Текст книги "Чернильно-Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 58 страниц)

– О Боже, нет! – воскликнула Кеа, устремив взгляд на Страйка. – Только не он!

Робин, которая никогда не видел Кеа во плоти, с интересом посмотрела на нее. Девушка была одета в светло-голубой свитер и джинсы. Ее черные волосы блестели в лучах весеннего солнца, а фарфоровая кожа и красные губы не требовали особого макияжа. В руке, не державшей трость, Кеа держала конверт.

– Доброе утро, – сказал Страйк, переводя взгляд с Кеа на Сару.

– О Боже – о Боже, – сказала Кеа, разражаясь слезами. – Я не могу поверить в это…

Когда Катя и Сара снова начали кричать друг на друга, из здания вышел невысокий, хмурый, седовласый мужчина в синей униформе.

– Могу я попросить вас, пожалуйста, вести себя потише?

Катя и Сара замолчали, оцепенев. Окинув взглядом каждую из женщин по очереди, а затем бросив тяжелый взгляд на Страйка, словно ожидая, что единственный мужчина в группе будет следить за порядком, он скрылся внутри.

– Джош ждет мистера Страйка, – сказала Катя сердитым шепотом. – Так что тебе лучше уйти.

Все еще всхлипывая, Кеа протянула конверт.

– Тогда не могла бы ты хотя бы отдать…

– Я не дам ему этого, – сказала Катя, отступая назад, как будто письмо было пистолетом.

– Ради Бога, ты не можешь отказаться передать ему записку! – горячо сказала Сара.

– Пожалуйста, – всхлипывала Кеа, наступая на Катю, опираясь на свою палку. – Пожалуйста, просто отдай ему мое письмо.

– Хорошо, – коротко сказала Катя, выхватывая письмо из рук Кеа. – Пойдемте в здание? – добавила она Страйку и Робин.

Когда они последовали за Катей и Флавией через стеклянные двери, Робин оглянулась. Сара и Кеа повернулись и медленно шли к своей машине. Наблюдая за ними, Сара обняла дочь за плечи, но Кеа отмахнулась от нее.

– Наглость, – свирепо сказала Катя, направляясь по коридору, ведущему в комнату Джоша. – Наглость с их стороны. Слава Богу, я была здесь…

– У тебя опять простуда? – Робин тихо спросила Флавию, потому что девочка только что высморкалась.

– Нет, – сказала Флавия. – Я..

Она сделала очень глупую вещь, – сказала Катя, прежде чем Флавия успела ответить, – ей сказали не делать этого.

– Это было не…

– Флавия, тебе сказали не приносить щенка в дом, – огрызнулась Катя. – Я не хочу больше слышать ни слова о папе, или Гасе, или собаках, или о том, что все несправедливо, ты меня поняла?

– Ты всегда на стороне…

– Флавия! – рыкнула Катя, коротко повернулась, чтобы посмотреть на свою дочь, а затем сказала Страйку: – Мне пришлось привести ее. Иниго в ярости.

Пока Катя вела их дальше, явно зная каждый поворот и изгиб пути к палате Блэя, Флавия обиженно, но тихо сказала,

– Я всегда хожу по больницам.

– Правда? – спросила Робин, которой было адресовано это замечание. Она и Флавия отстали от двоих других.

– Да. Однажды, когда у Гаса была очень плохая кожа, ему пришлось лечь в больницу, а на следующий день заболел папа, и его тоже положили. Но в разные больницы. Папа был в гораздо более хорошей больнице, чем Гас. Она частная. Гас обычно ходит в NHS.

Флавия тихо добавила:

– Мне очень понравилось, что их обоих нет.

Робин не мог придумать подходящего ответа на это, поэтому промолчала.

– Я могла смотреть по телевизору то, что мне нравилось. Я видела в новостях о мужчине в Америке, который устроил массовую стрельбу, потому что не мог уговорить ни одну девушку заняться с ним сексом.

– ...Как будто мало того, что она заваливает его письмами, от которых он в полном стрессе, – говорила Катя Страйку, – она должна еще и лично явиться…

– Я хотела сделать школьный проект о том человеке, который стрелял в девочек, но мама сказала, что нельзя. Папа считает, что это отвратительно, что мама позволила мне узнать о нем, но – Флавия бросила прищуренный взгляд на спину матери – она весь вечер разговаривала по телефону с Джошем, так что ей было все равно, что я смотрю.

Робин, у которой сложилось впечатление, что Флавия прекрасно понимает, какую картину она рисует о своей домашней жизни, хранила дипломатическое молчание. Впереди Катя говорила,

– ... просто беспокоюсь, что в один из этих дней меня не будет, и она ворвется сюда….

– Мама и папа поссорились сегодня утром, – очень тихо сказала Флавия, настороженно глядя на спину матери, – потому что папа считает, что очевидно, кто такой Аноми, а мама говорит, что он не может быть прав и говорит это просто для того, чтобы напугать.

– Правда? – сказала Робин, стараясь сохранить непринужденный тон. – Кто…?

Но она прервалась. Катя внезапно остановилась рядом с большим мусорным ведром, стоящим в углублении коридора. Катя со зверским выражением лица разорвала письмо Кеа пополам и сунула его внутрь.

– Вот так, – сказала она и снова отправилась в путь, Страйк шел рядом с ней, а Робин и Флавия – сзади.

– Я думала, что подделывать почту незаконно, – сказала Флавия.

– Думаю, это касается только тех вещей, которые проходят через почтовое отделение, – ответила Робин, чьи мысли работали быстро. Пройдя еще несколько шагов, она остановилась.

– О черт, – позвала она Страйка и Катю. – Извините, я забыла свои записи в машине.

– Ну, тебе лучше вернуться за ними, – сказал Страйк, повернувшись, чтобы посмотреть на нее.

– Да. Какой номер комнаты у Джоша? – Робин спросила Катю.

– Пятьдесят один, – ответила Катя, выглядя озабоченной. – Но вообще-то, они хотят, чтобы с ним одновременно находились только два человека – я не знала, что вы оба собираетесь приехать. Я подумала, что они не будут возражать, если Флавия пойдет со мной, ведь она такая молодая.

– Я могу посидеть снаружи с Флавией, если вы предпочитаете войти с Кормораном? – предложила Робин, искренне надеясь, что Катя согласится: ей было очень интересно, что Иниго думает об Аноми. Катя выглядела так, словно тоже одобрила эту идею, но, переведя взгляд с дочери на Робин и обратно, и, возможно, обдумав возможные последствия того, что она позволила дочери говорить вне сферы ее контроля, она сказала,

– Нет, я не могу просить вас об этом – это слишком навязчиво. Нет, я останусь с Флавией, но сначала пойду с Кормораном, чтобы Джош знал, что я рядом, если ему что-то понадобится.

– Хорошо, тогда я возьму свои записи из машины и догоню вас, – сказала Робин.

– Можно мне пойти с тобой? – с нетерпением спросила Флавия, но Катя резко сказала,

– Нет, ты останешься со мной.

Робин вернулся к мусорному ведру, куда Катя положила письмо Кеа. Там была щель в стиле почтового ящика, достаточно большая, чтобы просунуть руку, но, к сожалению, коридор был далеко не безлюдным: по нему вверх и вниз ходил медицинский персонал, а также посетители. Робин оглядывалась вокруг, пока ее не заметили, затем достала телефон из кармана и положила его в урну.

– Вот черт, – сказала она вслух, изображая отчаяние.

– Вы в порядке? – спросила проходящая мимо медсестра, которая толкала мужчину в инвалидном кресле.

– Я пошла и случайно уронила туда свой телефон вместе с мусором, – сказала Робин, со смехом протягивая руку.

– Мой шурин однажды сделал это с почтовым ящиком, – сказала медсестра.

– Не могу нащупать, – соврала Робин, нащупывая мусор в корзине. – О, вот оно…

Она подождала, пока медсестра скроется из виду, затем достала свой телефон и две половинки письма Кеа, все еще в разорванном конверте, которые положила в карман. Робин возвращалась по тому же пути, пока не прошла мимо женского туалета, в который и вошла. Запершись в кабинке, она соединила разорванные половинки письма и прочитала его.

Джошлингс,

Я очень надеюсь, что смогу увидеть тебя сегодня и передать тебе это лично, потому что я не знаю, хватит ли у меня сил сказать все это с глазу на глаз. Если я увижу тебя, я, наверное, просто сломаюсь. Я знаю, что это жалко.

Я не знаю, получил ли ты другие мои письма. Мне кажется, если бы ты их прочитал, то обязательно бы ответил. Может быть, Катя порвала их, и ты даже не знаешь, что я пыталась с тобой связаться. Я знаю, что она считает меня антихристом, или это просто моя ненависть к себе говорит?

С тех пор, как это случилось, я почти не могу есть и спать. Я готова убить себя прямо сейчас, в эту минуту, если тебе от этого станет лучше. Иногда я думаю, что мне все равно стоит это сделать. Я говорю это не для того, чтобы тебе было плохо. Я просто не знаю, сколько еще смогу жить в такой боли.

Меня допрашивал частный детектив. Он сказал, что ты хотел, чтобы я с ним поговорила, и я поговорила. Он был так агрессивен, что меня потом рвало, но я сделала это, потому что ты этого хотел.

Я искренне чувствую, что если бы мы могли вернуться в прошлое, и ты смог бы лучше понять, к чему я веду, ничего этого никогда бы не случилось. Все пошло не так, когда ты переехал в Норт Гроув. Аноми должен был быть кто-то там, с цитатой на окне, украденным рисунком и всем остальным. Но ты никогда не хотел верить мне, что это место плохое из-за нее.

Ходит масса слухов о том, как у тебя дела. Детектив, по сути, пытался запугать меня на протяжении всего допроса, так что он мог соврать, что ты парализован, чтобы заставить меня говорить. Я надеюсь, что это так, хотя это было ужасно слышать, и, честно говоря, я так волновалась и болела, что снова начала заниматься самоповреждением.

Я не знаю, что еще сказать, кроме того, что ты долгое время не видел меня настоящую, потому что я был так обижена и зла. Если долго тыкать животное в клетке, оно будет нападать в ответ, и в этом нет вины животного, просто нет.

Я не имела в виду ничего из того, что я сказала по телефону той ночью. Я просто была так счастлива, когда увидела твой номер, а когда ты сказал, что встретишься с ней на следующий день, у меня было такое чувство, будто мое сердце разорвали. Это казалось таким жестоким поступком – позвонить мне и сказать, что ты встречаешься с ней. Любой бы почувствовал то же, что и я, но я никогда не желала смерти ни ей, ни тебе, это была просто моя боль, вырвавшаяся наружу.

Я очень, очень надеюсь, что у тебя все хорошо. Что бы ни случилось, жива я или мертва, когда ты выйдешь из больницы, помни, как сильно я тебя любила, и постарайся вспомнить меня настоящую.

Кики

Робин дважды перечитала письмо, положила его в карман и снова отправилась в путь.

Когда Робин пришла, Флавия прислонилась к стене напротив комнаты Блэя и играла на своем мобильном. Вид у нее был угрюмый, хотя она оживилась, когда заметила Робин.

– Ты вернулась, чтобы забрать письмо Кеа из корзины? – спросила она.

– Нет, – солгала Робин, улыбаясь. – Только чтобы забрать свои записи.

– Ты должна подождать, пока мама выйдет, потому что он может принимать только двух посетителей одновременно, – сказала Флавия.

– Верно, – сказала Робин. – Итак, расскажи мне. О ком думает твой папа?

Дверь открылась, и появилась Катя.

– Можете войти, – сказала она Робин тихим голосом. – Я отведу Флавию в кафе на полчаса, но если я понадоблюсь Джошу, вы ведь позвоните, правда?

– Да, конечно, – сказала Робин. Открывая дверь в комнату Джоша Блэя, она услышала, как Флавия говорит матери,

– Почему я не могла остаться с Робин?

– Заткнись, Флавия…

Глава 63

Узрите агонию

В той самой потайной камере сердца,

Где мрачно сидит раскаянье…

Фелиция Хеманс

Арабелла Стюарт

В маленькой палате, выходящей окнами на юг, было жарко, как обычно бывает во всех больницах. На прикроватной тумбочке стояло несколько открыток “Скорейшего выздоровления” и золотой гелиевый шарик, который был слегка сдут.

За несколько минут, проведенных Страйком в палате Джоша, ему показалось, что он перенесся обратно в Селли-Оук, военный госпиталь, где он лечился после того, как ему оторвало ногу в Афганистане. Джош Блэй сидел в инвалидном кресле, одетый в пижаму, на ногах у него были новенькие тапочки военно-морского цвета, предплечья неподвижно лежали на подлокотниках. Кто-то положил его телефон перед ним на поднос, прикрепленный к креслу. Пустое, замкнутое выражение лица Блэя было знакомо Страйку; он и раньше видел такое выражение на лицах мужчин, чье внимание было сосредоточено внутри себя, где они пытались примириться с новыми странными реалиями своей жизни. Возможно, Страйк и сам носил такое выражение, когда лежал по ночам, терзаемый фантомной болью в навсегда отнявшейся голени, и размышлял о конце своей военной карьеры.

Высокие скулы, квадратная челюсть, большие голубые глаза, прямые темные брови, тонко очерченные нос и рот Джоша еще больше бросались в глаза теперь, когда его волосы, которые когда-то свисали ниже плеч, были очень коротко острижены. Неумолимый солнечный свет, заливающий комнату, едва рассеиваемый опущенными кремовыми жалюзи, высветил недавно заживший шрам от трахеостомии у основания горла Блэя. Под его глазами были фиолетово-серые впадины, тусклость которых Страйк связывал с лихорадкой.

– Это мой партнер Робин, – сказала Страйк, садясь на второй пластиковый стул напротив Джоша.

– Привет, – сказала Робин.

– Ладно, – пробормотал Джош.

– Записи в порядке? – спросил Страйк у Робин, прекрасно зная, для чего она вернулась.

– Да, – сказала Робин, – но я не думаю, что они нам понадобятся.

– Справедливо, – сказал Страйк и, повернувшись к Джошу, сказал: – Прости, ты хотел сказать?

– Да… Я могу чувствовать что-то на стороне, которая парализована, – медленно произнес Джош, как будто слова были тяжелыми и тянулись с большой глубины. – Но та сторона, которой я могу двигать, онемела. Я ничего не чувствую. Врачи говорят, что состояние может немного улучшиться, но я никогда… никогда не вернусь к нормальной жизни…

– Ну, повреждение нервов – это странно, – сказал Страйк. – Нужно много времени, чтобы спал весь отек. Прошло два года, прежде чем моя нога стабилизировалась. Наверное, пройдет немало времени, прежде чем ты узнаешь, какие функции у тебя будут.

Джош ничего не ответил.

– Итак, – сказал Страйк, доставая свой блокнот, – давай поговорим об Аноми.

– Это он нас зарезал.

Джош говорил категорично, не допуская возражений.

– Почему ты так говоришь?

– Из-за того, что он прошептал, после того как сделал это, – сказал Джош.

– Не волнуйся, дальше я обо всем позабочусь, – процитировал Страйк.

– Да. К тому же, – Джош глубоко вздохнул, – он предупредил меня, что собирается что-то сделать, а я проигнорировал это.

– Что ты имеешь в виду, он предупреждал тебя?

– Все там, – сказал Джош, глядя вниз на мобильный на подносе, его руки и кисти были неподвижны. – Пароль – двойная шестерка, двойная семерка, пять, два. Если вы перейдете к фотографиям, там есть папка под названием “Аноми”.

Робин взяла мобильный, открыла его и стала искать папку.

– Он писал мне прямые сообщения в Твиттере в течение многих лет, – продолжил Джош. – Эди сказала мне заблокировать его, и Йоман тоже так сказал, но мне не нравилось, когда мне указывали, что делать, поэтому я этого не сделал.

Его остекленевшие голубые глаза впились в глаза Страйка.

– Так вот какой я засранец.

– Не вижу в этом ничего страшного, – сказал Страйк.

– Я тоже поверил всему тому дерьму, которое Ясмин дала мне в этой папке, – сказал Джош, все еще глядя на детектива, словно желая, чтобы Страйк осудил его. – Всему этому дерьму о том, что Эди – Аноми.

– Множество разумных людей каждый день умудряются верить в гораздо более странные вещи, – сказал Страйк. – У людей, которые составили это досье, было много практики. Они хороши в своем деле.

– Нашла, – сказала Робин, которая только что нашла папку со скриншотами.

Скребя резиновыми ножками стула по плитке пола, Страйк приблизился к Робин, чтобы оба могли прочитать сообщения, которые Аноми отправил Джошу в частном порядке через Твиттер.

Идея: Харти должен снова начать убивать

15 августа 2012 года

Он должен начать закалывать туристов на кладбище. Забавный и непредсказуемый поворот.

15 августа 2012 г.

Идея: запереть Папервайт обратно в гроб, если она не согласится на свидание с Харти.

12 сентября 2012 г.

Дрек может обманом заманить ее обратно. Аспект персонажа – бог-трикстер. Папервайт получает справедливое вознаграждение за высокомерие.

12 сентября 2012 г.

Вирди-Гробы становятся очень однообразными. Идея: Лорд РГ должен похоронить Леди навсегда. Замуровать ее в мавзолее и пойти искать свежие кости, чтобы попрыгать (<хорошая, смешная фраза)

4 января 2013 г.

Идея: новый персонаж. Мозг хозяина Харти, сбежавший из могилы. Макиавеллиевский характер, хороший контраст с Харти. Постоянная борьба между рациональной и эмоциональной сторонами убийцы.

26 августа 2013 г.

Вы теряете все, что делало это хорошим. Хватит продаваться. Необходимость в свежих сюжетных линиях и новых персонажах становится все более очевидной. См. предыдущие сообщения.

20 января 2014 г.

Я нужен вам. Я знаю, чего хотят фанаты.

18 марта 2014 г.

Я нужен тебе, если ты хочешь вернуть фанатов на свою сторону, Джош.

22 мая 2014

Идея: старый бродяга умирает от сердечного приступа на кладбище, становится грубым призраком, который конкурирует с Харти за Папервайт. Харти теперь выглядит для нее гораздо лучше, но он отвергает ее.

29 июля 2014 г.

Я думал, что ты менее туп, чем Ледвелл, но начинаю опасаться, что это не так.

19 сентября 2014 г.

Становится все яснее, что ты на самом деле не понимаешь “Чернильно-черное сердце”, Джош. Я предлагаю тебе помощь в исправлении и улучшении – предложение, от которого ты не захочешь отказаться.

1 октября 2014 года

Идея: объявить об уходе Ледвелл в одном из эпизодов мультфильма. Пусть Аноми войдет на последних секундах эпизода. Фанаты сойдут с ума от этого.

29 октября 2014 г.

Аноми: существо, которого боится даже Дрек. Визуально: см. мое появление в игре. По сути, пустотоподобное существо, в котором исчезают все неудовлетворительные персонажи.

29 октября 2014 г.

Твои притязания на роль героя-создателя теперь полностью разрушены. Я был готов отдать тебе должное за зародыши того, что в умелых руках могло бы стать интересными идеями. Теперь ты предал фэндом, и я понимаю, что был неправ, предлагая себя в качестве соавтора. Может быть только один ρχηγέτης.

12 ноября 2014 г.

Пойми: сделка с фильмом будет концом. Тебя предупреждали.

10 февраля 2015 г.

– Что означает это греческое слово? – спросила Робин у Страйка.

– Думаю, оно относится к героям Архегетам, – ответил Страйк, который все еще сканировал строку сообщений. – Древние греки, которые основывали поселения или колонии.

– Тон этих сообщений интересен, – сказала Робин.

– Самовлюбленность, ты имеешь в виду? – спросил Страйк, в то время как лихорадочные глаза Джоша метались туда-сюда между двумя детективами. – Предлагая им стать персонажем в игре…

– Это есть, да, но язык более интеллектуальный и взрослый, не так ли? Там нет ругательств, нет ребячества – использование этого греческого слова.

– Да, эти сообщения лучше соотносятся с комментарием Ясмин о “культурности”, не так ли? – Страйк посмотрел на Джоша. – Это все, что тебе прислал Аноми?

– Нет, – сказал Блэй. – Было еще кое-что, что я не успел сфотографировать. Но это было одно и то же: дерьмовые идеи для мультфильма.

– Ты показывал эти сообщения полиции?

– Да, – сказал Джош.

– И что? – сказал Страйк.

– Не думаю, что они восприняли это всерьез. Они зациклены на этой правой группе.

– Ты не против, если мы сделаем копии? – спросил Страйк.

Джош кивнул, и Робин отправила папку с сообщениями Аноми на свой телефон.

– Катя говорит, что вы пытаетесь выяснить, кто мог знать все эти инсайдерские материалы, – сказал Джош пустым голосом. – Я ничем не помогу. Я не могу вспомнить, кто что знал и когда. Большую часть последних пяти лет я провел в стельку или под кайфом… Мы оба употребляли много наркоты. Эд иногда забывала, что она тоже что-то рассказывала… Она вбила себе в голову, что Аноми – это Себ, потому что сказала, что Папервайт основана на старой соседке… но она сказала мне это, когда мы создавали персонажа, и, вероятно, рассказала другим людям… Она тоже кое-что забыла, – патетически сказал Джош, и Робин почувствовала почти болезненную жалость в животе.

– Катя говорит, что ты долгое время считал Аноми Брэмом де Йонгом, – сказал Страйк.

– Полагаю, вы думаете, что я идиот, после того как прочитали те сообщения, – мрачно сказал Джош, – но у Брэма IQ 140. Его тестировали в школе. Иногда он ведет себя так, будто ему мало лет, но иногда, если бы его голос сломался, можно было бы подумать, что ему сорок… Вы слышали о маме?

– Мы знаем, что она умерла, – сказала Робин.

– Ее убили, – сказал Джош, – в Амстердаме.

– Черт, – сказали Страйк и Робин одновременно.

– Да… она была наркоманкой, занималась сексом, чтобы купить наркотики. Брэму было шесть или около того, когда она умерла… Она запирала его в своей комнате, когда к ней приходили мужчины. Один из преступников задушил ее и ушел из квартиры. Брэм просидел в своей спальне два дня или около того… Тетя пошла туда, потому что мама не отвечала на звонки, и нашла тело и Брэма, все еще запертого.

– Боже, – тихо сказала Робин. – Как ужасно.

– Да, – сказал Джош тяжело. – Не удивительно, что он встревожен. Я считал его забавным, когда только переехал в Норт Гроув, но потом… Я думаю, он поджег мою комнату, пока я спал, за день до этого – до того, как все это случилось. Мариам обвинила меня. Типа, я уронил свою сигарету. Я проснулся от того, что люди кричали и обливали меня водой. Занавески горели… Мариам кричала… Я выпил много пива и принял много наркоты, – говорит Джош, – так что я, знаете ли, не понимал, что происходит. Я позволил Мариам выгнать меня, и только когда я оказался снаружи в темноте, я сложил два и два и понял, что это: Брэм. Вот такие вещи он делает.

– Пытается убивать людей? – сказал Страйк, внимательно наблюдая за Джошем.

– Я не уверен, что он действительно хочет кого-то убить, – сказал Джош ровным, отстраненным голосом. – Похоже, ему просто интересно посмотреть, как далеко он может зайти. Нилс, наверное, смог бы остановить его, если бы попытался, но он не в теме… Я не думаю, что он действительно хочет взять на себя ответственность за Брэма… Катя сказала вам, что Брэм неделями шпионил за мной и Эди через дыру в стене нашей спальни?

– Да, говорила, – сказал Страйк.

– Именно это натолкнуло меня на мысль, что он – Аноми. Он… он видел всякое, когда жил с мамой, понимаете? То, что маленький ребенок не должен был видеть… Он вроде как долбанутый, и у него IQ на уровне гения, так что… да, я долго думал, что это Брэм… но я полагаю, что это было потому, что это был легкий ответ.

Робин слышала, как пересохло во рту у Джоша. Она хотела предложить ему выпить, но не решалась: он не смог бы удержать стакан, и она подумала, не сочтет ли он это навязчивым, если она предложит.

– Почему ты сказал, что это “легкий ответ”? – спросил Страйк.

– Ну, я думаю… если это был какой-то отмороженный пацан, который не понимал, что делает, то это не кто-то из наших товарищей. Но это не Брэм нас зарезал. То, что он сказал о “позабочусь обо всем”, было слишком… это не то, что сказал бы Брэм.

– Почему нет? – надавил на него Страйк.

Джош снова уставился на детектива, его глаза были расфокусированы, очевидно, он размышлял. Наконец он сказал,

– Если бы Брэм воткнул в кого-то нож, он бы посмотрел, что будет дальше. Как они выглядят, или каково это – убить кого-то… Он делал бы это ради этого, а не потому, что хотел что-то захватить. Брэм – творческий человек. Нильс часто говорит об этом. Всегда говорит Брэму, чтобы он сел и сделал что-нибудь, или нарисовал что-нибудь… Нильс считает, что искусство – это все.

– Но ты думал, что Брэм мог издеваться над Эди в сети, в течение нескольких лет?

– Да, но это… это было бы… как эксперимент. Как отрывание крыльев у мухи. Просто чтобы посмотреть, насколько сильно он может ее разрушить… Но человек, который нас ударил… Когда ты хочешь взять на себя ответственность, ты… ты хочешь творить, да? Брэм просто хочет все разбить.

– То есть, пока все это происходило, ты думал, что оскорбления в Интернете совершались исключительно для того, чтобы посмотреть, как страдает Эди?

Последовала еще одна пауза, а затем, внезапно очнувшись от своего депрессивного оцепенения, Джош сказал,

– Не нужно говорить мне, что я дерьмо. Я знаю, что должен был заступиться за нее…

– Я не…

– Я знаю, что должен был сказать Аноми, чтобы он отвалил, и заблокировать его. Вы думаете, я теперь не сижу здесь и не думаю об этом весь гребаный день и ночь?

Прежде чем Страйк успел ответить, дверь в комнату Джоша открылась, и Катя просунула голову внутрь, робко улыбаясь.

– Все в порядке? – прошептала она.

– Да, – с усилием ответил Джош.

– Могу я тебе что-нибудь предложить, Джоши?

– Нет, все хорошо, спасибо.

– Ты выглядишь разгоряченным, – сказала она. – Мне открыть..?

– Нет, – повторил Джош. – Я в порядке.

– Тогда я принесу тебе воды со льдом, – сказала Катя и удалилась.

Джош, чей румянец действительно был ярче, чем когда Страйк и Робин вошли в комнату, оглянулся на Страйка. Тот сказал,

– Уверяю, я не виню тебя за…

– Я знаю, что я должен был сделать, – сказал Джош, его дыхание было затруднено. – Я знаю это сейчас.

Катя снова появилась с большим стаканом воды со льдом, из которого торчали две соломинки.

– Мне…? – предложила она, наклоняясь, чтобы подержать стакан для Джоша, пока он пьет, но он покачал головой.

– Я выпью немного через минуту. Спасибо, – добавил он. Катя снова ушла.

– Катя замечательная, – сказал Джош после небольшой паузы и с легким оттенком оборонительности, как будто он хотел отвести от себя все разговоры об отношениях.

Жестом указав в сторону воды, Страйк сказал,

– Хочешь, чтобы я…?

– Нет.

Последовало напряженное молчание, которое нарушила Робин.

– Ты был у Кати, не так ли, в ночь перед нападением?

– Да, – сказал Джош. – Я пошел туда, потому что у меня не было с собой денег, когда Мариам выгнала меня… Разбудил Иниго, поднялся наверх… Вы знакомы с Иниго?

– Да, – сказал Страйк.

– Он сказал, что я пустая трата места, да? – сказал Джош. – Иниго мог стать кем угодно, по его словам: художником, музыкантом, писателем… назови как хочешь, он был бы в этом на мировом уровне, если бы не заболел… Так что теперь его сын должен сделать то, что он не смог. Вот почему у бедного ублюдка хроническая крапивница. И…

Он прервался.

– И? – подсказал ему Страйк.

– Это не имеет значения… Я слишком много говорю. Эд всегда говорила, что я могу рассказать все, что угодно. Она считала, что именно поэтому Аноми узнал обо всем, потому что я никогда не знал, когда нужно заткнуться. Наверное, она тоже была права. Но я не привык к такому, когда все стало таким… профессиональным. Вначале было очень весело, а потом мы стали вести себя по-другому.

– Как по-другому? – спросил Страйк.

– Например… мы больше не могли просить фанатов о предложениях, как это было в начале. Этому двенадцатилетнему мальчишке нужны были деньги. – Он сказал, что мы использовали идею ребенка, хотя мы этого не делали, мы даже не видели его комментарий… Все это быстро усложнилось.

– Ну, – осторожно сказал Страйк, – нас интересуют люди, которые были близки с тобой и Эди, которые могли знать ваши идеи и подробности вашей жизни.

– Я их всех перечислил, – сказал Джош, уставившись на поднос перед собой. – Я не могу поверить, что кто-то из них сделал бы это с Эди.

– Ты не можете вспомнить никого, кто бы имел зуб на нее?

– Ну…

Что бы Джош ни собирался сказать, он сдержался. По мнению Страйка, это было чертовски неудачное время для Джоша Блэя, чтобы научиться благоразумию.

– Он нравился Иниго? – спросил Страйк, и Джош удивленно поднял голову.

– Я как раз собирался сказать “Аноми – Иниго”, – сказал он и почти, хотя и не совсем, улыбнулся. – Я собирался сказать: “Иниго – дерьмо для Флавии”.

– Да, мы были свидетелями кое-чего такого, – сказал Страйк, довольный лишь тем, что Джош не отвлекается. – Как ты думаешь, почему?

– Полагаю, она не делает ничего для своего эго, как это делает Гас.

– Насколько верен Иниго, как ты думаешь? – спросил Страйк.

– Что?

– Ты меня слышал, – сказал Страйк. – Если у Иниго есть любовница, этот человек представляет интерес для этого расследования. Через него они могли узнать подробности о мультфильме и Эди.

– Я… черт… Ты знаешь о подружке, да? – сказал Джош.

– Скажи мне, что ты знаешь, и мы сможем понять, знали ли мы уже это.

– Я пытаюсь… пытаюсь перевернуть новый лист, – сказал Джош. – Пытаюсь держать свой рот на замке. Я не хочу создавать больше проблем.

– Ты не создаешь проблем. Ты помогаете нам исключать людей, – сказал Страйк. – Как ты узнал об интрижке?

Джош колебался, затем сказал,

– Катя рассказала мне. Она несколько месяцев занималась в Норт-Гроув, и вдруг Иниго начал заставлять двух детей ходить на ее уроки. Чтобы вытащить их из дома. У него был роман с кем-то, с кем он познакомился в Интернете… эта женщина приходила к ним в дом каждый четверг вечером.

– Бедная Катя, – тихо сказала Робин.

– Да… Флавия призналась, что все так и было. Однажды вечером они вернулись в дом, и Флавия заметила помаду на винном бокале на сливной доске, а Катя никогда не красится. Он был еще мокрый, когда Иниго смывал его. Я думаю, поэтому Иниго такой ублюдок по отношению к Флавии, потому что она его подставила. Он не простил ее. Но ведь эта интрижка не продолжается? Это было… четыре года назад, должно быть. Он сказал Кате, что покончил с этим.

– Что ты знаешь об этой другой женщине?

– Она была замужем, ее звали… Мэри, кажется. Катя вроде как… она выложила мне всю душу об этом, – сказал Джош, чувствуя себя неловко, – и я думаю, что Иниго знает, что я знаю, и это часть причины, почему я ему не нравлюсь… Я не очень понимаю, почему Катя все еще с ним, если честно. Иниго разорен. Она, вероятно, получила бы хорошую компенсацию за развод, но она вроде как опустилась на дно, я полагаю… Вы скажете Кате, что я вам рассказал?

– Нет, – сказал Страйк, – но нам, возможно, придется тихо поговорить с Иниго. Не волнуйтесь. Ему не обязательно знать, откуда у нас информация.

– Хитрый ублюдок, – сказал Джош. – И он сын епископа…

Но настроение интереса и слабого веселья улетучилось так же быстро, как и появилось.

– Полагаю, я гребаный лицемер, раз назвал его хитрым. Я и сам немного хитрил.

– Kea Нивен? – спросил Страйк совершенно искренне. – Полагаю, ты знаешь, что существует теория, что она Аноми? – добавил он, снова упустив из виду, что автор теории сидел рядом с ним.

– Да, несколько человек в сети предположили, что она была ею, однажды, – сказал Джош, без тепла. – Я тоже задавался этим вопросом, но она не может быть такой. Долгое время, когда мы с Эди были вместе, Кеа не могла знать ничего ни об Эди, ни о мультфильме, а Аноми, похоже, знал все.

– Кеа посещала Норт Гроув, не так ли? – спросила Робин.

– Да, когда я только переехал, потому что мы все еще были вместе. Она не хотела, чтобы я оставался. Я думаю, она чувствовала угрозу со стороны старой сцены, и ей не нравилось, что Эди была резидентом… вроде как… ну, девушкой, на которую все западали.