Текст книги "Чернильно-Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 58 страниц)

– Да, но это не то, чего ты ожидал.

– Николь не у родителей?

– Она здесь, да, я сейчас с ней. Она хотела бы поговорить с тобой. Желательно по FaceTime.

– Отлично, – сказал Страйк. – Она не будет против, если Робин присоединится к разговору?

Он услышал, как Барклай передал вопрос.

– Да, она будет не против.

– Дай мне пять минут, – сказал Страйк. – Я дам Робин знать.

Звонок Страйка застал Робин все еще в халате в ее клаустрофобной спальне в отеле Z, хотя она уже три часа была на работе. Какой смысл одеваться, если ты никогда не выходишь из своей комнаты?

– Она хочет поговорить с нами? Фантастика, – сказала Робин, вскакивая и пытаясь сбросить халат одной рукой.

– Я пришлю тебе подробности, только дай мне пару минут, – сказал Страйк, которому все еще отчаянно хотелось в туалет.

Робин поспешила натянуть футболку и расчесать волосы, чтобы Страйк не подумал, что она проспала все утро, затем поспешила вернуться на кровать, которая была единственным местом, где можно было сесть, и открыла ноутбук. Тем временем Страйк, чьи волосы выглядели одинаково – расчесанными или нет, сменил свою футболку на менее мятую и снова сел за свой маленький кухонный стол.

Когда начался звонок, и Страйк, и Робин с удивлением обнаружили, что смотрят не только на прерафаэлитную красавицу Николь Кристал, но и на двух людей, которые могли быть только ее родителями. Хотя у матери не было рыжих волос, у нее были такие же высокие скулы и лицо в форме сердца, а ее волевой отец выглядел именно таким напряженным и сердитым, каким, по мнению Страйка, должен выглядеть мужчина, узнавший, что эротическая фотография его дочери привела к контакту с частными детективами.

– Доброе утро, – сказал Страйк. – Большое спасибо, что согласились поговорить с нами.

– Без проблем, – весело ответила Николь. Ее акцент был не таким густым, как у Барклая. Комната за спиной семьи Кристал отличалась стильной простотой, которая, как подозревал Страйк, была достигнута с помощью очень дорогого декоратора. – Эм… Я не Папервайт. Белая что-то… Неважно. В этой игре.

Она говорила без тени стеснения, беспокойства или смущения. Казалось, она была заинтригована ситуацией, в которой оказалась.

– Я не знаю, как моя фотография попала в эту игру. Серьезно не знаю. Мне даже не нравится “Чернильно-черное сердце”!

– Понятно, – сказал Страйк, который не мог заметить никаких признаков лжи на ее веселом лице. – Но вы же слышали об этом мультфильме?

– О да, – сказала Николь ярко. – Моя подруга очень любит его. Она его обожает.

– У этой подруги был доступ к вашей фотографии?

– Нет, никогда, – сказала Николь.

– Могла ли она заполучить фотографию без вашего ведома?

– Ей пришлось бы зайти в мои фотографии на телефоне. В любом случае, она из Христианского союза. Она действительно, знаете ли… Я имею в виду, что она ни за что не стала бы этим заниматься. Посылать обнаженку.

Судя по выражению лица отца Николь, он очень хотел бы, чтобы то же самое можно было сказать и о его дочери.

– Когда была сделана фотография, вы можете вспомнить? – спросила Робин.

– Примерно… два с половиной года назад? – ответила Николь.

– И вы кому-нибудь ее посылали? – спросила Робин.

– Да, – сказала Николь. – Моему бывшему парню. Мы встречались в последний год обучения в школе, но потом он уехал учиться в RADA, а я осталась здесь, чтобы заниматься искусством.

– Он актер? – спросил Страйк.

– Хочет им стать, да. Я посылала ему фотографии, когда мы учились на расстоянии в течение семестра.

В челюсти отца Николь дернулся мускул.

– Как зовут вашего бывшего? – спросил Страйк, потянувшись за ручкой.

– Маркус, – сказала Николь. – Маркус Барретт.

– Вы все еще общаетесь с ним? – спросила Робин. – У вас есть номер телефона?

– Да – но вы же не собираетесь ужасно с ним обращаться, правда? Потому что я, честно говоря, не могу представить Маркуса…

– Дай им его чертов номер, – коротко сказал отец Николь.

– Папа, – сказала Николь, боковым зрением глядя на отца, – ну же. Не будь таким.

Мистер Кристал выглядел так, словно намеревался быть “таким” очень долгое время.

– Маркуса могли взломать, – сказала Николь, оглядываясь на Страйка и Робин. Это случилось с моей подругой: они получили фотографии из облака – но ее пароль было так легко угадать. Честно говоря, я не могу представить, чтобы Маркус намеренно выложил мою фотографию в сеть – мы же все еще друзья! Он действительно хороший парень.

– Кто из вас прекратил отношения? – спросил Страйк.

– Я это сделала, – сказала Николь, – но он отнесся к этому спокойно. Мы в разных городах и мы все еще молоды. Сейчас он встречается с другой.

– У Маркуса есть соседи по квартире? – спросила Робин, которая пыталась сообразить, кто еще, по правдоподобным причинам, мог получить доступ к фотографии.

– Он живет в одной квартире со своей сестрой. Она старше его на четыре года и очень милая. Зачем Дарси показывать всем мои сиськи?

Николь рассмеялась. Ее мать тихо сказала,

– Ник, это не смешно.

– Да ладно, немного смешно, – сказала Николь, которую, казалось, совершенно не беспокоил тот факт, что все на этом звонке видели ее полуголой. Когда ни один из ее родителей не улыбнулся, она сказала, пожав плечами: – Послушайте, я художник. Я не так трепетно отношусь к наготе, как вы.

– Дело не в том, что ты не стесняешься, – сказал ее отец, неподвижно глядя на экран, а не на свою дочь. Дело в том, что когда ты даешь мужчинам такие фотографии, ты фактически даешь им возможность шантажировать тебя, или стыдить тебя…

– Но мне не стыдно, – сказала Николь, и Робин ей поверила. – Я выгляжу очень сексуально на этой фотографии. Это не то чтобы совсем откровенно…

– Николь, – сказали оба ее родителя совершенно одинаковым тоном.

– Итак, для ясности, – сказал Страйк. – Насколько вам известно, единственный человек, который когда-либо видел эту фотографию, это Маркус Барретт, верно?

– Да, – сказала Николь. – Если только он не показывал ее другу, я полагаю, но я не думаю, что он стал бы это делать.

– Вы сказали, что посылали ему фотографии, во множественном числе, – сказал Страйк.

– Да, посылала, – сказала Николь.

– Эта фотография или любая другая когда-нибудь появлялась там, где вы ее не ожидали увидеть?

– Нет, – сказала Николь.

– Другие фотографии были похожи на эту?

– Более или менее, – ответила Николь. – Кажется, была одна полностью обнаженная.

Мать Николь ненадолго закрыла лицо руками.

– Что? – нетерпеливо сказала Николь. – Он был окружен кучей сексуальных студенток, и я должна была дать ему повод для размышлений.

Она снова разразилась взрывами смеха.

– Извините, – сказала она сквозь хихиканье. – Я просто… это все было немного шокирующе. Я никогда не ожидала, что буду разговаривать с частными детективами, потому что кто-то занимается кошачьей ловлей с моими фотографиями.

– Кошачей ловлей? – повторил ее отец.

– Ну знаешь, папа, – сказала Николь. – Притворяется мной, чтобы получить какую-то выгоду.

– Итак, – сказал Страйк, – для ясности: вы никогда не были в “Игре Дрека”?

– Нет, никогда, – сказала Николь.

– И вы никогда не общались с человеком в сети, который называл себя Морхаузом?

– Нет, никогда, – повторила Николь.

– И вы никогда не разговаривали, не переписывались и не общались с доктором Викасом Бхардваджем?

Николь открыла рот, чтобы ответить, затем замешкалась.

– Вообще-то… подождите, – сказала она, нахмурившись. – Я… Подождите.

Она встала и вышла из поля зрения, ее родители с тревогой смотрели ей вслед. Теперь Страйк и Робин заметили Барклая, который молча сидел в дальнем кресле. Кто-то приготовил ему кружку чая.

Вернулась Николь с мобильным телефоном в руке.

– Один парень следит за мной в Твиттере, – сказала она, усаживаясь между родителями. – Ему постоянно нравятся мои твиты, но я его не знаю… его зовут что-то вроде Викас… подождите….

Почти минуту она перебирала своих подписчиков в Твиттере.

– Это он? – сказала она наконец, повернув экран своего мобильного телефона лицом к камере.

– Да, – сказал Страйк, глядя на фотографию Викаса. – Это он. Вы когда-нибудь писали ему сообщения или имели прямой контакт?

– Нет, – сказала Николь, – я просто заметила, что ему нравятся все мои твиты, и не очень поняла, почему он следит за мной. Он ведь ученый, не так ли? – сказала она, повернув мобильный обратно, чтобы изучить аккаунт Викаса.

– Был, – сказал Страйк. – Он мертв.

– Что? – одновременно сказали Николь и ее отец. Девушка больше не выглядела позабавленной.

– Он был убит, – сказал Страйк, – в Кембридже, в последний…

– Не астрофизик? – ахнул отец Николь. – Тот, что в инвалидном кресле?

– Именно, – сказал Страйк.

Последовала долгая пауза, три Кристалла в ужасе смотрели в камеру.

– О Боже, – наконец сказала Николь.

– Мы бы очень хотели поговорить с Маркусом, – сказал Страйк. – Не могли бы вы дать нам его номер?

– Я… не думаю, что мне стоит давать вам его номер, не спросив его сначала, – сказала она, выглядя теперь такой же напряженной, как и ее родители.

– Николь… – начал ее отец.

– Я не стану просто вываливать на него все это без предупреждения. Он мой друг, папа!

– Действительно, было бы лучше, если бы вы не звонили ему первой, – сказал Страйк, но Робин могла бы сказать ему, что ничто из сказанного им не заставит Николь передумать.

– Нет, простите, – сказала студентка-художница, глядя в камеру, – Маркус никак не может быть причастен ко всему этому. Он просто не мог. Я не дам вам его номер, не сказав ему, о чем идет речь, он никогда бы так со мной не поступил. Я не дам, – сказала она отцу, который открыл рот, чтобы заговорить. Она снова повернулась к Страйку и Робин.

– Я скажу Маркусу, чтобы он позвонил вам, хорошо? Как только я с ним поговорю.

У них не было другого выбора, кроме как согласиться. Поблагодарив Кристаллов за уделенное им время, Страйк пожелал им доброго утра. Когда они исчезли с экрана, Страйк и Робин остались смотреть друг на друга.

– Дерьмо, – сказала Робин.

– Ну… да, – сказал Страйк.

Глава 98

Подглядывают друг за другом,

Брат с братом-чудаком;

Сигнализируют друг другу,

Брат с хитрым братом.

Кристина Россетти

Рынок гоблинов

Поскольку он мало чем еще мог заняться, будучи запертым на чердаке с пакетом льда, постоянно прижатым к его культе, Страйк выделил себе задачу поискать Маркуса Барретта в Интернете. Хотя он все еще видел нечетко из-за трамадола, ему удалось идентифицировать аккаунт Барретта в Instagram, поскольку молодой человек использовал свое полное имя, и выложил множество фотографий с репетиций и несколько селфи, сделанных у здания RADA. Барретт был красивым молодым человеком, черноволосым и темноглазым, с такими чертами лица, которые, по мнению Страйка, романист мог бы назвать точеными.

Страйк начал с позиции цинизма в отношении настойчивого утверждения Николь, что ее бывший парень никогда бы не стал намеренно делиться ее фотографией с другими. Годы, проведенные за расследованием грязных последствий разрыва отношений, не говоря уже о токсичных последствиях их с Шарлоттой многочисленных расставаний и недавней безобразной сцены с Мэдлин, оставили у Страйка мало иллюзий относительно глубины, до которой могут опуститься отвергнутые любовники в своем отчаянии ранить тех, кто их бросил.

Однако, медленно прокручивая страницу Маркуса в Instagram, детектив обнаружил групповую фотографию, датированную декабрем прошлого года и озаглавленную “#ChristmasParty #OldSchoolGang #Fettes”, на которой были изображены и Маркус, и Николь. Страйк должен был признать, что бывшие парень и девушка выглядели в очень хороших отношениях, обнимая друг друга за плечи и радуясь вместе с остальными своими бывшими школьными товарищами.

Более того, как сказала им Николь, Маркус явно перешел к новым отношениям. Было много фотографий, на которых Маркус запечатлен в компании со стройной блондинкой, такой же привлекательной, как и Николь, и, судя по количеству прикосновений и поцелуев, их взаимное влечение было неподдельным. Сестра Барретта тоже была отмечена на многих фотографиях: черноволосая, как и ее брат, и такая же симпатичная. На одной из фотографий брат и сестра вместе поют караоке на вечеринке, под заголовком “#Timber #Pitbull&Ke$ha #MurderYourFaveSong.

Прекрасно понимая, что Instagram не обязательно отражает всю правду чьей-либо жизни, можно с уверенностью сказать, что Маркус Барретт вел очень активную социальную жизнь, и если он уже не был актером мирового класса, то, похоже, получал огромное удовольствие от жизни в Лондоне. На фотографиях были запечатлены посиделки в пабах, ресторанах и дома в его квартире, которая, как выяснил Страйк по местным ориентирам, находилась в фешенебельном Шордиче. Семья Барреттов, как и Кристаллы, похоже, имела много денег: хотя обоим было немного за двадцать, брат и сестра делили квартиру, которая выглядела больше и лучше обставленной, чем квартира самого Страйка.

Только одна серия фотографий заставила его задуматься. Еще в 2013 году, предположительно вскоре после разрыва с Николь, Маркус посетил Хайгейтское кладбище с друзьями и опубликовал фотографии, на которых он выглядел угрюмым в длинном черном пальто среди урн, сломанных колонн и плачущих ангелов.

– Конечно, это могла быть просто экскурсия, – сказал Страйк Робин по телефону в воскресенье вечером. – Нужно помнить, что это место – туристическая достопримечательность, а не просто место преступления.

– И он до сих пор не позвонил? – спросила Робин, которая снова была в халате, все еще находясь в номере отеля, который она теперь основательно презирала.

– Нет, – сказал Страйк. Я чувствую панический звонок Николь, а затем столь же панические разговоры между членами семьи Барретт.

– Думаешь, он нанимает адвоката?

– Непременно, – сказал Страйк. – Не думаю, что многие родители захотят, чтобы имя их сына было втянуто в дело об убийстве. Но я знаю одно: он не может выдавать себя за Николь в игре. Он учится на дневном отделении, и, насколько я могу судить, большую часть свободного времени проводит на вечеринках. Я думал, что Николь была наивной, но должен сказать, что теперь я склоняюсь к ее точке зрения. Очевидно, что они по-прежнему друзья. Я не вижу в нем того, кто занимается порнографией из мести.

– Так кто же такая Папервайт?

– Я думал об этом, – сказал Страйк, затягиваясь своим вейпом. Он не курил с момента посещения отделения скорой помощи, хотя в кармане его пальто все еще лежало полпачки Benson & Hedges. – Интересно, что появилось первым: Николь или ее фотографии.

– Ты имеешь в виду, что кто-то завладел ее фотографиями, а затем стал искать в Интернете, кто она на самом деле?

– Именно, и мы знаем, что это возможно, потому что ты это сделала. Кто бы ни украл ее фотографии, у того была бы готовая личность, в которую он мог бы войти, потому что она разместила в Интернете кучу личной информации. Так что все бы подтвердилось, если бы Викас попытался выяснить, с кем он разговаривал в игре: вот она, студентка факультета искусств, Глазго, те же фотографии…

– Это все равно был риск, выдавать себя за нее, – сказала Робин. – Что, если бы Викас связался с настоящей Николь напрямую – позвонил ей или попросил пообщаться по FaceTime?

– Я думал об этом. Не знаю, заметила ли ты, но его компьютер, похоже, был сильно адаптирован. Что, если у него проблемы с речью? Что если тот, кто выдавал себя за Папервайт, знал об этом и рассчитывал на то, что он предпочтет поговорить с ней онлайн, а не лично?

– О Боже, это ужасно, – сказала Робин, закрывая глаза.

– Да, это так – но это также и гениально. Папервайт могла спокойно давить на Викаса, требуя контакта в оффлайне, зная, что он не подчинится. Это действительно превосходная манипуляция.

– Есть еще кое-что. Через квартиру прошло много людей, судя по его Instagram. Они большие любители вечеринок, Барретты. Фотографии Николь могли быть на нескольких устройствах, если Маркус синхронизировал их, и любое из этих устройств могло быть украдено или открыто без его ведома. Я только что изучал, как можно взломать чей-то iCloud. Это возможно, даже без пароля.

– Есть что-нибудь о сестре Маркуса?

– Я не могу найти никаких ее социальных сетей, так что я не знаю, чем она зарабатывает на жизнь, но я заметил одну вещь: на фотографиях с вечеринок не только молодежь – я имею в виду, некоторые из людей, с которыми они общаются, выглядят так, будто им за тридцать или сорок.

– Ты думаешь, это ее коллеги по работе?

– Да, думаю, что да, что говорит о том, что у нее насыщенная жизнь и вне работы.

Страйка одолела зевота. Между трамадолом и часами, проведенными в Интернете, он чувствовал себя более чем готовым заснуть на ночь.

– Как у тебя дела? – спросил он.

– Ну, я как можно глубже копнула Ученика Лепина, – сказала Робин, глаза которого были сухими и зудели от многочасового сидения за компьютером, – и собрала все это в основной документ для тебя, но я также изучила три других аккаунта. Ты знаешь того Макса в Твиттере, который пустил слух о том, что Эди – секс-работница? Он пытался разговорить меня, используя фразу Коша.

– Все тролли для меня как бы сливаются в одного, – признался Страйк.

– Ну, в среду он написал в Твиттере что-то о том, что Уолли – убийца.

– О да, – пробормотал Страйк, – кажется, я это видел.

– Я заинтересовалась им, и когда я систематически просматривала его твиты, я поняла, что он один из четырех аккаунтов, которые всегда крутятся вокруг Аноми, когда он в Twitter. Это было трудно заметить, пока я не начала действительно фокусироваться на них – но они координируют свои действия друг с другом и с Аноми.

– Что значит “координируют”? – спросил Страйк, потирая глаза, чтобы не потерять бдительность.

– Ну, например: в 2011 году Ученик Лепина обвинил Эди во лжи о том, как умерла ее мать. Он процитировал фразу из интервью Эди, где она сказала, что помнит, как ее мать “накачали наркотиками”. Ученик Лепина написал в Твиттере, что Эди пытается притвориться, что ее мать была наркоманкой. Примерно через минуту Макс опубликовал некролог матери Эди, в котором говорилось, что она умерла от рака.

– У него был выстроен и готов к публикации некролог?

– Именно. А потом Аноми ретвитнул своим пятидесяти тысячам подписчиков и цитату ученика Лепина, вырванную из контекста, и некролог, опубликованный Максом, и сразу после этого некто по имени Джонни Би – который, кстати, также пытался подкатить ко мне с помощью Коша – опубликовал фотографию матери Эди, насмехаясь над тем, как она выглядит, а затем Джулиус “Я – Эвола” присоединился, сказав, что его друг подслушал, как Эди утверждала, что ее мать была наркоманкой, что Аноми также ретвитнул.

– Они впятером спланировали это между собой – другого правдоподобного объяснения просто нет – чтобы выставить ее лгуньей. Все это произошло в течение пары минут. Они, должно быть, очень постарались, чтобы заполучить некролог и фотографию, хотя я проверила – и то, и другое есть в сети, но в довольно малоизвестных уголках Интернета.

– Они координировали подобные атаки несколько раз, но есть еще кое-что: они прикрывают друг друга, чтобы использовать линии Коша на девушках.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Страйк, пытаясь сосредоточиться.

– Ученик Лепина или Джулиус скажут девушке что-то очень мерзкое, а потом Макс Р или Джонни Б придут и заявят, что донесли на них. Но это все инсценировка, потому что они явно друзья. Ученик Лепина и Джулиус были несколько раз временно забанены за приставания к девушкам, но они всегда возвращаются.

– Они потенциально жертвуют своими аккаунтами в Твиттере, чтобы их приятели могли использовать Кош на девушках?

– Да. Они ведут себя как… я не знаю… своего рода команда.

– Есть какие-нибудь указания на то, кто из них кто на самом деле?

– Нет. Все локации скрыты, и никто из них не говорит много о своей настоящей жизни. Это просто заставило меня задуматься об Аноми, – сказала Робин, откинувшись на подушки и уставившись на пустой экран телевизора на стене. Я представляла себе кого-то довольно горького и одинокого, но очевидно, что он способен вызывать симпатию и восхищение, хотя бы у кучки довольно ужасных людей.

– Викас Бхардвадж выглядел как порядочный человек, – сказал Страйк, – и он точно знал, кто такой Аноми, и долгое время держался за него.

На некоторое время оба замолчали, Робин по-прежнему смотрела на телевизор на стене, Страйк курил за кухонным столом и думал в основном о том, как он устал.

– Новая офисная мебель будет доставлена завтра, не так ли? – сказала наконец Робин.

– После обеда, да, – ответил Страйк. – А вечером я встречаюсь с Грантом Ледвеллом. Я хотел спросить тебя, не подбросишь ли ты меня туда.

– О, слава Богу, – горячо сказала Робин. – Я схожу с ума, застряв в этой комнате. Почему бы мне не приехать в офис после обеда, помочь все подготовить, а потом мы продолжим?

Когда Страйк заколебался, она сказала,

– Послушай, если “Халвенинг” знают, где я, у них было достаточно возможностей прийти, постучать в дверь и притвориться электриком или кем-то еще. Я сомневаюсь, что они собираются зарезать меня в десяти минутах ходьбы до офиса, на людной улице, средь бела дня.

– Да, хорошо, – вздохнул Страйк. – Приходи в два.

На этой ноте они повесили трубку. Страйк оставался на своем месте еще несколько минут, измученный, сонный, но с ужасом ожидающий усилий, которые потребуются, чтобы добраться до кровати. Его записная книжка лежала открытой рядом с ноутбуком, в ней был указан адрес электронной почты Аноми, который Ясмин дала ему, но он пока ничего с ним не делал. В отличие от Ясмин, Аноми был умен: сейчас он наверняка с подозрением отнесется к любым обращениям незнакомцев.

Сидя в облаке никотиновых паров, когда на небе за окном показался краешек луны, Страйк уставился на отчет своего племянника Джека о битве при Нейв-Шапель, который так и остался висеть на кухонном шкафу.

Хотя деревня Нейв-Шапель была успешно захвачена у немцев, это далось ценой ошеломляющих потерь, не только из-за нехватки боеприпасов и плохой связи, но и потому, что тысяча человек погибли без необходимости, пытаясь прорваться через колючую проволоку, окружавшую укрепленные немецкие окопы.

В слегка мечтательном состоянии, вызванном приемом трамадола, Страйк попытался представить себе дело Аноми в военных терминах. Все еще неприступная цель была окружена проволокой, которая осталась неперерезанной: не просто крепость, похожая на защиту, которую Викас Бхардвадж создал в игре, но и помощь и содействие со стороны четырех анонимных троллей.

Так какой же урок можно извлечь из игры Neuve Chapelle? Перерезать провода, прежде чем посылать пехоту вперед.

Страйк снова зевнул, слишком уставший, чтобы продолжать эту аналогию, и, предварительно поморщившись, поднялся со стула.

Тем временем в отеле “Z” Робин уже легла в постель, но ее мозг упрямо бодрствовал, продолжая подбрасывать идеи и предварительные теории, словно тасуя колоду карт и показывая ей случайные картинки. Попытавшись поспать минут двадцать, она включила прикроватный свет, села и открыла блокнот на последней исписанной странице, где она перечислила имена пользователей четырех аккаунтов, которые были так полезны Аноми и друг другу.

Через некоторое время, не зная, зачем она это делает, Робин потянулась за ручкой на прикроватной тумбочке и записала пятое имя: Золтан, первый друг Рэйчел в сети, который, по мнению Рэйчел, затем принял другую личность в сети, названную… Что это было? По какой-то причине у Робин возник смутный мысленный образ арлекина.

Она перегнулась через край кровати, чтобы поднять заряжающийся ноутбук, открыла его и набрала в поисковике “арлекин”.

– Скарамуш, – сказала она вслух, прочитав статью о персонажах итальянской комедии дель арте. Скарамуш был клоуном: хитрым, хвастливым и по сути трусливым – странное имя, если вы пытаетесь склонить молодых женщин к сексу. И снова, не понимая, зачем она это делает, Робин написала “Скарамуш” под Золтаном, на мгновение уставилась на шесть имен, а затем снова потянулась к ноутбуку.

Глава 99

Мы никогда не знаем, как высоко мы находимся

Пока нас не позовут подняться…

Эмили Дикинсон

Стремление

– Если ты не собираешься ничего говорить, – раздался глубокий, раздраженный голос Пэт из внешнего офиса, – перестань, черт возьми, звонить.

Было полпервого ночи в понедельник, и Страйк, сидевший за своим столом во внутреннем офисе, опираясь костылями о стену, ел печенье, пока разбирался с перегруженным электронным почтовым ящиком. Теперь он позвал Пэт,

– Тот же номер? Снова дыхание?

– На этот раз дыхания не слышно, – сказала Пэт, подходя к открытой двери с электронной сигаретой в руке. Позади нее внешний офис был почти пуст, если не считать телефона, стоящего на полу, и кипы папок с делами, которые Пэт сортировала, собирая их в новые картотеки. – Просто молчание. Чертов идиот.

– Может, перезвоню, когда разберусь со всеми этими делами, – сказал Страйк, возвращаясь к электронному письму от арендодателя, который считал, что взрыв оправдывает повышение арендной платы, чего Страйк не разделял. – Ты в порядке?

– А почему бы и нет? – подозрительно спросила Пэт.

– Быть снова здесь, – сказал Страйк. – После того, что случилось.

– Я в порядке. Теперь они всех поймали, не так ли? И я надеюсь, что они выбросят чертов ключ, – добавила Пэт, возвращаясь к своим файлам.

Страйк вернулся к своей электронной почте. Через несколько минут, отправив вежливый, но твердый ответ домовладельцу, он начал писать сообщение для Аллана Йомена. Он все еще пытался сформулировать свой вступительный абзац таким образом, чтобы он свидетельствовал о прогрессе без упоминания о нем, когда услышал, как Пэт сказала,

– Тебя сегодня не должно быть.

Страйк поднял голову, полагая, что Робин пришла раньше, но в дверном проеме между внутренним и внешним офисами появился Дев Шах, широко ухмыляясь.

– Поймал их, – сказал он Страйку. – Фингерс и его старая дорогая.

– Ты серьезно? – сказал Страйк, с радостью отложив свою электронную почту.

– Да. Поболтал с ней вчера вечером в баре Connaught. Она была там со своей сестрой. Или с женщиной, которая пользуется услугами того же пластического хирурга.

Дев достал бумажник, извлек из него изящно выгравированную визитную карточку и протянул ее Страйку, который увидел имя Азам Масуми, а затем “Дилер по антиквариату и предметам искусства”.

– Мистер Масуми занимается продажей ценностей для частных клиентов, – сказал Дев, – и он не берет ничего похожего на комиссионные крупных аукционных домов.

– Это очень хорошо с его стороны. Могу поспорить, что он также осмотрителен.

– Мистер Масуми гордится своей осмотрительностью, – бесстрастно ответил Дев. Некоторые клиенты не хотят, чтобы стало известно, что они продают ценные вещи. Мистер Масуми полностью понимает их затруднительное положение.

– И это помогло?

– Не само по себе, – сказал Дев. – Мне также пришлось купить ей и ее сестре хренову тучу выпивки и догадаться, что она на пятнадцать лет моложе, чем есть на самом деле. Бар закрылся, и она пригласила меня обратно в квартиру Фингерса выпить на ночь.

– Фингерс был там?

– Нет, и это было чертовски удачно, потому что я не думаю, что ему понравилось бы видеть, как ведет себя его мама.

– Фриски, да?

– Все это начало становиться очень похожим на миссис Робинсон. Когда я заикнулся о том, чтобы уйти, она попыталась удержать мой интерес, показав мне шкатулку Фаберже и голову Александра Македонского, которые, по ее словам, были подарками от ее отлученного мужа.

– Он, блядь, будет очень сильно отлучен, когда услышит все это. Ты получил фотографии?

– Да, – сказал Дев, доставая из кармана мобильный телефон и показывая Страйку изображения двух предметов, которые вместе стоили более миллиона фунтов.

– И ты выбрался оттуда, не став миссис Робинсон?

– Чуть-чуть избежал этого, назначив свидание на вечер.

– Ты, – сказал Страйк, с трудом поднимаясь на одной ноге и протягивая руку, – только что стали лучшим работником недели.

– Мне дадут сертификат?

– Я попрошу Пэт напечатать его, как только придет ее компьютер.

– Опять нога болит? – спросил Дев, глядя на пустую штанину Страйка.

– Все будет в порядке, – сказал Страйк, тяжело опускаясь обратно в кресло.

– А где все остальные?

– Барклай возвращается из Глазго, пока мы разговариваем – он навещал своих родителей, у Мидж выходной, а Робин вот-вот прибудет, как и наша новая мебель.

– Хочешь, чтобы я остался и помог?

– Нет, ты заслужил свой выходной. Я планирую накинуть курьерам сотню фунтов, если нужно будет что-то собрать.

Через десять минут после ухода Дэва пришла Робин. Она, как и Страйк, была рада узнать, что дело Фингерса завершено, но была потрясена видом Страйка во плоти. Его кожа имела слегка сероватый оттенок, глаза были налиты кровью, и он оброс двухдневной щетиной. Однако она ничего не прокомментировала, просто протянула флешку, которую принесла с собой.

– Когда принтер прибудет, я смогу показать тебе все, что у меня есть о троллях Аноми. Чем занимаешься?

– Пытаюсь написать письмо Аллану Йоману, но есть предел тому, как часто можно говорить “многообещающие разработки”, не сообщая о реальных разработках.

– Надеюсь, Грант Ледвелл признается сегодня вечером.

– Лучше бы он это сделал, – сказал Страйк, – или мне придется найти позитивный поворот для “это расследование провалилось”.

Первая поставка мебели прибыла в три часа, и следующие два часа были посвящены заполнению новых картотечных шкафов, сборке стола Пэт, настройке ее нового компьютера и принтера и снятию пластиковой пленки с нового дивана, обитого красной тканью.

– Ты не хотел опять искусственную кожу? – спросила Робин, пока они с Пэт катили диван на место, а Страйк наблюдал за этим, балансируя на своих костылях и расстраиваясь из-за своей неспособности помочь.

– Мне надоело, что старый диван пердит каждый раз, когда я на нем двигаюсь, – сказал Страйк.

– На этом будет пятно, если кто-нибудь прольет на него кофе, – сказала Пэт, зажав электронную сигарету между зубами. Она обошла свой новый стол и опустила свою костлявую раму в новое компьютерное кресло.

– Но это лучше, чем старое, – нехотя признала она.

– Почти стоило того, чтобы попасть под бомбежку, не так ли? – сказал Страйк, оглядывая внешний офис, который, благодаря свежей краске и новой мебели, еще никогда не выглядел таким нарядным.

– Когда они собираются заменить стекло? – спросила Пэт, указывая на все еще заколоченную половину двери на лестничную площадку. – Мне нравится, что я могу видеть очертания того, кто снаружи. Это предупреждает заранее.

– Стекольщик придет в конце недели, – сказал Страйк. – Я лучше закончу письмо Йоману.