Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"

Автор книги: Георгий Персиков

Соавторы: Иван Погонин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 125 (всего у книги 142 страниц)

– Костер потух совсем недавно, вон еще угольки тлеют, – добавил охотник. – Далеко он не ушел, будьте настороже.

– Ну что-с, хоть не живыми, так мертвыми, – улыбнулся Ревень, ловко отсек у трупов кисти рук и бросил их в свою заплечную сумку. – Продолжим путь!

После того, как трупы присыпали мерзлой землей, воткнули крест из наспех срубленных веток и Родин прочитал несколько заупокойных молитв, отряд двинулся дальше. Но как ни странно, ближайшие несколько часов на их пути никто не попадался. Даже звери куда-то пропали.

– Не поверите, что мы нашли, – как-то злобно улыбнулся Егор.

– Еще два трупа? – удивился пуще прежнего доктор. Действительно, недалеко от огромного тиса на холодной земле растянулись два тела. Когда подошли ближе, стало ясно, что это японцы.

«Не те ли два удальца, которые сопровождали мальчика? Вот и нашлись агенты Чугун и Влас», – подумал Родин.

– Убиты каким-то профессионалом, – констатировал Георгий, – смерть наступила мгновенно, после удара в кадык. – При этих словах он показал на отеки на шеях и запекшуюся кровь на губах.

– Похоже, я их раньше видел, – молвил Сила, внимательно приглядываясь к телам. – Как пить дать, эти двое с мальчишкой по лесу бродили! Вот, барин, не подфартило же нам.

– Вот оно что… – с досадой ответил Геогрий, мысленно продолжив: «Значит, мальчишка в самом деле попал в плен к неизвестному врагу…»

Надежда в душе стала таять, как воск под огнем свечи. Вдруг ему послышался смех… смех, детский смех! Однако первым странный звук услышал Сила, чей слух был на диво острым, и сразу метнулся на небольшой холм. За ним двинулся Родин, последним догонял Ревень.

Не отставая от огромного охотника, доктор вскарабкался на холм, затем они побежали через колючий густой кустарник, и наконец их взору открылась опушка, окруженная могучими елями. Сзади, задыхаясь, подбежал француз, в одной руке он держал револьвер, в другой – карабин.

– Где он? – спросил, тяжело дыша, Ревень.

Сила ответил не сразу – прислушивался, затем внезапно дернулся вперед, на ходу кидая:

– Там!

И правда, с другого конца поляны, за несколько десятков саженей до троицы, выбежал мальчик в расшитом кимоно – совершенный японец. Родин возликовал, но тут из-за кустов появился каторжник в ободранном бушлате с каким-то жутким каменным топором.

– Морошко! – вдруг завопил Ревень и, не думая ни секунды, открыл огонь. Вслед за ним, словно по цепной реакции, начал стрелять и Сила. Ураганный огонь уже вовсю полыхал из стволов, шум от стрельбы заполонил дремучий лес, мелкие зверьки и птицы в страхе разбежались в разные стороны.

Каторжанин, несмотря на неожиданную атаку, быстро среагировал – перекатился в сторону, припал к земле и, пока атакующие стали перезаряжать ружья, рысью побежал в чащу. Однако, что странно, далеко не все пули летели в него, несколько из них бешено разрывали кору деревьев, мимо которых бежал мальчик.

Глава 25

Родин, тяжело шагая за Силой, морщился как от зубной боли – за ним шагал Николай (или, как он сам просил себя называть, Николя) и безостановочно рассказывал тошнотворные истории, как будто отштампованные у лишенного малейшего вкуса и моральных принципов типографа, и слушать его стало невыносимо уже много часов назад.

– Или вот еще был случай-с, – продолжал Ревень, путая нижегородский диалект с французскими словами. – Сидели мы вдвоем с Джеком, а был он настоящим индейцем, краснокожим, из американских штатов, мог найти иголку в курятнике, когда ее там нет, le limier,[213]213
  Ищейка (фр.).


[Закрыть] в Боливии, в засаде, в самой середине джунглей в каком-то бунгало из соплей и палок, которые местные туземцы еще и навозом обмазывают, ждали своего клиента. И тут появляется дочь вождя племени, sе́duisant…[214]214
  Привлекательная, соблазнительная (фр.).


[Закрыть]

Дальше слушать не было никакой возможности, все, что будет дальше, Георгий знал: дочь вождя будет словесно обесчещена, с самыми скабрезными подробностями, враги повержены могучим гением и силой кулаков Ревеня, и все в том же духе.

Родин пытался сосредоточиться на мальчике, складывая в голове части головоломки то так, то эдак. С одной стороны, государственные интересы. С другой – привлечение к поискам совершенно постороннего человека. Вся мощь бюрократической машины не задействована, и надежда только на одного Георгия, что не похоже на государственную службу, если только нет желания сделать из него козла отпущения. Таинственность и мистичность – и проза жизни…

Сила, который сейчас шел впереди и тоже страдал от болтовни Ревеня, вдруг остановился и, повернувшись к ним двоим, серьезно сказал:

– Близко.

* * *

Они еще долго шли гуськом, затылок в затылок. Сначала Ревень сопел от нетерпения и через каждые десять метров спрашивал: «Сейчас?» – чем жутко нервировал Родина, но Георгий скоро успокоился – он тоже почувствовал, что цель их путешествия близка. Сила вообще не реагировал на спутников, мерно шагал, не выбирая дороги.

Выйдя на край поляны, остановился, побледневший, и попросил у Родина воды. Сняв заплечный мешок, Георгий, не задавая вопросов, стал возиться с завязками.

Неожиданно Сила повернулся к ним и показал на противоположный край перелесья. Между деревьев стоял мальчишка. И смотрел в их сторону, не видя их.

Мгновенно сняв ружье с плеча, Сила выстрелил в мальчика. Опешив, Родин даже потерял дар речи, широко открыв рот в беззвучном крике, но слова застряли в горле. Он ожидал крика боли, шума падения и кривился сам, пытаясь забрать чужую боль, не веря в такую несправедливость, неминуемую смерть, незадачливый финал всей кампании. Но, как только рассеявшийся дым от сгоревшего пороха позволил сфокусироваться на кривой елке, рядом с которой они заметили мальчика, его ждало радостное удивление – упавшего тела там не было. Там вообще никого не было. Облегчение тут же сменилось отчаянием – упускать мальчика нельзя!

– Морок! – крикнул Сила и бросился через елань к тому месту, куда целился.

Родин и Ревень ринулись за ним, причем и Родин, и Ревень что-то вместе кричали как будто враз лишившемуся разума Силе.

И тут наперерез им, со стороны, куда раньше смотрел мальчик, выскочил Первозванный, и на небольшом гладуне стало тесно и страшно. Ревень тащил из-за пояса револьвер, а тот упорно цеплялся за все складки. Сила развернулся и выстрелил снова. Все машинально проследили взглядом траекторию пули и увидели среди деревьев убегающего мальчика.

«Слава богу! Цел!» – пронеслось в голове у Родина. Ноги стали как будто ватными, но он заставлял себя бежать в ту сторону, где скрылся мальчик.

Ревень, на лице которого вопреки всему расплывалась кривая ухмылка, появившаяся, как только он пришел в себя и понял, что беглый каторжанин сам бежит к нему в руки, мгновенно пришел в ярость после второго выстрела Силы. Так глупо упускать возможность заработать деньги он не собирался.

– Куда палишь, каналья! Бей по беглому, кобылка! Убью! – кричал Ревень, все еще пытаясь вытащить на бегу револьвер.

Сила резко развернулся и попытался заехать прикладом ружья Николаю по голове, но тот ловко нырнул под пролетевшую над ним деревяшку и сильно и резко снизу ударил кулаком Егору в подбородок. Он ожидал, что его любимый прием свалит, как обычно бывало, в тяжелый нокаут охотника, но тот, покачнувшись и выплюнув пару зубов, заключил его в свои поистине медвежьи объятия, начисто лишив Ревеня возможности продемонстрировать свое превосходство и во французской борьбе, и в английском кулачном бою.

Обхватив руками Ревеня, Сила ударил его лбом в нос. Фонтаном брызнула кровь. Искушенный в драке француз ожидал такого приема, но, даже смягченный, он заставил его практически потерять сознание. Не сдержав крика, Ревень коленом врезал по мужскому естеству Силы. Воспользовавшись тем, что хватка на секунду слегка ослабла, вытащил нож и не глядя резанул сопернику по ноге.

Охотник со стоном потерял равновесие, продолжая цепляться за одежду Николая. Нащупав револьвер, выдернул его одним движением и выстрелил, но в последнее мгновение Ревень сумел отвести в сторону направленный на него ствол.

* * *

Первозванный, видя, что мальчик снова убегает, развернулся и решил, что сейчас важнее догнать мальчика, успокоить его, быть рядом и иметь возможность прикрывать, побежал за ним. В руке он держал каменный топор, чтобы защитить мальца.

Раздался выстрел, и что-то горячее обожгло ему руку. Обернувшись, он увидел схватку. «Нельзя дать пристреляться», – пронеслось у него в голове. Пригнувшись, в пару огромных прыжков, по пути оплеухой сбив Родина с ног, Апостол врезался в шевелящийся, вопящий людской ком.

Все смешалось, понять, кто кого и за что, стало невозможно. Георгий, не понимая, выкручивал руку Силы с револьвером, раз за разом стреляя в воздух, Ревень наугад тыкал ножом в свалку из тел, попадал куда-то, получая ногой в зубы от Первозванного.

– Падлы! За что ребенка?!

– Не стрелять! Мальчик не должен пострадать!

– Морок! Это все тайга!

– Ну что, каторга, попался?!

Родин в этой адской кутерьме, где все против всех, успел посмотреть туда, где видел мальчика, и, кажется, заметил, как тот исчез за деревьями. Отчаяние от того, что шанс догнать его тает, Георгий решил броситься в погоню, но на его пути сцепились Ревень и Сила.

– На-а-а! – Ревень медленно вонзил нож в шею душащего его охотника, и сразу его голова разлетелась надвое от чудовищного удара каменного топора.

– Мальчик! Стой! – закричал каторжник, бросаясь в кусты.

Доктор попытался схватить его за бушлат. Казалось, не обращая никакого внимания на возникшее препятствие, каторжник отмахнулся от него, как от надоедливой мошки, и Родин, получив сокрушающий удар открытой ладонью по своей многострадальной голове, прежде чем сознание начало мутиться, успел удивиться страшной силище этого одичавшего и страшно исхудавшего человека: «Как будто демон вселился!»

Ускорившись из последних сил, он успел вскочить и вцепиться в топор на замахе. Обернувшись, Первозванный сердито оскалился, издав уж совсем нечленораздельный звук.

Бросив оружие, он мгновенно развернулся и неуловимо коротким сильным ударом буквально вбил Родина в землю. И снова померкло в глазах, но невероятным усилием Георгий продолжал удерживать себя в сознании, понимая, что на этом может все кончиться. Мальчик стоял недалеко от места схватки и без страха, но с состраданием и как-то отстраненно наблюдал за происходящим.

Свалив с ног соперника, каторжник с диким воплем попытался вцепиться зубами ему в глотку, душил отворотом тулупчика, бил с размаху головой в лицо.

Но тут уже теряющий сознание Родин нащупал на земле брошенный каторжником топор и, размахнувшись, со всей мочи опустил его на висок Первозванного…

Глава 26

Родин разлепил заиндевевшие веки и тут же снова их захлопнул – небо оказалось слишком низким и слишком синим. А еще оно двигалось. Георгий тоже двигался, точнее, его перемещали. По шуршанию листвы, запаху мерзлой земли и неравномерным рывкам он догадался, что его тащат по лесу на волокуше. Родин попытался приподняться на локтях, но потерпел неудачу – мир вокруг завертелся бешеной каруселью, а голову залило волной горячей боли. «Кажется, сотрясение, – сообразил он, – и довольно серьезное. Кто же это меня так?..» Но воспоминания о недавних событиях оказались неуловимы, как рой бабочек. Вопли, выстрелы, хруст ломающихся костей и матерные крики он помнил, но кто и зачем орал, и что он вообще забыл в лесу – тут провал. Надо бы спросить у того, кто его тащит, но это слишком сложно. Для начала неплохо бы водички глотнуть. Родин еще немножко полежал с закрытыми глазами, пытаясь совладать с накатывающей тошнотой, и еле слышно прохрипел:

– Воды…

Волокуша остановилась, и к его губам приставили холодную фляжку. Родин сделал несколько маленьких глоточков и только после этого заметил, что руки, протянувшие ему воду, были женскими. Грязными, со сломанными черными ногтями, сбитыми в кровь костяшками, но совершенно точно женскими. В недоумении подняв голову, Родин наткнулся на насмешливый взгляд знакомых глаз – перед ним стояла Асенька Оболонская! Его юношеская греза, очаровательная кокетка и стыдливая прекрасница, злой судьбой превращенная в измордованную обритую каторжанку.

– Ася? Но как? Я, верно, в бреду… Что ты здесь делаешь?

Родин растерянно оглянулся по сторонам и обомлел – рядом с Оболонской стоял лучистый японский мальчик. Он держал в своих маленьких ручонках веревку от волокуши и безмятежно улыбался. Япончик! Георгий вдруг вспомнил, что именно из-за него он очутился в сахалинском лесу, из-за него попал в перестрелку с участием беглого каторжника, охотника Силы и надзирателя Ревеня. Причем было в этой перестрелке что-то странное, что-то неправильное, но Георгий, как ни старался, не сумел восстановить в памяти эту странность. «Ладно, после к этому вернусь, – успокоил он себя, – а покамест надо разобраться, что вообще происходит».

– Ася, – решительно начал он, усаживаясь на волокушу и поливая себе голову водой из фляжки, – потрудись объяснить мне, что ты здесь делаешь и почему этот мальчик с тобой? И куда вы меня, собственно говоря, тянете? Говори, иначе с места не сдвинусь!

– Так ведь издалека придется начать…

– Ничего, я не тороплюсь.

Оболонская вздохнула, посмотрела на пацана, потом куда-то в небо, подумала и стала рассказывать:

– Здесь, на каторге, у людей много времени на то, чтобы осмыслить свою жизнь. Сутками сидя с иголкой в руках, я все жалела себя и мужа своего покойного, и Николеньку жалела, а потом поняла – эта жалость меня только разъедает изнутри. Жалость и чувство бессилия от того, что мой сынок от меня так далеко, а я ни пряничка не могу ему прислать, ни весточки. И я решила – чем себя изводить, займусь каким-нибудь полезным делом. Тут как раз эта история приключилась с мальчишкой… Слух прошел, что у нас рядом со школой поселился некий весьма ценный ребенок с двумя японцами. Потом Япония объявила за этого мальчика награду – деньги и свободу. На каждом углу об этом кричали, живым, мол, или мертвым. Если мертвым, правда, тогда меньше денег…

На этих словах Родин нахмурился, а Оболонская густо покраснела и быстренько уточнила:

– Мне это все Вадя Казачков рассказал, ты не думай, я здесь не из-за наживы! Само собой, все переполошились – такие деньжищи! Ромаша Мезольцев, этот ушлый охотник Сила и Ревень первыми в стойку встали, а за ними и все поселенцы – от самых никчемных до самых отъявленных. Тут же кто-то припомнил, что видели мальчишку с двумя мужчинами в обгоревшем домике на отшибе. И представь себе, в одну секунду весь этот сброд поднялся и, наступая друг другу на пятки, устремился туда. Страшно представить, что было бы, если бы япончик оказался в том доме… Они бы перегрызлись! Но мальчишки и след простыл. А вместе с ним пропали и его няньки. Ушли алчные людишки с пустыми руками, злые и недовольные. Меня же как раз в тот день за ягодами отпустили, я мимо проходила, видела это свирепое стадо, которое из домика прямиком в лес направилось…

Ася поежилась и оглянулась на мальчишку. Тот не проявлял никаких признаков беспокойства, явно не собирался сбегать и вообще выглядел очень умиротворенным. И Оболонская продолжила:

– Я тоже пошла в лес. Думала найти этих мужчин с ребенком первой и предупредить их о том, что на них началась нешуточная охота, но не успела – прямо при мне на них напали. Была ужасная бойня, их били чем ни попадя, все кричали, такая суматоха… А я в овраге спряталась и видела оттуда, как мальчик в этом бедламе затерялся и убежал. Смотрю – скачет, как козлик, прямо на меня, и так он в этот момент на Николеньку моего был похож, у меня аж сердце сжалось… Коленька-то в бабушку пошел, татарскую княжну, глазки такие же раскосенькие… Эти все стреляли и стреляли, и уже совсем рядом с мальчиком пули свистели, так что я его за ноги стащила к себе в овраг и телом своим прикрыла. Сверху мы еще лапником обложились, так и переждали, пока все не кончилось.

– Как же они вас не заметили?

– Сама не понимаю, Георгий, но только в этот момент я почувствовала такую благодать, словно не в овраге лежала, а на цветущем лугу… и не с японским мальчиком, а со своим сыночком. Так мне стало хорошо и бестревожно, что даже вылезать оттуда не захотелось. После такого я, конечно, этого мальчишку отпустить никак не могла. Но что же мне было с ним делать? Забрала к себе, на каторгу, никому не сказала, прятала его ото всех, тайком еду носила. Хотя ел он очень плохо. За весь день дай бог чтобы пару травинок сжевал, зато чай любит. Может очень долго с кружкой сидеть, смотрит в нее, смотрит, отопьет глоточек и дальше глядит, будто какие-то письмена читает на дне…

– И что же, – изумился Родин, – неужто никто не заметил, что ты целого человека укрываешь?

– Как не заметить? Заметили все бабы, но смолчали. Тут, на Сахалине, такой закон, что беглых принято покрывать. Хоть и не любят они меня, чистопробные каторжанки, но язык держали за зубами, потому как знали: кто беглого выдаст, сразу с жизнью попрощается.

– А чего твой беглый молчит все время?

– Он немой. Немой, но все понимает. И очень умненький! Представь только, каждый раз он чуял, когда ко мне с проверкой надзиратели нагрянут, и всякий раз перед этим убегал в лес. Я сначала переживала, за ним кидалась, но потом поняла – это он только на время проверки сбегает. Переждет там денек и возвращается ко мне. Золотце мое! – Оболонская с нежностью погладила мальчика по голове и затихла.

– А кто на них напал, ты видела?

– Я не видела лиц и имен никаких не слышала, но сделать это мог кто угодно. Сам мальчик, как ты понимаешь, мне рассказать не может, пишет иероглифы, ручками показывает, но я понять не могу. – Она вздохнула. – А мне тогда в лесу так страшно стало, когда пальба началась, что я сразу спряталась. Недосуг мне было бандитов разглядывать, да и все они на одно лицо – злые, страшные, немытые. Благородные вроде тебя разве будут на ребенка охотиться, чтобы затем его продать?

Тут Родин вспомнил, что на самом деле и его в каком-то смысле можно назвать одним из охотников на ребенка, а из-за последней телеграммы Бориса ситуация и вовсе стала какой-то неудобной: найди, мол, япончика, приведи на площадь… Почему на площадь? Думать и анализировать в состоянии крайнего истощения и с сотрясением мозга у Родина получалось плохо, и он продолжил свой пристрастный допрос:

– Ну а сейчас-то вы как в лесу оказались?

Оболонская посмотрела на него внимательно и категорично заявила:

– Тебя пришли спасать.

– Меня?! От чего же?

– Вадя Казачков заявился ко мне с гостинцами, звал в сожительницы. И так, и этак меня уламывал, платок пуховый подарил, ручки целовал. И ненароком проболтался, что Сила и Ревень с тобой в лес собираются – за мальчишкой. У меня сердце екнуло. Одно дело – если бестолковые каторжники будут по лесам плутать наугад, другое – такие опытные мерзавцы. Сила этот лес знает как свои пять пальцев, все грибные места, все медвежьи берлоги, каждую травинку. Ревень тоже тот еще пройдоха, про него всякое говорят, но одно я знаю точно: ему лучше дорогу не переходить, съест и не подавится. – Ася плотно сжала губы. – Ты же, Георгий, совсем другой породы. Тебе с такой компанией оказаться в лесу – верная погибель. Я поняла, что эти душегубцы тебя попросту используют и убьют. Зачем с тобой барышом делиться за пацана, правда ведь? И ведь как в воду глядела – тут такая страшная бойня была! Мы видели, как один беглый двух других разметал по поляне, будто матерый волк зайчат, остались от них только окровавленные шкурки. А потом ваша троица появилась, и началось невообразимое побоище – Сила с Ревенем, как мальчишку заметили, совсем человеческий облик потеряли, разве что бешеная слюна из их поганых ртов не капала. – Ее передернуло. – Они, понятное дело, сначала решили беглого пришить, который за пацаном погнался, ну а потом уже, наверное, стали бы между собой разбираться, кому награда за ребенка достанется… Да вот только Сила стрелял не в арестанта, а в мальчика. Мертвым его, стало быть, властям Японии сдать хотел. Старый охотник, видно, понял, что ребенок слишком шустер, убегает ото всех, и решил таким образом подстраховаться…

– Вот оно! Вспомнил, что меня так терзало! – Родин хлопнул себя по лбу и тут же пожалел об этом – сотрясенная голова все еще болела. – Я тоже видел, что Сила стрелял в ребенка! Но как же он мог промахнуться? О его меткости легенды ходят! Говорят, он вообще денег на пропитание может круглый год не тратить – употребляет в пищу только убоину да лесные коренья…

– Думаю, дело в мальчике. Заговоренный он какой-то, точно тебе говорю. Сколько времени он провел один в сахалинском лесу, и ничего с ним не приключилось. А ведь не каждый взрослый человек сюда отважится зайти в одиночку… Ты вон с компанией пришел, и то на неприятности нарвался. Мы же видели, как твои бедовые компаньоны тебя по голове огрели и бросили медведю на съедение. Я подумала… – Ася замялась, опустила глаза и тихим голосом произнесла: – Подумала, спасу тебя, а ты в благодарность за это спасешь меня – поможешь доказать, что я мужа не убивала, восстановишь мое доброе имя. Знаешь, я ведь все эти годы тебя вспоминала. Помнишь, как впервые тебя увидела на катке?

Конечно же, Родин помнил тот волшебный вечер накануне Рождества. Снег валил крупными хлопьями, залепляя глаза и растекаясь холодными лужицами за шиворотом, и казалось, что вся Москва в этот вечер собралась на Патриарших прудах. Георгий сразу заприметил в шумной, опьяненной весельем толпе скромную девушку с белой муфточкой. Девушка нарезала неуверенные круги, то и дело заезжая на дорожку для конькобежцев. Один из этих стремительных гонщиков пролетел, выпуская клубы пара, совсем близко от нее и едва не сбил с ног. Ася закружилась, как волчок, и, потеряв равновесие, упала… Упала прямо в объятия Родина, охнула, покраснела и премило округлила свои ореховые глаза. Он водрузил девушку обратно на лед, галантно подал локоть, и через пару кругов вдвоем они оба поняли, что это случайное знакомство было не что иное, как настоящее рождественское чудо…

А теперь они находились на краю света в Богом забытом лесу и в самом незавидном положении. Он – с разбитой головой, она – с разбитым сердцем и к тому же в статусе беглой каторжанки.

– Ох, Асенька, натворила ты дел… А сейчас-то вы куда меня волочете?

– Пока я сооружала волокушу, мальчик на земле нарисовал медведя и сказал, что надо идти – к нему. Это значит к айнам, у них тут деревушка неподалеку, а медведь – их священное животное.

– Как сказал? Он же немой.

– Я его голос в своей голове слышу, хочешь – верь, хочешь – нет. – Оболонская пожала плечами, а сам япончик закивал и указал пальцем вглубь леса – туда, мол.

В планы Родина никак не входило посещение деревни коренных жителей островов, однако же он понимал, что в таком состоянии, да еще и с беглой каторжанкой и мальчишкой, за которым охотится весь Сахалин, возвращаться в город опасно. Тем более что ему нужно было все хорошенько обдумать: кто выкрал япончика, как он убежал, кто убил агентов и зачем его огрели по голове, но оставили в живых?

– Вот что, – деловито сказал он, – я вполне в состоянии передвигаться самостоятельно. Ведите меня к вашим айнам, а волокушу бросим здесь, а не то по ее следам нас найдут уже к рассвету.

С этими словами Родин встал, но мир тут же перевернулся, и снова стало темно.