Текст книги "Чернильно-Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 58 страниц)

Вилепечора: ничего

ЛордДрек: Нам не нужно, чтобы этот урод Морхауз рассказал о нас свиньям.

ЛордДрек: Так что заткнись нахуй и следуй моим указаниям.

ЛордДрек: если я узнаю, что ты тут размахиваешь членом, рассказывая Аноми, как покупать вещи не оставляя следов…

Вилепечора: Я не делал этого

ЛордДрек: лучше бы ты, блядь, не делал.

Вилепечора: я не делал.

ЛордДрек: Увидимся завтра у мамы с папой.

ЛордДрек: и там поговорим подробнее.

<ЛордДрек покинул канал>

<Вилепечора покинула канал>

<Приватный канал закрыт>

<Открылся новый приватный канал

<10 апреля 2015 23.46>

<Папервайт приглашает Морхауза>

Папервайт: ты мой герой, мать твою

<Морхауз присоединился к каналу>

Папервайт: Это то, что остальные из нас боялись сказать.

Морхауз: Или они, или я, а я нужен Аноми куда больше, чем они.

Морхауз: Он не смог бы сделать ничего из этого без меня. Его кодирование – дерьмо.

Морхауз: Я сейчас достаточно зол, чтобы сказать тебе, кто он.

Папервайт: не надо

Папервайт: Ты потом будешь себя ненавидеть.

Папервайт: он все еще твой друг.

Морхауз: правда?

Папервайт: Ты говорил мне, что вы были очень близки.

Морхауз: уже нет

Морхауз: иногда я думаю, что это сделал он

Папервайт: что сделал?

Морхауз: как ты думаешь?

Папервайт: перестань

Папервайт: это безумие

Папервайт: зачем ему это?

Морхауз: буквально все, что его волнует, это игра Дрека.

Морхауз: быть главным в игре и быть лидером фэндома в Твиттере.

Папервайт: это не мотив.

Морхауз: не для нормального человека

Морхауз: ладно, забудь, что я это сказал

Морхауз: Мне в последнее время как-то не по себе от него.

Морхауз: как твоя мама?

Папервайт: хорошо

Папервайт: Она прошла три сеанса химиотерапии.

Папервайт: ее волосы начинают выпадать.

Папервайт: но пока все работает.

Морхауз: Да. Скрестим пальцы

Папервайт: xxx

Папервайт: слушай, я знаю, что это прозвучит неуверенно.

Папервайт: но ты же не общаешься с Фиенди1 в тайне от меня?

Морхауз: Нет, конечно, нет. Почему ты спрашиваешь?

Папервайт: Это просто то, что Аноми сказал на канале модов – “уютный маленький чат”.

Папервайт: если бы ты был би, это не имело бы для меня значения.

Морхауз: Я не би, я натурал и я не разговаривал с Фиенди1 на приватном канале больше года.

Папервайт: хорошо! только из того, что люди говорили здесь, похоже, что ты нравился Фиенди1.

Морхауз: Точно нет, не в этом смысле.

Папервайт: Я хочу спросить тебя еще кое о чем, но боюсь, что ты испугаешься.

Морхауз: спроси

Папервайт: ты инвалид?

Морхауз: почему ты меня об этом спрашиваешь?

Папервайт: Мышонок, для меня не имеет никакого значения, если бы ты был таким.

Морхауз: почему ты так решила?

Папервайт: ну, это было просто то, что однажды сказал Фиенди1

<Морхауз покинул канал>

Глава 32

И все наши наблюдения закончились

Об искусстве и письмах,

жизни и человеке. Гордо сидели мы, мы двое, на высоте,

На троне нашей объективности;

Скудные друзья, не любовники (каждый утверждает),

Но бесполые, безопасные философы.

Эми Леви

Философия

В течение пяти дней, которые прошли до следующей встречи Страйка и Робин, они общались только по смс и электронной почте. Именно почтой Страйк сообщил Робин, что агентство взяло на себя еще одну работу: найти что-то, дискредитирующее Джейго Росса, что можно было бы использовать против него, чтобы предотвратить втягивание Страйка в дело о разводе Россов. Поскольку Страйк не сказала Робин, почему Джейго может подозревать его и Шарлотту в любовной связи, Робин получила свежую почву для болезненных домыслов, и, несмотря на недавнее признание самой себе, что она, возможно, просто влюблена в своего делового партнера, она никогда не испытывала такого сочувствия к женщинам, которых, по словам Илсы, он вывел из себя. Обычно она позвонила бы ему, чтобы обсудить свежие подробности дела, которое Райан Мерфи передал ей по телефону, – странное поведение телефона Эди Ледвелл, который после смерти своего владельца переместился с Хайгейтского кладбища в окрестности пруда на Хэмпстед-Хит, – но вместо этого она предпочла передать информацию по электронной почте.

Тем временем Страйк находился в не совсем привычном положении, чувствуя, что его жизнь превратилась в одну длинную процессию эмоциональных требований, которые он не мог удовлетворить, и физических требований, которые он едва мог выполнить. Его подколенное сухожилие продолжало болеть, и, несмотря на то, что он дважды в день смазывал его кремом, конец ампутированной ноги оставался воспаленным. Учитывая, что по его вине на агентство свалилась дополнительная работа, он старался работать как можно больше часов, чтобы освободить Дэва и Мидж для расследования дела Росса. Мало того, что это означало невозможность снять протез и отдохнуть, приложив к культе пакет со льдом, как посоветовал бы его специалист, он был вынужден отклонить приглашения и от Мэдлин, у которой были билеты на “La fille mal gardée” в Королевской опере, и от Люси, которая рассчитывала, что он проведет выходные в ее доме в Бромли с их недавно пережившим утрату дядей Тедом. Обе женщины не скрывали своего разочарования и досады, когда он сказал, что должен работать, а Страйк, который любил балет гораздо меньше, чем своего дядю, по крайней мере, нашел время, чтобы выпить кофе с Тедом перед его возвращением в Корнуолл.

Прогулки с любимым племянником тоже пришлось отложить на время. Растущая близость Страйка с Джеком была для него такой же неожиданностью, как и для сестры. До госпитализации Джека, когда Страйк был вынужден заменить родителей, застрявших в Италии, у него было мало добровольных контактов с тремя сыновьями Люси. Из этого травмирующего, случайного события выросла совершенно непредвиденная связь, которая укреплялась в течение следующих нескольких лет. Страйк искренне скучал по их с Джеком прогулкам, которые обычно включали в себя посещение мест, представляющих взаимный интерес, как правило, военных. Поскольку у Джека теперь был собственный мобильный телефон, они иногда отправляли друг другу смс с шутками или информацией, которую, по их мнению, мог бы оценить другой. Недавно Джек сказал дяде, что собирается сделать свой проект по Первой мировой войне, посвященный битве при Нейв-Шапель в 1915 году (где Королевская военная полиция, в которой служил Страйк и к которой стремился присоединиться Джек, сыграла решающую роль). Поскольку именно Страйк рассказал Джеку о битве при Нейв-Шапель, он почувствовал незнакомое чувство гордости и на несколько минут задумался, не объясняется ли подобным чувством стремление людей к деторождению, которого лично Страйк никогда не испытывал.

К общему чувству напряжения прибавилось то, что Страйк в среду вечером понял, что две из трех дат, которые его сводная сестра Пруденс предложила для возможной встречи, уже прошли. Он написал поспешное письмо, в котором извинился за то, что не ответил ей раньше, честно сообщил, что чрезвычайно занят, и несколько опрометчиво сказал, что постарается прийти на третье из предложенных ею свиданий.

Когда Робин забирала Страйка из офиса в полдень в четверг, она увидела в зеркале заднего вида своего старенького лендровера, что он хромает. Поскольку Страйк никогда не реагировал на расспросы о своей ноге, и в любом случае она испытывала к нему изрядную долю обиды, она не стала ничего комментировать.

– Только что звонила Катя, – сказал Страйк, стараясь не морщиться, когда забирался в “Лендровер. Место встречи изменилось. Она хочет, чтобы мы поехали к ней домой, а не в кафе, потому что ее дочь нездорова и не ходит в школу. Лисберн-роуд в Хэмпстеде. Я могу сориентироваться.

– Хорошо, – холодно сказала Робин, трогаясь с места. – А ты посмотри на приборную панель. Думаю, я нашла то братство, о котором полиция спрашивала Уолли Кардью, и я также выяснила кое-что о телефоне Эди, что может иметь отношение к делу.

Страйк потянулся к пластиковой папке и достал из нее листы бумаги. Первый был распечаткой веб-страницы.

Братство Ультима Туле

(БУТ)

– Пусть человек ни шагу не ступит по дороге своей

без своего оружия войны;

ибо неуверенно знать, когда возникнет необходимость

копья на пути без него.

Hávamál

Братство Ультима Туле стремится защищать цивилизованные ценности, общие для северных европейских народов: справедливость, расовую чистоту, ценности Просвещения и национальный суверенитет. Мы придерживаемся идеалов викингов – силы, солидарности и братства. Мы живем по законам и максимам, изложенным в Hávamál. Мы считаем, что феминизм и легализация гомосексуализма катастрофически подорвали как традиционную семью, так и общество в целом. Мы считаем, что мультикультурализм потерпел крах. Мы поддерживаем гуманную репатриацию евреев и других некоренных этнических групп из всех северных стран.

Ультима Туле

Ультима Туле – так в древности назывался крайний северный материк, расположенный на дальних рубежах известного мира. Ультима Туле была столицей Гипербореи – земли за северным ветром. Последние археологические находки подтверждают, что гоминиды, которые первыми заселили бореальные регионы, происходили с далекого севера. Родиной северных рас является не Африка, а Ультима Туле.

Вера

Братство Ультима Туле исповедует древнюю веру одинизма. Одинизм – это древняя религия северных рас, совершенно не испорченная еврейским влиянием.

Публикации

БУТ регулярно выпускает письменные работы по ключевым вопросам современности. Основатель братства, Хеймдалль, опубликовал две книги: “Гавана для современного мужчины” и “Возвращение мужественности”.

Братство

В БУТ принимаются только мужчины. За новых братьев должны поручиться два действующих члена. За более подробной информацией обращайтесь по адресу heimdall@#B_O_U_T.com.

Встречи

БУТ регулярно собирается на политические собрания и одинистские ретриты.

Следите за БУТ в Twitter по адресу @#b_o_u_u_t и на Reddit r/Brotherhoodofultimathule.

Я нашла это вчера, – сказала Робин, не отрывая глаз от дороги, – через твиты на следующей странице. Они появились три года назад. Их члены не стесняются того, что состоят в Братстве. У многих из них в именах пользователей есть “БУТ” или “УТ”.

Как следует из твитов, Уолли Кардью стал известен Братству Ультима Туле благодаря видео “Печеньки”, из-за которого его уволили из Чернильно-Чёрного Сердца.

Братство Ультима Туле

@#B_O_U_T

Буквально самая смешная вещь, которую вы увидите в этом году.

www.YouTube/DrekMakesCookies

9.06 pm 12 марта 2012 г.

Арлин @queenarleene

в ответ на @#B_O_U_T

если вы думаете, что высмеивать холокост – это смешно, то вы чертовски отвратительны.

SQ @#B_O_U_T_Quince

в ответ на queenarleene #B_O_U_T

они издеваются над тем типом одержимых, которые хотят контролировать каждую шутку, тупица.

Уолли Кардью @The_Wally_Cardew

в ответ на #B_O_U_T_Quince queenarleene @#B_O_U_T

Именно. Мы выводим из себя БСС, которые везде видят нацизм.

Страйк перевернул страницу.

Аноми

@АномиGamemaster

Федвелл собирается уволить The_Wally_Cardew с поста Дрека. Я слышал, что realJoshBlay не хочет, чтобы он уходил.

Подпишите петицию ниже, чтобы #KeepWallyDrek

https://www.change.org/KeepWallyDrek

7.27 pm 15 Mar 2012

Zozo @inkyheart28

в ответ на @АномиGamemaster

Неееееееееееееееет #KeepWallyDrek

Теренс Райдер @Ultima_Brother_14

в ответ на @АномиGamemaster

Лучше бы это не было правдой #KeepWallyDrek

– Перо Правосудия” @penjustwrites

в ответ на @АномиGamemaster

Я не согласен со многим, что сделала Ледвелл, но, справедливости ради, я не вижу, что @The_Wally_Cardew оставил ей большой выбор.

Algernon Gizzard Esq @Gizzard_Al

отвечая на penjustwrites АномиGamemaster

Пошел на хуй. Уолли – буквально единственная хорошая вещь в этом дерьмовом мультфильме.

– Перо Правосудия” @penjustwrites

в ответ на Gizzard_Al АномиGamemaster

Конечно, если под “хорошо” ты подразумеваешь “буквально нацист”.

Уолли Кардью @The_Wally_Cardew

в ответ на @АномиGamemaster

Впервые слышу, что меня увольняют.

Аноми @АномиGamemaster

в ответ на @The_Wally_Cardew

Жаль, что именно я должен тебя об этом проинформировать. Ты становишься слишком знаменитым

для #GreedieFedwell. Нельзя, чтобы кто-то затмевал Гриди.

Король Ультима Туле @Heimd&ll88

в ответ на The_Wally_Cardew АномиGamemaster

Что ты получаешь за работу на БСС, приятель. Посмотри

www.brotherhoodofultimathule.com

– Значит, Аноми знал, что Кардью уволят раньше, чем он сам узнал об этом? – сказал Страйк. – А потом глава Братства попытался завербовать его?

– Он пытался дважды, – сказала Робин. – Посмотри на остальные твиты.

Братство Ультима Туле @#B_O_U_T

.@The_Wally_Cardew

Посмотрите на наш ответ на твое увольнение.

www.BrotherhoodOfUltimaThule/TheSackingof…

20:03 18 марта 2012 г.

Уолли Кардью @The_Wally_Cardew

отвечая to @#B_O_U_T

Да, примерно так и есть, спасибо за поддержку.

Братство Ультима Туле @#B_O_U_T

отвечая на @the_Wally_Cardew

Мы ваши большие поклонники. Было бы здорово встретиться. Свяжитесь со мной здесь или на @Heimd&ll88.

– Хорошая работа, найти это, – сказал Страйк. – Последний раз Братство и Уолли общались в Твиттере три года назад?

– Думаю, да. Больше я ничего не видела.

– Возможно, после этого они прекратили отношения. Ты читала, что Братство сказало по поводу увольнения Уолли? – добавил он, проверив, не прикреплена ли статья.

– Да, – сказала Робин, – но там не было ничего нового. Все сводилось к тому, что Уолли дискриминируют, потому что он белый натурал, феминистки захватывают мир, и вы не можете просто пошутить о сожжении евреев без того, чтобы за вами не пришла полиция мысли.

Машина покатила по Тоттенхэм-Корт-Роуд.

– Не возражаешь, если я закурю? – спросил Страйк в знак уважения к определенно холодной манере Робин; обычно он бы не спросил, учитывая, что она держала в бардачке жестянку, которую он мог использовать в качестве пепельницы.

– Нет, – сказала она, а затем: – Как ты думаешь, есть ли вероятность того, что Братство Ультима Туле и “Халвенинг”?

– Являются публичным и тайным лицом одной и той же организации?

– Именно.

– Чертовски вероятно, я думаю, – сказал Страйк, осторожно выдыхая дым в окно. – Братство – это инструмент для вербовки, а самые стойкие члены попадают в боевое крыло.

Теперь Страйк обратился к последней странице, которую распечатала Робин, – это был небольшой отрывок из онлайн-интервью с Эди Ледвелл с сайта Women Who Create, взятого в 2011 году.

WWC: Какой у вас типичный день?

Иди: На самом деле типичного дня не существует. Первая большая работа – поднять Джоша с постели. Но потом мы часто работаем до 3 или 4 часов ночи, так что, полагаю, он имеет право на сон.

WWC: И каково разделение труда?

Иди: Ну, я обычно придумываю сюжет для каждого эпизода, хотя Джош постоянно подбрасывает идеи, и я часто использую их или развиваю, или что-то еще. Мы оба анимируем: он – Харти, Магспи и лорда и леди Вирди-Гроб, а я – Дрека, Червя и Папервайт.

WWC: Ваш процесс эволюционировал или остался прежним?

Иди: Мы стали немного более организованными. Я начала записывать идеи и напоминания в телефон вместо клочков бумаги, которые я тут же бросаю или выбрасываю по ошибке.

– Она хранила идеи в своем телефоне, – сказал Страйк. – Интересно… Мне было интересно, почему забрали телефоны. Очевидный ответ – чтобы полиция не увидела, кому они звонили перед тем, как их убили на кладбище, но это означало бы, что убийца не понимал, что полиция все равно может получить эту информацию. Если мотивом было завладение ее идеями, это лучше согласуется с другой моей теорией.

– Какой?

– Что телефоны были взяты в качестве трофеев, – сказал Страйк. Марк Чепмен позаботился о том, чтобы подписать свой альбом, прежде чем убить Леннона.

Неприятный холодок пробежал по позвоночнику Робин.

Они ехали дальше, по Камдену, Страйк курил в окно.

Ему было интересно, почему поведение Робин было таким холодным. Обычно, когда женщина молча смотрела на него, он мог с уверенностью предположить, что сделал не так. Он, конечно, уловил в ее голосе нотки раздражения после того, как Шарлотта так искусно преподнесла новость о том, что он встречается с Мэдлин, но он был настолько поглощен собственной яростью, дискомфортом и беспокойством после ее визита, что у него не осталось места для анализа того, что Робин чувствует по этому поводу. Была ли ее сохраняющаяся холодность вызвана лишь тем, что он, как ее предполагаемый лучший друг, не упомянул об их отношениях, и, следовательно, в ней укоренилась уязвленная гордость за то, что она узнала об этом последней? Или она злилась, что он добавил еще одно дело к их и без того изнуряющему объему работы, причем дело, которое она могла рассматривать (пусть и несправедливо) как созданное им самим? Или – и он прекрасно понимал, что даже постановка этого вопроса самому себе может быть проявлением того же тщеславия, которое заставило его предположить, что она будет рада его ухаживаниям возле Ритца, – она ревновала?

Просто чтобы нарушить молчание, он сказал,

– Я все еще не могу войти в эту чертову игру.

– Я тоже не могу, – сказала Робин.

Она не рассказала Страйку о своей идее использовать регистрационные данные бывшей подружки Мидж, отчасти потому, что Мидж не перезвонила ей, и она не хотела обещать то, что, возможно, не сможет выполнить, но также (если быть честной) потому что не понимала, почему Страйк должен быть единственным человеком, который хранит секреты.

– О, и я прочитал твои заметки про Перо правосудия, – сказал Страйк, стряхивая пепел в окно. – Надо обязательно спросить Катю Апкотт, что она знает о Пере и о Кеа Нивен… Прямо здесь, – добавил он, когда они въехали на Пархилл-роуд, – и через полмили налево.

Остаток пути прошел в молчании.

Глава 33

Постепенно до нее дошло…

Что и она в этом Эдеме восторга

Была не на своем месте, и, как глупый ребенок,

все еще причиняла зло там, где она хотела сказать больше всего любви.

Одной мысли достаточно, чтобы свести женщину с ума.

Элизабет Баррет Браунинг

Аврора Лей

Лисберн-роуд была тихой улицей с домами из красного кирпича с террасами: солидные, роскошные семейные дома. Поскольку большинство парковочных мест было занято, Страйку и Робин пришлось припарковаться на некотором расстоянии от дома Кати Апкотт, и Страйк молча терпел возобновившиеся боли в подколенном сухожилии и раздраженном конце культи, пока они поднимались по улице, которая шла под небольшим уклоном.

Когда они подошли к входной двери, через окно внизу до них донеслись звуки виолончели. Соло было настолько совершенным, что Робин решила, что это запись, но когда Страйк нажал на звонок, длинная, тягучая нота оборвалась, и они услышали мужской голос, который крикнул:

– Я открою.

Дверь открыл худой молодой человек в очень мешковатой толстовке. Наиболее заметными чертами его лица были болезненного вида приподнятые бугорки на обеих щеках, что делало его кожу похожей на цветную капусту, и припухлость одного глаза.

– Привет, – пробормотал он. – Проходите.

Стены холла были выкрашены в кремовый цвет и увешаны картинами, написанными маслом. Был установлен лестничный подъемник, и в настоящее время он находился на верхней площадке. Рядом с лестницей стояли три большие картонные коробки. Одна из них была открыта, в ней лежали квадратики ткани.

– О, спасибо, Гас, дорогой! – произнес взволнованный женский голос, и женщина, которую они приняли за Катю Апкотт, поспешно спустилась вниз. Как и ее сын, она была худенькой, но если у Гаса были темные густые волосы, то у Кати – русые и редкие. На ней был горчично-желтый свитер домашней вязки, твидовая юбка и добротные тапочки из овчины. На шее на цепочке болтались очки для чтения. Когда Гас скрылся в комнате, которую Страйк и Робин приняли за гостиную, и закрыл дверь, Катя сказала:

– На самом деле это спальня Гаса. Мы перестроили дом, чтобы облегчить жизнь Иниго, так что он может жить в основном на одном уровне. У него есть медэксперт – Иниго, я имею в виду. Поэтому мы поместили Гаса внизу, а гостиную перенесли наверх, пробили проход, и у Иниго появился кабинет и совмещенная спальня, а также ванная, куда он может заехать на своем инвалидном кресле. Ох – она немного задыхаясь рассмеялась и протянула тонкую руку – Я Катя, очевидно, а вы, должно быть, Корморан, а вы?

– Робин, – сказала Робин, привыкшая к тому, что ее имя не так легко слетает с губ клиентов, как имя Страйка.

Пока они шли за Катей наверх, через дверь спальни Гаса снова зазвучали звуки виолончели.

– Он замечательно играет, – сказала Робин.

– Да, не правда ли? – сказала Катя, выглядя обрадованной похвалой Робин. – Он должен быть на последнем курсе Королевского музыкального колледжа, но нам пришлось его забрать, пока мы пытаемся разобраться с его крапивницей. Вы видели? – прошептала она, делая круговое движение указательным пальцем по своему лицу. – Мы думали, что все под контролем, но потом она вернулась с новой силой, и у него появился ангионевротический отек – даже горло распухло. Ему было очень плохо, бедняжке, он немного полежал в больнице. Но мы нашли для него нового хорошего специалиста на Харли-стрит и надеемся, что он поправится. Он просто хочет вернуться в колледж. Никто не хочет торчать дома с родителями в таком возрасте, не так ли?.

У входа в гостиную была кнопка, установленная на уровне пояса рядом с плотно прилегающей дверью. Когда Катя нажимала на кнопку, дверь медленно распахивалась. Робин задалась вопросом, сколько денег ушло на ремонт дома по такому стандарту, и предположила, что бизнес Кати по продаже товаров для рукоделия, должно быть, идет очень хорошо. Как только они вошли в гостиную и дверь за ними закрылась, звук виолончели полностью исчез.

Мы сделали звукоизоляцию двери и пола, – объяснила Катя, – чтобы занятия Гаса не мешали Иниго, когда он спит. Теперь, может быть, вы хотите чаю? Кофе?

Прежде чем кто-то из них успел ответить, вторая дверь с электроприводом в конце комнаты открылась, и из нее медленно выехал человек в инвалидном кресле под аккомпанемент “The Show Must Go On” группы Queen, которая играла в комнате позади него. У него было одутловатое лицом и желтоватая кожа, неопрятные седые волосы и толстые губы, придававшие ему надутый вид, на носу он носил очки-полумесяцы. На плечах его тонкого бордового свитера были пятна перхоти, а на ногах – следы мышечного истощения. Не обращая внимания ни на Страйка, ни на Робин, он обратился к жене медленным, тихим голосом, который производил впечатление человека, говорящего с огромным усилием.

– Ну, это полный бардак. В этом месяце мы едва ли получили хоть пенни прибыли.

Затем, как будто его зрение было замедленным, он выдал то, что Страйк счел несколько неуклюжим представлением человека, который только сейчас понял, что в комнате находятся два незнакомца.

– Ах – добрый день. – Прошу прощения. Пытаюсь разобраться в счетах моей жены.

– Дорогой, не нужно этого делать, – начала Катя с явным огорчением. – Я потом разберусь.

Acta non verba (не словом, но делом), – сказал Иниго и, посмотрев на Страйка, добавил: – А вы…?.

– Корморан Страйк, – сказал детектив, протягивая руку.

– Боюсь, я не пожму ее, – сказал Иниго, не улыбаясь, его руки остались на коленях. – Я должен быть исключительно осторожен в отношении микробов.

– А, – сказал Страйк. – Ну, это Робин Эллакотт.

Робин улыбнулась. Иниго медленно моргнул ей в ответ с непроницаемым лицом, и она почувствовала себя так, словно совершила социальную вольность.

– Да, так что – вы хотите чай или кофе? – нервно спросила Катя у Страйка и Робин. Оба приняли предложение выпить кофе. – Дорогой? – спросила она Иниго.

– Один из тех чаев без кофеина, – сказал он. – Только не клубничный, – крикнул он ей, когда дверь закрылась.

После еще одной небольшой паузы Иниго сказал: “Садись, давай”, – и перекатился, чтобы сесть на край журнального столика, стоявшего между двумя диванами, оба из которых были такого же горчично-желтого цвета, как и свитер его жены. Над каминной полкой висела абстрактная картина в коричневых тонах, а на приставном столике возвышалась модернистская мраморная скульптура женского торса. В остальном комната была скудно обставлена и лишена декоративных предметов, а полированные доски пола были идеальной поверхностью для инвалидного кресла. Страйк и Робин сели напротив друг друга на разных диванах.

Из боковой комнаты, где стояли кровать и письменный стол, Фредди Меркьюри продолжал петь:

Снаружи рассветает

Но внутри, в темноте, я хочу быть свободным…

Страйку показалось, что вход Иниго в комнату был очень продуманным, возможно, даже с учетом величия и меланхолии песни, которая все еще звучала. Начиная с опускания бизнеса его жены перед незнакомыми людьми и его неправдоподобного притворства, что он не знал или забыл, что у Кати назначена встреча с двумя детективами, и заканчивая тем, как неулыбчиво он предложил свое оправдание нежеланию пожать руку, Страйку показалось, что он чувствует в себе подавленную, даже озлобленную волю к власти.

– Вы бухгалтер, мистер Апкотт? – спросил он.

– С чего вы взяли, что я бухгалтер? – ответил Иниго, обиженный предположением, которое, на самом деле, Страйк сделал сам не веря в это исключительно для того, чтобы разговорить его.

– Вы сказали, что разбираетесь с делами вашей жены…

– Любой дурак может прочитать электронную таблицу – кроме Кати, похоже, – сказал Иниго. – Она занимается ремесленным бизнесом. Подумал, что она может сделать из этого что-то… Вечный оптимист.

После небольшой паузы он продолжил:

– Раньше я был независимым музыкальным издателем.

– Правда? Какого рода…?

– В основном церковным. У нас был обширный…

Дверь с электрическим приводом с лестничной площадки открылась, и вошла девочка лет двенадцати. У нее были длинные темные волосы, она носила очки с толстыми линзами и флисовый комбинезон с рисунком рождественского пудинга и веточкой остролиста на капюшоне. То ли присутствие незнакомцев, то ли отсутствие матери, казалось, смутило ее, и она повернулась, чтобы уйти, не говоря ни слова, но ее позвал обратно отец.

– Что я тебе говорил, Флавия? – потребовал он.

– Не приходить…

– Не подходить ко мне близко, – сказал Иниго. – Если ты настолько больна, что не можешь посещать школу, ты должна быть в постели. А теперь убирайся.

Флавия нажала на кнопку, открывающую электрическую дверь, и ушла.

– Я должен быть исключительно осторожен с вирусами, – сказал Иниго Страйку и Робин.

Последовала еще одна пауза, пока Иниго не сказал,

– Ну, это все чертовски запутано, не так ли?

– Что это? – спросил Страйк.

– Эти ножевые ранения и все такое, – сказал Иниго.

– Конечно, да, – сказал детектив.

– Катя в больнице почти каждый день… Она не сможет нажать на кнопку, если будет держать поднос, – добавил он, глядя в сторону двери, но в этот момент дверь снова открылась. Гас сопровождал мать наверх, чтобы нажать кнопку за нее. Робин увидел, как Гас снова попытался скрыться из виду, но Иниго позвал его обратно в комнату.

– Тренировался?

– Да, – ответил Гас, немного защищаясь, и показал отцу мозолистые кончики пальцев левой руки, в которых были глубокие борозды от струн.

– Вы слышали его, когда подходили к двери? – спросил Иниго у Робин, которая не была уверена, что Иниго ищет комплиментов или думает, что его сын лжет.

– Мы слышали, да, – сказала она. – Это было прекрасно.

Выглядя стесняющимся, Гас снова направился к двери.

– Что-нибудь слышно от Дарси, дорогой? – спросила его мать.

– Нет, – ответил Гас и, прежде чем кто-то успел спросить его о чем-то еще, выскользнул из комнаты. Электрическая дверь с грохотом закрылась. Катя прошептала:

– Мы думаем, что он расстался со своей девушкой.

– Не надо шептаться, у нас звукоизоляция, – сказал Иниго и с внезапной яростью добавил: – А она, черт возьми, пустая трата времени, если не может поддержать мужчину, когда он болен, не так ли? Так почему ты продолжаешь приставать к нему из-за нее? Удачное избавление.

Последовавшее за этим короткое молчание оживил Фредди Меркьюри, который теперь пел другую песню.

Я немного схожу с ума,

Я слегка схожу с ума…

– Выключи это, ладно? – рявкнул Иниго на Катю, которая поспешила сделать это.

– Иниго тоже музыкант, – сказала она с хрупкой жизнерадостностью, когда вернулась и начала раздавать кружки.

– Был, – поправил ее Иниго. – Пока не случилась эта чертова штука.

Он жестом указал на свой стул.

– На чем вы играли? – спросил Страйк.

– Гитара и клавишные… группа… автор песен.

– Какая музыка?

– Рок, – сказал Иниго со слабым оживлением, – мы делали свои собственные вещи. Несколько каверов. Ничего от твоего отца, – он посмотрел на Страйка, который с молчаливым весельем отметил внезапный отход Иниго от притворства, что он забыл о приезде детективов, к тому, чтобы показать, что он знает о происхождении Страйка. – Мог бы пойти классическим путем, как Гас – были способности – но вот, пожалуйста, я так и не сделал того, чего от меня ждали. Отчаяние моих родителей. Перед вами сын епископа… Дома никто особо не ценил рок-музыку..

Повернувшись к жене, он добавил:

– Кстати, Флавия только что была здесь. Если у нее жар, ей не следует находиться рядом со мной.

– Я знаю, мне очень жаль, дорогой, – сказала Катя, которая осталась стоять. – Ей просто скучно там, понимаешь?

– Наш проблемный ребенок, – сказал Иниго, глядя на Робин, которая не смогла придумать подходящего ответа на это. – Она у нас задержалась. Не вовремя. Я только что получил эту чертову штуку.

Он снова указал на свое инвалидное кресло.

– О, она не так уж плоха, – слабо сказала Катя и, возможно, чтобы прекратить дальнейшее обсуждение Флавии, обратилась к Страйку: – Вы сказали по телефону, что хотите знать все о друзьях Джоша и Эди, и я подумала…

Она подошла к небольшому секретеру в углу комнаты, взяла лист писчей бумаги и вернулась к Страйку, протягивая его.

– Это может помочь. Я составила список всех, кого могу вспомнить, кто был близок с Эди и Джошем, когда впервые появилась игра Аноми.

– Это, – сказал Страйк, взяв исписанный от руки лист, – очень полезно. Большое спасибо.

– Мне пришлось поискать некоторые фамилии, – сказала Катя, примостившись на краешке дивана рядом с Робин, – но, к счастью, они были указаны в титрах ранних серий, и я смогла зайти в Интернет и проверить. Я знаю, что вам нужно исключить как можно больше людей. Я совершенно, совершенно уверена, – добавила она решительно, – что никто из друзей Джоша не может быть Аноми. Они все были прекрасными людьми, но я понимаю, что вам нужно исключить людей.

Солнце, льющееся через большое эркерное окно, высветило каждую черточку на измученном лице Кати. Наверное, когда-то она была красивой женщиной, подумала Робин, и, возможно, могла бы стать ею снова, если бы выспалась. Ее теплые карие глаза и полный рот были привлекательны, но кожа была сухой и слегка шелушилась, а глубокие морщины на лбу и вокруг рта свидетельствовали о состоянии постоянной тревоги.