Текст книги "Чернильно-Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 58 страниц)

Страница @christy_ross в Instagram была заполнена селфи, фотографиями барабанщика Эштона Ирвина, в которого она, похоже, была безмерно влюблена, и фотографиями школьных друзей, корчащих смешные рожицы. Однако там также было много перепостов с других аккаунтов в Instagram, и все они были на удивление схожи по тематике.

Козлом отпущения становится ребенок, который осмеливается не согласиться с нарциссическим родителем.

ОТСУТСТВУЮЩИЙ РОДИТЕЛЬ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ТОКСИЧНЫЙ.

Некоторые люди были введены в вашу жизнь, чтобы показать вам, чем любовь не является.

Прежде чем она смогла продвинуться дальше в своем расследовании деятельности Кристабель в Интернете, зазвонил мобильный Робин.

– Извини, – сказал Страйк. В данный момент он чувствовал себя настолько виноватым, что у него появилась тенденция начинать все словесные перепалки с этого слова. – Интересно, есть ли у тебя время на быстрый разговор с партнером?

Робин подняла свою кружку чая наверх, держа в другой руке iPad, и постучала в дверь чердака Страйка, легонько стукнув по ней локтем.

Страйк открыл дверь на костылях, правая штанина брюк была пристегнута. Его кожа была сероватой, что усугублялось тем, что он не брился.

– Извини, – повторил он.

– Нет проблем, – сказала Робин.

Чердачная квартира Страйка, состоявшая из кухни, спальни и очень маленькой ванной комнаты с туалетом и душем, была, как всегда, аккуратной и упорядоченной. Здесь было всего два предмета, представлявших декоративную или сентиментальную ценность. Первым была школьная фотография трех его племянников, которую ему прислала сестра Люси. Страйк искренне недолюбливал Люка, старшего, и был более или менее равнодушен к младшему, Адаму, но поскольку он питал большую симпатию к двенадцатилетнему Джеку, он повесил фотографию на комод в своей спальне, все еще в картонной рамке. Единственной другой нефункциональной вещью в его квартире была фотокопия подробного трехстраничного отчета Джека о битве при Нейв-Шапель, написанного от руки и украшенного иллюстрациями, которая теперь висела на кухонном шкафу. Эта домашняя работа принесла его любимому племяннику пятерку за последнее задание по истории, и поздравления и энтузиазм Страйка побудили Люси прислать ему цветную фотокопию.

– Это Джека? – спросила Робин, остановившись, чтобы посмотреть. Она сидела у больничной койки Джека вместе со Страйком, пока мальчик боролся с инфекцией, из-за которой он попал в реанимацию, и поэтому испытывала к нему личный интерес.

– Да, – сказал Страйк, частично улыбаясь, частично гримасничая, когда опустился на один из стульев за своим маленьким кухонным столом. – Хорошо, не так ли?

– Замечательно, – сказала Робин, садясь напротив него. Ноутбук Страйка был открыт на столе, а Робин поставила за ним свой iPad, на котором все еще была запущена “Игра Дрека”.

Я пытался найти нам другого субподрядчика. Ничего не получается. Придется отказаться от дела.

Робин, которая думала о том же, быстро сказала,

– Не Аноми.

Страйк колебался.

– Слушай, я тоже хочу оставить “Аноми” – хотя на него уходит больше всего рабочей силы.

Это добавление мужа Шарлотты испортило нам жизнь, подумала Робин, хотя и воздержалась от высказываний.

– Ладно, если ты не хочешь отказаться от Аноми, то это должен быть Грумер, – сказал Страйк. – Клиент все равно становится чертовски нервным. Я разговаривал с ней по телефону вчера. Она была близка к тому, чтобы предложить Грумеру что-нибудь подкинуть. Он мерзавец – мы доказали, что он мерзавец, – но я не собираюсь подбрасывать ему наркотики. В любом случае, я не хочу терять Фингерса, деньги слишком хорошие.

– Хорошо, – сказала Робин. – В этом есть смысл. Ты позвонишь матери Легс, или…?

– Да, я сделаю это. Есть новости от Мидж?

– Не много. Эшкрофт много печатает в кафе, – сказала Робин, – что дважды совпадало с появлением Аноми в игре, так что мы пока не можем его исключить, к сожалению… Кстати, как продвигается сайт Болта?

Страйк повернул свой ноутбук к ней лицом.

Искусство и драма в школах

Ведущий британский ресурс по использованию искусства и драмы в качестве инструмента в различных дисциплинах. ADS предоставляет учебные материалы и семинары на всех уровнях обучения, от начального до высшего.

Болт сделал очень убедительную работу. Робин пролистала главную страницу сайта, на которой было много фотографий театральных постановок и несколько цитат актеров, которые утверждали, что работали с ADS.

– Это все стоковые фотографии, – сказал Страйк. А интервью с актерами были вырезаны и вставлены из других публикаций. Если ты нажмешь на “Кто мы”...

Робин так и сделала и нашла короткий список людей, которые предположительно руководили ADS. Одна фотография, с подписью “Венеция Холл”, отсутствовала.

– Болту нужна фотография, где ты в парике, – сказал Страйк.

– Хорошо, я займусь этим, – сказала Робин, делая пометку.

– А еще он сделал профиль в Твиттере для Венеции и купил ей пять тысяч подписчиков.

– Что он сделал?

– Купил тебе пять тысяч подписчиков, – повторил Страйк. – Я тоже не знал, что такое бывает, но это добавит доверия, если Эшкрофт достаточно подозрителен, чтобы проверить Венецию не только на сайте.

– Хорошо. А что насчет Кеа Нивен? Ты бы предпочел, чтобы я поехала в Кингс Линн?

– Нет, я буду в порядке к тому времени – до него еще больше недели, – сказал Страйк. – Заходила на ее страничку на tumblr в последнее время?

– Нет, – сказала Робин. – А что?

Страйк повернул ноутбук к себе, напечатал несколько слов, затем повернул его лицом к Робин, которая прочитала:

“Итак, на прошлой неделе меня попросили сделать нечто, что, как я знаю, вызовет у меня сильное душевное расстройство и негативно скажется на моем физическом и психическом благополучии. Это связано с серьезной травмой, которую я недавно пережила и которую, как мне кажется, я не до конца переработала. Фактически, я считаю, что сейчас у меня проявляются симптомы посттравматического стрессового расстройства.

По собственному опыту я знаю, что прохождение через такое испытание, на которое меня вынуждают, будет иметь катастрофические последствия для моего здоровья. И все же я согласилась сделать то, что, как я знаю, навредит мне.

Я уже писала в блоге о том, как я пытаюсь понять, как существовать менее самоотверженно, пытаюсь найти здоровые механизмы для отстаивания своих безопасных границ. Общество говорит нам, что для того, чтобы быть “хорошим” человеком, мы должны ставить во главу угла потребности других людей, а не свои собственные. Как и все хронически больные люди, я постоянно корила себя за то, что не могу справиться с вещами, которые здоровые люди воспринимают как должное.

Одна из моих (многих!) проблем заключается в том, что у меня СДВГ, который сопровождается маленьким замечательным дополнением под названием “Дисфория чувствительности к отвержению. У меня СДВГ вызывается критикой, которую нейротипичные люди воспринимают совершенно спокойно. Поэтому, когда мне (неявно) говорят, что я эгоист/бессердечный за то, что не хочу делать что-то, что, как я знаю, повредит мне, меня легко убедить, даже если я знаю, что мной манипулируют.

Да, я полагаю, что постоянной боли/суицида недостаточно. Спасибо, жизнь! Есть ли у кого-нибудь советы?”

#хроническая болезнь #ложка #POTS #ADHD #RSD #аллодисплазия #сху#инвалидность #триггеры #границы #РСД #аблеизм

Под этим были две записки:

spoonie-sara-j

Кеа, как бы трудно это ни было, ты должна сосредоточиться на себе!

jules-evola

Убей себя.

Что такое “ложка”? – спросил Страйк, когда Робин закончила читать.

– Мне тоже пришлось поискать, – сказала Робин. – Это термин для хронически больных. Он происходит из блога, который кто-то вел, где сравнивал наличие конечного количества энергии с определенным количеством ложек.

– Ложек? – повторил Страйк.

Несмотря на свою усталость, Робин улыбнулась его недоуменному выражению лица.

– Я думаю, что человек, объясняющий, как он устал, просто взял горсть ложек, чтобы представить единицы энергии. В любом случае, Кеа не отказалась, не так ли? Так что это хорошо.

– Пока нет, – сказал Страйк и потянулся за сигаретами. Он прикурил, бросил спичку в пепельницу и сказал: – У тебя было время прочитать ту заметку Натли об Иниго Апкотте?

– Да, – сказала Робин. – Очевидно, что это может быть роман, но также это может быть кто-то, кому он дает советы или наставляет.

Заметки Натли не очень помогли восстановить односторонний разговор, потому что они были очень скудными. Он зачитал Страйку по телефону почти все свои записи.

– “Милый ребенок” – довольно интимное выражение для подопечного, – сказал Страйк. – Хотя я сомневаюсь, что сексуальная жизнь Иниго станет ключом к раскрытию этого дела…

Если бы Страйк не выглядел таким осунувшимся и подавленным, Робин могла бы спросить, зачем он вообще послал Натли за Иниго. Возможно, выражение ее лица выдало ее мысли, потому что Страйк продолжил:

– Не знаю, почему я сказал Натли следовать за ним. Просто показалось интересным поведение – позвонить оттуда, где он может быть уверен, что его никто не подслушает.

Зазвонил мобильный Страйка. Робин, прочитав имя “Мэдлин” вверх ногами, тут же поднялась на ноги и сказала,

– Я позволю тебе ответить. Мне все равно нужно идти.

Страйк предпочел бы оставить звонок на голосовой почте, если бы Робин не встала. Ему не очень нравилась идея еще одного сорокапятиминутного монолога о том, что запуск определенно будет катастрофой, но поскольку он не мог придумать причину, по которой Робин могла бы продолжать разговор, он подождал, пока за ней закроется дверь, а затем ответил на звонок.

Звонок начался так же, как и все звонки Мэдлин за последние несколько дней: с искреннего беспокойства о ноге Страйка, искреннего сожаления и разочарования, что она не может ему помочь или, что вполне реально, попросить его остаться, учитывая текущие требования к ней. Страйк не был раздосадован, но втайне испытывал облегчение. Он неоднократно говорил ей, что ему лучше остаться в своей квартире на чердаке, которую он прекрасно обустроил для работы человека с одной ногой, и где он был самодостаточен.

– У тебя все еще в порядке с едой? – обеспокоенно спросила Мэдлин.

– Пэт за меня это делает, – ответил Страйк, что было правдой. Офис-менеджер безропотно носила для него пакеты с едой по лестнице.

– Так когда, по-твоему, ты сможешь снова выйти на улицу?

– Надеюсь, через пару дней.

– Значит, ты сможешь встретиться со мной после запуска на следующей неделе?

– Если я буду на ногах к тому времени…

– Ты только что сказал, что думаешь, что будешь в порядке через пару дней.

– Да, я уверен, что буду, – сказал Страйк, изо всех сил стараясь не показаться раздраженным.

Затем Мэдлин, как и ожидалось, начала новый монолог о том, какие трудности она испытывает в связи со своей новой коллекцией ювелирных изделий. Страйк сидел молча, курил и старался не думать о Робин.

Глава 44

...усталые мумии, сняв маску,

разглядели, что лицо забыли давно

и, сидя на коленях у укрывающей ночи,

узнают от нее свои собственные секреты…

Августа Вебстер

Медея в Афинах

Четверг был днем всеобщих выборов. Впервые после убийства Эди Ледвелл, Перо Правосудия сообщило своим читателям, что если вы даже подумаете о том, чтобы проголосовать за партию, отличную от лейбористской, это значит, что вы лишены элементарной человечности. Уолли Кардью поделился видео, в котором лидер Партии независимости Великобритании утверждал, что мигранты приезжают в Британию для лечения ВИЧ-инфекции по цене 25 000 фунтов стерлингов за одно. Тем, кто засыпал его страницу оскорблениями и обвинениями в расизме и фанатизме, Уолли ответил вызывающе и язвительно, написав в Твиттере: “Британцы ждут гребаной медицинской помощи из-за очередников”. Среди тех, кто выразил Уолли свою поддержку, был пользователь Твиттера под ником @jkett_BOUT, который отправил Кардью сообщение: “Продолжай говорить правду. Сохраняй Англию белой”.

В тот вечер в Норт Гроув не было занятий по рисованию с натуры из-за выборов. Второй вечерний урок Робин оказался гораздо менее плодотворным, чем первый: Престона Пирса нигде не было видно, а вместо обнаженного мужчины класс попросили нарисовать коллекцию сушеных тыкв и стеклянных бутылок. Зои сказала Джессике, что в этот вечер она останется в коллективе, чтобы посидеть с ребенком, так что повторения их ночной прогулки домой и возможности для дальнейших откровений не было. Кроме разговора с Зои, Робин говорила как можно меньше, надеясь, что люди забудут эстуарский акцент, который она продемонстрировала на первом занятии.

Утро дня выборов Робин планировала провести дома, играя в “Игру Дрека”, затем проголосовать, а после обеда и вечера заняться наблюдением за Уолли Кардью. Однако совершенно непредвиденная личная неприятность внесла сумятицу в ее планы на день. Макс, ее сосед по квартире, был на приеме у стоматолога и оставил ей на попечение свою пожилую таксу Вольфганга, который ничего не ел в течение двадцати четырех часов и мочился ночью в свою кровать, чего он не делал со щенячьего возраста. В то утро Вольфганг также отказался от прогулки и просто дрожал на тротуаре, когда Макс поставил его на землю.

Через двадцать минут после ухода Макса дыхание Вольфганга стало рваным и неровным. Не имея возможности дозвониться до Макса, который, по ее предположению, сейчас находился в кресле дантиста, обеспокоенная Робин решила отвезти Вольфганга в ветеринарную клинику.

Робин, которая родилась в сельской местности, ожидала вердикта ветеринара, но от этого легче не стало: за время жизни с Максом она очень полюбила маленькую собачку.

– Я не его владелец, – сказала она, борясь с комком в горле. – Он у дантиста, пожалуйста, позвольте мне позвонить ему.

Два часа спустя Макс и Робин со слезами на глазах наблюдали, как Вольфганга усыпляют. Пока убитый горем Макс разговаривал с ветеринаром о кремации Вольфганга, Робин вышла в приемную и сделала вид, что рассматривает кошачьи игрушки, вытирая глаза рукавом.

Зазвонил ее мобильный. Все еще хлюпая носом и туманом в глазах, Робин ответила на звонок, продолжая смотреть на кошачьи игрушки.

– Привет, – сказала Илса.

– Привет, – ответила Робин, пытаясь взять себя в руки. – Как ты?

– Хорошо, – ответила Илса. – Ты в порядке? Твой голос звучит странно.

– Я… Вольфганга только что усыпили. Собаку Макса.

– О, мне так жаль, – сказала Илса.

– Нет, все в порядке, – сказала Робин, роясь в кармане в поисках салфетки. – Как у тебя дела?

– Ну, у нас с Ником был выходной, и я рассказала ему о ребенке.

– О, слава Богу, – пробормотала Робин. Она убеждала Илсу сделать это в каждом телефонном разговоре, который они вели в последнее время. Илса была на шестнадцатой неделе беременности: Робин боялась, что Ника будут держать в неведении, пока Илса не родит. – Как он это воспринял?

– Он был наполовину в ярости, наполовину в восторге. Он обвинил меня в том, что я не сказала ему, потому что все еще пыталась наказать его за то, что он сказал, что я слишком много работала и должна была успокоиться после потери последнего ребенка. Я сказала, что не поэтому я ему не сказала, а просто хотела избавить его от переживаний, если все снова пойдет не так. Затем, на следующем вздохе, он начал корить меня за то, что я работала над делом о терроризме и переживала весь этот стресс, когда узнала, что снова беременна.

– Черт возьми, – сказала Робин, разрываясь между весельем и раздражением. – Он что, сам себя не слышит?

– Итак, мы сильно поссорились, – весело сказала Илса, – но потом мы помирились, он немного поплакал, и теперь мы пьем шампанское за обедом. О, и это мальчик.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты сказала это Нику, Илса. Я не хочу, чтобы это случайно вырвалось.

– Да, я сказала ему. На снимке видно, что это мальчик. Вот что заставило его заплакать, когда я показала ему.

– Вид пениса его сына?

– Ты знаете, как мужчины относятся к пенисам, – сказала Илса. – Бесконечно горды.

Несмотря на свои страдания по поводу Вольфганга, Робин рассмеялась.

Между смертью Вольфганга, новостями Илсы и необходимостью следить за домом Уолли Кардью, Робин совсем забыла о том, что нужно идти голосовать. К тому времени, когда в доме Кардью погас весь свет, избирательный участок, естественно, был закрыт.

Макс и его парень Ричард сидели, обнявшись, на диване, когда Робин вернулась домой; Ричард уже говорил о возможности завести щенка, когда он переедет. Не желая вмешиваться, Робин взяла сэндвич с сыром и яблоко и отнесла то и другое вниз, в свою спальню.

Открыв ноутбук, она увидела, что результаты голосования уже получены: если они верны, то выборы, которые должны были быть исключительно напряженными, убедительно выиграли консерваторы. Робин услышала шокированные возгласы Макса и Ричарда сверху и поняла, что они, должно быть, только что увидели те же результаты, что и она.

Чувствуя себя подавленной, она взяла свой iPad, чтобы еще раз проверить игру. Вскоре после полуночи появился Аноми под обычный хор одобрительных возгласов игроков. Аноми, казалось, был в экспансивном и общительном настроении, отвечая на приветствия шутливыми оскорблениями. Те, кто был достаточно привилегирован, чтобы быть оскорбленным, казалось, воспринимали поведение Аноми как знак уважения и привязанности.

Робин отметила время, когда Аноми вошел в игру, затем отправил сообщение Мидж, Натли и Шаху, которые следили за Себом Монтгомери, Тимом Эшкрофтом и Престоном Пирсом. Все цели в данный момент находились дома и вне поля зрения.

Робин вздохнула и вернулась к своему ноутбуку. Аноми разговаривал в основной игре.

Аноми: некоторые из вас уже знают об этом.

Аноми: но у нас есть футболки, доступные на сайте

www.keepdreksgame.org

Аноми: так что иди и купи свою

Затем на экране перед ней открылся новый канал.

<Открылся новый частный канал

<8 мая 2015 00.23>

<Аноми приглашает Баффипоус>.

Робин уставилась на экран, чувствуя беспокойство. Аноми никогда раньше не просил поговорить с ней наедине.

Баффипоус: привет

Возможно, имеет смысл превратить свою нервозность в преимущество

Баффипоус: Я сделала что-то не так?

Ожидая ответа Аноми, она проверила основную игру, в которую только что вошел Морхауз. Плащ Аноми висел в воздухе, но не скользил. Она подозревала, что Аноми также разговаривает с кем-то еще – или, возможно, с несколькими людьми – по частным каналам.

Наконец Аноми появился.

Аноми: лол

Аноми: сильно мучает совесть?

Баффипоус: Я чувствую себя виноватой

Баффипоус: Я не голосовала!

Аноми: Что это за дерьмо – чувствовать себя виноватым?

Аноми: Я убил кое-кого на той неделе и не чувствую вины.

Аноми: я думал, что мог бы.

Аноми: плевать

Аноми: сижу здесь и планирую следующее хаха

Робин подняла телефон и сфотографировала этот фрагмент диалога, отложила мобильный и сделала паузу, размышляя.

Баффипоус: лол, кто будет следующим?

Аноми: Я буду в новостях, вот увидишь.

Баффипоус: Это не я, да?

На этот раз пауза затянулась на две минуты. Теперь, убедившись, что Аноми разговаривает с другими людьми наедине, Робин сидела в напряжении, пока он не вернулся.

Аноми: только если ты меня сильно разозлишь.

Аноми: ты в Манчестере, праивльно?

Баффипоус: да

Робин заметила, что Аноми не утруждает себя звездочками в именах, и укрепилась в своем подозрении, что “Последствия 14″ существуют только в умах легковерных. Ее заинтересовал тот факт, что Аноми знал, что Бет находится в Манчестере. У них вошло в привычку пытаться выяснить настоящие личности игроков?

Аноми: нам нужно большое присутствие игры на Комик-коне 23-го числа. Из Манка легко добраться.

Аноми: напугать до смерти Грунта и Маверика.

Аноми: так что я хочу, чтобы пришло как можно больше людей.

Робин задумалась, может ли Аноми быть пьяным или обкуренным. Она никогда раньше не видела, чтобы он так неустойчиво печатал. Возможно, подумала она, он был сторонником консерваторов и праздновал неожиданно громкую победу. Записав дату Комик-Кона, она продолжила печатать.

Баффипоус: а как же правило 14?

Аноми: если хочешь, чтобы тебя пустили обратно в иргу, ты будешь там, в маске и без омбема личной ифны

Аноми: инфы

Баффипоус: хорошо, я обязательно приду.

Аноми: и надеть фтблку

Баффипоус: да, конечно.

Она ожидала, что Аноми покинет канал, но этого не произошло. Подмигивающий курсор отмечал проходящие секунды, продвигаясь все дальше и дальше по экрану, оставляя за собой длинную линию стрелок без хвоста.

Затем, внезапно, быстро появились новые слова.

Аноми: да нжралс, кому какое дело.

Аноми: сдлай это чрез час, меня не волнует что ты хочешь

Аноми: так называемые достижения и прочая хрень.

Аноми: Ты знаешь мою ситуацию.

Аноми: я застрял в гребаной клетке.

Аноми: я позабочусь о Лорде и Ви.

Аноми: к концумесяца они уйдут.

Аноми: они уйдт. ок?

>

>

Аноми: хахаха

Аноми: только что понял, что я плагиатор.

Аноми: Ян е хочу того, чего хочешь ты.

Аноми: я не чувствую того, что чувствуешь ты

Аноми: срдце в клетке

Аноми: собираюсь сделать это

Робин поспешно сделала вторую фотографию экрана, используя свой телефон, как раз вовремя. Через десять секунд после того, как Аноми набрал “собираюсь сделать это”, приватный канал закрылся, и Робин осталась смотреть на пустой плащ Аноми, развевающийся, но в остальном неподвижный, в основной игре.

Несколько минут она сидела, глядя на последний диалог в телефоне, ее мозг бешено работал, затем она проверила время. Было уже без двадцати час, и звонить Страйку, очевидно, было уже поздно. Тем не менее, она взяла мобильный и написала ему сообщение.

Ты, наверное, спишь, но если ты все еще смотришь репортаж о выборах, возможно, у меня есть кое-что по Аноми.

В тот момент, когда она отправила сообщение, ей пришло в голову, что Страйк может лежать в постели с Мэдлин. Она представила, как его телефон зажужжит, пока он храпит (Робин знала, что он храпит; он заснул в “Лендровере” во время одной долгой поездки и храпел несколько часов), как Мэдлин проснется, потянется через Страйка за телефоном и будет раздражена тем, что партнер Страйка по работе посчитал уместным написать ему сообщение посреди ночи. Позиции Робин и Страйка поменялись местами: если раньше она лежала в постели с партнером, который возмущался ее частыми звонками на работу, то теперь Страйк, возможно, проклинал ее, разбуженный громким возгласом недовольства Мэдлин…

Зазвонил мобильный Робин.

– Что у тебя? – сказал Страйк звуча не сонно.

– Ты ведь не спал, правда?

– Нет, я лежу здесь и смотрю, как лейбористы посыпались. Опросники ошиблись, не так ли?

– Очень, – сказала Робин. – Как твоя нога?

– Неплохо, – сказал Страйк, что Робин интерпретировала как – не очень.

– Хорошо, сейчас я отправлю тебе несколько фотографий разговора по частному каналу, который я только что вела с Аноми.

Она так и сделала. Ожидая его ответа, Робин легла на кровать, устремив взгляд на темное небо за окном.

– На той неделе я убил человека и не чувствую за собой никакой вины, – прочитал вслух Страйк. “Я думал, что мог бы. Ничего. Сижу здесь и планирую следующее…”

– Это может быть бравада – его идея юмора?

– Ну, – медленно сказал Страйк, – будем надеяться на это.

– Ты прочитал следующую часть?

– Да.

– Аноми не хотел посылать мне это. Он был пьян и неосторожен. Я уверена, что у него был открыт не один личный канал, и он случайно отправили эту партию мне, вместо… Ну, если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что он думал, что говорит с Морхаузом. По тону…

– Да, – сказал Страйк. – Чувствуется, что Аноми говорит с равным, не так ли? Обещает избавиться от ЛордаД и Ви, которые, как я предполагаю, являются…

– ЛордДрек и Вилепечора, должно быть.

– Я не хочу того, чего хочешь ты… Я застрял в чертовой клетке… —

– Страйк, мне все больше и больше кажется, что это Кеа. Слова, которые процитировал Аноми, взяты из песни “Heart in a Cage” группы Strokes. В своем видео Кеа была одета в футболку с обложкой одного из их альбомов.

– Чертовски хорошо подмечено, – сказал Страйк. – Да, и я полагаю, что застрять в клетке – значит вернуться к матери, потому что она больна. Она тоже не очень любит достижения: она говорит об этом на своей страничке в tumblr. Чувство вины за то, что она чего-то не достигла, – это результат интернализованного капитализма, видимо.

– Серьезно?

– О да. Ты никогда не была в коммунистической стране? Там все целыми днями лежат на диванах, а дрессированные пудели приносят им торт.

– Ха-ха. Еще есть “это уже не я”. Она училась в художественной школе…

– Это может подойти и Гасу Апкотту, знаешь ли, – сказал Страйк. – Очень похожая история. Плохое здоровье, вынужден бросить музыкальный курс…

– Но он намерен вернуться. Похоже, он не отказался от достижений, судя по уровню музыки, которую он играл.

– Насколько амбициозным казался Престон Пирс, когда вы с ним познакомились?

– Трудно сказать, – ответила Робин, снова пытаясь не представлять себе Пирса обнаженным. – Но я не могу понять, почему он описывал свою ситуацию как пребывание в клетке – хотя, конечно, никогда не знаешь.

– Тим Эшкрофт тоже может подойти, – сказал Страйк. – Он актер, который думал, что сможет прославиться на “Чернильно-черном сердце”. Вместо этого он играет в школьных спортзалах в Салфорде.

– Нет ничего плохого в том, чтобы выступать перед студентами, – сказала Робин.

– Никогда не говорил, что это так, но он может так думать. То, что “меня больше не волнуют достижения”, говорят люди, которым горько от того, что они не достигли того, чего ожидали… Ты слышала новости Илсы и Ника?

– Да, – сказала Робин. – Фантастические, не так ли?

– Да, очень рад за них, – сказал Страйк. – Ты знаешь, что они собираются попросить нас обоих быть крестными родителями?

– Я – нет, я не знала, – сказала Робин, одновременно удивленная и тронутая.

– Черт. Ну, изобрази удивление, когда Илса попросит тебя, а потом… что это за Комик-Кон, на который Аноми хочет, чтобы ты пошла? – спросил Страйк.

– Именно то, на что это похоже, – сказала Робин. – Большая конференция для фанатов фильмов и комиксов. Ну, ты знаешь, что это такое.

– А Аноми поедет?

– Без понятия.

– Ну, мы должны быть там, на всякий случай.

– В масках? – сказала Робин.

– Да. Мы не будем выделяться. Половина людей там будет одета как персонажи “Звездных войн”.

– Я вижу тебя в роли Йоды.

– А из тебя получился бы прекрасный Дарт Вейдер, – сказала Робин.

На этой ноте они пожелали друг другу спокойной ночи.

Взглянув на себя в зеркало на туалетном столике, Робин увидела, что улыбается. Она сознательно подавила свое приподнятое настроение обычным способом: напомнила себе о существовании Мэдлин Курсон-Майлз и о разводе Шарлотты Кэмпбелл.

Глава 45

Делать добро казалось ему очень важным делом,

что, сделав это, ей хотелось думать,

Должно было наполнить его способность к радости.

Элизабет Баррет Браунинг

Аврора Лей

Через час после запуска фальшивого сайта “Искусство и драма в школах” Венеция Холл связалась с Тимом Эшкрофтом через его аккаунт в Twitter, попросив об интервью и сообщив номер телефона, который она купила для этой цели. К шоку Робин, Эшкрофт прислал свое восторженное согласие всего через двадцать минут, и после короткого обмена электронными письмами встреча была назначена на три дня позже. Это дало Робин гораздо меньше времени, чем она рассчитывала, чтобы изучить актерскую карьеру Эшкрофта, создать фон для женщины, которую она изображала, и заполнить шпаргалку для Страйка, который собирался взять на себя обязанности Баффипоус, пока Робин была с Эшкрофтом.

– Господи, – сказал Страйк, глядя на длинный документ, который она вручила ему в его чердачной квартире вечером накануне интервью. Его культя все еще возвышалась на стуле рядом с ним, на колене лежал пакет со льдом, а конец был намазан кремом. – Ты считаешь, что мне все это понадобится?

– Тебе нужно будет уметь ориентироваться в заданиях, – сказала Робин. – Если ты не сможешь с ними справиться, они сразу почуют крысу, потому что я постоянно нахожусь там и могу выполнять их во сне. Остальное – в основном то, что мы с Зои рассказывали друг другу о своей жизни, чтобы ты не оступился, если она заговорит с тобой, но, если повезет, все это тебе не понадобится. Я не должна быть с Эшкрофтом больше пары часов.

– Где вы встречаетесь?

– В баре под названием Qube в Колчестере, – сказала Робин. – Я предложила поехать к нему, и он согласился. Как твоя нога?

– Лучше, – сказал Страйк. – Хочешь чашечку чая?

– Не могу, – сказала Робин, – мне нужно подготовиться к завтрашнему дню. Я напишу тебе, как только буду в Колчестере.

Эта деловая встреча и быстрый отъезд оставили Страйка в подавленном состоянии. Он мог бы поболтать, хотя бы о социальных сетях Кеа Нивен, которые он сейчас просматривал перед собеседованием с ней.

Страйк не понимал, что в данный момент Робин испытывает серьезную обиду на своего делового партнера. Она знала, что он переживает из-за их дел и продолжает страдать, но, несмотря на это, было бы неплохо, если бы он вспомнил о том, что она должна была переехать. Возможно, он вообразил, что она каким-то образом совершила этот подвиг, не отрываясь от работы, но она все равно была бы благодарна за вежливый вопрос.

На самом деле продавец новой квартиры Робин через своего адвоката умолял отложить дату переезда, потому что покупка его собственного дома сорвалась. Несмотря на то, что ее собственный адвокат сказал ей, что она не должна соглашаться, Робин так и сделала. Пока Страйк буквально не встал на ноги, перегруженное агентство отчаянно нуждалось в одном полноценном партнере, поэтому она действительно не могла позволить себе отгул. Тем не менее, звонок родителям, которые хотели приехать в Лондон, чтобы помочь с переездом, и наблюдение за плохо скрываемым разочарованием Макса и Ричарда по поводу того, что она не сможет съехать от них в обещанный день, не слишком подняли ей настроение и не снизили уровень стресса.

На следующее утро Робин совершила двухчасовую поездку в Колчестер на своем старом “Лендровер”. Сегодняшнее воплощение Венеции Холл, псевдоним, который она использовала раньше, было в волнистом пепельно-русом парике, который, как Робин знала, ей не шел, но который вместе с очками в квадратной оправе и бледно-серыми контактными линзами кардинально менял ее внешность. На левой руке у нее были обручальное и помолвочное кольца: не ее собственные, которые она оставила, уходя от бывшего мужа, а подделки из сплава олова и кубического циркония. Воображаемый муж Венеции, над созданием которого она трудилась не меньше, чем над своей собственной вымышленной личностью, был создан с явным намерением помочь выведать тайны у Тима.

Припарковавшись, Робин написала сообщение Страйку.