Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"

Автор книги: Георгий Персиков

Соавторы: Иван Погонин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 113 (всего у книги 142 страниц)

Глава 4

Поблагодарив Небеса за чудесное спасение, а прекрасных и опасных гурий-амазонок за щедрость, путешественники собрались было двинуться по вновь заданному ориентиру, но здесь случилась небольшая заминка, которая впоследствии стоила им больших переживаний.

К путешественникам подкрался воин из племени каннибалов и с жаром стал умолять не следовать совету амазонок.

– Они дали вам ложный след, вы никогда не доберетесь до цели, если пойдете тем путем.

Родин нахмурился: он сразу узнал этого юношу, которому совсем недавно подарил жизнь, вместо того чтобы пристрелить как бешеного пса. Врать спасенному парню вроде бы было незачем, и экспедиция снова оказались на распутье, без четкого ориентира и уверенности в правильности пути. А юный каннибал продолжал, размахивая своими длинными руками-жердями:

– Племена амазонок и болотных людей никогда не любили чужаков и ни за что на свете не откроют настоящего пути. Ложь и смерть – вот как мы спасались от враждебных воинов. Поэтому амазонки снова солгали, а болотные люди решили промолчать. Но я помню добро, гордый белый человек! – воскликнул паренек, обращаясь к младшему Родину. – Ты не убил меня, и я теперь самый счастливый человек. Я жив и добыл себе хорошую женщину. И я помогаю тебе, чтобы и ты остался жив и твоя женщина тоже. Знай же, что тот вход, который вы ищете, находится в корнях гигантской секвойи в тысяче шагов отсюда в сторону северных гор.

Гордо поклонившись, юноша удалился, полный собственного достоинства. Экспедиция же застыла в состоянии полного раздрая и сомнений.

Но деваться было некуда и, распределив поклажу, соратники отправились в путь. Недолгое время все хранили сосредоточенное молчание, однако вскоре между участниками экспедиции разгорелся жаркий спор. А начал его, как ни странно, немой проводник, которого понимал только отец Лоренцо. Но теперь падре не было, и с индейцем пришлось наладить общение при помощи знаков.

Пабло промычал множество «слов» и, приправив их жестами и мимикой, с надеждой смотрел на компанию – кто-то да поймет. Встревоженный вид проводника и его активные попытки донести свою мысль заставили экспедицию задуматься. Родин с трудом сдерживался, чтобы не выдать тайну индейца, но решил ему подыграть.

Первым подал версию Серхио. Испанский сорвиголова голосом, не терпящим возражений, заявил:

– Все ясно! Кому, как не мне, понять этого пройдоху. Уж я перевидал на своем веку этих двуличных нехристей. Наш краснокожий друг предостерегает нас от обмана и предательства щенка племени каннибалов. Каннибал нам солгал, слушаться нужно прекрасных дам и следовать к тому месту, в которое отправили нас амазонки.

На удивление всей честной компании и более всего самого Серхио, Большакова почти поддержала его версию, с той лишь разницей, что она считала верным тот путь, который амазонки сообщили во второй раз. В доказательство своей версии госпожа Большакова снабдила ее подробностями, достойными настоящего психоаналитика:

– Вы, друзья, плохо знаете женщин. И не спорьте, сделайте милость. Я убеждена в том, что лучше всего понять женщину может только женщина, и мне это удалось вполне. Я очень внимательно наблюдала за жестами, мимикой и выражением глаз амазонок и поняла, что поначалу их одолевали сомнения. Впрочем, любой здравомыслящий и болеющий за судьбу племени человек поостерегся бы выдавать важный секрет первым встречным, тем более мужчинам. Однако им удалось заглушить свои страхи и сомнения, и они совершенно правильно указали нам путь и открыли местоположение камня. А юнец из каннибальского лагеря затаил на Георгия зло, так как не смог простить ему втаптывания в грязь, и совершенно точно навязал нам ложный след.

Всеволод такое заявление пропустить мимо ушей никак не мог, а потому тут же выступил с полярным мнением:

– Лариса Анатольевна, вы уж извините, но знать женщин – особая наука, и преуспевают в ней все же мужчины. Не в укор будет сказано, но вы совершенно не понимаете женщин. Вернее, понимаете, но на свой, весьма ограниченный лад. По моему видению, амазонки сказали правду в первый раз, и вот почему. Они были нам благодарны и поддались порыву. Но, как это часто бывает с женщинами, поразмыслив, осознали свой промах и решили его исправить.

– А в чем, собственно, промах? Насколько я помню, множество трупов врагов амазонок могли бы подтвердить тот факт, что стреляют наши девушки весьма точно, – язвительно уточнила Лариса Анатольевна.

– Уважаемая коллега, – невозмутимо продолжил Всеволод, – промашка у них вышла самая что ни на есть бытовая и местечковая. Прекрасные воительницы осознали, что остались без служанок, так как, согласно обычаю, мужья забирают своих жен из племени. Принять такую потерю непросто: наши полубогини поняли, что теперь вся ответственность и тяжелый труд по добыванию пищи и выносу дерьма за собой ляжет на их божественные плечи. А этого они просто так проглотить никак не могли и решили отомстить нам напоследок, отправив в инфернальные дали. Но справедливости ради, мальчишке я бы тоже не особо доверял, у него ведь также могли быть скрытые мотивы. Стало быть, у нас остаются соблазнительные амазонки, и я верю в их первый душевный порыв.

– А я бы им поверила, – прошептала Анюта, – ведь они давеча сказали, что ненавидят это племя любви, так может, и хотят, чтобы мы на них напали?

– Но кто из них прав? – благоговейно прошептал Серхио.

Стороны перешли к прениям, но уже минуту спустя стоял невыносимый гвалт из яростно спорящих упрямцев. Родин-младший смотрел на эти распри, как немое кино, совершенно отключившись от происходящего и прокручивая в голове рабочие версии. «Камень, похожий на черепаху, гора напоминающая ноздри каймана, и корни старого дерева… Где же истина и правильный вход?» Рисковать и жертвовать собой ему было не привыкать, но если бы речь шла только о нем…

Взгляд Родина скользнул по искаженным криками лицам товарищей, по невозмутимой физиономии истукана-индейца и остановился на Ирине, которая все это время безропотно сидела в переносной люльке.

Смотреть на нее было невыносимо больно. Наверное, страшнее только бессильно наблюдать за мучениями умирающего ребенка. Для Георгия же Ирина стала воплощением всего самого святого, что может быть у честного и благородного мужчины: его дама сердца, ставшая для него роднее кровных родственников, ради которой он был готов на подвиг. «Нежная, смертельно бледная Ирочка с лихорадочным румянцем, она же только выглядит безгласной и безучастной мумией, – горько подумал Георгий, – она же все видит, осознает и понимает, но не может ничегошеньки выразить словами из-за треклятого амулета, который сдавил ей грудь и приковал древнейшим проклятием к креслу». По легендам, покинувшее свой алтарь Золотое сердце много лет путешествовало по миру: копило и переплавляло в себе сотни, тысячи историй любви – вместе с переживаниями, печалями, болями и страданиями. Именно поэтому, как только амулет оказался на влюбленном сердце прекрасной Ирины, он выдал оглушительный по мощи и разрушающий по сути заряд, из-за которого носительница амулета впала в состояние кататонического ступора. И ни традиционной медициной, ни бабкиными заговорами ее из этого состояния не вывести.

Собственное бессилие вот уже который день сжигало Георгия изнутри, рождая в его храброй и бесстрашной груди строгие и беспощадные ультиматумы самому себе, не оставляющие места сомнениям и нерешительности.

Не медля больше ни секунды, Георгий решил действовать доступным ему способом и не нашел ничего лучшего, как вызвать огонь на себя. На глазах у спорящих до хрипоты товарищей он подошел к Ирине, нежно поцеловал ее, быть может в последний раз, осторожно снял с прекрасной шеи злополучный медальон и надел его на себя. Только-только амулет коснулся его груди, как голова закружилась, сердце заныло, но все вдруг стало четким и понятным. Конечно, лгали все: в первом месте их ждали бы отравленные колья, во втором – удушливый болотный газ, а в третьем они бы просто утонули.

– Идем вперед! – прохрипел Георгий, потирая ноющее, бешено колотящееся сердце, которому вдруг стало тесно в грудной клетке, так тесно, что захотелось его выдавить через глотку, скормить кайманам и жить дальше без этой всепоглощающей боли. Золотой медальон весил не больше грецкого ореха, но тянул шею, как десятипудовая гиря. Родина мутило, мысли в голове превратились в тягучую смолу, ноги стали ватными и непослушными, и ему невыносимо захотелось пасть на землю и стонать от какого-то непонятного ощущения вселенской усталости. Всеволод переполошился и, схватив Георгия за плечо, прошептал:

– Братец, куда?

– Вперед, – ответил молодой доктор, не выпуская из руки холодные пальцы возлюбленной и с ужасом ощущая, как холодеет его собственная ладонь. «Только бы успеть, только бы не поддаться лютой магии Золотого сердца, только бы не потерять способность двигаться и говорить», – повторял про себя Родин, продираясь сквозь джунгли, как терзаемый голодом медведь-шатун в поисках мороженой рябины.

Он шел впереди экспедиции, с трудом перебирая отяжелевшими ногами, наяву раздвигая траву, а у себя в голове – отгоняя жуткие видения. Ему показалось, что лицо Всеволода стало мордой волка, что тонкая струйка слюны стекает из пасти на мохнатую грудь, что клыки обагрены кровью, а шерсть на холке встала дыбом? Конечно, показалось, Енька, ты что? Соберись же! Шагай!

Всеволод тем временем, взяв по мачете в каждую руку, лихо кромсал лианы. Лианы противно скрипели и шебуршали, и этот звук отдавался в затуманенной голове Родина горячечной пульсацией, но он терпел, как умел стойко терпеть любую боль, кроме душевной. «А зачем терпеть-то, Енька? – предательски шептало Золотое сердце. – Зачем страдать, если можно сложить лапки и слиться с природой, прилечь, закрыть глаза и стать склизким грибочком или, еще лучше, – мягоньким мхом, пустить корни в теплую влагу болота и пускать пузыри, и чтоб жирные жабы садились на твое безмятежное лицо и пели свои тоскливые песни…»

– Надеюсь, Енька, ты знаешь, что делаешь, – бормотал Всеволод. – Тут вон какие заросли, не пройдем мы тут, братик.

– Руби, – прохрипел тот в ответ. – Все рубите.

Странно, но никто не стал спорить с Родиным, несмотря на то, что доктор начал вести себя совсем уж подозрительно. Косо поглядывая на своего вожака, участники экспедиции раздвигали, рубили, рвали толстые лианы, утирая пот со лба и отмахиваясь от мошкары. Порой им казалось, будто кто-то нарочно связал, спутал эти зеленые липкие струны в один гигантский клубок, за которым нет ни света, ни жизни, ничего. Казалось, будто они так и будут рубить и рвать, пока не увязнут здесь навеки, как глупые мушки в развесистой липкой паутине…

Внезапно мачете Всеволода напоролось на что-то твердое. Отряд на секунду замер и с усиленным рвением ринулся крошить непослушную амазонскую зелень. Чирк! Чирк! Чирк! Родин-старший сунул за пояс облепленный зеленой кашей нож и раздвинул ошметки лиан, за которыми показалась мокрая скала. Всеволод начал шарить своими руками-лопатами вправо-влево – сплошной камень. Огромный, холодный, черный камень до самого неба.

Скалы.

– Черт меня раздери, откуда здесь эта гора?! – ругнулся Серхио. – Как будто растет из самого центра земли прямо вместе с деревьями.

Всеволод расчистил поверхность скалы насколько хватило рук и обнаружил внизу, у самой болотистой каши, узкий лаз, покрытый ряской. Внутри лаза плескалась мутная вода, такая же мутная, каким стало к этому моменту сознание Родина. Георгия манила эта ледяная бездна, но он знал, что еще пара секунд, и тело перестанет слушаться, а разум заживет своей жизнью, и за эти секунды необходимо было преодолеть последнее препятствие. Возможно, самое последнее в его жизни. Золотое сердце тащило его вниз, как булыжник на шее утопленника. Уже плохо понимая, что он делает, Родин бережно вытащил Ирину из люльки за спиной Всеволода и положил ее руки себе на плечи.

– Надо вниз, – скорее промычал, нежели произнес он.

– Какое вниз, Еня! Ты что, сдурел?.. Тут же…

– Меня тянет вниз – значит, туда и нужно плыть. Всем нам. Прыгайте за мной.

Георгий набрал в грудь побольше воздуха и ухнул под воду, крепко обняв возлюбленную.

Вода была темная, тухлая, и открытые глаза сразу заболели. Родин плыл, понимая, что воздуха надолго не хватит. А за спиной еще Ирина… «Может, все это зря. Зря я сюда полез и всех за собой сманил. Сгинем как пить дать. Видно, не такой уж я белый бог, чтобы вас спасать, а наоборот, с самого моего рождения предназначение мое – губить. Мое проклятье. Убил маму, убью брата, убью любимую и сам умру, и кончатся мои мытарства…» – в голове Георгия стали взрываться разноцветные ракеты, одна за другой, и он уже не понимал, где верх, где низ, куда плыть, зачем плыть, но все же совершил последний рывок, дрыгнул ногами, стиснув уже не помня чьи руки на своей шее, и вдруг краем глаза сквозь тухлую воду увидел блеклый свет.

– Мы ждали тебя, белый человек, и тебя, белая женщина. Ваш путь был долог и полон опасностей, но любовь победит смерть, не правда ли?

Седой сгорбленный индеец восседал на плоском камне, курил длинную узкую трубку и хитро щурился своими раскосыми глазами. Он выглядел так, словно сидел здесь сто лет, и все это время ждал именно их – группу странных людей с Большой земли.

Глава 5

Участники экспедиции, совершенно мокрые и обессилевшие, столпились на берегу. Никто не мог прийти в себя и толком осознать, что долгожданная цель наконец достигнута. Их ошалелые взгляды перемещались то на прозрачную гладь озера, из которого они только что выплыли, то на седовласого индейца, смотревшегося грозно, несмотря на почтенный возраст.

Родин первым сумел сбросить с себя оцепенение и, выйдя вперед, обратился к вождю племени любви:

– Приветствую великое племя карихона и его мудрого вождя. Мы пришли из далеких стран, чтобы вернуть вам Золотое сердце.

Георгий ожидал, что возвращение столь ценной реликвии наделает много шума в племени, но вождь лишь усмехнулся и приветственным жестом пригласил их в деревню. На немой вопрос Родина, старик ответил:

– Я знаю, что вы принесли с собой могущественный талисман, несущий в себе частицу силы и света солнца. Мы давно ждали вас, чувствуя его приближение. Проходите же, – продолжал он уже гораздо более тепло и дружелюбно, – обсохните у нашего огня, разделите с нами трапезу, будьте нашими гостями.

Путешественники проследовали вглубь острова, Ирину снова усадили в люльку ко Всеволоду, так как обессиленный Георгий еле передвигал ноги. Воины карихона сопровождали их почетным караулом, а старый касик завершал процессию.

Всеволод обернулся к брату и пояснил громким шепотом:

– Алтарь их, где этому Сердечку место, видать, в центре острова. Туда и идем.

И правда, с каждым шагом невыносимая тягость Золотого сердца ослабевала, и – о чудо! – Ирина начала возвращаться к жизни. Через несколько мгновений ресницы ее затрепетали и рыжеволосая красавица с легким стоном открыла глаза. Взгляд был еще замутнен многодневным параличом воли, но с каждой секундой в нем сквозило все больше и больше осознанности.

Глядя на это, маленький отряд заметно приободрился. Скоро их непростая и опасная миссия подойдет к концу. Душа Родина пела – наконец-то после стольких испытаний судьбы его возлюбленная будет спасена. Радость настолько переполняла его, что Георгию хотелось с кем-нибудь этой радостью поделиться. Он убавил шаг и, поравнявшись с Пабло, шедшим в хвосте колонны, заговорил с ним заговорщическим шепотом:

– Ну что, Пачакутек, как тебе снова вернуться домой? Узнаешь родные места?

Родин заглянул индейцу в лицо и неожиданно увидел слезы, стоящие в его глазах. Лицо блудного сына племени любви по-прежнему оставалось маской каменного бесстрастия, но под этой маской бушевал невиданный ураган. Пабло ответил сдавленным шепотом, глядя прямо перед собой:

– Ты не сможешь понять, что я чувствую, белый знахарь. Тридцать долгих лет я ждал этой минуты. И вот я здесь. Мои ноги снова ступают по этой священной земле.

– Тридцать лет ты ждал встречи с отцом? Ведь ты же говорил, что ты сын вождя? Почему же тогда ты держишься так холодно и отстраненно с этим благородным старцем? – еще сильнее понизил голос Георгий.

Пабло на секунду закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Моего отца предательски убили во время большого бунта много лет назад. А этот старик вовсе не так благороден, как кажется. Он был главным советником моего отца, его правой рукой и лучшим другом. После смерти касика он натравил на наше племя проклятых бледнолицых работорговцев. Они угнали многих членов племени. И мужчин, и женщин, и детей. Среди прочих они забрали и меня. Когда единственный наследник бесследно исчез, он легко смог добиться власти и вскоре занял место вождя, место моего отца, мое место. – Раскосые глаза индейца полыхнули молнией. – Но, к сожалению, человеческая память очень коротка, и все предпочли забыть эту историю, людям нужен вождь.

– Почему же ты не хочешь открыться ему и заявить о своем право на власть в племени? Никто не посмеет перечить законному наследнику.

– Нет, – Пачакутек уверенно покачал головой. – Сперва нужно закончить более важное дело. Сердце должно быть возвращено на свое место, на алтарь. Не зря же я столько времени вел вас этими гиблыми тропами, помогая уходить от смертельных опасностей. Без моей помощи вас скорее всего ждала бы ужасная смерть.

– Что-то не похож ты на нашего ангела-хранителя, – язвительно ответил Родин. – Продырявил нашу пирогу, подстроил ловушку с подрезанными лианами у входа в подземелье, распотрошил мешки с припасами, бросил траву в костер на ночной стоянке, чтобы людям-кайманам было сподручней найти нас и скрутить, как кабанчиков… И все это из-за того, что ты не доверял нам и не хотел, чтобы мы нашли твое племя? Я все верно говорю?

Лицо индейца по-прежнему оставалось совершенно непроницаемым. Он отвечал спокойно:

– Да, все верно. Я должен был испытать вас. Должен был позволить предначертанному случиться.

Родин пристально вгляделся в бесстрастное лицо индейца и наконец покачал головой:

– Верю. Верю, что по-другому было никак.

Некоторое время они шли молча, Георгий что-то напряженно обдумывал, нахмурив брови. Наконец он снова обратился к Пабло:

– У меня есть еще один вопрос. Жабий колдун. На его острове мы нашли огромное дерево с целой системой оповещения. Этот колдун – потомок того, другого колдуна, который изготовил Золотое сердце, а потом покинул ваше племя?

Пабло взглянул на Родина с интересом.

– Совершенно верно. Я рад, что ты так хорошо знаешь наши легенды.

– Но тогда зачем ты убил его? Зачем ты пустил ему пулю в лоб?

– Об этом ты узнаешь чуть позже, белый знахарь.

Тем временем невдалеке от них Лариса Анатольевна Большакова беседовала со Всеволодом. Впервые за все путешествие она выглядела действительно впечатленной. Из внутреннего кармашка Большакова извлекла чудом уцелевшую папиросу и теперь курила, выпуская сизые струи дыма. С момента прибытия в племя карихона она не расставалась с блокнотом, в который сосредоточенно записывала все увиденное. В какой-то момент Лариса Анатольевна оторвалась от своего занятия и заговорила со Всеволодом, который грузно шагал рядом, глубоко погруженный в собственные мысли.

– Что же, господин Родин, я не хочу, чтобы вы считали меня несправедливой по отношению к вам. Пожалуй, мне стоит высказать вам слова благодарности. Благодаря вам и вашему брату мы оказались в племени любви. Том племени, которое многие считали выдумкой, мистификацией. Что скрывать, в какой-то момент я и сама так считала. Всеволод Иванович, вы ведь читали записки Карла Фердинанда? Того, что служил у губернатора Венесуэлы?

Всеволод задумчиво кивнул.

– Ну так вот, если бы вы читали их внимательно, вы бы знали, что именно жизнь племени карихона считается своеобразным эталоном золотого века человечества. Люди здесь не знают ни войн, ни преступлений, они живут в мире и счастье. Медицина настолько хороша, что индейцы этого племени практически не болеют. Причем душевные раны они умеют врачевать ничуть не хуже, чем физические, поэтому людям здесь никогда не бывает грустно, они поют и танцуют каждый день, и любой попавший сюда становится счастлив. Вы верите в это?

Всеволод покачал головой, не выходя из своих раздумий.

– Я читал эти записки. И конечно, я не верю в этот восторженный вздор. Если кто-то и может сделать человека счастливым, то только он сам.

Большакова задержала папиросный дым на пару лишних секунд и с интересом взглянула на Всеволода. Тот шел, глядя себе под ноги, сосредоточенный на каком-то внутреннем переживании. Время от времени он бормотал что-то себе в бороду, будто вновь и вновь прокручивал диалог с кем-то из далекого прошлого.

Тем временем путешественники достигли центра деревни. Ко всеобщему недоумению, они не увидели ни алтаря, ни величественного храма, подобного рухнувшему строению на берегу смертоносного озера. Посреди деревенской площади, вытоптанной многими поколениями карихона во время радостных ритуальных танцев, располагался колодец в полсажени шириной, небрежно обложенный камнями. Воины почетного караула расположились полукругом и приняли вид весьма торжественный и благоговейный. Сам же касик, позволив путешественникам вдоволь наудивляться, расхаживая кругами вокруг загадочного отверстия, стоял совершенно безмолвно, и лишь глаза его лучились насмешкой, будто он задумал отличную шутку.

Серхио подошел к колодцу и присел на корточки, вглядываясь в черноту. Испанец чиркнул спичкой о грубую подошву сапога и попытался разглядеть что-нибудь внутри, но тьма поглощала свет от маленького огонька, и были видны только земляные стены колодца. Когда огонек почти догорел, Карабанья разжал пальцы, и спичка полетела вниз, быстро сгинув в чернильной тьме. Серхио подобрал небольшой камешек и отправил его следом. Все в напряженном ожидании прислушались, рассчитывая услышать звук падения или плеск, но прошло уже пять секунд, десять, а из черной бездны не раздавалось никакого ответа. Серхио встал на ноги и, растерянно почесав затылок, обратился к вождю:

– Благородный сеньор, неужели у этого колодца вовсе нет дна?

– А у твоей души есть дно, отважный гонитель больших лодок? – старик посмотрел на него лукаво, будто бы различая самую подноготную испанского моряка.

Серхио рассмеялся в ответ, запрокинув голову.

– Да черт его разберет, сеньор вождь. Когда я в постели со жгучей девчонкой, или в лихой портовой драке, или перепью рома, как последний забулдыга, а то и пожую немного листьев коки после всего этого, вот тогда мне кажется, что дно где-то там, далеко внизу, так что я даже и не чую его. А вот с рассветом, когда Божьи ангелы звонят в колокола в моей башке, призывая на утреннюю мессу, вот тогда мне кажется, что дно моей души совсем рядом. Оно подступает прямо к горлу, и я блюю. А иногда это дно оказывается так низко, что я…

– Довольно! – оборвала его Большакова, с явным отвращением выслушивавшая откровения испанского матроса. – Будем надеяться, что поршни вашей души работают не слишком быстро.

Серхио хотел ответить нечто развязное, чтобы позлить надоевшую надменную каргу, но его перебил вышедший вперед Георгий:

– Благородный касик, ну где же ваш алтарь?

Старый индеец махнул рукой весьма неопределенно. Дескать, такие вопросы здесь не важны. Но Родин не унимался:

– Тогда где же ваш колдун? Не может же племя жить без колдуна.

Старик лишь печально покачал головой:

– Колдун ушел от нас тысячи лун назад. Поначалу было тяжело, но мы научились обходиться без него. Но теперь вы принесли нам Сердце.

Внезапно их перебил новый голос.

Всеволод, казалось, очнулся от морока, терзавшего его в последнее время. Он подошел к старому вождю и вперил в него маниакальный взгляд воспаленных глаз. Его рокочущий бас в полную силу огласил деревню:

– Согласно преданию ваших предков, теперь вы должны выполнить наши желания.

Родин недоуменно поднял брови. Про это брат ему ничего не говорил.

Касик втянул воздух ноздрями, закрыл на секунду усталые глаза и стал рассказывать, обращаясь одновременно ко всем путешественникам:

– Да, мы племя любви, и мы умеем творить чудеса. Пока наш колдун не перебрался на жабий остров, мы и вправду умели творить необыкновенные вещи. Но не теперь. Теперь мы лишь помогаем людям найти ответы на те вопросы, которые они уже отчаялись решить. Потому что, когда человек теряет себя, бежит от себя, он теряет свое сердце. А кому, как не нашему осиротевшему племени, знать, каково это – жить, потеряв сердце.

Касик широко развел руками, и все невольно уставились на огромную татуировку на его груди, изображавшую сердце.

– Отвечайте же, потомки богов в белых одеждах, что за тяжесть лежит у каждого из вас на душе, почему вы искали племя карихона? – Вождь величественным жестом остановил Георгия, собравшегося было говорить. – Ты, могучий полубог, человек копья, можешь не отвечать, мы знаем, какое горе привело тебя сюда. Племя любви постарается вернуть душу твоей возлюбленной.

Родин робко, еще не до конца веря в спасение Ирины, подошел к ней и бережно, словно она была драгоценным фарфоровым изваянием, взял ее на руки и поднес к колодцу.

– Теперь поставь ее на землю и ничего не бойся.

Повинуясь вождю, молодой врач медленно опустил Ирину и позволил ее босым ступням коснуться земли. Его зеленые глаза полыхали огнем любви, надежды, веры в спасение. Колени Ирины подгибались, но спустя несколько мгновений в них появилась твердость, и Георгий, не веря своему счастью, отпустил возлюбленную, позволив ей стоять самостоятельно. Истощенная бледная девушка слегка покачивалась, будто только что слезла с ярмарочной карусели. Ее удивленный взгляд был направлен в темное жерло колодца, в бездонной черноте которого она различила нечто, недоступное для других. Георгий, испугавшись, что ослабевшие ноги не удержат Ирину и она ухнет в магнетический провал, вновь подхватил ее на руки.

– Давай клади ее опять в люльку, – прошептал Всеволод, поворачиваясь спиной. – И ей там попривычнее.

Георгий повиновался. Исполненный благодарности, он отвесил старику, способному вернуть к жизни его несчастную любовь, земной поклон.

Вождь ответил сдержанным кивком и неожиданно обратил свой пронзительный взгляд на Анюту. От этого взгляда девушка на пару секунд перестала дышать и лишь беспомощно хлопала огромными глазами, застыв, как кролик перед удавом.

– Знаем мы и о твоей беде, красавица с волосами цвета дикого меда. Мы видим в тебе большую любовь к могучему полубогу. Это она привела тебя сюда. Ради него ты поехала ухаживать за его возлюбленной. Но ты не желаешь ей добра. Втайне ты надеешься, что ее не удастся вылечить и молодой полубог достанется тебе.

Анюта внезапно пришла в себя и, залившись краской, гневно зыркнула на невозмутимого старика, роющегося в потайных уголках ее души.

Вождь тем временем переключил внимание на Серхио, с интересом наблюдавшего за Анютой.

– Известны племени карихона желания и твоего яростного сердца, жестокий красавец с кривым ножом в кармане.

Серхио недоверчиво осклабился.

– Твое сердце алчно, ты жаждешь золота, ты мечтаешь о славе. Но более всего ты хочешь любви красавицы с волосами цвета меда. Когда ты смотришь на нее, твое сердце трепещет и бьется, как парус на ураганном ветру.

Карабанья осклабился еще шире:

– И жестокий красавец добьется этой любви, будьте уверены, сеньор старый вождь.

Тем временем настала пора Большаковой подвергнуться испытанию магнетическим взглядом вождя. Вице-президент географического общества прямо смотрела на татуированного седовласого индейца, который у нее на глазах вершил свой магический психоанализ.

– Что до тебя, ведунья, то нам известно, что привело тебя в наше племя, в существовании которого ты до последнего сомневалась. Тебе не дают покоя наши секреты. Тебе нужны наши знания и ответы на вопросы. Обещаю, ты все узнаешь. – Индеец поднял вверх правую ладонь в знак искренности обещания и наконец обратился к единственному среди пришедших своему соплеменнику: – И конечно, мы знаем, почему ты здесь, наш юный брат. Ты пришел сюда, чтобы скинуть ярмо бледнолицых и свободным человеком напиться из родного священного источника. Мы уже много лет ждем тебя, и мягкая постель из душистых трав давно готова для тебя. Ты уже вернулся, брат.

Когда Пабло слушал эти слова, эмоции настолько сильно бушевали в нем, что временами даже пробивались через каменную маску лица. А в конце случилось уж и вовсе невероятное. Пабло, всегда невозмутимый, как истукан, не смог удержать счастливых слез, навернувшихся на глаза. Он молча стоял, глубоко вдыхая носом пьянящий воздух родной земли.

После этого вождь надолго замолчал. Какие-то мрачные мысли заволокли его взгляд. Когда же он заговорил вновь, голос его звучал по-новому. В нем появилась величественная мощь древних пророков:

– Но зачем же здесь ты, волосатый и бородатый демон? Я вижу в твоих глазах нехорошую тайну, я чувствую, ты хочешь попросить у нас нечто, что мы не сможем тебе дать. И я вижу другое, еще более страшное – с отблеском крови… Неужели ты готов убить нас, если мы откажем тебе? В чистых сердцах твоих друзей желания читаются легко и ясно, они просты, как развязанный шнурок. Даже младенец из нашего племени мог бы понять их. Но то, чего хочешь ты, мне страшно понимать. Я вижу, ты был в странных и страшных местах, в местах, где мертвые разговаривают, слепые видят, а бессердечные любят. В этих жутких местах холод согревает, солнце топит, а стены хотят раздавить тебя. Я знаю, что ты ел человеческое мясо, убивал людей ударом пальцев и ползал на коленях, как раб. Так чего же ты хочешь от нас, спрашиваю я тебя, волосатый и бородатый демон?

Всеволод провел несколько секунд в мрачном молчании. Спутанные волосы почти скрывали его лицо, глаза сверкали исподлобья недобрыми искорками безумия. Фигура старшего Родина на фоне низкорослых индейцев смотрелась огромным холмом, поросшим колючей жесткой травой. Всеволод рассмеялся, будто эхо пролетело по темной глухой пещере.

– Что же, старик, сумел ты меня удивить. Уж если ты, вождь, владеешь такими знаниями, то что тогда ваш колдун умел, мне и представить страшно. Хорошо ты все описал. И тюрьму, и пересылку по Сибири, и каторгу, и побег, и что после побега было. Говоришь, не знаешь, чего я хочу? Шалишь, брат, все-то ты прекрасно знаешь. Я читал записки того бледнолицего, что гостил у вас. Забавный такой немец… Так вот, в этих записках он указывает, что вы раскрыли перед ним одну тайну. Тайну о том, что любовь может быть не только солнечной и светоносной, но и темной, подземной, глубокой, как этот колодец.