Текст книги "Патрик Кензи (ЛП)"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 119 (всего у книги 123 страниц)

Я стоял на крыльце и глядел на дорогу. Когда я заговорил, мой голос звучал резче и грубее, чем обычно:

– Расскажи мне об этом кресте.

– Это Белорусский крест. Ему тысяча лет, если не больше. Некоторые называют его Варяжским, другие – крестом Ярослава, но мне всегда больше нравилось первое название. Белорусский крест. Эта штука вообще не имеет цены, чувак. Князь Ярослав заплатил этим крестом варягам, чтобы они убили его брата Бориса. В тысяча десятом или тысяча одиннадцатом году. Но потом, когда он стал правителем всей Киевской Руси, он так по нему тосковал, что послал других варягов убить первых и забрать у них крест. Он лежал у царя в кармане, когда в семнадцатом году его поставили к стенке и – бах! – вышибли ему мозги. Троцкий увез его с собой в Мексику. Он был при нем, когда ему ледорубом проломили голову. Этот крест много где побывал. А теперь он у Кирилла. И в субботу он собирается показать его своим гостям. Там будет вся крупная рыба. Настоящие гангстеры. Так что без креста ему никак.

Я заставил себя заговорить:

– И ты думаешь…

– Не думаю. Знаю. Крест у девчонки. Или у этого сраного картежника-доктора. Кстати, скажи ему, чтобы возвращался на работу. Он там нужен. Передай ему, если быстро вернется, мы ему даже палец отрезать не будем. Отрежем на ноге. Без пальца на ноге жить легче, чем без пальца на руке. Ну, будет хромать. Это ничего. Многие хромают. Найди мне крест. Найди мне младенца. А я…

– Нет.

– Я же тебе только что объяснил…

– Я не глухой, ты, паскуда. Ты угрожаешь моей жене? Ты угрожаешь моей дочери? Если у них с головы упадет хоть один волос… Если мой друг позвонит мне и скажет, что видел поблизости кого-нибудь из ваших гребаных быков, я разнесу к чертовой матери всю вашу контору. Я…

Он смеялся так громко, что мне пришлось отодвинуть телефон от уха.

– О’кей, – сказал он наконец, все еще подхихикивая. – О’кей, мистер Кензи. Смешной ты, братишка. Давно я так не ржал. Ты знаешь, где мой крест?

– Может, и знаю. А ты знаешь, где Софи?

– Нет, но могу узнать. Если понадобится. – Он снова хохотнул. – Слышь, откуда ты эту «паскуду» откопал? Меня раньше никто так не называл.

– Сам не знаю, – сказал я. – Наверное, из какого-нибудь старого фильма.

– Хорошее слово. Можно я теперь буду им пользоваться?

– Да ради бога.

– Скажу кому-нибудь: «Гони бабки, паскуда. А не то хуже будет, паскуда». Ха!

– Пользуйся на здоровье.

– Я найду Софи. Ты найдешь крест. Я тебе позвоню.

Он снова засмеялся и положил трубку.

Когда я вернулся в дом, меня всего трясло. Адреналин стучал в затылке так, что разболелась голова.

– Какое отношение вы имеете к Белорусскому кресту?

В мое отсутствие Дре, похоже, успел не раз приложиться к фляжке. Энджи сидела в кресле возле камина. Почему-то она показалась мне маленькой и словно потерянной. Она посмотрела на меня взглядом, в котором читались боль и даже безнадежность. Аманда пристроилась в дальнем уголке дивана. На столике рядом с ней светился экранчик «видеоняни». Она читала «Последний вечер в „Лобстере“». Увидев меня, она положила раскрытую книгу на журнальный столик обложкой вверх.

– Ты к кому обращаешься?

– Я спрашиваю, к Белорусскому кресту…

– Ты обращаешься к Белорусскому кресту?

– Аманда!

Она пожала плечами:

– Я даже не понимаю, о чем ты. Какой такой крест?

Времени на пустую болтовню у меня не было. Оставалось всего два варианта: угрозы или обещания.

– Они разрешат тебе оставить ребенка.

Она распрямилась:

– Что?

– Что слышала. Если этот умник, – я кивнул на Дре, – сможет по-быстрому раздобыть другого младенца, они позволят тебе оставить Клер.

Она развернулась в его сторону:

– Сможешь?

– Не исключено.

– Твою мать, Дре, – сказала она, – да или нет?

– Я не знаю. Есть одна девчонка, у которой срок вот-вот подходит. Но когда точно она родит, сказать невозможно. Тем более с моим оборудованием.

Аманда сжала и разжала челюсти. Обеими руками убрала волосы назад, взяла со столика резинку и завязала хвост.

– Значит, звонил Ефим.

Я кивнул.

– И он назвал условия.

– Он выразился довольно-таки определенно. Верни крест и какого-нибудь младенца, и они о тебе забудут.

Она подтянула колени к груди и захватила пальцами ног диванную подушку. Казалось, с забранными назад волосами черты ее лица должны были выступить ярче, но эффект оказался прямо противоположным. Она снова стала похожа на ребенка. На до смерти напуганного ребенка.

– И ты ему веришь?

Я сказал:

– Я верю, что он верит. А сможет ли он провернуть дело под носом у Кирилла и его жены – это уже второй вопрос.

– Все началось, когда Кирилл увидел фотографию Софи. Это одна из… – она уставилась на диванную обивку, – услуг, которые им предоставляет Дре. Кирилл с Виолетой увидели Софи. Вроде бы она оказалась похожа на младшую сестру Виолеты. И тогда они решили, что им нужен ребенок Софи.

– То есть ситуация может быть сложнее, чем я понял со слов Ефима?

– Она всегда сложнее, – сказала Аманда. – Сколько тебе лет? Не маленький вроде…

Я усмехнулся.

Аманда взглянула на Дре. Тот сидел, больше всего похожий на собаку, которая ждет, когда хозяйка позовет ее гулять или даст поесть.

– Даже если мы найдем другого младенца, что это изменит? Получится, что мы отдаем ребенка двум психопатам.

Я кивнул.

– Ты сможешь жить с этим грузом на совести?

– Моя цель была найти тебя и спасти Софи. Дальше я не заглядывал.

– Какой ты правильный.

– Люди, живущие в стеклянных домах, не должны кидаться камнями. Особенно люди с похищенным младенцем.

– Знаю. Просто мне это все напоминает историю двенадцатилетней давности. Когда меня вернули Хелен.

– Мы сейчас не об этом. Если хочешь высказать свое мнение обо мне, сделаешь это позже. А пока нам надо во что бы то ни стало найти крест и достать другого младенца.

– А если не сможем?

– Достать другого младенца?

– Понятия не имею. Зато уверен, что с помощью креста мы купим себе немного времени. Он должен быть у Кирилла не позже вечера субботы. Если он его не получит, они убьют нас всех. Включая мою семью. А если мы его отдадим, у нас будет еще пара дней на решение проблемы с младенцем.

Энджи уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

– По-моему, хороший план, – сказал Дре.

– По-твоему, – сказала Аманда. Она повернулась ко мне: – А что, если они нас обманут? Ефиму надо одно: выяснить, где я нахожусь. А у меня не так много мест, где можно спрятаться. Ты нашел нас за один день. Что ему помешает получить крест, а потом заявиться ко мне за младенцем?

– У меня нет других гарантий, кроме его обещания.

– И ты в него веришь? Слово наемного убийцы, который начинал преступную карьеру в Москве, среди солнцевской братвы?

– Я даже не знаю, что это такое, – сказал я.

– Банда, – сказала она. – Братство. Представь себе организованную преступную группировку, но с дисциплиной как в армии и со связями в самых верхах российских нефтяных корпораций.

– Ни фига себе.

– Ага. Ефим там начинал. И ты собираешься поверить ему на слово?

– Нет, – ответил я. – Не собираюсь. Но у нас нет другого выхода.

Клер в спальне издала пару неуверенных покряхтываний и тут же заорала во весь голос. Мы слышали ее плач и с монитора «видеоняни», и из-за двери. Аманда соскользнула с дивана, сунула ноги в тапочки и побежала в спальню, прихватив с собой прибор.

Дре сделал еще один глоток из фляжки.

– Чертовы русские.

– Почему бы тебе не сбавить обороты? – предложил я.

– Ты был прав. – Он сделал очередной глоток. – Когда раньше говорил.

– О чем?

Он откинул голову назад и закатил глаза, скосив их в сторону спальни.

– О ней. Не думаю, что я ей сильно нравлюсь.

– Почему тогда она с тобой? – спросила Энджи.

Он вздохнул.

– Даже Аманде при всей ее самостоятельности необходима помощь с грудным ребенком. Первые пару недель в супермаркет – каждые пять минут. То за памперсами, то за сухой смесью, и опять за памперсами, и опять за смесью… Ребенок каждые полтора часа просыпается и блажит. Тут ни поспать нормально, ничего.

– Ты хочешь сказать, что ей был нужен мальчик на побегушках?

Он кивнул.

– Но теперь она приспособилась. – Он тихо и горько усмехнулся. – Когда мы с ней только познакомились, я подумал: вот мой шанс. Неиспорченная девушка. Пугающе умная. Она может цитировать Шоу, может – Стивена Хокинга. А в следующую минуту будет вспоминать «Молодого Франкенштейна», спорить с тобой о квантовой физике или напевать «Monkey Man». Она любит Рембо и Эксла Роуза, Люсинду Уильямс и…

– Долго еще ты будешь перечислять? – перебила его Энджи.

– А?

– Тебя послушать, – сказал я, – так ты мечтал слепить из Аманды модель «Нексус шесть» по образу и подобию каждой девицы, которая кидала тебя в школе.

– Ничего подобного.

– Не спорь. Эта модель будет тебя обожать, а ты ночь напролет будешь читать ей лекцию о «Sigur Ros» или о метафорической значимости кролика в «Донни Дарко». А она будет хлопать ресницами и спрашивать, где ты был всю ее жизнь.

Он опустил глаза.

– Да пошел ты, – прошептал он.

– Как скажешь.

Я представил себе девочку, которую нашел после семи месяцев поисков. Она играла на крыльце дома недалеко отсюда с женщиной, которая ее обожала, и с бульдогом по кличке Ларри. Если бы я позволил ей остаться с ними, кем бы она стала сегодня? Возможно, ее нервная система не выдержала бы испытания памятью и сознания того, что вся ее жизнь с Патрисией и Джеком Дойл была основана на обмане. А возможно, она напрочь забыла бы о годах, проведенных с матерью-алкоголичкой в пыльной дорчестерской халупе, провонявшей пивом и табаком, и жила бы нормальной жизнью в небольшом городке, а про подделку документов, русских киллеров и солнцевскую братву узнавала бы из новостных передач по телевизору. Даже если бы Аманду никто не похищал, ее шансы вырасти нормальным человеком оценивались как один к ста миллионам. Неким извращенным способом похищение показало ей, что существует и другая жизнь, не такая, как у ее матери, состоявшая из фастфуда, переполненных пепельниц, вечных долгов и приятелей, каждый из которых отмотал свой срок в тюрьме. Получив шанс побывать в маленьком городке у подножия гор, она приняла волевое решение однажды вернуться сюда, и, возможно, как раз с этого момента определяющей чертой ее характера стала решимость добиваться своего.

– Они от нас не отстанут, – сказал Дре. – Независимо от того, что тебе сказал Ефим.

– Почему?

– Ну, для начала кто-то должен заплатить за Тимура.

– Кто такой Тимур? – спросила Энджи, пересаживаясь на диван.

– Он был русский.

– И что с ним случилось?

– Мы его вроде как убили.

Глава 21

– То есть вы вроде как убили русского по имени Тимур, чтобы заполучить Белорусский крест?

– Нет, – сказал он.

– Нет, не убили?

– Нет, убили, но не для того, чтобы заполучить Белорусский крест. Мы про него вообще ни хрена не знали, пока не открыли кейс.

– Какой кейс? – спросила Энджи, сдвинувшись на самый краешек дивана.

– Кейс, который был пристегнут к запястью Тимура.

Я прищурился.

– Чего-чего?

Дре достал из кармана фляжку, посмотрел на нее и убрал назад. И тут же принялся крутить на пальце ключи с брелоком. На брелоке была фотография Клер.

– Вы слышали про Зиппо?

– Бойфренд Софи, – сказала Энджи.

– Да. Обратили внимание на то, что в последнее время его никто не видел?

– Обратили.

Он откинулся на диване, словно на приеме у психоаналитика, и поднял над головой ключи, покачивая ими. Тень от брелока с фотографией Клер пробегала по его лицу.

– В Брайтоне, рядом с Массачусетской платной автострадой, есть склад старого кинореквизита. У них целый этаж выделен под афиши. Половина из них – европейские. На втором этаже хранят реквизит и костюмы. Если хотите увидеть диплом по философии, который в фильме «Придорожное заведение» висел на стене у Суэйзи, то знайте, что он именно там, а не в Лос-Анджелесе. Складом заправляют русские. У них там до фига всего. Ковбойские штаны Шэрон Стоун из фильма «Быстрый и мертвый». Костюм йети из «Гарри и Хендерсоны». А вот на третий этаж никого не пускают. У них там что-то вроде подпольного родильного дома. – Он пошевелил пальцами. – Не забывайте, что я врач. На обычных детей, которые появляются на свет в легальных медицинских учреждениях, сразу заводят кучу документов. То есть у них появляется бумажный след, который ничего не стоит проверить. А детишки, родившиеся на складе кинореквизита в Брайтоне, никаких документов не имеют. И уже через три дня их куда-то переправляют самолетом. Многих уносят сразу после рождения.

– Как Клер, например? – Энджи наклонилась вперед и подперла щеку рукой.

Дре поднял палец.

– По плану именно это должно было произойти с Клер. Но в родильной палате находились не только мы с Софи. Там были еще Аманда и Зиппо. Я возражал против их присутствия. И без того нелегко отдать своего ребенка, а уж если видишь, как он появляется на свет, – тем более. Но Аманда, как всегда, настояла на своем. Поэтому мы все оказались там, когда Софи рожала. – Он вздохнул. – Роды были просто потрясающие. Все прошло идеально. Как в учебнике. С юными матерями иногда такое случается. Редко, но случается… – Он пожал плечами. – Мы передавали друг другу младенца, смеялись, плакали и обнимались. Я даже обнял Зиппо, хотя вообще-то терпеть его не мог. И вдруг открывается дверь. А за ней – Тимур. Здоровенный лысый мужик с огромными чернобыльскими ушами. Рожа такая, что и во сне не приснится. Подозреваю, его только родная мама могла любить, и то если была слепая. Не думайте, я не шучу. Он в самом деле родился в Чернобыле в середине восьмидесятых. Не человек, а мутант. Полный набор: алкоголик и наркоман. И он пришел забрать новорожденного. Явился почему-то раньше времени, обсаженный до полной невменяемости. К запястью у него был пристегнут кейс.

Картина понемногу прояснялась. В комнату вошли пятеро, двое умерли, но вышли четверо.

– Договариваться с ним было бессмысленно? – предположил я.

– Договариваться? – Дре выпрямился и убрал ключи в карман джинсов. – Тимур вломился, сказал: «Гони младенца» – и направился резать пуповину. Христом Богом клянусь, я в жизни не видел ничего страшнее. Я держу младенца, а он хватает хирургические ножницы и прет на меня. Минуту назад мы смеялись сквозь слезы и обнимались, и вот на меня прет чернобыльский мутант с хирургическими ножницами наперевес. И собирается перерезать пуповину. При этом один глаз у него закрыт, потому что он настолько угашен, что у него двоится в глазах. В этот момент Зиппо прыгнул ему на спину и перерезал ему глотку скальпелем. Вскрыл от уха до уха. – Дре на секунду закрыл лицо ладонями. – Ничего ужаснее я в жизни не видел, а я проходил интернатуру в отделении экстренной медицинской помощи. В Гэрри, штат Индиана.

Из спальни уже некоторое время не доносилось ни звука. Я встал.

Дре этого даже не заметил.

– А теперь самое интересное. Чернобыльский мутант Тимур даже с перерезанной глоткой ухитрился скинуть Зиппо с загривка. Тот упал на пол, и Тимур всадил ему в грудь три пули.

Я подошел к двери спальни и прислушался.

– Потом эта ошибка природы навела ствол на нас. Мы поняли, что сейчас умрем. Но тут глаза у него закатились, и он рухнул на пол. Мертвый.

Я легонько постучал в дверь спальни.

– Мы не знали, что нам делать. Что бы ни произошло, они бы нас, скорее всего, убили. Кирилл любил Тимура как преданного пса, каким тот, собственно, и являлся.

Я снова постучал в дверь и, не дождавшись ответа, толкнул ее. Она была не заперта. Я с порога оглядел пустую спальню. Ни младенца, ни Аманды.

Я обернулся к Дре.

– Сбежала? – безо всякого удивления в голосе спросил он.

– Да, – сказал я. – Сбежала.

– Она часто так делает, – сказал он, обращаясь к Энджи.

Мы стояли позади дома, оглядывая небольшой двор и гравийную дорожку, которая выходила на узкую грунтовку. На другой ее стороне располагался другой двор, окружавший белый викторианский особняк с зелеными ставнями.

– Значит, у вас была еще одна машина? – спросил я.

– Вы же частные сыщики. Разве вы не должны проверять такие вещи заранее? – Дре вдохнул чистый горный воздух. – Ручная коробка передач.

– Что?

– У Аманды в машине. У нее маленькая такая «хонда». Она поставила ее на нейтралку, скатила с холма, а потом свернула направо. – Он показал направление. – Секунд за десять добралась до дороги, завела мотор и переключилась на первую передачу. – Он присвистнул. – И укатила.

– Круто, – сказал я.

– Говорю же, она часто так поступает. Она легка на подъем. И если ей что-то не нравится, она просто сматывается. Она сюда еще придет.

– А что, если нет? – сказал я.

Он присел на стоявший на крыльце диванчик.

– А куда ей еще податься?

– Она «великий самозванец» в юбке. И может отправиться куда захочет.

Он воздел вверх указательный палец:

– Это верно. Но она этого не сделает. Все то время, пока мы с ней в бегах, я без конца твердил ей, что самое разумное – свалить в другую страну, на какой-нибудь тропический остров посреди океана. Но она и слышать об этом не хотела. Когда-то давно она была здесь счастлива, поэтому она постоянно будет стремиться сюда.

– Все это очень трогательно, – сказала Энджи, – но, когда над тобой нависает смертельная угроза, тебе не до сантиментов. А Аманда не производит впечатления сентиментального человека.

– И тем не менее. – Он вскинул руки. – Все именно так. – Дре обхватил себя за плечи. – Холодно. Пойду в дом.

Он исчез за дверью. Я последовал было за ним, но Энджи остановила меня, сказав:

– Подожди секунду.

Она прикурила сигарету. Руки у нее дрожали.

– Ефим угрожал нашей дочери?

– Это их обычный прием. Они всегда так делают, чтобы вывести тебя из равновесия.

– Он угрожал ей, да или нет?

Через полминуты я кивнул.

– Они добились своей цели. Я выбита из равновесия. – Она сделала несколько быстрых затяжек. Смотреть мне в глаза она избегала. – Ты дал слово Беатрис, что найдешь Аманду и вернешь ее домой. Насколько я тебя знаю, тебе легче сдохнуть, чем нарушить данное слово. Наверное, за это я тебя и люблю. Понимаешь?

– Понимаю.

– А ты понимаешь, как сильно я тебя люблю?

Я кивнул:

– Конечно. Ты даже не представляешь, насколько это для меня важно.

– Взаимно.

Она нервно улыбнулась и так же нервно затянулась сигаретой, дрожащей в ее пальцах.

– Ты должен сдержать данное слово. И я тебя в этом поддерживаю.

Я понял, к чему она клонит.

– Но ты никому не давала никакого слова.

– Именно. «Весь вопрос в том, кому ты даешь слово». – Она улыбнулась. Глаза у нее влажно заблестели.

– Я тебе передать не могу, до чего мне приятно, что ты цитируешь фильм «Дикая банда».

Она изобразила реверанс, но миг спустя ее лицо снова стало серьезным и обеспокоенным.

– Мне на них на всех наплевать, – сказала она. – Ты слышал, о чем говорил Дре? Он – не просто дерьмо. Он – исключительное дерьмо. Он торгует младенцами. Если бы в мире была справедливость, он бы сидел в камере, а не в теплой гостиной домика в симпатичном городке. А теперь выходит, что из-за них моя дочь в опасности? – Она указала на дом. – Меня такой расклад не устраивает.

– Я знаю.

– А я знаю, что они знают, что она в Саванне. И сегодня я буду ночевать с ней.

Я сказал ей, что уже предупредил Буббу и он уже кое-кого рекрутировал себе в помощники, но Энджи это не особенно успокоило.

– Все это замечательно, – ответила она. – Бубба – это Бубба, и он жизни не пожалеет, чтобы ее защитить, в этом я не сомневаюсь. Но я – мать. Мне надо быть рядом с ней. Сегодня же. Все равно какой ценой.

– За это я тебя и люблю. – Я взял ее руку в свои. – Ты ее мама. И ей нужна мама.

Она нервно рассмеялась и провела ладонью по глазам.

– А маме нужна она.

Она обвила руками мою шею, и мы поцеловались. На ледяном воздухе этот поцелуй казался особенно жарким.

Когда мы оторвались друг от друга, она сказала:

– В Леноксе ходит междугородный автобус.

Я покачал головой:

– Не болтай глупостей. Возьми джип. Оставишь на парковке в аэропорту. Если он мне понадобится, я его оттуда заберу.

– А как ты домой доберешься?

Я прикоснулся рукой к ее щеке, думая, как невероятно мне повезло, что я встретил ее, женился на ней и у нас родилась дочь.

– Ты можешь припомнить хоть один случай, когда я не смог добраться туда, куда мне надо?

– Ты – просто образец самостоятельности. – Она покачала головой. По щекам у нее уже лились слезы. – Хотя мы с дочкой потихоньку стараемся тебя от нее отучить.

– Я заметил.

– Да?

– Да.

Она обняла меня с такой силой, словно тонула в Атлантическом океане, а я был ее единственной надеждой на спасение.

Мы обошли дом и приблизились к джипу. Я отдал ей ключи. Она села в машину. Мы еще с минуту пристально смотрели друг на друга. Потом я отступил назад. Энджи запустила двигатель и взглянула на меня через стекло.

– Как так получается, что они могут найти нашу дочь в Джорджии, но не способны отыскать шестнадцатилетнюю девчонку в Массачусетсе?

– Хороший вопрос.

– Шестнадцатилетняя девчонка с младенцем на руках. В городке, где населения не больше двух тысяч человек?

– Иногда лучший камуфляж – это прятаться у всех на виду.

– Знаешь, если чуешь вонь, значит, где-то что-то протухло.

Я кивнул.

Она послала мне воздушный поцелуй.

– Когда увидишься с Габби, – попросил я, – сфотографируй ее и вышли мне фотографию.

– С удовольствием. – Она посмотрела на дом. – Не представляю, как я могла всем этим заниматься целых пятнадцать лет. И не представляю, как ты можешь это продолжать.

– Я предпочитаю об этом не думать.

Она улыбнулась:

– Брось заливать.

Я вернулся в дом. Дре сидел на диване и смотрел телевизор. Барбара Уолтерс с подругами обсуждали с Элом Гором проблему глобального потепления. Безмозглая блондинка с выпирающими, как у узницы концлагеря, ключицами требовала прокомментировать научную статью, в которой утверждалось, что в повышении температуры на земном шаре виноват коровий метеоризм. Эл улыбался. Он производил впечатление человека, с радостью сменившего бы свое пребывание в этой студии на процедуру колоноскопии, совмещенную с удалением зубного нерва. У меня загудел мобильник. Опять неопределившийся номер.

– Ефим звонит, – сказал я.

Дре выпрямился на диване.

– Он у меня.

– Что?

– Крест. – Он ухмыльнулся, как мальчишка. Полез к себе под футболку и вытянул кожаный шнур, на котором болтался толстый крест черного цвета. – Он у меня, детка. Можешь сказать Ефиму…

Я жестом велел ему замолчать и поднес телефон к уху.

– Привет, Патрик, паскуда.

Я улыбнулся:

– Привет, Ефим.

– Молодец я, да? Запомнил твою «паскуду».

– Молодец.

– Крест нашел?

Крест висел на груди у Дре. Черный, размером с мою ладонь.

– У меня твой крест.

Дре поднял вверх два оттопыренных больших пальца и расплылся в идиотической улыбке.

– Когда встретимся? Езжай в Грейт-Вудс.

– Куда?

– В Грейт-Вудс, говорю. Он же Твитер-сентер. Погоди секунду. – Я слышал, как он накрыл трубку ладонью и с кем-то заговорил. – Мне тут сказали, он больше не называется Грейт-Вудс или Твитер-сентер. Теперь он называется… Чего? Подожди секунду, Патрик.

– Комкаст-сентер, – сказал я.

– Он теперь называется Комкаст-сентер, – сказал Ефим. – Знаешь, где это?

– Знаю. Сейчас он закрыт. Не сезон.

– Поэтому нам никто не помешает. Поезжай к восточным воротам. Там будет вход. Встретимся около главной сцены.

– Когда?

– Через четыре часа. Захвати крест.

– А ты захвати Софи.

– Значит, ты и младенца принесешь?

– Пока что у меня на руках только крест.

– Говенная сделка получается, чувак.

– Другой не будет. Если хочешь, чтобы к вечеру субботы у Кирилла был крест…

– Тогда доктора привози.

Я посмотрел на Дре. Он то и дело сам себе улыбался и подхихикивал. Явно без медикаментов тут не обошлось.

– А кто сказал, что я знаю, где он?

Ефим вздохнул:

– Ты слишком умный, чтобы не знать, что мы знаем больше, чем говорим, что знаем.

Мне понадобилось не меньше секунды, чтобы постичь смысл произнесенных им слов.

– Мы?

– Я. Павел. Мы. А ты – часть плана, про который тебе пока знать не обязательно.

– Да неужели?

– Ага. Я играю в ее игру, а ты играешь в мою. Привози доктора.

– Зачем?

– Хочу ему кое-что сообщить. Лично.

– Мм… – протянул я. – Не уверен, что мне это нравится.

– Чувак, не беспокойся. Убивать его я не буду. Он мне нужен. Просто хочу ему лично объяснить, что мне очень хочется, чтобы он вернулся на работу. Так что захвати его с собой.

– Я у него спрошу.

– О’кей, – сказал Ефим. – До скорого. – И положил трубку.

Дре убрал крест назад под свитер, но я успел его рассмотреть. Попадись он мне в антикварной лавке, я предположил бы, что цена ему – пятьдесят долларов, не больше. Крест был из черного оникса, православный, с надписями на латыни сверху и снизу. В центре, над небольшим выступом, очевидно символизировавшим Голгофу, был выгравирован еще один крест с копьем и губкой.

– Что-то этот крест не похож на вещь, ради которой убили столько народу, – сказал Дре, запихивая крест под футболку.

– Большинство вещей, ради которых люди готовы убивать друг друга, выглядит не слишком впечатляюще.

– Но только не для тех, кто совершает эти убийства.

Я протянул руку:

– Почему бы тебе не отдать его мне?

Он улыбнулся во весь рот:

– Хрена лысого.

– Я серьезно.

– И я серьезно. – Он выпучил на меня глаза.

– Я не шучу. Я заберу его и обменяю. Какой тебе смысл рисковать своей задницей, особенно с такими типами, Дре?

Его улыбка стала еще шире.

– Ищи дураков. Можешь сколько хочешь строить из себя рыцаря в сияющих доспехах. Я на такие штучки не ведусь. Ты такой же, как все. Только и ждешь, как бы захапать крест себе. Он стоит столько же, сколько картины Ван Гога. Ты подумаешь, что надо бы поступить по справедливости, а потом будешь прикидывать, кому бы его толкнуть.

– А что же тогда ты сам не подсуетился?

– В смысле?

– Почему, говорю, ты сам его не продал?

– Потому что не знаю ни одного скупщика краденого. Я – просто картежник, сидящий на колесах, а не Вэл Килмер из «Схватки». Первый же человек, которому я покажу этот крест, застрелит меня, не успею я повернуться к нему спиной. А ты, держу пари, знаешь нужных людей. Знаешь, кому из уголовников можно доверять. Если бы ты смог, уже был бы на полпути к Мексике вместе с этой штуковиной.

– Ладно.

– Не верю я в твое бескорыстие.

– Ясное дело, не веришь, – сказал я. – Жалость какая. Только позволь поинтересоваться. Почему это Ефим все про нас знает, только не может нас найти?

– А что он про нас знает?

– Знает, что мы сейчас вместе. Он даже сказал, что игру завела Аманда, а мы все в нее играем.

– А ты еще сомневался?

Час спустя мы собирались отправиться в Комкаст-сентер в Мэнсфилде. Пока мы шли к «саабу» Дре, он снял с брелока ключ от машины и протянул его мне.

– Машина-то твоя, – сказал я.

– Учитывая, сколько я сегодня принял, вряд ли ты станешь настаивать, чтобы за рулем сидел я.

Я вел «сааб». Дре сидел рядом со мной, мечтательно глядя в окно.

– Ты не просто выпил, – сказал я.

Он повернулся ко мне:

– Ну, глотнул еще пару таблеток ксанакса. – И он снова уставился в окно.

– Пару? Или тройку?

– Вообще-то три. И догнал паксилом.

– То есть твой рецепт для ведения переговоров с русской мафией – бухло плюс колеса?

– Пока что я еще жив, – сказал он и начал покачивать брелоком с фотографией Клер у себя перед лицом, глядя на него мутным взглядом.

– Какого дьявола ты таскаешь с собой эту фотографию? – спросил я.

Он взглянул на меня:

– Потому что я ее люблю.

– Неужели?

Он пожал плечами:

– Ну, или что-то типа того.

Через полминуты он уже храпел.

При любом незаконном обмене крайне редко бывает, чтобы сторона, имеющая на руках все козыри, в последний момент не изменила место встречи. Это служит страховкой от нежелательного появления сил охраны правопорядка. Устанавливать «жучки» на ходу довольно сложно. К тому же гораздо легче обнаружить одетых в черное федеральных агентов, до зубов вооруженных микрофонами и фотоаппаратами с инфракрасными линзами, когда они судорожно пытаются окружить близлежащие кварталы.

Поэтому я предположил, что Ефим позвонит и в последнюю минуту перенесет место встречи, но все равно хотел заранее изучить ландшафт – на тот случай, если он этого не сделает. За свою жизнь я бывал в Комкаст-сентер с дюжину раз. Этот амфитеатр под открытым небом расположен в лесистой зоне штата Массачусетс. Именно здесь я видел, как Боуи выступал на разогреве у «Nine Inch Nails». Слушал Спрингстина и «Radiohead». А в прошлом году, когда приехал на концерт «Green Day», перед которыми на сцену вышли «The National», я решил, что умер и попал в рай. Иными словами, я более или менее прилично ориентировался на местности. Амфитеатр представляет собой полукруглую чашу, утопленную в еще более пологой чаше. Если подходить к ней с одной стороны, то дорога выведет тебя к амфитеатру; если с другой – то через некоторое время упрешься в парковку. В проходах во время концертов ставят ларьки, торгующие футболками, пивом, сладкой ватой, солеными крендельками и хот-догами длиной в фут.

Мы с Дре немного погуляли в окрестностях амфитеатра. С темнеющего неба падали редкие снежинки. Они мерцали, словно светлячки, и мгновенно таяли при соприкосновении с чем угодно – деревянным ларьком, землей или моим носом. Возле одного ларька, стоящего возле турникетов, я оглянулся и понял, что Дре рядом со мной больше нет. Я развернулся, поднялся по одному проходу и спустился по другому, повторяя только пройденный путь. Нашел место, где его следы разошлись с моими, и использовал его в качестве отправной точки. Я шел мимо ВИП-лож, направляясь к сцене, когда у меня зазвонил мобильник.

– Алло!

– Вы где? – раздался в трубке голос Аманды.

– Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос.

– Где я, не важно. Мне только что позвонили и сказали, что поменяют место встречи. Кстати, что это за встреча?

– Мы сейчас в Комкаст-сентер. А кто звонил?

– Мужик какой-то. Говорил с сильным русским акцентом. Другие идиотские вопросы будут? Он сказал, что Ефим не может до тебя дозвониться.

– Откуда у них твой номер?

– А откуда твой?

Ответа на этот вопрос у меня не было.

– Новое место встречи – железнодорожный вокзал.

– Какой?

– В Доджвилле.

– В Доджвилле? – переспросил я. Это название было мне смутно знакомо. Кажется, я встречал его на посылках, когда студентом подрабатывал на почте, но на карте найти не смог бы. – А где это вообще?

– Если верить карте, на которую я сейчас смотрю, тебе нужно выехать на Сто пятьдесят второе шоссе и двигаться на юг. Там недалеко. Они сказали, чтобы из машины вышел кто-нибудь один из вас. С крестом. Как я понимаю, крест у вас?

– Да. Он у Дре.

– Они сказали принести крест. Иначе они убьют Софи у вас на глазах. А потом убьют вас.

– А где?..

Она положила трубку.

Я спустился вниз и увидел Дре, сидящего на краю сцены.

– Место встречи изменилось.

Удивленным он не выглядел.