Текст книги "Зеркало времени (СИ)"

Автор книги: Николай Пащенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 90 страниц)

Но прежде я тщательно промыл овощи и морские продукты и высушил их на воздухе на разостланном по столу рядне.

Во-вторых, разделанные овощи и морепродукты обваливают в муке, чтобы на них лучше держался кляр. Хитрость здесь в том, сказала мне Акико, что надо обжаривать каждый из компонентов тэмпура в растительном масле при температуре не выше ста восьмидесяти градусов, чтобы не получилось, что кляр будет готов раньше, чем его содержимое. Кусочки трески и креветки жарятся две-три минуты, тонкие кусочки овощей жарят две, а толстые – четыре минуты. Водоросли нори также макают в жидкое тесто и жарят несколько секунд. Все обжариваемое вынимают, стряхивая масло, и кладут на бумажные салфеточки, чтобы лишнее масло ушло.

Обжаривание Акико мне не доверила. Меня она попросила непосредственно перед тем, как сервировать стол, натереть длиннокорневую японскую редьку – дайкон. Приготовленную редьку с тэмпура надо есть немедленно, пока она не потеряла свои ценнейшие свойства, облегчающие полноценное усвоение белков и жиров. Но я управился, и Акико на короткое время прикрыла низенькую кастрюльку с натёртой редькой.

Длинные живые пальчики Акико двигались точно, споро, с укоренившейся сноровкой любящей готовить хозяйки. Я залюбовался и ловкими пальчиками, и самой Акико.

Полкило трескового филе она в мгновение ока порезала на разделочной доске полосками толщиной в палец. Очищенных мной креветок и кальмаров она тоже порезала на кусочки и сделала на каждом по паре-тройке надрезов. Искрошила кусками один баклажан, три морковки, пару сладких перцев, десяток стручков фасоли, пару луковиц и с полдюжины заранее отваренных грибов-груздей.

Растительное масло, рассказывала Акико, не должно иметь сильного запаха. Его в достатке наливают в кастрюлю и заранее нагревают. Все приготовленные продукты обмакивают в жидкое тесто и закладывают в кастрюлю поближе к стенкам, жарят поочерёдно, но важно не передержать, не пережарить.

Состав для соуса она приготовила из трех столовых ложек купленной в супермаркете острой приправы сёю, сделанной из соевых бобов, и четырех ложек десертного вина, взятых на три четверти стакана воды. Смесь вскипятила. После охлаждения она добавила в соус натёртой мной редьки и маринованного имбиря.

При еде в этот изумительно вкусный соус надо обмакивать обжаренные рыбу и овощи.

Работа увлекла нас обоих. Акико объясняла, я слушал и мотал на ус. Наблюдая за ловкими движениями Акико, впервые я вдруг подумал о том, что астроном профессор Козырев ещё в шестидесятых годах двадцатого века пришёл к выводу, что любые процессы идут с поглощением или выделением времени, а российский академик Юзвишин в девяностых годах распространил поглощение или выделение при любых происходящих процессах и на информацию. Стало быть, и при приготовлении пищи изменяется не только время вокруг, но и информация внутри продуктов. Готовя пищу, мы приводим содержащуюся в сырых продуктах информацию к удобному её усвоению нашими информструктурами. Но занятость запоминанием того, что рассказывала Акико, и нежелание перебивать её помешали говорить мне.

За обедом на свежем воздухе нам тоже некогда было поговорить. Ели от души. Акико больше не смеялась над тем, как я управляюсь во время еды с палочками. Не самое сложное научиться есть этими палочками. И только когда мы, немного осоловев от еды, отвалились от стола в ожидании зеленого чаю, то переглянулись и поняли, что и она и я одинаково нетерпеливо ожидаем серьёзного разговора, на который в будни времени у нас не оставалось. Первоначальный повод для пиршества в саду был успешно нами позабыт.

Немолодая служанка Митико приготовила чай, поклонилась и неслышно удалилась.

– В тот самый день, когда приезжал Джим, – Акико метнула в меня настороженный быстрый и острый взгляд, – рано утром, когда я просыпалась, со мной впервые произошло такое, чего никогда ещё со мной не происходило…

Мы сидели за столом друг напротив друга, и мне не надо было специально поворачиваться, чтобы выразить особенное внимание и приохотить её рассказывать дальше.

– Третий, да, третий день я нахожусь под неизгладимым впечатлением… Обдумывала… Чтобы не мучить тебя, скажу сразу… Мне кажется, если можно так сказать по-русски, я застукала возвращение ко мне моего астрального тела, отсутствовавшего во время сна. Было ли с тобой такое, Борис?

– Пожалуйста, расскажи, как ты это почувствовала.

– Совершенно необычное впечатление… За секунду до того, как мне открыть глаза, я ощутила как будто хлопок, он легко ударил меня одновременно по всей поверхности тела…

Я почувствовал успокоение, и губы мои медленно стали растягиваться в улыбке. Акико была слишком поглощена своим стремлением рассказать мне как можно точнее о своём впечатлении и не сразу заметила мою рождающуюся улыбку.

– …Слухом или, может быть, ощущением я почувствовала словно слабый треск. Треск как будто от слабого электрического разряда. И тоже по всей поверхности тела. Сначала я ничего не поняла. Если бы было, у кого спросить, я спросила бы, всё ли со мной в порядке? Но потом одумалась… Спросонок всё кажется не таким. А я уже проснулась и стала смотреть трезво. И вспоминала. И думала. Наиболее ощутимо меня хлопнуло по голеням и предплечьям. Но сразу же я поняла, что хлопок и что-то похожее на разряд с треском ощутились и грудью, и животом и всей поверхностью тела, кроме, наверное, более грубых поверхностей ладоней и ступней. На них действительно кожа грубее. Ты улыбаешься, Борис? Тебе, значит, знако-о-мы такие ощущения!..

Акико потянулась через стол и шутливо шлёпнула меня по руке.

– По-русски так, разумеется, можно сказать: «Застукала», – я не мог не улыбаться, но улыбался искренне, ласково и старался успокоить Акико, – и можно сказать: захватила, застала, застигла… Можно ещё сказать: прихватила, ухватила, уцепила. Ущучила, взяла за жабры, хапнула… Наверное, можно подобрать ещё сотни полторы синонимов…

Я не стану тебе врать, со мной лично такого не было. На моей новой памяти такого не было. Вряд ли было и в прежней жизни. Но ведь страшного-то, согласись, ничего с тобой не произошло, верно? Просто оно запоздало вернуться, пока ты спала, а тебе подвезло. Ты застукала состояние, при котором тебя можно было колоть, а ты ничего не почувствовала бы, если эфирное тело отошло вместе с астральным. Но если только астральное – у тебя не могло быть эмоций. Где-то очень далеко скиталось твоё астральное тело… Нет, это событие – не повод для беспокойства. Редкостное – да, согласен. Пусть даже исключительное. Но для тебя и для меня. А кто-то, предположим, развлекается так каждое утро… Не тревожься, дорогая, по этому поводу.

– Это происшествие со мной не то, чтобы меня встревожило… Скорее, оно – загадка. Не понимаю: если я восприняла хлопок и треск органами чувств, значит, я была в сознании, значит, эфирное тело было на месте, при мне, при физическом теле… В секунду от пробуждения до возвращения астрального тела я не проверила чувствительность тела, потому что подобного не ожидала… Потом стало поздно… Оно уже вернулось на место.

– И всё же тревожиться так не надо.

– Да, ты, наверное, прав. Меня тревожит, сейчас тревожит, сегодня, уже не этот курьёз. Вспомним, о чём в последний приезд говорил Джим. Вам действительно необходимо было слетать и сразиться, чтобы стать друзьями? Вы ведь перешли даже на ты.

Акико достала карманный компьютер и поставила его между нами. Она не стала включать его. Задумалась. Заговорила негромко и медленно, как делала всегда, начиная размышлять при мне вслух.

– Кирпичи выглядят очень простыми. Однако из них можно сложить величественные здания, имеющие самый сложный архитектурный облик. Но и кирпичи можно использовать сложноизготовленные. Глазурованные. Температуростойкие. Специальные.

Я хотела бы услышать от тебя, какие кирпичи для построек будет использовать Миддлуотер? Не он их готовит. Не по его чертежам будут осуществляться постройки. Он только прораб. Что это будет? Есть несколько моментов, которые желательно было бы учесть.

Джеймс долгое время был только вторым. Теперь в нем могут проявиться черты неудовлетворённого в своё время лидера. А мы и не знаем с тобой, до какой степени ему позволено будет в этом деле быть первым. Вторым уготовано не только размышлять, анализировать, ворчать и подсчитывать ошибки первых. Иногда вторые сами становятся первыми, но удачным ли оказывается такое превращение, показывает только время. Является ли лидером Миддлуотер? Я не хотела бы, чтобы ты оказался сырьём для экспериментов Миддлуотера или чьих-либо ещё. Как относишься ты сам к роли и участи расходного материала? Это второй мой вопрос.

Из нашей троицы Миддлуотер пока единственный, кто не испытал ещё жестоких ударов судьбы, и никому из нас не известно, хорошо ли он держит удар. Он смелый военный и достаточно зрелый служитель государства, он всё время настороже, но судьба может и не захотеть с этим посчитаться. Всего не способен предусмотреть даже человек с математическим складом ума, а Джеймс – человек, иногда слишком увлекающийся своим делом… Возникает неопределённость в прогнозе.

Четвёртое. Скажи, Борис, я не ошибаюсь в отношении того, что сейчас ты лишён возможности связываться со своим российским командованием с целью что-либо изменить? Ты или числишься в командировке или в резерве командования. Как это оформлено там, у вас в России? Командование части, где ты служил, давно потеряло тебя из виду и повлиять, наверное, не способно… Я ведь не знаю ваших служебных порядков…

Она не сказала: «Там, у вас, я бессильна», но и не сказанное само собой подразумевалось.

– Перед тем, как станешь мне отвечать, – то тонким голоском, то чуть хрипловато, с затаённым волнением продолжала Акико, – послушаем и вспомним…

Она включила компьютер на воспроизведение. Джоди связалась с видеоархивом в доме и вывела на миниатюрный дисплей карманного компьютера картинку.

«… где встретиться, как не в загородной резиденции, потому что тут же растреплют в эфире, кто и во сколько прилетел или вошёл к президенту, – прохаживаясь по гостиной и приглаживая влажные после душа волосы, рассказывал Миддлуотер. – Президент принял меня позавчера. Он был одет свободно, привычно, комфортно, по-домашнему. Старый любимый вязаный джемпер, мягкие туфли, гаванская сигара. На публике он не показывается с сигарой. Под настольной лампой отложенный с моим приходом его любимый роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби», который можно читать всеми поколениями не только американской семьи, почти как Библию.

По-моему, наш президент с любимым романом в руках просто думает.

Напомню, что по одному из своих пяти или больше образований президент – психолог, а по другому – философ. Его любимый конёк: теории разума, неофрейдизм, ницшеанство, всякие комплексы и тому подобное. От него я услыхал немало интересного, чего не пришлось услышать даже от Акико-сан, хотя при моем назначении он сразу потребовал, чтобы я досконально разбирался во всём, что связано с происходящим здесь, у вас».

Спокойная и уверенная в записи манера Джеймса держаться и говорить диссонировала со сложившейся за нашим садовым столом тревожной атмосферой.

«…Помнится, ты математик, Джим? – Мне показалось, жестом предложив мне занять кресло напротив себя, президент задал такой вопрос для установления доверительности и, к тому, располагающе улыбнулся. – Тогда ты знаешь, что в математике ничего сложного нет. Она вся состоит из двух классов понятий: номинаторов, то есть объектов или обозначений, над которыми производятся действия, и операторов, то есть правил этих действий. По существу, математика – это сплошная фикция, своего рода иллюзия. Никаких цифр или чисел в природе нет. Они придуманы, чтобы побольше запутывать дело. Ведь ещё самый принципиальный из австрийцев Гёдель доказал своими теоремами о неполноте, что не существует такой полной формальной теории, где были бы доказуемы все истинные теоремы обыкновенной арифметики.

Я понимающе улыбнулся президенту.

– Потому блаженны те, – продолжал президент серьёзно, – кто на вопрос: «Сколько будет два плюс два?» честно отвечают: «Не знаю». Остальные, я полагаю, лукавят. Или не ведают о своем незнании. Я хочу теперь, Джим, чтобы ты честно рассказал мне, как сейчас дела у этого пострадавшего русского парня, и не нуждается ли в нашей помощи твоя знакомая умница-японка? Не говори сложно, ведь математика для высшего математика проста.

«Неужели он помнит, о чём я докладывал ему на прошлой неделе, – думал я, – и сравнивает с моими сегодняшними данными? Карманным компьютером он не пользуется принципиально, но поощряет всех окружающих. Какая память! Поразительный человек… И насколько всегда занят, за прошедшее лето даже не загорел».

Постарался доложить самое существенное. Президент слушал меня сидя в кресле, свободно уложив на подлокотники кисти рук и полуприкрыв глаза».

За столом, с хрустальным бокалом в руках, непринужденно разбалтывая в виски лёд, Миддлуотер продолжал:

«Президент сказал:

– Я очень люблю шахматы. (Миддлуотер улыбнулся: «Как будто на свете есть то, чего он не любит, при его профессии политика»). Играть приходится сейчас редко, потому что мне свойственно думать неторопливо. Немецкий гроссмейстер Эммануил Ласкер как-то написал о том, что созидать приходится трудным путем усилий и борьбы. Ошибки на этом пути бывают, потому что не всегда сразу удается уловить правильное направление. «Человек склонен скорее поддаваться предрассудкам и предубеждениям, чем разуму и тщательно взвешенному суждению». Так сказал не Заратустра, это сказал Ласкер.

То, что делает ваша чудесная умная японка, скорее, продиктовано даже не разумом, а чем-то более одухотворённым, таким, что над ним возвышается. Как сказал Беркинг, где было общество, там стала культура. Вероятно, она – разумный представитель этой новой культуры. Я молился, чтобы Господь даровал ей верный успех.

Возвращаясь к шахматам, – продолжал президент, – я думаю и о той ошибке, которую часто совершают, думая, что жизнь состоит из эпизодов, подобных шахматной партии. Я ухожу от подобной модели. И потому стараюсь руководствоваться той дебютной идеей, которая напоминает мне, когда я гляжу на шахматную доску и расставленные на ней фигуры, что в действительности противоборствующие короли, подстрекаемые двором, могут быть кузенами, как, например, английский король, последние германский кайзер и русский царь, с запутанными по-родственному притязаниями и позавчерашними обидами, что ладья может оказаться неудовлетворённым своим уделом великим князем или наследным принцем, а конь способен повести себя в жизни, как лукавый Яго по отношению к своему бесхитростному патрону Отелло.

Полагаю, Джим, со школьной скамьи у любого из нас, стоит взглянуть на политическую карту мира, непроизвольно возникают чувства симпатии или антипатии к тем или иным странам. Однажды я подумал, что если взять и стереть границы и названия государств и предоставить людям заново распределить между собой освободившиеся материки, они сформируют новые человеческие сообщества в привычном виде и с теми же опостылевшими свойствами. Они даже займут примерно те же присущие упразднённым формациям территории. Потому что их вожди всего лишь тоже люди, которые используют ту же доску, расставят фигурки и будут их двигать лишь известными им способами, вряд ли изобретая что-нибудь новое и опровергая Экклезиаста.

Лидирующие страны примутся тягаться между собой, а остальные станут искать, как подороже продаться имущим. Самые нетерпеливые из них, соревнуясь, отдадутся бесплатно в надежде, что это не будет забыто, и им достанутся хотя бы крошки со стряхиваемой скатерти.

Одна и та же мысль, одна и та же идея, согласись, Джим, воспринимается всеми по-разному, в зависимости, в первую очередь, от личных качеств слоя, управляющего тем или иным народом. И с разной степенью умения идея будет воплощена. Мы не вправе прямо упрекнуть неудачников в робости, лености или невежестве, это будет не по-христиански. Но когда обнаруживается, что в своём движении они оказались не там и пришли не к тем результатам, это маленькое структурное уточнение позволит определить причину неуспеха. Схема нашей реакции проста: диагноз, затем счёт к оплате. Проявленное к ним милосердие, тоже имеющее известную цену. Поэтому лучше пусть отдаются как горячо влюбленные в нас, бесплатно. По своим обязательствам. А мы с тобой продолжим исполнять наши обязанности.

Я сейчас использую весь мой личный авторитет, – особо подчеркнул президент, – чтобы, несмотря на доложенную готовность экипажей, включая и тот разрешённый Россией, с польским и нашим лётчиками, убедить командование сил ООН ещё на какое-то время воздержаться от патрулирования в опасном районе с использованием этих самолётов. Но в Бельгии, в НАТО, на бульваре Леопольда Третьего в Брюсселе, тоже есть свои горячие головы. Они подогревают обстановку, и к ним прислушиваются. Им не терпится узнать, что за средства были применены против этих космических самолётов. И они, не собираясь вникать в детали, считают, что времени на подготовку операции по захвату или уничтожению неизвестного оружия было более чем достаточно. С Ласкером не все из них, вероятно, знакомы, но воздействие на авиацию ООН они определённо оказывают… Я не говорю уж об исключительной активности нашего Пентагона…

Чем вы, мистер Миддлуотер, – спросил президент полуофициально, – со своей стороны, смогли бы помочь в подобной щекотливой ситуации?

Я высказался в том смысле, что согласен с позицией, занимаемой мистером президентом. В теперешней ситуации, когда былая острота кризиса несколько поугасла, взвешенность в оценках и мудрость вместо спешки в ситуации на нашей шахматной доске означают сильную позицию. И на мой взгляд, не лишними были бы дополнительные гарантии, более убедительные подтверждения подготовленности операции по захвату нового оружия. Не обязательно влезать в детали, мистер президент, убеждал я, но чувство уверенности в успехе или не возникает или оно есть.

– Итак, оно у вас есть. Чем могу быть полезен я? – спросил президент.

И вот здесь, Акико-сан, президент снова вспомнил, что именно вы являетесь единственным специалистом, хорошо знакомым с воздействием нового оружия и, более того, отыскивающим успешные методы устранения вредных последствий его применения.

– Хорошо, – вспомнив об этом и оживившись, сказал президент, – я переговорю с господином премьер-министром в течение ближайших суток и думаю, что Япония сможет пойти навстречу мировому сообществу в организации пребывания необходимых специалистов в непосредственной близости к условленным местам приземления экипажей, чтобы при необходимости оказать им оперативную помощь.

Господин премьер-министр – юрист и психолог, – продолжал президент, – и мы с ним в беседе нашли немало общего в нашем отношении к теориям Карла Ясперса, которые ваша знакомая столь успешно использует в излечении пострадавших лётчиков.

Когда я оттрублю свой срок, – прощаясь со мной, сказал президент, – я в моём доме в Вайоминге устрою себе в одной из комнат пол – маркетри, пока не решил ещё, в гостиной или в спальне. Только чуть поизысканнее, чем шахматная доска. А тебе, Джим, нравится такой мозаичный паркет на полу?»

– А ведь непохоже, что Миддлуотер вполне доверяет ласковой обходительности президента. Как ты это видишь, Борис?

– Я тогда же понял, что дело так и обстоит.

Акико взяла компьютер в руку.

– Дальше, Борис, два слова из моего анализа встречи с Джимом. Я запросила справку по более полной цитате из Ласкера.

«Человек склонен скорее поддаваться предрассудкам и предубеждениям, чем разуму и тщательно взвешенному суждению, – сообщила Джоди. И продолжила:

– Он скорее склонен довериться хитрости и лукавству, чем силе, управляемой разумом».

– Джоди, благодарю».

Акико выключила воспроизведение. Глаза её наполнила такая знакомая мне черно-угольная печаль. Припухлые губы её приоткрылись, словно навстречу поцелую, которого она всегда избегала, а потом она их сжала. Её царственное лицо побледнело. С нижних ресниц правого глаза скатилась единственная слезинка.

– Уже давно я не могла наутро вспомнить то, что видела во сне. Сегодня перед пробуждением я увидела во сне летящего жёлтого аиста. Саи-туу хорошо истолковывает сны, но он уехал на несколько дней.

– Жёлтый цвет – не траурный в Японии белый – и означает…

Она не дала мне договорить, остановила меня жестом.

– Мы вскоре узнаем, что этот сон означает… Я думаю, что теперь уже почти всё, что я должна была сделать для тебя, Борис, я… Я… – И она не смогла договорить. Замолчала. Попыталась улыбнуться. И не смогла.

Я видел, что Акико продолжает оставаться печальной, не в силах избавиться то ли от предчувствий, то ли от внутреннего волнения, вызванного приблизившейся к нам вместе с туманами и дождями осени неизвестностью.

Чем я мог успокоить её тонко чувствующую душу, как не любимыми стихами:

Если б любила меня ты,

легли б мы с тобой в шалаше,

повитом плющём.

И подстилкою нам

рукава наши были б…^[4]

Мы долго потом разговаривали по вопросам, тревожащим Акико, но ни к чему так и не пришли. Я не смог понять всего, что её мучило. Поздно вечером в кабинете Акико прозвучал вызов к видеосвязи. В правом нижнем углу ещё темного экрана засветилась контрольная марка, означающая работу через защищённый канал. Так обычно начинались сеансы связи с кем-нибудь из правительства. Я вышел из её кабинета. В моем присутствии канал закрытой связи просто не заработал бы. Думаю, что Акико рассказала мне только то, что так или иначе завтра утром будет отражено в сообщениях средств массовой информации или может быть в них отражено. При нашем уровне восприятия друг друга секретные вещи необходимо было, ей в особенности, специально «упаковывать» в сознании. А сейчас ей просто захотелось немедленно поделиться со мной первым редкой радостью за долгое время её работы.

Господин премьер-министр поздоровался очень любезно, даже приветливо, и с доверительной интонацией произнёс:

– Определённые финансовые круги, контролирующие информационные технологии, высоко оценивают, Одо-сан, вашу деятельность в развитии положений, уподобляющих интеллект человека компьютеру. Уточню: их интересуют и в инвестиционной перспективе привлекают направления, развивающие гипотезу о том, что в качестве своего рода вычислительного устройства – процессора – служат дух, ум и сердце человека. Мозг воспринимает информацию от внешних и внутренних источников через органы чувств и ощущения, перерабатывает её и преобразует. Он делает информацию понятной для восприятия «процессором», управляет работой всей системы органов и участвует в обеспечении памяти. Правительство особенно заинтересовано в ускорении учебных процедур. Промышленные корпорации получат возможность производить новые устройства со сложными элементами интеллекта. Рад вам сообщить, что признано целесообразным создание Центра комплексных информационных исследований с участием государства и частного капитала с начала будущего года. В качестве научного руководителя и директора Центра приглашаетесь вы, госпожа, с завтрашнего утра уже старший государственный советник Одо. Поздравляю вас, Одо-сан.

– Домо аригато! Большое спасибо, – взволнованно поблагодарила руководителя правительства госпожа Одо, поклонилась и замерла, подумав, не ослышалась ли, и ожидая, не добавит ли её собеседник ещё что-либо к уже сказанному. Ведь с тем, над чем она работала, дело обстояло совершенно наоборот. Или, скорее, она не в состоянии правильно оценить перспективные замыслы руководителей финансовых кругов, потому что не владеет всей полнотой информации, которой оперируют они.

Господин премьер-министр удовлетворённо засмеялся и попрощался.

Акико пригласила меня выйти в сад и в сумерках долго стояла молча, вглядываясь в далёкие отсветы огней Саппоро на облаках к северо-западу от наших предгорий. Я безмолвно стоял с ней рядом, отключившись от её сознания с бушующим штормом эмоций и мыслей.

Рано утром на аэродроме где-то неподалёку приземлился американский сверхзвуковой истребитель F-22 «Рэптор» модификации, пожалуй, S7.

Я уже вышел в сад. Услышал знакомый посвист, такой бывает только у мощных военных реактивных двигателей, далеко отстающий от самолета, взволновавшись, поднял голову и увидел, как истребитель уже выпустил закрылки, шасси и воздушные тормоза и заходит на посадку. Он пролетел чуть ниже диска восходящего солнца. И на мгновение, как у летящей птицы, вызолотились его крылья и разнесённое хвостовое оперение, похожее на приподнятые крылышки бабочки. На Хоккайдо я увидел эту машину впервые. Но мне и в голову не пришло, что на истребителе непосредственно из Вашингтона с несколькими дозаправками в воздухе прилетел Джеймс Миддлуотер. Он приехал к нам с Акико прямо с военного аэродрома, как был, в лётном комплекте, в автомобиле с затемнёнными стеклами.

– Все улажено, я за вами, собирайтесь. Через час-два здесь будет пассажирская реактивная машина. Включите скорее «ТиВи» или «Интернет-Новости». Их все-таки запустили. Станислав после попадания луча по кабине направил МиГ к авиабазе на острове Диего-Гарсия в Индийском океане. Он успел об этом сообщить. Но эта наша военная база никогда не готовилась обеспечивать автоматическую посадку МиГов. Машина вышла на траверс авиабазы, снизилась, отстрелила капсулу с экипажем и рухнула в океан. Объявлено, что экипаж извлекли из капсулы без признаков жизни. Борис, Эйко, не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?

– Кто, кто ещё был в экипаже? – У меня осип голос.

– Я же сказал: Станислав Желязовски и Джордж Уоллоу… Русских в экипаже на этот раз не было. Не знаю, почему…

Акико вскрикнула и непроизвольно зажала губы ладонью. Закашлялась, чтобы не заплакать, но слезы из её прекрасных глаз выступили.

Ей под утро приснился жёлтый аист, вспомнил я и подумал: «За что отвечает бригадный генерал Джеймс Миддлуотер, если не знает самого существенного? Его просто не извещают».

А название истребителя «Рэптор» означает «орёл-могильник».

* * *

Борис обвалил на меня столько своей информации, что мне некогда стало жить собственной жизнью, и былые планы мои истаяли, как полдневные тончайшие облачка под жгучим солнцем. Справляться с его «поставками» и «переваривать» их помогали мне привычка ничему не удивляться, а ещё, смею надеяться, работоспособность и лёгкий личный интерес к тому, что прибывало от него.

Мне понравилось его качество – отложенные эмоции, и с некоторой натяжкой я склонен был бы обнаружить это качество и в моём характере тоже. Но у себя я стал обнаруживать гораздо более заинтриговывающие моменты. О них чуть позже. И только никак не удавалось вспомнить, каким образом с десяток лет тому назад мне посчастливилось спасти этого странного старого монаха, удивительного ошё Саи-туу.

«Хоть бы приснилось, что ли», безрезультатно раздумывал я, к месту и не к месту вновь и вновь натыкаясь на нерешённый вопрос.

– Средиземное море, – тихонько напомнил Борис, – где-то между Францией и Испанией. Арендованная тобой крохотная и дряхлая моторная яхта аргентинского производства. Глубокая осень, предрассветье. Я удивляюсь, почему ты до сих пор об этом не написал.

– Стоп, – подумал я, адресуясь к Борису. – Я вспомнил.

А было так. Воистину, в жизни забавное и серьёзное, случается, идут рука об руку. Или нога об ногу, наверное, это вернее, чем «в ногу», есть ещё куда развиваться русскому языку.

Судёнышко мы наняли в Турции, в причерноморском Трабзоне. Четырнадцатиметровая яхта типа «Explorador» хотя и носила роскошное имя «Camel of Bombay» («Бомбейский верблюд»), но упрямством и непредсказуемой норовистостью более всего напоминала вконец заезженного и облезлого, достойного самого Ходжи Насреддина, беспородного среднеазиатского ишака, принять которого для тихого завершения его нелёгкой судьбы уже многие годы с завидным постоянством одна за другой отказываются отнюдь не перегруженные заказами провинциальные живодёрни.

– Ничего. Авось, люди мы советские, не избалованные, – к такому единодушному мнению пришла наша полуслучайная, но дружная четвёрка, отвечая на вопрос: «Уже нанять или ещё поискать?»

Как только ни измудрялись мы в изысканиях достойного обращения к нашему водоплавающему ковчегу: «Эксплуататор», «Бомбейский бомж» и даже «Солёный дервиш», а он всё плавал и плавал – по-морскому: ходил, – скрипя деревянным набором корпуса, и старчески откашливаясь надорванным дизелем.

Если бы знали мы, что заслуженная яхта повлияет на судьбу юркого невысокого одессита Зиновия тем, что потянет его жизненное время, откладывая важное решение, кратковременное разногласие в сплочённой команде возникло бы раньше, что называется, буквально ещё на берегу.

Дело в том, что в испанском порту Аликанте вездесущий Зиновий с погрузки отлучился в портовую таверну за сигаретами и познакомился там с не молоденькой уже испанкой, смуглое лицо которой по причине необыкновенной узости казалось отформованным из одного только профиля. Зато полностью и в правильном порядке поименовать её не хватило бы ни запаса дыхания, ни оперативной памяти у мозгов: Мария-Долорес-Санта Хуанита-Консепсьон-Регия… И так далее, а всего имен чуть не на женскую роту связи.

Мы знали обо всех деликатных нюансах их знакомства ещё до встречи с испанкой, поскольку все вечера в течение недели, что мы стояли на рейде, Зиновий проводил на берегу, а потом, вернувшись под утро, немедленно и настырно с нами «советовался». И вот взял за руку и привел свою избранницу, за которой явился Бог весть куда – в прославленный винами Аликанте, в легендарную Испанию.

Мы ожидали их на улице у входа в порт.

«Хуанита – цэ ж по нашему, по-украински, навроде как Иванна, – вполголоса оправдывался Зиновий, хотя был, мне кажется, потомком армяно-гречанки и полутурка-полуеврея с Молдаванки, – она же ж все языки разумеет. Мы с ней вообще гарно друг друга поняли, йий видразу дуже понравилось, шо я её так зову. И от меня без ума». А сам не отводил восхищенных глаз от острых сосков Долорес-Регии, каждую минуту готовых проткнуть лёгкую, вылинялую от стирок хлопчатую блузку и выглянуть наружу подобно двум любопытным вишенкам.

Предварительное мнение остальной трёхчленной компании, исключая, понятно, самого Зиновия, было написано на лице у Миши Капусткина. Это был, как и я, уралец, но медик, бывший санитарный врач, в то время мой приятель-бизнесмен, с которым позже нас географически развела деловая жизнь в стране с нестабильной экономикой и непредсказуемой политикой.