Текст книги "Патрик Кензи (ЛП)"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 123 страниц)

20

С наступлением рассвета мы еще находились на месте двойного убийства. «Лексус» прицепили к тягачу, который потащил его по Притчетт-стрит и свернул на кольцевой перекресток, направляясь к скоростной автомагистрали.

Сотрудники полиции штата уезжали в холмы, возвращались оттуда с пакетами, заполненными стреляными гильзами, выковыряли даже несколько расплющенных пуль, застрявших в скале и в стволах деревьев. Кто-то будто бы привез ботинки и водолазку Энджи, но кто это именно и что он с ними сделал, никто не знал. Во время этого ночного бдения какой-то полицейский из Квинси накинул Энджи на плечи одеяло, но она все равно дрожала, и в свете уличных фонарей, фар и осветительных приборов, установленных для освещения места преступления, было видно, что губы у нее синие.

Около часа ночи приехал из холмов лейтенант Дойл и пальцем поманил к себе Бруссарда. Они прошли по дороге к желтой ленте, натянутой вокруг мельницы, потом остановились друг против друга, набычились, и тут Дойл взорвался. Слова мы не слышали, но громкость и указательный палец, которым Дойл размахивал перед лицом Бруссарда, говорили о том, что настроение начальника вовсе не сводилось к безмятежному «Ну, попробовали, не получилось, не беда». Большую часть беседы Бруссард стоял опустив голову, но она затянулась на добрых двадцать минут, и Дойл, казалось, только сильней распалялся. Потом он иссяк, Бруссард оторвал взгляд от земли, и лейтенант покачал головой так, что мы, находясь на расстоянии метров пятьдесят, почувствовали, что он принял суровое окончательное решение. Дойл оставил Бруссарда и вошел в здание мельницы.

– Я так понимаю, невеселые новости, – сказала Энджи Бруссарду. Он подошел к нам и сразу полез за очередной сигаретой в ее пачку, лежавшую на капоте машины.

– Отстраняют до решения завтрашней комиссии Министерства внутренних дел. – Бруссард закурил и пожал плечами. – Последнее служебное поручение – сообщить Хелен Маккриди, что нам не удалось вернуть ее дочь.

– А к вашему лейтенанту, – сказал я, – который одобрил эту операцию, какие будут претензии?

– Никаких. – Бруссард прислонился к бамперу, затянулся и выдохнул тонкую струю дыма.

– Никаких? – переспросила Энджи.

– Никаких. – Бруссард стряхнул пепел с сигареты. – Я все провалил, и вся ответственность – на мне. Если признаю, что утаил существенную информацию, хотел стяжать всю славу за задержание самолично, значок не потеряю. – Он снова пожал плечами. – Добро пожаловать в департамент политики.

– Но… – начала было Энджи.

– А, да, – сказал Бруссард и, обернувшись, взглянул на нее. – Лейтенант вполне ясно дал понять, что если вы будете распространяться на эту тему – постойте-ка, как это он выразился? – «урою их по самые веки по делу об убийстве Мариона Сосиа».

Я посмотрел на вход в здание мельницы, где в последний раз видел Дойла:

– Да нет у него на нас ни хрена!

Бруссард покачал головой:

– Он никогда не блефует. Раз говорит, что уроет, значит, уроет.

Я призадумался. Четыре года назад под мостом юго-восточной магистрали мы с Энджи хладнокровно убили сутенера и торговца кокаином Мариона Сосиа. Пистолеты у нас были незарегистрированные, и отпечатки пальцев мы с них стерли.

Но оставался свидетель, будущий налетчик по имени Юджин. Фамилии его я никогда не знал, но тогда был почти уверен, что, если бы я не убил Сосиа, Сосиа убил бы Юджина. Не сразу, но вскоре. Юджин, решил я, несколько раз за эти годы попадал за решетку – карьера в «Американ экспресс» парню явно не светила – и, видимо, во время очередной отсидки сдал нас в обмен на сокращение срока. Поскольку никаких иных оснований связывать меня и Энджи со смертью Сосиа не было, окружной прокурор, я так думаю, решил делу хода не давать, но кто-то эту информацию прибрал к рукам и передал Дойлу.

– То есть, говорите, он нас за яйца держит.

Бруссард посмотрел на меня, потом на Энджи и улыбнулся.

– Если говорить эвфемизмами, то да, конечно. Вы у него в кулаке.

– Утешительное соображение, – заметила Энджи.

– На этой неделе одни сплошные утешительные соображения. – Бруссард бросил сигарету. – Пойду поищу телефон, позвоню жене, обрадую.

И он не слишком решительным шагом, как будто земля, по которой он ступал, стала уже не та, что полчаса назад, понурив плечи и засунув руки в карманы, пошел к другим полицейским, окружившим «лексус» Гутиерреса.

Энджи дрожала от холода, и я дрожал вместе с ней.

С утра, едва небо над холмами цвета малинового синяка стало насыщенно-розовым, водолазы возобновили поиски в карьере. Полиция готовилась к утреннему часу пик: на Притчетт-стрит и Карьерной улице движение перекрыли, проезжую часть перегородили козлами и натянули поперек нее желтую пластиковую ленту. Контингент сотрудников полиции штата образовал живой заслон в самих холмах. В пять утра они расположились в узловых точках всех крупных дорог, досматривали транспорт на контрольно-пропускных пунктах, но съезды и въезды на скоростную автомагистраль перекрывать не стали. Довольно скоро вдоль шоссе расположились фургоны выездных бригад телевизионных новостей и журналистов-газетчиков, как будто только и ждали за поворотом, заняли всю обочину и своими прожекторами светили на нас и в сторону холмов. Несколько раз репортеры подходили к Энджи и спрашивали, почему она босиком. Несколько раз вместо ответа Энджи прятала лицо от камер, поднимала и показывала им кулак с выставленным средним пальцем.

Журналисты засуетились из-за распространившихся слухов, что в карьере Квинси кто-то выпустил из автоматического оружия несколько сотен пуль, а на Притчетт-стрит обнаружили два трупа – судя по всему, результат чьей-то профессиональной работы. Затем каким-то непонятным образом, будто с холмов ветром надуло, сюда приплели Аманду Маккриди, и цирковое представление началось.

Кто-то из журналистов узнал на автостраде Бруссарда, после чего его сразу узнали и все остальные, и вскоре мы почувствовали себя рабами на галерах.

– Детектив, где Аманда Маккриди? – кричали нам из собравшейся толпы.

– Она мертва?

– Она в карьере?

– Где ваш напарник?

– Правда ли, что похитителей Аманды вчера под вечер перестреляли?

– Правду ли говорят, что пропали деньги, предназначенные для выкупа?

– Найдено ли в карьере тело Аманды Маккриди? Это потому вы без обуви, мадам?

Тут сотрудник полиции штата, как будто специально дожидался этого вопроса, пересек Притчетт-стрит с бумажным пакетом в руках и вручил его Энджи:

– Ваши вещи, мадам. Прислали вместе с расплющенными пулями.

Энджи наклонила голову, скрывая лицо от камер, поблагодарила его, достала из пакета высокие ботинки «Доктор Мартенс» и обулась.

– С водолазкой будет сложнее, – сказал Бруссард, едва улыбнувшись.

– Да что вы? – Энджи сняла капюшон и повернулась спиной к журналистам. Одни из них хотел перепрыгнуть через ограждение, но сотрудник полиции штата выставил дубинку и слегка ею его оттолкнул.

Энджи сбросила с плеч одеяло и плащ, и несколько камер сразу повернулись в нашу сторону снимать черные бретельки бюстгальтера на фоне голой кожи.

Она посмотрела на меня:

– Может, исполнить медленный стриптиз, бедрами немного покрутить?

– Твой номер, – сказал я. – Кажется, ты уже завладела всеобщим вниманием.

– Моим – точно, – сказал Бруссард. Он, не скрываясь, рассматривал грудь Энджи, охваченную черным кружевом.

– О, какая радость! – Она состроила гримасу и натянула водолазку.

Кто-то на шоссе зааплодировал, кто-то засвистел. Освобождая из-под ворота густые пряди волос, Энджи стояла к зрителям спиной.

– Думаешь, это я себя показываю? – сказала она с досадой, обращаясь ко мне и слегка покачав головой. – Это они себя показывают, старина. Только они.

Вскоре после восхода солнца состояние Пула, которое прежде считалось критическим, стали оценивать как стабильное. Делать нам все равно было нечего, поэтому с Притчетт-стрит мы поехали вслед за «таурусом» Бруссарда в больницу Милтона.

Там пришлось поспорить с медсестрой, ведавшей посещениями, по поводу того, скольким из нас можно пройти к Пулу в отделение интенсивной терапии, раз мы не приходимся ему кровными родственниками. В это время мимо проходил какой-то доктор, он взглянул на Энджи и сказал:

– Вы знаете, что у вас покровы синие?

Немного еще поспорив, Энджи прошла с ним за занавеску проверить, нет ли у нее гипотермии, а медсестра неохотно пустила нас с Бруссардом к Пулу.

– Инфаркт миокарда, – сказал он, подкладывал себе под спину подушки, желая немного приподняться. – Жутковатое словечко, а?

– Это два слова, – сказал Бруссард, неловко потянулся и слегка сдавил Пулу руку.

– Не важно. Сердечный приступ, вот что это было. – Пул снова пошевелился, но, видимо почувствовав острую боль, с шипением втянул в себя воздух.

– Расслабься, – сказал Бруссард. – Ради бога, расслабься.

– Что там такое было? – спросил Пул.

– Двое среди деревьев у карьера и один внизу? – сказал он, когда мы рассказали ему то немногое, что знали сами.

– Похоже на то, – сказал Бруссард. – Или один стрелок с двумя винтовками среди деревьев и один на вдовьем мостике.

Пул поморщился, показывая, что верит в такую возможность так же, как в то, что Джона Кеннеди убил стрелок-одиночка. Потом повернул на подушке голову и посмотрел на меня.

– Вы точно видели, как с утеса бросили две винтовки?

– Почти точно, – сказал я. – Там бог знает что творилось. – Я пожал плечами, потом кивнул: – Нет, точно. Две винтовки.

– А стрелок на мельнице свой винчестер оставил?

– Да.

– Но никаких гильз?

– Именно так.

– А стрелок или стрелки у карьера избавились от винтовок, но оставили повсюду гильзы?

– Верно, сэр, – сказал Бруссард.

– Господи, – сказал Пул, – я этого не понимаю.

В палату вошла Энджи, держа у локтевого сгиба марлевый шарик, сгибая и разгибая руку. Она стала у кровати Пула и улыбнулась, глядя на него сверху вниз.

– Что говорит врач? – спросил Бруссард.

– Небольшое переохлаждение. – Энджи пожала плечами. – Сделал мне укол куриного бульона или чего-то такого, сказал, что пальцы на руках и ногах не отрежут.

Энджи несколько порозовела, далеко не до обычного своего состояния, но тем не менее.

– Мы с вами как парочка призраков, – сказала она, сев на кровать рядом с Пулом.

Он улыбнулся потрескавшимися губами.

– Говорят, моя дорогая, вы сиганули со скалы, как знаменитые ныряльщики на Галапагосских островах.

– Это в Акапулько так ныряют, – сказал Бруссард. – На Галапагосах со скал никто не прыгает.

– Ну, тогда на Фиджи, – сказал Пул, – и хватит меня поправлять. Итак, детки, что же, черт возьми, происходит?

Энджи слегка потрепала его по щеке:

– Это вы нам расскажите. Что было с вами?

Он поджал губы.

– Да я хорошенько и не помню. Почему-то оказалось, что спускаюсь с холма. Беда в том, что я уоки-токи и фонарик забыл. – Он поднял брови. – Вы, наверное, думаете: «Хорош, нечего сказать». Услышал стрельбу, попробовал вернуться на место, где мы расстались, но куда бы ни шел, все выходило, что иду не на выстрелы, а от них. Заросли, – сказал он и покачал головой. – Потом как-то оказался на углу Карьерной улицы и у съезда с автомагистрали. Мимо пролетел «лексус». Я пошел за ним. К тому времени, как оказался рядом с ним, наши друзья получили по свинцовой заглушке в головы, а я чувствую, меня как-то вроде шатает.

– Помнишь, как позвонил и сообщил о трупах? – спросил Бруссард.

– Я позвонил?

Бруссард кивнул.

– С телефона в машине.

– Ничего себе! – сказал Пул. – А я не дурак, а?

Энджи улыбнулась, взяла носовой платок с тележки у кровати Пула и промокнула ему лоб.

– Господи! – сказал Пул, с трудом ворочая языком.

– Что?

Глаза его закатились, но через мгновение он снова осмысленно посмотрел на нас.

– А? Да ничего, просто лекарства мне такие колют. Трудно сосредоточиться.

Из-за занавески возле Бруссарда показалась медсестра, ведавшая посещениями.

– Вам пора. Пожалуйста.

– Так что там наверху было? – с трудом проговорил Пул.

– Пора, – сказала сестра.

Пул снова закатил глаза влево, облизнул сухие губы и похлопал веками.

– Мистеру Рафтопулосу сейчас больше нельзя.

– Нет, – сказал Пул, – подождите.

Бруссард похлопал его по руке:

– Мы еще зайдем, дружище. Ты не волнуйся.

– Что там было? – снова спросил Пул заметно слабеющим голосом. Мы поднялись и отошли от его кровати.

Хороший вопрос, думал я по пути из отделения интенсивной терапии.

Едва мы вошли в квартиру, Энджи залезла под горячий душ, а я позвонил Буббе.

– Что? – сказал он в качестве приветствия.

– Скажи, что она у тебя.

– Что? Патрик?

– Скажи, что Аманда Маккриди у тебя.

– Нет. Что? Почему она должна быть у меня?

– Ты убрал Гутиерреса и…

– Нет, не я.

– Бубба, – сказал я. – Это ты. Тебе пришлось их убрать.

– Гутиерреса и Маллена? Ни боже мой, чувак. Я два часа пролежал мордой в грязь в Каннигем-парке.

– Так ты у карьера даже не был?

– Меня вырубили. Кто-то поджидал, Патрик. Получил кувалдой или чем-то таким по затылку, и с копыт долой. Я даже из парка выйти не успел.

– Ладно, – сказал я, чувствуя, как по поверхности моего сознания расползается масляное пятно, – повтори еще раз. Медленно. Ты был в Каннигем-парке…

– Где-то в шесть тридцать, со снаряжением, собирался пройти в холмы через лес, пошел к нему, слышу какой-то хруст. Кручу головой, пытаюсь понять что, и тут – хлобысь! – получаю по затылку. Это, сам понимаешь, сначала меня немного огорчило, но я к тому же ни хрена не вижу. Стал нырять, уклоняться, и тут – шарах – снова. Опустился на одно колено, и тут – третий раз. Может быть, был и четвертый, но следующее, что помню, – очнулся весь в крови и время вроде восемь тридцать. Я пошел обратно, к доктору Хиханьки.

Доктор Хиханьки – токсикоман, вдыхающий пары эфира, к которому Бубба, как и половина нашей городской шпаны, ходил с ранами, которые не хотел показывать обычным врачам.

– Но сейчас-то ты в порядке? – спросил я.

– В голове сильно звенит, и перед глазами то все почернеет, то обратно просветляется, но до свадьбы заживет. Мне эта скотина нужна, Патрик. Меня еще никому вырубить не удавалось, ты же знаешь.

Это я знал. Из всего, что я услышал за этот час, эти новости пока были самыми удручающими. Кто-то оказался настолько быстр и умен, что вывел из игры Буббу. И справился со своей задачей блестяще.

Но если строить отношения с Буббой на таком уровне, зачем оставлять его в живых? Похитители Аманды убрали Маллена и Гутиерреса, пытались убить Бруссарда, Энджи и меня. Почему бы им с безопасного расстояния не застрелить Буббу, и дело с концом?

– Доктор Хиханьки сказал, ударили бы еще раз – порвали бы связки на задней стороне шеи. Господи, – сказал Бубба. – Ну, я до них доберусь!

– Как только узнаю, кто это, – сказал я, – сразу сообщу.

– Я собирал сведения по своим каналам, понимаешь? Услышал о Фараоне и Маллене от доктора Хиханьки и велел Нельсону кое-куда позвонить. Говорят, копы деньги потеряли.

– Это точно.

– А девочки нет.

– Девочки нет.

– Серьезных людей ты против себя настроил на этот раз.

– Знаю.

– Э, Патрик!

– Да.

– Сыр не послал бы своих ребят лупить меня трубой по башке. Не такой он дурак.

– Может, так вышло. Может, он не ожидал, что это будешь ты.

– Он же знает: мы с тобой – друганы. Должен догадываться: за прикрытием в таком деле ты ко мне обратишься.

Бубба был прав. Сыр слишком умен и, конечно, понимает, что Бубба тоже в игре. И кроме того, Сыр знает, что Бубба способен закатить гранату в группу его ребят просто на случай, что погибнет именно тот, кто дал ему трубой по башке. Поэтому если приказ отдал Сыр… опять-таки почему Буббу не добили? Отправив Буббу на тот свет, Сыр мог бы не потеть в ожидании его мести. Оставив Буббу в живых, Сыр не оставил себе выбора: чтобы его организация продолжала существовать ко времени окончания заварухи, он должен выдать по крайней мере одного из тех, кто участвовал в нападении на Буббу. Если только нет еще чего-то, что я упускаю из виду.

– Господи! – сказал я.

– Есть для тебя еще одна заморочка, – сказал Бубба.

Вряд ли мне было по силам справиться с еще одной задачей, мозги и так уже узлом завязались, но я сказал:

– Валяй.

– Ходят тут разные слухи о Фараоне Гутиерресе.

– Знаю. Объединился с Малленом, чтобы захватить дело Сыра.

– Нет, я не об этом. Об этом все и так знают. Я слышал, Фараон – не из наших.

– Кто же он тогда?

– Коп, Патрик, – сказал Бубба, и мне показалось, что все у меня в голове поехало налево. – Говорят, он из АКСЗН.[61]61
  АКСЗН – администрация по контролю за соблюдением законов о наркотиках.


[Закрыть]

21

– АКСЗН? – переспросила Энджи. – Ты шутишь!

Я пожал плечами:

– Так Буббе сказали, я лишь повторяю. Знаешь ведь эти уличные слухи: может быть, полная чепуха, а может – истинная правда. Пока непонятно.

– Что же тогда получается? Гутиеррес под прикрытием шесть лет работает на Сыра Оламона, потом оказывается вовлечен в похищение четырехлетнего ребенка и не сообщает об этом своему начальству?

– Как-то не вяжется, верно?

– Не вяжется. Что еще новенького?

Я прислонился к кухонному столу, испытывая сильное желание стукнуть кулаком по стене. Не было еще случаев, расследование которых так выводило бы из себя. В этом деле все казалось лишенным смысла. Пропадает четырехлетняя девочка. Расследование показывает, что ее похитил наркодилер, которого развела мать ребенка. Требование выкупа в размере похищенной суммы поступает от женщины, которая будто бы работает на наркодилеров. Тех, кто доставляет похитителям выкуп, подстерегают в засаде. Наркодилеры убиты. Один из них может быть, а может и не быть внедренным оперативником, работающим под прикрытием на федеральное правительство. Пропавшая девочка так и остается пропавшей или покоится на дне карьера.

Энджи, сидевшая по другую сторону стола, положила теплую ладонь мне на запястье.

– Надо попробовать поспать хотя бы несколько часов.

Я взял ее за руку.

– Слушай, есть в этом деле хоть что-то, что ты можешь понять?

– После того как пришили Гутиерреса и Маллена? Нет. У Сыра сейчас нет никого, кто мог бы заменить их. Черт! В его организации ни у кого не хватит мозгов провернуть такое.

– Погоди минутку…

– Что?

– Ты только что сама это сказала. Теперь в организации Оламона образовался вакуум власти. Что, если ради этого все и затеяно?

– А?

– Что, если Сыр знал, что Маллен и Гутиеррес задумали путч? Или, по крайней мере, он знал о Маллене, а о Гутиерресе слышал, что он вовсе не тот, кем хочет казаться.

– Поэтому Сыр все это устроил – похищение ребенка, требование выкупа и так далее – только для того, чтобы убрать Маллена и Гутиерреса? – Энджи отпустила мою руку. – Ты это серьезно?

– Это теория.

– Идиотская, – сказала она.

– Ну уж!

– Нет, ты подумай. Зачем пускаться в такие хлопоты, когда Сыр мог бы нанять парочку ребят, которые укокошили бы Маллена и Гутиерреса, пока те спят?

– Но Сыр еще хотел отомстить Хелен, вернуть свои двести кусков.

– Поэтому он велит Маллену похитить Аманду, устраивает эту замысловатую процедуру – деньги в обмен на ребенка, – и, пока все это разворачивается, кто-то по его приказу убивает Маллена?

– А почему бы нет?

– Потому что возникает вопрос: где же Аманда? Где деньги? Кто это вчера вечером палил из деревьев? Кто вырубил Буббу? Как мог Маллен не знать, что его подставляют? Ты представляешь, сколько народу в организации Сыра должно быть вовлечено в этот сложный заговор, чтобы воплотить его в жизнь? А ведь Маллен – не дурак. Он был самый умный в команде Сыра. Тебе не кажется, он по своим каналам должен был разнюхать, что его собираются убрать.

Я потер глаза:

– Господи! Как же голова болит!

– У меня тоже. И ты еще не помогаешь.

Я посмотрел на нее и нахмурился. Она улыбнулась:

– Ладно. Вернемся на первую клетку. Аманду похитили. Зачем?

– Ее мать слупила с Сыра двести штук.

– Почему Сыр не послал кого-нибудь, чтобы ей пригрозили? Я почти уверена, она бы испугалась. И они это тоже знали.

– Может, им понадобилось три месяца, чтобы понять, что деньги во время облавы на байкеров не полиция конфисковала.

– Хорошо. Но потом-то они бы действовали быстро. У Рея Ликански, когда мы его встретили, было по фонарю под каждым глазом.

– Думаешь, ему Маллен поставил?

– Маллен бы ему кое-что похуже сделал, если бы думал, что Ликански его развел. Смотри, я вот что утверждаю: если Маллен считал, что Ликански и Хелен развели организацию, он бы не стал похищать дочку Хелен. Он бы убил саму Хелен.

– Так, может, это вовсе не Сыр похитил Аманду?

– Может, и не Сыр.

– А эти двести штук – простое совпадение? – Я склонил голову набок и, глядя на Энджи, приподнял бровь.

– Ты утверждаешь, что это редкое совпадение.

– Утверждаю, что столь же редкое, как образование второго штата Вермонт. Особенно в том, что касается записки в нижнем белье Кимми, в которой говорится об обмене ребенка на двести штук.

Энджи кивнула, взяла чайную ложку и стала ею двигать туда-сюда по столу кофейную чашку.

– Хорошо. Итак, возвращаемся к Сыру. И к вопросам о том, зачем ему такие хлопоты.

– Что, согласен, на него нисколько не похоже. И вполне бессмысленно.

Она перевела взгляд с кофейной чашки на меня.

– Так где же она, Патрик?

Я запустил пальцы под обшлаг ее купального халата и прикоснулся к руке.

– Она в карьере, Энджи.

– Почему?

– Не знаю.

– Кто-то похищает девочку, требует за нее выкуп и потом ее убивает. Вот так просто?

– Да.

– Почему?

– Потому что она видела лица похитителей. Потому что, кто бы там ни был в карьере вчера вечером, они почуяли участие полиции, поняли, что мы пробуем сыграть на их разногласиях. Не знаю. Потому что детей вообще иногда убивают.

Она поднялась из-за стола.

– Давай-ка проведаем Сыра.

– А спать?

– После смерти отоспимся.