Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"
Автор книги: Георгий Персиков
Соавторы: Иван Погонин
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 142 страниц)
Вице-директор Департамента полиции действительный статский советник Константин Дмитриевич Кафафов перебил Лебедева:
– Сколько, сколько этот пруссак хочет?
– Десять тысяч, ваше превосходительство.
– Ну и аппетитец у этого, как бишь его?.. – Кафафов заглянул в бумаги. – Герлицкого! Куда ему столько? – Голос вельможи, только официально получавшего в год в два раза больше, клокотал от возмущения.
– Говорит, что в случае открытия шайки в целях безопасности вынужден будет скрываться, – доложил Кунцевич.
– Скрываться? Это пустое. От кого ему скрываться? Кто его обидит, если мы всех мазуриков заарестуем? Нет, столько денег мне выбить не удастся. Скажите, а нельзя ли управиться без этого трактирщика?
– Попытаться можно, – сказал Лебедев. – Задержанный Дунаевский имел при себе билеты от пункта отбытия до пункта назначения. Он выехал из Ниццы и должен был позавчера прибыть в Петербург. Очевидно, что фальшивки фабрикуют на Лазурном Берегу. Одно из отделений французской Сюрте Женераль занимается надзором за иностранцами и внимательно следит за всеми гостиницами и меблированными комнатами, а также и за частными лицами, сдающими жилье. Можно отправить во французское МВД запрос относительно места прописки Дунаевского в Ницце, узнать, где и с кем он жил, и потянуть за эту ниточку. Я не думаю, что изготовители фальшивок ставили на своих письмах загадочному александровскому еврею свой точный домашний адрес, стало быть, Герлицкому их место жительства тоже неизвестно. Но без трактирщика мы вряд ли установим личность еврея.
– Помилуйте! Платить за этого жида десять тысяч! Моисей с ним, пусть останется неизвестным, невелика птица, пущай летает.
– Все-таки он может сообщить нам много ценного. Да и не так уж мала его роль в этой шайке. Судя по рассказам Герлицкого, это организатор сети сбыта фальшивок.
Кафафов разгладил рукой свои роскошные бакен-барды:
– Ну хорошо, хорошо, я поговорю со Степаном Петровичем. Но десять тысяч! Нет-с, столько нам никто не даст. Пресловутый Азеф получал не намного больше… Вы не пытались сбить цену? – обратился действительный статский советник к Кунцевичу.
– Герлицкий сказал, что торговаться не намерен.
– Ах вот он каков! – вице-директор Департамента полиции вскипел. – Условия нам ставит! Тогда вот ему. – Кафафов сложил из пальцев правой руки дулю. – Вот, а не десять тысяч! И говорить ни с кем не буду. Василий Иванович, направляйте запрос в Париж и варшавскому генерал-губернатору. Попросите его превосходительство поручить организовать самый тщательный розыск этого пресловутого еврея.
Кафафов встал, давая понять, что прием закончен. Сыщики тут же последовали его примеру.
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – по-военному четко ответил Лебедев. – Не считаете ли необходимым направить в Ниццу кого-нибудь из чинов полиции? Мечислава Николаевича, например?
Кафафов несколько секунд думал:
– Нет. Пока нет. Рановато. Конец года, лимит на командировки департамент исчерпал, а за дополнительными средствами надобно обращаться: – Константин Дмитриевич поднял палец и указал на потолок. – Если только на свой счет?
– Я не при деньгах, – выпалил Кунцевич.
Лебедев привел Кунцевича в свой кабинет и предложил сигару.
– Спасибо, не курю-с.
– А я с вашего позволения.
Главный сыщик империи отрезал кончик «гаваны» настольной гильотиной, сунул сигару в рот и чиркнул спичкой. По кабинету поплыл ароматный дым.
– Нервы замечательно успокаивает! А с нервами на этой службе беда. Да что я вам говорю, вы сами все изволили слышать. Ну, и как прикажете работать, Мечислав Николаевич? Сто пятьдесят тысяч фальшивых рублей вами изъято, а они десять тысяч жалеют на розыски! А эти сто пятьдесят наверняка не первая и не последняя партия. Тут счет на миллионы идет! На миллионы! А они… Даже на вашу командировку денег пожалели! Что творят черти. Ох, доведут они Россию до цугундера, помяните мои слова, доведут!
«Ты сам-то не очень свою позицию отстаивал, – подумал Кунцевич. – Да и я тоже. Если России и правда крышка придет, мы все в этом будем виноваты, все», а вслух сказал:
– Что поделать, Василий Иванович, мы люди подневольные, нам что прикажут, то мы и делаем.
– Я все-таки составлю докладную записку на имя директора. Сейчас мне должны доставить официальное заключение Экспедиции заготовления государственных бумаг, я его к своему рапорту приложу. Вчера я на Фонтанке[32]32
В доме 144 по набережной реки Фонтанки помещался тогда Гознак Российской империи – Экспедиция заготовления государственных бумаг.
[Закрыть] полдня провел. Вот чем мне наша служба нравится, так это тем, что на ней постоянно что-то новое узнаешь. Вот вчера я стал практически специалистом по орловской сетке. Не знаете, что это?
– Нет, не имею представления.
– Тогда я вам с удовольствием расскажу. Наше правительство к делу защиты денежных знаков относится крайне внимательно. Поэтому Государственный банк регулярно, примерно один раз в десять лет, меняет кредитные билеты. Вы, наверное, обратили внимание, что с тысяча девятьсот десятого года в обороте находятся новые сторублевки?
– Обратил. Хотя видеть эти купюры мне приходится крайне редко.
– А вы думаете, я их часто вижу? Ну, так вот-с. Когда вводили новые «катеринки», изменили не только цвет бумаги. Теперь эти билеты изготовляют по новейшим технологиям. На них имеются водяные знаки. Лицевая сторона печатается металлографской печатью по типографской подложечной сетке, оборотная – типографской печатью по орловской подложечной сетке в пять красок. Не понимаете? Неудивительно, до вчерашнего дня я сам ничего этого не знал. Ну, я вам на примере покажу. Вот, извольте – одна из изъятых вами подделок. Как она вам?
– Весьма на настоящую похожа.
– Похожа очень, я думаю, что у злодеев проблем с их разменом в магазинах и лавках не будет. А вот – настоящая. – Делопроизводитель, крайне редко видевший сторублевые купюры, достал из своего бумажника радужную. – Давайте положим их рядом. Видны различия?
– Признаться, никаких различий я не вижу.
– А вы повнимательней, повнимательней.
Надворный советник взял в руки оба кредитных билета. На первый взгляд они показались ему абсолютно одинаковыми. Но присмотревшись, разницу он увидел. Текст на подделке был не так отчетлив, как на оригинале. А на обороте тона краски были гораздо бледнее, да и переход от одной краски к другой был намного заметнее.
– Видите, как плавно переходят цвета один в другой на настоящей купюре? Это и есть орловская сетка, кстати, отечественное изобретение, которое в настоящее время используется при выпуске кредитных билетов во всех культурных государствах. Наши неизвестные друзья такой сетки сделать не смогли. Или не знали секрета, или не имели соответствующего оборудования.
– Понятно-с. Полагаю, что теперь и я смогу отличить поддельную «катю» от настоящей, даже не имея перед собой образца для сравнения.
– Замечательно! В рапорте на имя директора я укажу, что вы прошли соответствующий курс обучения.
В дверь кабинета постучали.
– Входите, – пригласил Лебедев.
В комнату заглянул секретарь:
– Вам телеграмма, ваше высокородие! Срочная, из Царства Польского.
– Давайте сюда!
Распечатав конверт с телеграммой, Лебедев внимательно ее прочел, а потом обратился к Кунцевичу:
– В Александрове обнаружили еще одну партию фальшивок. Я думаю, что теперь вам точно стоит готовиться к командировке.
Ехать в мягком вагоне международного общества было очень комфортно. Кунцевич, переодевшись в специальный «дорожный» халат, удобно устроился на своей полке и заложил руки за голову. Соседи по купе уже находились во власти Морфея, поэтому думать ему никто не мешал.
«Дунаевский, Николай Данилович, 38 лет, мещанин города Верхне-Днепровска Екатеринославской губернии, вероисповедание – иудейское, последнее место прописки на родине – город Благовещенск, Амурской области, ул. Корсаковская, 30. Из ответа канцелярии амурского военного губернатора следует, что заграничный паспорт господин Дунаевский в этом году получал дважды: первый раз 23 марта, второй – 25 сентября. Выехал в Европу 1 мая, вернулся 20 августа и вскоре опять покинул родину – 22 октября пересек границу в Вержболове. Эх, плохо, что во Франции в паспортах не ставят отметки о прописке! Идем далее. Следовал на родину из Ниццы, имел билет первого класса до Петербурга. Ранее к ответственности не привлекался. Ответы на запросы с места рождения и с места прописки пока не получены».
После того как в Петербург поступило сообщение о находке еще трехсот фальшивых тысяч, государственная машина наконец-то начала набирать ход. Доложили министру, тот – государю. Последовало высочайшее повеление сыскать и строго наказать. И неудивительно – если за несколько дней в одном городе изъято четыреста пятьдесят тысяч поддельных рублей, то сколько же их успело проникнуть в государство? Предполагаемое количество подделок угрожало всей финансовой системе империи. Тотчас нашлись деньги и на Герлицкого, и на командировку. Из столицы в Нишаву вы-ехал следователь по особо важным делам Московского окружного суда коллежский советник Шабельский, который сразу же по прибытии принял к своему производству оба дела о фальшивках. Через день в Александрове появился Кунцевич. Он навестил Герлицкого, торжественно вручил ему сто радужных купюр (трактирщик долго проверял их на подлинность) и узнал от него адрес получателя корреспонденции из Ниццы. Главой сети распространителей поддельных сторублевых купюр оказался Нахман Вейнштейн – александровский лавочник. Он был немедленно арестован, но колоться и не думал.
– Мне же надо чем-то кормить детей, – причитал Нахман на такой гремучей смеси польского и идиша, что Шабельский был вынужден пригласить переводчика. – У меня семеро дочек! Семеро, а это я вам скажу ой-ей-ей! Семеро девочек, больная жена и ни одного сына. Я имею свой маленький гешефт, ношу кое-что из-за границы, хожу туда-сюда, здесь куплю подешевле, в Пруссии продам подороже, там куплю – здесь продам. Я честно плачу пошлины, честно! Меня вся таможня знает, спросите у любого, каждый контролер ответит, что пан Вейнштейн всегда платит все до копейки.
– И пан Гладыка подтвердит? – спросил присутствовавший при допросе Кунцевич.
– Вацлав Марианович? Ну разумеется, подтвердит. Это честнейший таможенник. Строгий, но честный! Всяким жуликам к нему даже подходить не стоит!
Не дослушав до конца показаний Нахмана, Мечислав Николаевич вышел из кабинета. Он понял, что казенные десять тысяч пропали зря.
– Итак, что мы имеем? – Шабельский откинулся на спинку стула. – Некие господа – россияне, проживающие, очевидно, в Ницце, летом выходят на александровского контрабандира Нахмана Вейнштейна и делают ему заманчивое предложение: приобрести у них поддельные сторублевые купюры за половину их номинальной стоимости. После эпистолярных переговоров Вейншейн соглашается. Его также просят организовать «окно» на границе, и он привлекает к делу таможенного контролера Гладыку. Сколько курьеров успело попасть в Россию до задержания Дунаевского, одному Богу известно! Но тут появляетесь вы и ловите Николая Даниловича. Кстати, я вчера его допросил. Он так и стоит на своей прежней версии: малознакомая дама попросила доставить чемодан в Петербург, он не смог отказать. Багаж он должен был передать на Варшавском вокзале кузену этой дамы, которого якобы зовут Вадим. Врет, конечно. В одном поезде с Дунаевским ехал другой курьер, который, испугавшись, выкинул фальшивки в станционный клозет. Через три дня туалет стали чистить местные золотари. Они увидали деньги и, будучи честными людьми, сообщили куда следует. Ну-с, что будем делать?
– Надобно ехать в Ниццу, все следы ведут туда, – не раздумывая, ответил Кунцевич.
– Я с вами полностью согласен, только сначала придется съездить в Париж, чтобы уладить все международные формальности. А как будем искать в Ницце следы Дунаевского?
– Посредством паспортного стола.
– Вот те раз! Никогда не думал, что во Франции существует прописка.
– Как таковой ее там нет. В этой стране можно десять лет жить, не имея паспорта, будучи уверенным, что никто у тебя его не спросит – просто не следует нарушать законов. Даже при заселении в гостиницу не спрашивают никаких документов, достаточно назвать свое имя. Но это не относится к иностранцам. Сюрте Женераль располагает целым отрядом чиновников, осуществляющим надзор за гостями Республики. Для иностранцев регистрация по месту жительства является обязательной, и за нарушение этого правила предусмотрена строгая ответственность. Мы уже направили через МИД соответствующий запрос во французское МВД.
– Это хорошо. В течение ближайших суток я улажу все формальности с арестованными, дам поручение этапировать их в Москву, подобью дело и буду полностью в вашем распоряжении.
– Значит, я беру билеты на завтрашний пятичасовой.
На Северный вокзал французской столицы поезд прибыл в 16.00.
– Ананий Николаевич, – обратился к слегка ошалевшему от долгой дороги следователю чиновник для поручений, – в префектуре присутствие уже окончилось, кроме этого, без рекомендаций русского посла нам там делать нечего, поэтому я предлагаю сегодня устроиться на постой, а службу начать завтра поутру.
– Командуйте, Мечислав Николаевич, командуйте! Я весь в ваших руках! – Шабельский первый раз в жизни попал за границу.
Как только они вышли на платформу, Кунцевич крикнул:
– Facteur![33]33
Носильщик! (фр.)
[Закрыть]
Тут же к ним подбежал носильщик.
Вдруг следователь хлопнул себя руками по бокам, остановился и воскликнул:
– Черт возьми, Мечислав Николаевич, водку-то мы с вами не выпили!
– Господи, я даже испугался! Какую водку?
– Да я взял с собой бутылочку и забыл напрочь. Всю дорогу об этих мерзавцах думал, всю голову они мне замутили.
– Ну нельзя так, нельзя, надо давать себе отдыхать от службы. А вот то, что вы про водку забыли, это даже хорошо. Здесь ее днем с огнем не сыщешь, разве что в перворазрядных ресторанах. Правда, сейчас за нее пошлину придется заплатить. Мне кажется, даже больше, чем она стоит.
– Плевать на пошлину. Одному Богу известно, сколько нам здесь пробыть придется, когда соскучимся по водочке, мою бутылочку и разопьем.
– Боюсь, долго скучать по ней нам не придется.
Заплатив таможеннику налог на водку и сунув носильщику полуфранковую монету, они уселись в экипаж.
Извозчику Кунцевич велел ехать на rue du Helder, в Hotel du Tibre, в котором он всегда останавливался, когда бывал в Париже. Сняв два номера по 5 франков в день, они помылись с дороги и пошли обедать. Пригубив вина, следователь с подозрением посмотрел на бокал:
– Мечислав Николаевич, а вам не кажется, что это бордо разбавлено?
– Так оно и есть, здесь принято разбавлять вино.
– Вот те на! Как же им тут плохо живется! Что, везде-везде разбавляют?
– В Ницце неразбавленное подают. Но там и некоторые официанты по-русски говорят. Это же русский город, в нем от соотечественников спасения нет. Французы под наших и подстраиваются.
Утром поехали на rue de Grenelle в русское посольство. Посол – действительный тайный советник Нелидов – принял их любезно и дал рекомендательное письмо директору Сюрте Женераль – французского департамента полиции. Оттуда их направили к месье Себилю – руководителю генеральной дирекции розысков.
– Слава, как я рад вас видеть! – Из-за стола роскошного кабинета поднялся маленький кругленький человек и протянул Кунцевичу обе руки.
– Добрый день, Жюль! Разрешите представить – судебный следователь по важнейшим делам Московского окружного суда господин Шабельский.
– Ананий, – представился коллежский советник.
– Очень рад, очень рад. Прошу, – Себиль показал гостям на кресла у камина в углу кабинета.
Следователь опустил руку в принесенный с собой небольшой саквояж и, как фокусник, достал оттуда бутылку казенной.
– О! Eau-de-vie![34]34
Вода жизни (фр.). Здесь – водка.
[Закрыть] Вот это подарок так подарок! Я сейчас распоряжусь насчет zakouski!
Когда бутылка была наполовину пуста, начальник дирекции розысков вздохнул:
– Какой все-таки прекрасный напиток и как жаль, что мне так редко его приходится пробовать! Интересно, почему наши коммерсанты никак не наладят поставки? Почему водки в Париже, столице мира, днем с огнем не сыщешь?
Кунцевич улыбнулся:
– Не знаю, Жюль. Наверное, боятся, что не будет спроса. В Париже множество других прекрасных напитков. Я, например, предпочитаю водке коньяк.
– Нет, Слава, не прогорел бы тот коммерсант, который бы вздумал нам водку поставлять, я уверен. Ну, Бог с ней, с водкой, рассказывайте.
Выслушав русских гостей, начальник уголовного розыска Французской Республики откинулся на спинку кресла:
– В мае к нам прибыл, говорите? Наверняка он ехал в Ниццу через Париж. Если в столице он регистрировался под своим именем, то через час я сообщу его адрес.
Шабельский спросил:
– Интересно, а как у вас ведется регистрация прибывающих в город?
– Все отели, меблированные комнаты и пансионаты ведут особые журналы, куда вносят всех прибывших и выбывших. Даже если гость ночевал одну ночь. За несоблюдение этого правила – арест до трех месяцев. Причем арестовывается хозяин заведения. Поэтому журналы ведут даже в самых грязных притонах. Только паспорт у нас спрашивать не принято. Содержатели гостиниц верят людям на слово. В журнале на каждое лицо отдельная страница с двумя отрывными талонами. Когда гость прибывает, заполняют журнал и отрывной талон о прибытии, талон по почте отправляют нам. Когда гости выбывают, заполняют другой талон – о выбытии, и тоже отправляют нам. Это касается добропорядочных заведений. Ну а во всякие темные места, кроме этого, мои люди ходят сами, практически ежедневно.
– Это сколько же людей надо иметь?
– Надзором за гостиницами и меблированными комнатами занимается сто одиннадцать человек.
– Надо же! А всего у вас в сыскной сколько человек служит?
– Более девятисот.
– А у нас в Питере – около ста балбесов, – сказал Кунцевич. – Да-с. Населения в Париже в два раза больше, а сыщиков в десять раз. А следственные власти еще и нас упрекают в нерасторопности. – Мечислав Николаевич с улыбкой покосился на соотечественника.
– Для организации розысков мне необходим запрос русских следственных властей и разрешение директора общественной безопасности. У вас эти документы с собой? – спросил Себиль.
– Запрос я привез. А вот разрешения у нас нет, – растерянно сказал Шабельский.
– Мне необходимо разрешение директора, без него я ничего не смогу предпринять. Официально. А неофициально… Зайдите через пару часов, и я сообщу вам адрес разыскиваемого. Но с разрешением поторопитесь.
– Жюль, а нельзя ли узнать, останавливался ли кто-нибудь из моих соотечественников одновременно с Дунаевским в одном отеле?
– Ну это уже наглость, Слава!
Выйдя на улицу, Шабельский кликнул извозчика и велел везти их в российскую миссию.
Посол обещал свое содействие в ускорении всех бюрократических процедур.
Вечером они узнали, что Дунаевский посещал столицу Франции. 3 мая он был зарегистрирован в пансионате на rue Lafayette, дом 86. Оттуда он выписался через четыре дня. По словам наводившего справки агента, в пансион русские вселились большой и шумной компанией. В нее, кроме m. Nicolas Dunaevsky и его подруги m-lle Nathalie Saiyanin, входили: m. Robert Lewenthal, m. David Rohlin и m-lle Emilie Volodko, которая поселилась в одном номере с господином Левенталем. Мужчины каждый день уходили из дому с утра пораньше и возвращались во второй половине дня. Дамы спали до полудня. Вечером вся компания уезжала в увеселительные заведения и возвращалась глубоко за полночь. Пансион они покинули 11 мая, сполна расплатившись и оставив прислуге щедрые чаевые. Мадемуазель Володко обмолвилась одной из горничных, что компания собирается в Ниццу.
– Да-с, после путешествий по Европе поневоле станешь адептом русских железных дорог, – бурчал Шабельский, зажатый между какой-то тучной мадам и не менее тучным месье. – Это надо же, во втором классе шестиместные купе устроить! Да еще такие узкие. Ни ноги вытянуть, ни повернуться лишний раз. Четырнадцать часов едем, и ни одной большой остановки! Ни чая тебе, ни буфета. У меня в желудке уже революция началась. Хорошо хоть сельтерской догадались с собой захватить, а то бы от жажды погибли. И за этакое безобразие с нас слупили почти шестьдесят рублей!
– А я вам предлагал ночным ехать, в спальном вагоне. День бы в Париже провели, а ночь проспали бы в поезде. Все равно сегодня мы ничего полезного сделать не сможем.
– Мечислав Николаевич, у нас денег в обрез, и лишние сорок рублей за два места в спальном вагоне я платить не готов! Эдак мы, батенька, к концу командировки милостыню начнем просить.
На главном вокзале Ниццы, куда поезд № 64 Париж – Генуя прибыл в 11 часов ночи, их встречал сам бригадный комиссар каннской летучей полиции месье Рауль Дароль.
– Как добрались, господа? – поинтересовался он после процедуры знакомства.
– Спасибо, ничего, – растянул губы в улыбке Шабельский.
– Прошу вас, – комиссар указал на стоявший на привокзальной площади голубой «Форд». – Я забронировал вам номера в русском пансионе «Rodnoy ygol» мадам Соколовой.
– Странное название для пансиона, – обратился Шабельский к Кунцевичу по-русски. – Хозяйка что, из углекопов?
– Простите? – Надворный советник не сразу понял смысл сказанного, а когда понял, заулыбался. – Не уголь, а угол. «Родной угол», комнаты по десяти франков, с пансионом.
– По три рубля в день? С человека? Да это же форменный грабеж!
– Дешевле мы найдем только где-нибудь на окраине. А пансион Галины Ивановны в самом центре на Английской набережной. Да и кормят там славно.
– Да, перекусить не мешало бы. Я, наверное, сейчас бы собственную подметку съел!
– К сожалению, теперь все рестораны закрыты, но думаю, что какие-нибудь бутерброды нам соорудят.
– Бутерброды? Мадам Соколова разве не держит повара?
– Держит, но в половине двенадцатого ночи он уже спит.
– Так пусть разбудит!
– Повар, скорей всего, откажется готовить так поздно, а если согласится, то за внеурочную работу потребует столько, что ужин нам в горло не полезет. Это Европа, Ананий Николаевич, тут всякий труд ценен.
– Да… Распустили мы их!
Однако поужинать им все-таки удалось. Мадам Соколова, красивая блондинка лет тридцати пяти, так обрадовалась приезду Мечислава Николаевича, что собственноручно пожарила усталым путешественникам яичницу с ветчиной. Хозяйка не переставая хлопотала около гостей, подливая им розовое «Шато дю сель», при этом почему-то упорно называя Мечислава Николаевича паном Казимиром. Съев яичницу и опорожнив бутылку вина, Ананий Николаевич пришел в прекрасное настроение и даже сделал хозяйке пару весьма пикантных комплиментов.
Спать легли в половине второго и проспали до утра, как невинные младенцы.
Мартен Легран, следователь городской прокуратуры Ниццы, за те пять лет, что его не видел Кунцевич, сильно раздался вширь и заметно полысел. Мечислава Николаевича он узнал с трудом:
– Вспомнил, вспомнил. Да, интересное тогда было дельце. Кстати, чем оно закончилось, не расскажете?[35]35
Следователь вспоминает события, изложенные в рассказе «Отпечаток на манускрипте» из сборника мистических рассказов «Трепет черных крыльев».
[Закрыть]
Чиновник для поручений вкратце рассказал.
– Да, занятно, – сказал следователь. – Ну-с, а теперь перейдем к нашим баранам. По учетам полиции по делам иностранцев указанные в вашем запросе личности не проходят. Никто из лиц, носящих перечисленные вами фамилии, ни в этом году, ни в прошлом в городе прописан не был. Но! – Тут Легран сделал театральную паузу. – Мы провели поиск не только по фамилиям, но и по описанным вами приметам. И кое-что нашли, хотя в нашем распоряжении было только двадцать четыре часа. Месье комиссар. – Следователь предоставил слово представителю полиции.
– Благодарю. – Дароль погладил свои тонкие усики. – Получив указание господина начальника Сюрте, я незамедлительно прибыл в город и собрал всех сотрудников полиции по делам иностранцев. Я описал им наш веселый квинтет, и его тут же опознали. Оказывается, в середине мая трое русских господ и две дамы сняли на самом берегу моря превосходную виллу, заплатив шесть тысяч франков за полгода. Прописались они под именами супругов Львовых, Ирины и Николая, супругов Вернер, Игоря и Натали, также господина Сигизмунда Ропса. Дом стоит несколько в стороне от других зданий, посреди великолепного сада, разбитого на участке площадью в половину гектара. Участок огорожен высоким забором. В общем, не дом, а находка для изготовителей фальшивок. Вилла состоит из первого этажа, мезонина и подвала. Хозяйка здания безвылазно живет в Париже. А имущество свое сдает в аренду некоему Якову Клайдману, главе так называемого «Франко-русского туристического агентства». Он же сдает виллу в субаренду господам курортникам. Сейчас помещение пустует, жильцы уехали из него две недели назад.
– Черт, – вырвалось у Шабельского. – Видимо, им сразу сообщили о задержании Дунаевского.
– Это неудивительно, – сказал Кунцевич, – второй-то перевозчик фальшивок скрылся.
– Нами была опрошена работавшая в доме прислуга. Она была немногочисленной и состояла из кухарки, горничной, нанимаемого на сезон садовника, которого нам найти пока не удалось, и месье Шнорка – переводчика, – продолжил комиссар. – Кухарка и горничная – сестры Марзони, итальянки, девушки крайне симпатичные и крайне бестолковые. Они рассказали, что господа и переводчик жили на первом этаже, а их, Марзони, комната находилась в подвале, там же размещалась кухня и другие службы. Одна из сестер из подвала практически не выходила, проводя большую часть времени за стряпней. Вторая сестра целыми днями была занята многочисленными домашними хлопотами. Жильцов обе они описывают как людей щедрых, веселых, любящих хорошо поесть, да и выпить не дураков. Супруги Вернер занимали большую комнату, Львовы – ту, что поменьше, одинокий Ропс – самую маленькую. Месье Львов практически весь день проводил в мезонине, куда прислуге вход был категорически воспрещен. Якобы хозяин там занимался опытами по усовершенствованию фотографических аппаратов. В начале августа Вернеры и Ропс куда-то надолго уехали, прихватив с собой одинаковые объемистые чемоданы. Вернулись они только в конце октября, не побыли в городе недели и тут же уехали вновь. Багаж их состоял из нескольких больших одинаковых чемоданов.
– Черт! – Теперь ругался Кунцевич. – Получается, что, будь я сообразительнее, я мог отловить всех троих в Александрове, достаточно было обратить внимание на пассажиров с одинаковым ручным багажом!
– Видимо, Дунаевский с сожительницей перепутали чемоданы, на этом он и попался. Но как же ей удалось беспрепятственно пронести через таможню чемодан с мужскими вещами? – спросил Шабельский.
– Очевидно она прошла раньше сожителя с помощью все того же Гладыки. Ну правильно! Мы же нашли в клозете триста тысяч! Значит, проскочивших границу курьеров было двое. На содержимое их чемоданов продажный таможенник даже и не взглянул, а Дунаевскому просто не повезло – когда он открыл свой багаж, рядом оказался Шиллинг.
– Но почему же они поехали на родину по своим настоящим паспортам? – продолжал задавать вопросы следователь.
– Видимо, опасались за качество поддельных. Одно дело показывать поддельные русские паспорта французскому квартирному маклеру, другое – опытному жандармскому унтеру, который специально обучен их распознавать. Не рискнули.
– Ну что ж, логично. Извините, господин Дароль, что мы вас перебили, продолжайте, пожалуйста.
– Ничего страшного, я почти все рассказал. Шнорк дал показания, практически аналогичные показаниям Марзони. Это еще очень молодой человек, которого больше всего на свете интересуют особы противоположного пола и бесконечно проводящиеся в нашем городе карнавалы и скачки. Он показал, что из пятерых нанимателей французским владели только Львовы, поэтому-то и понадобились его услуги. Обычно он сопровождал в походах по городу Вернера и Ропса.
– Ну и куда они ходили? – спросил Кунцевич.
– А все туда же – в рестораны, на бега и в купальни.
– Скажите, а виллу вы осмотрели?
– Нет. Ждали вас.
Только через четыре часа после начала обыск наконец принес результаты. Один из людей Дароля отодвинул вкладную плиту камина и нашел под ней большой цинковый ящик, доверху набитый радужными купюрами. Считали поддельные деньги долго и насчитали полтора миллиона рублей.
– Да-с. Да тут целая фабрика действовала! – мрачно сказал Кунцевич, а потом обратился к комиссару: – А нельзя ли мне, месье Дароль, поговорить со Шнорком?
Молодой человек чуть не плакал:
– Господи! Да если бы я знал, я бы каждый наш шаг записал, не поленился. Ну откуда я могу помнить, куда мы ходили в течение полугода! Мы всю Ниццу обошли, все окрестности излазали!
– Месье Шнорк, каждый шаг вспоминать не надо. Вы вспомните те места, которые были необычными для ваших хозяев.
– Я вас не совсем понял. Как это «необычные»?
– Ну вот смотрите. Люди приезжают на курорт веселиться, так?
– Так.
– А какие места являются для веселящихся обыч-ными?
– Какие? Ну… рестораны, пляж, театры, синематограф, гхм… дома терпимости. – Юноша смотрел на Кунцевича так, как плохо выучивший урок школьник смотрит на учителя, пытаясь понять, верно ли он ответил на вопрос.
– Правильно! Сюда можно добавить музеи, казино, променад. А необычные места?
– Не знаю. – Шнорк обреченно помотал головой.
– А это такие места, куда веселящийся человек по доброй воле не пойдет. Фабрика, например, больница, что-то подобное.
– Фабрика? Нет, на фабрики мы не ходили, и в больницы тоже. Подождите! Мы на склад ездили!
– На какой склад? – быстро спросил Кунцевич.
– В Рикье! Там огромные склады. Складские помещения разделены на секции, каждая из которых имеет отдельный вход. Они сдаются всем желающим. Мы туда ездили с месье Вернером, и он арендовал такую секцию.
– Давно это было?
– А прямо перед самым его вторым отъездом и моим увольнением – в самом конце октября.
– Спасибо вам больше, месье Шнорк! К сожалению, вам еще немного придется потерпеть наше общество – нам вместе необходимо съездить на склады.
В арендованном Дунаевским у фирмы «Константин» складском помещении франко-русскими следственными и полицейскими властями было обнаружено семь объемистых ящиков общим весом 760 килограммов, в которых в разобранном виде находились механический ручной резак, скоропечатный станок и литографический пресс для различных оттисков.
Из Ниццы Шабельский отправил телеграмму в Департамент полиции и попросил организовать рассылку запросов в канцелярии всех губерний, областей и градоначальств империи с требованием сообщить, выдавались ли заграничные паспорта на имя мадам Саяниной, Володко, господ Левенталя и Рохлина. Начать Ананий Николаевич советовал с Амурской области. После этого сыщик и следователь отправились восвояси – в благословенной Франции им делать было нечего. В Москве коллежского советника ждала срочная депеша. Начальник благовещенского сыскного отделения Колмаков сообщал, что местная мещанка Эмилия Володко, 21 года от роду, в апреле получила заграничный паспорт. У Эмилии был жених – Гохард Иоганов Левенталь, с которым она и уехала в Ниццу, венчаться. Шабельский предположил, что блудная дочь уже соскучилась по родителям и в конце концов захочет с ними связаться, и возбудил перед Московским окружным судом ходатайство на перлюстрацию корреспонденции господ Володко. Ходатайство было удовлетворено.
