – и Даэн хотелось поскорее сбежать отсюда, спрятаться, закрыться в тишине тесной комнатки. А лучше – возвратиться домой. На знакомые просторы, к заснеженным предгорьям и деревянным причалам на берегах задумчивых озер, к высоким древним стенам Гильдии, к Птичьему Городу… Но ослушаться приказа госпожи Лорелей она не могла. Сидишь себе в башне, старая неясыть, в покое да чистоте неба, а нам – скачи по захудалым городишкам, ищи ветра в поле.

– Можно узнать ваше имя, госпожа?

– Зачем? – усмехнулась Танцующая краешком рта, – Вряд ли боги столкнут нас еще однажды.

– Я заплету ваше имя в песни, – горячо воскликнула девочка, и пушистые прядки льняных волос, обрамляющих ее лицо, смешно качнулись, – Никогда вас не забуду!

Никогда. Какое недолговечное слово.

– Не нужно заплетать мое имя никуда, девочка, – покачала головой Даэн, – Оно уже заплетено туда, куда должно, а остальное – только шелуха.

Певунья смутилась, не зная, что ответить женщине. Склонив голову в знак уважения, она тихонько добавила:

– Тогда просто назовите его. Прошу вас – я хочу знать, кто меня сберег.

Даэн помедлила, а затем неохотно ответила:

– Эланинаэ.

Имя ли, прозвище – велика разница? Птичье имя стало таким же родным для нее – даже куда роднее настоящего.

Девчушка вскинула голову, с интересом глядя на свою спасительницу.

– Это имя северных краев? Что оно означает?

– Коршун.

– Спасибо вам, Эланинаэ, – она снова чуть поклонилась, – А я – Нима.

Славно. Через неделю твое имя ветер заберет из моей памяти, но раз уж тебе так хочется – пускай пока побудет там. Все же ты недурно пела.

– Бывай, Нима. И будь поосторожней. Если завтра отец не придет – возвращайся домой. Негоже тебе самой быть в этой дыре.

Танцующая развернулась на каблуках и направилась к лестнице, чувствуя лопатками взгляд девочки. Она что-то тихонько ответила, но Даэн уже не слышала ее – точнее, не хотела: слух у Танцующих был отменным. Только то, что мешалось, проскальзывало мимо.

Комнату Даэн взяла на первом этаже, поближе к выходу – пусть попрохладнее, зато уйти можно незаметно. Холода женщина не страшилась: горы давно забрали все тепло, бывшее в ней, взамен отдав такой надежный покой вечной прохлады. Иногда ей даже казалось, что жесткий северный ветер мечется внутри клети ее ребер и растекается по венам вместе с кровью.

В темноте убранство комнатушки казалось не таким убогим. Оно вообще было никаким, лишенным каких-либо «красиво», «серо», «грязно», «чисто». По большому счету, ей было плевать, где спать – лишь бы крыша над головой была. Да даже в поле можно, подальше от дороги, но раз уж возможность не морозить кости есть…

Танцующая подхватила шаткую табуретку, притулившуюся к стене, и понесла ее к окну, за которым уже разлилась густая и колкая зимняя ночь. Сон еще долго не придет – да в нем и нет особой нужды: она неплохо выспалась днем, пока здесь было тихо. Сейчас же надежда на покой вообще испарялась с каждой минутой: час был не слишком поздний, а потому со всей деревни в это змеиное гнездо, которое называли постоялым двором, сползлись все окрестные любители дешевого пойла. Женщина устало прикрыла глаза, потерев пальцами веки. Скорее бы домой, боги…

И ведь не всегда она была такой закостенелой. Будучи ребенком, Даэн не сидела на месте ни минуты – ей хотелось дорог и странствий, горизонтов и чудес в ладонях. Тогда она, поцелованная солнцем девочка с извечно содранными коленями, постоянно сбегала из родной деревни. Постоянно грезила о славном грядущем, которое тогда казалось чем-то волшебным, наполненным солнечным ярким светом. Ей хотелось поскорее улететь из родного гнезда в иное – то, где она смогла бы получить Крылья. Настоящие Крылья, стальные, жесткие, смертельно-опасные.

О Келерийской Гильдии ей рассказывал отец, бывший настоящим воплощением Севера: суровый, жесткий, он мог одним лишь взглядом остановить любой спор. Люди боялись и уважали его. И лишь у домашнего очага он становился совсем другим – смешливым и солнечным, словно молодой бог, сказочником, и дети визжали от счастья, слушая его истории. Братья Даэн обожали отца – да и она тоже: и по сей день его образ частенько являлся к ней во снах, где они бродили по заснеженным равнинам и говорили бесконечно долго. Наутро женщина не могла вспомнить и слова – зато помнила мудрые и добрые глаза с золотистой радужкой.

Он-то и разбередил душу маленькой девочки однажды зимним вечером, когда ей только исполнилось семь лет.

На севере земля вся изрыта громадными горными гребнями и перевалами, дитя – и не сосчитать их вершин! Там – вечные льды, там снега заметают тропы, там люди знают, что означает настоящая борьба. В их жилах течет кровь богов, девочка – и в тебе она течет.

Отец говорил это так уверенно, что Даэн пробирала дрожь. Я – дочь бога. Она не сомневалась в этом ни на одну секунду своей детской жизни.

Дочери Севера – прекрасны и сильны. Они не прячутся за стенами теплых домов, когда родному краю грозит опасность. Они наравне со своими мужчинами выходят на битвы и несут нашим врагам смерть. Есть множество древних школ, где девочек с самого детства учат воинской науке так же, как мальчишек. Но ни одно братство не сравнится с Келерийской Гильдией. Ох, дитя, это – не просто воинская школа… Там учат летать и побеждать тени. Побеждать саму смерть.

С тех пор ей и не стало покоя. Отец в шутку сам тренировал Даэн, фехтуя с ней легкими деревянными мечами. Девочке безумно нравилось, и каждый синяк и каждую ссадину она носила с такой гордостью, как деревенские девчонки носили подарки ухажеров. Мать часто журила мужа за это – мол, девчонка ведь, чему ты учишь ее? А отец лишь смеялся и уходил вместе с дочерью на лесную опушку, чтоб разукрасить ее коленки и подарить ей такие драгоценные минуты счастья.

Мечта уйти в знаменитую Келерийскую Гильдию поселилась в ее сердце, да так, что никакими клещами нельзя было выдрать. И по итогу она ведь добилась своего…

Ветер хлестал по щекам, колол раскрасневшуюся кожу острыми осколочками льда, трусившего с неба уже который день. Белая земля, белое небо, белый силуэт отца впереди. Неимоверная усталость, голод, черная выжженная пустота в груди, где раньше горело золотое солнышко. Ресницы смерзлись, и смаргивать было больно – но Даэн молчала. Благо, слезы иссякли уже на третий день пути. Уходя из деревни, отец пообещал ей, что любой ценой доведет ее до города, где она будет в безопасности – нужно лишь потерпеть и собрать все силы. Ни мать, ни братишки не сумели справиться – и холод забрал их: сначала маленького Дэра, потом – близнецов Нэша и Уоргена, а потом и поседевшую от горя мать. Тела пришлось сжечь – промерзлую землю невозможно было прорубить.

– Мы – дети Севера, – отец сжал руку на ее плече, и лицо его было белым словно снег, укрывающий пепелище, – Ты не должна плакать.

Даэн ругала себя за слезы, но поделать с ними ничего не могла. Мать ведь не была дочерью Севера.

А потом что-то переломилось в ней. Еще в Вергории, крупном городе, что западнее Фаулира, пустота заполнила всю ее – в тот самый миг, когда отец провожал караван, идущий сквозь метель к гряде Наамаха. Туда, где в небо вонзались птичьими когтями высокие башни Келерейской гильдии.

– Там твое спасение, девочка. Там твоя мечта.