Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"

Автор книги: Георгий Персиков

Соавторы: Иван Погонин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 142 страниц)

– Я уже написал. – Помощник бухгалтера достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист, развернул и протянул Вощинину.

30 января 1892 года Кунцевич приступил к исполнению обязанностей полицейского надзирателя. Он был счастлив.

Глава 2

В камере судебного следователя 7-го участка города Санкт-Петербурга коллежского секретаря Скуридина было так душно, что хозяин кабинета позволил себе расстегнуть сюртук. Его письмоводитель, поминутно промокая лоб огромным фуляровым платком, быстро-быстро водил пером по протоколу допроса. Допрашиваемый – плотный молодой человек с бритым подбородком и роскошными рыжими усами давал показания так, как гимназист-отличник рассказывает вызубренный урок:

– Пятнадцатого мая сего, тысяча восемьсот девяносто третьего года один из сторожей Аничкового дворца во время своего дежурства нашел у ворот, выходящих на Фонтанку, узел с вещами, похищенными у ремесленника Сорокина. Когда я предъявил находку кухарке Ивановой, последняя показала, что означенные вещи с пятого мая хранились у ее барыни, вдовы полковника Василевской, которой были известны как факт их похищения, так и личность похитительницы, скрывавшейся под чужим именем. Подавляемая тяжестью собранных улик, Василевская призналась мне в укрывательстве кражи.

Следователь жестом остановил допрашиваемого:

– Потише, потише. Вы так быстро говорите, что мой письмоводитель не успевает.

– Виноват-с.

– Кхм. Кунцевич, а вам не кажется странным, что если расследованием занимаетесь вы, то очень часто похищенные вещи находят в узлах на улицах, в разных частях города? Нет, я только рад, что вещи находятся, но все же это весьма странно.

Скуридин внимательно посмотрел на Кунцевича.

– Не вижу ничего странного, ваше благородие. Я же писал в акте дознания, что Василевская, пытаясь замять разгоревшийся розыск, упросила вдову коллежского регистратора Елену Косицкую, от которой скрыла способ приобретения вещей Сорокина, подбросить куда-либо таковые, что Косицкая и исполнила, незаметно оставив их у ворот дворца.

– А еще Иванова жалуется, что вместе с вами ее допрашивал какой-то плотный, невысокий мужчина, который бил ее по голове толстой книгой. Было такое?

– Да вы что! Никакого давления на подозреваемых никто не оказывал, не пугал и насилия не применял. В комнате при допросе Ивановой я был один, никакого плотного невысокого мужчины со мной не было. Никто при мне ее не бил. Да и никакой толстой книги у нас в надзирательской отродясь не бывало, нам, знаете ли, газеты читать некогда, не то что толстые книги. Оговаривают-с.

Кунцевич обернулся к письмоводителю, старательно скрипевшему пером:

– Успеваете записывать? Или мне повторить?

Вернувшись в сыскное отделение, Кунцевич застал в надзирательской одного Петровского. Частный агент [101]101
  Внештатный сотрудник сыскного отделения, служивший по найму и не пользовавшийся правами и преимуществами государственной службы (правом на производство в классный чин, правом на пенсию и т. д.).


[Закрыть] пил чай вприкуску, но как только увидел Кунцевича, вскочил.

– Мечислав, ты где шляешься? Жеребцов тебя обыскался.

– Так я же ему говорил, что к следователю поеду, по делу Сорокина. Ох уж и пытал меня господин следователь! Хотел я ему рассказать, как ты Иванову Уложением о наказаниях по голове бил, да не стал, думаю – пусть живет друг Петровский. Черт! Из-за этого допроса без обеда остался. Налей-ка хоть чаю.

– Какой чай, Жеребцов тебя уже раз десять спрашивал, иди к нему быстрее.

Едва взглянув на начальство, Кунцевич понял: Жеребцов чем-то очень взволнован.

– Ну наконец-то. Садитесь, Мечислав Николаевич. Вы герцога Лейхтенбергского знаете?

– Ни с одним из их Императорских Высочеств лично не знаком.

– Ах, Мечислав Николаевич, не паясничайте, не до этого сейчас. В общем, у герцога из кабинета похищена крупная сумма денег. Мы с Вощининым уже там отметились, Красов с двумя надзирателями продолжают осмотр. Дознание я поручаю вам. Срочно выезжайте на Дворцовую набережную, возьмите дежурный экипаж. Эту кражу непременно надо раскрыть. Вопросы?

– Какие, ваше благородие, могут быть вопросы!

– Ну тогда езжайте, езжайте с Богом! Я очень на вас надеюсь.

Князь Евгений Максимилианович Романовский, 5-й герцог Лейхтенбергский, генерал-лейтенант, член Российского Императорского Дома, титуловавшийся Его Императорским Высочеством, был женат на родной сестре героя прошлой войны «белого генерала» Скобелева. Его супруга вовсю «дружила» с Алексеем Александровичем – родным братом правившего монарха. Об этой связи знал весь Петербург. Жена герцога каталась с Алексеем по столице в открытом экипаже, демонстрируя публике бриллианты, подаренные ей любовником. Герцог на роман его жены с великим князем смотрел сквозь пальцы: ведь их высочество платил не только по счетам Зины, но и по счетам ее пьяницы-мужа. Естественно, кражу у такого человека надо было раскрывать любой ценой. А не то Евгений Максимилианович пожалуется Зинаиде Михайловне, та – Алексею, тот – брату, и тогда беды не оберешься.

Кунцевич прекрасно понимал, что в случае неудачного исхода дела крайним окажется он. Могут и со службы погнать! Налаженная жизнь рухнет в одночасье. Придется искать место, экономить на всем, забыть про учительницу, с которой сыскной надзиратель второй год состоял в незаконной связи.

Пролетка остановились у парадного подъезда запасного дома Зимнего дворца в тот момент, когда оттуда вышел Красов с двумя надзирателями.

– А мы уже закончили, Мечислав Николаевич, долгонько ты ехал.

Кунцевич насупился:

– Как только мне Жеребцов поручение дал, так я сразу и выехал.

– Ладно, ладно, хватить бычиться. Раз тебе дознанием заниматься, то давай я все, что узнал, расскажу. Дело, в общем, так выглядит: сейчас их высочество живет в доме один, супруга на даче изволит пребывать. Рабочая комната герцога в первом этаже. Чтобы попасть туда как с парадного входа, так и с черного, надобно обязательно пройти через залы, напрямую из людских не попадешь. Деньги их высочество положил в стол утром. Они лежали в шкатулке. Шкатулка интересная – сделана в виде книги, эдакий томик Пушкина, полый внутри. В одиннадцать герцог уехал, кабинет закрыл на ключ, он так всегда делает. Вернулся в час пополудни, хотел подремать, переодеться и ехать в клуб. Дворецкий денег попросил на какие-то надобности, герцог сунулся в стол, а денег-то и нет. Я дверь осмотрел, замок весь исцарапан, как будто его отмычкой открывали. Только вот непонятно, как вор мог к кабинету среди бела дня пробраться никем не замеченным?

– Алексей Иванович, а много ли в доме прислуги?

– Человек десять.

– Дозволь, я сам все осмотрю.

– Да давай, осматривай. Пойдем, я тебя дворецкому представлю.

Герцога дома уже не было, укатил по своим, герцогским делам. Дворецкий, повадками похожий на полного генерала [102]102
  Полный генерал – военный чин 2-го класса по Табели о рангах.


[Закрыть], знакомству с Кунцевичем не обрадовался.

– Сколько можно тут ходить? Чуть не два десятка человек приехало, все истоптали, а толку? Можно подумать, они отыщут! Можно подумать, они вообще искать станут! Ну ничего, их Высочество на вас управу найдет!

– Вы бы, любезный, чем пустые разговоры разговаривать, распорядились бы свечей принести, а то ни черта не видно, – сказал Кунцевич, подергав ручку двери: в коридоре, не имевшем окон, было темновато.

– Свечи! Битый час дверь разглядывали, не нагляделись, опять им свечи подавай!

Свечи все же были принесены. Вертя канделябром, сыщик внимательно, через лупу осмотрел замок и повернулся к дворецкому.

– Позовите дворника.

– Зачем?

– Замок надобно вынуть, я его у себя в сыскной внимательно осмотрю.

Несколько секунд дворецкий не мог вымолвить ни слова, а потом стал костерить полицию на чем свет стоит и не останавливался до тех пор, пока Кунцевич его не прервал:

– Вы, милостивый государь, со словами поаккуратнее. Вы желаете, чтобы злодей был найден или не желаете? А если не желаете, то почему? Что-то знаете? Кого-то покрываете? А может?..

– Да вы… да как вы… – дворецкий задыхался от возмущения. – Да я еще батюшке их высочества верой и правдой…

– Вот поэтому и должны полиции оказывать содействие. Следователь уже уехал, протокол забрал, я сейчас еще один напишу, вы будете понятым, дворника вторым сделаем. А замок я вам дня через два-три верну. А если не верну, значит, следователю отдам. Это первое. Теперь второе. Раз вы столько лет верой и правдой, значит, всех слуг в доме как облупленных знаете?

– Это моя прямая обязанность.

– Прекрасно. Когда я уеду, садитесь за стол и пишите, подробно, обо всех. Имя, звание, откуда родом, какого поведения, ваши характеристики. Завтра поутру, часиков в девять, я к вам зайду, список этот заберу. И третье. Скажите мне, любезный, а не было ли каких-либо еще покраж из дома? Только не спешите, вспомните хорошенько.

– Да вроде нет… Впрочем… Третьего дня их высочество изволили на горничную ругаться – та никак не могла их халат найти, синий, шелковый. Всем домом мы его искали, но не нашли. Так и пропал халат.

– Когда их Императорское Высочество соизволит меня принять?

– Надобно доложить.

– Доложите. Как узнаете, телефонируйте в сыскную, нумер двадцать два. Телефонировать можете когда угодно, по этому нумеру вам во всякое время дежурный ответит. Моя фамилия Кунцевич. Назовете дежурному время приема, он мне передаст.

Слесарь-водопроводчик дома 11 по улице Гороховой Вениамин Иванов Варфоломеев был обязан Кунцевичу по гроб жизни. Вор-медвежатник [103]103
  Медвежатник – взломщик сейфов.


[Закрыть] Венька-Цыган, завязавший свое прошлое в крепкий узел, обзаведшийся красавицей женой и годовалым сыном, был принят на службу хозяйкой дома Любовью Дмитриевной Елисеевой без рекомендаций. Дело свое он знал туго, жильцы на него не нарадовались, его часто приглашали и соседние домовладельцы, так что не было и дня, чтобы он не приносил в дом чаевых. Опять же комната бесплатная. И все бы было хорошо, если бы не существовавшие в столице правила.

Для профилактики квартирных краж еще легендарным Путилиным было установлено проводить проверку всех лиц, несших службу дворниками, швейцарами и водопроводчиками, и имевших грехи перед законом с таковой удалять. Гороховая в пределах Адмиралтейской части входила в участок Кунцевича. Трудоустройство Варфоломеева каким-то образом ускользнуло от глаз сыскного надзирателя, и о том, что в одном из вверенных его опеке домов служит вор-медвежатник, Кунцевич узнал только через год. За такое нерадение он должен был получить по шапке. Поэтому пришлось Кунцевичу лично отправиться к водопроводчику, чтобы попросить его убраться из дома по-тихому.

Саженный Варфоломеев, кулак которого был едва не с голову Кунцевича, выслушав приговор, безвольно опустился прямо на пол своей каморки и расплакался.

– Ведь по-честному жить хотел. Малец у меня, жена вторым на сносях, куда теперь идти, что делать? Сейчас дружкам только дай о себе знать, они вмиг в компанию позовут, мастер-то я первостатейный. А я не хочу, не хочу больше жизни острожной.

И Кунцевич ему поверил. Ведь знал, чего стоят слова и слезы воровские, а тут – взял и поверил. Он выбросил справку о судимости и написал в рапорте, что по Гороховой 11 все в порядке. С той поры минуло два года, из дома не пропало и чайной ложки.

Варфоломееву-то Кунцевич и принес замок от герцогской двери.

– Вот, Веня, погляди. Задача – выяснить, открывали ли его когда-нибудь не родным ключом. Сможешь? Если сможешь, долго ли?

– Мечислав Николаевич, давай выпьем по чарке, потом я с замком повожусь, а ты чайку попьешь с пирогами. Как чаю напьешься, так я тебе все и расскажу.

От дома герцога на Офицерскую он пошел пешком – погода располагала к прогулкам, да и двугривенный на извозчика тратить не хотелось.

«Замок отмычкой не открывали. А запасные ключи от всех дверей в доме преспокойно висят в комнатенке швейцара, бери – не хочу. Швейцару под восемьдесят, боюсь, что он и фамилию свою уже плохо помнит, куда ему за ключами глядеть! Кабинет герцога в глубине дома, проникнуть туда постороннему и при этом остаться незамеченным невероятно сложно. Значит, кражу совершил самородок [104]104
  Домовый вор из прислуги.


[Закрыть]. Дверь открыл ключом, а замочную скважину для отвода глаз поцарапал. Герцог говорит, что с неделю назад у него пропали вещи, так…»

Кунцевич остановился, достал из кармана пальто записную книжку. «Вот-с: шелковый синий халат, старые, но в хорошем состоянии панталоны, такой же сюртук, трубка из черного дерева. Деньги примет не имеют, поэтому надобно искать вещи. Не дюжина же воров у герцога в доме завелась. Один и тот же человек и вещи, и деньги оприходовал. Найду панталоны, найду и тыщи».

В надзирательской Кунцевич разложил перед собой исписанные каллиграфическим почерком дворецкого листочки бумаги и, не обращая никакого внимания на разговоры сослуживцев, углубился в их чтение.

«Дворецкий, швейцар, три лакея, две горничных, повар, кухонный мужик, кучер, дворник, камердинер. Двенадцать прислуг, эх, мне б так жить! Кто ж из них? Дворецкого можно отбросить, швейцара, пожалуй, тоже. Кучера и одного из лакеев в момент кражи дома не было – они с барином ездили. Дворник все время на улице, в дом заходит редко, а в парадных комнатах и вовсе не появляется. Скорее всего он также к краже не причастен. Остается семь человек. Легче всего кражу совершить камердинеру, лакеям и горничным, они, в отличие от повара и кухонного мужика, постоянно по комнатам шныряют. Пятеро. Две барышни и три милостивых государя. Все служат у герцога по нескольку лет. Камердинер Фрол Абрамов и лакей Николай Темнов – крестьянского звания, другой лакей Михаил Лебедев – вологодский мещанин. Горничные Дарья Волгина и Ксения Устинова – тоже мещанки, московские. Никто из них ранее под судом не состоял, в порочном поведении замечен не был. Никто в краже не сознается. Обыск в их вещах результатов не дал. Кто? Кто же из них?»

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул кто-то из надзирателей.

– Пгостите, а кто здесь будет господин Кунцевич?

В комнату заглядывал маленький человечек, в глазах которого можно было прочитать всю многолетнюю скорбь его народа.

– Чем могу служить? – Кунцевич поднялся из-за стола.

– Скажите, это вам погучено искать мои вещи?

– Я, милостивый государь, много чьи вещи ищу. С кем имею честь?

– Купец втогой гильдии Бейлин, Абгам Шоломов. Ювелигную тоговлишку дегжу на Садовой.

Сыскной надзиратель сразу понял, что за потерпевший к нему пришел.

Летом в городе количество краж всегда возрастало. Лихие люди высматривали квартиры, состоятельные хозяева которых переехали на дачи, и выносили оттуда все мало-мальски ценное. Текущее лето не стало исключением. Несколько таких однохарактерных краж, в том числе и кражу из квартиры Бейлина, и поручили расследовать Кунцевичу. Более того, воров и часть похищенного он уже нашел.

Осведомителей у сыщика было немного, он за количеством не гнался. Но каждый из его агентов стоил десятерых. Одним из тех, кто поставлял Кунцевичу нужные сведения, был бывший городовой столичной полиции, а ныне приказчик мелочной лавчонки Лука Михайлов.

Лет десять назад Михайлов влюбился, влюбился без ума и без оглядки. Предметом страсти городового стала кухарка пристава участка, в котором Михайлов в то время нес свою нелегкую службу. Она носила гордую фамилию Удалова и не менее гордое имя Александра. Шурочка, благодаря своей массивности и выпуклости форм, и правда одержала множество побед над мужскими сердцами, и сердца эти принадлежали в большинстве своем сослуживцам Михайлова.

Впрочем, побежденный интересовал победительницу весьма недолго, и вскоре она искала, над кем бы еще одержать победу.

Не стал исключением и Лука. Удалова с удовольствием принимала его подарки, но не переставала благосклонно смотреть и на других мужчин. Лука мучился этим обстоятельством чрезвычайно, упрекая свою любовницу, ревновал и даже плакал. И вот в один, далеко не прекрасный день Михайлов от доброхотов-сослуживцев узнал о коварной измене любимой с коллегой-городовым, носившим говорящую фамилию Сучкин. Лука думал недолго. Почистив казенный револьвер и выпив для храбрости, он подошел к стоявшему на посту у здания полицейского участка сопернику, объявил ему о своем намерении лишить жизни сначала его, потом ее, а потом уж себя и начал стрелять. Но так как для храбрости было выпито слишком много, выстрелы цели не достигли. Первая пуля сбила с головы соперника фуражку, вторая попала в окно канцелярии участка. Спасаясь от разъяренного сослуживца, Сучкин забежал в участок и запер за собою дверь. Михайлов разбил окно рядом с дверью и, просунув руку внутрь, выпустил наугад все оставшиеся пули, которые потом долго выковыривал из стены дежурный околоточный под строгим взглядом судебного следователя.

Столица в это время состояла на положении усиленной охраны, градоначальник передал дело в военный суд, ревнивцу грозила смертная казнь. Денег на адвоката у него не было, и суд назначил ему казенного защитника.

Фамилия присяжного поверенного была Карабчевский.

Николай Платонович в суде сумел доказать, что его подзащитный не обдумывал заранее убийство должностного лица – городового Сучкина, а всего лишь покушался на убийство любовника своей сожительницы мещанина Сучкина, при этом действовал в запальчивости и раздражении. Суд переквалифицировал обвинение с 279 статьи Воинского устава о наказаниях, грозившей Луке расстрелом, на вторую часть статьи 1455 Уложения о наказаниях, по которой он должен был отправиться в Сибирь на поселение. Но по случаю коронации нового царя Луку от отбытия наказания освободили. За время предварительного заключения Михайлов приобрел определенные знакомства и, выйдя на свободу, занялся скупкой краденого, так как никакой профессии не имел, а возвращаться в деревню ему не хотелось.

Михайлов достался Кунцевичу в наследство от Быкова, сотрудничал с сыскной не за страх, а за совесть, сообщая обо всем более-менее интересном имуществе, проходившем через его руки. Вот и третьего дня, при встрече в условленном месте, Михайлов рассказал сыскному надзирателю о поступивших к нему на реализацию меховых вещах, числящихся в розыске по одному из дознаний. Вещи принесли люди, агенту незнакомые. В цене сошлись быстро, после чего один из продавцов предложил купить у него еще и кольца старинной работы. Михайлов кольца осмотрел, интерес в их приобретении выразил и договорился с гостями о встрече через два дня, сославшись на отсутствие денег. Описанные осведомителем кольца по всем приметам подходили к похищенным у ювелира Бейлина.

– Абрам Шоломович, это хорошо, что вы пришли, я как раз сам к вам собирался. Но, к сожалению, именно сейчас побеседовать с вами не могу, вынужден срочно убыть по спешному делу. Впрочем, мы можем поговорить по дороге, пока будем идти до станции конки.

– Зачем же конка? У меня свой экипаж, скажите, куда вам надо, я вас довезу.

– Мне на Петербургскую, вас не затруднит?

– Да хоть в Пагголово – пгошу.

В бричке, на своей территории, купец почувствовал себя более уверенно и сразу же перешел к делу:

– Мечислав Николаевич! Ви знаете мою жену Сагочку?

– Не имею чести.

– Моя Сагочка чудесная женщина, она так меня любит, она так любит нашего мальчика! А как она умеет готовить, ммм, как она готовит! И вот эта чудесная женщина не спит втогую неделю. Вы не знаете, почему не спит моя Сагочка?

– Откуда же мне знать?

– А не спит она, потому что все вгемя плачет. Ей жалко кольца. Да, у нее были чудесные золотые кольца, с чудесными камнями. Я ювелиг. Я делаю кольца, я пгодаю кольца, я выбигаю камни и вставляю их в кольца. Я неплохо знаю свое гемесло, у меня даже как-то купил бгошку один великий князь, я не буду вам говогить его имя, он бгал бгошку не для великой княгини, мой посыльный относил ее одной… Впгочем, это не важно. Так вот. Я делаю хогошие вещи. Но я скажу вам честно, ни я и ни один мой знакомый ювелиг не делает вещи так, как их делали ганьше! Ах, как делали ганьше! Эти кольца остались Сагочке от ее матушки, а той от ее бабушки. А они все были чудесные женщины. И Сагочка плачет, Сагочка говогит: Абгам, иди в сыскную, найди чиновника, котогый ищет наши кольца, и попгоси его, хогошенько погоси! Чтобы он их нашел. Сагочка чудесная женщина, она годила мне чудесного мальчика, я не хочу, чтобы она плакала. И вот, я закгыл лавку, я сам запгяг бгичку, я пгиехал на Офицегскую, и я у вас. И я вас пгошу. Я очень хогошо вас пгошу. Я достаю свой бумажник и даю вам пятьдесят. Нет! Я даю вам сто гублей! Найдите мои кольца.

– Давайте сто пятьдесят, и я найду ваши кольца.

– Пгостите?

– И никому об этом не говорите, начальство узнает, ста пятьюдесятью не отделаетесь. А деньги нужны не мне лично, а на расходы по розыску. Отчета о расходах, естественно, я предоставить не смогу, придется вам поверить мне на слово.

– О чем вы, Мечислав Николаевич, какой отчет! Мы же интеллигентные люди! Я даю вам задаток…

– Я же сказал, деньги не мне, а на расходы. На расходы мне нужна вся сумма сразу. А кольца я вам найду. Слово дворянина.

– Все! Мне больше ничего не нужно! Вот, дегжите сто пятьдесят гублей, больше никаких газговогов!

– Прекрасно. Остановите экипаж.

– Как, мы же не доехали!

– Я доберусь.

Кунцевич спрыгнул на дорогу.

– Завтра, послезавтра, самое позднее, через три дня я к вам приду и принесу кольца. Ждите.

– Леня, хочешь получить благодарность в приказе?

– Кто ж не хочет, что делать надо?

– Водку пить да людей бить.

– Это я с радостью.

Для того, чтобы не выдать агента, Кунцевич решил поступить следующим образом: Лука покупает у воров только одно кольцо, ворам говорит, что проверит его у ювелира и, если кольцо действительно стоящее, купит остальные.

Получив деньги, воры пойдут в ближайший трактир. В этом Кунцевич был уверен на 99 %, куда еще идти вору, когда деньги жгут ляжку?

В трактире к ним присоединится загулявший купчина, который сначала их угостит, а потом затеет драку. Хозяин вызовет полицию, полиция прибудет быстро, всех пьяных отведет в участок. Там их обыщут в присутствии случайно оказавшегося в участке агента сыскной полиции и найдут кольца. Остальное дело техники. Купчине же удастся убежать.

Если же воры не пойдут в кабак, то сыскные узнают их место жительства и будут действовать по обстановке.

Все прошло как по маслу. Выйдя из мелочной лавки Михайлова, два господина мещанской наружности, один – высокий, белесый, лет сорока, другой среднего роста, лет двадцати с небольшим, чуть не вприпрыжку побежали в ближайший трактир. Через несколько минут туда зашел одетый в красную косоворотку, синий английский пиджак и сапоги-бутылки агент Леонид Петровский. Еще через полчаса из трактира выскочил половой и стал громко звать полицию. К трактиру прибежало двое городовых с ближайших постов и двое дворников. Вскоре они вывели на улицу троих упирающихся и громко ругающихся мужчин с разбитыми физиономиями. Один из мужчин – купеческого вида, оттолкнул державшего его городового и, несмотря на довольно грузную комплекцию, стремительно понесся по улице. Городовые и дворники, опасаясь, как бы не разбежались оставшиеся нарушители, за купцом не погнались. Через несколько минут вся тяжело дышащая компания была в участке.

Дежурный околоточный, узнав, в чем дело, велел отправить задержанных в кордегардию, сказав, что протокол ему сейчас писать некогда. Задержанных стали обыскивать. У высокого в сапоге нашли три кольца желтого металла с камнями, в кармане пиджака – четыре десятирублевые купюры, пятерку, трешку, рубль и мелочь. Сидевший рядом с околоточным одетый в партикулярное платье мужчина с большими рыжими усами аж подпрыгнул:

– Ну-ка, ну-ка.

Он внимательно осмотрел кольца, достал из кармана пиджака блокнот, лихорадочно его пролистал, нашел нужную страницу, опять осмотрел кольца, перевел внимательный взгляд на воров и обратился к околоточному:

– Силантий Ильич, я тебя очень попрошу, помести их отдельно друг от друга и не дай возможности общаться. Я сейчас телефонирую к нам в сыскную, за ними экипаж пришлют.

В сыскной задержанных развели по кабинетам.

Судя по отобранным видам на жительство, это были санкт-петербургский мещанин Николай Васильев Петров и крестьянин Московской губернии Севастьян Иванов Краюшкин. Разбиравшемуся с задержанными чиновнику для поручений Жеребцову паспорт Петрова сразу же не понравился.

– Я думаю, вид липовый. Мечислав Николаевич, вы работайте с Краюшкиным, а я займусь его старшим товарищем.

– Ну, Савося, рассказывай.

– Чаво рассказывать?

– А как квартиры мирных обывателей обворовывал.

– Хто обворовывал, я? Да не в жись. Это что же деятся! Мне морду бьют и меня же в полицию забирают. А того купчину отпустили! Есть справедливость али нет?

– Откуда у вас кольца, справедливый ты мой?

– У кого, у нас? У меня никаких колец нету.

– А у товарища твоего?

– У какого товарища? Никакой он мне не товарищ, так, собутыльник. Познакомились в трактире, сидели тихо, мирно, водку пили. Пока энтот купчина не влез. Сначала показалось – человек хороший, угостил нас, говорит, не могу пить в одиночестве. А как три чарки выпил, так понес. Вы, говорит, меня, купца, не уважаете, вы должны мне в пояс кланяться. А кому такие разговоры пондравятся? Не сдержались мы, наша вина, разбили морду-то купчине, так и он не стоял, тоже руками махал будь здоров. Вон, глаз один еле видит. А за посуду мы заплатим, деньги есть…

– Кто это мы?

– Ну, в смысле, собутыльник мой, Коля, он мне так назвался, обещал заплатить. Да и купец, как я погляжу, без претензиев?

– Чем в столице занимаешься?

– Да я только месяц, как из деревни. Торговлишка у земляков на Алексеевском рынке, я на подмоге – подай-принеси, подводу разгрузи. Пачпорт в порядке, прописка есть, все чин чином.

«Да, не хочет колоться. Что делать? Сводом законов по голове? Все равно говорить не станет – он к битью привычный. Пугать? Чем, тюрьмой? Сибирью? Так он понимает, что чем больше он скажет, тем скорее в Сибири окажется. Что же делать?»

В это время зазвонил телефон. Краюшкин вздрогнул и выпучил на аппарат глаза. Кунцевич внимательно на него посмотрел. «Месяц как из деревни, говоришь»! Поговорив по телефону и повесив рожок, спросил:

– Знаешь ты, что это за инструмент?

Севастьян покачал головой.

– Откуда мне знать? Штука диковинная. Сама звонит.

– А это такая штука, что нам помогает. Видишь эту трубку? – Кунцевич показал на слуховой рожок.

Сева кивнул.

– Вот если я ее к твоей голове приставлю, а сам тебя спрашивать буду, а ты, допустим, мне начнешь врать, то тебя из этой трубки так громом шарахнет, что мало не покажется! Подойди сюда!

Весь дрожа, Савося встал.

– Иди, иди!

Он подошел. Кунцевич приложил ему трубку к уху и сказал:

– Не веришь? Говори: воровал?

Савося оттолкнул от себя трубку и прерывающимся голосом забормотал:

– Чего уж тут… вестимо… грешен… мое дело.

Он рассказал о трех совершенных им в компании с высоким краж, назвал настоящие имя и фамилию подельника – Николай Гец. Кунцевич проверил Геца по учетам. Тот числился в их картотеке. Подельник оказался немцем, крестьянином-колонистом Новосаратовской колонии Санкт-Петербургского уезда, высланным по приговору своего общества на выдворение в Сибирь [105]105
  По законам Российской империи, крестьянская община могла избавиться от своих «порочных» членов, отправив их в отдаленные места Сибири. Такие вопросы решал сельский сход, и это решение утверждалось его «приговором».


[Закрыть].

– А вещи где?

– Коля все вещи у своей сестры держит, у Катьки, где она жительствует, я знаю, покажу. Еще мы часть в ломбарды снесли, но потом Коля сказал, что полиция может в ломбарды дать знать об энтих вещах, и нас там заарестуют. Он нашел одного скупщика…

– Ладно, про скупщика потом. Поехали.

– Куда?

– Покажешь, где Катька живет. Далеко?

– Далеко, за Московской заставою.

Кунцевич открыл дверь кабинета Жеребцова.

– Аполлон Александрович, можно вас на минуточку.

Жеребцов вышел в коридор.

– Ну, как успехи?

– Пишите постановление на обыск, поедем вещи изымать.

– Вот это молодец! А мой не колется.

– Вещи изымем, расколется.

– Вот что, Мечислав Николаевич, мы на обыск без вас съездим, а вы кражей у герцога занимайтесь, и так много времени потеряли.

– Лука, меха, которые тебе немец принес, соберешь в узел и отнесешь сегодня в десять вечера на Английскую набережную, к дому сорок три. Их потом швейцар найдет и в полицию снесет. Смотри только аккуратно, а то какой ретивый городовой повяжет, спасай тебя потом. Если кто из воров спросит, всегда отговоришься, мол, видел, как полиция Геца с товарищем повязала, побоялся, что они расколются, да и отнес их вещички от греха. Савося на Шпалерной [106]106
  На Шпалерной в описываемое время находился первый в России Дом предварительного заключения (так тогда называли следственный изолятор).


[Закрыть] посидит, ума наберется, про тебя говорить не станет, ему кража мехов ни к чему. А Гец тем более молчать будет, человек опытный. Давай кольцо, я его потерпевшему отнесу.

– А зачем относить? Может, себе оставим? Кольцо-то хорошее, старинное, тут сотни три, а то и поболе можно получить.

– Запомни, Лука, я в сыскной работаю, чтобы воров искать, а не чтобы самому воровать. И деньги я с потерпевшего взял, потому что платят мне тридцать рублей в месяц, из которых пятнадцать я отдаю за комнату. И чтобы тебя не обидеть, я тебя ведь по отчетам не провожу и деньги розыскные на тебя из казны не получаю. Я сначала о деле пекусь, а потом уж о себе, а не наоборот. Давай кольцо.

Несмотря на то что на розыск похищенного у герцога имущества были ориентированы все агенты сыскной и наружной полиции, результатов не было. Кунцевич хотел было посадить всех подозреваемых в холодную и промурыжить там недельку-другую, авось кто и сознается. Но герцог своего разрешения на это не дал: ну не мог же их высочество остаться практически без прислуги! Он и на допрос-то своих людей не отпускал, Кунцевичу приходилось общаться с ними дома, где, как известно, и стены помогают. Расследование зашло в тупик.

Сыщик с самым понурым видом сидел в надзирательской, когда туда вбежал улыбающийся во весь рот Петровский.

– Мечислав! Нас в газете пропечатали! Вот, полюбуйся. – Петровский хлопнул об стол свежим номером «Петербургского листка».

Кунцевич меланхолично взял газету и стал читать заметку. Довольно обширная корреспонденция заканчивалась следующими словами:

«При обыске, произведенном затем у родной сестры Геца вологодской мещанки Екатерины Николаевой Лебедевой, проживавшей в доме № 33 за Московскою заставою, найдена масса золотых и серебряных вещей, мехов и мануфактуры, а также деревянная шкатулка, принадлежащая Гецу, в которой хранились квитанции на заложенные в разных местах ценности.

При таких условиях Гец счел бесполезным дальнейшее запирательство и сознался в совершении различных краж, числом до тринадцати, на сумму свыше 5 тысяч рублей.

Чины сыскной полиции считают, что большинство потерпевших от краж Геца будет удовлетворено вещами, отобранными от его сестры и предохраненными в разных учреждениях, где таковые были заложены преступниками.

Особо отличились в ликвидации шайки Геца агенты сыскной полиции гг. Кунцевич и Петровский, которые распоряжением господина Градоначальника представлены к награждению».

– Денег, наверное, дадут! – Петровский аж светился.