Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 53 страниц)

– Слушай, Тэлен, – один из стражей, долговязый и щербатый, вышел вперед и положил руку на плечо мужчине. Тот пошатнулся, – Коли хочешь послужить на благо Эллоина – лучше встань в армию против Верданора. Пока-то все тихо, но скоро может такая свистопляска начаться, что даже твои никчемные ручонки могут пригодиться. Авось, парочку эльфов и прирежешь. А вот этого твоего вяканья про диких там – не надо. Не надо, Тэлен, – стражник говорил с ним так, словно тот был его старым приятелем, которого нужно было отговорить от глупой затеи, – Мы ведь тебе уже не раз говорили. И не только говорили, помнишь? По глазам же вижу, помнишь. Иди-ка ты отсюда домой, к женке. Приголубь ее, дров наколи, хозяйство свое проверь – дел-то, небось, невпроворот у тебя в деревеньке твоей… Вот и иди. А опять сунешься сюда – еще раз плетей всыпем, уму-разуму поучим. Мы ж для тебя, дурня, стараемся, чтоб ты глупостей не наделал. А то пойдешь еще полями – а там тебя ведуны найдут, Светлый не приведи. Это мы побеседовать горазды, разъяснить все по-людски можем – а с ведунами у тебя никаких разговоров не будет: они тебя быстренько головешкой обугленной сделают. Смекнул?

Мужчина по имени Тэлен попытался было возразить, но тут еще один из стражей сделал шаг к нему и угрожающе прорычал:

– Пшел отсюда, поганый – последний раз тебе повторяем. У тебя есть минута, чтоб развернуть свою харю и туда пойти, откуда пришел. Иначе на площади растянем, и уж тогда мало не покажется.

Человек еще некоторое время шумно сопел, сжимая и разжимая кулаки, а затем срывающимся голосом просипел:

– Если король отказывается помогать нам – мы справимся сами, без его поганого величества, – и с этими словами он резко развернулся, стремительно зашагав прочь. Он бросил горящий взгляд на Даэн, на Мару, и Птица глаз не отвела, словно безмолвно говоря, что верит ему. Мужчина замер – ровно на одну секунду, а затем поспешил по Тракту назад. Вдогонку ему один из стражников, посмеиваясь, крикнул:

– Давай-давай, справляйся! Потом расскажешь, как вместе с бравыми ребятами диких гнал до самого Призрачного моря, – он перевел взгляд на Даэн и Мару, и смех замер у него где-то в глотке. Глаза его больше не улыбались, став цепкими и внимательными, – А вы, любезные, что в такой час тут делаете?

Даэн незаметно коснулась запястья Мары, проходя мимо ведьмы и выступая вперед. Выпрямившись, женщина скрестила руки на груди, спокойно оглядывая собеседника.

– В Эллоин держим путь, к королевскому двору, любезный господин.

– Вон оно как, – стражник поскреб подбородок, фальшиво хмуря брови, – Тогда вам должно бы знать, что велено не пускать никого через форпосты – самим королем велено, не нами, уважаемые. Так что я прямо не знаю… Вы должны бы знать это, коль сами путешествуете.

– Знаем, конечно, – кивнула Даэн, не меняя позы. Естественно, им с Марой было невдомек, что король запретил пересекать границу – однако кое-что сейчас они все же услышали. Ну, была не была, подумала Птица, растягивая губы в снисходительной улыбке, – И приятно видеть, что стражи Трегорья так добросовестно выполняют королевский приказ. Однако, насколько мы знаем, его величеству нужны ведуны – стало быть, для нас должно сделать исключение, я права?

Стражники переглянулись, затоптались. Один из них – тот долговязый, что болтал с Тэленом дольше других, чуть сощурился.

– Так-то оно так, сударыни. Только вот откуда нам знать, что вы – ведуньи?

Мара, ни слова не говоря, вытянула вперед руку, и на ладони тут же легкокрылым мотыльком заплясало рыжее пламя. Ведьма даже не шевельнулась, а огонь вдруг принял форму шара, и по его живой поверхности побежали золотые капельки, обтекая его, сливаясь и образуя узор, какой бывает на стали во время закалки. Мара чуть повернула голову в сторону Даэн, и Коршун, взмолясь Хартанэ о том, что поняла все правильно, подставила руку. Шар скользнул к ней, угнездился в ее ладони, не обжигая кожу, и женщина вытянула пальцы, делая вид, что для нее держать огонь – обычное дело. Шар подпрыгнул в ее руке, разросся, затем сжался в крохотную точку-искорку, и все это время Даэн не отрывала от него спокойного взгляда, делая вид, что меняет форму пламени сама. Когда огонек, мигнув алым, погас, Птица почти скучающе оглядела стражей.

– Надеюсь, этого хватит? Мы – не балаганные фокусники, чтоб развлекать вас, – в последние слова Коршун попыталась вложить как можно больше презрения – и, судя по всему, в их представление поверили. Мужчины заторопились, рассыпаясь в извинениях, расступились в стороны, открывая им проход в город.

– Простите за задержку, госпожа ведунья, – стражник заискивающе смотрел на Даэн, непрестанно склоняя голову, – Сами понимаете – времена такие… Знаете, сколько швали приходит с ерундой всякой? Деревенщина, тьфу. Мы бы и слова вам поперек не сказали, если б не такие, как этот… – он кивнул куда-то в сторону Тракта, куда ушел Тэлен, и улыбнулся женщине, – Проходите, сударыни. Доброй вам дороги – и не серчайте на нас.

Улыбка у него получилась нервозная. Это нам бы стоило волноваться. Ох, Хартанэ, ты как всегда подсобила. Даэн благосклонно кивнула ему, принимая самый царственный вид, на который только была способна, и шагнула под широкую арку ворот, ведя под уздцы лошадь. Следом за ней мягкой бесшумной кошкой скользнула Мара – Птица ощущала лопатками ее присутствие совсем рядом. Они уже ступили в предрассветную темноту городских улиц, когда кто-то со стороны ворот окликнул их:

– А откуда вы будете, сударыни?

Даэн медленно обернулась, надеясь, что ее красноречиво изогнутую бровь будет видно даже с такого расстояния и даже в темноте.

– Это имеет какое-то достаточное значение, чтобы нас задерживать, господин страж?

Ответом ей было затихающее бормотание и пожелания всего хорошего. Даэн все так же царственно отвернулась от него и зашагала во тьму переулков, чтоб поскорее затеряться среди домов. Кроме песочных часов в руках Хартанэ лежали и кости удачи, и кто его знает, как она бросит их в следующий миг. Потешились – и хватит. Женщины быстро скрылись в паутине городских мощеных дорог, и Даэн спокойно выдохнула лишь тогда, когда стена осталась далеко позади. Мара рядом чуть слышно хмыкнула:

– Вот уж не думала, что ты можешь с огнем такие штуки вытворять, – в голосе ее слышалась ехидца. Не сдержавшись, Даэн шагнула к ней и ущипнула ее за бедро, ощущая себя шкодливой девчонкой. Ведьма воззрилась на нее так, словно та ума лишилась, но Коршун все равно не могла стереть с лица глупую ухмылку.

– У меня много талантов, ведьма. Не все же мне мечом махать. А если серьезно – спасибо. Я боялась, что не получится, и что нас взашей погонят.

– Могли, – Мара кивнула, перебрасывая поводья в другую руку. Конюшни обычно находились в центре, там же, где и постоялые дворы, поэтому женщины побрели по улочке вглубь города, – Ты слышала? В низинах, там, где пограничных фортов нет, ведуны. Стало быть, пройти там было бы не так просто.

– С тобой-то? – на душе стало как-то странно легко – а может, нервное напряжение отпускало, и теперь Даэн ощущала себя на удивление хорошо. Губы сами собой растянулись в широкую улыбку, – Ты ведь – лучшая ведьма в мире. Ты бы защитила меня, правда?

В неверном свете утренней зари Птица заметила, как Мара скосила на нее глаза.

– Ишь, распелась… Не паясничала бы, – она добродушно пожурила Даэн, но та лишь по-кошачьи сощурилась в ответ. Ведьма отвернулась, блуждая рассеянным взглядом вдоль сонных домов с темными окошками-глазами, прикрытыми ставенками, – Считай, что нам очень повезло, Даэн. Я не совсем поняла, что у них здесь творится – но, судя по всему, назревает война с Верданором. Если так, то будет совсем уж тяжело…

– Будем слушать, – согласно кивнула Даэн, не отставая от нее ни на шаг, – Лишние вопросы привлекут ненужное внимание – стало быть, придется ловить каждое слово в тавернах, да и вообще везде, где ни окажемся. А там уж – разберемся. Ты сама учила меня не торопиться, Мара, и делать по шагу за раз. Наш шаг сейчас – дойти до короля и поговорить с ним. Потом будем смотреть по ситуации. Если твой Бессмертный и впрямь так милостив, как говоришь ты, то он поможет нам.

На этом их разговор утих, и теперь предрассветную морозную тишь нарушал лишь мерный стук копыт, эхом отражающийся от каменных стен. Город спал, и лишь далеко впереди мерцала огнями площадь, да кое-где в окошках теплился свет, просачивающийся сквозь щели в ставнях. Приглушенное стенами, слышалось тихое детское кряхтение, и ему вторил женский голос – где-то мать укачивала бессонного младенца, и тот наверняка никак не желал уснуть. Или наоборот – уже проснулся, разбуженный сном или самими богами. Даэн улыбнулась себе под нос: даже в самое темное время странные, чуждые ей радости людского быта вспыхивали огоньками в жизнях тех, кого она вовсе не знала, с кем никогда не встречалась. И наверное, это было славно. Она осторожно поймала ладонь Мары, переплетая с ней пальцы, и буквально ощутила улыбку, коснувшуюся губ ведьмы.

Заспанный конюх, сонно потирающий глаза и поминутно зевающий, сообщил им, что мест в трактире нет – мол, сегодня в обед уезжает торговый караван на юг, и комнаты освободятся лишь к полудню. Даэн покрутила в пальцах серебряную монетку, и мальчишка, воровато озираясь по сторонам, предложил им отдохнуть и поесть в сенях при конюшне.

– Там маленькая каморка, уютная и тихая – я там сплю иногда днем, – объяснял он, провожая алчным взглядом танцующий серебряный кругляшок, – Тепло, много сена лежит, и лошадьми вовсе не пахнет. А я вам с кухни еды принесу, свежей. По рукам?

– По рукам, – Даэн пожала протянутую ладонь паренька, и тот поморщился от боли, когда Птица слегка сжала его руку, – Если не соврешь.

Уверяя их, что место царское, конюх забрал их лошадей, загоняя их в ближние свободные стойла, а затем повел женщин куда-то вглубь здания, проходя в неприметный проем, завешенный холщовкой. Комнатушку и сами конюшни соединял своеобразный коридор, где стояли мешки с овсом, толстопузые бочки, висели вязанки сена. Мальчишка провел их через весь коридор и, повозившись с замком, ржавым гнутым ключом отпер крепкую сосновую дверь и распахнул ее, демонстрируя им сени. Внутри действительно оказалось тепло и светло – под стеной там, где сена не было, на небольшом расстоянии стояли две масляные лампы, отбрасывая мягкие отсветы кругом на пол. Остальное пространство занимало золотистое, пахнущее полями и осенью, сено, и было оно таким уютным, что хотелось закопаться в него и свить там гнездо. Лошадиного запаха действительно не было.

– Я тут дремал – вот все и осталось, – сказал мальчишка, сонно потирая затылок, – Вставать еще рановато – но авось, хозяин похвалит за сознательность, милостью какой одарит. Так что вы отдыхайте спокойно, я вас не потревожу – еды только принесу.

– Ну, мы тебя тоже похвалим за сознательность, – монетка перекочевала к нему, блеснув в воздухе, и конюх поймал ее, довольно ухмыляясь. Даэн вынула еще одну, медную, и многозначительно взглянула на паренька, – А еще похвалим, если поторопишься со съестным.

– Молнией метнусь! – радостно подпрыгнул тот и тут же юркнул за дверь, плотно притворяя ее.

Птица уже стянула опостылевший плащ и зимнюю куртку, когда конюшонок вернулся с едой. Он притащил им ароматный чай, от которого поднимался вихрями белый парок, кашу с овощами и несколько огромных кусков пирога. Поблагодарив его, Даэн бросила ему пару медяков сверху.

– Долго мы не задержимся – к полудню уйдем с караваном, но передохнуть с дороги нам не помешает. Так что спасибо тебе за твои труды.

Мальчишка, неловко поклонившись им, отдал ей в руки ключ.

– Будете уходить – затушите тут свет, дверь заприте, а ключ на гвоздик повесьте, справа у ручки. Отдыхайте! – с этими словами он покинул их, напевая что-то себе под нос. Небось, хозяину и слова не скажет о том, что мы здесь – наверняка же по ушам получит за то, что постояльцев себе отбил, еще и денег заработал. Даэн усмехнулась ему вслед и подошла к Маре, опускаясь рядом с ней на сено.

Ели они в молчании, сосредоточившись на горячей пище. Когда кусок в горло уже не лез, Даэн довольно растянулась во всю свою длину, вытянув ноги и заложив руки под голову. Сквозь ткань форменной рубахи она чувствовала былки сухой травы, чуть колющие кожу, но это было до того славно, что Птица жмурилась, как ребенок, наслаждаясь сладковатым запахом, пропитавшим здесь даже стены. В комнате стояло мягкое тепло – масляные лампы нагрели воздух, но духоты не было, а потому без куртки Птица ощущала себя вполне комфортно. Мара тоже сбросила с плеч плащ и теплую кофту на меху, и теперь, откинувшись назад, неспешно потягивала чай на малиновых листьях из высокой чашки.

– Богиня, как же хорошо, – Даэн умиротворенно вздохнула, позволяя телу расслабиться.

Послышался шорох рядом, и женщина, скосив глаза, увидела, как Мара ложится рядом на бок, повернувшись к ней лицом. Несколько минут они так и лежали, глядя друг на друга и просто дыша, наслаждаясь ласковой тишиной, что забрела в эту комнату и на короткое время укрыла их от суматох и надвигающихся бед. Глаза ведьмы с солнечным колесом у зрачка блестели, отражая блики рыжих огоньков пламени, и легкие теплые тени ложились на ее скулы, накрывали волосы мягкой вуалью. Даэн протянула руку и провела ладонью по ее щеке, и Мара, чуть улыбнувшись, прикрыла глаза, принимая эту тихую ласку. Молчание, заполнившее комнату, было прозрачным и золотым.

– Все хорошо? – ее мягкий голос вывел Даэн из теплого сонного оцепенения, и Птица улыбнулась в ответ, фокусируя взгляд на любимом лице.

– Конечно. Не беспокойся, – она еще некоторое время молчала, а затем перекатилась на бок, и их лица оказались на расстоянии ладони, – Знаешь, меня всегда поражала та легкость, с которой ведуны творят чудеса. Еще тогда, когда мы встретились с тобой в Лойнаре, и ты одним лишь взмахом ресниц зажгла свечу…

– Все было не так поэтично, Даэн, – Мара рассмеялась, – Ресницы тут уж точно не причем. Но спасибо за красивые слова, – притихнув, она добавила, – К чему это ты?

– Огонь в руке, – пояснила Коршун, – Ты не шелохнулась, даже пальцем не двинула – а он появился, словно из ниоткуда. В этом – такая странная, дивная красота…

– То же самое я могу сказать и о твоем искусстве. Оружие в твоих руках поет, видит Бессмертный, – Даэн непонимающе приподняла брови, но Мара лишь мотнула головой, – Не спрашивай, объяснить я не смогу. Просто оно словно становится частью тебя, и вы поете – единым звуком, единым тоном. Ты и впрямь танцуешь, Даэн. Лучше, чем все танцовщицы мира. Я не знаю, как ты так делаешь.

Внутри загорелся странный, теплый огонек, напоминающий доверчивую синичку, которая опускается на протянутую ладонь, чтобы стянуть несколько зерен из человеческой открытой руки. Даэн улыбнулась этому ощущению, а затем резко села, озорно поглядывая на ведьму. Из волос, растрепавшихся в пути, посыпалось сено, но Птице было все равно: что-то детское, родное сейчас вдруг возвратилось к ней, и упускать этот миг она не собиралась. Женщина поднялась на ноги и протянула Маре руку.

– Вставай-ка, злая ведьма Гарварнского леса. Будем учиться танцевать.

========== Глава 43. Дары ==========

Пушистые кучи сена они разворошили и спихнули поближе к стенам, чтоб ненароком не подскользнуться. Даэн медленно расстегивала рубашку, усмехаясь и глядя, как Мара подтыкает подол длинной теплой юбки и ворчит о том, что это – самая дурная идея Птицы за все то время, что они путешествуют.

– У нас нет времени на такую чепуху, Даэн, – говорила она – но косу переплетала, потуже затягивая пряди, чтоб не лезли в лицо. Коршун, оставшись в штанах и перетягивающем грудь полотнище, остановилась напротив нее, дивясь золотой щекотке, разливающейся возле сердца и обнимающей его со всех сторон.

– Времени вообще нет, Мара – не ты ли говорила так? – ведьма сердито зыркнула на нее, и Даэн, смеясь, шагнула к ней, заключая ее в теплые объятия. Мара попыталась было вывернуться, но Птица бережно приподняла ее лицо и заглянула в серые, словно небо по осени глаза, сейчас мечущие искры, – У нас так мало времени, моя хорошая… Так мало. Неужто все это время тратить на разговоры о том, как тяжело и сложно заплел наши судьбы тот, кто там есть за облаками? – она с нежностью очертила пальцем контур ее губ, и ведьма сдалась, опуская взгляд и вздыхая.

– Ладно. Ладно, – ее прохладная ладонь накрыла руку Даэн, а в следующий миг Мара отступила на шаг назад, покорно становясь напротив Птицы, – Что ж… учи меня, Танцующая. Только учти – ведьмы знают лишь шаманские пляски.

– Шаманские? – с ухмылкой приняла игру Даэн, вынимая Крылья из ножен и протягивая Маре одно, – А это как?

– Это – нагишом у костра, под луной, все такое, – Мара взвесила клинок в руке и один раз крутанула его кистью. Даэн тут же подметила, что удар у ведьмы не слишком быстрый, но она, по крайней мере, скорее всего знала какие-то основы обращения с оружием. Улыбнувшись ей, Птица неспешно повела плечами, разминая мышцы и заставляя тело включиться.

– Здорово. Покажешь мне однажды?

– Конечно, – Мара, заметив ее движение, принялась повторять за ней, внимательно и немного настороженно наблюдая. Двигалась она скованно, неуверенно, и Даэн невольно вспомнила свои первые занятия с Наставницами. Уж до чего она была деревянной в свое время… – Только это – редкое зрелище, середины лета надо ждать.

– Ну, я терпелива, – Коршун вытянула руку с Крылом вперед и принялась рисовать в воздухе петли, с удовольствием ощущая тяжесть родного клинка и то, как напрягаются мышцы. Бросив взгляд на Мару, она прищелкнула языком, – Спину выпрямь-ка, не сутулься. И руку выше подними.

Ведьма послушно выровнялась, все такая же зажатая, неуклюжая, а Даэн вдруг отчаянно захотелось смеяться, как в детстве, искренне и от души, а еще – сгрести ее в охапку и зацеловать, такую любимую и родную, такую нужную. Время для них замерло сейчас, время наконец-то сбросило свои липкие сети, и осталось лишь тепло маленькой комнатки и их крохотное счастье, совершенно нелепое и глупое на первый взгляд. Счастье пряталось в том, как смешно Мара оттопыривала локти, рисуя восьмерки в воздухе кончиком Крыла, как она прикусывала губу, как упрямо блестели ее глаза. Оно наполняло пропахший сладостью сухого сена воздух, заплеталось в тяжелую черную ведьмину косу и доверчивым мотыльком ныряло в зеленые рукава ее кофты, когда женщина закатила их, чтоб не мешали. Счастье было в том, что они делали сейчас.

Через некоторое время Мара уже тяжело дышала, но губ не размыкала, чтоб попросить передышки. Ее пытливый взгляд провожал каждое движение Даэн, когда та изворачивалась, медленно показывала ей базовые связки, и все ей было интересно, все она пробовала. Юбка мешала ей, мешало собственное тело, не приученное к оружию – но Птице нравилось наблюдать за ней: во всех ее движениях скользило стремление понять – и сделать правильно. Она переспрашивала – совсем как ребенок, под руководством старших впервые делающий сложную работу, и всякий раз удовлетворенно кивала, когда то или иное получалось, или недовольно морщилась, если руки не слушались. Даэн, следящая за ней, ощущала себя Наставницей, к которой привели несмышленую девчонку – и в этом было что-то невероятно светлое.

– Так, достаточно, – бодро подытожила она, опуская Крыло. Тело разогрелось, и Даэн с каким-то удовольствием отметила, что абсолютно не устала, – Сейчас подышишь – и попробуешь что-нибудь сделать.

– Что? Напасть на тебя? – глаза Мары чуть заметно расширились, когда та не сумела совладать с собой, и ресницы ее дрогнули. Сердце Даэн пропустило удар: сейчас она, как никогда, чувствовала себя живой. И Мару – тоже.

– Можешь попробовать, конечно, – она принялась баловаться, перебрасывая клинок из руки в руку, заводя его за спину, разворачивая и со свистом рассекая воздух, – Но учти – я выбью его у тебя из рук в первый же миг, а тебя уложу на лопатки.

– А что тогда? – Мара пропустила мимо ушей ее шуточное самолюбование, холодно вздернув бровь. Даэн хорошо знала, что это – всего лишь маска, всего лишь одна из граней ее, а под ней прячется все та же диковатая босоногая девочка, которая во снах Даэн пускала по весне кораблики из коры в молодых звенящих ручейках и смеялась. Улыбнувшись нежному образу, Птица отступила на несколько шагов назад.

– Потанцуй мне, – и, предупреждая вопросы, продолжила, – Мы пробовали с тобой несколько связок – их можно сочетать так, как тебе удобно. Каждая из этих связок – это, по сути, слово молитвы, с помощью которой мы обращаемся к Хартанэ. Нужно только найти ключ – и она отзовется. Вот здесь, – кивком головы она указала на грудь Мары, – Будет горячо, будет тяжело рукам, тяжело и как-то… сильно. Это как взять раскаленную сталь, когда она еще гибкая, но не обжечься. Когда ощутишь, что рука начнет тяжелеть – прислушайся внимательно: это может быть простая усталость, а может быть и ответ. Придумай свой танец сама, и, если он понравится Богине, у тебя все получится.

– А если нет? – ведьма с сомнением посмотрела на Коршуна. Та пожала плечами:

– Если нет – попробуешь снова, птенец, – поймав еще один хмурый взгляд, она расхохоталась и отошла еще чуть дальше, освобождая для женщины побольше места, – Давай-ка, Мара из Гарварны! Покажи Коршуну, на что ты способна!

Ведьма несколько мгновений просто стояла, о чем-то думая, а затем, затоптавшись на месте, неуклюже подняла Крыло, смешно вытягиваясь вперед следом за ним и оттопыривая бедра назад. Даэн не сдержала вырвавшегося смешка, и Мара все-таки огрызнулась, недовольно взглянув на Птицу:

– Это сложнее, чем кажется – оно гораздо тяжелее, чем я думала, – она вновь перевела сосредоточенный взгляд на Крыло. Даэн усмехнулась краешком рта и, спрятав клинок в ножны, скрестила руки на груди.

– Я знаю. Но у тебя все получится. Расслабься и попробуй – это как с твоим Бессмертным: впусти в себя силу и позволь ей вести.

Мара кивнула, все такая же собранная – и донельзя смешная. Даэн стоило огромных трудов удержаться от того, чтоб не схватить ее, плюнув на обучение, и не закружить, крепко держа в объятиях, чтоб та вырывалась и отпихивала ее руки… Впрочем, происходящее здесь и сейчас было шуточно-серьезным, и Коршун приняла самый серьезный вид, на который только была способна – лишь ощущала, как подрагивают кончики губ.

Некоторое время Мара все так же топталась, изредка прикрывая глаза или наоборот, начиная озираться по сторонам. Даэн терпеливо ждала, гадая, как поступит женщина и что она сделает. Ведьма с Крылом смотрелась странно – впрочем, Даэн вспоминала себя и своих погодок на первой тренировке, и к горлу подкатывала теплая волна смеха. Они все когда-то были забавными ощипанными птенцами в желтом пуху, не умеющими ничего, кроме как галдеть да смотреть на мир громадными круглыми глазами. Сейчас же каждая из них заслужила имя – и это значило многое. За птичьими прозвищами стоял весь их путь, вся их сложная, трудная дорога, и Даэн очень хотелось дать Маре какое-нибудь имя. Пускай ненастоящее, пускай в шутку…

Мара осторожно двинулась, медленно ведя Крыло сверху вниз и поворачиваясь направо – так аккуратно, словно боялась разрезать пространство остро отточенным лезвием. Даэн следила за ней, любуясь ее прямой спиной, слишком деревянной и напряженной, сведенными лопатками, слишком зажатыми, руками, слишком слабыми и медленными… Она была «слишком», она была «не до конца» – и Даэн любила ее всей собой, вот такую, любила так, как вряд ли любил кто-то на этой земле, да и вообще – среди всех звезд всех миров. Ведьма резко развернулась, а в ушах Даэн вдруг зашумело, загудело, и она смотрела во все глаза, как медленно падает черная прядь на ее лицо, как соскальзывает с острого плеча коса, как складки ее юбки путаются в ее ногах, то ли мешая, то ли подчеркивая ее странную красоту. Это совсем не походило на Танец – но Даэн было все равно.

Люблю.

Мара бросила на нее неуверенный взгляд через плечо и тут же отвернулась, делая шаг в сторону, как учила Даэн, и рассекая воздух вертикально. Огоньки в масляных лампах разом мигнули, дрогнув под стеклянными куполами, и свет лег на ее левую руку, вытянутую в сторону так, словно она держала в ней второе Крыло – или словно сама ее рука была настоящим птичьим крылом. Шаги у нее были резкими и быстрыми, но рукам не хватало сил, и Даэн знала почему-то, что Хартанэ не придет к ведьме – но ей так нравилось смотреть, как женщина Танцует. И ей было совершенно плевать, что та же Дамала проскрежетала бы, что это бес знает что, а не Танец – все равно. Ничего прекраснее в своей жизни она не видела.

Люблю.

Волосы ее растрепались, а спина взмокла – Даэн видела испарину, покрывшую нежный открытый затылок. Она даже не знала, сколько прошло времени с того момента, как ведьма сделала первый робкий шаг, и все не могла насмотреться на то, как она кружится. Когда женщина опустила руки и остановилась, Птица словно очнулась от странного сна. Затих шум в ушах, затихло все, и теперь она слышала лишь потрескивание огоньков в лампах да сбившееся дыхание своей Мары.

– Я больше не могу, – признала ведьма, устало смахивая со лба мокрые пряди, – Видишь – это действительно сложно: у меня вот не получилось.

– Ничего, – Даэн подошла к ней, мягко забирая из ее рук Крыло и пряча его в ножны на поясе. Ведьма сама привалилась к ней, разгоряченная, изможденная, и Даэн с наслаждением обняла ее, вдыхая ее запах, – Хартанэ приходит лишь спустя годы тренировок. Этому учат долго.

– Почему ты не сказала? – пытливо заглянула ей в глаза Мара, упираясь ладонями ей в грудь и чуть поглаживая кончиками пальцев кожу. Даэн легонько поцеловала ее в висок, губами снимая сладкую соль с ее кожи.

– Чтобы ты хотя бы попыталась, Мара, – она улыбнулась женщине, что нахмурила тонкие брови с красивым изломом и ворчливо отозвалась:

– Я бы и так попыталась…

– Ну конечно, конечно, – скрипуче передразнила она ведьму, и та, фыркнув, попыталась отстраниться от рук Птицы – но Коршун не отпускала, с нежностью глядя на нее. Привлекая Мару к себе, Даэн опустилась на ворох сена, усаживая ведьму на свои колени, – Иногда мне кажется, что тебе и впрямь пятьдесят лет, моя старушка.

– Судя по тому, как ты держишь меня, еще иногда тебе кажется, что мне лет пять, – иронично прищурилась Мара. Впрочем, выпутаться из рук Даэн она не пыталась, и Птица лишь прижалась лбом к ее плечу, наслаждаясь тишиной, текущей по венам внутри них обеих.

– Разве что пять тысяч – а то и больше. Ты гораздо древнее меня и всего сущего в этом мире, – Даэн ощутила, как прохладные руки ложатся на ее плечи и несмело трогают косточку у основания шеи, соскальзывают на ключицы и возвращаются обратно. В этом не было никакого вожделения – лишь теплая нежность мягких ладоней, и сквозь это прозрачное прикосновение Птица чувствовала любовь. Голос Мары прозвучал где-то над ухом, и в нем слышались искорки смеха:

– И что же, заслужила ли я какое-нибудь имя своим Танцем?

– Конечно, – улыбнулась Даэн, – Я буду звать тебя Фазаном.

Пальцы Мары, перебирающие выбившиеся прядки на ее затылке, вдруг замерли.

– Почему Фазан?!

– Со стороны, Мара – не серчай уж – ты выглядела как Фазан, – со смехом Даэн уворачивалась от ее кулаков, что тут же начали колотить ее по плечам, – Очень серьезный и царственный Фазан, знающий себе цену, надо сказать! Ай!..

Они повалились на сено, и тычки посыпались на Даэн со всех сторон, и ей оставалось лишь с хохотом ловить руки ведьмы, пока та, возмущено кряхтя, словно рассерженный деловитый еж, избивала ее. Разве может быть так, чтоб тебя у меня – отняли? Разве могут боги, что правят всеми мирами, разлучить нас с тобой? Под спиной приятно кололись сухие былки, и сладкий аромат полей и колосьев, тянущихся к солнцу из теплой земли, пропитывал кожу, прорастая сквозь тело и стремясь к небесам, и над ними гудели толстобокие пчелы с пушистыми спинками в золотой пыльце, и мелкие дикие цветочки с синими лепестками терялись среди наливающихся жизнью стеблей…

Коса Мары рассыпалась по плечам, и женщина рухнула рядом с ней, посмеиваясь и вытягивая ноги поверх ее ног. Даэн обняла ее за плечи, ощущая, как нежность наполняет все ее существо.

– А если серьезно, – она повернула голову к Маре, легонько касаясь губами ее лба, – Я бы назвала тебя Синичкой. Молодой еще совсем, осторожной… Ты Танцевала очень…

– Неуклюже, – буркнула ведьма – беззлобно, впрочем. Даэн мягко щелкнула ее по носу:

– Нет. Очень… так, как Танцуют совсем птенцы – но при этом сознательно, взвешенно. Почему-то мне в голову сейчас пришла синичка… Знаешь, как будто она сидит на ветке, рябиновой, например, и гроздь такая алая, яркая…

– И уже зима, – тихо продолжила Мара, устраиваясь на ее плече. Коршун хмыкнула:

– Да, и уже зима – но только самое начало. И вот эта синичка сидит на ветке и смотрит на меня, клонит голову набок, а я протягиваю ей ладонь, на которой пшеничные зерна лежат. И она присматривается ко мне, перепрыгивает с ветки на ветку, подлетает к протянутой ладони – и тут же летит обратно к ветке, испугавшись моего вздоха. Но потом все-таки берет зернышки…

Воцарилось молчание. Мара, рисуя кончиком пальца неведомые руны на животе Даэн, тихонько спросила.

– А что еще ты видишь?

– Еще? – Даэн задумалась на миг, – Хм. Не знаю даже… Понимаешь, я не то что бы вижу – так, приходит в голову всякое. Обрывками. Будто картинки.

– Расскажи мне, – мягко попросила Мара, а затем добавила – совсем уж неслышно, почти бесшумно, – Дай мне поглядеть вместе с тобой.

Просьба была странной, и почему-то Даэн вспомнила, как Мара впервые показывала ей видения – в их самую первую ночь, в белом городе пещерных эльфов. Как она пела свою колыбельную про дом, в котором шел дождь, и меж половиц прорастала дикая трава и рожь. Как свет скользил по ее бокам золотым перышком, и как красиво он танцевал на белой, нежной коже. Птица лишь крепче прижала к себе Мару, закрывая глаза и сосредотачиваясь на золотой искорке, прячущейся где-то в груди.

Поначалу было темно и шумно, словно весь мир вокруг решил помешать ей. Однако Даэн вознамерилась подарить Маре сказку – если женщина попыталась Танцевать, то почему бы ей, Птице, не попробовать общаться с ней на языке видений? Мешали мысли, гудящие недовольным осиным роем, мешала тревога, ледяным кольцом сковавшая внутренности, мешало практически все – но Даэн упрямо гнала от себя любые эмоции и ощущения, и те кружились где-то внутри нее ворохом сухих листьев, пойманных вихрем. И вскоре беспокойный осенний ветер унес их, растирая в пыль и отпуская прочь, и Даэн наконец увидела в этой темноте внутри себя слабый сероватый отблеск. Не совсем понимая, что делает, Птица потянулась к нему, стараясь не мыслить и не раздумывать – и в следующий миг словно невидимая дверь отворилась, и стены рассыпались, размылись, а затем их и вовсе не стало.