Текст книги "Зеркало времени (СИ)"

Автор книги: Николай Пащенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 84 (всего у книги 90 страниц)

Интересно… Выходит, и у Самого-Самого исполнение не контролируют? Или ему доложили, что технология плохая, а сам автор ещё хуже?.. Да, теперича не то, что давеча. Но для очистки совести в главке я все же побываю…

Президент сориентировался молниеносно. С ходу заявил, что вопросы подобного масштаба обычному директорскому корпусу не по зубам. Мое удивление от его первых слов он не заметил, зато порадовался, что я управленец, да ещё с таким опытом и стажем.

– Мы, молодые, здесь, в главке, недавно. Не всех заслуженных знаем, особенно, таких, как вы, от публики скрытых. Не перепоручайте никому. Создаём с Вашим участием новое хозяйственное общество. Разумеется, возглавите только Вы. Будут у Вас свой завод, свои проектировщики. Новое дело всегда архисложно. Кто лучше Вас сориентируется? Всё просто только для дилетантов. Кстати, каковы Ваши затраты на эту разработку? Учтем в долях уставного капитала. А как Вы получили цифру «двадцать тысяч долларов»? Так, множим… Два года работы. Две с половиной тысячи рублей в месяц… Это небольшая зарплата. Специалиста средней квалификации. Как руководитель республиканского масштаба, вы заслуживаете большего. Читали в журнале «Эксперт» «Охота за головами»? Умные люди с головой везде нужны… Ведь наш российский бизнес укомплектован квалифицированными управленцами всего лишь на пять процентов. Смотрим дальше. Получилось шестьдесят тысяч рублей. И еще столько же на командировочные расходы, телефонные опросы потенциальных заказчиков, расходные материалы для принтера. Это совсем не дорого. У Вас домашний компьютер? Вы сами оплачивали свои затраты? И нигде не работаете? Никто не берёт на работу? Ясно, что вам уже не двадцать пять лет, но с Вашей-то квалификацией! Сумму сто двадцать тысяч рублей делим на шесть рублей за доллар. И у меня тоже получилось двадцать тысяч долларов. Просто чудо какое-то!.. Вы посчитали точно. Так… У нашего оценщика уже были… Он оценил ваш бизнес-проект в пятьдесят тысяч рублей, – если в качестве вклада в уставный капитал… Давайте вместе работать! Новое непременно пробьёт себе дорогу! Между прочим, одной из причин, погубивших социализм, была его невосприимчивость к научно-техническому прогрессу. Нам, надеюсь, это не грозит. Наш юрист подготовит учредительный договор за три дня. Как раз решаю кредиты от трёх – на всякий случай – московских банков. От каждого прошу по двадцать миллионов долларов. Ста тысяч долларов зарплаты Вам для начала хватит? Ну, в год, пока в год, конечно, как в Америке. Я прилечу из Москвы… Вот восемнадцатого августа и заходите.

Все три московских банка семнадцатого августа девяносто восьмого года лопнули. Поэтому президент вернулся с переговоров лишь ещё через неделю. Без средств, без финансовых ресурсов.

Но к этому дню я исподволь выяснил, что своей производственной базы бывший главк не имеет, отрасль вся разобрана новыми хозяевами. Производство надо арендовать – вот на что президенту нужны деньги. Он сам сидит без собственной тары и покупает её у «своих» бывших заводов, а после продаёт. Лицензии на проектно-сметные работы у «Разнотараупак» тоже нет. Чем же живет бывший главк? Ах, и зарплату людям не платит с октября девяносто седьмого года? Там всего четыре действительно богатых человека? Вот это да!.. Тогда в бывшем главке меня не возьмут даже просто на работу, не говоря уж о новом хозяйственном обществе. Неужели и главку от меня надо только мои эскизы, но без меня? Ведь уже шесть фирм «брали» меня на работу, но как только выяснялось, что суть разработки я открою только после заключения с ними авторского договора, от меня избавлялись немедленно и норовили не заплатить даже за ту работу, которую я официально выполнил, трудясь у них на них. Неужели от всех, куда я прихожу, мне предстоит получать заработанное только по суду? Жить станет некогда, если ходить по судам! Мне стало понятно, что хватит общаться с отечественным директорским корпусом, когда один генеральный директор, на которого в Министерстве тары указали, как на потенциального инвестора, умилил меня почти до слёз: при мне приняв на работу охранником молодого парня по контракту с зарплатой пятьсот рублей, тут же предложил мне поступить к ним на фирму за триста рублей без письменного оформления, зато с обязательной передачей «всех моих материалов для изучения».

Но ведь у нас есть ещё и грантодатели и отделения зарубежных корпораций, всемирно прославившихся своей инновационной деятельностью! Попытать счастья у них?

Н-да… Местные отделения инноваторов сбывают здесь втридорога то, что производится там, за бугром. Так вы же очень скоро закроетесь, ребятки, из-за немыслимых цен! Производить-то надо здесь – у нас получится дешевле, а продавать там, за бугром, где дороже! Главное правило капиталистической экономики: «Покупай и делай дёшево – продавай дорого!» Неужели инноваторы и грантодатели умные, пока не попадают в Россию? А гранты, оказывается, делят не в Лондоне и даже не в Москве, а прямо здесь, и не иностранцы, а их доверенные – наши родные чиновники. Гранты попадают в просветительские фирмы, возглавляемые детьми чиновников. Удивительное – рядом.

Министр тары удивился, что я пришел к нему. «Ты же был у зама! Что ж ко мне с голой идеей? Я думал, ты мне уже готовый тарный ящик покажешь, чтобы я его мог попинать!» «И потом сказать, что министерство этим заниматься не будет», – мысленно закончил я. – Министерство тары – оно ведь – ого-го! Оно решает глобально, мировую тару, к лицу ли ему возиться с каким-то тарным ящичком? Министр снова направил меня к заму, за инвесторами.

А директор самого первого завода, который был в зарубежной «командировке», мне за полтора часа объяснил различия между Азорами и Багамами, и я дал ему выговориться (по Карнеги). Закончил он неожиданно, но решительно: – Вы мне не впятеро ниже по себестоимости – Вы мне хотя бы вдвое-втрое дороже! Да покупателя такого приведите, чтобы не с дисконтом, не по взаимозачёту, а живые денежки выложил. Вот я тогда скажу Вам спасибо. И даже большое спасибо. Очень большое спасибо. Удивил! Таких проектов – вон, у меня весь архив завален, дополна, как грязи. Ещё даже лучше.

Через пару месяцев имущество и этого завода было арестовано за долги. И встали ещё многие и многие из тех, где я побывал (за свой скудный счёт). И предприятия и почти вся отрасль. Но Министерство всё же выстояло на тощей бюджетной диете из Москвы. Не наши горе-ящики – теперь элегантные импортные коробки жгут на задворках супермаркетов. А заграница покупает наше сырьё для своей тары через прибалтов. Готовая тара едет в Россию. Покупаем, их не обманешь. И… Что уж там!

Наивные гении! Не верьте, что вчерашней и сегодняшней России нужны умные головы. Те инвестиционные фонды, на которые я выходил, искали, как обернуть деньги максимум за пять недель. А это водка, медикаменты, бензин, наркотики, наконец. Даже не табак. Я же мог прогнозировать прибыльный оборот не короче, чем за пять-шесть месяцев.

Мне предлагали на пробу построить один «тарный ящик» и посмотреть: «Будет ли у него сбыт?» Но ведь его конструкция как раз и раскроется, построй его хотя бы в единственном экземпляре. И кто ещё до постройки оплатит проект, множественные, не всегда нужные согласования, разрешения, сертификаты, лицензии, сырьё и работу по постройке? От ответа на вопрос, кто возьмёт на себя эти затраты, ловко уходили, но намекали, что для ускорения дела мне самому сразу надо «мощно подключаться». Без взятия обоюдных партнерских обязательств невозможно согласиться, чтобы тебя вот за просто так, внаглую, обобрали! Партнёрство, которого нет, – вот где камень преткновения! Денежные мешки, или те, кто себя за них выдаёт, а реально посредники, готовы немедленно расплатиться за предлагаемые инновационные проекты обещаниями. Устными.

Нет, я не держу фигу в кармане. Я буду искать инвестора, но такого, который дозрел до партнёрства. У тебя собственность – деньги. Но деньги – это вчера и сегодня. Деньги лежать не могут, свойство у них динамичное, их наращивать надо. У меня собственность – проект. И для меня и для тебя это ключ к завтра. Для меня это возможность достойно жить и работать, творить! Для тебя – возможность получать, наконец, деньги от рынка. Слишком многие из вас, вхожих в высокие кабинеты за куском бюджетного пирога, лишились денег из-за того, например, что в кабинетах сменились хозяева. А к новым хозяевам надо заново подбирать ключики, если ещё повезёт. Ты экономишь на зарплате управленцев, сам не умея работать с рынком и управлять предприятиями. Всё ещё хмелеешь от вида нулей на бумажках. И всё ещё хочешь обходиться без меня? Что ж, экономь, придерживай денежки… Вот как раз поэтому, не сегодня – так завтра, и ты, дорогой мой, потеряешь вчерашние деньги. Но я буду работать с тобой, только когда ты дозреешь до диалога. И только на равноправных условиях. Только!»

– Спасибо, Иосиф Самойлович. Читается легко. Но становится не очень радостно на душе. Неужели настолько паршиво обстоит дело с нашим директорским корпусом? И почему-то большие начальники любят товарный продукт попинать…

– Обстояло десять лет назад. Было страшно, когда товарные поезда почти переставали ходить по стране, всего два-три поезда за целые сутки по Транссибу. Страна умирала, неужели Москва не видела, что наделала… Сейчас полегче, но инвестиций на разработку я не нашёл. А как обстоит, вам бы и не сталкиваться. Вместо полнокровного развития страны на пользу всем её жителям примитивно устроенная кормушка для своих. Одно сырьё гонят, выручку делят по ближнему кругу, как в мафии. Вы и чаю не попили, остыл чаёк… Да, попинать любят. Не умную голову, не проталкивающую руку, так хоть ногу в туфле приложить. А чем иным удостовериться, если нечем? Даже этого не сообразят.

Замечу, что с авторскими правами положение лучше не стало. Как, например, поступают киношники? Вместо того, чтобы работать в тесном содружестве с автором литературного произведения, вылавливают отовсюду идеи, по служебному заданию сажают полуграмотных сценаристов писать за нищенские гроши, чтобы и у них не возникло авторских прав, – и готово дело! Жаль, поезд скорый, подъезжаем к Ярославлю, мне выходить. Так ни жить, ни работать нельзя. Всё же надеюсь, что когда-нибудь наша молодёжь положение изменит. Вопрос, в каком от нас поколении? Давайте прощаться.

Когда старичок вышел, я достал книгу Александра Иванова, раскрыл её и удивился, что издана она будет только через два года. Едва я положил её на столик, на нём тут же оказалась смятая российская пятидесятирублёвка, даже не уплаченные в магазине монгольские тугрики, а книга исчезла. От неожиданности я даже руку отдёрнул. Для меня этот факт стал сигналом, что календарное время восстановилось. Временные перескоки от полёта нашего МиГа и слива за борт изменённого времени кончились. Доеду поездом, ничего страшного. Отмечу, что «Золото бунта» я всё же купил через два года, но уже за сто рублей, из-за инфляции.

В Ярославле у меня появился новый сосед, директор камнерезного завода с южного Урала, бывший таксист. В городе при слиянии рек Волги и Которосли он заказал какой-то редкий инструмент. Ехал он до Екатеринбурга, там ему надо было пересаживаться на поезд вдоль Уральского хребта. Высокий плечистый моложавый блондин, обаятельный и жизнерадостный. Мне показалось, что в купе сразу посветлело. На визитке было его имя, Иннокентий. Подарил мне красочный проспект со своей продукцией. Уже через десять минут он стал звать меня Борей, я тоже обращался к нему по-свойски, Кеша. Всё для него было решаемо, всё без проблем. С ним за его таксистскую жизнь произошло множество интересных историй и, чтобы переслушать все, надо было несколько раз проехать до Владивостока, а потом обратно, до Москвы.

– Ты, Боря, невозмутимостью напоминаешь моего батю. Я как-то приехал к родителям, он сидит на кухне, пьёт пиво и обстоятельно лущит мелких окуней. Хоть и не рыбак, сам купил, сам засолил, сам навялил. Захожу, батя меня увидел, спокойно долил стакан, поставил на стол бутылку и матери в комнату: «Мария, иди. Иннокентий приехал».

Или вот, был весёлый случай, ещё в советское время. В час ночи беру бабульку в аэропорту. Куда, спрашиваю, ехать, мать? Называет соседний город, надо к сестре. Деньги есть, на самолёт сын посадил. Не ждать же утра, когда пойдут электрички. И до вокзала, знает, не близко. Лучше уж сразу ехать к сестре. Поехали. Подъезжаем к городу. В час ночи у них отключают уличное освещение, и темнотища до пяти утра, все спят. Сейчас почти два часа. Адрес какой, мамаша? Дак не помню я адрес-то, сынок, Бог-то его знает, а я к вечеру и утро и обед позабываю. У сестры ворота синие, ишо собака во дворе залает. Представляешь, Борь?

Я начал улыбаться.

– Что с такой пассажиркой будешь делать? Не высаживать же старого человека, она на полном серьёзе, и спокойно так сидит рядом, на переднем сидении. На меня надеется. А мне как быть? Адрес в не своём, другом городе: в темноте синие ворота и собака в невидимом дворе. До рассвета кататься, весь город с бабулей объехать? Он горнозаводский, старинный. Более новый там только микрорайон соцгорода при заводе, остальные дома одноэтажные. У таксистов план, и надо сделать. Тут и включил соображалку. Еду и в уме со всей поспешностью вычисляю и определяю, что только по улице вдоль пруда могут быть синие ворота, больше быть им негде. Тьма. От пруда расползается туман. Свечу всеми фарами, противотуманками и подфарниками, чтобы мимо не проскочить. Подъезжаем в два десять. Бабка до слёз радуется: вот же они, сестрины синие ворота. Ишо и собака залаяла. Здоровья тебе, сынок. Стоял, пока не убедился, что не ошиблась она воротами, когда сестра к бабуле вышла, обнялись обе.

Не в силах удержаться, я захохотал.

– Смеёшься, а мне каково было? Вот с поездом я однажды припух. Ехал на юг. В купе две пожилых соседки, катят на морской песочек, косточки погреть. Жужжат вместе и по очереди весь день напролёт, безостановочно, как радио, только без музыки. Одна – уж такая из себя интеллигентная, куда там телевизионной героине Веронике Маврикиевне. Знала множество иностранных слов, вставляла к месту и не к месту. Дай, думаю, хоть выйду на воздух в Пензе, прогуляюсь по перрону, подышу на воле, голова отдохнёт, газетки в киоске возьму. Пока туда, пока сюда, поезд укатил, а я остался с газетами в руке. Аллюром через вокзал на площадь к стоянке такси. Выручай, говорю, брат, от поезда на юг отстал. Я тоже таксист, всё понимаю, не обижу. Он уже на низком лёте над дорогой сообразил, где будет следующая остановка у моего поезда. Километров через сто, ладно, что пассажирский, а если бы поезд скорый был, то и на триста, и четыреста, и больше пришлось бы догонять. Долетели за три минуты до прибытия поезда, рассчитался честь по чести. Иду в вагон, а около моего купе такой аларм, мать честная, святых выноси! И проводница, и бригадир, и начальник поезда уже здесь, сыр-бор, тыр-пыр. Дамы меня увидели – у обеих челюсти отпали и общий столбняк. А я так вальяжно: вот, говорю, я за газетками только выходил.

Железнодорожники покачали головами и успокоенные ушли. Тут обе дамы обрадовались и ретиво за меня взялись, свои кости перемыли и приметили, наконец, соседа. Вы, наверное, военный? Спрашиваю, вы думаете? Мы это по вашей короткой стрижке поняли. Да, говорю, был майором, теперь подполковник. А вы, наверное, лётчик? Вы же всё-таки отстали от поезда, не разубеждайте нас! Потому что мы поняли, как вы нас догнали, вы на самом-то деле лётчик! Да, говорю, от вас не скроешь ничего, очень наблюдательные попутчицы, я лётчик. Глиссада, радиолокатор, угол снижения, разбег, стреловидные плоскости. Коллеги из реактивной авиации на бреющем помогли поезд догнать. Ах, ах, ах! Убедились в своей правоте и потеряли, при мне, интерес ко мне. А когда возвращался из туалета, понял, что им представилась возможность до конца дней обсуждать это приключение и ахать от своей проницательности.

– Трогательные старушки. Кеша, ты так натурально их изобразил…

– Идём в ресторан, Боря, поужинаем.

За столом в вагон-ресторане Иннокентий рассказал ещё одну приключившуюся с ним историю, когда он рисковал потерять крупные деньги:

– Когда началась демократия, ушёл из такси. Ни у кого денег нет даже на трамвай. А мне семью кормить, жена потеряла работу, дочь школьница, сына надо собрать в первый класс. У друзей случаи один страшней другого. Приятель решить сделать бизнес на мясе. Взял под квартиру кредит, закупил у знакомых в бывшем совхозе машину мяса. Рассчитывал начать продавать за неделю до праздников, прикинул, как рассчитается за кредит, ну, и доход. А в деревне осенние свадьбы, затянули с забоем скота. Забрал, наконец, мясо и в город привёз в самый канун праздника, везде уже закрыто, никто не принимает. Он к бывшим коллегам, у тех в аренде промышленные холодильники. Да, говорят, примем, возьмём к себе твоё мясо. После праздников заберёшь. Он разгрузился и успокоился. А когда приехал забирать, холодильники отключены, из-под дверок пенистая жижа течёт. Он к этим приятелям, а те ему: в бизнесе, братан, друзей нет. Ты нам в кооперативные киоски поставки перебиваешь, у нас тоже мясо не сертифицировано, ни магазины, ни мясокомбинат без бумаг не принимают. Отдал банку за кредит квартиру. Прихожу к другому приятелю, он пять коробок с упаковками масла сливочного по двести граммов на кухне на всех горелках в кастрюльках перетапливает. Тоже просрочка по какой-то причине, или старьё подсунули, под обёртками вырос чёрный грибок. По неопытности многие прогорали. Особенно опасно подписываться на какие-нибудь срочные поставки, небольшой процент неустойки при крупной сумме и длительной просрочке оборачивался серьёзными, иногда непосильными потерями. Так чуть и со мной не получилось.

Живых денег в достатке при Егоре Тимуровиче Гайдаре, не тем быть бы ему помянутым, в стране не было, все перешли на бартерную систему и взаимозачёты. Заменили собой Госплан. У меня была выстроена сделка со сложной цепью обменов по России и нескольким бывшим советским, а теперь независимым республикам: одним партию автомобилей «Жигули», от них трансформаторы, за них шпалы, от тех диаграммные бумаги для промышленных контрольных приборов, за бумагу медицинские термометры и одноразовые шприцы и так далее. Близко к концу цепочки надо было привезти в Приднестровье крупную партию материалов для теплоизоляции фургонов рефрижераторных автомобилей. Из Приднестровья я должен пригнать заказчику в город на Волге через границы Молдовы с Украиной и Украины с Россией три новых рефрижератора на базе грузовиков-трейлеров КАМАЗ, и сроку оставалось мне всего два дня.

Получил машины, поехали к нам. Оп-па! Граница Молдовы с Украиной по речке на замке. Натурально, на замке! Шлагбаум на мосту крепкий, повешен амбарный замок. Не объехать, кругом камыши, плавни. Встали КАМАЗы на молдавской земле. Время жмёт, а молдаван нет. Идём к украинским пограничникам. В хате сидят пятеро или шестеро крепких хлопцев, и на пограничников-то не все похожи. Оказывается, пограничники вместе с таможенниками. У одного родился сын, все дружно отмечают. На нас никакого внимания, морды красные, дым коромыслом. Один выглядел потрезвее, спрашиваю, сколько пьют? Третий день. Столько мы и были при заводе, как ни торопили изготовителя, он и без того шёл нам навстречу, и вдвое сократил сроки. Спрашиваю, на сколько ещё здоровья хлопцам хватит? Он внятно сказал, чтобы приходили на той неделе, и на этом с нами всё. Выходим от них – что делать? По срокам угораю, только хлопцам, служакам у погранмоста этого не докажешь. Они с оружием, а мы не на танках, одна очередь спьяну – и за три рефрижератора не расплатишься. Кто-то из нас курит, кто-то в кустики отошёл, стоим, а обсуждать нечего. Не проедешь и не отойдёшь.

Слышим через час, вроде бы, в отдалении мотоцикл затарахтел. Не помню, что у них тогда было, милиция или полиция. А только подъехал местный участковый зачем-то. Глянул на нас, всё понял, в сторону пограничной хаты махнул рукой. Сколько вас на КАМАЗах? По сто долларов за машину и с каждого, проеду с вами в кабине, полями проведу, в объезд растаможу. Через сорок километров на ваших машинах проехать можно. Мы дали ему девятьсот долларов и кое-как успели к заказчику.

Я без слов только покачал головой, когда Иннокентий закончил рассказ.

Он рассказывал что-то очень забавное и завтра, но поучительного для предстоящего устройства моей жизни в стране было для меня в его историях уже немного. Или, скорее, я не всё уловил, не зная ещё, что меня ждёт. Но книга исчезла, газет я не купил, проспект прочёл, все истории с благодарностью прослушал. Прощаясь в Екатеринбурге, Кеша сказал мне:

– Зашёл в купе, вижу: сидишь один, смурной какой-то, надо подбодрить. Не поддавайся.

После Урала я в купе был один. Никто в Сибирь со мной не ехал. Все хотят в Москву, где крутятся деньги. Что хорошего тут скажешь?

Глава четвёртая

ГДЕ ЭТО «МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ»?

Видели всё на свете

Мои глаза – и вернулись

К вам, белые хризантемы. Исса Кобаяси

9. Августовское гнездо

Я не сразу понял, что в кармане плаща звонит мой сотовый телефон, тот, что достался из сумки от прикреплённых к нам с Хэйитиро на авиабазе в Асахикава японцев, так получилось, что ни разу не слышал ещё его звонка.

– Борис?

– Да, слушаю.

– Привет, я твой брат Иван. Ты где?

– Привет. Я в поезде, через три часа подъезжаю к нашему Городу.

– Тебя встретит и привезёт мой водитель, он знает тебя в лицо.

Мой номер не был известен даже Акико, так поначалу я подумал. Как узнал его Иван? Вспомнил, что давал телефон Джеймсу. Но ведь и Акико точно так же смогла бы списать номер. И не только Акико и Джеймсу. Куче народу он мог быть известен, тогда не стоит об этом и задумываться.

Ещё на перроне, у главного входа в вокзал, ко мне подошёл смуглый темноволосый невысокий мужчина лет тридцати, близкого к турецкому или южному кавказскому типа, в чёрной кожаной куртке, серой рубашке с галстуком и чёрных брюках. Без акцента поздоровался и взял у меня сумку. С разных сторон подтянулись ещё трое одетых почти так же славян, тоже без головных уборов, не выглядящих крепче обычного, но повыше водителя и с отточенными тренировками профессиональными взглядами. В группу они не сбивались, даже в людной привокзальной сутолоке держались недалеко, но порознь. Мы пришли к бронированному внедорожнику «Метредес». Мне пришлось устроиться сзади, поскольку впереди, за перегородкой, находились водитель и охранник. Он на меня оглянулся и, глядя мне в глаза, слегка поклонился. Я ответил. Водитель по внутренней связи подсказал, что в баре в моём отделении имеются лёгкие закуски и питьё.

С площади от железнодорожного вокзала и, расположенного за нешироким сквером от него, центрального автовокзала, друг за другом стремительно двинулось несколько машин, и составилась колонна из четырёх одинаковых внедорожников. В быстром движении они иногда менялись местами. Город мы пересекли минут за пятнадцать: по-осеннему одетые люди, жилые дома, по центру сталинской постройки, к окраинам панельные пяти-, девяти– и шестнадцатиэтажки, витрины магазинов, проспекты, скверы, улицы мелькали, немногое показалось бы интересным. Проехали по мосту над широкой сибирской рекой, внизу был речной вокзал, почти безлюдный в наступившем предзимье и без пришвартованных к причалу пассажирских теплоходов.

«По долинам и по взгорьям» мы безостановочно неслись по хорошо асфальтированному шоссе на большой скорости почти три часа. По обе стороны от шоссе темнели кедры, светлее выглядели сосны, с лиственниц начала опадать жёлто-оранжевая хвоя. Октябрь кончался, приблизилась поздняя сибирская осень. В дороге я съел по паре бутербродов с красной рыбой и копчёной колбасой и выпил пол-литровую бутылочку минералки. Дважды мы влетали, не сбавляя хода, в полосы несильного дождя, но выше, в предгорьях, было сухо, и бесконечную тайгу оживляло послеполуденное солнце. В средней по ширине реке Алтынагаре, к ней трижды приближалось шоссе, теснимое горами, отражалось бездонное синее небо с белыми облаками. Я пытался понять, знакомы ли мне эти места, но всё казалось и обычным, и непривычным одновременно, и я оставил бесполезные попытки. Просто смотрел по сторонам и любовался голубыми далями и зелёными просторами, периодически возникающими то справа, то слева в просветах и разрывах в несущейся за окнами тёмной стене тайги.

Минут за двадцать до прибытия на место в отдалении мелькнули крыши над сельскими избами и белая свечка колоколенки под почерневшим куполом.

В дороге охранник время от времени общался с кем-то по радиосвязи. Разговаривая, он покачивал головой, и у его левого уха растягивалась и сжималась пружинка витого проводочка. За пару десятков километров до посёлка из тайги к обочине несколько раз выходили поодиночке рослые люди в камуфляже и закатанных с лица ко лбу балаклавах, с автоматами на плече. Приветствовали раскрытием ладони в ответ на меняющиеся сигналы фарами. По тому, как один из патрулирующих оглянулся, можно понять, что были стражи в тайге не поодиночке. Хорошенькое поселеньице, наш посёлок! Километрах в трёх, не доезжая до него, на подходящем ровном участочке расположилась вертолётная площадка с четырьмя разноокрашенными частными вертолётами Ми-2, ещё с полдюжины мест были свободны.

С дороги посёлок за лесом видно не было. Мы в очередной раз повернули, и синее небо закрылось, во всё лобовое стекло, тёмно-синим ельником, покрывшим могучий горный хребет. В отдалении белела ещё более высокая гора с совсем голой вершиной, вероятно, из кварца, «Сахарная гора», вспомнил я.

Перед въездом в не очень большой всё ещё, как я понял, посёлок, чьи разноцветные крыши проглядывали за остро коническими вершинами пирамидальных тополей, мы дважды приостанавливались у автоматических шлагбаумов. Сразу после въезда наш «Мерседес» остался в одиночестве. Машина на скорости скатилась с главной дороги и повернула к двум отдельно стоящим коттеджам, прикрытым оголившимися кронами куртины тридцатилетних лип с уже убранной из-под них опавшей листвой и вновь подстриженным газоном. Мне было около трёх лет, когда отец, мама и старший брат Ваня сажали их, я помогал им с детской лопаткой, а на зиму мы вернулись в квартиру в Городе, я это помню, хоть и очень смутно.

Эти дома я узнал: один был чисто жилой, отцовский, точнее, наш семейный, второй был тоже наш, построенный для прислуги и различных функциональных надобностей. В его дворовой части, окнами в сад, имелись большая кухня, популярная во многих странах викторианская гостиная с камином и столовая, она же зал для совещаний и просмотровый кинозальчик. В мансарде было с полдесятка квартирок по одной и две комнаты для бездетной прислуги, с отдельными санузлами и душем, но без кухонь. Питаться обслуживающим людям полагалось в своей столовой, тоже на первом этаже, а пища для них готовилась в общей кухне. Да, были внизу ещё и прачечная, и гладильная комнаты и множество кладовок. И приличных размеров и площади оборудованный всякой хозяйственной всячиной подвал.

Осенний малинник за лёгкой оградой из тёмно-зелёной металлической сетки, невидимой на фоне летней листвы и замечаемый с близкого расстояния в безлистные периоды, скрывал внутренность усадьбы и, за ней, без ограды, располагалось почти зеркально отражённое хозяйство былой семьи моего овдовевшего старшего брата Ивана. Я всё это припоминал, с удовольствием выйдя из машины, разминая ноги, шею и спину, и не спешил идти к дому. За закрытым окном второго этажа отодвинулась ажурная занавесь, и показался светлоголовый мальчик. Он помахал мне рукой и спустя секунды исчез, но я успел ему ответить.

Неизвестно откуда на газоне у ограды материализовался матёрый рыжий котище. Он присел, осмотрелся и деловито двинулся ко мне, нимало не интересуясь ни «Метредесом», ни вышедшими из него темноволосым водителем и светловолосым охранником. Они остались у машины. Кот обнюхал мои ноги, поглядел мне в глаза, выгнул спину, привстал на задние лапки и, опускаясь на все четыре, потёрся шеей и заушьем о брючину. На шее у него красовался оранжевый ленточный ошейничек.

– Здравствуй, хозяин, – я всерьёз и вежливо поприветствовал котяру, – узнал, узнал.

Оглядываясь, он повёл меня к приоткрывшейся со щелчком замка калитке в ограде.

Из неё вдруг вышла и присела, в ожидании кота, примерно двух-трёхлетняя светленькая девочка в розовой вязаной шапочке, розовых курточке и укороченных расклешённых брючках поверх розовых колготок и башмачков. Она уставила на меня синие пуговки, вопросительно приоткрыла розовый ротик, слегка напряглась, но не припомнила и, игнорируя меня, как к равному, обратилась к коту:

– Мейзавец Хакей, иди, поглажу.

Я в недоумении остановился. Кто бы это мог быть в нашем доме? Чья она? Полины? Когда успела бывшая жена? Не замечал при разводе её беременности, да и откуда бы? Из-за непроглядной гущины кустов послышался негромкий женский, но не Полины, чуть медлительный голос, произносящий русские слова твёрже, чем говорят любые наши люди, и со строго прозвучавшей интонацией:

– Это нехорошее слово, Лера, нельзя так говорить.

Я удивился ещё больше.

– Няня говойит. Хакей летом в саду на столике сметанку любит и едит, а я её не еду. Хойошее слово, Леа знает.

Мужской голос, показавшийся мне знакомым, напомнившим отца, спросил:

– Лерочка, как зовут твою няню?

– Асанасадовна.

– Как-как?

– О-са На-са-довна, – раздельно и чётко повторила девочка. – Не понимаете?

– Оксана Александровна, она вчера уехала в Город, у неё выходная неделя, – подсказала женщина. – Нельзя с такими именем и отчеством работать с маленькими детьми. Об этом я не подумала, а сейчас дочь к ней уже привыкла. Я поняла, Иван Кириллович, няня исправит свою речь.

Я присел перед крохой и спросил у неё:

– Пойдёшь ко мне на ручки? Хочу пройти в дом.

– Не пойду. Вы кто?

Ответить я не успел. Мимо нас проскользнул в калитку кот. Послышались стремительные шлепки по дорожке, и из усадьбы выбежал мой десятилетний сын в наспех накинутой куртке:

– Ты мой папа? Папа Борис, который в командировке?

– Да, Серёжка, твой папа – это я. Лучше зови меня просто папа, без имени. Обнимемся?

Я рывком поднял сына на руки, он обнял меня, и я почувствовал, как от его тонкого тельца потеплело в груди.

– Меня все уже зовут Сергей, запомни, папа. А это заскочил мой кот. Его зовут Хакер. Потому что он везде проберётся, он такой проныра. Он больше персиковый мастью, чем рыжий. Только у него, наверное, больные лёгкие, он с холода кашляет, и я его поэтому жалею и не наказываю, когда он что-нибудь уворует. А правильно сказать – скрадёт? Мама говорила, что нет такого слова в русском языке, а я его слышал. Если кот поест рыбы из холодильника, то потом кашляет. Я ей запретил его кормить, потому что она всегда куда-нибудь торопилась и совала ему с холода, а он ел и кашлял. Я его кормлю только сам. Если ты его не будешь кормить прямо из холодильника, а сваришь ему, остудишь и тогда уже накормишь, то я тебя полюблю. И ещё: его кормушку надо сразу вымыть с порошком и убрать, чтобы он питался по режиму. Иначе разбалуется, если без режима.