Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"

Автор книги: Георгий Персиков

Соавторы: Иван Погонин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 142 страниц)

– Не откажусь. День трудным выдался, да и продрог я что-то.

Кунцевич достал из шкафа графин, собственноручно налил гостю рюмку:

– Извините, Александр Алексеевич, я вам нынче компанию не составлю. Вчера перебрал, смотреть на него не могу.

– Ничего страшного, коньяк можно пить и в одиночестве. Говорят, сам Царь-Миротворец этим грешил.

Сделав глоток, Ведерников зажмурился от удовольствия.

– Коньяк превосходный. Такого ни в одном магазине не сыщешь.

– Мне из Эриванской губернии присылают. Домашней выделки.

– Ух ты! А я думал из Парижу… Так я вот по какому к вам делу. Я тут в одном клубе подвизался, антрепренером. – Бывший родственник надолго замолчал.

– Ну и? – спросил Кунцевич, когда ему надоело ждать.

– Клуб, Мечислав Николаевич, дело доходное, но ээ-э… Все время на грани, знаете ли. Тебе кажется, что ты закон не нарушаешь, а придет пристав с ревизией и сто нарушений отыщет. А это штраф или, не дай Бог, закрытие. Вот и приходится ээээ… крутиться. Не успел я с приставом договориться – околоточный заходит. Я к приставу, а он в ответ – моим людям тоже жить нужно! Глядишь, после околоточного еще кто придет, а на всех средств не напасешься. Тут никаких доходов не хватит. Вот я и подумал: а не пойти ли мне к родственнику, к Мечислав Николаичу, думаю, он меня в обиде не оставит, защитит многогрешного.

– И много платите?

– Одному приставу двести рублей ежемесячно!

– А заведение ваше где располагается?

– А как раз на вашей землице – Сытнинская, двадцать третий нумер.

Полгода назад Ведерников сошелся с правлением «Санкт-Петербургского общества велосипедистов-любителей», которое было создано аж в 1884 году, но последние лет десять практически не функционировало. Согласно Уставу, одной из главных целей общества было «проводить время в семейном кругу», но параграф 24 этого же устава упоминал, что «в обществе дозволяются все игры, кроме азартных или таких, о воспрещении которых в общественных собраниях состоялось правительственное сообщение». Александр Алексеевич подписал с правлением договор, снял для «собраний» большое помещение, привел его в подобающий вид и принялся извлекать барыши.

Всякому зашедшему в клуб сразу бросалось в глаза, что его посетители, а особенно посетительницы, совершенно не похожи на представителей тихого семейного круга. Дозволенные игры тут абсолютно никого не интересовали, члены клуба и его гости с вечера и до утра резались исключительно в те, «о воспрещении которых в общественных собраниях состоялось правительственное сообщение».

– Надо же, – усмехнулся Кунцевич. – Даже знаете, какие улицы входят в мое отделение. Разведку проводили? Молодец. Ну что ж, я попробую вам помочь.

– А сколько мне это будет стоить?

– Не бойтесь, я вас не разорю.

– Хорошо, хорошо, главное – чтобы платить вам одному, а то всю полицию-то прокормить я не в силах.

На следующий день он встретился с приставом 2-го участка Петербургской части подполковником Ильиченко.

– Владимир Ильич, тут ко мне родственник бывший приходил. Просил о покровительстве. Он на нашей, – Мечислав Николаевич подчеркнул последнее слово, – землице велосипедный клуб антрепренирует.

Сказал – и замолчал.

Ильиченко тоже молчал, не открывал рта более минуты. Кунцевич без труда читал по лицу подполковника бродившие в его голове мысли. Тому, конечно, от верного источника дохода отказываться абсолютно не хотелось, но и ссориться с сыскным чиновником в планы пристава не входило. Кто его знает, какие последствия будут у этой ссоры? Вдруг именно на его участке резко увеличится количество квартирных краж или иных каких противоправных деяний? Вдруг все они останутся неоткрытыми? А за это и с места можно вылететь. И не возьмешь тогда не только с велосипедистов, но и вообще ни с кого. «Господь делиться велел», – наконец решил подполковник и сказал:

– Я прекрасно знаю заведение господина Ведерникова. Проверял его неоднократно и ничего предосудительного не нашел. Поэтому никаких новых проверок ни я, ни подчиненные мне чины полиции более не планируем.

– Еще чашечку не нальете? – попросил коллежский асессор. – Уж больно хорош у вас чаек!

Кунцевич молча взял чашку гостя и открыл самоварный кран.

Яременко с явным наслаждением сделал глоток и спросил:

– Вы меня простите, пожалуйста, Мечислав Николаевич, я погорячился. Устал я что-то за последние дни, дел навалилось, во! – коллежский асессор показал рукой выше головы. – Знаете, чем я в Отделении заведую?

– Нет.

– Агентурой-с. Внутренней агентурой… Никогда бы вам не сказал того, что сейчас скажу, если хотя бы капельку сомневался в том, что вы отыщете Чуйкова. Видите ли, он наш агент. Год назад мы склонили его к сотрудничеству и направили освещать одну молодую, но очень опасную революционную организацию. Нам казалось, что он честно служит и исправно рассказывает все, что нас интересовало, и, видимо, поначалу так оно и было. Но в последнее время он стал водить нас за нос. Он ни словечком не обмолвился о своей дружбе с Лисицыным, ничего, мошенник эдакий, не сообщил о нападении на кассира, и в результате мы имеем то, что имеем. Мы очень на него злы, Мечислав Николаевич. Сообщив нам о месте нахождения Трошки, вы нам очень поможете. А мы уж этой помощи не забудем. Когда надо – прикроем, когда надо – сведениями поделимся. К нам, знаете ли, очень много полезных для вас сведений попадает. Ну так что, могу я на вас надеяться? Или давать ход жалобе Ведерникова?

– Он что, на меня жалобу написал?

– Да-с. Сначала, правда, не хотел, но я его уговорил. Всю сегодняшнюю ночь уговаривал.

Мечислав Николаевич обреченно опустил голову:

– Где я должен встретиться с вашим человеком?

– Вот это другой разговор! Сейчас я вам все подробнейшим образом растолкую, только чур – о нашей беседе – никому ни словечка!

Глава 6

Поезд состоял всего из шести вагонов – четырех спальных, багажного и вагона-буфета (как убедился позже Кунцевич, это был не буфет, а целый ресторан). Спальные вагоны даже по цвету отличались от своих собратьев, бегавших по просторам российских железных дорог, – они были не голубыми, а темно-коричневыми. Внутри приятно пахло хвойным лесом, и кондуктор всю дорогу поддерживал этот запах при помощи пульверизатора.

Попутчиками оказались милые люди – титулярный советник и коллежский секретарь, служившие по ведомству министерства иностранных дел. Оба ехали в Париж. Спал Кунцевич превосходно и проснулся только в 9 утра, когда поезд подходил к Ковно.

По совету бывалых соседей по купе завтракали не в вагоне-ресторане, а в буфете вокзала станции Вержболово, где под ногами не качается пол и цены были вполовину ниже.

Когда они вернулись в поезд, по вагону прошел жандармский офицер и собрал паспорта. Паровоз свистнул, поезд дернулся и буквально пополз по направлению к границе. Через двадцать минут, переехав речонку, путешественники оказались на прусской земле. На станции Эйдкунен немецкие пограничники вернули им паспорта, а таможенники вежливо, но довольно тщательно досмотрели вещи Кунцевича – сотрудников МИДа, обладавших дипломатическим иммунитетом, не проверяли. После этого все перешли в немецкий поезд, дипломаты достали часы и перевели стрелки на час и одну минуту назад. Мечислав Николаевич последовал их примеру.

По прусской земле поезд мчался на бешеной скорости, лишь изредка делая короткие остановки. День проходил за приятными беседами, чтением, походами в вагон-ресторан.

В Берлин приехали без двадцати одиннадцать ночи. Было уже темно, поэтому города Кунцевич не увидел. После Берлина легли спать и проснулись уже в Кельне.

На последней немецкой станции Гербесталь немцы никакого досмотра не проводили, и только в бельгийском Велькенредте в поезд зашли таможенники. Досматривали тщательно и довольно сурово.

Здесь уже действовало западноевропейское время, и Кунцевичу пришлось еще раз перевести часы, теперь на 55 минут назад. Через час он попрощался с попутчиками и вышел на дебаркадер станции Люттих. Расписание было разработано так, что стыковочный поезд до Остенде уже стоял под парами на соседнем пути. Его вагон сильно уступал вагону «Норд-Экспресса» и по внешнему виду, и по удобству, но ехать было всего ничего – три часа.

В Остенде он пообедал, выпил прекрасного местного пива и даже успел немного осмотреть город, так как пароход в Дувр отходил только через три часа. Мечислав Николаевич абсолютно не понимал местный диалект голландского, но жители, увидев его замешательство, легко переходили на французский.

В три часа дня он сел на пароход «Парламент», который ровно в половине четвертого отвалил от пристани и покинул материк.

Переход из Остенде в Дувр прошел незаметно – в пути Кунцевич познакомился с английским доктором по фамилии Браун и почти все время плавания провел за беседой с ним. Доктор много рассказывал о лондонской жизни и дал Мечиславу Николаевичу несколько весьма полезных наставлений.

– Скажите, Слава (слово «Владислав» доктор, как ни старался, выговорить не мог), а сколько рублей сейчас стоит наш фунт?

– На сегодня курс девять рублей с копейками, почти десять.

– А сколько пенсов будет стоить один рубль?

– Десять пенсов, – удивился Кунцевич странному вопросу.

– А вот и нет! Известно ли вам, сколько пенсов в фунте?

– Сто, надо полагать.

– 240, мой друг, 240.

– Это как?

– А вот так. – И доктор стал рассказывать о гинеях, шиллингах и соверенах. Кунцевич достал из внутреннего кармана карандаш и блокнот и все внимательнейшим образом записал.

В Дувре, куда они прибыли в 8 часов вечера, таможенные чиновники даже не попросили их открыть чемоданы. Пользуясь несколькими минутами, остающимися до отхода поезда, случайный спутник повел его в Ваr, где угощал английским пивом. Пиво Кунцевичу не понравилось, но в угоду англичанину он напиток похвалил. Доктор расцвел в улыбке.

По своей роскоши и удобству английские вагоны не уступали вагонам «Северного экспресса», более того, они освещались электричеством! Прямо с места поезд понесся с таким грохотом, что говорить стало невозможно. В 11 часов ночи они прибыли на вокзал Чаринг-Кросс. Прямо на платформе стояли необычные извозчичьи экипажи (доктор сказал, что они называются кебы) – кареты, на которых возница сидел не спереди, а сзади. Распрощавшись с Брауном, Мечислав Николаевич погрузился в экипаж и всю дорогу с интересом его исследовал. Оказалось, что лондонские кебы были намного комфортабельнее питерских дрожек. Закрытая кабина защищала пассажиров от дождя, ветра и уличной пыли, а чтобы он не заскучал в дороге, в каждом экипаже имелся свежий номер газеты и пепельница. «Да, нашим «ванькам» такое и не снилось», – с грустью подумал чиновник для поручений.

Через десять минут извозчик, или, по-здешнему, драйвер, доставил российского полицейского в рекомендованную коллежским асессором Яременко гостиницу «Брунсвик-отель», располагавшуюся в небольшом доме на Джермин-стрит, недалеко от Пиккадилли, и потребовал шиллинг. «За полторы версты он с меня полтинник берет, шельма! Уж до чего наши «ваньки» наглы, но они так драть не станут, побоятся!» – думал Мечислав Николаевич, расплачиваясь. Обстановка в отведенной Кунцевичу комнате была роскошной: ковер на весь пол, огромная двуспальная кровать. В камине, который, разумеется, не топился, вместо дров находилась корзина с искусственными цветами. Правда, в отеле не было электрического освещения.

По многолетней привычке проснулся он в восемь утра, то есть в шесть по-здешнему. Вместо лакея на его звонок в номер явилась премиленькая горничная с кувшином кипятка. Оказалось, что в Англии принято умываться теплой водой. Чаю же горничная не принесла, заявив, что чай у них в нумера подавать не принято, и предложила спуститься вниз в общую дайнинг-рум – столовую. Несмотря на ранний час, в столовой, за покрытыми ослепительно белыми скатертями столиками, уже сидело несколько человек. Окна были подняты, и свежий утренний воздух, насыщаясь ароматом цветов в жардиньерках, проникал в комнату. «Чудно у них здесь – оконные рамы не отворяются, а поднимаются, горшки с цветами не на подоконниках стоят, а на улице висят!» На завтрак подали полусырой бифштекс, яичницу с ветчиной, рыбу, породу которой Мечислав Николаевич, как ни старался, определить не смог, а к чаю – несколько кусков слегка поджаренного, намазанного маслом хлеба и розетку коричневой массы, которая по вкусу напоминала яблочное варенье.

Кунцевич съел только яичницу и выпил чаю, после чего поинтересовался у прислуживающего, как добраться до улицы Бейкер.

– Дойдете до Пиккадилли, сэр, сядете в подземку и через эээ… – слуга посчитал в уме, – три остановки будет Бейкер-стрит.

Только сейчас Кунцевич вспомнил, что в столице Англии есть подземная железная дорога, и решил непременно по ней прокатиться.

Он миновал было гостиничный холл, но его окликнули:

– Мечислав Николаевич!

Кунцевич обернулся. Из одного из стоявших в холле глубоких кресел выбирался средних лет мужчина неприметной наружности, одетый в неприметный костюм.

– Разрешите отрекомендоваться – Усов Михаил Павлович. Поклон вам от Андрей Богданыча! Далеко ли собрались?

– Хочу прогуляться.

– Позвольте, я вам составлю компанию.

Несколько минут они шли молча, разглядывая незнакомый оживленный город.

Кроме пешеходов и кебов, по улицам двигалось множество велосипедистов, среди которых были и огромные, трехколесные – грузовые, а также многочисленные омнибусы с империалами, наполненными публикой. Мечислав Николаевич с удивлением обнаружил, что на верхней площадке в Лондоне разрешалось ездить и дамам. Вся эта движущаяся масса людей, лошадей и повозок создавала какофонию звуков, от которой хотелось зажать уши. Разговаривать приходилось, повышая голос.

– Андрей Богданыч приказал нам с вами пока к помощи здешней полиции не обращаться, а справляться своими силами, – сказал Усов, провожая взглядом какую-то пышногрудую англичанку.

– Как же мы вдвоем справимся?

– Очень просто – сначала установим место нахождения квартиры Чуйкова, разведаем обстановку, ну а потом к властям и обратимся. Если будет в том необходимость.

В нежном письме, которое Трошка отправил своему любезному другу из столицы Соединенного Королевства, обратный адрес отсутствовал. Трофим предлагал Адольфу два раза в неделю, по вторникам и пятницам, приходить в Public House у пруда на углу Парк-роуд и Бейкер-стрит и ждать его там с пяти до шести вечера. Ближайшая пятница наступала завтра. На место предполагаемой встречи сейчас и направлялись чиновник сыскной полиции и агент Охранного отделения.

– Лакей сказал, что надо проехать три станции в подземке. – Мечислав Николаевич крутил головой, пытаясь отыскать вход в неведомую подземную железную дорогу.

– Нет уж, избави Бог, я в преисподнюю эту ни за какие коврижки не полезу. Давайте по-простому, на коночке прокатимся. Ведь небось ходят туда конки-то? – запротестовал охранник.

В центральной части города конной железной дороги не было, ее заменяла разветвленная сеть омнибусов. Кунцевич справился у городового, одетого в обтянутую черным сукном каску, как ему добраться до Бейкер-стрит наземным транспортам, получил развернутый ответ, поблагодарил и, сориентировавшись по довольно большим табличкам с надписями, располагавшимся по бокам и спереди общественных карет, предложил Усову сесть в нужную. В отличие от питерских конок, в здешних омнибусах скамейки на империале были устроены не вдоль, а поперек, так что публика сидела лицом по направлению движения. Заплатили втрое против питерских коночных цен – за трехверстовую поездку пришлось отдать 6 пенсов на двоих, то есть четвертак на русские деньги. «Эдак я разорюсь вскорости», – загрустил Мечислав Николаевич.

Сев за столик у окна и заказав по пинте пива, оба, не сговариваясь, оглядели заведение. По случаю раннего утра народу в пивной было мало – через два столика от них веселилась компания из трех мужчин и двух изящно одетых женщин, да в углу сидел над тарелкой какой-то угрюмый тип.

– Вы, Мечислав Николаевич, искусству тайного наблюдения за людьми обучены? – спросил Усов, отхлебнув из кружки.

– Нет, – с неудовольствием бросил Кунцевич, сразу смекнув, куда клонит охранник.

– Тогда, может быть, побережемся, может быть, я его один прослежу? Давайте так сделаем: завтра, вы сюда один пойдете и, как только он явится, выйдете и мне сигнал дадите, я буду вон там, у пруда, уточек кормить. А уж я его, голубчика, в лучшем виде и до дому доведу, и стреножу, а?

– А что мне прикажете потом начальству докладывать? Что я все лавры поимки Чуйкова Охранному отделению добровольно отдал?

– Да сдались нам ваши лавры, господи! Пишите во всех рапортах, что это вы его поймали, я слова поперек не скажу. Я же не для себя, я для пользы дела. Общего, заметьте, дела!

Крыть было нечем, и Мечислав Николаевич согласился.

На следующий день в трактире было гораздо многолюднее – давал о себе знать вечер пятницы. Мечислав Николаевич с трудом нашел свободный столик, заказал ланч, велев половому попросить повара хорошенько прожарить бифштекс, и в ожидании еды принялся за эль. «А ведь я его могу и не увидеть. Что, если он в обеденный зал вообще на зайдет? Может быть, со здешним хозяином сговорился, спрятался где-нибудь и в тайное окошко за нами наблюдает? Не увидит дружка своего и не вылезет на свет Божий? Как тогда быть?» Но страхи губернского секретаря оказались напрасными – ровно в пять Чуйков зашел в бар и уселся за буфетной стойкой. Он никак не изменил свою внешность, видимо, находился в полной уверенности, что царские полицейские на берегах туманного Альбиона его не достанут. Трошка просидел в трактире положенный час, выпил три пинты пива, съел какую-то закуску и ровно в шесть поднялся и направился к выходу. Но этого Мечислав Николаевич уже не видел – в четверть шестого, доев ланч и расплатившись, он вышел на улицу, и надевая котелок, два раза передвинул его со лба на затылок, давая Усову условный сигнал. Тот продолжал невозмутимо кормить уток, и Кунцевич засомневался, увидел ли он тайный знак. Но вот Усов кинул в воду последний кусок булки, отряхнул пальцы, надел перчатки и пошел в трактир.

Они условились встретиться у входа на станцию подземки «Бейкер-стрит». Через пять минут после того, как Кунцевич туда пришел, начался дождь, и Мечислав Николаевич вынужден был укрыться в вестибюле. Он развернул газету и углубился в чтение, да так увлекся, что очнулся только от чувствительного толчка в бок.

– Вы что, газеты читать сюда приехали? – зашипел Усов.

– Нет, – сказал губернский секретарь, поспешно пряча «The Times» в карман сюртука. – Проследили?

– Проследил. Вымок весь, к чертям, как бы простуду не подхватить. Револьвер при вас?

Кунцевич кивнул и похлопал себя по левому боку.

– Отлично. Тогда пойдем их брать.

– Что, прямо сейчас?

– А когда? Конечно, сейчас, и чем быстрее, тем лучше.

Шли минут пятнадцать и остановились на перекрестке.

– Вон, видите, дом, – сказал охранник, показывая на противоположную сторону улицы. – Там их квартира, во втором этаже. Заходим с парадного входа, звоним. Когда спросят, кто пришел, скажете, что принесли весточку от господина Сиверса. Как только они откроют дверь – начинаем палить, револьверы достаем еще в парадном. Проходим в квартиру, убиваем всех, кто там находится, выходим через черный ход и разбегаемся. Все ясно?

Кунцевич несколько секунд не мог вымолвить ни слова.

– Как всех убиваем? Вы что, с ума сошли? – наконец спросил он.

– Убиваем всех, это приказ. Нечего их жалеть, Мечислав Николаевич, они нас с вами жалеть не стали бы. И тех троих – кассира, городового и мальчишку тоже не пожалели. Всех убиваем!

– А вы уверены, что в квартире только те, кто причастен к налету?

– Хватит разговоров. Это приказ! Не мямлите, губернский секретарь.

Кунцевич насупился:

– А пошли вы, вместе с вашим господином Яременко, по одному известному адресу! Я и сам никого убивать не стану и вам не дам. Я сейчас пойду на почту и телеграфирую в Скотленд-Ярд, а если вы в это время попытаетесь навестить Чуйкова, и не дай Бог, наделаете там дел, я молчать не буду. И пусть меня отправляют хоть во Владивосток!

– Я тебя сейчас к Аллаху отправлю! – зашипел охранник, доставая револьвер. Внезапно выражение его лица изменилось. – Накаркал черт!

Кунцевич стоял спиной к дому, где располагалась квартира Чуйкова, поэтому ему пришлось обернуться. У подъезда он увидел фургон, из которого один за одним вылезали полицейские.

– Борзых нелегкая принесла! – Усов сплюнул. – Стойте здесь, я к черному ходу, эти дураки его не перекрыли!

Сказав это, агент охранного отделения быстрым шагом пересек улицу и скрылся в воротах соседнего дома. Мечислав Николаевич немного помялся и побежал к парадному подъезду. Когда он был уже около двери, со второго этажа раздались глухие хлопки выстрелов.