Текст книги "Чернильно-Черное Сердце (ЛП)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 58 страниц)

– Спасибо, – сказал Страйк, когда все было подписано и он забрал свой экземпляр обратно.

– А я, – сказал Йомен, в свою очередь потянувшись под своим стулом, – должен дать вам это.

Это была картонная папка, которую Эди принесла в агентство и оставила на бачке унитаза.

– Мы немедленно начнем, – сказал Страйк. – Если вы дадите мне свои контактные данные, я буду информировать вас каждую неделю, но, очевидно, если у нас будут вопросы или важная информация, я свяжусь с вами до этого.

И Элгар, и Йомен передали через стол визитные карточки.

– Интересно, – сказал Страйк, сунув их карты в бумажник, – как только вы узнаете, кто такой Аноми, что вы собираетесь с этим делать?

Наступила еще одна пауза и еще более глубокая тишина, чем прежде, потому что Грант больше не жевал. Затем выступил Ричард Элгар.

– Буквально никто, – сказал американец, – не защищен от толпы. Я уверен, что если вы сможете узнать, кто такой Аноми, мы сможем найти некоторые доказательства лицемерия, расовой бесчувственности, сексуальных домогательств… Те, кто живет с мафией, должны быть готовы умереть от мафии. Как только мы узнаем, с кем имеем дело, не думаю, что будет слишком сложно превратить Аноми из охотника в добычу.

Глава 19

Да; Я устал, но не сердцем;

Нет, это биты, полные сладкого содержания,

На данный момент у меня есть моя естественная часть

Действия, смешанные с приключениями;

Брось с тобою в широкий мир,

И все мои когда-то тратили энергию

К увесистой цели наклонился.

Шарлотта Бронте

Лес

– Хочешь пинту и отчет? – спросил Страйк через полчаса, когда они с Робин снова вышли на улицу, на холодный тротуар, а Страйк остановил такси.

– Определенно, – сказала Робин.

– Паб «Тоттенхэм», Чаринг-Кросс-роуд, – сказал Страйк водителю и открыл дверь, чтобы Робин села в такси первой.

Ее восторженный тон, когда она согласилась пойти в паб, понравился ему. До него медленно дошло, что Робин не избегает встречи тет-а-тет с ним, что она наверняка сделала бы, если бы действительно почувствовала отвращение к тому, что произошло возле «Ритца». Он ожидал, что она будет тоже увеличивать границы между ними, но она, казалось, пыталась возобновить дружеские отношения, которые у них были до того, как он сделал этот глупый шаг.

– Есть какие-нибудь новости по квартире? – спросил он, когда их такси откатывалось в сторону Вест-Энда.

– Вчера я повысила цену своего предложения, – сказала Робин. – Жду ответа. Было бы здорово получить ее. Я устала смотреть на ужасные места и чувствовать себя третьей лишней у Макса.

Дорога возле «Тоттенхэма», любимого паба Страйка, расположенного недалеко от их офиса, оставалась строительной площадкой, и им приходилось преодолевать дощатый настил через канаву, заполненную щебнем, чтобы добраться до двери. Оказавшись внутри, несмотря на шум снаружи, они нашли знакомое безопасное убежище с гравированными стеклянными зеркалами и декоративными панелями, расписанными давно умершим театральным художником.

Запросив кофе, Робин села на одну из красных кожаных банкеток и достала телефон, чтобы поискать информацию о Художественном коллективе Норт-Гроув. Когда Страйк присоединился к ней с пинтой в руке, он сказал:

– Мы должны из вежливости сообщить полиции, что нас попросили найти Аноми. Я позвоню детективу полиции Мерфи.

– Отлично, – сказала Робин. Затем, передавая Страйку ее телефон, – Вот: смотри – вот с чего все началось.

Страйк посмотрел на фотографию большого грязно-розового дома, под которой было написано:

АРТ-СООБЩЕСТВО «НОРТ ГРОУВ».

Мы предлагаем уроки рисования с натуры, гончарного дела, гравюры и фотографии.

Приветствуем новичков! Мы также сдаем студии художникам.

– Если Джош все еще околачивался в коллективе вплоть до поножовщины, мы должны это проверить, – сказала Робин. – Должно быть, это место, где обитает Аноми.

– Согласен, – сказал Страйк, пролистывая веб-сайт и рассматривая фотографии уроков рисования. На некоторых были изображены серьезные взрослые, сидящие за гончарным кругом, на других – дети в фартуках из ПВХ, делающие репродукции, а также множество примеров студенческих картин, фотографий и карандашных рисунков. Отдавая телефон, он сказал:

– Не хочешь послушать про портрет подозреваемого?

– Давай, – сказала Робин, доставая свой блокнот.

– Ну, если Аноми действительно тот или та, за кого он себя выдает – фанат, одержимый игрой, – то он, конечно, молод.

– Согласна, – сказала Робин. – Я не могу представить, чтобы кто-то старше тридцати был настолько одержим мультфильмами на YouTube.

– Но если он не просто злой фанат, а на самом деле затаил личную неприязнь к Эди и увидел в этом способ добраться до нее…

– Ну да, тогда он может быть любого возраста, я полагаю, – сказала Робин.

– И мы ищем человека с опытом программирования или кодирования, – сказал Страйк, вытаскивая блокнот и начиная писать.

– Если только… – сказала Робин, и Страйк поднял голову. – Ну, Эди сказала мне, что игра похожа на красиво анимированный чат. Если бы два человека действительно сделали это, один мог бы быть художником или дизайнером, а другой программистом?

– Нам нужно проникнуть внутрь этой игры, – сказал Страйк, откладывая ручку и доставая мобильный. – Это основа: хорошенько взгляните изнутри и посмотрите, что можно найти.

Пока Страйк искал игру в сети, Робин пила кофе и наслаждалась чувством удовлетворения, когда ее глаза блуждали по знакомым разрисованным панелям. Небольшое напряжение, витавшее над ее общением со Страйком с той ночи в «Ритце», казалось, полностью рассеялось перед лицом этого нового дела. Пока Страйк хмуро смотрел в телефон, набирая толстыми пальцами поисковые запросы, Робин позволила глазам остановиться на нем и ощутить волну чистой нежности, которая так часто нарушала ее душевный покой.

– Дерьмо, – сказал Страйк после пятиминутного молчания.

– Что? – спросила Робин.

– Я не могу войти. Только что сделал три попытки.

Он показал Робин экран своего телефона. Маленькая анимация Харти, угольно-черного сердца с его свисающими артериями и венами, смотрела на нее с экрана, улыбаясь и пожимая плечами. Под Харти были слова:

«Ой! Что-то пошло не так. Попробуй позже, бвах!”

– Я попробую, – сказала Робин. Она приступила к работе со своего мобильного, но, введя адрес электронной почты, который она указала для таких обстоятельств, который не имел никакого отношения ни к ее настоящему имени, ни к агентству, и подобрав пароль, она тоже сама смотрела на небольшую анимацию, на которой Харти пожимает плечами, и ей сказали попробовать еще раз позже.

– Возможно, у них технические проблемы, – предположила она.

– Будем надеяться на это, потому что единственный верный способ исключить подозреваемых – наблюдать за тем, как они занимаются своими повседневными делами, не прибегая к помощи телефона или ноутбука, пока Аноми пишет в Твиттере или активно участвует в игре.

– Ладно, – сказал Страйк, возвращаясь к своей записной книжке, – наш профиль подозреваемого пока гласит: ему, скорее всего, меньше тридцати, – он взглянул на Робин, которая кивнула, – либо сведущ в программировании, либо в творчестве, либо в том и другом… женщина, как ты думаешь?

– Может быть и тем, и другим, – сказала Робин, – хотя все, кажется, считают Аноми мужчиной.

– Я думаю, нам нужно глубоко заглянуть в аккаунт Аноми в Твиттере и посмотреть, что он мог бы выдать… Вообще-то, – сказал Страйк, – объясни мне, что такое Твиттер.

– Что ты имеешь в виду? – со смехом спросила Робин.

– Ну, я его видел, но никогда им не пользовался. А ты?

– Раньше у меня был аккаунт в Твиттере, но я никогда ничего с ним не делала.

– Так как именно это работает?

– Ну, ты пишешь короткие сообщения – твиты – и можешь общаться с кем угодно в Твиттере, если они тебя не заблокировали.

– И все в Твиттере могут видеть твиты друг друга, не так ли?

– Да, если ты не сделал свой аккаунт приватным. Тогда только твои подписчики смогут прочитать то, что ты написал. И если два человека подписаны друг на друга, они могут отправлять прямые сообщения, которые никто другой не увидит.

– Так… – сказал Страйк. – А в чем смысл?

– Не знаю, – сказала Робин, снова смеясь. – Это может быть весело: там много шуток и прочего. Ты можешь напрямую общаться с известными людьми. Пошутить немного.

– Раньше люди ходили в пабы для этого – правда, не для того, чтобы пообщаться со знаменитостями… Да, наверное, лучше всего тебе изучить твиты Аноми, так как ты понимаешь Твиттер.

– А что ты думаешь, если я запишусь на вечерние занятия в Норт-Гроув? Если я не смогу найти ничего полезного, я могу отказаться, а ты можешь войти от своего имени и допросить их.

– Хорошая мысль, – сказал Страйк, – и ты лучше меня, потому что умеешь рисовать.

Робин сделала себе заметку.

– А еще есть мотив, – сказал Страйк, постукивая концом ручки по блокноту.

– Я думала… – начала Робин, улыбаясь, но Страйк, верно предугадав остальную часть ее фразы, сказал:

– Это не обычный случай. Средства по-прежнему будут иметь ключевое значение, но «почему» здесь важнее, чем обычно, потому что есть несоответствие, не так ли? Игра не могла быть создана как средство довести Ледвелл до самоубийства, потому что – ну, с чего бы это? Игра, безусловно, была сделана из любви к мультфильму.

– Тем более, что они не монетизировали ее.

– Правильно, но потом Аноми переключился и начал травлю в Твиттере.

– Эди подумала, что это потому, что она раскритиковала игру в интервью.

– Тебе не кажется, что это довольно надуманная причина почти четырехлетнего преследования?

– Если человек с расстройством личности нашел что-то, что говорит с ним на уровне, которого он никогда раньше не испытывал, любая критика со стороны создателя или любое изменение в работе может восприниматься как личная атака, – сказала Робин.

– Ага, – сказал Страйк, медленно кивая. – Хорошая точка зрения.

– Знаешь, я смотрела видео, где Эди и Джош обсуждают мультфильм, – сказала Робин. – Они отвечали на вопросы фанатов и обсуждали Харти, который является героем – это черное сердце, которое ты только что видел. Они разошлись во мнениях о том, злой он или нет, стал ли он злым или стал жертвой, или он причинил зло своему хозяину при жизни. В первой серии мультфильма Харти довольно весело представляется злым. Может ли кто-то, кто чувствует, что он не вписывается в общество, увидеть что-то свое в Харти? Поэтому они так одержимы мультфильмом?

– Думаешь, нам стоит добавить в профиль «зло и знает его»?

– Ты шутишь, – сказала Робин, – но, может быть, нам стоит… Знаешь, я все удивляюсь, почему он называл себя «Аноми». Разве ты не ожидаешь, что суперфанат выберет имя одного из персонажей? Называть себя Аноми почти… почти заявлять заранее, кто он такой, не так ли? «Отсутствие моральных или социальных ценностей». Он странно открыто говорит об этом… если только он не какой-нибудь недовольный подросток, – добавила она, сомневаясь в себе. – Полагаю, такое имя мог бы выбрать подросток. Кто-то, кто злится на весь мир.

– Ты хорошо обосновываешь тот факт, что мы охотимся на сумасшедшего фаната, а не на личного друга.

– Он не может быть обычным фанатом, не так ли? Он знает о ней слишком много личного, у него есть доступ к инсайдерской информации, что позволяет предположить наличие друга… хотя я полагаю, что Аноми не обязательно был в прямом контакте с Джошем или Эди, – сказала Робин. – Он мог быть на каком-то расстоянии. Мы должны проверить партнеров или соседей по квартире кого-нибудь из близких Эди и Джоша. Однако посредников не может быть слишком много. Аноми узнавал вещи слишком быстро. Это точно не может быть друг-друга-друга.

– Я тоже так думаю, – согласился Страйк.

Оба сидели в раздумьях, пока Страйк не нарушил недолгое молчание.

– Здесь также есть определенная жилка нарциссизма. Аноми считает, что он должен отвечать за мультфильм. – Он снова взял трубку. – Что возвращает нас к Уолли Кардью. Я бы сказал, что он именно такой эгоистичный маленький придурок, который не хотел бы, чтобы его игра подвергалась критике, пусть даже мягкой.

– Откуда ты так много знаешь о Кардью?

– Смотрел одно из его видео на YouTube, – сказал Страйк, зайдя теперь в свой мобильный. – Через несколько часов после того, как Ледвелл и Блэй были названы жертвами ножевых ранений, Уолли и его приятель Майкл Джей устроили прямую трансляцию, во время которой Кардью вытащил из-под стола окровавленный нож – ради шутки. Это в действительности был томатный соус.

– Остроумно, – холодно сказала Робин.

– Печеньки, – сказал Страйк, который нашел то, что искал. – Это видео, из-за которого его уволили. Не смотрел его.

Страйк огляделся, чтобы убедиться, что никто не слышит, затем перевернул телефон на бок и прислонил его к своему пивному стакану, чтобы Робин тоже могла смотреть, и нажал кнопку воспроизведения.

Уолли и ЭмДжей стояли бок о бок перед столом с ингредиентами для выпечки и большой миской. Белокурый Уолли был длинноволосым, а ЭмДжей – круглолицым и немного более неопрятным, чем на видео, которое Страйк смотрел на следующий день после поножовщины. Оба были в фартуках и поварских колпаках.

– Добро пожаловать, бвах! – сказал Уолли высоким голосом, – Сегодня мы общаемся со смугликами и мукфлюками, которые говорят, что мы отпускаем плохие расистские шутки и что мы фашистские мукфлюки! – Он вернулся к своему обычному голосу. – Итак, сегодня мы просто займемся выпечкой, пусть все будет хорошо. – Он показал Майклу пакет с мукой. – Это кошерно?

– Это халяль, – сказал ЭмДжей.

– Это то же самое, верно?

– Нет, чувак, – сказал Эм-Джей, полусмеясь, – это…

– Не будь самодовольным, чувак, – сказал Уолли своим фальцетом. «Играй в игру, бва!»

Эм-Джей рассмеялся, когда Уолли перевернул пакет с мукой и энергично высыпал его в миску, рассыпав большее количество муки и подняв в воздух пыльное облако.

– И мы кладем туда прекрасное кошерное масло, – сказал Уолли, поднимая пачку со звездой Давида, нарисованной на ней толстым фломастером, и бросая ее, не завернув, в миску, прежде чем взять пакет молока.

– И мы добавим – это кошерно? Коровы кошерны?

– Коровы – это что-то индуистское, где они там святы? – спросил ЭмДжей.

– Кто думает, что коровы чертовски святы? Эти люди – мукфлюксы, все они мукфлюксы, – сказал Уолли, плеснув молоком в чашу миксера и удостоверившись, что забрызгал Эм-Джея, который, смеясь, отступил.

– А яйца кошерные, смотри – мило, – сказал Уолли, показывая их на камеру. Как и в случае с маслом, он нарисовал «Звезды Давида». Теперь он бросил яйца в миску, сильно, с явным намерением, чтобы ЭмДжей был как можно более покрыт смесью.

– Теперь ты славный белый мальчик, ЭмДжей, – сказал Уолли своим дрекским голосом, когда ЭмДжей, то ли смеясь, то ли кашляя, вытирал муку с лица.

– И мы смешиваем и смешиваем, – сказал Уолли, хватая ложку и швыряя еще больше сырой массы в ЭмДжей. – И мы поем: «Черное дерево и слоновая кость живут вместе в совершенной гармонии…»

– Бля, чувак, перестань! – сказал Эм-Джей, все еще смеясь, но теперь пытаясь защитить себя от смеси, которую Уолли бросал в него.

– А теперь у нас есть отличная смесь, бвахи, – сказал Уолли.

Видео перешло к кадру Уолли и ЭмДжея с шариком сырого теста для печенья на столе перед ними. ЭмДжей был полностью в муке, Уолли совершенно чистый.

– А теперь мы разобьем этот мукфлюк, – сказал Уолли, беря скалку и разбивая шарик теста одним концом, – а теперь мы разрезаем мукфлюк на кусочки смуглика и вдавила в тесто, – он взял формочку для печенья в форме пряничного человечка и вдавил ее в тесто.

Видео снова прерывается, показывая несколько рядов идеальных пряничных человечков, на каждом из которых изображена звезда Давида, а на некоторых – ермолки и пайоты.

– О нет, – сказала Робин, которая точно видела, к чему все идет. Выражение лица Страйка было бесстрастным.

– А теперь мы положим смуглики в духовку и нагреваем ее горячо-горячо-горячо, – сказал Уолли своим фальцетом.

Видео перешло к тому, как Уолли ставит поднос в духовку, затем к мультяшной руке, поворачивающей циферблат до «чертовски жарко», и, наконец, обратно к Уолли и Эм-Джею, стоящим перед своим столом, оба со скрещенными руками. Теперь Уолли своим обычным голосом повернулся к Майклу Джею и спросил:

– Смотрел игру в субботу?

– Да, хороший гол Дрогба, – не менее серьезно сказал ЭмДжей.

– Видел, что Фуллер?..

– Да, – сказал ЭмДжей. Наступать парню на гребаные яйца – это нихуя не круто.

Наступила пауза, и оба молодых человека забарабанили пальцами по рукам.

– Думаешь, печенье готово? – спросил Уолли у ЭмДжей.

– Да, может быть, – сказал ЭмДжей.

Уолли посмотрел на часы.

– Может, подождем еще немного.

Видео перешло к черному экрану со словами «через час», а затем снова к Уолли и Эм-Джею, которые теперь стояли перед духовкой, из которой исходил черный дым. Они продолжали говорить, видимо, не обращая внимания.

– …возьми мою бабушку на день, – говорил Уолли.

– Это мило, чувак, это хороший поступок.

Наступило еще одно короткое молчание, затем Уолли сказал:

– Да, они уже должны быть готовы.

Он открыл дверцу духовки и закашлялся.

Видео перешло к крупному плану сгоревшего до неузнаваемости печенья, затем к общему плану Уолли и Эм-Джея, держащих свои поварские шляпы в молчаливом уважении, а позади них в меноре горели свечи. Страйк нажал на паузу и посмотрел на Робин.

– Не смешно?

– В каком мире это считается сатирой?

– Очевидно, мы слишком глупы, чтобы понять тонкую иронию. Между прочим, когда я смотрел прямую трансляцию, которую он вел в ночь после поножовщины, я заметил, что у некоторых фанатов Уолли после их имен было число восемьдесят восемь. Можно связать воедино шутки о Холокосте, ультраправых последователей и связь с Чернильно-Черным Сердцем…

– И определенно можно понять, почему у МИ-5 могут возникнуть вопросы, – сказала Робин.

– Можно. С другой стороны, Кардью может и не знать, что он привлекает неонацистских фанатов. Есть шанс, – сказал Страйк, снова поднимая свою пинту, – он думает, что раз его лучший друг коричневый, он не может быть расистом.

– Знаешь, если Уолли – это Аноми и был завербован в Халвенинг после создания игры…

– Да, переход от фаната к преследователю объясним, – сказал Страйк. – Когда будешь просматривать аккаунт Аноми в Твиттере, обрати внимание на любые указания на любые намеки на политику. Я полагаю, что МИ5 проверила, но сомневаюсь, что они поделятся с нами своими выводами.

Робин сделал еще одну запись.

– Однако, если это не член Халвининга, – сказал Страйк, – у нас остается вопрос, почему эти два создателя так стремятся сохранить свою анонимность. Можно было бы подумать, что они гордились бы игрой, если бы они действительно были просто двумя веселящимися детьми. Ричард Элгар сказал, что, по его мнению, разоблачение Аноми повредит ему или ей, и я согласен, насколько это возможно, но почему это повредит ему? Почему он не хочет славы?

– Аноми получает своего рода общественный кредит, – сказала Робин. – Пятьдесят тысяч подписчиков в Твиттере и большой интерес к тому, кто он на самом деле. Это должно питать его эго.

– Верно, но ты слышала, что сказал Элгар: раскрытие себя в ранние дни могло бы дать ему реальный вклад во франшизу, так почему же он этого не сделал? А еще есть отсутствие монетизации.

– Ну, мы знаем, почему это так, не так ли? – сказала Робин. – Это было бы нарушением авторских прав – зарабатывать деньги на чужих персонажах.

– Верно, но я смотрю на это под другим углом. Аноми и Морхауз потратили годы на работу над игрой, но ничего на ней не заработали. Это предполагает людей, у которых много свободного времени и нет большой потребности в деньгах. Их поддерживает кто-то еще? Родители? Налогоплательщики?

– Есть некоторые работы с простоями, – заметила Робин. – Они могут быть самозанятыми или работать неполный рабочий день. Они могли бы неплохо зарабатывать, а это всего лишь хобби.

– Но если Аноми работает, значит, у него есть работа, при которой он может выходить в интернет или пользоваться телефоном, когда захочет… что делает бойфренда Эди, – Страйк пролистал свои записи, чтобы найти имя, – этот учитель, Филипп. Ормонд, маловероятно подходит.

– Но мы его и не рассматриваем как возможный вариант, верно? – спросила Робин. – Почему ее парень хочет преследовать ее в Интернете? В любом случае, они не были вместе, когда Аноми начал игру. Она все еще встречалась с Джошем.

– Нередко люди играют в игры со своими самыми близкими и любимыми в сети или даже встречаются с человеком, не осознавая, что встречались с ним в сети, – сказал Страйк, – но я согласен, Ормонд маловероятен. С другой стороны, он должен быть в состоянии рассказать нам, с кем Эди была близка или кому могла довериться, кроме людей, о которых мы уже слышали.

– Итак, – сказал Страйк, снова беря ручку, – я свяжусь с Ормондом, Катей Апкотт и приемной сестрой Катрионой. В краткосрочной перспективе, – продолжил он, – мы установим наблюдение за Себом Монтгомери и Уолли Кар…

Телефон Робин зазвонил.

– Боже мой, это агент по недвижимости, – сказала Робин, внезапно запаниковав. – Привет, Энди?

Страйк видел, как выражение лица Робин сменилось с напряжения на восторг.

– Серьезно? О, это фантастика! Спасибо!… Да!… Да, обязательно!… Когда? Нет, я не возражаю… Хорошо… Буду… Большое спасибо!

– Плохие новости? – спросил Страйк, когда Робин, сияя, повесил трубку.

– Я получила квартиру! О, вау, знаешь что, я собираюсь выпить. Я не работаю сегодня вечером.

– Я принесу, – сказал Страйк, но Робин уже вскочила на ноги. Выбравшись из-за стола, она импульсивно наклонилась и обняла Страйка, ее волосы упали ему на лицо, и он вдохнул аромат духов, которые купил ей на тридцатилетие.

– Извини – я просто чертовски счастлива – это так изменит мою жизнь!

– Не нужно извиняться, – сказал Страйк, похлопывая ее по руке, когда она отпускала его. Робин пошла к бару, и Страйк, поняв, что глупо улыбается, сознательно подавил улыбку. Он все еще мог чувствовать тепло тела Робин, на мгновение прижавшегося к нему.

Глава 20

Я выковал себя в семикратном плавлении

Щит от врагов и любовников,

И никто не знает сердце, которое бьется

Под щитом, который укрывает.

Мэри Элизабет Кольридж

Щит

Внутриигровые чаты между пятью из восьми модераторов Drek’s Game

<Канал модераторов>

<19 марта 2015 г. 18.25>

<Присутствует: Аноми, Хартелла>

Аноми: к нам все еще приходит чертова куча новых людей, пытающихся попасть в игру.

Хартелла: правда?

<Червь28 присоединился к каналу>

Червь28: У меня был такой дерьмовый день

<Вилепечора присоединился к каналу>

Вилепечора: лол, кто-нибудь из вас сейчас в Твиттере?

Хартелла: нет, а что там?

Вилепечора: новый хештег #ЭксгумируемЛедвелл

Аноми: да, я видел это. Это не смешно

Вилепечора: Я думал, ты сочтешь это чертовски истеричным

Аноми: Я не хочу, чтобы ее выкопали

Вилепечора: у тебя совесть что ли проснулась, бвах?

Аноми: Я просто хочу, чтобы она осталась там, где она есть, и сгнила.

Аноми: сейчас нам нужно сосредоточиться на дяде Гранте.

<Фиенди1 присоединяется к каналу>

Фиенди1: кто-нибудь из вас сейчас в Твиттере?

Вилепечора: мы только что говорили об этом, чертовски весело, но Аноми так не думает

Фиенди1: это не весело, это ужасно. что, если ее семья увидит это?

Аноми: она всегда говорила нам, что у нее нет семьи.

Хартелла: Я согласна с Фиенди1, это ужасно

Аноми: Я не принимаю никаких новых заявок, пока количество не упадет. Пусть свиньи скучают.

Фиенди1: о чем ты?

Аноми: Мы получаем около 100 новых заявок в день. Полиция, наверное. Так что я не принимаю никого нового

Вилепечора: молодец, приятель

Фиенди1: если это полиция, они могут нас взломать

Вилепечора: нет

Вилепечора: Морхауз сделал нас неприступными

Фиенди1: где он вообще? Я думал, он занимается моддингом сегодня вечером?

Вилепечора: где-то обрабатывает Папервайт, наверное

Червь28: Хартела поменялась с ним сменами , потому что у него какие-то дела

Вилепечора: попал на что-то скорее

Вилепечора: я не виню его. Она чертовски великолепна.

Фиенди1: Откуда ты знаешь?

Вилепечора: это засекречено

Фиенди1: Я ухожу

<Фиенди1 покинул канал>

Вилепечора: лол, такой педик

Червь28: не говори так

Вилепечора: можно тебя кое о чем спросить, Червь?

Червь28: что ?

Вилепечора: почему ты ставишь пробел перед каждым знаком препинания?

Червь28: что ?

Вилепечора: типа, где ты училась?

<Червь28 покинул канал>

Вилепечора: ржачно

Хартелла: О, Вайл, тебе обязательно было это делать?

Аноми: хахахаха

<Открылся новый частный канал>

<19 марта 2015 г. 18:30>

<Хартелла приглашает Аноми>

Хартелла: ты же серьезно не думаешь, что полиция пытается проникнуть сюда?

<Аноми присоединился к каналу>

Аноми: это имеет смысл

Хартелла: почему?

Аноми: возможно, хотятзнать, убил ли Ледвелл один из нас.

Аноми: напугалась?

Хартелла: чего мне бояться?

Аноми: досье, которое ты принесла Блею, «доказывающее», что я Ледвелл?

Хартелла: кто тебе сказал?

Аноми: Пайпервайт рассказала Морхаузу, а он рассказал мне.

Аноми: это не проблема. Я уже все решил с ЛордДреком и Вил. Честная ошибка.

Хартелла: Я думала, ты будешь в ярости.

Аноми: нет, это довольно забавно.

Аноми: и не забывай о положительной стороне

Хартелла: о какой?

Аноми: Федуэлл мертва

Хартелла: О боже, Аноми, не шути.

Аноми: Тем не менее, я думаю, ты должна увеличить мой процент гонорара в качестве извинения.

Аноми: потому что, скажем прямо, без меня у тебя все хреново

Хартелла: Мне нужно поговорить с Ф.

Аноми: поговори

<Хартелла покинула канал>

Глава 21

С бессонных постелей поднимаются беспокойные духи,

И хитрые шутники надели одолженное обличье…

И безобидные заговорщики украдкой идут по дороге…

Джоанна Бейли

Обращение к ночи – радостный разум

– Спорим на десятку, что они решили не допускать новых игроков в игру Дрека, потому что думают, что за ними наблюдает полиция, – сказал Страйк Робин, когда их пути пересеклись в офисе в обеденный перерыв в четверг, через три недели после того, как они начали работать по делу Аноми.

– Я не принимаю это пари, – сказала Робин, которая доедала бутерброд за столом партнеров, аккаунт Аноми в Твиттере был на экране перед ней.

Несмотря на многочисленные попытки Страйка и Робин проникнуть в игру, они продолжали видеть анимированного Харти, который пожимал плечами и говорил им: «Попробуй еще раз, бвах». В настоящее время их единственная надежда исключить Себа Монтгомери или Уолли Кардью заключалась в том, чтобы Аноми написал твит в тот момент, когда одна из целей находилась под наблюдением и не использовала какое-либо цифровое устройство. Это была, мягко говоря, неудовлетворительная ситуация.

– Куда ты идешь? – спросила Робин у Страйка, который только что отдал Пэт квитанции и все еще был в пальто.

– Через пятнадцать минут сменю Дева, – сказал Страйк, взглянув на часы. – Думаю, сегодня вечером я пойду за Монтгомери в еще один хипстерский бар. Кстати, вчера я посмотрел пару серий мультфильма. Подумал, что должен, чтобы понять, какого черта мы расследуем.

– Твое мнение?

– Я думаю, это безумие, – сказал Страйк. – Кем должен быть этот персонаж Дрек?

– Я не думаю, что даже Джош и Эди знали, – сказала Робин.

– Как дела? – спросил Страйк, указывая на ленту Аноми в Твиттере.

– Несколько интересных моментов, – сказала Робин, – но пока ничего серьезного.

– Скоро мы должны полностью наверстать упущенное, – сказал Страйк. – Кстати, Филип Ормонд может встретиться с нами в следующий четверг. Он был в Ирландии. Школьные каникулы.

– Класс. Получил ответ от Кати Апкотт?

– Нет, – сказал Страйк. – Я поговорил с ее мужем, который сказал мне, что она навещает Блэя в больнице, и, похоже, это его сильно злит. Она не перезвонила. Может, попробую еще раз сегодня днем. В любом случае… наслаждайся Твиттером.

Апрельский день был солнечным, и короткая прогулка по Ньюман-стрит дала Страйку время выкурить сигарету. Увидев приближающегося Страйка, Шах двинулся по улице, не разговаривая с ним, что сообщило Страйку, что их цель остается внутри здания с ярким графическим дизайном в оформлении стеклянных двойных дверей

Страйк как раз раздумывал, не сесть ли в удобно расположенном напротив офиса кафе и заказать кофе, когда стеклянные двери открылись и появился Себ Монтгомери.

Он выглядел точно так же, как сотни других молодых людей, прогуливавшихся по улицам Фицровии в этот обеденный перерыв: среднего роста, худощавый, аккуратно ухоженная борода, темные волосы, коротко подстриженные сверху и по бокам, как у Уолли Кардью, и полностью черный костюм, состоящий из футболки, бомбера, джинсов и кроссовок. У Себа также была сумка через плечо и телефон в руке, в котором он сейчас что-то печатал. Страйк автоматически проверил ленту Аноми в Твиттере, которая была неактивна.

Страйку показалось, что он уловил в Монтгомери какой-то веселый настрой, как будто его рабочий день закончился, хотя было всего два часа дня. Это подозрение подтвердилось, когда Монтгомери, вместо того чтобы свернуть в какую-нибудь закусочную на своем пути, направился к станции метро на Гудж-стрит, а Страйк следовал за ним на расстоянии.

Детектив вскоре понял, что Монтгомери не поедет домой, потому что он сел на Северную линию. Страйк сел в тот же вагон, добровольно встав в угол и глядя на отражение Монтгомери в темном окне. Молодой человек сидел, широко расставив колени, фактически загораживая сиденья по обе стороны от себя, видимо, играя в какую-то игру на своем телефоне и периодически поглядывая вверх. Когда они подошли к станции Хайгейт, Монтгомери сунул телефон в карман, закинул сумку обратно на плечо и направился к дверям.

Страйк позволил группе из четырех молодых женщин пройти впереди себя вверх по эскалатору, так что он не был слишком близко к своей цели. Когда он достиг уровня улицы, его телефон завибрировал в кармане. Барклай прислал сообщение.

Кардью направляется на север. Возможно Хайгейт

Монтгомери покинул станцию и приблизился к высокому, преждевременно облысевшему молодому человеку, стоявшему неподалеку от входа. Джинсы, рубашка и куртка незнакомца были невзрачными и подходили как мужчине лет пятидесяти, так и человеку чуть за двадцать, каким, как предположил Страйк, он и был. Монтгомери и незнакомец обменялись рукопожатием, оба выглядели немного неловко, хотя, очевидно, знали друг друга, потому что Страйк уловил рутинный обмен репликами «как дела?» и «давно не виделись». Детектив задержался внутри, потому что ему было ясно, что Монтгомери и неизвестный молодой человек ждут, пока к ним присоединится кто-то еще, и не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться, кто был третьим лицом.

Уже на станции он написал Барклаю. СМ здесь ждет УК. Предлагаю поприветствовать друг друга и следовать за ними в тандеме.