Текст книги "Чернильно-Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 58 страниц)

– Я не был свидетелем вашей встречи с Кеа, – сказал Страйк и добавил, менее правдиво: – Я задал вопрос.

Иниго уставился на него водянистыми глазами, рот дрожал.

– Сколько раз вы с Кеа встречались?

Иниго теперь заметно дрожал от негодования и ярости. Вода из его стакана выплеснулась ему на бедро.

– Один раз, – сказал он. – Однажды. Она оказалась в Лондоне, и мы встретились за чашкой кофе. Она чувствовала себя особенно плохо и нуждалась в моем совете и поддержке, которые я, к счастью, смог ей дать.

Он попытался поставить стакан с водой на журнальный столик, но тот выскользнул из его дрожащей руки и разбился о деревянный пол.

– Ради всего святого! – взревел Иниго.

– Я сделаю это, – поспешно сказала Робин, снова вскочила и направилась к кухонному уголку.

– Возмутительно – возмутительно, – повторил Иниго, его дыхание участилось. – Все это – преследовать меня здесь – вы вторгаетесь в мое пространство – и все потому, что я пытался помочь девушке…

– У которой была большая обида на Эди Ледвелл, – сказал Страйк, в то время как Робин вернулся и опустился на корточки рядом с Иниго, чтобы вытереть воду, – которая утверждала, что Ледвелл украла все ее идеи, которая преследовала Ледвелл в Интернете, которая преследовала Блэя после их расставания и угрожала насилием им обоим в ночь перед поножовщиной.

– Кто сказал, что она угрожала? – яростно спросил Иниго, в то время как Робин осторожно подбирала разбитое стекло.

– Я говорю, – ответил Страйк. – Я видел твиты, которые она удалила после того, как протрезвела. Уолли Кардью посоветовал ей это сделать. Наверное, это единственный разумный поступок с тех пор, как мы начали расследовать это дело. Вы знали, что они до сих пор общаются? Знали ли вы, что она спала с Уолли после расставания с Блэем?

Трудно было сказать, какой эффект произвели эти вопросы на Иниго, потому что его лицо уже покрылось крапинками, но Страйку показалось, что он увидел проблеск шока. Страйк догадывался, что Иниго был очарован девушкой, которую он считал уязвимой и невинной, и действительно, он мог представить, что Кеа очень хорошо играет эту роль.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – сказал Иниго. – Я понятия не имею, кто такой этот Кардью.

– Правда? Он играл Дрека, пока его не уволили за антисемитское видео, которое он выложил на YouTube.

– Я не следил за всеми махинациями вокруг этого проклятого мультфильма. Все, что я знаю, это то, что Кеа – уязвимый молодая девушка, которая попала в плохую ситуацию, и я скажу вам это прямо сейчас: она определенно не Аноми. Абсолютно нет.

– Значит, вы никогда не обсуждали с ней “Чернильно-черное сердце”?

После небольшой паузы Иниго сказал,

– Только в самых общих чертах. Естественно, после того, как я понял, кто она, мы упомянули об этом. Она чувствовала, что ее обокрали. Я предложил ей свой совет. Как бывший издатель, я обладаю некоторым опытом в этой области.

– Так вы поддерживали ее в ее заявлениях о плагиате?

– Я не поддерживал ее претензии, я просто дал ей толковый совет, – сказал Иниго, когда Робин отнесла разбитый стакан на кухню и положила его в мусорное ведро. – Ее психическое здоровье страдало от ощущения, что ею воспользовались – использовали, а потом выбросили. Она нуждалась в дружеском внимании: Я его предоставил. У нас с Кеа много общего, – добавил он, еще больше покраснев.

Страйк вспомнил обнаженную красоту Кеа, сидящей напротив него в “Горничной”, и вгляделся в одутловатое лицо средних лет с расширенными порами и фиолетовыми мешками под бледно-серыми глазами.

– Я прекрасно знаю, каково это – когда тебя обрывают в расцвете сил, – продолжал Иниго, – знать, что мог бы преуспеть, но наблюдать, как преуспевают другие, в то время как собственный мир сжимается вокруг тебя, а все надежды на будущее рушатся. Меня выгнали с моей чертовой работы, когда эта ублюдочная болезнь настигла меня. У меня была моя музыка, но группа, мои так называемые друзья, ясно дали понять, что не готовы приспособиться к моим физическим ограничениям, несмотря на то, что я был лучшим музыкантом среди них. Я мог бы сделать то, что сделал Гас, пойти по пути стипендии, о да. И у меня тоже было много художественных способностей, но из-за этой чертовой болезни я не мог уделять необходимое время, чтобы заниматься этим…

Зазвонил мобильный Робин. Она уже собиралась вернуться на свое место, но теперь, вытащив телефон из кармана с извинениями, посмотрела на номер звонившего, затем сказала,

– Думаю, мне лучше ответить, извините.

Поскольку в помещении открытой планировки, где они сидели, не было укромного места для разговора, Робин вышла обратно на улицу. Когда она уходила, Иниго снял очки и вытер глаза, которые, как теперь понял Страйк, наполнились слезами во время его рассказа о различных потерях. Нацепив очки на нос, он громко фыркнул.

Но если Иниго Апкотт ожидал сочувствия от Страйка, то его ждало разочарование. Тот, кто когда-то лежал на пыльной дороге в Афганистане, с оторванной ногой и отрубленным туловищем человека, который несколькими минутами ранее балагурил о пьяном мальчишнике в Ньюкасле, не испытывал жалости к разбитым мечтам Иниго Апкотта. Если коллеги Апкотта по работе и товарищи по группе не были склонны к великодушию, Страйк готов был поспорить, что это было вызвано скорее задиристой, самодовольной натурой сидящего напротив него человека, чем отсутствием сострадания. Чем старше становился Страйк, тем больше убеждался, что в процветающей стране в мирное время – несмотря на тяжелые удары судьбы, от которых никто не застрахован, и незаслуженную удачу, которой явно воспользовался Иниго, унаследовавший богатство, – характер является самым мощным фактором, определяющим течение жизни.

– Вы передали Кеа все, что рассказала вам ваша жена, о переговорах с Мавериком и так далее?

– Я… возможно, упомянул об этом, – сказал Иниго, его обида на бесстрастный тон Страйка была очень очевидна, и он повторил: – Но только в самых общих чертах.

– Кеа просила вас передавать сообщения Джошу?

– Иногда, – ответил Иниго после некоторого колебания.

– Но вы не передавали эти сообщения?

– У меня нет никаких контактов с Блеем.

– И я полагаю, вы вряд ли можете просить свою жену передавать ему сообщения от Кеа.

Единственным ответом Иниго было поджатие губ.

– Вы обещали Кеа какую-либо помощь, кроме консультирования по поводу ее претензий по плагиату?

– Я дал ей некоторые гарантии.

– Гарантии в чем?

– Она прекрасно знает, что моя жена ее недолюбливает, – сказал Иниго. Кеа наверняка приходило в голову, что ее могут обвинить в том, что она Аноми или в причастности к смерти Ледвелл. Я просто пообещал ей, что образумлю Катю. Я повторяю, – решительно сказал Иниго, – Кеа не может быть Аноми.

– Почему вы так уверены?

– Ну, во-первых, она слишком нездорова, – громко сказал Иниго. – Любая продолжительная работа – создание и поддержание онлайновой игры такого типа, о которой идет речь, – была бы для нее невозможна из-за ее медицинских проблем. Ей требуется много отдыха и сна – а сон не так-то легко дается при этой проклятой болезни.

Более того, Аноми напала на Кеа в сети. Она была очень неприятна для Кеа. Кеа была очень расстроена этим.

– Она? – повторил Страйк.

– Что?

– Вы только что назвал Аноми “она”.

Иниго нахмурился на Страйка, затем сказал,

– Моя жена не хотела, чтобы я рассказывал вам об этом в ваш первый визит. Я согласился, потому что не хотел, чтобы Катя потом ныла и жаловалась. Есть предел того, с чем я могу справиться; я не должен испытывать стресс. Но в конце концов, – сказал Иниго, снова вспыхнув, – она вряд ли может жаловаться, когда меня преследуют и домогаются в месте, которое должно быть для меня убежищем…

– Ясмин Уэзерхед – Аноми, – сказал Иниго. – Она работает в ИТ, она любопытная, манипулирующая и всегда добивалась всего, что могла получить. Я понял, что задумала эта чертова девчонка, как только она переступила порог нашего дома. Катя не хочет этого признавать, потому что, конечно, именно она привела эту чертову женщину в их круг. Еще одна чертова глупость, которую совершила Катя, но она всегда удивляется, когда все это разлетается у нее перед глазами.

– Ясмин Уэзерхед работает в PR, а не в IT, – сказал Страйк.

– Вы ошибаетесь, – сказал Иниго со всем высокомерием человека, не привыкшего к противоречиям. – Она очень хорошо разбирается в компьютерах, очень знающая. Однажды у меня были проблемы с моим, и она все исправила.

– У вас есть причины думать, что она Аноми, кроме того, что она работает в IT?

– Конечно. Я слышал, как она призналась в этом, – сказал Иниго, теперь уже со злобным торжеством. – Я сопровождал Катю на рождественскую вечеринку в этом проклятом арт-коллективе. Мне понадобился туалет. Свернул не туда, а там была Ясмин в обнимку с тем отвратительным человеком, который там заправляет.

– Нильс де Йонг? – сказал Страйк, впервые доставая и открывая свой блокнот.

– Я не знаю, как его зовут, черт возьми. Огромный стог сена. От него воняло травой. Он только что говорил мне об Эволе.

– Эвола? – повторил Страйк, теперь он писал. У него возникла мысль, что он недавно слышал это имя, но не мог вспомнить, где.

– Юлиус Эвола. Крайне правый философ. Умопомрачительные расовые теории. Мой довольно решительно эксцентричный одноклассник в Рэдли был к нему неравнодушен. Он таскал с собой “Миф крови” и демонстративно читал его во время еды.

Эти двое не поняли, что я там был. Там, где они стояли, было темно, и я не сделал никаких шагов, очевидно, – сказал Иниго, снова указывая на свое инвалидное кресло. – В любом случае, я слышал, как она сказала. “Я – Аноми”.

– Вы уверены в этом? – спросил Страйк.

– Я знаю, что я слышал, – сказал Иниго, его челюсть сжалась. – Идите и допросите этих двоих. Насколько я знаю, они заодно. Он может быть Морхаузом, не так ли?

– Ах, вы знаете имя партнера Аноми?

– У меня не было другого выбора, кроме как знать, – фыркнул Иниго. – Между Катей и Блэем, бесконечно болтающими об Аноми и этой проклятой игре, и Кеа, беспокоящейся, что ее обвинят, я настолько хорошо информирован, насколько может быть информирован человек, практически не заинтересованный в этом деле.

– Вы рассказали Кеа свою теорию об Аноми? – Страйк спросил Иниго.

– Да. – Его тон смягчился. – Она не верит в это. Она наивная в некотором смысле. Нездоровая. Она убеждена, что Аноми – недобросовестный скаузский художник, который живет в этой чертовой Норт Гроув. Нечто Пресли, кажется, его зовут. Он тоже был на той вечеринке. Он наглый маленький ублюдок, и, судя по всему, однажды он совершил сексуальное насилие над Кеа, когда затащил ее в свою спальню. Отвратительно, – сплюнул Иниго. – Естественно, это оставило свой след. Кеа говорит, что этот Аноми затеял с ней сексуальную игру в Интернете, что навело ее на мысль, что это и есть тот самый Пресли.

Кеа невинна, – сказал Иниго, и цвет его лица снова стал ярким. Она не понимает, в какие игры играют люди. Ей и в голову не придет, что женщина попытается заманить ее в сексуально компрометирующий разговор.

– Как вы думаете, чего Ясмин могла бы добиться, сделав такое?

– Власти над ней. Что-то, что можно использовать против нее, угрожать ей. Ясмин очень манипулятивна, не говоря уже о том, что она шпионит.

– Что заставляет вас так говорить?

– Ее поведение в нашем доме, – сказал Иниго. – Она придумывала предлоги, чтобы зайти, если Блей и Ледвелл были недоступны, или забывала передать электронную почту, или еще что. Глаза повсюду. Маленькие вопросы. Поиск информации. О, я понимаю, как Катю сначала взяли в оборот. Ясмин притворялась обеспокоенной и сочувствующей, ничего сложного. Потом, постепенно, пришло понимание, что она паразит, чистый и простой. Она – Аноми.

Они услышали, как открылась входная дверь, и появился Гас, нагруженный пакетами с продуктами из “Сэйнсбэрис”, а за ним Робин, которая выглядела напряженной.

– Папа, – сказал Гас, – мне придется уйти, если я хочу успеть…

– И я должен все это убрать, да? – потребовал его отец.

– Я уберу молоко и прочее, – сказал Гас, который, казалось, разрывался между страхом и отчаянным желанием уйти, которое сделало его, возможно, нетипично напористым, – но если я не уйду сейчас…

Он поспешил на кухню и начал доставать из пакетов бутылки с молоком и другие скоропортящиеся продукты и торопливо укладывать их в холодильник.

– Кто виноват, – злобно крикнул отец через плечо, – что тебе нужны дополнительные занятия, потому что ты отстаешь? Кто виноват, ты, чертов малявка?

Гас, чье выражение лица было скрыто дверцей холодильника, не ответил. Иниго снова повернулся к Страйку и безапелляционно сказал,

– Я больше ничего не могу вам сказать. Это все, что я знаю. Все это вызовет у меня бесконечный стресс и расстройство, – добавил он с новым приливом гнева.

– Но кто виноват, – сказал Страйк, поднимаясь на ноги – он устал от этого надутого, высокомерного, озлобленного человека, и ему не нравился контраст между тем, как он обращался со своими детьми, и тем, с какой заботой он относился к симпатичной молодой женщине, которая так искусно ухаживала за ним, – что вы скрыли от жены, что тайком общались с Кеа Нивен?

Робин увидел, как Гас оглянулся, широко раскрыв глаза, когда закрывал холодильник. На краткий миг казалось, что Иниго задыхается. Затем он произнес низким рыком,

– Убирайтесь к черту из моего дома.

Глава 78

Зачем мне хвалить тебя, блаженная Афродита?

Ты не направляешь,

А скорее с противоречием разделишь мой разум…

Кэтрин Брэдли и Эдит Купер

Ψάπφoι, τί τ?ν πoλύoλβoν– Aφρóδιταν

– Кто это был по телефону? – Страйк спросил Робин, как только оба вернулись на тротуар. Ему показалось, что ее напряженное выражение лица связано со звонком, который она только что приняла. Робин отошла на несколько футов от входной двери Апкоттов и повернулась к нему лицом.

Полиция. Они следят за парнем из Халвенинга. Час назад он поехал на Блэкхорс-роуд и сфотографировал квартал, где находится моя квартира.

– Черт, – сказал Страйк. – Ладно, давай…

Он прервался. Гас Апкотт только что вышел из коттеджа “Акварель” и встревожился, увидев, что двое детективов все еще крутятся рядом.

– Вы ждали меня?

– Нет, – одновременно ответили Страйк и Робин.

– О, – сказал Гас. – Ну, я… я иду туда.

Он указал назад в сторону парковки.

– Мы тоже, – сказал Страйк, и троица молча пошла по улице. Когда они завернули за угол, Гас вдруг промолвил,

– Она не единственная, с кем он разговаривает.

– Прости? – сказал Страйк, чьи мысли все еще были заняты “Халвенингом” и квартирой Робин.

– Мой отец разговаривает с другой женщиной.

У Гаса был вид человека, решившегося на безрассудные действия. Дневной свет был жесток к его обезображенному лицу, но где-то под крапивницей скрывался симпатичный парень. От него пахло так, как часто пахнут молодые люди, не особо следящие за гигиеной: немного затхлым и жирным, а его мятая черная футболка выглядела так, словно ее носили несколько дней.

– С того же сайта. Я видел, как она переписывалась с ним. Ее зовут Рейчел.

Когда ни один из детективов не заговорил, Гас сказал,

– Он и раньше был неверен моей матери. Она думает, что все прекратилось.

– Рейчел, – повторила Робин.

– Да, – сказал Гас. – Я не могу сказать маме. Он убьет меня. В любом случае, мне пора идти.

Он отошел, отпер Range Rover и сел в него, оставив Страйка и Робин идти к BMW, в который они вошли, не проронив ни слова.

– Что еще сказали в полиции? – спросил Страйк, как только обе двери машины закрылись. В данный момент его гораздо больше волновали террористы, чем личная жизнь Иниго Апкотта.

– Ну, за моей квартирой теперь следит офицер в штатском, – сказала Робин, которая смотрела прямо на стену автостоянки, а не на Страйка. – И они все еще следят за парнем, который сделал фотографии. Они не арестовали его, потому что считают, что он довольно низкого уровня, и надеются, что он приведет их к высшим чинам… или к изготовителям бомб. – Теперь она опустила взгляд на мобильный телефон, который все еще держала в руке. – Полицейский сказал, что напишет мне сообщение – и он написал, – добавила она.

Она открыла фотографию, которую ей только что прислали, и протянула телефон, чтобы Страйк тоже мог на него взглянуть.

– Да, он выглядит соответствующе, – сказал Страйк. – Восемьдесят восемь на бицепсе, прическа гитлерюгенда… в общем, небольшой перебор. Что советует полицейский?

– Убираться, – сказала Робин. – На случай, если что-нибудь придет по почте.

– Хорошо, – сказал Страйк. – Если бы он не сказал, я бы сказал.

– Вот черт, – сказала Робин, склонив голову так, что ее лоб уперся в руль, и закрыв глаза. – Извини. Просто…

Страйк протянул руку и похлопал ее по плечу.

– Как ты смотришь на то, чтобы остановиться на ночь в Уитстейбле? Достаточно милое местечко. Никто не знает, что мы здесь. Мы подведем итоги, разработаем план действий. ты пропустила самые смачные части разговора с Иниго. Будет что обсудить.

– Правда? – сказала Робин, снова поднимая голову, желая отвлечься от мыслей о том, что ее новый дом, так недавно бывший убежищем, теперь стал мишенью для ультраправых.

– Да. Он думает, что Аноми – это Ясмин Уэзерхед.

– Она чертовка, – сказала Робин, и Страйк смутно позабавило презрение Робин к теории Иниго, даже перед лицом ее новых и грозных опасений. – Ясмин не такая уж хорошая актриса, и никто не был бы настолько доверчив, чтобы думать, что у него онлайн роман с успешным телеактером, и не смог бы скрывать себя так долго.

– Я согласен. Но Иниго утверждает, что он подслушал, как она призналась в том, что является Аноми, когда целовалась с Нильсом де Йонгом на рождественской вечеринке в Норт-Гроув.

– Что?

– Я знаю. Не такой неприятный образ, как Эшкрофт и Зои, но…

– Я не верю, что Иниго слышал это, – сказала Робин. – Извини, но я не верю. Если поцелуй и случился, то наверняка они были пьяны…

– Нильс наверняка был пьян, в любом случае.

– Он не совсем ловелас, – возразила Робин. – Укуренный фашист, который приходит с ребенком, который может перерезать тебе горло ночью?

Страйк рассмеялся.

– Хотя, – добавил Робин, не улыбаясь, – он мультимиллионер. И потенциальный источник сплетен о Джоше и Эди. И Мариам явно что-то в нем нашла… и другая женщина, которая там живет, тоже с ним спит… Я что, ханжа? Я бы не смогла так жить. Я не понимаю…

– Что я говорила? – рассеянно спросила она. Ее мыслительные процессы были нарушены: восемьдесят восемь на бицепсе, фотографии ее квартиры, уборка, незнание, что может прийти по почте. – Пьяный, да, – сказала Робин, заставляя себя сосредоточиться. – Наверняка Нильс просто бредил об Аномии, альпийцах и чакрах, все как обычно – Пез сказал, что это его лучшие хиты, – а Иниго не расслышал, что она ответила.

– Думаю, ты вполне можешь быть права, – сказал Страйк. – Иниго тоже не сказал, сколько он выпил. Он мог быть и в стельку пьян. У меня сложилось впечатление, что он так зол на Катю, что хочет, чтобы в Аноми был виновата она.

– Думаешь, он ревнует, потому что она влюблена в Блэя? – спросила Робин.

– Не уверен, что дело даже в этом, – сказал Страйк. – Возможно, это задевает самолюбие Иниго, но ведь он и сам не наигрался, не так ли? Нет, я думаю, он просто злится на мир за то, что тот не ценит его по заслугам, и вымещает это на своей жене. Ты ведь присутствовала при разговоре о том, что он – мультиталантливый гений, которого оборвали в расцвете сил, не так ли?

– Да, – сказала Робин, хотя и добавила: – Справедливости ради, он болен.

– У него два очень хороших дома, и он достаточно здоров, чтобы заводить романы, рисовать, играть на клавиатуре и вести сайт, – сказал Страйк. – Папа-епископ оставил ему кучу денег, судя по всему. Я могу назвать множество людей, более достойных жалости, чем Иниго Апкотт. Однако ты упустила еще один интересный момент. Он только что рассказал мне, откуда Нильс взял всю эту альпийскую расовую чушь. Это от писателя по имени Юлиус Эвола. Крайне правый философ.

– Эвола? – повторила Робин. – Мне кажется, что я где-то видела это имя…

– Да, мне тоже казалось, что я недавно слышал его, но я не мог вспомнить где.

Робин посидела немного, перебирая в памяти, потом сказала,

– О, конечно. Я сказала это тебе. Я – Эвола.

– Что? – сказал Страйк, сбитый с толку.

– Это имя пользователя одного из троллей, которые ошиваются в Твиттере среди фанатов Чернильно-Чёрного Сердца. Я – Эвола. По сути, он второй Ученик Лепина, который говорит девушкам, чтобы они убили себя, или что они уродливые шлюхи.

– А, – сказал Страйк. – Да, я помню… Я полагаю, тебе нужно будет купить кое-что, если мы собираемся остановиться в пансионе? Потому что мне нужно. Нет, к черту, – сказал он, потянувшись в карман за своим телефоном. – Я не в том настроении, чтобы прозябать. Это деловые расходы; давай поедем в приличное место.

Когда он опустил взгляд на экран своего мобильного, то обнаружил, что его ждет новое сообщение от Мэдлин. Судя по паре видимых предложений, оно было длинным. Он смахнул его, не читая, и погуглил, где можно остановиться в Уитстейбле.

– Marine Hotel выглядит неплохо. Три звезды, на берегу моря, прямо по дороге… Я позвоню им сейчас…

Но прежде чем он успел это сделать, телефон в его руке зазвонил. Это была Мэдлин.

– Я выйду на улицу, – сказал Страйк.

На самом деле, он не хотел, чтобы Робин видела, как он отправил звонок на голосовую почту. Он вышел из машины. Гас и Range Rover уже уехали: на их месте стоял старый Peugeot, из которого высаживалась семья с двумя маленькими мальчиками. Страйк отошел от BMW, его телефон все еще звонил, и поднялся по короткой бетонной лестнице, которая вела вверх с парковки, остановившись на вершине, чтобы посмотреть на широкое морское пространство за галечным пляжем. Он хотел бы спуститься по ступенькам с другой стороны, но его протез определенно не справился бы с неустойчивой поверхностью, поэтому вместо этого он глубоко вдохнул знакомый, успокаивающий солоноватый запах, наблюдая, как море закручивается в кружевную рябь вокруг длинного деревянного волнореза, а его мобильный звонил в руке. Когда он наконец перестал звонить, он открыл сообщение, которое Мэдлин, несомненно, ожидала, что он прочтет перед их следующим разговором.

Если ты сердишься на меня, я бы предпочла, чтобы ты сказал мне об этом, а не молчал. Чего я не могу вынести, так это когда мне лгут и принимают за дуру. Когда мужчина делает вид, что женщина, с которой он работает, обслуживает номер, он не должен удивляться, что его девушка что-то заподозрила и разозлилась. Я слишком стара, чтобы играть в глупые игры, я проходила через подобное дерьмо слишком много раз, и я не согласна с тем, что тебе говорят прозрачную ложь о том, где ты и с кем ты. Я уверена, что ты сочтешь меня собственницей и неразумной, но для меня это вопрос элементарного самоуважения. Меня предупреждали, что ты такой, я не послушала, и теперь чувствую себя чертовой дурой, раз вообще к тебе подошла. После вчерашнего вечера я думаю, что должна поговорить с тобой по-настоящему, а не гоняться за тобой по смс, так что, пожалуйста, позвони мне.

Страйк, ничего не выражая, набрал номер голосовой почты и прослушал сообщение, которое только что оставила Мэдлин, состоящее из трех слов, произнесенных холодным голосом: “Пожалуйста, позвони мне”.

Вместо того чтобы сделать это, Страйк позвонил в отель “Марин”. Сняв два номера на ночь, он вернулся к BMW и Робин с пустым лицом.

– Мы остановились в отеле “Марин”. Ты в порядке?

– В порядке, – сказала она, взяв себя в руки.

– Хорошо, – сказал Страйк. Пойдем, перекусим, купим зубную пасту и носки, и мы сможем снова войти в эту чертову игру, как только окажемся в отеле.

Глава 79

Любовь приходит только по зову любви,

И жалость просит его напрасно;

Потому что я не могу дать тебе все,

А ты мне ничего не возвращаешь.

Мэри Элизабет Кольридж

Неискреннее пожелание, адресованное нищему

Купив различные необходимые вещи для ночлега и перекусив сэндвичами в местном кафе, Страйк и Робин прибыли в отель “Марин” в два часа дня. Длинное здание из красного кирпича со множеством фронтонов и дверей на улицу имело белые деревянные балконы по всей длине. Отделенное от тротуара низкой аккуратной живой изгородью, оно выходило на пляж через дорогу и выглядело нарядным и ухоженным.

По телефону Страйку сказали, что ему повезло снять два последних свободных номера на эту субботу вечером, и, когда он увидел фасад отеля, когда они выезжали на заднюю парковку, у него зародилась оптимистичная надежда, что он сможет по крайней мере провести предстоящий разговор с Мэдлин с одного из этих балконов с видом на море, желательно с виски из мини-бара в руке.

Это горько-сладкое видение было разбито на стойке регистрации, где крупный мужчина в костюме бодро повторил, что им очень повезло, что им достались только два свободных номера, которые находятся на последнем, свободном от балконов этаже.

– Номера тридцать и тридцать два. Поднимитесь по лестнице, пройдите два раза назад, поднимитесь на следующий пролет, затем еще один пролет до ваших комнат.

– Есть ли лифт? – спросил Страйк, взяв ключи и передав один Робин.

– Есть, – ответил тот, – но не до этих комнат.

С короткой улыбкой он повернулся, чтобы поприветствовать пару, стоящую прямо за Страйком.

– Отлично, – прорычал Страйк, когда они поднялись по первой узкой лестнице, покрытой ковром в стиле семидесятых с узором из оранжевых и коричневых листьев. – И никакого предложения помочь с багажом.

– У нас нет никакого багажа, – резонно ответила Робин: у каждого был небольшой, не особенно тяжелый рюкзак.

– Не в этом дело, – пыхтел Страйк, когда они подошли ко второму пролету. Его подколенное сухожилие устало от лестниц, и конец культи снова начал побаливать.

– Три звезды не означают обслуживание типа “Ритц”, – сказала Робин, забыв о негласном табу на упоминание “Ритца” после их вечера там. – В любом случае, я думаю, это лучшее, что бухгалтер позволит нам получить.

Страйк ничего не ответил: его культя начинала дрожать от усилий при подъеме, и он боялся, что спазмы предыдущего утра вот-вот повторятся. Третий лестничный пролет привел их в небольшую нишу за перилами, в которой стояла выставка моделей яхт и глиняных горшков. Потеющего Страйка это скорее раздражало, чем очаровывало: если у них есть свободное место, почему бы не поставить еще один чертов лифт?

Наконец они добрались до небольшой площадки, где две двери стояли бок о бок, очевидно, занимая две половины одного карниза.

– Поменяемся, – сказала Робин, забирая из рук Страйка ключ от номера 32 и передавая ему ключ от номера 30.

– Почему?

– У тебя будет вид на море. Я знаю, что у тебя есть эта Корнуолльская потребность.

Он был тронут, но слишком запыхался и беспокоился о своей ноге, чтобы рассыпаться в комплиментах.

– Спасибо. Слушай, мне нужно уладить пару дел. Я постучусь к тебе, когда закончу, и мы обсудим планы.

– Хорошо, – сказала Робин. – Я пойду и войду в игру.

Она открыла дверь и вошла в приятную чердачную комнату с наклонным белым деревянным потолком и видом на автостоянку в задней части здания. В комнате стояли двуспальная и односпальная кровати, обе с безупречно белыми покрывалами. Робин представила себе, как их бухгалтер, который был человеком с исключительным чувством юмора, спрашивает, почему они не могли сократить расходы за счет совместного проживания. Комментарий Барклая после его единственной встречи с этим человеком был: “Похоже, он срет скобами”.

Распаковка нового рюкзака Робин – ей было неловко появляться в отеле с пакетами покупок – заняла всего несколько минут. Повесив купленную рубашку, она разложила свои туалетные принадлежности в ванной комнате, затем села на двуспальную кровать, где теперь лежали три электронных устройства – ее собственный телефон, телефон, номер которого был у Пэза Пирс, и iPad.

Пока они со Страйком регистрировались, пришло сообщение от ее матери.

Как ты? Есть ли новости от полиции?

Понимая всю иронию ситуации, когда сообщение ее матери лежало поверх фотографии молодого террориста, который осматривал ее новую квартиру, Робин набрала ответ:

Я в порядке! Полиция регулярно сообщает нам новости, говорят, что у них есть прогресс. Пожалуйста, не волнуйтесь, я обещаю вам, что принимаю все меры предосторожности и со мной все в порядке. С любовью к

папе ххх

Затем она взяла трубку временного телефона и с легким замиранием сердца увидела, что Пез Пирс прислал ей фотографию.

Пожалуйста, не будь членом, подумала она, открывая фотографию, но Пез прислал то, что, по ее предположению, можно считать противоположным: рисунок обнаженной брюнетки, одна рука которой застенчиво лежит на груди, а другая скрывает лобок. Робин потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что на рисунке изображена она, точнее, Джессика. Под рисунком Пез написала одно слово:

Точный?

И рисунок, и сообщение были отправлены более двух часов назад. У Джессики Робинс наверняка была насыщенная светская жизнь, поэтому Робин решила, что двухчасовой перерыв вполне разумен, и отправила ответное сообщение:

Точно в точку. Ты рисуешь плечи намного лучше, чем я.

Она отбросила телефон в сторону и взяла iPad, чтобы войти в игру. Аноми отсутствовал: единственными модераторами были Хартелла и Фиенди1. К удивлению Робин, Фиенди1 сразу же открыл для нее приватный канал.

Фиенди1: Я сходил и посмотрел на YouTube заголовок Фердинанда.

Фиенди1: чертовски невероятно.

Робин уставилась на это сообщение в полной растерянности. Кто такой Фердинанд? И предназначалось ли это сообщение ей?

Фиенди1: 18 миллионов фунтов стерлингов за трансфер теперь кажутся пустяком лол

Футбол, подумала Робин, вспомнив, как Страйк рассказывал ей, что позавчера вечером они с Фиенди1 пообщались на частном канале, когда он выдавал себя за Баффипоус. Она уже собиралась стукнуть по стене и спросить Страйка, что они друг другу сказали, но, поскольку он сказал, что у него есть дела, она схватила телефон и набрала в Гугле “Ferdinand £18m transfer fee.

Пока Робин догадывалась, что Фиенди1 говорит о Рио Фердинанде, который забил знаменитый гол за “Лидс Юнайтед” против “Депортиво” в 2001 году, Страйк сидел в нескольких футах от нее на собственной двуспальной кровати в комнате, которая была зеркальным отражением комнаты Робин. Он не стал распаковывать вещи, потому что его приоритетом было снять протез. Вместо того чтобы наслаждаться видом на море, он теперь наблюдал, как его культя бесконтрольно дергается внутри штанины.

Беглый осмотр номера выявил отсутствие мини-бара, что, по его мнению, было вполне ожидаемо – это ведь не “Ритц”, как заметил Робин, – но от этого он не стал относиться к отелю более доброжелательно. Возможно, виски в середине дня было плохой привычкой, но между бомбардировкой, появлением на улице Робин молодого члена Халвенинга, повторными спазмами в его культе и неизбежной перспективой “нормального разговора” с Мэдлин, успокоительная рюмка алкоголя была бы очень кстати.