Текст книги "Зеркало времени (СИ)"

Автор книги: Николай Пащенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 90 страниц)

Так, Уэлен прошли, над океаном идём на Тикси. Справа льды и разводья. Слева чисто.

Гиссар, Памир, Тянь-Шань, Гиндукуш – эти горные хребты мощные, высокие. Не там бы нам работать. Где же, где точка? В Афганистане? Или восточнее, в Пакистане, если МиГ сманеврирует? Может быть, рабочая точка окажется и в Ираке, и в Иране, если западнее. Или в Кувейте. По затратам топлива гораздо выгоднее направить нас не к северо-западу, а к северо-востоку, с ускоряющим пинком под зад попутным вращением Земли, то есть над севером Канады и Гренландией. Но МиГ не пустили после пересечения Атлантики к густозаселённой Европе, где в нас никто не нуждается, а направили в бедную населением Сибирь, где нас почти некому испугаться, и правильно сделали.

– Вижу, спасибо, – отозвался Густов. – Включи внешнее СПУ и не отключайся, Хэй.

– Есть, командир. Высота – девяносто километров, продолжает расти. Восемьдесят пять процентов рабочего топлива израсходовано. Курс без изменений. По прикидкам, по высоте нас вынесет километров на сто шестьдесят-сто восемьдесят. Точнее пока не скажу.

– Вижу, спасибо. Ты заметил, нас сопровождают два светящихся шарика?

– Заметил, выскочили из верхнего слоя облаков. Оперативно работают.

На ста десяти километрах высоты пилотам был озвучен и дан текст инструкции:

«ПОСЛЕ ВЫПОЛНЕНИЯ ПЕРВОЙ ЧАСТИ ПОЛЁТНОГО ЗАДАНИЯ В АВТОМАТИЧЕСКОМ РЕЖИМЕ ЛЕТАТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ БУДЕТ ПЕРЕВЕДЁН НА РУЧНОЕ УПРАВЛЕНИЕ.

ОДНОВРЕМЕННО ГЛАВНЫЙ ПОЛЁТНЫЙ КОМПЬЮТЕР БУДЕТ ПЕРЕЗАГРУЖЕН НА ВТОРУЮ ЧАСТЬ ПОЛЁТНОГО ЗАДАНИЯ.

ЗАВЕРШЕНИЕ ПАТРУЛИРОВАНИЯ ЗАФИКСИРОВАТЬ В РУЧНОМ РЕЖИМЕ УПРАВЛЕНИЯ.

МЕСТО ТРЁХТОЧЕЧНОГО КОНТАКТА С ЗЕМЛЁЙ ПО УСМОТРЕНИЮ ЭКИПАЖА.

ПОСЛЕДУЮЩИЙ ПОДЪЁМ В КОСМОС ВЫПОЛНИТЬ В РУЧНОМ РЕЖИМЕ УПРАВЛЕНИЯ.

НА ВЫСОТЕ 180–200 КИЛОМЕТРОВ ЛЕТАТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ БУДЕТ ПЕРЕВЕДЁН НА 24 ЧАСА НА АВТОМАТИЧЕСКОЕ НЕЛИНЕЙНОЕ УПРАВЛЕНИЕ.

ПОСАДКА БУДЕТ ПРОИЗВЕДЕНА В АВТОМАТИЧЕСКОМ РЕЖИМЕ. УДАЧИ!»

– Да мы с тобой оказываемся просто бездельники! – в сердцах воскликнул Хэйитиро, возвращая на мониторы себе и Борису полётную карту. – Вот повезло летать! Нас везут, как набитые хламом дорожные чемоданы!

– Без нас МиГ не поднимется в космос, в этом вся соль, – отозвался Борис, с горечью осознавая свою правоту перед чиновной комиссией, членам которой дела ни до чего, кроме причитающегося жалованья, как видно, не было. – А что нам делать при сбое автоматики? Эти интернациональные умники…

Женский голос не дал ему договорить:

– Оперативный запас и неснижаемый остаток топлива. Двигатели отключены. Оперативный запас и неснижаемый остаток топлива. Двигатели отключены. Продольная курсовая ориентация летательного аппарата поддерживается.

– Спасибо тебе за невесомость, мартышка, – без интонаций сказал Борис по-русски. А вот ремни привязных систем пилоты ослабили с удовольствием.

– Переговоры записываются, – пригрозил компьютер с бабьими сварливыми нотками в голосе и, словно в отместку, убрал с курсовых мониторов полётную карту. Видеть лицевые золотистые стёкла гермошлемов друг друга пилоты продолжали на угловых картинках обзорных дисплеев. – Прекратить несанкционированные разговоры. Сосредоточиться на выполнении полётного задания. В противном случае последует наказание.

– Yes, sir, – одновременно автоматически откликнулись оба раздосадованных пилота, не ожидавшие новинки в контроле их действий в полёте. Чего-чего, но воспитательных мер по своему адресу они никак не предвидели. Полётная программа оказалась не российского происхождения. Или не только российского.

Компьютер обиженно возразил:

– Excuse me, I am Miss Randy.

И тут же оба пилота получили слабые электрические уколы в пятые точки через проводочки и датчики в памперсах. Стало ясно, что при последующих нарушениях мисс Рэнди напряжение, безусловно, повысит.

Хэйитиро приподнял обе руки и развёрнутыми в стороны большими пальцами потыкал в остекление кабины: видишь? Не отстают шарики, сопровождают.

Густов согласно наклонил закрытый гермошлем.

С десяток минут пилоты молча следили, как автоматика управляет полётом МиГа. На высоте полутора сотен километров аппарат глотал почти восемь километров ежесекундно.

– Новосибирск на траверзе, – объявила мисс Рэнди и бесцеремонным рывком затянула привязные системы членов экипажа, как перед катапультированием спасательной капсулы из МиГа. – Через тридцать секунд начинаю торможение.

По обеим сторонам носа аэрокосмического корабля поднялись защитные люки и открыли сопла системы торможения, похожие на стволы пушек, или, скорее, на мортиры времён сражений парусных флотов. МиГ выбросил вперёд бело-голубые в фиолетовой окантовке факелы и начал постепенное торможение и снижение. Пилотов в ремнях потянуло ногами вперёд под приборные панели и стало вдавливать перегрузкой в ложементы преобразованных при снижении кресел. После невесомости перегрузка воспринимается и переносится ощутимо тяжелее, чем при взлёте. Постепенно МиГ окутался оранжево-красным шаром из пламени, и в ясном азиатском небе стал виден с земли, уподобившись яркому метеору. За ним вытянулся, прочерченный словно по линейке, длинный огненный, и затем клубящийся дымный след.

На высоте тридцати километров мисс Рэнди вернула пилотов в положение по-боевому.

Светящиеся шары обнаружились уже перед МиГом, выполняя, похоже, роль боевого охранения. Мисс Рэнди опустила воздухозаборники и предупредила о начале расходования оперативного запаса топлива. Аэрокосмолёт, выпустив переднее и заднее горизонтальные оперения и открыв защитный лючок над тридцатимиллиметровой авиапушкой, принял штатную лётную конфигурацию для боевого пилотажа в атмосфере. Цвет его окраски посветлел, тёмно-синими оставались мало пострадавшие от огненного облачения узкие полосы вдоль задних кромок крыльев и оперения. Компьютер закончил проверку, подтвердил готовность к применению комплекса бортового вооружения и активировал его.

Центр управления полётом передал на верхнюю часть функциональных дисплеев МиГа спутниковый план местности, а затем панорамную картину театра предстоящих военных действий. На горном плато размерами примерно с километр на два в шахматном порядке рассредоточились, в нескольких метрах друг от друга, сотни, если не тысячи, солдат со штурмовыми винтовками в руках. Все они медленно поворачивались, внимательно всматриваясь в своём кружении в россыпи камней вокруг себя. «Армия Александра Македонского из морпехов США, имитирующих верчение египетских танцующих дервишей неподалёку от границ владений индийских махараджей», с юмором длинно подумалось Борису, и он улыбнулся. Над морскими пехотинцами, возвышаясь над ними, как головы боевых слонов, парили десятка полтора дронов-квадрокоптеров с зоркими видеокамерами, сканирующими каждый квадратный метр плато. В отдалении кружили боевые вертолёты со склонёнными книзу крыльями, похожие на плоских клешнястых крабов с приделанным к спинке панциря несущим винтом. «Как неповоротливые бегемоты», снова улыбнулся Борис.

МиГ снизился, выпустил закрылки и замедленно вошёл в ущелье, склоны которого испещрены были тёмными пятнами зарослей кустарника. Светящиеся шарики летели со скоростью МиГа впереди и выше, над горами. Оба пилота, глядя, что называется, во все глаза, всматривались вперёд по курсу и сравнивали увиденное с плато на функциональном дисплее – никакого сходства. Минуты полторы МиГ проходил насквозь извивающееся под ним ущелье, потом перепрыгнул через горный хребет и нырнул в соседнее ущелье, и так несколько раз кряду, поворачивая из стороны в сторону и абсолютно дезориентировав экипаж. Скорость в близком соседстве с горами размазала склоны по сторонам остекления в пёстрые полосы. Пилотов отжимало из стороны в сторону при резких эволюциях МиГа и, не будь прочных ремней, всмятку расколотило бы их тела внутри скафандров о стенки кабины. «Попробуй найти при такой дикой скачке хоть какую-нибудь дорогу!», в сердцах подумал Борис. Наконец, МиГ выскочил из очередного ущелья, и пилоты через мощную оптику увидели километрах в пяти перед собой плоскость плато с едва различимыми фигурками морпехов. Один из дронов над правой окраиной плато резко качнулся, пустил зелёную ракету под ноги пехотинцу и без промедления подал телевизионную крупноплановую картинку на мониторы МиГа, ЦУПа и всех заинтересованных высших командиров, организующих крупномасштабную войсковую поисковую операцию.

Один из камней буквально в метре от ног пехотинца шевельнулся, роняя с себя мелкую крошку, и стал приподниматься на блестящих металлических лапках. Рядом, разбрызгивая искры, догорала сигнальная зелёная ракета. Из-под верхней оболочки, замаскированной под камень, показался тёмный тубус, нацеливающийся в сторону приближающегося МиГа линзами с малиновым защитно-просветляющим покрытием. Дрон набросил на изображение крабовидного устройства ярко-зелёную масштабную сетку – пятьдесят на пятьдесят сантиметров. Пехотинец подскочил к хищному уродцу, засунул под коробку с тубусом ствол штурмовой винтовки и, действуя, как рычагом, приподнял и попытался вывернуть устройство из земли. Но чудище напрягло лапки и, сопротивляясь, стало водить хищным тубусом из стороны в сторону, пытаясь избавиться от помехи и выполнить заложенную в него программу. Ствол винтовки слегка изогнулся. Набежавшие товарищи морпеха дружными объединёнными усилиями выворотили диковинный агрегат из земли и опрокинули его на спину. Шевелящиеся лапки, пытавшиеся, как им показалось, ухватить их за ноги, со злостью прибили прикладами. На урода, против его возможного подрыва и самоликвидации, поспешно набросили серебристую высокопрочную мелкоячеистую сетку, сплетённую из волосовидной проволоки. Но недвижимый урод, лёжа кверху брюхом, и не подумал самоподрываться. Может быть, и потому, что над ним тут же принялись колдовать двое оставшихся сапёров в лёгком защитном снаряжении. Освободившиеся трое солдат поспешно отошли. Пехотинцы поодаль стали по команде об отбое в подшлемном наушнике и дублирующей красной ракете от ближайшего офицера расходиться в стороны, освобождая место для посадки вертолёта и погрузки в него таинственной добычи.

Всё заняло не больше минуты.

Левый из светящихся шаров, зависших над плато, ударил белым лучом в каменный отрог и осыпал его на расположенный ниже уступ на крутом склоне горы. С тем, что привлекло внимание шарика и вынудило его нанести лучевой удар, ещё предстояло разобраться военным экспертам. Вертолёт, метрах в трёхстах пятидесяти от пыльного облака, расползающегося от места взрыва, испуганно шарахнулся в сторону.

Джеймс Миддлуотер на телекартинке двумя полусжатыми пальцами показал экипажу МиГа, что топлива остаётся слишком мало. Кивнул и резко вздёрнул кисть руки, безмолвно, но выразительно артикулируя губами: пора, валите оттуда, убирайте ваши задницы!

Густов согласно наклонил гермошлем.

– Ручное управление, – объявила всеведающая и, местами, всемогущая мисс Рэнди и выдала положенную информацию на мониторы перед пилотами, – ручное управление. Комплекс вооружения активирован. Комплекс вооружения активирован.

МиГ, подчиняясь Густову, убрал закрылки, прибавил в голосе и плавно пошёл в небо.

* * *

– Это вездесущие русские, – на плато сказал один из командовавших пехотинцами американских офицеров другому командиру, провожая взглядом в нашлемный монокуляр быстро удаляющийся неизвестный самолёт, – летают нагло, без опознавательных знаков, где захотят. И суются всюду, куда не просят.

– Не думаю, – отозвался второй, – Россия отсюда далеко. И у русских самолёт, похожий на этот, какой-то хилый и тёмно-синий, знаю точно, а этот крупнее и тёмно-серый. Ставлю бакс, это наведались и полюбопытствовали китайцы, они здесь рядом.

– Быстро уносится, – сказал первый офицер, – и команды сбить нет. Ставка не принята, чей он – неизвестно. Всё равно, уверен, это русские.

– Если бы мы попытались сбить, нас бы уже не было, – возразил второй. – Это точно.

* * *

– Ищем с неба дорогу, Хэй, – сказал Борис, – где бы нам о неё приложиться. – И вполголоса замурлыкал по-русски:

– Чтобы не хватил удар, вы не суйтесь в Кандагар. Нет, пожалуй, лучше так: «В Багдаде всё спокойно, спокойно, спокойно…»

– Правильно, – отозвался Хэйитиро, не понимающий по-русски, – самое время помолиться двум джентльменам в космической птичке. Говорят, молитвы у русских очень действенные. Я тоже за нас помолюсь.

– Лучше возьми управление на себя, Хэй. А я пороюсь в корзинке среди бабушкиных клубков, поищу завалявшуюся иголку. Светящихся шаров больше не видно…

И Густов принялся пальцем в перчатке перелистывать карту, заботливо выведенную Рэнди на курсовой монитор, изменяя масштаб и пытаясь найти хоть какую-то автомобильную трассу среди то ли степи, то ли высокогорной пустыни, простирающейся под МиГом.

– Хэй, держи ближе к горам, слишком отдалились, нужна твёрдая, как камень, дорога.

– Держу к горам. В полусотне километров, три с половиной минуты от нас, рядом с границей, взлётная площадка в долине между хребтами, подходы приличные, правда, полоса всего 870 метров. Высотная отметка 1590 метров, нормально, высота над морем небольшая. Но уж, во всяком случае, покрытие, думаю, там твёрже, чем в пустыне на караванной тропе. Шарики держатся позади нас у границы облачности, иногда в тучи запрыгивают.

– Спасибо, вижу. Дха… Дхо… Доханагар, Дахунугар, или как там его ещё, этот аэродромчик, не разберу, и чья же эта территория, «куда нас, сударь, к чёрту занесло?..» Смотреть некогда. Аллах с ним, отдай управление, рулим туда, нигде же не видно приличных дорог, одни грунтовки! Будь готов дать наддув окислителем, Хэй.

– Готов. А территория эта спорная.

– Четыре глаза лучше двух. Покажи крупно направление полосы, чтобы не выскочить поперёк. Мои руки заняты. Хорошо, что подходы свободные. Захожу на полосу… Закрылки во взлётном положении. Замедляемся… Ноги шасси вышли. Три тонны остатка оперативного запаса топлива, должно хватить, плюс неснижаемый остаток, машина тяжеловата, но сливать не буду, рискованно. До контакта минутная готовность. Какая-то белая хибара рядом, диспетчерской вышки не наблюдаю. Что за странная скотобаза? И облучения от радаров нет, некого подавлять, слава Богу, что никакой цивилизации у аборигенов. Снижаемся. Закрылки в посадочное положение… Вышли закрылки. Скорость четыреста. Готовься, готовься, Хэй!

– Есть, готов.

– Аллах его знает, насколько здесь у них твёрдая полоса… Вроде, плотная, вроде, каменистая. Сосредоточились… Сажусь до контакта с землёй. До контакта… Закрылки на максимальный посадочный угол, на всякий случай. Есть закрылки, есть наклон носовых кромок. МиГ устойчив. Касание основными. Опускаю нос. Пять секунд до конца полосы. Есть касание носовыми колёсами! Лампочка, подтверждение контакта с землёй от КЗА есть! Полный газ! Даю форсаж! Наддув, Хэй!

– Есть наддув!

И произошло то, чего опасался ещё на Алеутах Башлыков: если давление от мягкого касания четырёх, широко разнесённых, сталепружинных колёс основных ног шасси полоса из укатанного и плотного лёсса почти выдержала, то резковатый удар пары колёс носовой стойки стал пропахивать в ней рваные борозды, и нос машины стал опускаться всё ниже.

– Газу на носовые струйные рули! – не своим голосом заорал Густов. – Полный газ на носовые! Иначе не поднять нос! Обоих оперений не хватает!

– Уже дал! Ты крикнуть не успел… Вместе тянем ручку! Переднее оперение на максимальном углу атаки. Усилий бустеров хватит?

МиГ нехотя поднял нос и, ускоряясь, с диким рёвом помчал вдоль полосы, оставляя за собой густой шлейф из лёссовой пыли, поднимающийся с воздушными вихрями к небу.

– О-ой!.. – Густов выдохнул со всхлипом откуда-то изнутри. – Носовая стойка в воздухе! Правая оторвалась!.. Левая нога оторвалась! Мы в воздухе! Летим! Убавляю угол ПГО. Н-ну… Никаких слов нет! Полетели, мы полетели, Хэй, летим! Шасси убираю. Что делается… Полосы уже и нет, мелькнула – и пропала! А позади-то, позади – облако, как после атомного взрыва… Вывез нас, голубчик, миленький!.. Спасибо…

– Наддув – финиш, – невозмутимо доложил Хэйитиро, – отключил. Газ на струйные рули после отбалансировки – финиш, отключаю. Носовые кромки убрал. Ставлю закрылки во взлётное, раскачивает. Убавь угол набора, свалимся! Отдай управление, отдохни.

– Отдаю. Дай отдышаться. Я, похоже, забыл дышать!

– Тысяча метров. Тяга: номинал. Иду с набором, грамотно, курсом к востоку, командир?

– Нет-нет, не в Индию и не в Китай! Валяй южнее, к Индийскому океану, туда нам и дорога! Не влезем без причин в чужое воздушное пространство! Сэкономим топливо, быстрее выйдем на орбиту, а там автоматика нас поправит. Всё равно она станет нелинейно изменять траекторию.

– Выполняю.

– Набери десять тысяч пятьсот метров и на горизонтальной площадке разгоняйся. На площадке возьму управление.

– Выполняю. Командир, взлетать ты умеешь, – посмеялся Хэйитиро. – Триста метров на взлёт такой машине, вместо двух километров, это надо увидеть своими глазами, чтобы поверить! Садиться тебя не научили: перелетел пятьдесят метров за начало, потом полкилометра ездил по полосе, испортил людям международный аэропорт.

– Воистину международный, если мы там сели! Только они, дай Бог, об этом не узнают.

– Думаю, что в аэропортовской хибаре никого не было, на их волне радио молчит. Или ещё в себя не пришли. Удивятся, чем можно было в пять секунд пропахать шесть борозд глубиной с фут на половине взлётки. Сильно нас притормозило!

Борис поддержал весёлые рассуждения напарника:

– Ни скреперов, ни грейдеров, ни бульдозеров здесь никогда, наверное, не видели. Кетменями полосу строили, всем кишлаком утаптывали. Ничего, восстановят. Сто граммов и яичко, и я на такую халтуру подписался бы. Да, ещё и домик совсем близко к полосе, сейчас так не строят. Послать им сотню долларов на восстановление остекления, наверняка, высыпалось от нашего рёва, всё на полу. А то и рамы оконные, и двери вынесло. Хорошо, крышу не сдуло, и стены не рухнули. А всё ты, Хэй! Взлётка крепче дороги, взлётка крепче дороги – ты насоветовал!

– Не спорю, я. Командир, проверь, когда с этого аэродрома крайний раз летали?

– Посмотрим… Набираю код аэропорта. Сорок лет не используется.

– Вот видишь? Территория спорная, за неё наверняка воевали. Потому и посёлок брошен, а люди, кто живой, уехали в город. В аэропортовском доме нет сейчас и караван-сарая. Тогда с тебя причитается половина от сэкономленной сотни долларов за стекло, побитое неизвестно кем, мы этого не видели, нас здесь не было. Ты, командир, легко деньгами разбрасываешься, как какой-то русский!

– На земле отдам тебе всю сотню. Всё равно неудобно, Хэй, извини за слабые лётные навыки. Нюх подрастерял, тьфу, как нехорошо!..

– Моё прощение дороже стоит. С тебя бутылка виски «Белая лошадь». Самого крутого. Или соглашусь на автофургон с саке.

– В саке купаться? На виски идёт, не стыди. Разрушить людям нужную дорогу было бы ещё хуже. А так, что ни делается, всё к лучшему! Отдай управление и наслаждайся. По пиле дальше будем лететь, вверх-вниз. Вверх, а потом снова вниз. И так спокойненько, аккуратненько, обведём каждый её зубчик на башлыковском графике, до самого до космоса.

– Отдал управление, наслаждаюсь. Не сокрушайся, командир. Каются только русские, никто больше. Всё ты сделал правильно. Я не взлетел бы лучше. Всё, рули. Отдыхаю.

На ста десяти километрах высоты пилотам был озвучен и дан текст новой инструкции:

«ПРОДОЛЖИТЬ НАБОР ВЫСОТЫ, НА ВЫСОТЕ 180–200 КИЛОМЕТРОВ ЛЕТАТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ БУДЕТ ПЕРЕВЕДЁН НА 24 ЧАСА НА АВТОМАТИЧЕСКОЕ НЕЛИНЕЙНОЕ УПРАВЛЕНИЕ.

ПОСАДКА БУДЕТ ПРОИЗВЕДЕНА В АВТОМАТИЧЕСКОМ РЕЖИМЕ. УДАЧИ!»

– А где спасибо вам, где сто граммов и яичко, шашлык-машлык, боржом-моржом? И куда ж это нас, грешных, привезут? – шутливо пригорюниваясь и ёрничая, вопросил Борис, от души поддаваясь чувству облегчения и позволяя себе небольшую разрядку. – Сожрали с твоей взлёткой больше тонны топлива, такого дали чаду, сгорать не успевало. Двух тонн оперативного остатка нашей, которая лучше всех, мисс Рэнди на нелинейные манёвры теперь хватит? Или залезет в неснижаемый остаток?

На дисплее возникло лицо Миддлуотера:

– Благодарю за выполнение программы патрульного полёта. Хорошая работа. На сутки вы для земли, во избежание возможных эксцессов, не будете подавать признаков жизни. Телеметрия, передаваемая на землю, этому соответствует. Вас здесь ждут. Связь с вами на сутки прекращается. Конец связи.

В этот самый момент, ещё не закончил Миддлуотер говорить, астральным зрением Борис увидел Акико с раздуваемыми ветром и растрепанными волосами, выходящую из двери диспетчерской, где-то очень далеко. Она была без куртки, мучительно сжала руками виски и, глядя прямо перед собой, пошла, оступаясь и не понимая, куда идёт. Акико чуть не натолкнулась на чей-то стоящий у диспетчерской вышки редкостный ретроавтомобиль, рядом с женщиной блеснули сверкающее боковое стекло «Дюзенберга» и лакированная дверь. Густов мгновенно уловил, что единым разом понимает то, что не может видеть, внутренне содрогнулся и заставил себя немедленно отогнать прочь непрошенное видение. И сразу о своей поспешности пожалел – надо было мысленно обозреть окрестности с разных высот и попытаться понять, в какой местности находятся Акико и диспетчерская. Опоздал.

– Адью, месью, мерсю, – снова с опозданием отозвался, одновременно с мыслями об увиденном, внимательно слушавший Джеймса Борис и, сосредотачиваясь, добавил, адресуясь к Хэйитиро: – Когда нас повезёт автоматика, по здешнему времени предлагаю позавтракать, по дальневосточному – пообедать, и проделать всё это одновременно. Килограмма по три веса мы потеряли на этой аэробике. На меня такой жор напал, быка бы съел! Генерал Миддлуотер сможет теперь успокоиться, объект найден и захвачен. Минутное дело! И к чему было столько переживать и мотаться по всему свету?

Мисс Рэнди известила экипаж своим приветливо-безразличным голосом, что берёт управление на себя, в дела экипажа не вмешивается, что в баках МиГа содержатся одна и девять десятых тонны оперативного запаса и неснижаемый остаток топлива.

Экипаж с удовольствием приступил к заслуженному приёму пищи. МиГ, управляемый бортовым компьютером, время от времени словно выплёвывал короткие импульсы факелов из сопел газоструйных рулей и мчался по прихотливо изгибающейся траектории, обходя известные зоны на Земле, запрещённые для полетов. Машина своей орбитой то почти достигала полюсов, то они летели почти перпендикулярно меридианам. МиГ отсчитывал виток за витком с экипажем, который для земли не подавал признаков жизни. Им обоим, и прежде Борису, надо было разобраться в обстановке. И не столько на борту аэрокосмолёта, где за время полёта существенно убывало разве что продовольствие, сколько на остающемся неизвестным месте приземления. Акико там, вероятно, и находится, но чем вызваны её острые переживания, если у них на борту МиГа всё в порядке и даже боя никакого не было?

Между делом, они поставили мировой рекорд скорости, полностью облетев Землю на воздушно-космическом самолёте впервые без посадки и дозаправки извне (после рекорда дальности двухмоторного поршневого американского «Вояджера» с экипажем из мужчины и женщины, облетевшего планету за девять суток с минутами). Только вряд ли пришло хоть кому-то в голову зафиксировать рекорд. Потому, в первую очередь, что подобный класс Р летательных аппаратов в охватывающем промежутке от низколетающих самолётов до спутников в международной классификации хоть и появился, но спортивные комиссары их аэрокосмолёт в засекреченный полёт не провожали и из полёта не встретят. Рекорд получился, но неофициальный и вне классификации. Поскольку воздушно-космический самолёт МиГ, в соответствии с новыми физическими принципами, сам себя всё-таки дозаправлял, вероятно, не бесспорно вписываясь в класс Р классификации ФАИ.

Курсовой монитор подремал, вновь включился сам собой и показал, что МиГ проплывает снова над Аляской, но в обратном взлёту направлении: Ноум, Талкитна, Келовна. Потом что-то сработало в программе, машина резко поменяла курс, заваливаясь влево. Она словно оттолкнулась от незримого воздушного столба над Йеллоустоунским кратером и, вместо гор, её нос нацелился на серебрящийся вдалеке огромный Гудзонов залив.

Хэйитиро напомнил Борису, как в прошлом полёте в околополярных областях они испытали погружения в иные времена: вблизи Северного полюса – в будущее планеты, над Южным полюсом, над Антарктидой – в прошлое. В арктических приполярных зонах возникало ощущение временного потока, извне текущего на Северный полюс из будущего. Омывая землю по меридианам, временные потоки становятся настоящим, а затем смыкаются над Южным полюсом и, храня в себе прошлое, покидают ауру Земли, подобные тянущейся из её пуповины серебряной нити.

– У меня было не совсем так, – поразмыслив и вспоминая, возразил Густов. – Я оказался в конкретном месте и в определённом времени. В облике американского лётчика пилотировал Боинг-двадцать девятый «Суперфортресс» и бомбил Токио весной 1945 года.

– Я тоже в том космическом полёте повоевал, – заговорил Хэйитиро, – но был японским морским палубным лётчиком-истребителем. На мне под лётным комбинезоном был надет пояс оби с шёлковыми волшебными стежками-амулетами, присланный из дома и защищающий от множества опасностей. На шее новый белый шарф военного лётчика, такой же, какие повязывали себе те, кто атаковал Пёрл-Харбор. В памяти ещё слышалось обращение нашего командира перед боевым вылетом на филиппинскую Манилу: «Лётчики Императорских Военно-Морских Сил!..» Ощущал себя в кабине славного «Зеро» А6М2 и одновременно видел мой истребитель в сумрачном послештормовом оранжевом небе над тучами. Я был бы неточен, если бы сказал, что видел воздушные бои – я в них участвовал. Я погнался за американским истребителем, ему не хватило тяги и скорости выскочить вверх, он попытался уйти из-под атаки и заложил вираж, не зная, что проиграет, поскольку «Зеро» по своей манёвренности был непревзойдённым. Я подвыпустил боевые закрылки, правой рукой с наклоном потянул ручку, левой ногой толкнул педаль руля направления и с восходящей бочки с переходом на боевой разворот дал короткую пушечную очередь.

– «Киттихок» горит!

Это выкрикнул пилот в соседнем «Зеро», а я атаковал следующего американца и не смотрел уже, что с первым. Единственное, что мне удалось выяснить после нашего с тобой полёта, командир, только то, что атаки на авиацию американского генерала Мак-Артура, командующего на Филиппинах, за несколько месяцев до войны на океанах безупречно подготовил и организовал главнокомандующий 11-м воздушным флотом и командир базовой авиации на Формозе, так называли тогда Тайвань, вице-адмирал Цукахара Нисидзо. В то время адмирал Цукахара был самый выдающийся военачальник военно-воздушных сил не только в Японии, во всём остальном мире просто некого поставить с ним рядом. Авианосцы ему не потребовались, Цукахара освободил их для атаки на другие важные цели. Японские истребители летали с Формозы, сражались над Филиппинами и над океаном возвращались на Формозу. При внимательном взгляде на карту это более чем впечатляет. Без посадки они находились в воздухе до 12 часов и преодолевали за полёт около 2500 километров. Такая сильная военно-морская авиация тогда была только у Японии. В первый же день было уничтожено не менее 60 американских самолётов. Потом вылету помешал сильнейший шторм. В целом, с 8 по 13 декабря 1941 года янки полностью потеряли свои сто шестьдесят боевых и много транспортных самолётов, включая «летающие лодки», на авиабазах Иба и Кларк филиппинского острова Лусон. Но имени пилота в кабине «Зеро» я, среди 123 японских лётчиков-истребителей, эффективно атаковавших Филиппины, установить не смог.

Есть события, оставшиеся неизвестными. Потому никто не понимает их значения.

В космосе наши земные представления о нём оправдываются лишь частично, в нём действуют иные правила и закономерности. Точно так же потребуется по-иному жить под водой. Иначе вести себя в глубокой шахте, где неверным действием легко погубить себя и товарищей.

Слушаешь, командир? Саша Дымов после полёта со Стахом Желязовски сказал мне: «Я мог бы полететь в паре с тобой и на перехватчиках, на Памире». Не знаю, что почудилось тогда в полёте Стаху, но Сашу крепко потрясло то, что он пережил в космосе, когда Стах утратил разум. И Дымов уволился из авиации ООН и вернулся в Россию. Саша рассказывал, что у Стаха редкостное врождённое владение образным художественным языком. Из него мог бы получиться интереснейший писатель, не хуже, чем американский лётчик Ричард Бах, написавший про великую чайку по имени Джонатан Ливингстон. А где теперь наш Стах?

Все мы очень разные. Мы молчим на земле о своих необыкновенных космических впечатлениях, чтобы большие начальники, исходя из своих земных представлений, не закатали нас на излечение вместе с психами. Но я считаю, что можно попытаться погрузиться в собственную память души и в очень далёкие времена. И попытаюсь это сделать в нашем с тобой нынешнем полёте. Когда ещё полететь придётся? Предлагаю несколько часов не беспокоить друг друга.

– Согласен, – отозвался Борис, понимая, что и Хэйитиро разговорился для разрядки.

Оба замолчали. Под МиГом медленно проплывали ярко освещённые мирные ночные города, до которых пилотам, в общем, никакого дела не было. Они отдались иным мыслям, порождённым новыми, необычайными ощущениями.

Вместе с временем из будущего от центра нашей Звезды – Солнца – к Земле приходят души, ожидающие воплощений, очередного рождения в детях Земли. И после смерти уходят из нашего мира через зоны над Южным полюсом. Борис и Хэйитиро с этим соприкоснулись, оба это ощутили. В потоках времени, льющегося извне на Арктику, они ощутили прообразы душ их будущих детей, которые появятся на свет не в проживаемых ныне, а в последующих воплощениях. И ощущали души ушедшие, иногда – следы своих собственных душ в предыдущих воплощениях. Волнуясь и в глубоком молчании, воспринимали они новые ощущения и отдавались трудно передаваемому чувству, когда не хватает слов описывать столь непривычные явления в столь необычных обстоятельствах.

Хэйитиро закрыл глаза и предался медитации.

Спустя несколько минут, в полной темноте он услышал юношеский голос, произнесший на незнакомом языке короткую фразу: «Хайрэтэ, Анаксимандр», и мысленно, без задержки, воспроизвёл её перевод: «Радоваться, Анаксимандр». Это было приветствие, принятое в древней Элладе. Он сосредоточился на этих словах и постепенно ощутил себя человеком в годах, с седыми кудрями, охваченными узким кожаным ремешком, оглаживающим, словно лаская, густую бороду, оправляющим множественные складки белого хитона и неторопливо расхаживающим по песку, на котором удобно чертить, в ремённых сандалиях перед тремя безбородыми учениками, устраивающимися в прохладной тени кипарисов и олеандров. Для пиршественной трапезы после занятий раб-фиванец по соседству, в хозяйственном дворе, варил в почерневшем медном котле мясо с овощами, несколькими листьями, сорванными с лавра и мелким красным перцем, оттуда временами веяло дымком и очень аппетитно пахло. Второй раб, перепроданный из Македонии, принёс из подвала небольшой бочонок с вином и разбавлял красное вино в финикийском пористом глиняном кувшине родниковой водой. Один из учеников, чуть запоздавший, ещё не успел занять своё место на обтянутом козлиной кожей табурете. Самый старший из них, Анаксимен, обратился к учителю: