Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"
Автор книги: Георгий Персиков
Соавторы: Иван Погонин
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 91 (всего у книги 142 страниц)
Рекомендательное письмо Торопкова, подкрепленное подписью Радевича, открыло двери в святая святых польского политического сыска – Третье охранное отделение. На удивление, отправиться туда предложила именно Юленька.
– В газетах читала, – потупила она взор, – что охранка, особенно польская, всех подобных ясновельможных панов держит на карандаше. Потому что именно они, представители древних родов, и финансируют все русофобские боевки.
– Три тысячи чертей на румбу! – гаркнул Максим. – Ой, не те газеты ты читаешь, сестренка! И боюсь, как бы ты сама не оказалась героиней подобных публикаций! Похоже, твое общением с тем студентом, кошку ему в пятки, на пользу тебе не пошло!
Родин поспешил прекратить семейные драмы, чувствуя что у него странно заторопилось сердце при упоминании о неизвестном студенте.
Они сидели в небольшой кофейне при гостинице, у огромного окна, раскинувшегося во всю стену на парижский манер, и размышляли об информации, полученной от пана Эмиля Синявского, очень просившего никому не упоминать ни его имени, ни звания.
Итак, Северин Шароевский – потомок древнейшего рыцарского рода, чьи предки служили еще при князе Болеславе Забытом. Юный шляхтич, ставший прообразом главного героя модного романа мадам Войнич, учился в колледже иезуитов, когда вдруг узнал, что его любимый духовник помогает жандармерии в борьбе против патриотов Польши. Именно отец Людвиг стал причиной разгрома интернациональной социально-революционной партии «Пролетариат» в 1886 году, когда многие были казнены или брошены в тюрьму.
Шароевский бросил колледж и все свои средства начал тратить на борьбу с церковью и государством. Он финансировал все террористические и революционные организации в Европе, но боролся больше с Богом. Он стал совершенным мистиком и основал запрещенную Церковь Люцифера, видя в себе одного из верных слуг Антихриста, который уже пришел на землю и скоро явит себя в последнем бое – Армагеддоне. Он постоянно в связях с различными темными личностями, мистиками, Блаватской, расстригами, медиумами, анархистами, шаманами, торговцами опиумом и кокаином.
Впрочем, как добавил пан Синявский, все эти данные мало подтверждены и могут ввести в заблуждение даже профессионалов политического сыска, ибо являются больше результатами досужих сплетен, а не фактов.
На небольшом круглом столике дымились ароматным паром изящные чашечки английского фарфора. Максим, откинувшись на витую спинку венского стула, обжигаясь, отхлебнул изрядную порцию горячего кофе. После чего, шепотом чертыхаясь, поставил чашку обратно на блюдце и принялся сосредоточенно отвинчивать крышку фляжки. Влив до самых краев своего любимого темного рома, резко пахну´вшего на всю кофейню, наконец сделал глоток и блаженно закатил глаза. Юленька насмешливо фыркнула:
– Дорогой братец, вероятно, ты запамятовал, что мы зашли сюда выпить кофею.
Максим широко распахнул очи и воззрился на юную блюстительницу нравов с притворным недоумением.
– Однако ж я и попиваю кофеек! С благородным напитком мореходов всех стран и времен – черным ямайским ромом.
Юленька сморщила носик и сделала вид, что принюхивается.
– Вот ром-то ты и пьешь! С малю-юсенькой толикой кофе.
Максим отвернулся к окну и произнес в пространство вечерней Варшавы:
– И все же я не вижу причин, которые могли бы мне помешать смешивать напитки в любимой мною пропорции…
Родин подмигнул Юленьке, и та, ободренная поддержкой, усилила нажим, обнаружив в своем звонком голосе стальные нотки:
– За исключением одного пустяшного обстоятельства. Нам жизненно необходимо придумать, как выйти на этого загадочного Шароевского! И наши две головы, разумеется, хороши, но три – так ще краше, как говорят поляки. Улавливаешь намек, а? Твой ум нам нужен свежим, трезвым, незамутненным!
Максим потешно надул губы, явно обидевшись. Он укоризненно посмотрел на товарищей и важно произнес:
– Тем не менее сознание мое прозрачно, как ключевая вода. Вы недооцениваете подлинную морскую закалку. В доказательство я готов представить вам мой план действий!
– Нуте-с, прошу! – заинтересованно сверкнул глазами Родин.
– А нечего тут плести концы в линь верстой длины! – браво шарахнул кулаком по столику Максим. – Надо еще разок наведаться в тот кабачок к матросикам, да и выведать у них пристрастно – где этот пират ошвартовался!
Родин, не скрывая досады, отодвинулся.
– Казалось бы, разные люди – кавалеристы и моряки, а все норовят решить наскоком! Были мы уже в том кабачке, и ясное дело, что выведать там ничего не удастся, хорошо, ноги унесли! Да и Шароевский явно не их круга господин!
Юленька, увлеченно расправлявшаяся с изящным кремовым пирожным, пропела, не отвлекаясь от своего занятия:
– Друзья мои, всему живому нужна еда! А богоборцам нужно что-то особенное! Наживка, аппетитная и заметная издалека!
Родин даже привстал от пронзившего его озарения.
– Именно, Юленька! Ай да светлая голова! Ну, предложим нашему ясновельможному гурману кое-что интересное!
И только Максим недоуменно вертел головой, переводя поочередно взгляд то на сестрицу, то на компаньона. Однако общее возбуждение передалось и ему. Он отставил в сторонку чашку, в которой плескался уже чистый ром, и заговорщицки сел на краешек стула, склонившись к товарищам.
Родин несколько даже торжественно зашептал:
– Самое важное, что нам не придется играть незнакомые роли. Особенности биографии моей и вашей, Максим, послужат нам на пользу. Вы же видели индийских браминов, йогов, дервишей, факиров и прочих волшебников?
Максим, по-прежнему ничего не понимая, ответил:
– Не один десяток раз. А однажды, во время стоянки в Мадрасе, я несколько дней провел с йогами, которые хотели наставить меня на пути почитания Шивы. Собственно, ритуальные воскуривания, которым предаются с утра до вечера эти бородачи, меня и задержали в их обществе. Доложу я вам, чарас, почитаемый ими за верное средство для просветления, навевает удивительные видения…
Родин остановил увлекшегося воспоминаниями соратника:
– О подробностях похождений – не сейчас. Я же, в свою очередь, наблюдал обряды готтентотов, иначе именуемых бушменами, и шаманов воинственных зулусов, вынесших древнее знание из сердца Африки. Вот эти наши познания и станут ключом к Шароевскому.
– И каким же образом?! – воскликнул донельзя заинтригованный Максим.
– Мы сыграем на старой страсти просвещенного общества к мистике, – приглушенно произнес Родин. – Войдем в образы медиумов, хоть и выросших в ретроградской России, но широтою познаний и ростом духа объявших весь мир! Я предстану в образе бура, который тесно связан с зулусскими культами, вы, Максим, станете поклонником культа Шивы, а вы, Юленька, будете нашим медиумом.
Юленька, отложив десертную ложечку, покачала головой.
– Медиумы-гастролеры ищут мецената?
– Именно! – с восторгом ответил Максим. Он стянул с соседнего стола скатерть и принялся делать из нее чалму. – Я стану брамином, который видит будущее…
– Эдак мы Полю никогда не отыщем, – заметила Юля, пытаясь незаметно отодвинуть чашку от брата. – Ежели мы узнали, что он покровительствует революционерам, то надо это и обыгрывать.
Родин учтиво кивнул ей, чувствуя себя заигравшимся остолопом. Девушка опять оказалась умнее двух вместе взятых мужчин, точнее одного с половиной, потому что мичман прилично окосел.
– Представимся русской сектой! Жертвоприношения, похищения людей, поджоги церквей, убийства священников! Будем просить под это деньги, а там и предложим свои услуги как похитители. Так и поймем, что же с Полинькой!
Максим восхищенно пристукнул ладонью по столешнице и единым махом осушил чашку.
– А там – за грудки его и кортиком в пузо. Ха-а-а!
* * *
Осторожные расспросы хозяина кофейни и его дочек, молниями носившихся по залу и на кухне, помогли найти место, где имело бы смысл забросить сети. Среди всего многообразия питейных заведений Варшавы наибольшей популярностью у поэтов, студентов и радикальной молодежи пользовался кабачок под пафосным названием «Ожел Бялы», или же «Белый Орел» – древний символ польских королей. Туда-то и направили стопы трое храбрецов, как только вечер опустился на каменные улицы.
Друзья оделись в черное, а Максим еще и нашел в одной из лавочек с дешевыми украшениями грубые крупные костяные бусы и такой же браслет. Среди добропорядочных горожан молодые люди выглядели откровенно дико, но стоило им переступить порог «Белого Орла», как они смешались с прочими, вычурно одетыми личностями.
Юленька кошечкой шмыгнула за пустой угловой столик, а ее спутники встали посреди зала, озираясь. Максим откашлялся и громко произнес, сложив руки лодочкой у груди:
– Бом Шанкар! Бом Боленат! Бом Шива![177]177
Традиционное прославление Шивы.
[Закрыть]
Родин покосился на товарища – тот опять все перепутал:
– Слава нам! Смерть врагам! – крикнул врач, вздымая обе руки к небу.
К ним приблизился патлатый тип с костистым нервным лицом, облаченный в подобие греческой хламиды.
– Естеж тутай по раз перший, панове?[178]178
Вы здесь впервые, господа? (польск.)
[Закрыть] – свысока бросил он визитерам.
– Да, мы прибыли с Русского Севера, а здесь впервые и рассчитываем на ваше гостеприимство, – вежливо ответил Родин.
Лохматый грек изумленно поднял брови и нагло расхохотался, не отводя взгляда от чужаков.
– Зобачь, панове, кто же пшизнана![179]179
Посмотрите, господа, кто пожаловал! (польск.)
[Закрыть] – воскликнул он, указывая пальцем на ощетинившихся гостей. – Пся крев!
– Вот только царских ищеек нам тут и не хватало, – рыкнул издалека какой-то здоровяк, напоминавший гусара из исторических романов.
– А этого москалика я видел в охранке, когда меня на допрос таскали, – добавил усач, подозрительно глядя на Максима. – На разводе филеров он правофланговым стоял!
– И агентшу с собой взяли!
Усатый молодец подскочил и замахнулся, метя кулаком в голову Родину. Но Георгий ловким тычком под ребра отправил его под столик. Максим размахнулся над головой ремнем и метко щелкнул пряжкой по зубам другому подступившему было типу. С диким воплем: «Курва-а-а-а!» – тот свалился на пол, извергая из пасти фонтан крови. Однако смелых бойцов окружали крепкие парни, и численное преимущество было за ними. Родин вытащил из трости стилет, с сожалением понимая, что это провал операции. Так им на Шароевского нипочем не выйти… Но не пропадать же ни за понюшку табаку…
Неожиданно под темными сводами зазвенел юный чистый голос:
Пожилой здоровяк загремел на весь зал, подхватив последнюю строку песни:
– Вовчас седжами беджем мы!
Драка остановилась, а Юленька продолжала звонко выводить по-польски пламенные слова «Песни польских повстанцев» Болеслава Червенского.
И каждый раз последнюю строку повторял весь зал вслед за прекрасной запевалой. Когда Юленька замолкла, ее нежданно появившийся покровитель и защитник поклонился ей и представился по-русски:
– Премного благодарен за истинное удовольствие, кое вы доставили мне и всем здесь собравшимся пением бессмертного «Красного знамени». Позвольте представиться, я – Ян Загреба, социалист. Что же привело сюда вас и ваших спутников?
Родин выступил вперед. Слегка поклонившись Загребе, он представился и молвил:
– Мы здесь по делам секретным, но в этом месте посторонних людей не бывает, смею надеяться. А потому тайн от вас хранить не станем. Что вам известно о Русском ордене?
Загреба пожал широкими плечами.
Родин, удовлетворенно усмехнувшись, продолжил:
– Да, беречь секреты наши люди умеют. Тогда я просвещу вас. Вам, как и всем истинным интеллигентам, известно, что много веков назад правящий класс руками своих приспешников – христианских святош – насадил чуждую религию для лучшего управления народными массами. Через столетия гнета, смерти и искоренения истины посвященные пронесли веру в исконных богов. На Руси издревле поклонялись владыке земли и воды – Ящеру. И как жестокие церковники ни запрещали великое празднование весны, в потаенных лесных общинах наши жрецы приносили жертвы. Так тысячелетия вершили таинства предки славян – общие для нас с вами.
– Жертвы? – спросил костистый забияка в хламиде и плотоядно облизнулся.
– Да, самых красивых, чистых и нежных девушек исстари топили в озерах, чтобы умилостивить Ящера и показать ему преданность человеческую.
– Красивый обряд! – вздохнул кровожадный грек польского разлива.
– Настало время свергнуть поработителей – и царя, и проклятую Русскую православную церковь! – загремел на весь зал Родин, воздев руки над головой. – Кто, как не вы, борцы за свободу угнетенной Польши, сможете понять нас и помочь нашему делу?!
В зале раздались одобрительные возгласы и дружные аплодисменты оратору. Загреба движением руки остановил шум и задал вопрос:
– Фронду вы поддерживаете, против угнетателей боретесь – и это замечательно. Но что же вам нужно от бедных поляков?
Родин подался вперед и с чувством произнес, стараясь выглядеть как можно более убедительным:
– Даже до заповедных мест Индии и диких уголков Африки, где мы собирали мудрости всех народов, дошли слухи о великом богоборце пане Шароевском. Знакомство с ним и его помощь были бы крайне полезны в нашей борьбе! О том мы, скромные медиумы северного братства, вас и просим.
Загреба расхохотался в замолкшем зале. Резко переменив тон, он ядовито бросил:
– Явились тут два жебрака[181]181
Попрошайки (польск.).
[Закрыть] да курва с ними и тешат нас тут сказочками. Но пан Шароевский таким дурачкам завсегда рад – он любит посмеяться. За хорошую басню он вам, глядишь, и грошей отсыплет. Да, я поведаю ему о вас. – Пристально глянув на Юленьку, язвительный социалист продолжил: – Только одно я не уразумею – отчего ж вы с собой только эту девку таскаете? Разве сподручно двоим одну пользовать? Или вы ее по очереди? Отдайте ее мне, настоящему мужчине, тогда-то я и расскажу Шароевскому о вашей просьбе!
Приспешники Загребы еще не успели рассмеяться злой шутке своего предводителя, как Максим подскочил к нему и со всего маху звезданул кулаком в лицо. Могучий насмешник лишь слегка отшатнулся и утер выступившую из носа юшку. Защитника сестринской чести цепко схватили за руки поляки. Загреба загудел густым басом:
– То еще не шутка была, панове. Я тут позанятнее придумал. Толпой одного бить не по-рыцарски. Вяжите руки этому провокатору, да и мне тоже. Сейчас мы сойдемся в честном единоборстве по закону наших пращуров.
Распоряжение заправилы выполнили шустро и беспрекословно. Обоим бойцам за спиной стянули руки в запястьях широкими кожаными ремнями. В центре кабака расчистили круг, и поединок начался.
Максим наскакивал с еле сдерживаемой яростью на обидчика: бодал его головой, пинал ногами, коленями и пытался сбить с ног плечом. Грузный Загреба бил редко, но метко. Каждый его толчок отправлял на пол молодого человека, но он раз за разом поднимался. Поначалу симпатии публики были явно на стороне польского богатыря. Но бойцовый дух Максима, его неукротимость и пыл с каждым мгновением завоевывали признание. И уже через десять минут разогретые пивом и сливовицей посетители «Белого Орла» выкрикивали «Максим!» и «Загреба!» в равной пропорции.
После особо свирепой атаки юного моряка на пол упали оба борца – исчерпали силы до самого донышка. Зал одобрительно засвистел, заулюлюкал и захлопал в ладоши. Обоим помогли подняться. Запыхавшийся Загреба довольно проревел:
– Что я вам скажу, панове! Этот юный рыцарь – честный человек. Шпики так биться не умеют! Платный провокатор, как до крови доходит, теряет свой гонор. Лишь горящие верой в свою правоту готовы стоять до конца. Что-то такие среди жандармов и полицейских не попадались! Я на своей шкуре убедился, что эти трое – те, за кого себя выдают. Отныне они – под моей защитой. Горе тому, кто возжелает причинить им зло!
Он обнял Максима, крепко пожал руку Родину и виновато склонил голову перед Юленькой:
– Не держите обиды на меня, прекрасная панна! Слова мои были пусты – всего лишь небольшая проверка. Надеюсь, как представители тайного общества, вы меня понимаете. Позвольте теперь проявить истинное польское гостеприимство!
И Загреба увлек за собой троицу к богато накрытому столу на самом почетном месте в зале.
* * *
После того, как было выпито неисчислимое количество пива, водки, настойки, наливки, зубровки, меда, крупника (Максим тут явно преуспел, чем вызвал дополнительное уважение польских революционеров), Загреба отвел русских фанатиков в сторонку и, сделав серьезное лицо, назначил им встречу:
– Приходите сюда же в полночь в полном составе. Язычники поедут со мной, а барышня останется в кабаке как гарантия вашего подобающего поведения у пана Шароевского.
Ни Максиму, ни Георгию идея оставить барышню в качестве залога совсем не понравилась. Максим понимал, что честь его сестры для каждого из присутствующих в этом злачном месте является понятием относительным, особенно после сальных шуточек старого пошляка Загребы.
Что до Родина, он вдруг осознал, что беспокоится не только за безопасность Юленьки. К своему стыду, Георгий был вынужден признать, что не хочет отпускать от себя эту непоседливую, но и очень интересную девушку. Если с Полинькой ему было спокойно и уютно, как летним утром на реке (но ведь долго так не просидишь – скучно!), то с Юлей он чувствовал себя не только мужчиной, но и ярким мужчиной.
Любвеобильный Родин прежде знавал самых разных женщин, но никогда еще не встречал такого уникального сочетания чувственной красоты с интеллектом, смекалкой, решительностью и, что самое удивительное, неуемной тягой к приключениям. И не то что терять, а даже отдавать на хранение Юлю он решительно никому не собирался!
– Барышня едет с нами, и это не обсуждается! – ледяным тоном отчеканил Родин. – Без ее энергии мы не сможем провести сеанс народной магии, чтобы доказать пану Шароевскому серьезность наших намерений.
Загреба гнусно ухмыльнулся и пожал плечами:
– Ну, смотрите сами. Начнете у этого индюка выкаблучиваться, сами же и пожалеете.
Остаток дня друзья провели, прогуливаясь по окрестностям и наблюдая за жизнью города. Родин от души хохотал над меткими Юленькиными замечаниями о прохожих, пока не подметил, что Максим на него как-то странно посматривает.
«Догадался, что ли? – озадаченно подумал поглощенный новыми чувствами Георгий. – Надо держать себя в руках, не хватало нам еще драки между участниками спасательной миссии!»
Ровно в полночь язычники-самозванцы вернулись в пристанище радикальной молодежи, где их уже ждала коляска, запряженная тройкой гнедых, и три пыльных мешка, которые Загреба бесцеремонно натянул им на головы. Коляска тронулась, и вскоре Родин понял, что повороты считать бессмысленно: извозчик сделал несколько замысловатых кругов по Варшаве и, судя по изменению вибрации экипажа, выехал на проселочную дорогу.
До усадьбы Шароевского они добрались примерно через час. С облегчением стянув мешки, друзья увидели гигантское мрачное здание, со всех сторон окруженное высоченной каменной стеной с башенками, которую, в свою очередь, окружала непролазная лесная чаща. Замок представлял собой трехэтажное строение с вытянутыми окнами и высокой башней по центру. Дубовые ворота были закрыты, но не заперты. В одном из окон горел свет – видно, Шароевскому не спалось, да и наверняка его уже предупредили о скором визите русских чудаков.
Загребу на экскурсию по логову черного князя не пригласили, и он, нисколько этим не расстроенный, улегся спать, а Максим, Георгий и Юля в сопровождении высокого слуги, вооруженного саблей и двумя револьверами, отправились к хозяину. В замке было сыро и неуютно. Свечки в тяжелых канделябрах горели через одну, по коридорам гулял промозглый ветер, по стенам сновали мохнатые пауки, и создавалось впечатление, что они тут – единственные живые существа.
Друзья, следуя за слугой, долго плутали по холодным закоулкам и крутым лестницам, пока не услышали задорное пение. Мужской голос выводил игривые рулады где-то совсем близко, и «язычники» пошли на звук. Демонический полуночник оказался красивым холеным вельможей с аристократическими чертами лица, аккуратно подстриженными усиками и глазами цвета стали.
Несмотря на позднее время суток, Шароевский был одет с иголочки и пребывал в приподнятом настроении. Он холодно улыбнулся, когда в роскошно обставленной зале с полыхающим камином и накрытым столом появились трое незнакомцев. Глава черной сети, опутавшей всю Европу, пригладил роскошную золотую шевелюру и широко улыбнулся. Взгляд его при этом остался цепким и неприятным.
– Прошу к столу! Мои друзья сообщили мне о приезде преинтереснейших личностей из Российской империи, а я как раз подумывал, чем бы занять вечер и кого бы угостить моей фирменной кровяной колбасой, сделанной по секретному рецепту.
– Страсть как люблю кровянку! – воскликнула Юленька и устремилась к столу.
Родину ужасно не понравилось сочетание фраз «кровяная колбаса» и «секретный рецепт», но он так проголодался, что решил не забивать себе голову ерундой и уселся за внушительный дубовый стол, на котором аппетитно громоздились яства. Видно, с мечтами о том, что путешествие в Польшу принесет ему заветное похудение, можно распрощаться… Максим тем временем уже доедал второй кругляшек колбасы, с нескрываемым аппетитом заедая его теплым луковым хлебом и запивая вином из высокого хрустального бокала. Перекусив, «сектанты» принялись вешать на аристократичные уши польского князя отборную русскую лапшу.
– Мы представляем тайный Русский орден, целью которого является полное уничтожение Церкви и восстановление на земле Русской древней языческой веры северного направления. Мы поклоняемся нашему хтоническому божеству Ящеру…
В этот момент Юленька запела высоким красивым голосом:
Сиди, сиди, Ящер,
В ореховом кусте,
Грызи, грызи, Ящер,
Каленые ядра!
Дам тебе, Ящер,
Красную девку,
Алую ленту!
И сидит Ящер, ладу-ладу,
Орешки лущит, ладу-ладу,
Веретено точит, ладу-ладу,
И жениться хочет, ладу-ладу!
Глаза у Шароевского так странно вспыхнули, что Родин поежился и затараторил, мысленно крестясь:
– Наша задача – чтобы вместо уродских церквей шумели дубравы, чтобы в ручьях журчала живая вода, а не плесневела в серебряных чашах мертвая! Жертвы? Мы их не боимся! Наш отец – Ящер – истосковался по крови!
– Все это очень забавно, господа… – перебил его Шароевский. – Хоть и странно. Впрочем, главное, что мы с вами сходимся в вопросе уничтожении института Церкви. Не знаю, как для русских, но для свободного народа Европы он чрезвычайно вреден и даже опасен. – Он закурил сигару. – Как вы понимаете, грядет мировая война, вслед за которой непременно последует передел Европы, и моя задача – вносить посильный вклад в формирование нового мира. Мира, который засияет, очистившись и закалившись войной, омывшись… – Шароевский посмотрел на кружок колбасы в своей руке и отправил его в рот. – Подмигнув, вельможа наполнил стремительно опустевшие бокалы гостей и заключил: – В новом мире я хочу жить хорошо. Поэтому и строю свой правильный гешефт. Ваши же мотивы, откровенно говоря, не представляют для меня интереса, однако вы, как я понимаю, пришли говорить не об этом своем Ящере. Сразу уточню, что для меня физическое устранение Церкви, как, впрочем, границ между странами и царей вообще, – вклад в будущее, деньги на него мне приносит дело, доставшееся от прадедов. И я, как человек практичный, не привык их раздавать кому попало…
– А нельзя ли полюбопытствовать, что за дело? – осторожно спросил Родин, залюбовавшись огромным кристаллом непонятного происхождения, который стоял на каминной полке между бронзовой фигуркой зубра и старинными часами. – Нельзя ли и нам вкупиться? Авось наша сметка поможет вашей коммерции? Ведь вы торгуете людьми? Мы, потомки ушкуйников и варягов, неплохо с этим справляемся!
Князь хитро прищурился и ответил:
– Не людьми. Да и потомков викингов мне не потребно, мы, шляхтичи, и сами умеем управляться со своими делами.
– А Сарматы? А выкупы? – ляпнул Максим.
– Слухи, – улыбнулся Шароевский. – С уголовниками я дел не имею. Только революционеры.
– Не повредят ли революционные костры вашей негоции? – спросила Юля, чтобы увести разговор от опасной темы.
– Соль в том, что производимые моей компанией товары нужны людям постоянно, независимо от времени года или благосостояния народа, при царе или при демократии. Потому и не бедствую… Но вернемся к сути вашей просьбы. Я согласен спонсировать ваш орден. На определенных условиях, разумеется.
– Мы пойдем на все, – уверенно сказал Родин, отставив бокал и сделав вид, что приготовился внимательно слушать.
– С вас – подрыв трех старинных храмов и убийство трех священников в России. Можно больше, если войдете во вкус, но если меньше – сделка не состоится. По факту выполненного задания вы получите тысячу золотых червонцев.
Максим, который добрался до блюда с соленостями и уже вонзил зубы в истекающий соком зеленый помидор, вдруг икнул и уставился на князя как на лесное чудище. Родин пнул его ногой под столом, вроде бы незаметно, и с невозмутимым видом ответил:
– Что ж, ваши условия вполне разумны и выполнимы. В ближайшее время с вами свяжется наш человек и доложит о выполненной работе. Без жертв великие дела не делаются! К слову, о жертвах. Вы ничего не слышали о черном карлике, что похищает людей, заручившись поддержкой двух здоровенных блондинов? Мы бы очень хотели предложить ему свои услуги.
Шароевский засмеялся, давая понять, что этого «психа» интересным не считает.
– Да, есть один фанатик, и он в самом деле невысок ростом. Какой-то представитель древнего дворянского рода, помешанный на сказках и мифах. Мы нашли общий язык на почве ненависти к Христу и решили помогать друг другу. Они живут где-то в глуши, так что мы наладили взаимовыгодный обмен рядом товаров.
– Зачем же ему подростки? – с наигранным равнодушием спросил Родин. – Жертвы приносить?
– Помилуйте, какие жертвы! Это же Европа, а не ваша сумасшедшая дремучая Русь. Этот господин устроил нечто вроде закрытого ордена: готовит из похищенной молодежи будущих воинов-богоборцев. Он их тренирует, учит, воспитывает и даже кормит специальным образом по каким-то древним рецептам: на огромном дубе провяливает туши особым способом зарезанных быков, чтобы давать это мясо, пропитанное всеми ветрами, юным воинам. Представляете? Что-то вроде раблезианского Телемского аббатства.
– Все это были люди весьма сведущие, среди них не оказалось ни одного мужчины и ни одной женщины, которые не умели бы читать, писать, играть на музыкальных инструментах, говорить на пяти или шести языках и на каждом из них сочинять стихи и прозу. Нигде, кроме Телемской обители, не было столь отважных и учтивых кавалеров, столь неутомимых в ходьбе и искусных в верховой езде, столь сильных, подвижных, столь искусно владевших любым родом оружия; нигде, кроме Телемской обители, не было столь нарядных и столь изящных, всегда веселых дам, отменных рукодельниц, отменных мастериц по части шитья, охотниц до всяких почтенных и неподневольных женских занятий, – процитировала по-французски Юленька, и Максим восхищенно прищелкнул языком.
– А как у него с колдовством? Обрядами? Жертвами?
– Колдовство? – брезгливо поморщился Шароевский. – Что за бред? Мы цивилизованные люди. Грядет война, где сразятся закостенелые мракобесы и передовые нации, которым просто мешает вера в Распятого. Вот и все колдовство.
– Очень интересно… Хотелось бы тоже познакомиться с ним поближе. Может, вы знаете, как выйти на этого человека?
– Ну, мы, допустим, общаемся через газету. Он дает специальным образом зашифрованные объявления, содержащие сведения о заказе, а мои посредники доставляют ему юношей и девушек в определенное место. Там будущих воинов пичкают снотворным и увозят. Обычно заказ конкретный: упор делается на воинственность, хорошую генетику, полезные умения и навыки, чтобы из этих отборных человеческих особей получались лучшие воины. Платит он, конечно, хорошо. Впрочем, как вы понимаете, все это не ваше дело…
Родин осекся и засуетился:
– Да, простите, конечно. Мы и без того уже злоупотребляем вашим гостеприимством. Благодарю за отменное угощение и любопытную беседу.
Максим, покряхтывая, вылез из-за стола и топтался возле камина, разглядывая часы.
Друзья распрощались с Шароевским и уныло побрели по темным коридорам.
«Итоги неутешительные, – думал Родин. – Потратили столько сил и времени, чтобы оказаться в глухом лесу, посреди ночи, без каких-либо зацепок относительно нашего дела, да еще и с ужасной изжогой… Похоже, миссия по спасению Полиньки снова провалилась».
