Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"

Автор книги: Георгий Персиков

Соавторы: Иван Погонин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 110 (всего у книги 142 страниц)

Глава 13

Георгию казалось, что он плывет на лодке. Ритмичные покачивания успокаивали, а рокот прибоя звучал густо и басовито: бу-бу-бу, бу-бу-бу. Раздражала только пульсирующая боль в голове и какой-то кусок пропахшей потом дерюги, который постоянно тыкался в лицо. От резкого звериного запаха Родин скривился и непроизвольно кашлянул. Пространство внутри черепа мгновенно осветилось ослепительным фейерверком боли, зато сразу же вернулось сознание. Он не плыл в лодке, а висел на спине у своего старшего брата, как куль с мукой. Голова болела так, будто ее проткнули вязальной спицей, но тошноты и прочих признаков сотрясения мозга Родин у себя не обнаружил. И то слава богу.

Георгий разлепил глаза и прокашлялся уже значительно осторожней. Перед глазами, покачиваясь, проплывали заросли золотистого фикуса. Невдалеке маячила широкая спина отца Лоренцо, который временно принял люльку с неподвижной Ириной. Бормотание прибоя внезапно прекратилось и через секунду снова зазвучало более отчетливо сочным басом Всеволода:

– А! Енька! Очухался наконец! Думал, тебя до самой долины карихона тащить придется. Ох и тяжел же ты, братец, с детства весу-то нагулял!

Всеволод поставил брата на землю, и тот, не удержавшись на ватных ногах, тяжело осел.

– Идти-то сам сможешь? – с насмешливым участием поинтересовался здоровяк.

Волна ярости и гнева на брата мгновенно поставила Георгия на ноги. Кулаки сжались, а глаза прицелились в поросший бородой массивный подбородок. Но нет, нет, сейчас не время для сведения семейных счетов, и устраивать драку никуда не годилось.

– Смогу. Еще и тебя понесу, если невзначай нужда возникнет, братец, – процедил Родин как мог холодно.

– Ну и славно, – Всеволоду, казалось, все было нипочем, – тогда нечего рассиживаться, вход в долину должен быть где-то рядом. – Он ткнул пальцем чуть пониже локтевого сгиба, где старухин серп выцарапал крохотное сердечко.

Маленькая экспедиция продолжала движение. Гнилые болота племени кайманов постепенно сменились затопленным лесом. Продвигались вперед крайне медленно: глубокие илистые ямы норовили стянуть обувь, корни и стволы поваленных деревьев преграждали едва различимую тропу.

Иногда приходилось идти по пояс в воде, иногда переправляться через глубокие протоки, переползая по осклизлым почерневшим бревнам. Вода в корнях затопленных деревьев кишела разнообразной рыбой, привлекающей стаи разноцветных птиц, которые наполняли воздух оглушительным гомоном. Рюкзаки с поклажей, люлька с безжизненной Ириной, рана Серхио – все это задерживало путников, и небольшой путь превращался в бесконечное испытание.

Наконец деревья расступились, и экспедиция вышла на широкую прогалину среди бесконечной топи. Огромное болото высохло на солнце, и верхний слой ила образовал сухую серую корку, которая легко выдерживала вес человека, даже Всеволод ступал по нему без опаски. Серую пустошь покрывал затейливый лабиринт лужиц, соединенных между собой ручейками. Все они, очевидно, были мелкими и не представляли большой помехи. Однако Пабло, подойдя к первой из луж, остановился резко, как строптивая лошадь. С видом крайней озабоченности, он преградил дорогу путникам и стал торопливо объяснять что-то отцу Лоренцо на им одним понятном языке жестов. Священник нахмурился и в задумчивости потер мясистый нос.

– Пабло говорит, что в этих речушках обитает чудовище. Он назвал его «арима». Если мне не изменяет память, это на языке индейцев-томанаков означает что-то вроде «лишающий движения». Хм… Даже не знаю, что и сказать. Пабло провел детство и юность в этих местах, нам не стоит игнорировать его слова.

– Зато я знаю. – Большакова была полна решимости, и никакие чудовища не могли заставить ее отступить. – Ваш новоиспеченный христианин наслушался в детстве сказок у костра, которые рассказывают полоумные шаманы, объевшиеся магических грибов. Это же лужи! Ваше чудище, даже если мы допустим, что оно там есть, должно быть размером не больше пескаря!

Затеялась очередная бурная дискуссия между Большаковой и отцом Лоренцо, в ходе которой было принято решение идти вдоль берега, покуда это позволяет ширина ручьев.

Всеволод сверился с картой и указал на противоположную сторону прогалины:

– Там, полверсты, не боле. – Он выглядел посвежевшим, будто бы близость тайного племени придавала ему сил. – Уже немного осталось, – и Всеволод улыбнулся неожиданно светло и радостно.

* * *

Первое время идти было легко и даже приятно. После непролазных дебрей затопленного леса этот этап пути казался беззаботной прогулкой. Но постепенно лужи становились обширней, и перепрыгивать ручьи становилось все сложнее. В поисках удобного прохода компания растянулась по запутанной дельте широкой цепочкой, аукая и перекликаясь, чтобы не потеряться окончательно, и наконец путь им преградило небольшое озерцо, не больше чем по колено в самом глубоком месте. На другой стороне путешественники почти одновременно заметили вход в пещеру, ведущую в долину карихона. Пропустить его было трудно – в небольшом холме сверкал на солнце небольшой лаз. Стенки прохода, резко уходящего вниз, были сплошь покрыты сверкающей слюдой, искрящимися кристаллами кварца, золотистыми подтеками берилла и пирита. Вход был окружен обработанными валунами и столбами из толстых стеблей бамбука, перемотанных лианами. Все молча, не сводя глаз, смотрели на сияющую нору, ведущую к цели путешествия. Чтобы достичь ее, нужно было пройти через озерцо.

Большакова скептически посмотрела на Пабло и отца Лоренцо.

– Ну что, теперь мы будем сидеть на берегу и бояться вашего демона из лужи? Нет уж, если ни у кого из вас не хватает духу, то у меня хватит, и сказками для папуасов меня не запугать.

Неожиданно подал голос Карабанья:

– Сеньора, мы все восторгаемся вашей храбростью, и я лично выражаю вам всяческое уважение, признаюсь, вы первая женщина, способная дать фору любому мужчине, которую я встречаю. – Испанец снял шляпу и порывисто поклонился. – Но прошу вас, не горячитесь. Я не новичок в этих местах и тоже не раз слыхал про арима, и то, что я слышал, заставляет меня всерьез опасаться этой, как вы выразились, лужи.

Большакова выслушала эту речь с олимпийским спокойствием и только фыркнула:

– Полоумный индеец, запуганный поп, а теперь еще и льстивый разбойник! Вам не надуть меня, я, как представитель научного мира, смеюсь над вашей пещерной серостью! – С этими словами она решительно развернулась и вошла в мутную воду.

Но всех привлекло другое, не менее волнующее событие. Ирина, до сих пор безжизненно висевшая в люльке за спиной отца Лоренцо, выпрямилась и, высвободив тонкую, почти бесплотную руку, указывала куда-то через голову Большаковой. На глаза Георгия навернулись слезы, он смотрел и не мог поверить: его возлюбленная очнулась, пусть ненадолго, и в ее светло-карих глазах искрилась жизнь и сознание. Но куда она указывала? Родин отошел на несколько шагов, запрокинул голову и чуть не плюхнулся на спину от изумления. Заглядевшись на сверкающий золотом вход в пещеру, никто из путешественников не обратил внимания на то, что казалось с первого взгляда просто рощей исполинских деревьев, оплетенных лианами и плющом.

Теперь Георгий ясно различил в них рукотворные черты. Это было строение, и какое! Огромный чудо-терем из сплетенных лианами стволов стремился ввысь над козырьком прохода. Этот поросший джунглями древний храм напоминал одновременно и готические соборы с их воздушными формами, и индийскую пагоду, и крученые маковки Василия Блаженного. На фронтоне красовалось сплетенное из толстенных лиан сердце, еле различимое среди прочей зелени. Родин смотрел, потеряв дар речи.

Тем временем торжествующая победу разума над суеверием Большакова стремительными шагами пересекла озерцо и, подойдя вплотную ко входу, схватилась за одну из бамбуковых опор. В следующие секунды события развивались со стремительностью игрушечного чертика, выпрыгнувшего из табакерки.

Вице-председатель Российского географического общества Лариса Анатольевна Большакова неожиданно для всех внезапно изогнулась дугой и, взвизгнув не своим голосом, чуть не подлетела над водой, будто получив пинка от невидимого великана. После чего рухнула на мелководье и, судорожно дернувшись пару раз, застыла. Столб, за который она неловко схватилась в момент удара, нехорошо накренился и вся величественная постройка угрожающе заскрипела. Лианы, связывавшие конструкцию, стали с веселым звоном лопаться одна за другой.

Всеволод первым пришел в себя и, чертыхаясь, кинулся на помощь своей покровительнице. В несколько неправдоподобно длинных прыжков он достиг противоположного берега и уже спешил обратно с обмякшей Большаковой на руках, когда за его спиной начал рушиться храм. Лианы лопались, слеги трещали, и величественная прекрасная башня оседала внутрь, как карточный домик.

Через минуту, когда пыль осела, все с отчаяньем увидели, что секретный ход в долину карихона превратился в груду камней, земли и обломков бамбука. С расчисткой этого завала не справилась бы и рота солдат инженерной команды.

Глава 14

Компания понуро сидела на берегу, молча разглядывая обломки рухнувшей надежды. В очередной раз невидимая рука смешала их карты. Большакова лежала на берегу со свернутым одеялом под головой и медленно приходила в себя. Серхио отпаивал ее ромом из личного запаса. Через некоторое время она прокашлялась и обратилась к окружающим совершенно спокойным и лишенным всякого сожаления голосом:

– Меня ударил электрический угорь. Это совершенно точно, я могу утверждать. Обычный угорь, никакое не волшебное чудовище и не демон, хочу отметить. Я вошла в воду, понадеявшись на свои высокие сапоги, но эта рыбешка их прокусила.

Отец Лоренцо улыбнулся.

– Я слышал историю, подобную случившейся с вами. Она произошла с конкистадорами, искавшими легендарное Эльдорадо. – Здесь он встал во фрунт и громким, поставленным голосом начал рассказ: – Одному такому отряду удалось проникнуть в верховье Амазонки. Несколько месяцев люди добирались по реке, прежде чем достигли ее истоков. Дальше плыть было невозможно, и отряд двинулся по суше. Дорогу преграждали непроходимые заросли, страшные топкие болота. Опасность подстерегала на каждом шагу: огромные крокодилы, ядовитые змеи и несметные тучи комаров и москитов, заражающих людей малярией, тропической лихорадкой и другими опасными болезнями. Наконец отряд вышел на окраину огромного болота. Индейцы-носильщики категорически отказались заходить в воду, а в глазах их застыл ужас. Европейцы никак не могли понять, в чем дело, ведь болото было неглубокое. Там абсолютно негде было спрятаться крокодилам или анаконде, а воды было так мало, что даже пираньи не могли там обитать. Один смельчак все-таки пошел вперед, чтобы показать испуганным носильщикам пример, и поплатился за это. Не успел он сделать и нескольких шагов, как с диким криком рухнул в воду, словно был сбит с ног могучим ударом. Только к вечеру он стал понемногу приходить в себя, но полностью оправиться смог только через несколько дней. Желание идти дальше отпало, и отряд решил вернуться. Это был первый случай, когда европейцы узнали об электрическом угре. Позднее, расспросив индейцев, они выяснили, что эта довольно крупная рыба живет в реках и мелких протоках по всему среднему и нижнему течению Амазонки. Встречаются угри в ручьях и болотах, а когда болота пересыхают, они закапываются в ил и дожидаются следующего сезона дождей.

Большакова фыркнула и принялась растирать онемевшие ноги. Ей удалось встать и даже сделать несколько шагов.

– Не время унывать, – немного радостнее, чем позволяла ситуация, промолвил Лоренцо. – Предлагаю осмотреться – может, милосердный святой Христофор поможет нам найти еще один вход в секретное подземелье?

Компания путешественников разбрелась кто куда, каждый был погружен в невеселые мысли. Родин остался на берегу озерца в компании Ирины. Его рыжеволосая возлюбленная сидела, привалившись к поваленному стволу, и вновь потерявшим всякое выражение взглядом смотрела в непролазную стену джунглей. Душа Георгия находилась в смятении. В который раз спасение было совсем рядом и в который раз по велению чьей-то злобной воли шанс ускользал в последний момент. Почему судьба так изощренно жестока к ним? Почему, едва распробовав любовь на вкус, им было суждено оказаться в такой странной и мучительной разлуке? Вот она, его любовь, сидит рядом – достаточно протянуть руку. Но в то же время сознание ее витает где-то за тысячи верст, и они навеки теперь разделены непроницаемой крышкой ее хрустального гроба.

Внезапно его печальные мысли были прерваны самой Ириной. Она пошевелилась, вздохнула, и в ее глазах снова вспыхнул разум. Родин кинулся к ней, попытался заговорить, гладил и целовал любимое лицо, но Ирина лишь сосредоточенно глядела в какую-то одну точку в джунглях за его спиной, будто видела что-то, недоступное для остальных. Словно повинуясь ее приказу, Георгий кивнул и тихими шагами приблизился к густым зарослям. В джунглях громким шепотом спорили два человека. Рокочущий бас брата Родин узнал без труда. Георгию не осталось ничего, как притаиться среди деревьев и дождаться финала сцены взаимных упреков и обвинений.

– Черт вас возьми, Лариса Анатольевна! Вы завалили нам не только этот путь, вы загубили к чертям собачьим всю экспедицию! Видит Бог, я относился к вам с должным почтением и уважением все это время. Но после этого номера с бамбуковой жердью – увольте! Знай я, в какой театр самоутверждения и самолюбования вы превратите наш поход, близко не подпустил бы вас к этому делу, – хрястнул кулаком Всеволод о ствол ни в чем не повинного деревца, потревожив стайку небольших птичек. – Бес попутал, на тепленькое местечко в географическом обществе позарился, – простонал здоровяк, – да видно, не бывать тому.

Непотопляемая Большакова презрительно фыркнула и живо парировала:

– В том, что вы проваливаете все результаты экспедиций, которые у нас бывали, виноваты только вы и уж никак не вице-председатель Русского географического общества. Вы, Всеволод, умудрились превратить в пошлый и идиотский балаган многообещающую и светлую миссию.

Засунув в раздражении руки в карманы дорожного платья, грозная Лариса Анатольевна мерила шагами полянку.

– И зачем вам сдался этот полоумный падре? Впрочем, молчите лучше: понимаю зачем. Дилетанты тянутся к дилетантам, как грешники к адовым котлам. И вот, благодаря вашей активной псевдодеятельности, губительные звенья дилетантской цепи сковали нас сейчас по рукам и ногам: вы выбрали сомнительного падре – он выбрал никакого проводника. Я знаю больше индейских слов, чем наш отважный проводник. А в джунглях, судя по всему, он разве что родился, а как следопыту – грош ему цена.

Пунцовый от негодования Всеволод сдерживался из последних сил, скрестив руки на груди и молча следя за яростно вышагивающей руководительницей экспедиции. А та и не думала униматься:

– Потом ваш брат со своей калекой, то бишь еще два лишних рта, да что там – три даже. А эта сестра милосердия с замашками кисейной барышни – какой от нее толк, когда она постоянно визжит и охает как полоумная?!

Всеволод, понизив дрожащий от душащего его гнева голос, ядовито заметил:

– Однако при всем нашем дилетантстве мы почти достигли цели и практически вплотную добрались до таинственного племени карихона. Кто, – продолжал старший Родин притворно-елейным голосом, – кто, дорогая Лариса Анатольевна, заставлял вас лезть в озеро супротив совета Пабло? Ни я, ни полоумный падре, а именно вы схватились за эту бамбуковую жердь, из-за чего был завален вход в пещеру, а ведь там находится тоннель, по которому мы вышли бы прямиком к племени карихона.

Но госпожа Большакова не была бы вице-председателем, если бы ее можно было смутить такими обвинениями. Насмешливо изогнув бровь, она резонно ответила:

– Господин Родин, вы всерьез считаете, что я могла развалить эту конструкцию? Я, конечно, достаточно сильная и крупная женщина и нисколько не стесняюсь этого, но даже мне не под силу это сделать. Неужели вы не заметили, что абсолютно все лианы, которые скрепляли эти бамбуковые жерди, были подрезаны? Причем одной и той же рукой. Вы только взгляните на эти типичные срезы! – ткнула она в нос Всеволоду подрезанной лианой. – Это сделано металлическим, адово острым ножом, а не полутупой заготовкой туземца! Не ваших ли рук это дело? Или, быть может, ваш тронувшийся братец расстарался? – громыхала, уже не таясь, госпожа Большакова.

– Вы, Лариса Анатольевна, не в ту сторону загибаете. И мой вам совет – не трогайте Георгия даже в своих болезненных предположениях, не то что в реальности, – сурово отрезал бородач, круто повернулся и решительно зашагал в сторону лагеря. Продолжать спор было бессмысленно.

Большакова удовлетворенно хмыкнула и, как всегда, осталась довольна собой, несмотря на предостережение здоровяка.

Георгий выбрался из укрытия и направился к брату. Старший Родин устроился на земле размять уставшие ноги и перекурить. Завидев приближающегося Георгия, он с горькой усмешкой процедил:

– Снова нам придется отступать, братишка. В который раз мы дошли до ворот нашего эльдорадо – страны счастья и любви, как снова вынуждены отступать. Такая, видно, наша судьба – родинское «счастье». Подойти вплотную, почти коснуться и позорно ретироваться.

Георгий сел рядышком разделить невеселое настроение брата и расспросить о том, что вот уже несколько дней не давало ему покоя.

– Братишка, вот ты с ведьмой был накоротке в хижине больше часа. Можешь не рассказывать, что вы там делали, – протестующе замахал руками младший Родин, – но наверняка о чем-то говорили. Не зря же она нацарапала тебе карту. Неужели никаких тайн она тебе не открыла?

– Речи-то были, как не быть, – странно усмехнулся Всеволод, – но от трескотни сороки толку больше, чем от тех речей. Старуха ведь ушлая ведьма – дала мне принять какую-то зеленую массу. Что-то вроде ядреного коктейля из коки, пейотля и кактуса Сан-Педро, только раз в десять покрепче. И пропорция забористая, ничего не скажешь. Ну, ты эскулап опытный, понимаешь, для чего такая штука нужна: вызывает и галлюцинации, и черта лысого вместе с ними. Мне-то что слону дробина – на мое большое сердце такие штуки не особенно действуют, а старуху сразу с головой и накрыло. Когда она серпом мне карту на руке выцарапывала, видать, еще в сознании была, а потом ее унесло с концами в потусторонние миры. Так что пользы нам от ее наркотических откровений ни на грош.

– Ну а все же, что она говорила? – допытывался младший Родин.

– Она сразу нырнула в прошлое и принялась рассказывать о какой-то дурацкой свадьбе, которая предшествовала тому, что талисман перестал приносить счастье людям и покинул племя карихона. Ну да бред полный, – отрезал здоровяк. – Ей минимум сто лет в обед, а то и под двести, а под кокой выдашь и не такие сказки.

– Ну, ты припомни, братец. А вдруг среди бреда отыщутся крупицы истины, которые так нужны нам? – не унимался Георгий.

– Изволь, – смягчился Всеволод, – вот тебе поток ее сознания, выбирай, которая небылица краше. Там все непонятно с самого начала, все дружно напали друг на друга: инки, амазонки, каннибалы… Инки отобрали талисман и взяли главного колдуна в плен, но воины племени кайманов, увидев такое непотребство, вызвали своих тотемических животных на подмогу, и когда инки возвращались домой с сокровищем, эти животные напали и перегрызли всех завоевателей вместе с доброй половиной рабов. – Тут Всеволод сплюнул: – Знал бы ты, братишка, как она хохотала, когда это рассказывала, и какие бесовские тряски-пляски при этом совершала… Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, – осенил себя крестным знамением вздрогнувший от инфернальных воспоминаний здоровяк.

– Блажен тот, кто положит душу за други своя, – ободряюще хлопнул по плечу брата Георгий.

– Если бы душу, – вновь брезгливо сплюнул Всеволод, – а то тело. Понимать надо разницу, господин коновал. – Он отвернулся и закрыл лицо руками.

– Ну не расклеивайся ты, как гимназистка. Что было дальше? – гнул свою линию Георгий.

Всеволод бросил на младшего брата укоряющий взгляд и, вздохнув, со странной улыбкой монотонно продолжил извлекать из памяти словно заученный текст: – Великого колдуна карихона удалось отбить. Какое-то время он жил у племени кайманов и пытался отучить их от служения хтоническому культу. Ничего хорошего из этого не вышло: назрела небольшая революция, и ушлый колдун, чтобы не множить кровопролития, отправился на север. Там жил он среди воинственного племени карликов. Тут уж семи пядей во лбу не надо, чтобы понять: скорее всего, их потомки – это те самые маленькие ублюдки куальчи, которых нам удалось вырвать из лап твоего дружка Серхио. Дальше сознание старухи совсем ей изменило, и мне даже пересказывать это не по душе. Ничего, кроме обрывочных фраз, ее замутненное матушкой-природой сознание уже выдать не могло.

– Попробую я продолжить, – неожиданно предложил Георгий. – Наверняка у этих карликов была война с подземными тварями – слепыми и белыми, как мел. Жили они в подземных галереях, которые построили их древние предки. Что, говорила тебе про это ведьма или нет?

– Да, именно так она и говорила, – растянул рот в глупой полуулыбке обескураженный Всеволод. – В экзальтации своей она еще и не такое выдала. Так, она говорила, что многие луны назад на островке племени карликов стоял огромный прекрасный город с величественными храмами и роскошными зданиями, она его называла Мброчакли. Там жили без печалей и забот красивые белые люди, подобные статуям из белого камня. Сказочная и безмятежная жизнь их закончилась с приходом темных времен: болото и джунгли стали наступать на этот город, а злые духи и демоны болот начали раздирать, убивать и преследовать белых людей. И вскоре прекрасным гигантам не оставалось ничего лучшего, как вырыть огромные подземные галереи, тянущиеся на тысячи верст и ведущие к самому океану, спуститься в них и остаться там навеки.

Здесь Всеволод умолк, и так как патетическая минута тишины затянулась, Георгий хотел было подвигнуть братца на продолжение рассказа, но, мельком взглянув на него, осекся на полуслове. У продолжающего по-дурацки улыбаться Всеволода вовсю работали челюсти: они перемалывали что-то странное, из-за чего по бороде богатыря стекала струйка зеленой тягучей слюны, а в глазах застыли слезы то ли неизведанной радости, то ли неизбывной печали.

– Эти люди подобны великим творцам. Только настоящие гении могли покрыть стены этих пещер мозаикой такой красоты, при виде которых Рафаэль стыдливо прикрыл бы свой мольберт и отправился в школу учиться рисованию. Я видел эти картины, брат, видел! Я плавал по этим галереям, как великий черный кайман, и взмывал вверх летучей мышью. Перед моими глазами мгновения тянулись как вечность, а вечность пролетала как мгновение. Я видел, как огромные стосаженные храмы с искусными барельефами и прекрасными ступеньками зарастали лианами, по которым лазали обезьяны, а время, ветер и болота разрушали вечный камень куда быстрее, чем водка разрушает наши души. – Всеволод перевел дух, сплюнул зеленой слюной и глухим, низким голосом забытого пророка продолжил: – Я видел, как храмы развалились на куски, как время смело их за пять ударов сердца. Я видел срез Земли, а в нем я видел, как прекрасные белые люди, потомки благородных атлантов, стали рождать слепых ублюдков, а слепые ублюдки, в свою очередь, рождали безруких и безногих монстров. Прошли тысячи лун, и прекрасные и благородные люди выродились в то белое, зубастое нечто, о котором я не могу говорить. Эти великие люди таяли как воск, а самое страшное, что разум их не покидал, и они понимали, во что превращаются. Свое прошлое и свое будущее они рисовали на стенах подземелья. Об этом знал колдун – отец племени Любви. Он спускался в это зловонное подземелье смерти и чудом остался жив. Он и стал жабьим колдуном, потомка которого мы застали мертвым. Так вот именно колдун племени любви и научил жабьего колдуна прорицательству, посвятил его в самые страшные тайны племен и короновал его как главного колдуна всей этой туземщины. А потом он сошел на нет и канул в небытие, завещав это великое дело многочисленным ученикам жабьего колдуна. Бессмысленная история, правда?

Георгий пожал плечами:

– Уж извини, мой возлюбленный опьяненный братец, но истории я пока никакой не вижу. Пришел, родился, умер. Ну, допустим, а суть-то в чем? Мы можем найти это племя? Можем спасти Ирину? Дело же не только в карте. А почему ты начал с этой свадьбы? Зачем старуха о ней рассказала?

– Не знаю, – задумчиво протянул трезвеющий на глазах старший Родин. – Это их старинная древняя песня, которая передается из уст в уста, от колдуна к колдуну в течение веков. А поется там: «Отчего в мире так много боли и так мало любви?»

– Так и отчего же? – насмешливо фыркнул Георгий, подобно незадачливому школьнику.

Всеволода задел тон брата, и он недовольно пробурчал:

– Я же сказал, что они переругались на этой свадьбе и друг друга перемолотили. А в подземельях было написано пророчество, которое может помирить все эти чертовы племена, названия которых я уже позабыл. Но названия мы оставим. Суть в том, что, когда они помирятся, все станет хорошо: вернется мир, любовь, и все будут счастливы. В том числе я, ты и Ирина твоя.

Тут все еще хмельной Всеволод совсем некстати гомерически захохотал раскатами северного грома.

– А я был в этих пещерах, – огорошил брата невозмутимый Георгий, – и видел эти рисунки. Действительно, сперва это была божественная мозаика, похожая на византийскую или древнеримскую. Но чем дальше я углублялся в проклятый лабиринт, тем меньше становились черепа, разбросанные по поверхности, и тем отвратительнее и причудливей становились видны на них признаки вырождения, а роскошная мозаика превращалась в примитивные рисунки на стенах. В конце же пути это были уже никакие не рисунки, а просто разводы, сделанные из сгнившей голубой крови.

– Енька! – шутливо щелкнул по носу Георгия старший брат. – Что же ты молчал? Рассказывай скорей, что там было нарисовано?

Георгий силился вспомнить, что точно было изображено на стенах: от самой первой высокохудожественной мозаики до последней невнятной мазни, выведенной голубой кровью. Не просто и со скрипом, но память выдавала желанные образы, увиденные Георгием не в самых приятных обстоятельствах.

Золотое сердце, летящее с алтаря ввысь. Алтарь окружен множеством разномастных воинов, вооруженных луками, дубинками, духовыми трубками и еще невесть чем. Золотое сердце тянут в разные стороны четыре воина: женщина с луком, низкорослый крепыш с длинными руками, делающими его похожим на обезьяну, с торчащими изо рта детскими ножками, прекрасный воин весь в золотом, вооруженный плоской дубинкой, инкрустированной акульими зубами. Четвертым был фантастически огромный крокодил. Чуть поодаль затаился огромный волосатый демон, похожий на гигантский стог черного сена. Неизвестный художник изобразил также, как земля проваливается под героями картины, в результате чего все они летят в яму.

На следующих изображениях были выведены все существа по отдельности, но как-то странно и нечетко. Создавалось такое впечатление, что кто-то нарочно пытался затереть камнем и замазать голубой кровью кое-как накорябанные изображения. Решительно ничего нельзя было разобрать на тех картинках. А надписи на странном языке, отдаленно напоминающем хорошо известную Родину латынь, не то чтобы помогали разгадать суть или угадать сюжетную линию, напротив, вносили еще большую путаницу. Что-то вроде: «Сердца нет», «Рождения нет», «Пищи нет», «Любви нет».

– Очевидно, племя атлантов неотвратимо деградировало и с течением времени они совсем потеряли рассудок, а с ним и самих себя, – резюмировал свой пересказ увиденных образов младший брат.

Всеволод погрузился в размышления и принялся за разбор услышанного:

– Помнишь, я пересказывал тебе ведьмины завывания про то, как племена людоедов, амазонок и карихона перессорились, поэтому Сердце от них и ушло. Об этом и говорит первая надпись. Думается мне, что эта легенда была краеугольным камнем общего культа для всего населения этих болот на сотни верст окрест. – Всеволод похлопал брата по плечу. – Видимо, из-за братоубийственной резни разверзлись хляби небесные, и племя карихона ушло под воду. Лаз, который нам довелось увидеть, – это тайный ход в подземелье, которое стало их последним пристанищем. У них не было никаких шансов на возрождение, напротив, они стремительно покатились к вырождению, не стало пищи, они перестали рожать, а потом и перерезали друг друга, ибо потеряли любовь. – Он встал с влажной земли и похлопал себя по коленям. – Что же, теперь все сошлось, и нам остается только собрать вещички и разойтись по домам. Эти тени прошлого нам никак не помогут. Ко всему прочему, я еще вдрызг разругался с Большаковой, и нет никаких сомнений, что меня вышвырнут из Русского географического общества, как только я вернусь в Петербург. Но может, это и к лучшему. На поприще открытий у меня никогда ничего толкового не получалось, – обреченно пробормотал уставший Всеволод и уставился в пустоту.