Текст книги "Патрик Кензи (ЛП)"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 123 страниц)

С залива пронесся порыв ветра, и рядом со мной встала Энджи. Машина подалась чуть вправо, потом рывком опустилась ниже еще на дюйм.

– О нет, – сказал Джей и засмеялся слабым смехом. – Нет, нет, нет!

– Джей, – сказала Энджи, – я лезу.

– Ты лезешь? – воскликнул я. – Нет. Я же могу протянуть руки дальше.

Она перелезла через ограждение.

– Но у тебя ноги больше, а рука твоя в ужасном виде. Ты хоть пошевелить ею можешь?

Ответа она ждать не стала. Ухватившись за непокоробленную часть ограждения, она стала продвигаться к машине. Я шел вровень с ней, и правая рука моя была в дюйме от ее руки.

Под новым порывом ветра с дождем мост словно покачнулся.

Энджи добралась до машины, и я крепко, обеими руками, ухватил ее за правую руку, когда она наклонилась, присев на корточки в неудобной напряженной позе.

Свесившись с ограждения, она протянула левую руку, и в этот момент до нас издали донесся вой сирен.

– Джей, – сказала она.

– Да?

– Я не могу дотянуться.

Она напряглась изо всех сил, и я сильнее сжал ее руку, чувствуя, как надуваются под кожей ее жилы и как пульсирует в них кровь, но пальцы Энджи не могли ухватить ручку перевернутой дверцы машины.

– Ты сейчас должен помочь мне, Джей.

– Как?

– Ты дверцу открыть не можешь?

Джей изогнул шею, пытаясь найти ручку.

– Мне никогда еще не случалось висеть в машине вниз головой, знаешь ли.

– А я никогда еще не свисала с моста на высоте трехсот метров над водой, – сказала Энджи. – Так что мы квиты.

– Я нащупал ручку, – сказал он.

– Теперь толкни дверь, открой ее и тянись к моей руке, – сказала Энджи, и тело ее слегка качнулось от ветра.

Щурясь от дождя, проникавшего в окошко, он надул щеки, затем выдохнул воздух.

– Мне кажется, что если я двинусь хоть на дюйм, эта хреновина опрокинется.

– Надо рискнуть, Джей! – Ее рука чуть не выскользнула из моей, я сжал ее руку, и пальцы Энджи опять впились в меня.

– Ага, – отозвался Джей, – однако скажу тебе, я…

Машина накренилась, и вся махина моста громко скрипнула; на этот раз звук был пронзительно высокий, отчаянный, как крик, и поврежденный цемент, удерживавший машину, стал крошиться.

– Нет, нет, нет, – сказал Джей.

И машина рухнула с моста.

Энджи вскрикнула и отпрянула от машины, когда покоробленное металлическое кольцо задело ее плечо. Я сжал изо всех сил ее руку и перетащил ее, брыкающуюся в воздухе, через ограждение.

Прижавшись лицом к моему лицу и обвив рукой мою шею, с колотящимся о мои бицепсы сердцем, которому вторило, громыхая мне в уши, мое собственное колотящееся сердце, она глядела вместе со мной на то место, куда рухнула машина Джея, рухнула, пронесясь сквозь струи дождя, и исчезла в темноте.

25

– С ним будет все в порядке? – спросил инспектор Джефферсон у фельдшера, трудившегося над моим плечом.

– У него повреждена скапула. Может быть, перелом. Без рентгена сказать трудно.

– Что повреждено? – спросил я.

– Лопаточная кость, – пояснил фельдшер. – Определенно повреждена.

Джефферсон посмотрел на него сонным взглядом и медленно покачал головой.

– Ну, какое-то время он продержится, а там его и доктор посмотрит.

– Черт, – сказал фельдшер и тоже покачал головой. Он туго перевязал меня, начиная от подмышки, через плечо, ключицу, спину и грудь и вновь заканчивая подмышкой.

Инспектор Карнел Джефферсон не сводил с меня своего сонного взгляда и тогда, когда фельдшер уже кончил со мной возиться. На вид Джефферсону было под сорок – стройный чернокожий парень среднего роста и комплекции, с мягким подвижным ртом, в углах которого постоянно играла ленивая улыбка. На нем был легкий синий плащ поверх рыжевато-коричневого костюма, а незастегнутый ворот белой рубашки был повязан цветастым розово-синим шелковым галстуком, чуть-чуть сбившимся на сторону. Волосы он стриг так коротко, и так плотно они прилегали к черепу, что было непонятно, зачем вообще он не сбривает их окончательно; дождь заливал ему лицо, но он даже не смаргивал капли.

Он казался симпатягой – с таким хорошо поболтать в спортзале, может быть, даже выпить пару стаканчиков после работы. Такие парни обычно души не чают в своих детях, а если и дают волю сексуальным фантазиям, то не иначе как с женой.

Однако мне попадались такого рода полицейские, и надо сказать, что иметь с такими дело не слишком-то приятно. На допросе или в суде, где он дает показания, такой симпатяга, не успеешь мигнуть, превращается в хищную акулу. Чернокожий в южном штате никогда бы не смог дослужиться до инспектора, имей он привычку корешиться с подозреваемыми.

– Итак, мистер Кензи, не правда ли?

– Угу.

– И вы частный сыщик из Бостона? Верно?

– Я вам так и сказал.

– Хм… Хороший город?

– Бостон?

– Да. Хороший город?

– Мне нравится.

– Говорят, осенью он особенно красив. – Губы его сморщились, и он кивнул. – А еще говорят, негров там не очень-то жалуют.

– Дураков везде хватает, – сказал я.

– О, конечно! Хватает. – Он потер ладонью голову и секунду глядел вверх на моросящий дождь, потом сморгнул капли дождя. – Дураков везде хватает, – повторил он. – Ну, коль скоро мы стоим здесь под дождем и тихо-мирно обсуждаем расовые отношения и сколько кругом дураков и все такое прочее, почему бы вам не рассказать о парочке погибших здесь дураков, из-за которых застопорилось движение на моем мосту?

Его ленивые глазки нашли мои глаза, и на секунду во взгляде его мелькнуло что-то от акулы, мелькнуло и исчезло.

– Тому, кто поменьше, я дважды выстрелил в грудь.

Он вздернул брови.

– Я заметил. Верно.

– А моя партнерша пристрелила второго, когда он навел на меня автомат.

Он оглянулся на Энджи. Та сидела наискосок, в другой карете «скорой помощи», и фельдшер протирал спиртом царапины на ее лице, ногах и шее, а коллега Джефферсона, детектив Лайл Вандемейкер, допрашивал ее.

– Знаешь, парень, – присвистнув, проговорил Джефферсон, – партнерша твоя должна быть экстракласс, если может пришить дурака, прострелив ему горло с расстояния в десять метров и под проливным дождем. Удивительная женщина!

– Так и есть, – сказал я. – Она удивительная женщина.

Он погладил подбородок и кивнул своим мыслям.

– Скажу вам, что меня смущает, мистер Кензи. Мне хочется разобраться, кто тут на самом деле дурак. Понимаете, о чем я? Вы вот утверждаете, что дураками были двое погибших, и мне хочется вам верить. Допустим. Черт знает, как мне хочется сказать вам: «Ну ладно!» – и, обменявшись рукопожатиями, отпустить вас обратно в Бостон. Я говорю это совершенно искренне, честное слово! Ну а если – можно ведь сделать такое предположение – вы обманываете меня и настоящие дураки здесь вы и ваша партнерша, не будет ли с моей стороны верхом идиотизма вас отпустить, а? Тем более что свидетелей у нас пока что нет, и единственное, на что мы можем опираться, это ваши слова противу слов тех двух парней, которые слов этих произнести не могут, потому что вы, как бы это выразиться, произвели в них несколько выстрелов и они погибли. Вы следите за ходом моей мысли?

– В целом да, – сказал я.

По другой стороне моста транспорт шел гуще, чем это можно было ожидать в три часа утра, потому что две полосы, по которым обычно машины шли на юг, полиция теперь разделила, отдав одну полосу машинам, двигавшимся в южном направлении, другую же – двигавшимся на север. Каждая машина на той стороне моста замедляла ход, так как водитель пытался разглядеть, почему народ толпится на этой. На аварийной полосе замер черный джип с двумя ярко-зелеными досками для серфинга. Сигнальные огни машины посверкивали.

Во владельце машины я узнал того самого парня, который кричал мне что-то издали, как раз перед тем, как я застрелил Недотепу.

Это был загорелый худой парень с выгоревшими патлами светлых волос, без рубашки. Он стоял позади своего джипа и о чем-то оживленно беседовал с двумя копами. Несколько раз он указал в мою сторону.

Его спутница, молодая женщина, такая же худая и светловолосая, как и он, прислонилась к капоту машины. Встретившись со мной взглядом, она весело, как старому знакомому, помахала мне рукой.

Я заставил себя помахать ей в ответ, как того требовала вежливость, после чего повернулся к своему ближайшему окружению.

Нашу сторону моста загораживали «лексус» и «челика», а также шесть или семь зелено-белых патрульных машин, несколько машин без опознавательных знаков, две пожарные машины, три кареты «скорой помощи» и черный грузовой фургон с желтой надписью: «Береговая служба графства Пайнлас». За несколько минут до этого фургон сбросил с моста со стороны Сент-Пита четырех водолазов, и сейчас они работали в воде, ища тело Джея.

Джефферсон глядел на пробоину, которую оставила в ограждении машина Джея. Залитая светом красных фар пожарной машины, пробоина казалась кровавой раной.

– Вы здорово уделали мой мост, мистер Кензи, не правда ли?

– Это не я, – сказал я, – это два этих погибших дурака.

– Это вы так говорите, – сказал он. – Вы.

Фельдшер пинцетом удалял осколки стекла и камешки, впившиеся в кожу моего лица, запутавшиеся в волосах, а меня передернуло оттого, что за сверкающими фарами и темной моросью дождя я вдруг увидел толпу, начавшую собираться по другую сторону нашей баррикады. В три часа утра они поднялись на мост лишь за тем, чтобы самолично стать свидетелями насилия. Наверное, телевидения им было мало. Как мало им было и собственных их жизней. Им всего было мало.

Фельдшер извлек откуда-то из середины моего лба порядочный осколок, и из отверстия моментально хлынула кровь и, залив мне переносицу, стала проникать в глаза. Я несколько раз моргнул, а он схватил какую-то марлю, веки мои задрожали, а с ними задрожали и огни машин вокруг, и в мигающем свете передо мной в толпе вдруг мелькнули медового цвета волосы и такая же кожа.

Я подался вперед, вглядываясь в дождь и огни, и увидел ее опять, увидел на одну секунду, но решил, что это мне изменяет зрение, пострадавшее от удара, потому что такого не могло быть.

А может быть, могло?

На одно мгновение сквозь дождь, огни, сквозь пелену крови, застилавшую мне глаза, я скрестил взгляд с Дезире Стоун.

И потом она исчезла.

26

Солнечный мост соединяет два графства. Графство Мэнати на южной его стороне включает в себя Брадентон, Лонгбоут-Ки, а также Анна-Мария-Айленд. Графство Пайнлас на северной стороне состоит из Сент-Питерсбурга, Сент-Питерсбург-Бич, Голфнорта и Пайнлас-Парка. Сент-Питерсбургская полиция прибыла на место происшествия первой со своими водолазами и пожарными машинами, так что после легкой перепалки с управлением полиции Брадентона нас спустили с моста и повезли на север полицейские Сент-Пита.

Когда мы съехали с моста – Энджи, запертая в хвостовом отсеке одной полицейской машины, я же – на заднем сиденье другой, – четыре водолаза, с ног до головы затянутые в черные резиновые костюмы, вытащили из залива Тампа и положили на берег тело Джея.

Мы проезжали мимо, и я поглядел из окна. Мокрое тело лежало на траве; оно было белым, как брюхо у рыбы. Темные волосы Джея, слипнувшись, обрамляли лицо, глаза были плотно закрыты, а лоб пробит.

Если бы не дырка во лбу, можно было подумать, что он спит – таким спокойствием веяло от него. На вид он казался лет четырнадцати.

* * *

– Ну вот, – сказал Джефферсон, возвратившись в комнату для допросов, – у нас для вас плохие новости, мистер Кензи.

Голова моя пульсировала болью с такой силой, словно под черепной коробкой у меня поселился целый полк девушек-барабанщиц, во рту был вкус высушенной на солнце кожи. Я не мог пошевелить левой рукой, не смог бы пошевелить ею, даже если бы мне позволяли бинты, а царапины на голове и лице запеклись и вспухли.

– В каком смысле? – выдавил я.

Джефферсон бросил на стол между нами картонную папку, снял пиджак и повесил его на спинку стула, прежде чем сесть.

– Этот мистер Грэм Клифтон… Как вы его называли там, на мосту, – Недотепа?

Я кивнул.

Он улыбнулся:

– Мне понравилось. Так вот, этот Недотепа получил три пули. Все они выпущены из вашего оружия. Первая прошила его сзади и вышла через правую грудь.

– Я говорил вам, что стрелял по движущейся машине, – сказал я, – и мне показалось, что попал.

– И правильно показалось, – сказал он. – А потом, когда он вышел из машины, вы дважды выстрелили в него, да, да! Но не это плохие новости. Плохие новости – это то, что вы сказали мне, что этот Недотепа работал на Тревора Стоуна из Марблхеда, Массачусетс.

Я кивнул.

Задержав на мне взгляд, он медленно покачал головой.

– Погодите, – сказал я.

– Мистер Клифтон работал в «Буллок Индастрис», разведывательной и внедренческой компании, расположенной в Бакхеде.

– Бакхеде? – переспросил я.

Он кивнул:

– Это в Атланте, Джорджия. А в Бостоне, насколько нам известно, мистер Клифтон никогда не был.

– Ерунда какая, – сказал я.

– Боюсь, что нет. Я беседовал с его квартирным хозяином, его шефом в Атланте, с его соседями.

– Соседями, – повторил я.

– Ну да, вы же знаете, что такое соседи – люди, которые живут с вами рядом, видят вас ежедневно, здороваются с вами. Так вот целая куча таких соседей в Бакхеде клянутся, что в последние десять лет видели мистера Клифтона в Атланте чуть ли не ежедневно.

– А что насчет мистера Кушинга? – спросил я, и девушки-барабанщицы в моей черепной коробке разом ударили в цимбалы.

– Тоже служил в Атланте. Отсюда и номера штата Джорджия на «лексусе». Что же до вашего мистера Стоуна, он был порядком обескуражен, когда я позвонил ему. Судя по всему, этот отошедший от дел бизнесмен сейчас умирает от рака и нанял вас для поисков дочери. Зачем вас понесло во Флориду, он понятия не имеет. Говорит, что последний раз общался с вами пять дней назад. Честно говоря, он думает, что вы сбежали с деньгами, которые он вам дал. Ну а о мистере Клифтоне, как и о мистере Кушинге, он слыхом не слыхивал.

– Инспектор Джефферсон, – сказал я, – а вы проверили, кто числится владельцем «Буллок Индастрис»?

– А как вы думаете, мистер Кензи?

– Конечно, проверили.

Он кивнул и заглянул в папку.

– Конечно, проверил. Фирма относится к «Мор и Весснер Лимитед», британскому холдингу.

– А кто владеет холдингом?

Он поглядел в записи.

– Сэр Альфред Ллевин, английский граф, по слухам, близок к королевской семье, играет в пул с принцем Чарльзом и в покер с королевой, так что вот, если желаете.

– А Тревор Стоун тут ни при чем, – сказал я.

– Ни при чем, если он не английский граф. Но он ведь не английский граф, так? И вы это точно знаете?

– А Джей Бекер? – спросил я. – Что смог сообщить вам мистер Стоун о нем?

– То же, что и о вас. Мистер Бекер сбежал с деньгами мистера Стоуна.

Зажмурив глаза от ослепительно яркого света флуоресцентных ламп над головой, я попытался усилием воли утихомирить громыхание в голове. Не помогло.

– Инспектор, – сказал я.

– Да?

– Что, по вашему мнению, произошло вечером на мосту?

Он откинулся в кресле.

– Рад, что вы задали мне этот вопрос, мистер Кензи. Рад.

Из нагрудного кармана рубашки он вытащил пачку жевательной резинки и предложил резинку мне. Когда я отрицательно качнул головой, он пожал плечами и, развернув бумажку, сунул одну резинку в рот и с полминуты жевал ее.

– Каким-то образом вы и ваша партнерша разыскали Джея Бекера, но скрыли это от всех. Вы решили бежать, прихватив с собой деньги Тревора Стоуна, но двести тысяч, которые он вам дал, вы посчитали суммой недостаточной.

– Двести тысяч, – проговорил я. – Он сказал вам, что заплатил нам двести тысяч?

Он кивнул.

– Итак, вы нашли Джея Бекера, но тот, заподозрив неладное, попытался от вас улизнуть. Вы настигли его на Солнечном мосту и, маневрируя, хотели отрезать ему путь, но планам вашим помешали два ни в чем не повинных бизнесмена, случившиеся тут на мосту. В темноте, под дождем, все вышло не так, как было задумано. Все три машины столкнулись. Машина Бекера грохнулась с моста. Это бы еще ничего, но надо было что-то делать с двумя свидетелями. Вот вы и пристрелили их, а потом выстрелом разбили их заднее стекло, чтобы дело выглядело так, словно вы стреляли из машины. Вот как все было. Не отвертитесь.

– Вы сами не верите своей версии.

– Почему это?

– Потому что версии глупее этой мне еще не приходилось слышать. А вы вовсе не глупы.

– Ну, выдайте мне еще парочку комплиментов, мистер Кензи! Пожалуйста!

– Мы охотились за деньгами Джея Бекера, так?

– За сотней тысяч, которую мы обнаружили в багажнике «челики». На этих деньгах полно его отпечатков пальцев. Именно эти деньги я имею в виду.

– За сотню тысяч мы выкупили его из тюрьмы. Зачем бы нам было это делать, меняя одну кучу денег на ровно такую же?

Он не сводил с меня своего по-акульи хищного взгляда и молчал.

– Если мы расстреляли в упор Кушинга и Клифтона, откуда тогда следы пороха на его руках? А ведь они есть, не правда ли?

Ответа не последовало. Он пристально глядел на меня, выжидая.

– Если мы спихнули Джея Бекера с моста, то почему его машина так искорежена «лексусом»?

– Продолжайте, – сказал он.

– Вы знаете, сколько я беру за розыски пропавшего?

Он покачал головой.

Я назвал ему цифру.

– Вы можете убедиться, что сумма эта катастрофически меньше двухсот тысяч долларов, не так ли?

– Так.

– И зачем бы Тревору Стоуну платить целых четыре сотни тысяч, и это самое меньшее, двум разным частным сыщикам, поручая им поиски дочери?

– Человек в отчаянном положении. Он при смерти. Он хочет возвращения дочери домой.

– И бросает на это чуть ли не полмиллиона долларов? Это ведь не шутка, такая сумма.

Он протянул ко мне правую руку ладонью вверх.

– Пожалуйста, – сказал он, – продолжайте.

– X… стану я продолжать! – сказал я.

Передние ножки его кресла опустились на пол.

– Простите, что вы сказали?

– То, что слышали. X… стану я продолжать! И х… вам! Версия ваша трещит по всем швам. И мы оба это знаем. Как знаем и то, что в суде ее в два счета разобьют. Присяжные просто хохотать будут.

– Вот как?

– Да, вот так. – Я взглянул на него, а затем в двойное зеркальце, висевшее над его плечом, чтобы его начальство, или кто там смотрел в это зеркальце, тоже увидел мои глаза. – Я так полагаю, что у вас имеется три трупа, покореженный мост и газетные заголовки на первых страницах. А противу всего этого – лишь одна разумная версия, та, которую вот уже двенадцать часов как втолковываем вам я и моя партнерша. Но вы не имеете подтверждающих свидетельств этой версии. – Я скрестился с ним взглядом. – Или же имеете, но говорите, что не имеете.

– Говорю, что не имею? Это в каком же смысле, мистер Кензи? Ну давайте же, не стесняйтесь, выкладывайте!

– На другой стороне моста был человек. По виду любитель серфинга. Я помню, как после вашего прибытия с ним беседовали полицейские. Он видел происходившее. По крайней мере, частично.

Джефферсон улыбнулся. Улыбнулся широко, во весь свой зубастый рот.

– Джентльмен, на которого вы ссылаетесь, – сказал он, заглядывая в свои бумаги, – имеет семь предупреждений, в частности, за вождение в нетрезвом виде, хранение марихуаны, хранение кокаина, а также хранение у себя аптечного «экстази», за хранение…

– Вы говорите мне о том, что он хранил у себя наркотики. Я это понял, инспектор. Но какое это имеет отношение к тому, что он видел на мосту?

– Разве мама не учила вас, что перебивать людей невежливо? – Он погрозил мне пальцем. – Джентльмен, на которого вы ссылаетесь, ехал с просроченной лицензией, и при проверке его дыхания на наркотики был обнаружен каннабис. Мы задержали его почти в ту же минуту, как съехали с моста.

Я наклонился к нему через стол. Попав прямо в лучи его привычно-жесткого взгляда. Выдержать это, уж поверьте, было нелегко.

– Кроме меня с моей партнершей и наших еще дымящихся пушек, у вас имеется лишь свидетель, которому вы отказываетесь верить. Таким образом, отпустить нас вы не собираетесь, верно, инспектор?

– Вы правильно все поняли, – ответил он. – Расскажите-ка, как было дело, еще раз.

– Не-а.

Он скрестил руки на груди и улыбнулся:

– Не-а? Вы, кажется, так сказали?

– Да, я сказал именно так.

Он встал и, подняв кресло, перенес его через стол к моему стулу. Потом сел и зашептал мне в ухо, касаясь его губами:

– Ты в моих руках, Кензи, понятно? Ты наглая белая сволочь, ирландец вонючий, я с первого взгляда это понял, и я ненавижу тебя. А вот теперь скажи мне, что ты будешь делать?

– Требовать своего адвоката.

– Я этих слов не слышал, – шепнул он.

Не обращая на него внимания, я хлопнул по столу рукой.

– Я требую своего адвоката! – вскричал я, обращаясь к тем, кто находился за зеркальцем.

27

Мой адвокат Чезвик Хартман вылетел из Бостона через час после моего к нему звонка в шесть часов утра.

Когда в полдень он прибыл в управление полиции Сент-Питерсбурга, они изобразили полное неведение. Так как происшествие случилось на ничейной земле между графствами Пайнлас и Мэнати, они отправили его в графство Мэнати, в управление полиции Брадентона, сделав вид, что не знают, где мы находимся.

В Брадентоне же одного взгляда на костюм Чезвика ценой в две тысячи долларов и его дорожную сумку от «Луиса» полицейским оказалось достаточно, чтобы помурыжить его еще. Когда он вернулся в Сент-Пит, стрелки приближались уже к трем часам, стояла нестерпимая жара, и Чезвик тоже пышел жаром.

Я знаю трех людей, с которыми никогда не посоветовал бы связываться. Говоря «никогда», я говорю это совершенно серьезно. Один из них – Бубба, и причина этого должна быть вам понятна. Второй – это Девин Амронклин, коп из бостонского убойного отдела. Ну а третий, однако, это несомненно Чезвик Хартман – с последним связываться, думаю, опаснее, чем даже с Буббой или Девином, так как в арсенале его имеется несравненно больше оружия.

Один из лучших юристов по уголовным делам не только в Бостоне, но и во всем графстве, он берет примерно восемьсот долларов за час своей работы. И он всегда нарасхват. Живет он на Бикон-Хилл, имеет дом в Аутер-Бэнкс в Северной Каролине и летнюю виллу на Майорке. У него также имеется сестра Элиза, которой я несколько лет назад помог выпутаться из опасной ситуации. С тех пор Чезвик отказывается брать с меня деньги и готов пролететь 1400 миль через час после моей просьбы.

Но конечно, это перекореживает все его расписание, и когда еще вдобавок эти туземные копы отнимают его время своим недоброжелательством, его портфель и монблановская ручка превращаются в ядерную ракету и пусковой механизм.

Сквозь грязное окно комнаты для допросов я мог видеть помещение для инструктажа с жалюзи еще более грязными, и через двадцать минут после того, как Джефферсон оставил меня, там разразилась буря – в заставленное столами помещение ворвался Чезвик, а за ним целая орава полицейского начальства.

Полицейские ругались с Чезвиком и между собой, упоминая Джефферсона и какого-то лейтенанта Граймса, и когда Чезвик, распахнув дверь комнаты для допросов, вошел ко мне, среди полицейских был уже и Джефферсон.

Едва взглянув на меня, Чезвик тут же сказал:

– Дайте моему клиенту воды. Немедленно!

Один из полицейского начальства вернулся в помещение для инструктажа, остальные же гуськом потянулись ко мне. Чезвик склонился надо мной, разглядывая мое лицо.

– Вот хорошо. – Он покосился через плечо на потного седовласого полицейского с нашивками капитана на кителе. – По меньшей мере, три из его порезов на лице нарывают. Как я понимаю, плечо у него, возможно, сломано, но за бинтами мне ничего не видно.

– Знаете ли… – промямлил капитан.

– Сколько времени вы здесь находитесь? – спросил он меня.

– С трех сорока шести утра, – ответил я.

Он взглянул на свои часы:

– А сейчас четыре дня.

Он вскинул глаза на потного капитана.

– Ваше отделение виновно в нарушении гражданских прав моего клиента, а это преступление перед федеральным законодательством.

– Ерунда, – сказал Джефферсон.

Когда на стол передо мной были поставлены графин с водой и стакан, Чезвик, повернувшись к полицейским, поднял графин и достал из нагрудного кармана носовой платок. Он смочил платок водой, брызнув на ботинки Джефферсона.

– Слыхали о Родни Кинге, патрульный Джефферсон?

– Инспектор Джефферсон, – поправил его тот, разглядывая свои мокрые ботинки.

– Ну, это пока я еще не разделался с вами. – И Чезвик опять повернулся в мою сторону и принялся смачивать мокрым платком мои порезы. – Чтобы вам все стало окончательно ясно, джентльмены, вы сели в лужу. Не знаю, как делаются дела у вас здесь, и не хочу знать, но вы продержали моего клиента в невентилируемой каморке больше двенадцати часов, а это означает, что, какие бы показания он ни дал, судом они приняты не будут.

– Здесь есть вентиляция, – сказал полицейский, и глаза его сверкнули.

– В таком случае включите кондиционер, – сказал Чезвик.

Полицейский уже направился к двери, но тут же остановился и покачал головой, так как понял, какую глупость сморозил. Когда он вернулся, Чезвик встретил его улыбкой:

– Выходит, что кондиционер в этой комнате был отключен намеренно. Сделайте себе зарубку, джентльмены, так как основания для привлечения вас к суду у меня уже есть и число их множится каждую минуту. – Он отнял от моего лица платок и передал мне стакан воды. – Еще какие-нибудь жалобы, Патрик?

В три секунды я выдул полный стакан.

– Они грубо разговаривали со мной.

Он скупо улыбнулся мне и похлопал по плечу, отчего я готов был взвыть.

– Отныне разговаривать с ними буду я.

Джефферсон выступил вперед, приблизившись к Чезвику.

– Ваш клиент трижды выстрелил в человека. Его партнерша прострелила горло другому. Третий был сброшен с моста прямо в автомобиле, отчего и почил в водах залива Тампа.

– Знаю, – сказал Чезвик. – Я видел пленку.

– Пленку? – отозвался Джефферсон.

– Пленку? – отозвался потный капитан.

– Пленку? – отозвался я.

Чезвик сунул руку в портфель и швырнул на стол видеопленку.

– Это копия, – сказал он. – Оригинал находится в фирме «Миган, Фибел и Элденберг» в Клируотере. Пленка была им доставлена в девять утра частным курьером.

Джефферсон взял в руки пленку, и из-под волос на лбу у него выкатилась тонкая струйка пота.

– Вот, угощайтесь, – сказал Чезвик. – Пленка была заснята человеком, ехавшим на юг и проезжавшим по Солнечному мосту в момент, когда все это происходило.

– Кто он? – спросил Джефферсон.

– Это женщина по имени Элизабет Уотерман. Насколько мне известно, ночью на мосту вы арестовали ее возлюбленного, Питера Мора, за управление транспортным средством в нетрезвом состоянии и кучу других нарушений. Насколько мне известно, он дал вашим людям показания, подтверждающие видеозапись, но вы посчитали возможным проигнорировать эти показания, так как трубка, в которую он дышал, зафиксировала наркотики.

– Это вранье, – сказал Джефферсон и обернулся к коллегам, ища у них поддержки. Не получив ее, он так сжал в руке пленку, что я подумал, будто ей конец.

– Запись вышла немного туманной из-за дождя, а также потому, что снимавшая волновалась, – сказал Чезвик, – но большая часть происшествия зафиксирована.

– Вы меня разыгрываете, – сказал я и рассмеялся.

– Да что, я совсем уж того, как вы думаете? – произнес Чезвик.