Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"

Автор книги: Георгий Персиков

– Мы не отнимем у вас и полминуты, – притворно залебезил Родин. – Нам необходимо задать всего один маленький вопросик. Позвольте представиться: Георгий Родин, практикующий врач города Старокузнецка, а это – мой друг, Максим Савостьянов, мичман императорского флота. С кем имеем честь?..

– Барон Вильгельм фон Норштейн, Прусский яхтенный клуб, – вальяжно отвечал толстопузый.

– Я смотрю, вы отлично подготовились к регате и явно настроены на победу, коей мы вам несомненно желаем от всей души. И вы наверняка знакомы со всеми участниками этого впечатляющего соревнования если не лично, то хотя бы понаслышке… Скажите, любезный, не оказалось ли среди ваших соперников кого-то, кто по каким-либо причинам объявил о своем отказе от участия в регате?

– Как же, как же, был один такой. Напыщенный уродский карлик на паршивой долбленке «Ульв». Этот dänischen Schweine[184]184
  Датская свинья (нем.).


[Закрыть] так перетрусил, что уплыл в свою поганую Данию и даже взнос за участие в гонке не забрал. Как вам это нравится?

– Правильно сделал! Куда его жалкой трухлявой посудине тягаться с такой ласточкой, как ваш великолепный «Тевтон»! – Родин невероятно обрадовался, что его догадка подтвердилась, но… Этого было недостаточно.

Георгий подмигнул Максиму, и тот, моментально уловив намек, вкрадчивым голосом обратился к распалившемуся пруссаку:

– Сударь… Вы, верно, очень спешите? Регата вот-вот стартует, и вам не терпится задать жару соперникам.

– Верно, очень спешу. И, пожалуй, распрощаюсь с вами и взойду на борт, – толстомясый начал неуклюже разворачивать свою тушу спиной к непрошеным гостям, но Максим вцепился в его рукав и настойчиво произнес:

– Ввиду того, что и мы с Георгием чертовски спешим, я вынужден попросить вас о небольшой услуге.

– О какой еще услуге? Вы что себе позволяете?! – барон запыхтел и напыжился, всем своим видом давая понять, что какие-то там услуги – это не по его части.

– Уродский, как вы верно подметили, карлик похитил двух моих сестер, одна из которых совсем недавно стала невестой Георгия. Возьмите нас на борт «Тевтона», я отлично управляю яхтами, и вместе с моим другом мы гарантированно поможем вам выиграть эту гонку. А заодно нагоним датскую свинью и спасем Юленьку и Полиньку.

Максим не стал уточнять, что рассчитывает нагнать датскую свинью еще на Висле. Однако, оценив судно профессиональным взглядом моряка, он был готов поспорить с кем угодно, что эта посудина имеет все шансы на победу даже с такой странной командой на борту. Стало быть, и карлика они нагонят в два счета.

– Ха-ха! Это немыслимо! Нет, вы слышали?.. – обратился Вильгельм фон Норштейн к матросам, которые побросали снасти и в предвкушении забавного представления уселись на парапет. – Я приехал в эту глушь не для того, чтобы гоняться за глупыми фройляйн в компании каких-то авантюристов!

– Но войдите же в наше положение! Это вопрос жизни и смерти двух юных невинных девушек! В конце концов, я не авантюрист, а моряк, такой же, как и вы. Я мичман Императорского флота, и в гонке по воде мне нет равных… – Тут Максим, конечно, слегка приврал, но это, увы, все равно не сработало.

– Весьма сожалею, судари, но я намерен победить своими силами и не нуждаюсь в балласте! – высокомерно рявкнул барон.

– Прошу вас как моряк моряка, – взмолился Максим, – нам очень надо в Данциг. Мы будем делать все, что скажете: драить палубу…

– Не надо мне ничего драить! – Барон не на шутку разозлился, брезгливо попятился от настойчивого русского мичмана, как от прокаженного, и закричал матросам: – Peter! Werner! Leinen los! Schnell![185]185
  Питер! Вернер! Отдать швартовы! Быстро! (нем.)


[Закрыть]

Максим понял, что перегнул палку, вконец растерялся и принялся оглядываться по сторонам в поисках более сговорчивых яхтсменов. Тем временем Родин устал смотреть, как унижается его друг, и взял инициативу в свои руки.

– Если мы не догоним карлика ни на Висле, ни в Данциге, – рассуждал он, все крепче сжимая трость в руке, – то окажемся в крайне неприятном положении, а этого допустить никак нельзя. Чтобы довести начатое до конца, нам нужна эта яхта в полноправное владение!

Приняв непростое для него решение, Родин невозмутимо направился в сторону матросов. Те скорчили зверские рожи и встали в боксерскую стойку. Георгий пригнулся, на случай, если кто-то из ребят решит пустить в ход кулаки, и лихо вдарил своей тростью по голени того, что покрупнее. И пока ушибленный, скуля как кутенок, опадал на мостовую, доктор поразил его коллегу – метким тычком той же трости в солнечное сплетение. Скулящий попытался подняться, ухватив Родина за брючину, но мгновенно был отправлен в глубокий нокаут ребром могучей докторской ладони по белобрысому затылку. Второй, задыхаясь и раскачиваясь, пошел на Георгия, как медведь-шатун, но уже через секунду прилег рядышком со своим товарищем с расквашенным носом и в полной дезориентации.

– «Солдатик-матросик, нелепый вояка…» – пробормотал Максим, обалдевший от такой прыти своего компаньона, и ловко запрыгнул на борт «Тевтона».

Тем временем Родин подошел к толстяку и, не дожидаясь, пока тот его атакует ручками-шпикачками, боднул барона головой прямо в круглое пузо. Вильгельм фон Норштейн крякнул, неловко попятился, споткнулся о камушек и, потеряв равновесие, плюхнулся на зад, подняв вокруг себя клубы пыли.

– Караул! Убивают! – заголосил пруссак по-русски противным фальцетом и попытался принять вертикальное положение. Однако его комплекция сыграла с ним злую шутку: барон замешкался и, встав на карачки, опрометчиво повернулся к врагу своим объемистым тылом.

– Лучше бы вы, любезный, сразу согласились на наши условия, – Георгий разочарованно вздохнул и отвесил барону такого смачного пинка, что с головы пруссака слетела фасонистая фуражка, а сам Вильгельм звонко тюкнулся лбом о мостовую и повалился на бок, тяжело дыша. Максим присвистнул от восхищения и отметил про себя, что с Родиным ему лучше не ссориться.

На счастье, именно в эту секунду стартовала долгожданная регата. В небе с веселым грохотом взорвались разноцветные салюты, зрители одобрительно зашумели и захлопали, и потому никто не обратил внимания на потасовку у «Тевтона» и трех стонущих иностранцев. Друзья подняли якорь, и яхта, нарушая все правила пафосного международного соревнования, понеслась по Висле, легко лавируя между другими судами. Попутный ветер раздувал добротный парус, бравый мичман умело управлял «Тевтоном», а Родин сосредоточенно глядел вдаль: его терзало смутное предчувствие, что все у них только начинается…

* * *

Свежий ветер наполнял парус яхты, как страстный поцелуй тугие щеки юной красавицы. В стальной воде главной польской реки отражалась пронзительная синь небес и редкие облачка, быстро исчезающие за горизонтом. Пасторальные пейзажи по левому и правому бортам сменялись с калейдоскопической скоростью. Милые небольшие деревушки перемежались обширными полями и ладными опрятными дубравами. Мелькнул даже древний городок, так и оставшийся неопознанным. С крепостной стены бухнула доисторическая пушчонка, последний век явно служившая исключительно декоративным целям. Словно в ответ, раскатисто хлопнул парус. Родин оторвался от стихов и мимолетно усмехнулся:

– Участники регаты ответным салютом приветствуют восторженных варшавских обывателей! – и обратился к Максиму, уверенно правившему послушным суденышком: – Идем ходко, не так ли? Каковы наши шансы?

– Не хотелось бы сглазить, – сквозь зубы ответил молодой шкипер, не глядя на своего спутника. – Но если зюйд-вест не переменится, скоро у нас появится возможность сцапать проклятого коротышку!

Родин явно хотел что-то еще спросить, но, пристально изучив напряженное лицо товарища, предпочел промолчать. Максим был как натянутая струна – одно неосторожное движение могло оборвать жилы его души, и волевой и отважный мичман в мгновение ока обратился бы в жалкую тряпку. Георгий видел подобное ранее, а потому старался быть как можно бережнее к компаньону. Он зажмурил на мгновение глаза, и перед внутренним взором моментально предстало лицо силача Ван де Кастелее.

Пышущий здоровьем фермер Яп возглавлял небольшой партизанский отряд бурских повстанцев, который крайне удачно пиратствовал по британским тылам на протяжении почти полугода. Громогласный командир всегда был не прочь незатейливо пошутить и первый начинал раскатисто хохотать. Он обожал угощать своих собратьев-стрелков и иностранных волонтеров жареной на углях говядиной под домашнее пшеничное пиво, а после заводил веселые песни. Пуще прочего же он любил демонстрировать окружающим фотографии своих четверых белокурых дочурок и такой же светловолосой супруги. Он нежно водил огромным пальцем по их лицам и называл нараспев имена: «Стерре, Маделиф, Фенне, малышка Эли и моя красавица Хендрика».

Семейство Ван де Кастелее забрали в концентрационный лагерь английские каратели – слава о деяниях его главы докатилась даже до Лондона. Жизнерадостность Япа пропала без следа. Он бледнел и худел день ото дня. Пару раз с верными людьми предпринимал отчаянные попытки прорваться через многочисленную охрану к своим девочкам, но отряд вынужденно отступал под пулеметным огнем. Надежда угасала в когда-то ярко-синих глазах здоровяка, превращаясь в грязно-серую муть осенних луж.

Однажды ночью явился беглец из лагеря. Он принес страшную весть – всех из Ван де Кастелее повесили, включая даже малютку Эли. Яп не проронил ни слезы, но к утру сложил с себя полномочия командира и вернулся на ферму. Он стал молчаливым и отрешенным, лицо бывшего весельчака никогда не посещала улыбка. Ничто ему не помогало: ни участие товарищей, ни заботливое лечение Родина. Даже возвращение пятерых узниц домой, слухи о казни которых оказались очень сильно преувеличенными, не помогло Япу вновь обрести себя. Он сломался окончательно и бесповоротно.

От тягостных воспоминаний Родина отвлекло злобное бормотание.

– Уж из моих-то рук этот мерзкий карла не вырвется! Я-то цепкий и хваткий. – Тут Максим обнаружил, что его шепот чересчур громок. Он посмотрел в упор на Георгия и с вызовом заявил: – Да, я считаю, что мы продолжаем оставаться в положении вечных охотников-ротозеев исключительно по вашей милости! Как могли вы прозевать карлика?! Этот единственный шанс, который никак нельзя было проворонить, бездарно упущен.

– Вынужден вам напомнить, что мы тогда чудом уцелели, – обезоруживающе улыбнулся Родин. – И одного из похитителей все же удалось свалить. А скоро настанет черед второго.

Максим сварливо взвизгнул не своим голосом:

– Нет уж! Я теперь не позволю вам встать между мной и моими сестрами! На сей раз я сделаю все сам и сделаю это правильно.

Он пронзил Георгия огненным взором и холодно перевел взгляд на реку. Родин промолчал.

«Нет, друг мой ситный, поодиночке у нас с вами нет даже призрачной надежды одолеть столь матерых врагов. Во имя ваших сестер я продолжу молчать, а вы не станете отказываться от моей помощи. Даже если нужно будет принудить вас принять ее!» – произнеся этот внутренний монолог, доктор снова взялся за листы с переводом стихотворения.

Максим, конечно, помог невероятно, признав в поэтическом строе, в метафорах и именах собственных отрывок из скандинавской саги. Несомненно, отгадка должна лежать где-то в северных суровых землях. И вопросов о том, куда именно держит путь яхта карлика, не остается. Беда лишь в том, что Дания, Швеция и Норвегия – страны очень даже немаленькие. Не стоит сбрасывать со счетов Исландию, ведь это островное государство сохранило в наибольшей степени уклад и язык времен викингов. Да и про Гренландию не стоит забывать – ведь эта земля уже много столетий неотъемлемая часть Дании. Наконец, Финляндия – страна нескандинавская и давно входящая в состав Российской империи, но при том семь веков кряду рассматривавшаяся грозными шведскими вояками в качестве полигона для набегов и грабежей. Да уж, сузил область поисков, называется! Родин решил внимательнее вчитаться в хитросплетенье слов.

 
Пройди меж клыками
Фенрира смело…
 

Так, Фенрир – это вроде бы такой исполинский волчище, дитя Локи. И пасть у него, надо думать, соответствующая – если меж клыков можно спокойно пройти.

 
Левый резец
Тюром обломан…
 

Да, тоже занятная история. Сын Одина храбро вложил руку в пасть этому самому Фенриру. А вот обратно вынуть ее уже не смог. Стало быть, разменял руку на клык – тоже не из простого теста был сделан Тюр! Значит, не надо бояться, надо уподобиться богу побед и воинской доблести – ну тут вроде бы они на верном пути.

 
Дракона направь
На акулий плавник,
И борона не тронет дракона…
 

Здесь Георгий начинал блуждать в потемках. Конечно, можно предположить, что акулий плавник – метафора треугольного паруса. Аналогия, что называется, на поверхности. Но вот откуда нужно взять дракона, каким образом его направить на акулий плавник, да еще так, чтобы борона не тронула дракона? Если летающий дракон – это аэроплан, то при чем тут борона? Черт, какая еще борона? Может, борода? Или ворона? Может, мичман ошибся? Ворона тоже летает, но куда ей трогать дракона, дай Бог, чтобы саму не сожрали. Заковыристая загадка – тут головой тронуться недолго!

Впрочем, дальше начинались форменные непролазные дебри. Кинжал и копье еще можно было как-то объяснить, однако Корона и Мидгард заставляли доктора лишь бессильно разводить руками. А финальное четверостишие и вовсе казалось форменным заклятием, но никак уж не скрытым посланием, содержащим в себе четкие указания.

 
Но богами любим
Корону отвергший,
Распявший себя
На ветвях Иггдрасиля!
 

Раз за разом Родин шепотом повторял эти строки, но ни на дюйм не приближался к пониманию.

– Чертовщина какая-то! – досадливо произнес он себе под нос и поднял голову. На обоих берегах начинались рабочие предместья какого-то крупного города.

«Распял себя на ветвях древнего ясеня вроде бы сам Один, – припомнил Георгий уроки профессора Смородинова, – и глаз он тоже пожертвовал, чтобы получить мудрость и научиться меду поэзии. То есть это единственный понятный кусок в этой висе, или как там ее. Что боги предпочтут мудреца, принесшего себя в жертву ради мудрости, королю или конунгу… А эти бороны, клыки – слишком непонятные метафоры…

– Куда же нас привела Висла? – спросил Георгий у Максима.

– К Данцигу, – нервно ответил кормчий. – Скоро уже устье, а злосчастного недомерка и Полюшки с Юленькой все не видать!

– Позвольте-ка мне воспользоваться вашим биноклем. Вроде бы река здесь течет прямо…

Максим молча протянул Родину футляр. Тот же моментально приник к окулярам и повел их по линии соприкосновения воды и воздуха.

– Вот! Вот! – Георгий закричал, тыча пальцем вниз по реке. Протянул бинокль его владельцу. – Сами посмотрите – до них верст восемь, не больше!

Максим жадно схватил бинокль и вперился взглядом в даль.

– Да, пять миль ходу до стервеца, – удовлетворенно проговорил он. Впервые за долгое время он посмотрел на старшего товарища прежним открытым взором. – Мы их догоним через пару часов. Есть все же на свете справедливость, и я своими руками вырежу его проклятое Богом сердце!

Прогноз Максима оказался чересчур оптимистичным. В самом устье Вислы до яхты карлика оставалось еще не меньше мили. И его команда наконец-то заметила погоню. Немедленно поднялся и раскрылся второй парус. Судно заметно прибавило ходу. «Тевтон» перестал нагонять похитителей. А вскоре расстояние между двумя яхтами начало увеличиваться. Беглецы держали курс в открытое море и явно надеялись затеряться на просторах Балтики.

Отчаяние Максима было велико, как колокольня Ивана Великого. Он то и дело кидался к парусу, пытаясь расправить его как можно шире. Поминутно менял галс в надежде поймать больше ветра. Но тщетно. Родин сохранял присутствие духа.

– Как вы определите их курс? – деловито вопросил он у шкипера.

– А? Что? Курс? – заполошно ответил Максим, глядя перед собой невидящими глазами.

– Посмотрите внимательно, в каком направлении они движутся, – это очень важно понимать!

– Норд! Они идут строго курсом норд!

Родин на секунду задумался. Он старательно восстанавливал в памяти карту Балтийского региона.

– Они движутся в сторону Швеции или Финляндии, – скорее заявил утвердительно, нежели вопросительно, доктор.

– Да-да. Но они могут пристать к любому берегу, если мы их упустим – море не хранит следов! – с отчаянием воскликнул Максим.

– Спущусь вниз, поищу карты, – успокаивающе ответил Родин. – Рано или поздно они будут вынуждены пристать к берегу. А там мы найдем их след. Вся хитрость – попытаться вычислить, куда они могут направляться.

Откровенно говоря, в трюм Георгий отправился не столько ради поиска карт, сколько в стремлении немного перевести дух. Горе брата, лишившегося сестер, давило буквально физически. Нет места на палубе, где можно было бы укрыться от стенаний страдающего человека, от его полубезумного взгляда, от несправедливых обвинений и проклятий. Дело ведь не только в сочувствии к терзающемуся юноше. Родину сейчас просто кровь из носу требовалось сосредоточиться, пытаясь разгадать планы похитителей. На кону стояла жизнь двух невинных девушек, и права на ошибку более не оставалось. Максим, готовый собственной кровью расплатиться за свободу сестер, невольно лишал компаньона и без того призрачных шансов ухватиться за верную нить.

Морские карты лежали в водонепроницаемом рундучке. Тусклого света, который проникал через крохотные иллюминаторы, было недостаточно, однако Родин смог в потемках разглядеть огромный порт, лежащий аккурат на севере по отношению к текущему положению мореходов. «Похоже, игра ваша раскрыта, господин черный карлик!» – возбужденно прошептал сыщик поневоле. И тут его взгляд упал на большой продолговатый ящик, тщательно занайтовленный в носовой части трюма…

На палубе Родин появился с сияющим ликом. Его настолько переполняла радость недавних открытий, что даже Максим вынырнул из пучины горького горя и выпалил, глядя на товарища широко распахнутыми глазами:

– Неужели нашли?

– Нашел, еще как нашел! – торжествующе произнес Георгий.

– Да не томите ж вы, конька вам морского… – говорите!

– К северу от нас расположены острова – вот оно, их место назначения!

– Идиот! – Максим со всего маху залепил себе пятерней в лоб. – Ну, конечно же! Я обязан был сам вычислить это! Моряк – с печки бряк, стыдобинушка! Но… – он внезапно помрачнел. – Это настолько очевидно. А что, если нас водят за нос? Идут сейчас курсом норд, а потом, оторвавшись, ночью сменят его – ищи-свищи потом!

– Я убежден, что сейчас карлику не до вихляния. Он ведь был уже уверен, что оторвался, когда в Гданьской бухте брал северный курс, – ответил Родин. – А во-вторых, мы ему не предоставим возможности сбежать от нас!

– Это как?! – воскликнул донельзя заинтригованный мичман. – Из ветра я уже выжать не смогу ничего, а у них площадь парусности вдвое больше, да и мореходные качества датской яхты куда выше, чем у этой прусской посудины. Вы затеваете какую-то магическую хитрость?

– Нет, друг мой, никакой магии – исключительно наука! Новейшее техническое приспособление выведет нас в лидеры, – Родин сделал приглашающий жест. – Прошу вас, сударь, пожаловать за мной в недра нашего корабля. Все равно в одиночку мне ни за что не справиться.

В трюме доктор торжественно откинул крышку дощатого ящика и радостно произнес:

– Вот он, лодочный подвесной керосиновый мотор Ола Эвинруда – гениальное изобретение для горемык в нашей ситуации.

– Надо же, – благоговейным полушепотом откликнулся Максим, не сводящий завороженных глаз с тускло поблескивающего агрегата. – Я про такие изыскания лишь краем уха слышал во время учебы в Морском корпусе.

– И теперь один скандинав поможет нам в погоне за другим, – подхватил Георгий. – Пусть и американского разлива.

– Но что же мы стоим! – спохватился Максим. – Давай скорее поднимем мотор, установим его и запустим!

С тяжелым двигателем пришлось повозиться. Из тесного трюма поднимать здоровенную махину – то еще предприятие. Приладив мотор на корме, компаньоны спохватились – в баке сухо, как во рту у пьяницы. Неужели топлива нет? Бидоны с керосином были обнаружены под плотным брезентом в трюме. Наконец бак был заправлен до краев и все готово к запуску.

Максим дернул стартер, но двигатель лишь чихнул разок. Мичман с кривой дрожащей улыбочкой протянул трос Родину.

– Запустите вы, у меня нервы ни к черту – руки ходуном ходят!

Доктор приладил стартер на место. Плавно и сильно дернул его – мотор взревел, а через несколько мгновений часто застучал.

– Ура-а-а! – раскатисто возопил Максим и погрозил кулаком в северном направлении. – Теперь-то вы у нас попляшете, гниль подпалубная, растудыть вам… червонного… в якоря до полного…!

Скорость заметно выросла, яхта летела словно ласточка. Однако до вечера нагнать беглецов так и не удалось. Ночью Максим отказался выключать двигатель, но при этом очень сильно переживал, что в темноте они не увидят судно карлика. Родин уговорил его несколько успокоиться и разделить ночную вахту – завтра понадобятся свежие силы…

Туманное утро застало яхту в таком же одиночестве, что и на закате. Георгий приглушил мотор – нестись очертя голову в белой мгле было не очень дальновидно. Даже со своим сугубо сухопутным опытом доктор понимал это. Ветер вскоре разметал в клочья влажный саван над поверхностью моря. Вдалеке на севере выступили черные скалы и небольшие холмы островной гряды.

«А вы, эскулап эскулапыч, оказались правы. Если б не заглушил мотор – сейчас бы плавали среди обломков!» – удовлетворенно отметил про себя Родин.

Немедленно раздался недовольный голос Максима, который, потягиваясь, поднимался из трюма:

– Почему же вы заглушили мотор? Где злодеи?

– Нам надо дождаться, когда туман рассеется окончательно, чтобы сориентироваться. Ведь секстан на борту есть.

– Толку в этом секстане! – раздраженно закричал Максим. – Мы так и не догнали карлика, и мотор хваленый не помог! Ваш дурацкий оптимизм и ни на чем не основанная самоуверенность в очередной раз привели нас к провалу…

Он что-то продолжать орать, сжимал кулаки, проклинал и грозил, но Георгий уже не слушал. Без лишних слов он вырвал из-за пазухи у опешившего соратника бинокль и навел его в южном направлении. Пару мгновений спустя Родин медленно процедил:

– Хваленый мотор превзошел самые смелые ожидания. Будьте любезны, посмотрите внимательно на ту точку.

Максим прищурился и завопил, не веря собственным глазам:

– Мы обогнали их! Вот потеха! Бегите за винтовкой, – скомандовал он, бросаясь к рулю. – Нам надо спрятаться в остатках тумана, чтобы не обнаружить себя раньше времени.

Тактика морских разбойников, интуитивно примененная молодым моряком, оказалась столь же действенной, как и тысячу лет назад в этих краях. Подпустив вражеское судно к себе буквально на три кабельтовых, «Тевтон» вырвался из белой завесы, угрожающе рыча мотором. На яхте карлика их моментально заметили и подняли крик. Максим торжествовал. Он нагонял беглецов словно гончая подраненного зайца. Счет уже шел на минуты. А Георгий ловил кормчего в оптический прицел добротной «маузеровской» винтовки. Но тут шкипер вражеской яхты предпринял маневр, которого от него никто не ожидал. Он направил судно прямо на чернеющие из-под воды острые камни.

– Что он делает?! – в ужасе закричал Максим. – Он сейчас угробит свою калошу, а вместе с ней и моих девчонок!

Даже Родин не нашелся, что ответить. Лишь сжал цевье винтовки так, что побелели суставы. Однако вражеская яхта, не сбавляя хода, юрко запетляла и проскочила мимо смертельно опасных рифов, углубляясь в лабиринт островов.

– Глушите мотор! – закричал Родин. – Разобьемся же!

– Нет, ни за что! – яростно зарычал Максим.

– Не будьте дураком! Вы не сможете повторить этот маневр на полном ходу, – гневно ответил Георгий. – Он-то знает фарватер, а мы – нет!

Максим заглушил двигатель и зарифил парус. После встал посреди палубы, воздел руки к небу и душераздирающе прокричал:

– Ненавижу Тебя! Ты, кого мы называем Отцом всего сущего, в который раз уже лишаешь меня надежды! Возможно, мне и не стоило притворяться, что я богоборец. Сразу же необходимо было влезать в сию одежку всерьез и навсегда. Как можно надеяться на сочувствие Твое? Ведь Ты не пощадил единственного сына своего! Какое же дело Тебе, черствому сухарю, до детей человеческих!

– Хватит богохульничать, Максим! – тихо и серьезно попросил Родин. – Вам потом будет невыносимо стыдно, что в минуту слабости вы обратили черные слова против Создателя. Мы не в древнегреческом театре! И Зевс не покарает вас молнией. И вообще, хватит этих истерик, мне надоели ваши…

– Прекрасно, тогда я виню вас! – Максим упер указательный палец в грудь товарищу. – Неудачи и беды преследуют нашу семью с того момента, как вы познакомились с нами. Сейчас две мои любимые сестры пропадают, беззащитные милые создания – вы этому причина, и только вы!

Георгий упер руку в бок и несколько насмешливо обратился к обвинителю:

– Безусловно, ваш монолог производит впечатление. Браво! Но каков прок от такой слабенькой для театра речи? Пшик, пустышка, зеро! Выяснить отношения мы всегда успеем, а сейчас нужно решить, что предпринимать дальше.

– Дальше?! – взревел Максим. – Я сожгу к чертям эту проклятую утиную дыру, а после застрелюсь!

Он и впрямь бросился к бидону с керосином, намереваясь вылить содержимое на палубу. Родин кинулся к обезумевшему напарнику, схватил его за грудки и отвесил пару полновесных оплеух.

Хлесть! Бах!

– Хватит ныть, баба! Вы моряк, выпускник славного Морского корпуса, как смеете позорить сейчас свое гордое звание и вековые традиции русского флота! – Георгий хлестнул наотмашь по щеке притихшего компаньона еще раз. – Думайте, как нам пройти за яхтой карлика, приказываю!

– Но пройти за ними невозможно, – пролепетал Максим. – Сами видите – рифы торчат, как борона.

И это было правдой. Воды не было видно, камни торчали повсюду, как ежиные колючки. Это напоминало скорее нескошенную каменную стерню, чем морские воды. Хотя как? Борона?

– Борона! – воскликнул Родин. – Я это уже слышал! Где же тогда пасть великанского волка?

Максим недоумевающе смотрел на него, а Родин стремительно вертел головой.

– Да, вот верхняя челюсть, там нижняя. А вот и обломанный клык! – в порыве чувств он хлопнул по плечу Максима. – Ну, что же вы, голова садовая, – про стихи забыли?

– Да-а-а… Точно – это же вылитая пасть Фенрира! – ахнул наполняющийся надеждой, как воздушный шар водородом, Максим. – Вы – гений! Чертов гений, …твою… тройным морским узлом в жерло… и с подветренной стороны и в…!

– Погодите радоваться. Плавник акулы – это та треугольная скала, торчащая из воды. У автора был зоркий глаз и меткий слог, надо заметить. Туда нужно направлять дракона. Но что же такое дракон? С небес мы никак не прилетим на крыльях…

– Я понял! – счастливо пискнул сорвавшимся голосом Максим. – Драконом украшали нос драккара – древней скандинавской ладьи. Название «драккар» от этого и происходит. Нам нужно править аккурат на тот акулий плавник!

Он рванулся было распускать парус, но Родин остановил.

– Мы рискуем разбить судно, если пойдем под парусом или на моторе. В таком случае погубим и себя, и Полю с Юленькой. Беритесь-ка за весла, пора вспомнить гребную науку.

У Георгия поначалу перевоплощение в галерного раба вызывало боль в конечностях. Никак не удавалось приладиться и загребать всей лопастью. Но Максим проявил себя умелым наставником. Чувствовалось, что в Морском корпусе гардемаринов немало гоняли на шлюпках. Удачно перевалив за гряду подводных скал, вокруг которых пенились белые буруны, гребцы немного перевели дух. А Родин вслух задал вопрос – и компаньону, и самому себе:

– Не в Стокгольм, стало быть, держал путь карлик. Куда же мы приплыли?

– Судя по всему, это Аландские острова, – откликнулся Максим. – Крайне запутанный архипелаг – то ли шесть, то ли семь тысяч островов, можете себе представить?

– Это чья земля? Шведов или наша?

– Архипелаг входит в состав Великого княжества Финского, – продолжал рассказывать моряк. – Но уже почти пятьдесят лет считается демилитаризованной зоной. Тут, на главном острове, есть наши части, но до них еще добраться нужно.

– Ясно, – задумчиво произнес Родин. – Семь тысяч островов на перекрестке границ, а строгого контроля нет. И воякам путь заказан. Очень удобное местечко, знаете ли, для того, чтобы вершить любые черные делишки, которым вредна лишняя огласка. Давайте-ка поднажмем!

И компаньоны поднажали. Периодически Максим ставил парус, когда свободная вода хоть чуточку расступалась. Но большей частью они шли на веслах среди опасных рифов по извилистому то ли фьорду, то ли шхере. Ладони доктора покрылись водянистыми пузырями, которые лопались и ужасно саднили. Но вот яхта вошла в довольно обширную бухту, с высокой каменной стеной, за которой виднелись очертания острова. Максим незамедлительно обшарил всю его береговую линию биноклем и торжествующе воскликнул:

– Оно!

Родин забрал у него оптику. Остров окружала вторая крепостная стена. А из-за стены к небу стремило ветви исполинское дерево – то ли ясень, то ли дуб. На таком расстоянии сложно было разобрать детали. Однако Георгий разглядел, что на ветвях покачиваются продолговатые предметы, обернутые в холстину, – те самые говяжьи туши, которые вялили на ветру. Любопытно. Однако главным подтверждением, что чутье их не подвело и привело в нужное место, была яхта карлика. Она легонько подскакивала в прибое, ошвартованная у деревянного причала среди других яхт и древних драккаров.

Родин протянул бинокль Максиму и неожиданно крепко прижал его к себе.

– Эх, брат! А мы нашли его-таки! Нашли, будь неладен этот остров…

 
Черное время – века начало!
Могучие конунги силы сплотили,
Чтобы схватиться в битве кровавой,
Мечи накормить в грозный час Рагнарока.
 
 
Чтоб содрогнулись чертоги Вальгаллы
От радостных криков воинов храбрых.
Стольких бойцов не видала Вальгалла
С начала времен от создания мира!
 
 
Сам Одноглазый с трона Асгарда
Шлет во все земли воронов черных,
Лютых волков, и гадов ползучих,
И рыб ядовитых, и пчел смертоносных.
 
 
Скоро от горя матери взвоют,
Криком зайдутся отцы-горемыки,
Когда их сынов, дочерей их любимых
Сожрет Одноглазый в час Рагнарока.
 
 
Это начало, первые слезы,
И это – конец,
Последние вздохи и стоны
Последнего мира.
 

Рагнарок. Глава 1. Речи Знающих