355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Георгий Персиков » Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) » Текст книги (страница 42)
Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
  • Текст добавлен: 26 апреля 2021, 22:33

Текст книги "Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)"


Автор книги: Георгий Персиков


Соавторы: Иван Погонин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 142 страниц)

– Точно так-с, знаком. Это Мишка Жилин по кличке Леший. Неоднократно судился за конокрадство, а в пятом году получил семь лет каторги за вооруженное нападение на почтовую контору в Изборске.

– Где он сейчас живет, знаете?

– Так точно! Жительство имеет на моем участке, у него хутор рядом с Мотовиловом.

Тоотс опять нажал кнопку звонка и отдал приказ вмиг явившемуся дежурному:

– Адресный стол отставить. Господин Трофимов, вы поступаете в распоряжение господина Михельсона из нарвской КриПо. Ваша задача – арестовать Жилина и сопроводить его до Печор. Вопросы?

– Никак нет! – хором ответили оба печорских полицейских.

– Тогда свободны, – сказал им начальник, а потом обратился к нарвитянам: – И вас, господа, не смею более задерживать.

Глава 8

Михельсон улегся на душистом сене, а Тараканов примостился рядом с районным на широкой доске, положенной поперек телеги и заменявшей сиденье. Возница пустил лошадь шагом. Осип Григорьевич угостил Трофимова папироской и закурил сам:

– Ну что, отец, как служба? Начальник-то у вас больно строг.

– И не говорите! Он из военных, оченно дисциплину любит. Зато у нас в уезде по полиции полный порядок. Недавно ревизия была, так после нее господину начальнику сам министр благодарность объявил.

– Тяжеленько, наверное, при таком служить?

Районный покосился на лежавшего за его спиной Михельсона:

– Ничего, служу потихоньку, помаленьку, слава Богу. Много их на моем веку поменялось, начальников-то. Я ведь тридцать шестой годочек служу. После Нового года вот заканчивать собираюсь – пенсион себе выхлопотал. Крестьянствовать стану, спасибо нонешней власти, землицы сынкам моим дала.

– А как же вам удалось при всех властях на службе удержаться? – спросил Тараканов.

– А и сам не знаю. Меня не гнали, я и служил. В полицию-то я поступил еще при Миротворце, урядником, послужил и Николаю, и Керенскому, и немцам, и большевикам. Теперь вот свободной Эстонии служу. – Старик опять покосился на сыскного чиновника.

– Да вы меня не бойтесь, – Михельсон поднялся на локте, – наушничать не стану.

Старик заметно оживился – видать, ему самому хотелось рассказать свою биографию.

– Ну уволили, значит, меня в запас с военной службы, пришел я домой, в деревню, огляделся и понял, что делать мне там нечего. Нас у отца четверо парней было да девок трое, надел маленький, хлеб родится плохо, только льном и спасались. А я со службы пришел с женой и ребятенком – обзаконился в Петербурге с одной кухаркой. Поглядел я, поглядел и пошел в Печоры, в полицейское управление. Так, мол, и так, говорю, гвардеец, старший унтер-офицер, не желаете ли принять на службу? Приняли, урядником в родную волость определили. Двадцать пять лет служил и горя не знал, все положенные медали собрал, и на грудь, и на шею, а тут война, потом революция, будь она неладна… Был у нас один шустрый, собрал народ, кричит: «На вилы царского сатрапа!» Только народ за меня заступился. Нам, говорят, Трофимов если и делал чего плохого, то только по закону, за грехи наши, потому на вилы мы его вздевать не дадим, а выберем милиционером, пусть он и впредь за порядком следит. Потом приехал какой-то жидок из Печор, дал мне красную повязку, и стал я дальше служить. В ноябре вызывают меня в уезд, в управление милиции. Там комиссия, опять одни жиды. «Из какого звания будешь?» – спрашивают. Из крестьянского, говорю. Власть рабочих и крестьян поддерживаешь? Поддерживаю. Даешь слово честно служить пролетарской революции? Даю, говорю, чего не дать, я всю жизнь власти честно служу. Ну ступай тогда, говорят. Дали мне новую повязку и этот, как его, пиз… мандат! Что за слово-то такое?.. После масляной поехал я в лес, браконьеров ловить, которые, значит, порубки незаконные устраивают, неделю меня дома не было, приезжаю, а мне баба моя говорит, мол, немцы теперь у нас начальствуют. Ну немцы, так немцы, мне чего, служу дальше. Однако двадцатого марта собрался за жалованьем. Приезжаю, а в управлении нашем – сплошь немчура! Ходил я из одного кабинета в другой – никому до меня никакого дела нет. Наконец, один немец, что по-нашему говорить мог, выслушал меня и спрашивает: «Ты где служишь, в лесу?» – «Так точно, говорю, в лесу!» – «Ну и ступай, служи дальше! – «Мне бы насчет жалованья», – говорю. «А этот вопрос пока не решенный. Потом зайдешь, через месяц». Так и служил без жалованья. Потом опять красные пришли, я им старый мандат показал, они меня на службе и оставили. Ну а потом эстонцы наши края у большевиков отвоевали. Снова меня в уезд вызвали, снова комиссия. Даешь слово честно служить Республике? Даю! Выучишь наш язык? Выучу! Ну ступай, служи!» Тут сыны с войны вернулись, они у меня в Ревеле, в порту работали, их в эстонскую армию и призвали, а в двадцатом землицы дали, как борцам за независимость… Эх, вот так тридцать пять лет и прослужил. Теперь вроде как в обер-офицерском чине и пенсион выхлопотал. После Нового года – на покой. Сыны на земле отвыкли работать, да и не хотят в глуши нашей жить, вот землю мне и отдали. А разве можно с нашей собачьей службой нормально хозяйство вести? Вот уйду на пенсию, порядок сразу наведу. Бычков заведу, поросяток, гусей…

Они ехали по шоссированной дороге, с обеих сторон окруженной корабельными соснами.

– Волков тут небось пропасть? – поинтересовался Тараканов.

– Не то слово, особенно зимой лютуют. Чуть зазеваешься, уснешь там, или в пургу с пути собьешься – сожрут… Только я больше двуногих волков опасаюсь…

– Таких, как Мишка Жилин?

– Не, то не волк, так – шпана.

– Вы же говорили, что он срок за вооруженное нападение отбывал?

– Дык в пятом годе все как с цепи сорвались! Сопливые мальчишки, и те «эксы» устраивали. Вот и Мишка вслед за всеми. Да и молод он был тогда. Теперь повзрослел, поумнел…

– Ага, и хитрее стал! Напролом не идет, – усмехнулся Михельсон. – Оружие у него в доме есть?

– Регистрированного нет, а про незаконное – не знаю. Да не будет он стрелять, тем более – в меня, я его в свое время от смерти спас.

– Это как же? – удивился сыскной чиновник.

– Поймали его как-то мужики с крадеными лошадками, нагнули две молоденькие березки, что рядом стояли, привязали к каждой по Мишкиной ноге и хотели уж отпускать, но тут я подоспел.

Примерно через полтора часа свернули с шоссе на лесной проселок. Еще через пятнадцать минут районный дернул вожжи.

– Тпррруу! – Телега остановилась. Старик спрыгнул на землю. – Хутор Жилина примерно в версте отсюда. Я предлагаю пешочком прогуляться, чтобы он нас не увидал.

Трофимов свернул на полянку у дороги и привязал лошадь к дереву, повесив ей на шею мешок овса. Пошли напрямую, через лес.

– Я у него на хуторе был как-то – краденую лошадь искал, – сказал районный. – Рига небольшая, входа два: тот, что от дороги – в жилую часть, тот, что сзади – на гумно. Давайте так: я сзади подберусь, а вы от дороги идите. Он вас увидит, испугается, побежит, я его и схвачу.

– Их там, скорее всего, двое – племяш у него гостит, – предупредил Тараканов.

– И с двумя справлюсь, сила-то есть еще. Да тихий Мишка, тихий.

– Собака есть на дворе? – спросил Михельсон.

– Собаки нет. Я у него спрашивал про собаку. Говорит, что что-то в организме у него неправильно устроено – от собачьего запаха чихать и кашлять начинает, близко к собаке подойти не может. Поэтому не держит. Ему плохо, а нам – хорошо.

– А народа много на хуторе?

– Бобылем живет, отец с матерью померли, а жениться не может, никто за него своих девок не отдает. Все хозяйство – шиш в кармане да вошь на аркане. Такие у нас не в почете.

– К нам богатеть ездил. – Сыскной чиновник все-таки проверил свой «вальтер». Невооруженному Тараканову сразу стало как-то неуютно.

Трофимов приложил палец к губам, и дальше шли молча. Саженей через сто они увидели хутор. Районный показал жестами, куда двинется сам и откуда надо зайти нарвским гостям, и исчез в чаще.

Тараканов шел впереди, Михельсон – чуть сзади. Когда до риги[75]75
  Жилая рига традиционное жилище крестьян Эстонии, срубная постройка с высокой соломенной крышей. Жилая рига – центральное помещение на хуторе.


[Закрыть]
оставалось не более пяти шагов, внутри дома раздался выстрел. Тут же открылась уличная дверь, и на пороге появился мужчина с дымящейся двустволкой в руках. Он вскинул ружье к плечу, прицелился и нажал на курок. Выстрела не последовало. Сзади громыхнуло, и Осип Григорьевич сразу же почувствовал резкий, неприятный запах пороха. Жилин упал внутрь риги, ноги в опорках задрались вверх. В это время с чердака выстрелили три раза подряд. Тараканов вжал голову в плечи и юркнул в открытую дверь, споткнулся об труп Жилина, упал, перекатился за какую-то бочку и затаился. Левая рука попала во что-то мокрое и липкое. Осип Григорьевич повернул голову и увидел районного. Тот лежал, глядя в потолок мертвыми глазами, рядом валялась фуражка с зеленым околышем. Старый урядник пенсии не дождался.

Тараканов осторожно подполз к Трофимову, открыл его кобуру и вытащил оттуда наган. Ощутив тяжесть револьвера в руке, Осип Григорьевич сразу почувствовал себя увереннее. Он приподнялся было, но тут же опять громыхнуло, и нарвитянин снова спрятался за бочку.

– Здрасте, Осип Григорьевич! – донесся сверху веселый голос Наумова.

– Сдавайся, Сашка! – ответил на приветствие Тараканов. – Все равно мы тебя измором возьмем!

– Ну это вряд ли! Товарищ ваш, что на улице остался, с минуты на минуту окочурится, патронов у меня пропасть, а у вас всего семь. Так что это не вы, это я вас измором возьму.

– Вы как там, Конрад Оттович? – крикнул Тараканов.

– Нормально! – ответил Михельсон. – В ногу он мне, гаденыш, попал.

– Врет он вам, Осип Григорьевич! – злорадствовал Сашка. – У него из ноги кровь так хлещет, что скоро вся выйдет, до капельки. Он за колодец схоронился, но не весь, простреленная нога не помещается. Я могу помочь помереть – еще пару дырок в ноге сделаю, так что решайте поскорее!

Тараканову снова пришлось напрячь голосовые связки:

– Много крови потеряли?

– Если честно, то да, никак не могу остановить!

– Что я говорил! Ну так как, будем договариваться? – Наумов пытался казаться бесшабашным, но его голос иногда предательски срывался на фальцет.

– Что ты предлагаешь? – спросил Тараканов.

– Вы ведь из дворян?

– Да.

– Тогда дайте слово, что не будете стрелять. Я спущусь в сени и уйду.

– А сам-то не выстрелишь?

– А зачем? Пока на мне трупов нет, урядника-то дядька завалил, царство им обоим небесное. Зачем мне лишняя статья?

Разубеждать бывшего коллегу и говорить ему о том, что при действовавшем в Республике военном положении расстрел полагается даже за покушение на жизнь полицейского, Осип Григорьевич не стал.

– Даю слово, слезай!

Сначала у лестницы появилась рука с револьвером, потом лакированный сапог, потом – второй. Сашка осторожно, спиной назад, спустился по лестнице, водя стволом по сеням. Он увидел Тараканова за бочкой, еще больше напрягся и, не отрывая от него взгляда и не опуская вооруженной руки, стал пятиться к заднему выходу. На пороге остановился.

– Как вы насчет меня догадались, Осип Григорьевич?

– Да много ума не надо было. Я конторщика порасспрашивал, и сразу понял, что это ты мануфактуру увез. Конторщик сказал, что, когда автомобиль нагрузили, он завелся сразу, с пол-оборота. А так его завести даже я уже не мог, разучился. Только у тебя это получалось. Ну а остальное, как говорится, дело полицейской техники. Может, сдашься? Мы скажем, что ты ни в кого не стрелял. Деваться ведь тебе некуда.

– Это почему же некуда? Тут до границы – десять верст. Завтра утром в Совдепии буду, а через пару дней стану в самом шикарном ресторане на Невском шампанское пить! Мы барахло то за червонцы продавали, они нонче дороже английских фунтов стоят, к тому же мне теперь и дядькина доля достанется, так что все нормально, деньги у меня есть.

– Не жалуют большевики таких, как ты.

– У кого деньги есть, тех все жалуют.

– А где Константинов?

Сашка на миг опустил глаза. Потом поднял голову.

– У меня в избе, в подполе закопан. Дядька напоил его до бесчувствия и зарезал. Нам надо было накладную и доверенность, что Грунс выдал, у него забрать. Похороните его по-человечески, все-таки он неплохой мужик был! А хотите, я расскажу, как мы это дельце сделали?

Тараканову хотелось, но он думал о Михельсоне, поэтому отрицательно помотал головой.

– Не хотите?! – В голосе Наумова слышалось неподдельное разочарование. – А я все же расскажу! Слушайте. В тот день ко мне дядька в гости приехал, мы с ним на вашей машине помпу меняли. Поменяли, выпили за это дело бутылочку, ну и прикемарили в кузове. В это время Грунс к хозяину прибежал. Они подряд у гаража обсуждали и думали, что рядом нет никого. Грунс велел Константинову внимательно за товаром смотреть, ну и цену его назвал. Хозяин сказал, что тебя за мануфактурой отправит сразу, как только вернешься. Грунс пять раз переспросил, успеешь ли ты до полуночи загрузиться. Когда он ушел, мы из машины вылезли, так, мол, и так, говорим: спали, проснулись от вашего разговора, но объявляться не стали, чтобы не мешать. Дядька предложил Константинову выпить, тот согласился – он вообще никогда не отказывался, тем более уже поддатым был. Пошли мы ко мне. Там дядюшка его того… Кокнул, в общем. Ну а после этого мне от дела не резон было отказываться. Под утро я нацепил старую отцовскую поддевку, бороду приклеил, сходил за машиной, мы дельце и провернули.

– Бороду ты где взял? – не удержался Осип Григорьевич от вопроса.

– Была у меня одно время душечка из театральных, старая, ей тридцать пять, но горячая! Я как-то у нее в гримерке в гостях был, там бородку и зацепил, так, на всякий случай. Она и пригодилась. В общем, после дела мы машину загнали во двор к одному дядюшкиному знакомцу, что в подгородней деревне живет, которую, извините, называть не буду, а через несколько дней, когда все поспокойней стало, я ночью ее сюда пригнал. Ладноть, – спохватился Сашка, – некогда мне с вами разговоры разговаривать, да и вам надо товарищу помочь. На сем – адью!

Наумов шутовски приложил руку к кепке и был таков. Осип Григорьевич поднялся и побежал к Михельсону. Через некоторое время из леса послышался шум мотора.

Пока Тараканов перевязывал рану, пока бегал за телегой, пока грузил туда едва живого сыскного чиновника, стемнело. В темноте быстро ехать на получалось, и в Изборск он прибыл только во втором часу ночи. Он разбудил начальника участка, тот телефонировал в Печоры, оттуда дали знать в пограничную стражу, но время было упущено. Сашка, скорее всего, был уже в России.

Глава 9

Осип Григорьевич оставил Михельсона в Печорской больнице, а сам поехал домой.

Цейзиг сначала долго бранился, потом вызвал к себе Макку и показал ему привезенные Таракановым фотографии трупа Жилина. Конторщик сразу же уверенно опознал в нем «экспедитора».

– Ну хоть что-то, – пробурчал начальник КриПо и сел писать рапорт в Таллин.

Через три дня из столицы прибыл новоиспеченный шофер Ангелиус, и автомобиль у Осипа Григорьевича отобрали. Цейзиг предложил ему место сторожа, все за те же пятьсот марок в неделю, Тараканов поблагодарил, но отказался. На следующий день он сел на утренний поезд и уехал в Ревель.

Якобсон принял его сразу же, долго жал руку и угостил чаем с коньяком.

– Значит, перед законом вы теперь чисты? Ну что ж, никаких препятствий для поступления на службу я не вижу. Только… Я-то не вижу, а начальство мое видит. Бюджет республики трещит по швам, поэтому везде идут сокращения, вот, посмотрите – проект приказа. В нарвской полиции сокращают одного сыскного чиновника и двух канцеляристов. Представляете, что со мной сделают, если я сейчас предложу взять на службу нового человека, да еще с фамилией Тараканов! Впрочем…. Вопрос этот решить можно. Но… Как бы вам это сказать?.. Потребуются некоторые средства. Но вы не печальтесь, жалованье сейчас у нас хорошее, так что вы эти средства быстро вернете.

– Сколько?

– Да всего двести.

– Двести тысяч?

– Да ну нет, конечно! Двести фунтов стерлингов.

– Это же четыреста тысяч марок!

– Я же говорю – времена нынче сложные. Так что как-то так.

Тараканов поднялся, Якобсон последовал его примеру:

– Будут деньги – заходите, место гарантирую. Служба-то выгодная – жалованье, наградные, пенсия, лечение в больнице бесплатно. В Гунгербурге даже санаторию недавно для чинов полиции открыли. Имя поменяете и…

– Это как же я имя поменяю?

– Да очень просто. Вы мне говорили, что ваша супруга носила в девичестве фамилию фон Клопп, так? Разведетесь, она возьмет девичью фамилию, потом вновь заключите брак, только теперь вы возьмете фамилию супруги. Станете вместо Тараканов Клопом.

Хотя Якобсон и сделал ударение на первом слоге предполагаемой новой фамилии Осипа Григорьевича, тот обиделся и не попрощавшись вышел из кабинета.

«На торфяники пойду! Там еще пару месяцев можно перекантоваться, ну а к зиме ближе что-нибудь придумаю!» – Тараканов растянулся на верхней полке вагона третьего класса полупустого поезда, заложил руки за голову и глядел в потолок. Глядел и понимал, что придумать что-то будет ох как непросто.

Когда он вышел на нарвский вокзал, шел дождь. Осип Григорьевич не брал с собой зонта. Он хотел было кликнуть извозчика, но, пересчитав деньги, поднял воротник пиджака и потрусил домой пешком. Буквально через пару минут весь вымок, и так замерз, что его начала бить дрожь.

Дома его ждать не должны были – Тараканов предполагал, что оформление на службу потребует времени, поэтому сказал жене, что переночует в столице.

Подойдя к входной двери, он услышал голоса – Настин и какой-то мужской. Слов разобрать было невозможно. «Этого еще не хватало!» – совсем поник головой Осип Григорьевич. Он позвонил, и голоса тут же умолкли. Дверь мучительно долго не открывали. Наконец жена испуганно спросила: «Кто там?»

– Открывайте, Анастасия Александровна, ваш супруг домой прибыл.

Дверь тут же отворилась. Настя улыбалась во весь рот:

– Ося! А я думаю, кого это принесло на ночь глядя! Ты же сказал, что в Ревеле останешься? А у нас гости!

– Я вижу. – Осип Григорьевич покосился на модное мужское пальто, висевшее в прихожей.

– Ты ни за что не угадаешь, кто!

– Да не собираюсь я гадать! – громко сказал Тараканов и вошел в комнату.

Сидевший за столом мужчина обернулся и встал.

– Добрый вечер, Осип Григорьевич! Сколько лет, сколько зим!

Кунцевич раскрыл объятия и двинулся в сторону хозяина квартиры.

Машину Сашка спрятал в лесу у Дубровки, дальше пошел пешком. Восемь верст по накатанной дороге преодолел быстро, никого не встретив. Когда подходил к Колосовке, было уже темно. Он осторожно прокрался к крайней на улице избе и постучал. Тут же за стеклом загорелась свечка, створка окна открылась, и хриплый голос тихо спросил:

– Кто?

– Это я, Сашка, Лешего племянник.

– А где он сам?

– Его лягаши на мызе сложили, а я еле ушел.

– Во как! Ко мне их не привел?

– Нет, им не до меня теперь, я там двоих укокошил.

– Лихой малый. Заходи, я сейчас дверь отопру.

В четыре часа утра избу покинули двое мужчин с заплечными мешками и огородом вышли к лесу.

– Все, Совдепия, – сказал проводник, снял кепку и вытер потный лоб. – Сейчас вот по этой стежке пойдешь, она к Любятину выведет, там дружок мой тебя встретит и дальше поведет. Давай обещанное!

Наумов достал из кармана несколько купюр, отдал проводнику, пожал ему руку и зашагал в указанном направлении.

Через час стало светать, лес поредел. Сашка шел крадучись, стараясь ступать как можно тише, прислушивался к каждому шороху, но засаду все равно не заметил.

– Стой, кто идет! – раздался справа грозный оклик. – Руки вверх!

Команда сопровождалась клацаньем нескольких затворов. Сашка проворно вздернул руки:

– Не стреляйте, товарищи, свой я!

– Сейчас посмотрим, какой ты свой! – На тропинку вышел молодой парень в фуражке с зеленой тульей, золотыми буквами «ПГПУ» на петлицах и двумя красными треугольниками под звездой на рукавах. – Документы!

Из кустов показалось еще двое бойцов с винтовками наперевес.

– Вот, пожалуйте-с. – Наумов судорожно достал из кармана пиджака и протянул пограничнику свой эстонский паспорт. Тот взял его и внимательно перелистал.

– А где виза? Где штамп о пересечении границы?

– Нет у меня визы! Я убежал из Эстонии, не могу больше терпеть гнет буржуазии. Совсем нам, пролетариям, они там на шею сели, товарищи, сил больше нет никаких! Хочу стать советским гражданином!

– Высокое право именоваться гражданином СССР надо заслужить! Да и кто тебя знает, пролетарий ты или совсем наоборот? Может, ты полицейский переодетый?

– Да вы что, братцы! Разве я похож на лягаша!

– Империалистические шпионы нынче хитрые, так маскируются под простого человека, что сразу и не узнаешь. Поэтому мы тебя сейчас отведем в комендатуру, а оттуда тебя отправят в Псков, на проверку. Ну а псковские товарищи разберутся, врешь ты или нет, там такие спецы сидят, что от них ничего не скроешь. Ну-ка скинь мешочек, я тебя обыщу.

– А нельзя ли без проверки? Мне бы не хотелось понапрасну время терять, я желаю сразу к труду приступить на пользу новой родины. Может, договоримся?

– Это каким же образом?

– Я беспокойство ваше готов компенсировать. Например – двадцатью червонцами.

– Ого! Да ты богач! Только это тебе не твоя буржуазная Эстония, это Страна Советов, здесь не продаются и не покупаются! Снимай мешок!

– Сто червонцев, ребята!

– Снимай, я сказал!

– Двести! – крикнул Сашка.

Пограничник внезапно ударил его кулаком в челюсть, Сашка упал и потерял сознание. Помкомвзвода стащил с Наумова мешок, быстро развязал его и высыпал содержимое прямо на траву. Он брезгливо ощупал нижнее белье, сунул к себе в карман серебряный портсигар, кинул одному из пограничников кожаный чехол с бритвой. Потом принялся обыскивать Наумова. Деньги были зашиты в широкий кожаный пояс, и пограничник нащупал их почти сразу. Он достал из-за голенища сапога нож, разрезал пояс, вытащил его из-под Сашки, вспорол и присвистнул:

– Вот повезло, так повезло!

– Погодь, Сева, может быть, это Опасного человек? – засомневался один из красноармейцев – рябой детина двухметрового роста.

– Нет, не похож он на контрабандиста, да и Опасный нам бы про него сказал. Это обыкновенный перебежчик.

– Что делать с ним будем?

– Денег слишком много, он обязательно про них запоет. Надо его кончать… Поднимите-ка его, ребята, да прислоните вон к той сосенке.

– Зачем мне напрягаться, тушу его волочить, давай я его лежачего штыком приколю! – сказал рябой.

– Дурак ты, Соловей! В прошлом году, когда ты еще мамкины пирожки на гражданке лопал, один старшина тоже поленился и пристрелил одного, когда тот лежал. Так следователь с доктором это мигом определили и поехал старшина не домой, а по этапу. Подымай, я сказал!

Пограничники взяли Сашку под мышки, протащили пару метров и прислонили к сосне. Тот начал приходить в себя, застонал и открыл глаза.

Помкомвзвода не спеша поднял револьвер, прицелился и всадил Наумову пулю точно в сердце.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю