Текст книги "Дикая охота. Полотно дорог (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 53 страниц)

Бормотание старухи становилось все неразборчивее. Мэгавар качала головой, беззвучно что-то шептала, пока Меред вела ее к лавке. Эльфийка тяжело опустилась на шкуры, зябко кутаясь в свою накидку, помолчала, а затем скрипуче молвила.

– Я живу уже много лет, дети… но я почти все забыла – все, что видела когда-либо. Разве я помню, каким было небо над моей головой? Разве помню, каким было солнце? Здесь, в темноте пещер, я погрузилась в такой мрак, который ни смертным, ни богам неведом. Все, что я вижу – лишь тени. Тех чужаков, что оказываются в пещерах с недобрым умыслом, убивают сестрицы, а их тени остаются в подземельях – и все идут ко мне. По ночам они поют, – Слепая поежилась, – Они говорят со мной, зовут меня. Есть и светлые тени – ваши, например. Они тоже остались здесь, они защитят Слепую Мэгавар, да, защитят…

Мэг замолчала, все так же качая головой. Птицы неловко переглядывались, словно не знали, что делать – им явно было слишком неуютно в келье эльфийской ведьмы. Наконец Даэн присела перед старухой и осторожно коснулась ее руки.

– Не нам защищать тебя от теней, Знающая – мы ведь толком и не понимаем, о чем ты говоришь. Но мы здесь для того, чтоб помочь твоему племени. Чтоб защитить ваших детей. Королева Шедавар отправила нас к тебе, чтоб ты рассудила, должно ли нам вмешиваться в судьбу Лореотта. На все – твоя воля, а потому решай.

– Нет, девочка, – старуха рассмеялась, и в смех ее вплелось хриплое карканье воронов – так показалось Маре, – На все воля богов, но уж никак не моя. А раз вы здесь, раз нет в вас зла, то богам угодно ваше участие. Шеда не прогонит вас, не бойтесь. Кто там стоит, за шкурами снаружи – не Аллэивар ли? Чую, что Аллэи. Она за вас скажет королеве. А теперь, пташки, оставьте меня с сестрицей, – она повернула голову в сторону Мары, – Я хочу, чтоб она рассказала мне о земле и небе.

– Как пожелаешь, Знающая, – Даэн поднялась и чуть поклонилась старухе, – Благодарим за то, что рассудила. Меред, Атеа.

Мара провела взглядом женщин, одна за другой вышедших из кельи. От ее чуткого слуха не укрылось тихое бормотание Атеа:

– Разве мы не могли ей рассказать о земле и небе? И почему она назвала Меред так странно – Лару? Что за Лару?.. И зачем ты ей поклонилась – она ведь…

– Да бес бы тебя забрал! – прошипела Даэн, не выдержав, и вытолкнула девушку из кельи, а сама скрылась следом, бросив долгий внимательный взгляд на Мару. В каменной комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь едва слышным треском факелов. Старуха только тихонько рассмеялась.

– Дети, смешные дети лета… Кто же вас убережет, горемычные…

– Мы сами убережем себя, Знающая, – Мара присела рядом с Мэг, – Это не твоя забота, и не твоя печаль.

– Что ты знаешь о моей печали, сестрица? – Мэгавар покачала головой, и пространство вокруг нее задрожало, пошло яростными волнами – ведьма кожей чувствовала их колебания, – Я давно потеряла счет годам своим, и с того дня, как мы покинули землю, печалей моих стало слишком много для меня одной. Все они здесь, – старуха вытянула руки ладонями вверх, показывая Маре жуткий узор из сотен мелких символов, выжженных на коже, – Каждая моя горесть, каждая смерть, каждый расколовшийся камень этого города. Каждый путник, пришедший со злом в сердце, каждая пропавшая в предгорьях девочка. Все страхи и надежды Лореотта, все души его – это все лежит на моих плечах. И я не имею права, сестрица, забывать хоть о ком-то, кто однажды появился в подземных чертогах клана Вар.

Мара склонила голову.

– Прости меня, Знающая. Ты верно говоришь – не мне судить о том, что должно оставаться в тебе, а что нет. Но не бери на себя лишнюю тяжесть. Мне кажется, довольно ее итак для тебя.

Огоньки факелов мигнули, колыхнувшись от невидимого порыва ветра, и потускнели. Пещера старухи заполнилась мягкой темнотой, прозрачной, но обволакивающей. Мара ощутила, как энергия, закручивающаяся в тугие витки, льнет к рукам, любопытно цепляясь за кончики пальцев.

– Ты нравишься моим теням, сестрица, – Мэг растянула губы в улыбке, и Мара почему-то ощутила ужас, парализующий ее, – Они пока еще слушают меня – но я наскучила им. Им нужно новое сердце – моему городу нужно оно, понимаешь? Ты бы стала великолепным Сердцем. Ты бы стала дождевой водой, заполнившей пересохшее русло, и моя земля отблагодарила бы тебя, девочка… Она бы полюбила тебя так, как дитя любит мать. И даже больше. Ты – живая, дышащая, светлая, до самого донышка чистая. Во мне уже слишком много теней и чужих жизней, слишком много не моей боли. Город знает это… он знает…

Слепыми глазами Мэгавар обвела свою пещеру, медленно поворачивая голову. Мара внимательно следила за старухой, не шевелясь. Когда белый взгляд наконец обратился к ней, ведьма тихо спросила:

– Ты поддерживаешь жизнь Лореотта?

– Не совсем так, сестрица, – старуха медленно раскачивалась из стороны в сторону, и воздух вокруг них колебался, словно круги на воде, – Я и есть Лореотт. Каждый камешек и каждый дом. Нас лишь шестеро осталось, помнящих еще наземные города, ушедших сюда следом за Инведаар… Ты бы знала, сестрица, как плакало небо, когда последний из горных эльфов скрылся в затхлой темноте здешних пещер! Как рыдали наши сердца! Темнота и тени пожирали нас – и тогда Знающие решили между собой, что отныне мы будем отдавать себя силе здешнего края взамен на жизнь нашего народа. Мы кормили их нашей памятью о солнце, о горном ветре, о смеющихся ручьях. Мы подносили им сны о земле, которая испокон веков была нашей. И тени послушались нас. Мы строили Лореотт с их помощью – камень подчинялся нашим мыслям и нашим рукам. Я могла изменять его по своей воле, создавать мосты, пещеры в сталактитах, зажигать внутри кристаллов свет… Нас было шестеро, когда эльфы пожелали построить и другие города. Мои сестры ушли следом за теми, кто основал подземные кланы. И весь Лореотт начал пить меня. Я строила его, продолжаю строить и ныне – но взамен он забрал всю мою память о свете. У меня ничего не осталось, сестрица…

Ее горечь растеклась вокруг, словно капля чернил упала в воду, изменяя ее цвет. Мара чувствовала всей собой непомерную тяжесть печали и грусть Слепой Мэг.

– Я стала сердцем Лореотта, – продолжала эльфийка, – Но всякому сердцу суждено однажды остановиться. Мой час тоже близится. Я учу ныне четырех девчонок – но едва ли хоть одна из них сумеет продержаться больше пяти сотен лет; ни одна из них не сможет прокормить их, – старуха вытянула руку, и Мара увидела, как энергии тянутся к ней, словно дети к матери – или голодные псы к еде, – Впрочем, нет, одна сумеет. Белая моя девочка сумеет – но то не твоя забота… Эта сила гораздо древнее тебя и меня, она живет под землей и высоко в небе, на пороге дома богов. И лишь сильное сердце сумеет управлять ею. Сердце, помнящее свет.

Старуха замолчала, а перед глазами Мары вспыхнул черным пламенем образ: она, заключенная в светлый камень в самом центре Лореотта, тихо дремлет, и по венам ее текут сны и память – стекают с ладоней тяжелыми каплями, сияющими в темноте, и впитываются в скалы. И город живет, город дышит, и она, словно сердце, качает свою жизнь внутри его несуществующих жил.

– Я понимаю, к чему ты ведешь, Знающая. Только вот мое сердце уже давно принадлежит тому, у кого нет имени и лица, и кто сам – пустота. В моем сердце прорастает моя земля, прости уж. И бросить ее я не могу. У меня своя дорога, и она не заканчивается здесь.

Слепая Мэг протянула руку и безошибочно нашла ее ладонь. Как и прежде, прикосновение старой ведьмы обожгло кожу Мары – но руки та не убрала.

– Я могла бы забрать тебя, сестрица. Знаешь ведь? – она сжала цепкие пальцы, – Не спрашивая, против твоей воли – и сама бы ушла на покой. Во мне не осталось ничего, лишь выжженная пустошь, а они все просят и просят, им все мало. Но что я могу им дать еще? – Мэгавар горько вздохнула, – Когда ко мне приводят путников – таких, как вы – я запечатываю в себе их воспоминания, чтоб продержаться хоть еще немного. Но это не жизнь, сестрица… Не жизнь и не смерть. Мне нет покоя уже столько веков…

– Каждая из нас несет свою ношу, Мэгавар, – тихо заметила Мара, аккуратно отпуская руку старухи, – Ты ведь знала, на что идешь. Если я могу чем-то помочь тебе – то помогу. Но не мне идти по твоему пути. Мне нужно повернуть Колесо, потому-то я и пришла к тебе. Даэн сказала мне, что здесь где-то в предгорьях пропали девочки, и что ты чуешь диких. Расскажи мне все, что знаешь, Мэгавар, и я помогу тебе, чем смогу.

– Я не смогу рассказать тебе, сестрица – мои глаза слепы. Тени знают, но сегодня я слишком устала, чтоб звать их. Да и ты с дороги, тебе тоже следует отдохнуть. Приходи завтра к старухе Мэг – и я покажу тебе все, что видели мои тени.

– У меня нет времени, Знающая, – ведьма неосознанно дотронулась до ран на руке, спрятанных под плотной тканью рукава, – Я не могу ждать долго.

Старуха помолчала, сложила руки на коленях и снова вздохнула:

– Времени сейчас итак нет, сестрица – на Изломе оно замирает, и ни одна песчинка не пересыпается из чаши песочных часов богов. Я стара и слаба, и сил моих едва ли хватает на то, чтоб мой город жил. Если тени выпьют меня до самого дна, Лореотт начнет разрушаться. Погаснут кристаллы, и дети пещер будут медленно умирать здесь. Я не могу допустить этого. А потому не могу помочь тебе прямо сейчас. Разве что, – она как-то странно склонила голову набок, и белые ее волосы скрыли лицо, – Запомни одну истину: каждый миг твоей жизни – и есть «сейчас». И завтра, когда ты придешь ко мне, будет то же самое «сейчас», что и ныне.

Что же… Раз так – значит, всему свое время.

– Да будет так, Знающая, – Мара поднялась было с лавки, но Мэг вдруг резко ухватилась за ее рукав, комкая его в пальцах, и с тихой мольбой в голосе молвила:

– Лишь об одном попрошу тебя. Расскажи мне… расскажи, чтоб я видела сны о земле.

Голос ее затих, и звук погас в тишине подземелий. Мара вновь села рядом с ней, позволяя жесткой ладони Слепой Мэг цепко впиться в запястье.

– Хорошо, Знающая.

И Мара рассказала. О том, какие ныне рассветы над родными горами старухи – бирюзовые, морозные, с тающими осколками звезд в глубине высокого неба. О том, как ветер срывает листву по осени с шершавых ветвей и роняет ее на недвижимую гладь прудов и задумчивых сонных озер. О том, как пахнет папоротниками и мхами в дремучих чащах Гарварнского леса, о том, как засыпает мир на зиму – и как вновь расцветает весною. В каждое слово свое ведьма вложила все, что могла – цвет и запах, вкус, образ. Она чувствовала, как тени, собравшиеся вокруг них в полутемной пещере, пахнущей древними силами, чутко слушают, жадно ловя каждый образ.

Наверное, все же моя кровь будет течь в твоих венах, Лореотт.

Пламя факелов вновь стало ярче, ровнее. Мэгавар сидела, не шевелясь, но тихий шепот в голове Мары упрямо твердил: оставь ее. Уходи. Пусть побудет одна. Ведьма тихо выскользнула из кельи, и, как только тяжелая шкура скрыла обитель Слепой Мэг, направилась по коридору прочь, к веревочному мостику. На выступе рядом с креплениями канатов сидела Аллэивар, свесившая ноги вниз в пропасть и что-то насвистывающая. Заслышав шаги за спиной, она, не оборачиваясь, протянула:

– Ну наконец-то – я уж думала, что Слепая Мэг почуяла в тебе недоброе. Она ответила на твои вопросы, Знающая?

– Нет, – Мара прислонилась спиной к камням, откидывая голову назад и закрывая глаза, – Сегодня она устала – а потому я приду к ней позже.

– Что ж ты так долго тогда? – Аллэи поднялась, – Ты два часа с ней сидела после того, как я провела Небесных Дочерей к Дому Пришедших!

– Я рассказывала ей сказки, – Мара тонко улыбнулась, не открывая глаз, – Вернее, быль. Ей не хватает солнца и неба. Приходите к ней почаще, Аллэивар – она тоскует по тому, чего ей уже не увидеть. Потешьте ее сердце. Помогите нести ей бремя, которое она тащит на себе.

– Говоришь загадками, Знающая, – Аллэи прищурила единственный глаз, но ничего враждебного в этом жесте не было, – Впрочем, я поняла тебя. Будем приходить почаще, коли надо. Ладно уж, – она ступила на мост, – Идем – тебе наверняка хочется смыть пыль да поспать наконец на нормальной постели. А там уж разберешься со своими делами.

Темный провал пещеры Слепой Мэг остался за спиной. Вскоре факелы вновь исчезли, сменившись кристаллами – которые, как теперь казалось Маре, сияли ярче. Их свет не резал глаза, но и его вполне хватало, чтоб разогнать тени прочь – и, думалось ведьме, город сегодня будет видеть дивные сны. Город снова напьется жизнью.

========== Глава 14. Шаг навстречу ==========

В Доме Пришедших, огромном сталактите, изрезанном ходами, арками и галереями, царила мягкая тишина. Она обволакивала все вокруг, и шаги под каменными сводами звучали гулко и как-то неестественно. Как и шелест ткани по мраморным ступеням, как и голоса эльфиек – хриплые, низкие, богатые интонациями. Словно чья-то рука создала дворец тишины, а затем его нашли смертные и наполнили своей жизнью.

Королева Шедавар тоже выглядела неестественно здесь, среди белых колонн и стрельчатых арок. Мара могла представить на ее месте тонкую лесную эльфийку, легкую словно перышко, с искусно заплетенными волосами и драгоценными нитями, обвивающими нежные руки. Такой образ вписался бы в здешние белые залы гораздо лучше… Однако королева совсем не походила на изящное создание из человеческих легенд: скорее уж, на опасное оружие, пугающее и завораживающее одновременно.

Она пришла вскоре после того, как Аллэивар привела Мару в Дом Пришедших. Эльфийка оставила ее в общем зале, на открытой террасе, откуда можно было рассмотреть весь Лореотт. Тонкие колонны обвивала каменная лоза с россыпями кристаллов, в центре зала стоял круглый столик, целиком вырезанный из скальной породы, а вокруг него – точно такие же лежанки, застеленные светлой тканью. На одной из таких лежанок растянулась Атеа, методично уплетающая тонкие ломтики сыра, принесенного эльфийками. Ее стриженая подруга разглядывала узор на камне, ведя вдоль него пальцами. А Даэн, опираясь руками на высокие перила, разглядывала город сверху. Когда Мара вошла, женщина обернулась, и на лице ее мелькнула радость и еще что-то, неуловимое и прозрачное – словно камень с ее души свалился. Ведьма подошла к ней, провожаемая цепким взглядом златоволосой Птицы, и встала рядышком, так же облокачиваясь на перила.

– Все в порядке? – Даэн не глядела на нее, и боковым зрением Мара видела ее гордый профиль. Точно птица.

– Да, – ведьма кивнула, запоздало сообразив, что и сама не знает, зачем сейчас подошла к Даэн. В голову не шло ни единого слова, – Удивительное место.

– Удивительное, – Даэн кивнула, усмехнувшись, – Никогда бы не подумала, что города пещерных эльфов… такие.

– Не ты первая изумляешься, Небесная Дочь, – Мара и Даэн одновременно развернулись, чтоб встретиться взглядами с королевой Шедавар. Та вошла бесшумно, словно кошка на мягких лапах, такая же плавная и настороженная, и теперь золотой взгляд внимательных глаз скользил по лицам пришедших женщин. Атеа неуклюже вскочила, вытянувшись струной, рядом с ней стала Меред. Даэн, подойдя ближе к королеве, склонила голову.

– Королева Шедавар. Прошу прощения, если мои слова обидели тебя или как-то задели честь твоего народа…

– Не обидели, – хмуро отозвалась эльфийка, проходя к столику и опускаясь на одну из лежанок, – Чего встали-то? В ногах правды нет, садитесь. Я не Жрица, чтоб при моем приближении все вскакивали с места и сгибались в земном поклоне.

Девушки тут же послушно присели напротив нее, стараясь не глядеть королеве в глаза. Мара же, наоборот, внимательно разглядывала эльфийку. Если Слепая Мэг была сердцем Лореотта, могла ли Шедавар быть чем-то подобным? И если да – то чем? Золотые внимательные глаза королевы смотрели в самую душу, и вряд ли бы кто-то сумел солгать ей или утаить от нее даже самую малость. Широкая тесьма, уходящая под волосы, темнела вязью тех самых символов, что украшали стены дома Слепой Мэг – и тех же, что въелись в ладони эльфийской колдуньи. От уголка правого глаза к виску и вниз вдоль скулы тянулись черные, вытатуированные на коже руны. Мара не удержалась, потянувшись к ней, к этим символам, ниточками энергий – но ничего необычного не ощутила. Разве что волны силы от королевы шли невероятные.

– Я благодарна Гильдии за то, что вы не стали игнорировать нас, – Шедавар бросила быстрый взгляд на Даэн, – Лорелей верна своему долгу – и мы ценим это.

– Мы сделаем все, что сможем, королева, – кивнула Даэн, – Но нам нужна информация. Мы знаем лишь то, что несколько девочек, ушедших на охоту в близлежащие леса, так и не вернулись домой.

– Да. Первая пропала около двух лун назад – девочка клана Эсс, ушедшая из Аэль-Роадан за дичью. Обычно молодые ходят на охоту парами или небольшими группами, но та ушла сама. Когда весть пришла в Лореотт, мы не особо обратили на это внимание. Девчонка могла уйти в другой клан, думали мы. Нас это не касается, – пепельные брови Шедевар сошлись к переносице, – Я была глупа и слепа. Мэгавар предупреждала меня: что-то не так. Со стороны леса пришли иные ветра, говорила мне Слепая Мэг, и нужно быть настороже. Я лишь смеялась ей в лицо – последний Излом был совсем недавно, всего-то полвека назад. Тревожиться мы начали, когда после Ночи Сна Знающая не смогла разжечь огонь на первой Спице.

Догадка Мары подтвердилась. Внизу, на городской площади, витые переулки действительно были Спицами в Колесе. Столько знаков придумано тобой, Бессмертный. Ты предупреждаешь нас нашими же руками. Шедавар продолжала:

– Следом за девчонкой клана Эсс пропали наши дети. Трое, будущие Ищущие – ушли с учебной разведкой и не вернулись к положенному сроку. Мы послали по их следу Старших Ищущих, и те тоже исчезли. След вел на северо-восток, и обрывался в лесу близ предгорий. После этого пропала молодая женщина, ученица Мэгавар – старуха зачем-то послала ее на поверхность, «искать солнце», как она мне объясняла, – желваки на скулах Шедавар заиграли, – Уж не знаю, что там искала молодая Знающая, только солнце вряд ли нашла. После нее было двое наших и, по словам Слепой Мэг, несколько детей клана Рель и клана Ниир. И последний раз – около недели назад, две девочки Лореотта.

– Вы знаете, что дети пропадают, – тихо заметила Даэн, – Почему тогда Мару привели маленькие девочки? Вы позволяете им спокойно бродить на поверхности, когда любой из них может угрожать опасность?

Королева поднялась с места и принялась расхаживать по залу. Вид у нее был такой, словно Шедавар всеми силами сдерживала ярость, клокочущую в груди.

– Я – не позволяю. Но Жрицы-Наставницы не подчиняются мне, якобы ссылаясь на волю Ниэннавар. Молодые еще хоть с головами на плечах, пытаются увещевать старых клуш, но те непреклонны: мол, обучение должно продолжаться, и плевать, что там – снежные обвалы, мор или стая диких у самого входа в пещеры. Мол, Ниэннавар убережет своих детей, и на все ее воля. И если уж девочки исчезли, то так должно было произойти, и никаких диких духов в окрестностях нет. Ну конечно. А Слепая Мэг на старости лет просто выжила из ума, утверждают они, вот и чует диких, которых на самом деле не существует. А огонь Мэг не смогла зажечь потому, что сил в ее руках никаких не осталось.

– Ни в коем случае не хочу обидеть тебя, королева, – Мара чуть склонила голову, – Но если жрицы не подчиняются тебе, то как ты можешь править городом? Мне казалось, что власть правящего должна касаться каждого, если уж город живет по таким законам.

– Есть исключения. Королева не повелевает Знающими и Жрицами. Знающие пришли сюда вместе с первыми подземными эльфами, а потому даже короли не имеют права вмешиваться в их действия. Знающие слышат то, что сокрыто от нас. А Жрицы – это особая каста. Они рожают детей, обучают их, имеют право оспаривать королевские решения, если те касаются той или иной касты. Жрицы выбирают королеву, когда прежняя умирает. Сейчас у нас – как бы так выразиться – война, – Шедавар недобро усмехнулась краешком рта, – Я пытаюсь увещевать их, перетягивая на свою сторону молодых Жриц, а ополоумевшие старухи всеми силами мешают мне. Устраивают переполох, и пока я иду разбираться с ними в их покои и в очередной раз пытаться воззвать к голосу разума, отправляют маленьких разведчиц на задания, на охоту, еще бес знает зачем… А Стражницы пещер не знают, что им делать – с одной стороны, слово Жрицы, с другой – мое. Против Жриц они пойти не могут – кастовый порядок, и их слово гораздо чаще перевешивает мое. Немногие ослушиваются их; Аллэивар только, да еще несколько эльфиек из моего окружения. В общем-то, все это было бы крайне смешно, если бы не было так страшно.

Действительно, Мара ощущала страх. Лореотт, город из тонких колонн и мерцания, боялся – это чувствовалось кожей. В тихом шепоте ветерка, проникающего в пещеры тонкими нитями сквозь входы и отверстия в стенах, слышались тревожные нотки. В золотых глазах эльфиек, провожающих их молчаливыми взглядами, читалась мольба, просьба о помощи. Именно это так сильно сковывало Мару здесь, не давало вздохнуть свободно – чужой страх.

Даэн встала напротив королевы, сложив руки на груди. Вид у нее был задумчивый, словно женщина принимала для себя какое-то решение.

– Чего ты хочешь от нас, королева?

– Доказательства, – Шедавар посмотрела на нее, – Мне нужно знать, что это – действительно дикие. Нужно, чтоб вы пошли по следу и дали мне наконец ответ, который я смогла бы показать Жрицам. Если вы поможете мне убедить этих безумных, наши дети будут в безопасности. Мы оградим их от беды, насколько сможем, приостановим их обучение. И, – золото в ее глазах сверкнуло, – Наши воины станут рядом с вами плечом к плечу, когда начнется Дикая Охота. Я сама поведу свой клан туда, куда нужно будет. Воины клана Вар помогут вам, если вы поможете нам сохранить жизни наших детей. Их слишком, слишком мало, а потому каждое дитя для нас дороже целого мира. И только представьте, сколько миров мы уже потеряли.

Воцарилось молчание. Даэн некоторое время обдумывала слова Шедавар, а затем кивнула:

– Да будет так, королева. Вот только… ты уверена, что наше слово будет иметь вес против слова Жриц? Если они и тебя слышать не хотят, то где гарантия, что услышат нас?

– Вы станете последней каплей – половина Жриц уже итак на моей стороне. Те, кто остается против, не желают меня слышать лишь из упрямства и собственной гордыни – мол, живут они гораздо дольше меня, а потому и знают лучше. Они не верят, что настал новый Излом. Мы не забыли, как Гильдия спасла целый город во время второго Излома – Аэль-Роадан, тогда еще совсем крохотный. Жрицы помнят, сколько Небесных Дочерей тогда пало, защищая наше племя – а потому мы в неоплатном долгу перед вами. И вашему слову они поверят, – Шедавар протянула руку Даэн.

– Ну что ж, – ладонь Птицы ухватилась за руку и крепко пожала ее, – Да будет так. Я обещаю тебе, Шедавар, что мы сделаем все, чтоб ни одно дитя твоего племени не погибло от руки дикого.

– Благодарю тебя, Небесная Дочь, – королева стиснула ладонь Даэн, а затем хлопнула ее по плечу – да так, что Птица качнулась, – Я попрошу вас долго не задерживаться здесь. Не сочти меня негостеприимной – я лишь боюсь за свое племя. Чем скорее Жрицы поймут, что дело плохо, тем лучше.

– Не тревожься – мы пробудем в городе около суток, восстановим силы и двинемся на поиски. Рассиживаться не будем. Но после того как все закончится, я упрошу тебя, королева, выпить с нами. В Гильдии о ваших напитках легенды ходят, – Даэн ухмыльнулась, и ведьме почему-то стало тепло-тепло – словно кто-то светлый набросил на плечи огромный платок, да еще и приобнял.

– Выпьем, непременно. Еще потом весь свой век вспоминать будешь, как напилась с королевой в пещерах Лореотта! – расхохоталась Шедавар, и улыбка смягчила резкие черты ее лица, сделав королеву невероятно красивой. Словно самоцветный камень в серой твердой породе, мелькнуло у Мары в голове. Королева взлохматила рукой и без того растрепанные волосы, а затем взглянула на ведьму, улыбнувшись ей.

– Аллэивар сказала, что у тебя есть дело к нашей Знающей – и что ты тоже можешь помочь нам и Небесным Дочерям. Я уж не знаю, зачем ты идешь к Сестрам – но здесь можешь находиться ровно столько, сколько пожелаешь. Ты вольна уйти, когда захочешь, Знающая.

Мара вновь поклонилась Шедавар.

– Благодарю тебя, королева. У меня немного времени – поэтому и я долго не задержусь в твоих чертогах.

Эльфийка кивнула:

– Хорошо. Ну, бывайте – не буду больше тревожить ваш покой. Сообщи мне, когда соберетесь идти по следу, – серьезно взглянув на Даэн, молвила Шедавар, а затем, размашисто шагая, вышла из Дома Пришедших. Атеа проводила ее восхищенным взглядом и, как только дверь за спиной эльфийки закрылась, выдохнула:

– Боги, какая женщина! Меред, ты видела, как она держит себя?.. Какая силища от нее идет! А какая у нее походка!

– Тебе лишь бы увиваться за кем-то, – пробурчала коротко стриженая девушка, отходя от подруги и делая вид, что вновь увлеченно рассматривает узор на камне.

– Да за такой не увьешься… – вздохнула Атеа, снова вытягиваясь на лежанке, – К тому же, Меред, нужно знать себе цену – я не должна ни за кем увиваться. Я должна сделать так, чтоб она увивалась за мной, – лицо девчонки стало совершенно хищным. Даэн хмуро зыркнула на нее, складывая руки на груди.

– Не знаю, что ты там собралась делать, но лично я сделаю все, чтобы этого не произошло. Ты уже совсем совесть потеряла, Птица. Можешь думать о чем-то другом? Всю дорогу от самой Серой Топи мы твердим тебе, что сейчас не время и не место глазками хлопать да мурлыкать, будто кошка по весне, а до тебя все не доходит.

Мара тихо усмехнулась. Девчонка вся подобралась, зашипела и принялась переругиваться с Даэн, та отвечала ей нехотя – мысли ее явно были далеко отсюда. Вскоре к разговору присоединилась и Меред, рассудительная и тихая, словно ласковая речка, и для ведьмы в зале стало слишком шумно. С открытой террасы вглубь Дома Пришедших вел неприметный коридор, где Мара поспешила скрыться. Аллэивар говорила ей, что выше зала находятся комнаты для путников, где никто ее не потревожит.

В небольшой уютной комнате царила тишина и бездвижье времени. На полу у очага, ныне темного, лежали толстые теплые шкуры, чтоб камень не холодил босые ноги пришедших – и шкуры же лежали на постели и широкой лавке. Стены украшали узорные мозаики из белых гладких камешков и самоцветов вперемешку. Стол и маленькие креслица вокруг него были из дерева – кажется, ивовые. Кристаллов здесь не было – лишь факелы, как и в пещере Слепой Мэг. Мягкий свет огня успокаивал, и, если закрыть глаза, можно было даже представить, что вокруг – не камень, а родные деревянные стены, и где-то в соседней комнате в плетеном кресле спит кошка. Сейчас произнесешь ее имя – и она появится в комнате, словно по волшебству, замурлычет и уткнется тяжелой головой куда-то в ладонь, жмуря золотистые глаза.

Мара вздохнула, отгоняя от себя видение. Ширра не появится – что там тешить себя пустыми надеждами да душу бередить воспоминаниями? Надеюсь, что с тобой все в порядке, несносная. Мир заслуживает того, чтоб ты и дальше пела ему баюльные песни по ночам.

Ведьма позволила себе скинуть одежду и опуститься на мягкие шкуры, устилающие кровать. Тело, изнуренное долгим путем, расслабилось, и только сейчас Мара осознала, насколько же устала за эти дни. Каждая частичка налилась плавленым свинцом, и женщина поняла, что все-таки дорога отняла гораздо больше сил, чем ей казалось. Шрамы жгло пуще прежнего, голова нещадно гудела, а долгожданный покой все никак не приходил. Сны, видать, тоже будут беспокойными.

Маре не хотелось спать. С тех пор, как ведьма покинула Лойнар, ей снились странные, темные сны, короткими обрывками остающиеся в памяти. Женщина не помнила образов, не помнила ни единого ощущения оттуда, но жуткое чувство падения и тупая боль, сворачивающаяся в животе тугим комком всякий раз, когда она криком просыпалась, были неизменными. Это пугало ее – Бессмертный не слышал ее тихих молитв на этот раз, и кошмары не прекращались. Единственным выходом в такой ситуации оставался сон-без-сна.

Это было даже приятно. Стоило только отыскать в груди теплую, огненную точку, наполненную пустотой и благостной тишью, как все внутри замирало и затихало. Исчезали все посторонние вибрации, дрожь, пронзающая пространство, уходила, и все тело начинало успокаиваться. Больше всего это напоминало растворение – будто бы она, находясь в воде, сама становилась водой, и все тревоги отступали прочь, за пределы реального мира. Закрывая глаза, Мара видела, как ее тело медленно движется сквозь прозрачное, густое пространство, в котором нет форм и образов – и наполняется светом.

Иногда к Маре приходили гости. Лунноглазые, тонкие и эфемерные, они подходили к ней, с мягким интересом разглядывали ее и снова исчезали в туманах своего мира, такого непонятного ведьме. Она и сама не помнила, как так получилось, что она отыскала эту тропу на пересечье энергий и образов – кажется, тогда она была еще ребенком, маленькой усталой ведьмой, на плечи которой свалилось слишком много всего. И тогда Бессмертный однажды привел ее сюда – хотя Мара не покидала дома своего в тот момент. Иногда ей даже казалось, что именно здесь и проводят духи всю зиму, ожидая новой весны. Кто же знает, где ты прячешь детей своих?

Ведьма не знала, сколько времени пролежала так, недвижимая и тихая – но когда наконец открыла глаза, свет факелов все так же озарял ее комнату, мягко роняя теплые тени вокруг. Мара повернула голову, позволяя телу привыкнуть к новым ощущениям, и поглядела на длинные рубцы, украшающие предплечье. Рваные края ран давным-давно срослись – грубо, некрасиво, но ведьме дела не было до красоты. Такая память не исчезает – и всем сердцем Мара благодарила небо за нее. Иначе быть бы мне сейчас в родном лесу, у теплого очага, где так хорошо да спокойно…

С усилием Мара поднялась с кровати, отыскивая в походной сумке длинную чистую рубаху. Из комнаты можно было выйти в купальню – а ей не помешало бы смыть дорожную пыль. К тому же, вода все беды снимает, все горести и печали, все темное. Стало быть, и ей, быть может, станет лучше.

Теплый пар поднимался от круглых источников, неглубоких и темных. Мара не сомневалась – здесь точно потрудилась Слепая Мэг: не могла вода оказаться внутри камня, да еще вот так вот… Отсветы факелов танцевали на беспокойной воде, рассыпаясь сотнями огненных бликов, и Мара некоторое время заворожено наблюдала за ними. Сложив одежду на деревянную лавку у стены, женщина осторожно подошла к краю одного из источников и нерешительно присела рядом, окуная ладонь в горячую воду. Непривычно горячую – в лесу летом вода в прудах и озерах приятно холодила кожу, да и дома Мара никогда не нагревала ее так сильно. Впрочем, разницы-то никакой…